I

Остров Врангеля приютился на крайнем северо-востоке Советского Союза. Летом, когда солнце круглые сутки не покидает небосклона, остров укутывают туманы, а долгой полярной ночью на нем беснуются метели. Типичная и в то же время необычная часть суровой арктической суши.

Остров Врангеля

У побережья острова смыкают свои воды Восточно-Сибирское и Чукотское моря. Сто восьмидесятый меридиан делит его на две почти равные части, одна из которых относится к западному полушарию, другая — к восточному. Остров горист, однако горные хребты с величественными, круглый год заснеженными пиками перемежаются здесь с обширными участками равнинных тундр. Растительность на большей части острова, как и всюду в Арктике, чахлая и скудная, обширные пространства его покрыты пустынными, безмолвными россыпями камней, окутанных, словно корой, разноцветными накипными лишайниками. Едва поднимаются над землей бледно-желтые цветы полярных маков, далеко одна от другой разбросаны кустики камнеломок или незабудок, цветы которых тянутся к солнцу на крошечных стебельках. Зато в долинах крупных рек можно встретить настоящие оазисы. Здесь буйно разрастаются травы, выше чем на полметра поднимаются заросли ивняков, порхают бабочки, без умолку звенят птичьи голоса, басовито жужжат шмели.

У побережья острова Врангеля. Фото автора

На географических картах остров давно уже не значится «белым пятном». Описанию его природы, недр, истории изучения и освоения посвящены многие десятки статей и книг, и, тем не менее, он продолжает привлекать исследователей. Почти каждое лето здесь можно встретить какую-нибудь экспедицию (появление их островитяне считают обычным сезонным явлением, как, скажем, таяние снега или прилет птиц). Сюда приезжают географы и геологи, климатологи и этнографы. Но, пожалуй, особенно интересен остров Врангеля для зоолога. Правда, обитающих здесь животных, как правило, можно встретить и в других частях Арктики, но зато в фауне острова есть ряд местных подвидов птиц, насекомых и т. д., и при этом некоторые из них только здесь достигают очень высокой концентрации или встречаются в необычных для высоких широт сочетаниях. В самом деле, здесь, на острове, крупнейшие на земном шаре «родильный дом» белых медведей, гнездовая колония белых гусей, береговое лежбище моржей. Большие птичьи базары острова по составу и образу жизни их обитателей могли бы считаться типично арктическими, но на них гнездятся, например, беринговы бакланы — пернатые, характерные лишь для побережий северной части Тихого океана. По соседству с черными казарками, аборигенами самых высоких широт Арктики, выращивают птенцов чечетки, свойственные гораздо более южным районам… Попасть сюда, познакомиться со здешней природой, особенно с жизнью пернатых и четвероногих обитателей, было моим давним желанием. Впервые оно осуществилось летом 1960 г. Кратковременная поездка еще сильнее разожгла мой интерес к острову. Если действительно существует «полярный микроб», способный заразить человека неизлечимой тягой к арктическим просторам, заставляющей его возвращаться сюда вновь и вновь, то на острове Врангеля подобное «болезнетворное начало» представлено, несомненно, одной из самых «вредных» разновидностей. И не удивительно, что я оказался здесь снова. В следующий раз я попал на остров в 1964, а затем в 1969 г., как участник небольших по составу биологических экспедиций.

 

II

Остров Врангеля принадлежит к средним по площади арктическим островам (наибольшая длина его — около ста шестидесяти километров). Пролив Лонга шириной почти сто сорок километров отделяет его от Чукотского побережья. Рельеф острова сильно расчленен. Большая часть этой суши вообще представляет собой горную страну, состоящую из трех параллельных хребтов; на западе и на востоке они снижаются и заканчиваются прибрежными скалистыми обрывами. Южный хребет, еще относительно невысокий, проходит невдалеке от морского побережья. За ним высится основной, средний хребет; венчает его, как и всю горную систему, гора Советская высотой около тысячи ста метров. Северный хребет — самый низкий и состоит из обособленных возвышенностей и пологих холмов, которые постепенно переходят в широкую заболоченную равнину, носящую название тундры Академии.

Здешней зиме, самому продолжительному времени года, свойственны устойчивая морозная погода, сильные ветры, неглубокий и неравномерно залегающий снежный покров. Заморозки и снегопады здесь нередки и летом, но особенно холодно на острове в феврале и марте, когда температура воздуха неделями не поднимается выше минус двадцати — тридцати градусов. Ветер то и дело рождает пургу: с ураганной скоростью несет он снежную пыль, оголяет вершины, в низинах наметает сугробы, по прочности похожие на бетон. Лето на побережье острова обычно прохладное, туманное и дождливое. В центральных частях острова, отгороженных от моря горами, летом гораздо теплее, чаще проглядывает солнце. Случаются (хотя и не каждый год) даже жаркие дни, когда островитяне с удовольствием купаются в речках, загорают и нежатся на роскошных песчаных пляжах (такие дни выдавались, например, летом 1960 г.).

Рек на острове довольно много, но большинство их бывает многоводно лишь весной, во время таяния снега. Летом реки сильно мелеют, а к осени превращаются в жалкие ручейки. Исключение составляют лишь наиболее крупные реки — Мамонтовая и Клер; название «ручьи» к ним не подошло бы даже осенью. Озера здесь невелики по площади, мелки и сосредоточены главным образом в тундре Академии. Островные побережья большую часть года скованы ледяным панцирем и окружены хаотическими нагромождениями торосов.

Льды обычно отходят от берегов в конце июля — в августе, но в сентябре — октябре они вновь смыкаются. Впрочем, бывают годы, когда море у острова вовсе не вскрывается. Интересно геологическое прошлое острова Врангеля. Еще в четвертичное время он был частью Берингии — обширной суши, некогда соединявшей Азию с Америкой, и выглядел иначе, чем теперь. По мнению геологов, это была слабо всхолмленная равнина с группой невысоких гор в центре и несколькими широкими речными долинами. Около пятидесяти тысяч лет назад море отделило остров от материка. Впоследствии здесь происходили подъемы и разломы земной коры, остров подвергался выветриванию, воздействию морских вод и прибрежных льдов, неоднократно испытывал оледенения, хотя ледники здесь и не достигали больших размеров и не покрывали всей его поверхности.

Большинство исследователей считает Берингию центром формирования арктической фауны и флоры. Правда, о населявшем ее животном мире теперь напоминают лишь остатки костей мамонтов и северных оленей, вымываемые из берегов островными реками. Зато растительность острова очень своеобразна, богата видами и характеризуется большой древностью. В самом деле, только трав, кустарников и кустарничков здесь обнаружено сто шестьдесят видов, в то время как на Новосибирских островах их насчитывается семьдесят шесть, на островах Северной Земли — сорок шесть, на Новой Земле — семьдесят, а на архипелаге Земли Франца-Иосифа — всего тридцать шесть. Флора острова содержит много реликтов. Исконная арктическая растительность на этом «осколке» Берингии, следовательно, не была уничтожена ледниками, и в то же время море препятствовало проникновению сюда с юга потока позднейших мигрантов.

Современный растительный покров острова почти везде низкорослый, несомкнутый. Причина тому — холодные короткие летние месяцы, а зимой — морозы, пурги, неглубокий снег. Первый исследователь растительности острова Врангеля, известный советский ботаник и северовед Б. Н. Городков относит его к зоне «арктических или полярных пустынь». Он различает здесь участки собственно арктических пустынь, где растительный покров крайне разрежен и беден видами, и тундровые участки, обычно покрытые лишайниками. На хорошо удобренных почвах, чаще всего у птичьих базаров и вокруг колоний наземных птиц, встречаются даже альпийские луга. В тундре Академии много моховых болот. В межгорных котловинах, где зимой скапливается глубокий снег, есть заросли ивняков, которые здесь называют лесом.

 

III

Неясные сведения о существовании острова были получены русскими землепроходцами от жителей Чукотки — чукчей и эскимосов еще в середине XVII в. Однако на географических картах он «родился» почти на два столетия позже, и то вначале лишь в качестве гипотетической земли. Только в 1881 г. впервые удалось высадиться на нем. В 1911 г. здесь был поднят русский флаг, а постоянное население на острове существует лишь с 1926 г. Остров получил свое название более ста лет назад и носит имя крупнейшего русского географа и путешественника прошлого столетия Ф. П. Врангеля.

Итак, постоянное население — эскимосы и чукчи — охотники за песцами и морским зверем, оленеводы и звероводы — живет здесь менее пятидесяти лет. И, тем не менее, остров имеет обжитой вид. В поселке, носящем имя первого советского начальника острова, пионера освоения и исследования этой суши Г. А. Ушакова на трех его улицах разместились обыкновенные двухквартирные, вполне «материкового» типа бревенчатые дома, тянутся провода электрической сети. Врач местной больницы, как и в любом подобном учреждении земного шара, принимает новорожденных и прописывает слабительное, удаляет у пациентов воспаленные аппендиксы и больные зубы. Школьники пишут диктанты и заучивают таблицу умножения. На почте можно отправить письмо или телеграмму, почтальон разносит подписчикам относительно свежие газеты и журналы.

Кратчайшее расстояние между островом Врангеля и Москвой превышает шесть тысяч километров. Отсюда до ближайшего областного центра — города Магадана (В административном отношении остров Врангеля входит в состав Чукотского национального округа Магаданской области) — более двух тысяч километров. Однако это не значит, что остров очень удален от Большой земли.

Пользуясь здесь многими благами цивилизации, невольно вспоминаешь о первых островитянах, о людях, начинавших освоение острова. Расстояние отсюда до материка, до больших городов не казалось им столь коротким. Каждый шаг первых островитян по этой тогда еще неизведанной и очень уединенной суше был полон неожиданностей, тягот и испытаний.

Трудности, собственно, начались еще раньше. Например, не так-то просто было найти желающих переселиться на остров. Вместе с Ушаковым восьмого августа 1926 г. здесь высадились, включая женщин и детей, пятьдесят пять человек. Среди них были сам начальник острова; врач; учитель И. М. Павлов, который провел всю жизнь на Чукотке, был к тому же хорошим охотником и в совершенстве знал эскимосский язык; русский охотник С. С. Скурихин со своей семьей и девять семей эскимосов, решившихся покинуть родные поселки на материке. Вопрос с переселением Скурихина решился быстро. Ушаков разыскал его в Петропавловске-Камчатском, куда судно с зимовщиками заходило для пополнения запасов угля.

«— Поедете на остров Врангеля? Промышленник на мгновение задумался.

— А что там делать? Есть ли там что-нибудь?

— Там есть пушнина, — ответил Ушаков, — песец, белый медведь, морской зверь.

Скурихин подумал еще немного.

— А золотишка там нет?

Ушаков развел руками:

— Не знаю, может быть, и есть. Вот приедем — посмотрим.

Выяснив еще некоторые вопросы, в частности как будут снабжаться зимовщики, какие цены на пушнину, условия расчета, Скурихин деловито спросил:

— Когда отходит пароход?

— Завтра. Как уголь возьмем да еще кое-что погрузим, так и уйдем.

— Хорошо, я подумаю.

Через три-четыре часа после этого разговора по улицам Петропавловска громыхала телега, нагруженная горой всякого домашнего скарба. На ее вершине сидела дородная женщина с девочкой. Скурихин шел рядом с телегой, держа вожжи в руках и подбадривая лошадь. Ушакова удивила способность этого человека так быстро принять решение и ликвидировать все свои дела. За несколько часов Скурихин успел сдать свой дом в аренду, продать корову, погрузить семью и вещи на судно».

Так со слов Ушакова описал этот эпизод А. И. Минеев, бывший начальником острова в 1929–1934 гг. (А. И. Минеев. Остров Врангеля. М. — Л., 1946).

Договориться с эскимосами помогли случай и мужество Ушакова. Минеев пишет об этом так:

«Едва шлюпка ткнулась носом в песок (у поселка в бухте Провидения на Чукотке. — С. У.), Ушаков выпрыгнул на берег. В этот момент из юрты, стоявшей на берегу, выскочили две девочки, совершенно голые, имевшие на теле только набедренные повязки. За ними гнался старик с гарпуном в руках. Испуганные девочки промчались мимо Ушакова; в нескольких шагах за ними бежал старик. Ушаков выставил ногу, и старик растянулся на земле. Спустя несколько секунд, он вскочил, поднял свой гарпун, как копье, и, повернувшись к Ушакову, занес гарпун над головой для удара. Расширенные, обезумевшие глаза старого эскимоса горели бешенством. Сделай Ушаков хотя бы одно движение — копье наверняка вонзилось бы ему в грудь. Но он остался недвижим и глядел старику прямо в глаза. Старик замер. Через мгновение в глазах у старика появилось нечто осмысленное; его рука дрогнула, стала медленно опускаться. Старик хрипло спросил:

— Ты всегда так делает?

— Всегда!

— Может быть, ты хорошо делает.

Помедлив немного, старик скрылся в юрте.

Девочки скоро вернулись обратно. Всхлипывая и смущаясь, они объяснили Ушакову, что страшный старик — это знаменитый и смелый охотник по имени Иерок, пользующийся общим уважением, а они, девочки, его дочери — Таслекак и Нанехак. На беду, Иерок добыл у матросов «Анадыря» спирта, напился и пришел в невменяемое состояние. Не заступись Ушаков, он мог бы убить своих дочерей… Утром к «Ставрополю» (судну, доставившему зимовщиков на остров Врангеля. — С. У.) подошла байдара, в которой сидел старый Иерок. Поднявшись на судно, Иерок спросил, где умилек (начальник). Его проводили к Ушакову. Ушаков запросто поздоровался с ним, как со старым знакомым. Иерок, немного сконфуженный сказал:

— Ночью я был пьян, поэтому плохо говорил. Теперь моя голова чистая, я могу говорить хорошо.

Ушаков рассказал ему, зачем он идет на остров Врангеля, сообщил, что ему нужны промышленники, и спросил:

— Пойдем со мной промышлять на остров песца, моржа, медведя?

Иерок, подумав, твердо ответил:

— Ты хорошо делает. Ты хороший человек. Поэтому я пойду с тобой.

— Подумай, Иерок, там еще никто не был!

— Я не знает, где остров. Я знает, что ты хороший человек. Кончил думать. Я поеду.

Согласие Павлова и Иерока ехать на остров облегчило набор промышленников. Когда Ушакову пришлось заговорить с эскимосами о поездке на остров, все они, прежде всего, спросили, кто едет. Узнав, что Павлов и Иерок уже дали согласие, они не стали колебаться».

О первых днях и месяцах жизни островитян рассказывают скупые, но яркие строки дневников Г. А. Ушакова (Г. А. Ушаков. Робинзоны острова Врангеля. М. — Л., 1931).

«Угрюмо встретил нас остров. Пароход «Ставрополь», завезший нас, выгрузил продукты и 16 августа 1926 г. покинул остров Врангеля. С этого дня всякая связь с материком была утеряна. В течение трех лет только один раз нас навестили гидропланы. Все эти три года мы были предоставлены сами себе и могли рассчитывать только на свои силы…

Полное незнакомство с необитаемым до нас островом, с его природой и условиями жизни сделало первый год существования колонии самым тяжелым. Постройка жилищ и склада для продуктов и снаряжения заняла первый месяц нашего пребывания на острове.

Не менее важной заботой была заготовка мяса. Колония, имевшая свыше сотни собак и состоявшая преимущественно из эскимосов, без мяса обрекалась на гибель. Поэтому все силы были брошены на охоту. Не один раз приходилось рисковать жизнью, чтобы сколько-нибудь обеспечить колонию моржовым мясом на долгую полярную зиму…

…Северо-восточный ветер густой массой гонит лед вдоль берега. В миле от берега я замечаю льдину с небольшим стадом моржей. Эскимосы тоже видят моржей, но на этот раз они не бегут стремглав к лодкам, а, сбившись в кучу, угрюмо рассматривают море. Оно сегодня не манит охотников.

Резкий ветер поднял на свободных пространствах воды крупную волну. То и дело доносится треск ломающихся льдин. Где пять минут назад была свободная вода, теперь плотная масса льдин. Вот почему эскимосы, всегда готовые броситься на моржей, теперь не двигаются с места.

Надежда на одного Иерока: он энергичный охотник и пользуется славой лучшего рулевого на всем Чукотском побережье. Я отзываю его в сторону.

— Иерок, у нас нет мяса.

— Да, начальник, у нас нет мяса, — соглашается Иерок.

— Надо ехать.

— Да, надо ехать.

— Почему же никто не двигается?

— Видишь, как быстро гонит лед, какой плохой ветер! Они боятся.

— Но зима без мяса еще страшнее.

— Да, начальник, ты прав. Без мяса зима страшна.

— А ты поедешь?

— С тобой поеду. А если мы скажем — надо ехать, они поедут.

Мы берем оружие и, ни слова не говоря, идем к вельботу. Павлов, слышавший наш разговор, идет вслед за нами. А за ним к нам присоединяются еще пять эскимосов…

Началась полярная ночь. Она была первой и самой трудной в жизни колонии. Жестокие беспрерывные метели и отсутствие солнца часто делали невозможными сколько-нибудь отдаленные поездки. Запасы мяса быстро стали уменьшаться. Собак стали кормить вареным рисом и потеряли их почти половину.

Скоро начались заболевания и среди людей. В большей или меньшей степени переболела вся колония. С каждым днем настроение колонистов падало. 19 января 1927 г. круп вырвал из среды колонистов первую жертву: умер самый опытный, преданный и энергичный эскимос Иерок…

Когда я вошел в юрту, Иерок лежал, укутанный в меха, и бредил. Вместо дыхания у него вырывалось хрипение, в груди клокотало.

Я понял, что старик не перенесет этой болезни. Конец его близок. Больно сжалось сердце. В моей памяти пронеслись моменты, проведенные с ним. Вспомнилось, как он в темную бурную ночь собрал всех охотников и отправился на поиски меня, Таяны и Анакулы. Вспомнилась его маленькая, приземистая фигура, освещенная светом костра, когда он стал на мою сторону и горячо выступил против суеверий своих сородичей. Яркими картинами пронеслись сцены на совместной охоте и длинные вечера в палатке, проведенные вместе… Я терял человека, который понимал меня, был незаменимым товарищем, с которым крепко сроднили пять месяцев совместной жизни и борьбы…

Положение с мясом не улучшалось. Многие болели. Все это привело крайне суеверных эскимосов к мысли, что на острове Врангеля живет очень злой черт, который не желает, чтобы на его земле жили люди…

Оправившись от болезни, я выехал на северную сторону, где, по мнению эскимосов, была штаб-квартира черта, и, на мое счастье, убил медведя. Это был удар по черту. Охотники решили, что он уже не так силен, как они думали, и потянулись на охоту…»

Жизнь первых островитян была суровой, но люди выдерживали тяготы, выходили победителями в борьбе с морозами и пургой, штормами и голодом. Они охотились, вели топографическую съемку и опись острова, метеорологические наблюдения, собирали коллекции минералов и горных пород, зоологические коллекции и гербарий.

— Скучали ли вы?

Теперь мне часто задают этот вопрос.

Обычно я на него отвечаю:

— Да, скучаю. Скучаю по острову, по моим спутникам-эскимосам, по моей упряжке собак, по метелям.

В этом году (1928. — С. У.) мы, видя состояние льдов, не ждали парохода и готовились к четвертой зимовке. «Литке», буквально продравшись сквозь стену льдов, разбил наши планы. Как забились наши сердца, когда мы увидели ледорез! Ведь это был первый пароход за три года…

…«Литке» дал ход. Скрывается в тумане наш домик. Бледнеют очертания берега. Мы уходим от берега. Не раз за три года у каждого из нас срывались проклятия по его адресу. А теперь мы почувствовали, как крепко сжились с ним, с его суровой природой, с его метелями.

Скучали ли мы?»

Так заканчивает свои записи Г. А. Ушаков.

 

VI

Тем более не скучают современные островитяне, многие из которых родились уже на острове и приходятся не только сыновьями, но и внуками, даже правнуками первым переселенцам с Чукотки.

Подавляющее большинство местных жителей работает в совхозе и занято добычей песца и морского зверя. Поэтому осенью, с установлением санного пути, поселок пустеет: охотники с семьями разъезжаются по своим промысловым избушкам, разбросанным вдоль побережья. Еще до открытия промысла каждый охотник раскладывает на приметных местах, обычно на возвышенностях, остающихся бесснежными и зимой, привады — куски моржового или нерпичьего мяса. Привады обкладываются камнями с таким расчетом, чтобы доступ к ним был лишь с одной стороны.

После того как улетят птицы и скроются под затвердевшим снегом лемминги, жизнь песцов становится трудной и они охотно лакомятся найденной приманкой, вначале «бесплатно», а после открытия промысла — расплачиваясь за угощение своей пушистой шкуркой. Однако добыть песца вовсе не просто. Если летом он неосторожен, постоянно попадает на глаза и не спешит скрыться при виде человека, то зимой, словно понимая, что ценность его шубки резко возросла, песец начинает вести себя очень осмотрительно.

Летом песец выглядит невзрачно. Фото Л. В. Жирнова.

Песцов на острове Врангеля, так же как и на Чукотке, ловят капканами. У каждого охотника есть свои приемы подготовки капканов (очистка от ржавчины, предохранение от посторонних запахов). Ставят ловушку чаще всего под след зверька. Для этого сбоку от тропки, проторенной песцами к приваде, вырывается пологая ямка, в которую и опускается капкан с таким расчетом, чтобы от следа его отделяла лишь тонкая снежная пластинка. Эта поистине ювелирная работа требует навыков, большого терпения и специального, хотя и несложного, оборудования. Переносят и перевозят капканы в особом, чистом мешке, ставят их при помощи узкой длинной деревянной лопатки, надевая чистые, больше нигде не используемые рукавицы. К капкану обязательно прикрепляется цепь с тяжелым чурбаком на конце. Этот «якорь» (он тоже зарывается в снег) не позволяет пойманному зверьку уйти вместе с ловушкой.

Но главные трудности промысла заключаются в другом. Чтобы успешно ловить песцов, нужно расставлять много капканов, располагать большим охотничьим участком. Для этого необходимо содержать собачью упряжку, а значит, суметь обеспечить собак кормом. Десятками километров измеряется дневной маршрут охотника, десятки капканов приходится ему ежедневно поправлять, переставлять, настораживать и снова маскировать. Путь его скупо освещают луна или неяркие вспышки полярных сияний. Снежная пустыня однообразна, уныла, и нужно очень хорошо знать дорогу, чтобы не сбиться. Мороз леденит кровь. Нет-нет да и застигнет человека вдали от жилья жестокая пурга. Ложатся вконец обессиленные собаки. Не остается другого выхода и у охотника, как самому залечь у саней, зябко поеживаясь в кухлянке. Иногда приходится так «пурговать» не одни сутки. Не раз за зиму сойдет кожа на скулах и на носу. И, тем не менее, зима, хотя она и сурова, не особенно страшит островитянина. Больше того, зима считается здесь едва ли не лучшим временем года. По санному пути на собаках всегда можно съездить в поселок, навестить соседа или друга, если даже он живет на противоположном конце острова. Войдя в дом с мороза, приятно посидеть перед растопленной печкой. А если удачен промысел, то, кажется, что и мороз спадает, и забываются недавние невзгоды.

Карта острова Врангеля

В апреле добыча песцов прекращается и подавляющее большинство островитян возвращается в поселок. Опять становится людно на улицах, в магазине, клубе. Больше, чем когда-либо, у охотников выпадает теперь свободных дней (разве что находятся какие-то дела по хозяйству или нужно почистить и привести в порядок песцовые шкурки). Часто по утрам теперь вьется дымок над баней, хотя большую часть года она топится только по субботам. Прибавляется работы у киномеханика: зрительный зал клуба заполняется с середины дня и пустеет к полуночи.

Накануне Первого мая поселок расцвечивается полотнищами кумача. В магазине идет особенно бойкая торговля. Собаки получают усиленный рацион, ремонтируются сани и упряжь. Хотя дома еще утопают в сугробах, остров готовится к весенним первомайским праздникам; как и на севере Большой земли, здесь предстоят традиционные состязания: бега собачьих упряжек, стрельба по мишеням из винтовок. Приз может иметь чисто символическое значение, но победитель получает его с нескрываемой гордостью.

В мае начинается охота на нерпу. Этот промысел не так труден, как песцовый, но тоже требует и мастерства и выдержки. Тюлени выползают на лед, чтобы погреться под солнцем, засыпают, но спят очень чутко и при малейшей опасности ныряют в лунки. Охотник с упряжкой должен пробиться сквозь лабиринт торосов, подобраться из-за укрытия и метким выстрелом с расстояния сто и больше метров поразить нерпу в голову. Промах — и все тюлени скрываются. Нужно ехать дальше, опять продираться сквозь торосы, подползать и скрадывать новую нерпу. Этот промысел длится до тех пор, пока у берегов держится лед. В жизни местного населения он играет важную роль: нерпичье мясо идет на корм ездовым собакам, сохраняется до зимы и используется для песцовых привад. Им не брезгуют и люди. Котлеты или жаркое из тюленя предпочитают консервам не только эскимосы или чукчи, но и многие из русских островитян. Печень же нерпы вообще признается на Севере за деликатес. Не меньше нуждается охотник и в нерпичьих шкурах: из них шьются летние непромокаемые штаны, меховые сапоги; шкуры нерп вывозятся с острова как сырье для выделки меха. Во время промысла нерпы иногда удается добывать также лахтаков. Если вес нерпы редко достигает ста килограммов, то лахтак может весить и триста и четыреста килограммов. Мясо его тоже съедобно, шкура незаменима при изготовлении собачьей упряжи, из нее делают лучшие подошвы для обуви, прочные легкие ремни, используемые в моржовом промысле. Но охота на этого тюленя очень трудна. Лахтаки осторожнее нерп, ложатся на льду поодиночке и лишь у краев полыньи. Чтобы подобраться к ним на верный выстрел, охотнику иной раз часами приходится ползти по залитым водой, шероховатым, как терка, льдинам, надолго замирать среди луж в самой неудобной позе.

В летние месяцы попутно охотятся на птиц. На вездеходе или тракторе охотники добираются до своих промысловых изб, приводят их в порядок, завозят туда тюленье мясо, запас топлива, продовольствия, снаряжение. Немало островитян едет летом на материк, чтобы навестить там родных, а иногда чтобы найти невесту или жениха. Женщинам работы хватает круглый год, но летом ее особенно много. Самое трудоемкое занятие эскимосок и чукчанок — изготовление для семьи меховой одежды и обуви (ими пользуются в основном зимой, а летом — только во время промысла морского зверя; обычно же в летние месяцы население острова носит одежду фабричного производства). Фасоны кухлянок, сапог — торбазов, меховых чулок, штанов, рубах, женских зимних комбинезонов — керкеров и технология их изготовления выработаны тысячелетиями. Поэтому при шитье (обязательно оленьими или моржовыми сухожилиями) выдерживается определенный стандарт. Вместе с тем каждое изделие отражает «почерк», вкус самой мастерицы. Одежда или обувь могут быть не только прочны и удобны, но и щеголеваты. Таким талантом гордятся и швея, и ее муж.

За лето нужно успеть сшить зимнюю одежду: ее в лучшем случае хватает на два сезона. Приходится без конца менять подошвы на торбазах: на льду и камнях они быстро пронашиваются. Необходимо заготовить на весь год запас растений — съедобных или используемых в хозяйстве как-то иначе.

Распространено мнение, что единственной пищей эскимосов и чукчей в прошлом было лишь мясо. На самом деле это не совсем верно. Жители северо-востока Азии, как, очевидно, и вообще высоких широт Арктики, охотно и при каждом удобном случае употребляли только растительную пищу.

Одни растения использовались ими в свежем виде, другие заквашивались и подавались к столу зимой. Современные северяне, несмотря на то что в их рацион входят хлеб и крупы, овощи и фрукты, также используют местные съедобные растения (По определению профессора Б. А. Тихомирова, современные чукчи — обитатели материковых тундр северо-востока Азии — регулярно заготавливают для пищевых целей около пятидесяти видов трав, кустарничков, кустарников и водорослей). При выделке кож или меха они применяют растительные красители и дубители. Поэтому в погожие летние дни женщины вооружаются специальными крючками и расходятся по тундре. Возвращаются они оттуда с грузом стеблей мытников и камнеломок, с пучками ивовых веток и различными корешками.

После того как вскроется море, начинается промысел моржей. От его удачи до недавнего времени вообще зависело благополучие эскимосов и прибрежных чукчей. Морж давал им мясо для еды и кормления ездовых собак, шкуры для постройки жилищ и лодок. Желудки и кишки использовались для шитья непромокаемой одежды и изготовления домашней утвари, сухожилия моржа заменяли нитки. Не пропадали даже кости животных: их использовали для постройки лодок и саней. Кости применялись и как кухонная утварь: лопатка моржа, например, заменяла блюдо. Наконец кости моржей заменяли дрова: их поливали моржовым же жиром и сжигали в очагах.

Характерно, что у народностей Севера, живущих вблизи морских побережий, существуют различные, иногда многочисленные названия для старых и молодых моржей, для самцов и самок, причем звери каждой возрастной и половой группы в хозяйстве используются особо. Эскимосы острова Врангеля (как и Чукотки) называют старого самца антохпак, чукчи — кытхвайю; шкуры таких животных, очень толстые, морщинистые, с многочисленными рубцами и шрамами, вообще не поддаются обработке. Не особенно ценится и их мясо — очень грубое и жесткое. Старая самка, агнасалик — по-эскимосски или наурырка — по-чукотски, дает хотя и толстую, но большую шкуру, пригодную для постройки байдары. Мясо ее тоже жесткое, однако немного нежнее, чем у старого самца. Шкура молодого, но уже подросшего самца, которого эскимосы называют ункавак, хороша для изготовления ремней. Мясо его, так же как и молодой подросшей самки (по-эскимосски — айвок), неплохое на вкус и довольно нежное. Из шкуры совсем маленького детеныша, который по-эскимосски называется кассекак, а по-чукотски — кайрырка, можно делать подошвы для торбазов. Мясо его наиболее нежно. Конечно, роль моржей в жизни островитян в последнее время значительно уменьшилась, однако до сих пор остается существенной. Каждое хозяйство в течение года использует для корма собак, ловли песцов и отчасти для питания не менее пяти-шести туш животных. Неизмеримо легче стал и моржовый промысел. Зверобои выходят в море на быстроходном катере. Прибуксированную добычу вытаскивает на берег трактор. Он же немало помогает и при разделке туш. Важным подспорьем для местного населения стало разведение домашних оленей. Небольшое стадо домашних оленей было завезено с Чукотки совсем недавно, в середине 50-х годов. Завозили их с опаской: выживут ли переселенцы на этой суровой земле, будут ли они круглый год обеспечены кормами? Но результаты опыта превзошли все ожидания: олени не только выжили и размножились (в стаде теперь несколько тысяч голов), но и успели сильно измениться, причем в лучшую сторону. Средний вес оленьей туши на Чукотке достигает пятидесяти килограммов, на острове Врангеля он в полтора-два раза больше. Чукотские олени к весне сильно худеют, островные остаются жирными круглый год. Конечно, этому есть объяснение: на острове нет волков, комаров. А быть может, дело в том, что стадо не опекают пастухи. Олени здесь пасутся там, где желают, они встретили на острове привольную и отнюдь не беспокойную жизнь. Надо полагать, что и пастбища здесь оказались не хуже, чем на материке.

В 1926 г., с началом освоения острова, на нем была организована полярная станция. Ее постройки — жилые дома, мастерские, склады, радиостанция — размещаются на прибрежной песчаной косе в нескольких десятках метров от поселка. В течение сорока с лишним лет здесь регулярно ведутся наблюдения за погодой и снежным покровом, за морскими водами и льдами. Сведения о здешней погоде несколько раз в сутки по радио сообщаются на материк.

Жизнь современных островитян, даже в благоустроенном поселке, конечно, имеет свои особенности; одни из них вообще свойственны Арктике, другие присущи только этой суше.

Внимание свежего человека в первую очередь обращают на себя собаки. У каждого жилого дома привязана (если она не в пути) упряжка, стоят несколько саней. Лай, вой и визг — обычный на улицах шум. «Собачья тематика» — обсуждение достоинств или недостатков четвероногих помощников — занимает в разговорах людей далеко не последнее место. Хорошая упряжка — предмет гордости владельца, вожделений и зависти его соседей. Это и не удивительно: собачий транспорт все еще очень важен на Севере, и в то же время немалого труда стоит обеспечить собак кормом.

Не так просто добыть здесь воду. «Сырьем» для нее большую часть года служит снег, а «снеголомни» размещаются в ближайших к поселку сугробах. Разрабатываются они при помощи пил, и отсюда к домам снежные блоки подвозятся на собаках. Особенно оживленная работа в «снеголомнях» идет по субботам, в «банные дни». Основным видом топлива на острове служит каменный уголь, доставляемый сюда пароходом. Большая куча угля на прибрежной косе зимой сильно смерзается, и островитянам он достается не легче, чем горнякам.

Основу питания большинства населения составляет мясо. Зимой и дома и в пути едят наструганную ножом мороженую сырую оленину (с ней могут соперничать по своему вкусу лишь немногие из «цивилизованных» блюд). В русских семьях к строганине подается соус из уксуса, горчицы, соли и перца. Эскимосы и чукчи чаще обходятся без приправы, но зато в их меню есть свое острое блюдо — копальгин — свернутое вместе с кожей в виде рулета и заквашенное моржовое мясо. Копальгин, если он сохранился до этого времени, едят и летом.

Чтобы познакомить здешних школьников с белым медведем, вовсе не обязательно вести их на экскурсию в зоопарк (которого на острове, конечно, нет). Случается, что в подходящий момент живого дикого зверя учитель показывает им из окна классной комнаты. Зато самое обычное в средних широтах животное подчас поражает и удивляет местного жителя. Рассказывают, например, какое впечатление произвела здесь первая коза, привезенная на полярную станцию. От нее разбегались в ужасе не только дети, но и собаки. Даже взрослые охотники, много повидавшие на своем веку, не раз отражавшие в море атаки разъяренных моржей, прежде чем выйти на улицу, опасливо выглядывали из дома: не идет ли где «рогатое чудовище».

Медведя у поселка первыми встречают собаки. Фото В. К. Орлова.

У современных эскимосов и чукчей, хотя никто из них, за исключением стариков, не жил в сделанных из шкур ярангах, сохранилось немало обычаев предков. Эти народы всегда любили танцы, но в тесной яранге на долю танцора приходилась площадь, равная подошвам его сапог. И сейчас, в просторных деревянных домах, нередко танцуют, не двигаясь с места, либо сидя, либо стоя. Местные танцы, следовательно, исполняются лишь при помощи торса и рук; однако эта особенность нисколько не лишает их динамичности и выразительности (они главным образом изображают разные сцены охоты). В обиходе женщин бытуют, казалось бы, и неудобные теперь, но традиционные, пришедшие из яранг орудия вплоть до ножей, имеющих совсем необычную, полулунную форму.

Современные охотники, даже молодежь, обычно с уважением относятся к ворону — «положительному» персонажу многих сказаний и легенд, родившихся в давнюю пору, в долгие зимние вечера под сводом яранги.

Хотя в домах есть стулья, эскимосы и чукчи предпочитают сидеть и работать на полу. Обычно они пользуются столами с короткими ножками. Это тоже дань прошлому — жизни под низким меховым пологом яранги.

 

V

Жителей здесь, в общем, и сейчас немного. Поэтому наши, хотя и небольшие по числу участников, экспедиции заметно пополняли население острова. Из зоологов кроме меня здесь были Феликс Борисович Чернявский и Александр Александрович Кищинский. Первый из них принимал участие в экспедиции 1964, второй — 1969 г.(А. А. Кищинский работал на острове также в 1970 г.) Оба они, хотя их с полным основанием можно было отнести к категории молодых людей, были уже зрелыми исследователями, путешественниками по Северу и авторами многих научных работ. В составе экспедиции были и охотоведы, и в их числе — Юрий Анатольевич Герасимов, известный специалист по обездвиживанию диких животных; были и ботаники. В 1964 г. в состав экспедиции входили также кинооператор Анатолий Александрович Попов, большой мастер своего дела, и его юный ассистент Игорь. Участниками нашей работы и незаменимыми помощниками были местные охотники, великолепные знатоки острова и его природы — эскимос Василий Алексеевич Нанаун и чукча Ваня Ульвелькот.

У подножия птичьего базара еще был лед. Фото автора.

В задачи наших экспедиций входило изучение жизни редких животных Арктики — белых медведей и белых гусей и разработка мер, способствующих их охране и восстановлению. Нам предстояло также обследовать птичьи базары и определить запасы обитающих на острове песцов, вообще уточнить состав местного животного населения. Наконец, нам следовало выяснить, годится ли остров для первого опыта акклиматизации в советской Арктике овцебыков. Когда-то они были широко распространены на острове (сейчас здесь встречаются их ископаемые остатки), но теперь сохранились только на севере Америки и в Гренландии. В некоторых местах, в том числе на Шпицбергене, в последние десятилетия они акклиматизированы. У овцебыков хорошее мясо и прекрасная шерсть, они в состоянии довольствоваться самыми скудными пастбищами арктических пустынь и не считаются конкурентами северных оленей; не исключена перспектива превращения их на Севере даже в домашних животных. Поэтому вопрос о возможности завоза этих животных в СССР и их акклиматизации давно уже обсуждается советскими зоологами. (Экспедиция установила, что климатические условия, рельеф и кормовые возможности острова вполне благоприятны для жизни стада по крайней мере из нескольких сотен овцебыков. Отсюда, как из питомника, они могут расселяться дальше, на другие арктические острова и участки материкового побережья).

Но основным объектом наших исследований были все-таки белые медведи. Помимо выяснения недостаточно изученных или вовсе не изученных сторон жизни зверей нам предстояло провести здесь полный учет медвежьих берлог. Таким путем мы рассчитывали узнать, сколько животных обитает в Арктике, увеличивается или уменьшается их поголовье.

Нужно сказать, что определение общей численности белых медведей, весьма важное для организации их охраны, представляет собой отнюдь не легкую задачу, поскольку звери рассеяны на громадных и труднодоступных для человека пространствах. В принципе, казалось бы, всех их можно пересчитать «по штукам» или «по головам» с самолета. Но такой путь слишком трудоемок и дорог: для одновременного облета всей Арктики потребовались бы десятки самолетов. Кроме того, летом медведей часто скрывает во льдах туман, зимой они исчезают в сумраке полярной ночи. Да и не так-то просто провести эту работу одновременно в пяти государствах, владеющих Арктикой, а, следовательно, и белыми медведями. Приходится поэтому проводить учет на сравнительно небольших площадях Арктики и распространять полученные данные на весь ареал (Область распространения) животного (а при этом возможны очень большие ошибки) либо искать косвенные показатели. Ими-то и могут быть данные о количестве берлог в основных медвежьих «родильных домах». Где находятся такие «родильные дома», сейчас известно; с той или иной степенью достоверности можно судить и о том, какая доля общего количества берлог в Арктике приходится на остров Врангеля, а также какую долю среди поголовья медведей составляют беременные, то есть залегающие в зимние убежища, самки… Используя эти сведения и зная, сколько убежищ находится на острове, можно, конечно, приблизительно, зато с малыми тратами сил и средств определить современную численность зверей. Проводя здесь учет берлог из года в год, можно получить представление и о том, сокращается эта численность или увеличивается, достаточны ли существующие меры и формы охраны белых медведей.

Предстояло нам также освоить на острове обездвиживание и мечение белых медведей.

Мечение, например, ножными алюминиевыми кольцами птиц получило широкое распространение в зоологических исследованиях. Оно позволяет установить, куда и как мигрируют животные, остаются ли неизменными места их размножения и зимовок, какова продолжительность их жизни и многое другое. В данном случае мечение преследовало также особую цель — организацию более действенной охраны белых медведей. Ведь только так можно выяснить, насколько протяженны перемещения зверей, придерживаются ли они во время кочевок каких-то определенных районов, скажем, морей или даже их участков, или бродят по всей Арктике, а следовательно, все поголовье их представляет единое, постоянно перемешивающееся стадо. Естественно, что в первом случае (если действительно существуют «норвежские», «канадские» медведи или медведи, обитающие только в СССР) отношение к животным будет внутренним делом отдельных государств; во втором случае охрана белых медведей превращается в международную проблему и потребует усилий всех арктических стран.