– …Это явная несправедливость всё же – ведь мастер сам велел в болезни быть с ним построже, но мы же мастера не лупили же по роже и по жизненно важным органам тоже, ни минуты не спали ни сидя, ни лёжа, а если и вздремнём – и то в одёже; мы же, к тому же, профессиональных санитаров нисколько не хуже; мы всегда держали вас на контроле, как и положено нам по роли – и в Глазго, и в Абердине, и в Бристоле, увы, не позавидуешь нашей доле, сэр, уж вы бы простили нас, что ли – ошибочка вышла, херню спороли; а главный виновник, что заманил малых пташек в колючий терновник, – старый Макдоннеган, горе-садовник; он целую флягу зарыл от бабы в теплице, как же нам было слегка не причаститься, ведь молекула виски совсем небольшая частица, я-то знаю, я в школе успел поучиться, да и много ли в такой фляге уместится? Думаем, куда торопиться – пока-то там мастер проспится, встанет, умоется, побреется… Возвращаемся в дом – а там вон чё деется!

Всё это излагал Питер Ларкин в своём жалком рэпе оправдания, не забывая приплясывать так, что все предметы в квартирке гражданки Беспрозванных подпрыгивали, а в питьё и закуску соседей снизу падали куски штукатурки и домашние насекомые. На своё счастье, соседи забылись здоровым пьяным сном.

Джо Макмерри рэпом не баловался, зато он нажимал воображаемые клапаны у себя на животе, а голосом искусно имитировал звуки волынки, взывая к патриотическим чувствам герцога Блэкбери-старшего. Пёсик Никифор ему старательно и, главное, в тон подвывал. Катя Беспрозванных изнемогала от хохота.

– Они ведь лучше Деда Мороза со Снегурочкой, правда, мам? Можно, мы оставим их у себя?

Это безумное предложение развеяло чары и вернуло всех присутствующих в разум – Ларкин и Макмерри занимали практически весь объём этого странноприимного дома, вытесняя даже воздух…

– Не хотелось бы мне туда ехать, – сказала Алевтина, – но сами вы не местные, трудно вам будет…

– А без меня они Муллиана вообще не найдут, – сказала Катя. – Если он сам не захочет.

– Пошли – нам ещё в магазин надо, – скомандовала Вера Игнатьевна. – Сэр Родерик, вы, как говорится, только щёки надувайте. Вы не знаете, как с этой публикой разговаривать, а я ой как знаю… И предупредите своих бодигардов, чтобы не вздумали в сиротском доме свой номер показывать! Они хоть о транспорте-то позаботились?

…Ларкин и Макмерри уж так позаботились о транспорте, что кум Понсиано похолодел: у подъезда стоял проклятый розовый лесбовоз, и глядеть на который с души воротило. Правда, зловещие символы были смыты заодно с дорожной грязью, и на капоте сияла искусно привинченная латунная табличка с гравировкой: «Питеру Ларкину и Джозефу Макмерри на память о совместной борьбе с бандитизмом – от коллектива Малютинского областного УВД».

Вера Игнатьевна перевела, и барселонец со старшим герцогом поглядели на босоногих негодяев с невольным уважением.

Внутри, правда, всё эротическое оборудование растащили, зато теперь в лимузин могло уместиться множество людей – только что сидеть приходилось на полу. На смену прежнему гнусному запаху пришёл бодрящий аромат свежевыпитой здесь водки. С таким же бодрым настроением покатили в ближайший торговый центр…

Без проводниц учительница и барселонец нипочём не нашли бы нужное заведение – детский дом находился на самой окраине Малютина, с одной стороны теснимый строящимся небоскрёбом, с другой – кирпичными особняками, которые здесь, в глубинке, ещё и не жгли по-настоящему. Видно было, что сроки его сочтены – березняк, окружавший старое двухэтажное здание, уже вовсю вырубали. Катя сидела рядом с шофё-ром (герцог, вздохнув, признался, что у него есть опыт вождения этого дива) и давала указания, то и дело путая левую и правую руки.

Здоровенный вахтёр, что сидел внизу, хотел было сказать что-то очень грубое, но проглотил несказанное, поглядев на Ларкина и Макмерри. Получив от герцога-папы очередное отпущение грехов, они тут же обнаглели, сменили стиль, купив себе джинсы и ковбойские шляпы, и ходили теперь в обнимку, хватая друг друга за задницы – пародировали героев полузабытого фильма «Горбатая гора». Но и в таком виде обуви они не признавали.

Вахтёр бурчал вслед что-то о совещании у директора. Как будто это могло кого-то остановить!

В доме пахло чем-то неистребимо казённым и малосъедобным – в нормальных условиях такой запах не существует. Должно быть, баллоны с этим зловещим газом, заправленные в некоем тайном бункере, развозят потом по всей стране – по тюрьмам, по больницам, по богадельням, по благотворительным столовым…

– Верита, у нас дома для сельского мальчишки не было страшней угрозы, чем отдать на воспитание в монастырь, – сказал сеньор Давила. – И вижу, что правильно мы боялись…

Герцогу с его воображаемым сиротством тоже было не по себе, он страшно жалел, что не остался в машине, и всё норовил спрятаться за мать и дочь Беспрозванных, а они – за него.

Вера Игнатьевна осталась недовольна своим туалетом, хотя в магазине копалась часа два, так что даже кум Понсиано возроптал, – но всё равно выглядела она сейчас минимум на депутатку с бурным комсомольским прошлым.

– Учитесь! – воскликнула госпожа Попова, неизвестно к кому обращаясь.

Потом пинком распахнула дверь директорского кабинета и рявкнула:

– Что, пр-ритихли, р-растлители малолетних?!

Дверь захлопнулась.

Оставшиеся ждали, что Веру Игнатьевну немедленно выкинут в коридор, Ларкин и Макмерри даже закатали рукава клетчатых рубах для своего собственного захода, но у директора всё было тихо. Алевтина Анисимовна беззвучно молилась, Катя сжимала кулачки на счастье…

Потом дверь бесшумно отворилась, и оттуда, храня молчание, стали выходить мужчины и женщины – они расходились, втянув головы в плечи и не глядя ни на кого…

– Ой-ой, – сказала Алевтина.

Наконец вышла и сама Вера Игнатьевна, рассыпая искры.

– Чтобы через пять минут все были в спортзале! – сказала она на прощание невидимому (или невидимой) директору.

Воспитанников было немного, всего три десятка – видимо, проект «Сироты вместо нефти» здесь выполнялся на совесть. Обыкновенные мальчишки и девчонки, от семи до примерно тринадцати, чисто одетые, не выглядевшие несчастными… Белые, чёрные, рыжие, славянские, узбекские, бурятские рожицы…

– Зови своего Муллиана, – сказала Вера Игнатьевна Кате.

Катя подбежала к баскетбольному щиту, стала здороваться с ребятами, о чем-то совещаться…

– Аля, где же он? – сказала учительница. – Быстрее надо, пока они не опомнились…

– Не знаю, – растерянно сказала Алевтина. – Только что ведь перед глазами стоял, всё равно как вчера расстались, а сейчас вспомнить не могу…

– Ну, приметы у него какие? – нетерпеливо спросила Вера Игнатьевна.

– Приметы? Да он вообще не такой…

– Аля, не время шутить…

Тут вернулась Катя.

– Муллиан передал, что не хочет выделяться из коллектива, – радостно доложила она.

– Как это? Покажи мне его!

– Не выйдет, – вздохнула Катя. – Я покажу, а он уже другой или другая… Он по-всякому может…

– Муллиан! – строго сказала Вера Игнатьевна. – Мы пришли тебе помочь. Времени у нас немного. Искать тебя по личным делам некогда. Если хочешь здесь оставаться – нечего было весь этот шум затевать…

– Мы все пойдём, – сказал самый старший на вид парнишка. – Так будет вернее.

– Вас же не выпустят… – растерялась Вера Игнатьевна.

– Никуда они не денутся! Выпустят как миленькие! – загалдели дети.

Вперёд выступила стриженная наголо девочка и сказала:

– Если мы Муллиана сейчас домой не отведём – за ним сюда придут, и где мы потом будем жить?

– Кто придёт? – спросила учительница.

– Воины Ночных Журавлей! Пастыри Тумана! Погонщики Южного Ветра! Немые Всадники! – вразнобой закричали сироты, а стриженая девочка вытащила из-за спины нечто вроде бублика и поднесла ко рту.

Странные звуки заполнили спортзал – словно где-то в немыслимой дали плакала и хлюпала носом огромная деревянная кукла.

– Это нулла, – сказала Катя.

– Эх, – сказала Вера Игнатьевна. – Нулла так нулла. Пошли в машину – в тесноте, да не в обиде. Веди своих, Муллиан!

Но хитрость не удалась – никто не обозначился лидером, нулла переходила из рук в руки, продолжала она звучать и в розовом лимузине.

– Тридцать два, – пересчитала сирот Попова.

– Ничего, уместимся, – сказала Аля.

– Девочек восемь, – сказала Вера Игнатьевна. – Их быстрее разбирают, удочер-рители эти, гумберты новодрищенские… Ох, куда же мы их повезём?

– В Синие Горушки! – хором, как на новогодней ёлке, сказали дети.