Через несколько дней слуга Карповых объявил барину, сидевшему за письменным столом в кабинете: «Граф едет!» С тем же известием он бросился в девичью, и вскоре во всем доме, среди суматохи и беготни, на разные голоса раздавалось: «Граф едет! едет! Оля! Груша!..» «Подайте мне сюртук!» – кричал барин, снимая с себя камзол.

Все, что было в доме, припало к окнам и, затаив дыхание, стало высматривать, как к крыльцу подъезжала четверня вороных, запряженная в щегольскую коляску; на козлах красовался кучер в форменном кафтане и старый камердинер в ливрее и шляпе с позументами. С невыразимым наслаждением, любуясь на это зрелище, хозяйка говорила своей горничной: «Грушка! да смотри, смотри…»

– Вижу, сударыня! просто на редкость!.. Наверху Александра Семеновна в каком-то упоении

говорила, отходя от окна:

– Оля! мне душно! подай капли!..

– Черт бы всех побрал, – кричал барин, с трудом всовывая руку в сюртук, – изволь исполнять бабьи прихоти…

– Оля! маши на меня веером, – опустившись на кушетку, говорила Александра Семеновна.

Одетый по последней моде, в шармеровском фраке, в черных узеньких панталонах с лампасами, в белых перчатках, с пробором на затылке, граф явился в залу.

Лакей доложил, что господа скоро выйдут. Граф начал поправлять перед зеркалом свою прическу.

Вошел, в светлом клетчатом жилете и в длиннополом сюртуке, хозяин. Граф быстро сбросил с глаз pince-nez и отрекомендовался.

– Прошу садиться, – сказал старик, утирая на лице пот.

Зашуршали платья, и в зале явились дамы.

– Это моя жена… моя свояченица, – сказал старик. Граф, ловко придерживая шляпу, сделал реверанс с

глубоким поклоном, причем его pince-nez заблестел и закачался, как маятник.

Все уселись. Со стороны дам последовали один за другим вопросы, на которые граф не знал, как отвечать. Мало-помалу беседа приняла плавное течение. Старик распространился о покойном отце графа; спросил о его матери, которой досталась седьмая часть от мужнина имения, и получил известие, что она постоянно живет за границей.

– Так вы теперь сами приглядываете за хозяйством? – сказал, наконец, старик.

– Да… нельзя, знаете… правда, управляющий у меня – честный малый… но свой глаз все-таки необходим… – Граф очаровательно улыбнулся.

– О, без сомнения! – подхватили дамы.

– А много у вас нынешний год в посеве? – спросил старик.

– Десятин около трех тысяч, если не больше…

– Слава богу!..

– Скажите, граф, – спросила хозяйка, – ведь вы бывали за границей?

– Едва ли не всю Европу объездил, – почтительно наклонившись, произнес граф.

– Разумеется, были в Италии?

– Чудная страна! какой климат! да притом Италия, – как вам известно, страна искусства…

– А Флоренция-я воображаю, что это такое!..

– Это скорее – женственный город… знаете ли, мягкость какая-то во всем… в природе и в людях… Там этого нет, как у нас в Петербурге: всякий косится друг на друга… там все это поет… плащ через плечо… шляпа набекрень… Да вообще город замечательный сам по себе: например, Lung Arno… il giardino di Boboli… palazzo Pitti… chef-d'oeuvre!

– А в Андалузии вам не случалось быть? – в свою очередь спросила Александра Семеновна.

– В Андалузии я был проездом, с матерью; она любит Испанию… там такая природа, что, право, чувствуешь себя несчастным при мысли, что родился на бесприютном, мрачном севере…

– Ах! именно бесприютный… мрачный север…

– И не скучали за границей? – спросил хозяин.

– Уже впоследствии… действительно начал скучать…

– По России?

– Мм-да… если хотите…

– Само собою разумеется, – подхватила Карпова, – вы родились в России… очень естественно… да ведь все, живущие за границей, жалуются на тоску по родине… А кажется, чего бы тосковать?

Граф вздохнул, промолвив:

– Что делать! видно, уж человек так создан. Наступило молчание. Все как будто хотели перевести

дух после обильной умственной пищи, которою угостили себя.

– Ваши молодые люди дома? – обратился граф к хозяйке.

– Они во флигеле… я за ними пошлю. Иван! – Вошел слуга. – Сходи во флигель и скажи господам, чтобы они пожаловали сюда.

– Молодой барин у себя-с, – доложил лакей, – а Андрея Петровича, кажись, нету…

– Где же он?

– Они давеча собирались пахать… Все навострили уши и засмеялись.

– Ступай узнай! (Лакей вышел.) Ведь Андрей Петрович, наш знакомый, чудак страшный, – поспешила объяснить Карпова, – явилась у него фантазия labourer la terre… vous comprenez, monsieur le prince… mais certainement c'est une idee fixe…

– Ваш сын и ваш знакомый говорили мне об этом, – улыбаясь, сказал граф. – Конечно, я не спорю, в этой мысли есть много хорошего… гуманного даже, и вообще современного… но с другой стороны, как хотите… – Граф пожал плечами, – ведь это такой труд… такой подвиг, для которого, мне кажется, надо родиться героем…

– Просто утопия!.. – подхватила хозяйка, – люди молодые… жаждут деятельности… а развернуться не над чем… ну и составили теорию такую…

– Впрочем, что ж? я готов! – воскликнул граф, – что ж? пахать землю в гигиеническом отношении – полезно… Я совершенно согласен, что нам работа нужна… у нас движения мало… Но предлагать для этой цели соху!!! Дело в том, что у нас, к несчастию, есть общественное мнение – деспот, пред которым всякий более или менее преклоняется… Дело другое, если бы мы жили где-нибудь на необитаемом острове…

– Они оба дома! – возвестил слуга, – чем-то занимаются…

– Так я к ним пойду. Надеюсь, это недалеко отсюда? – спросил граф.

– Вам хочется к ним? – спросила хозяйка, поднимаясь. – Иван! проводи их сиятельство. Граф! завтракать с нами… надеюсь, вы не откажете нам в этом удовольствии…

– Avec plaisir… au revoir… – Граф удалился.

– Ах, какая прелесть!.. – нараспев возопили дамы, всплеснув руками, – как мил!.. charmant!.. il est beau!

– Оля! подай мне веер… Какой bel hornme!..

Восхищаясь дорогим гостем, дамы разошлись по своим комнатам. Старик отправился по хозяйству.