1
- Надень новый костюм, - сказала Екатерина Ивановна.
- Это еще по какой причине? - нахмурился Калинин.
- Обносить нужно, - ответила жена, скрывая улыбку в уголках губ. - Седьмое ноября скоро, потом твой день рождения.
Костюм сам по себе был хороший: черный, строгий, умело сшитый. И все же Михаил Иванович почувствовал раздражение, которое, впрочем, испытывал всякий раз, примеряя обновки.
Врожденная крестьянская бережливость, многолетняя необходимость отказывать себе ради семьи - все это выработало в нем привязанность к «присидевшимся» вещам, которые он просто не замечал на себе. Чисто, тепло, удобно - вот и прекрасно. Зачем еще мудрить, что-то придумывать.
Разговор о новом костюме Екатерина Ивановна начала давно. Жизнь, дескать, полегчала, люди кругом одеваются лучше. А ты всей России глава, на тебя все смотрят. Иностранные дипломаты к тебе приезжают.
После такой подготовки умудренная опытом жена перешла к решительным действиям. Пригласила портного домой. Расчет был точный: Михаил Иванович не сможет отказать пожилому человеку, потревоженному ради него. И верно, вытерпел всю процедуру обмера, поблагодарил мастера. Но когда тот ушел, сказал все-таки несколько резких слов. «Махнул», - как называл он подобные срывы, случавшиеся у него весьма редко. А через полчаса извинился: «Ты не сердись, махнул я сегодня». Екатерина Ивановна ответила, с трудом сохранив внешнюю суровость и торжествуя в душе: «Для тебя стараюсь».
Сейчас она стояла в простенке между окнами, чтобы Михаил Иванович не мог видеть ее в зеркале, и едва сдерживала смех. Муженек поворачивался и так и этак, поднимал руки, застегивал и расстегивал пуговицы.
- Понимаешь, Катя, рукава вроде бы длинны.
- Ничуть не длиннее, чем у старого пиджака. Давай смеряю.
- Не надо... Еще вот в плечах будто тесноват?
- Подумайте, великан какой! - Она подошла, потрогала, - Хорошо подогнан, не морщит нигде.
- Ладно, - согласился он, - что сделано, то сделано. Пусть повисит до праздников.
- Нет, сейчас носи, - решительно произнесла Екатерина Ивановна. - А то в праздник будешь не в своей тарелке.
- Вот ведь какая ты!
- Да уж такая. Сам выбирал.
Михаил Иванович укоризненно посмотрел на жену и отправился в переднюю за пальто. Екатерина Ивановна даже удивилась: что-то очень уж он покладист нынче. А он просто выбрал из двух зол наименьшее. Привыкать к обновке все равно придется, и лучше это сделать сегодня, потому что по крайней мере до обеда не будет снимать пальто, проведет это время на улице. Работники автомобильной промышленности пригласили его посмотреть одну из первых советских автомашин, прокатиться на ней.
...Автомобиль Калинину очень понравился. Выглядел он внушительно и красиво. Даже бензиновая вонь не в силах была перебить запах свежей краски и кожи. А главное - эта чудо-машина своя, собранная на нашем заводе руками наших рабочих!
Михаил Иванович расспрашивал инженеров, в чем автомобиль уступает заграничным образцам, чем превосходит их, что требуется для массового выпуска. Записал себе некоторые цифры - надо помочь товарищам.
С довольной улыбкой сидел он на заднем сиденье: машина шла плавно, мягко подпрыгивая на колдобинах. Михаил Иванович припомнил, как трясся недавно в «паккарде», когда ехал в Горки, и подумал, что новый автомобиль прежде всего необходим товарищу Ленину. Хоть Владимир Ильич и приступил к работе, но со здоровьем у него неважно, такая машина будет для него как раз кстати.
На Красной площади автомобиль и его пассажиров снял специально приглашенный фотограф. Пока он возился со своим аппаратом, собралась большая толпа, особенно много набежало мальчишек. Какой-то гражданин, похожий на артиста, допытывался, откуда привезли машину - из Америки или из Франции, недоверчиво покачивал головой, слушая объяснения. Слова не убедили его, сам все осмотрел, даже фары пощупал. И руками развел от удивления: «Ну, знаете!»
Михаилу Ивановичу приятно было, что ведет новую машину шофер не из пожилых, не из тех, которые прежде возили князей да министров и по сей день не растратили своего высокомерия, а молодой, веселый и к тому же очень знакомый товарищ. Семену Штыреву была доверена эта машина.
Потолковали с Семеном о Силе Семеновиче. Давно уж зовут его на работу в торговое представительство, покупать сельскохозяйственную технику за рубежом, а он упорно не хочет расстаться с заводом.
Михаил Иванович положил руку на руль рядом с рукой Семена. Произнес задумчиво:
- На новые колеса рабочий класс пересаживается, теперь быстрее вперед покатим.
- А я взлететь хочу, - ответил Штырев.
- Как это?
- Аэроплан я посмотрел, вот это машина! В воздух бы подняться, сверху далеко видно!
- Отец знает?
- Отец говорит: сам большой, сам решай.
- Ну, так учись, есть же летные курсы.
- Ходил, спрашивал. Даже на комиссии проверялся. Написали, что годен. В декабре явиться велели.
- Не раздумаешь до декабря-то?
- Нет. Это твердо.
Штырев-младший довез Михаила Ивановича до его приемной. В гардеробе Калинин снял пальто, пригладил перед зеркалом волосы и только тут вспомнил: костюм-то на нем новый! Посмотрел внимательно - рукава не длинные, в плечах не узок. Вроде бы даже помолодел в нем. Спасибо Кате, это ведь она позаботилась!
2
Несколько дней кряду ползли над Москвой тяжелые тучи, не прекращался холодный дождь. Он смыл мусор и грязь с мостовых, с тротуаров. Ручьи унесли опавшую листву, лишь редкие запоздалые листья пестрели кое-где на тусклом асфальте, на гладких булыжниках. Но и эти листья быстро набухали, теряли краску, превращались в бесформенные ошметки.
Казалось, конца не будет пасмурному ненастью. И вдруг рано утром 7 ноября дождь перестал, как по заказу. Очистилось льдисто-голубое небо, блеснули солнечные лучи, озарив вымытый город, чистые улицы, потемневшие от влаги дома. День наступил светлый, прохладный, бодрящий.
До начала военного парада Михаил Иванович съездил на вокзал, встретил там, вместе с другими товарищами, делегатов Всемирного конгресса Коминтерна, прибывших на праздник из Петрограда. Среди коммунистов - представителей пятидесяти восьми стран - было у Калинина немало знакомых: Марсель Кашен, Клара Цеткин, Луиджи Лонго, Сен Катаяма, Антонин Запотоцкий, Вальтер Ульбрихт, Басил Коларов. И оттого, что все они будут стоять рядом с советскими коммунистами на длинной дощатой трибуне, построенной у Кремлевской стены, Михаил Иванович испытывал особую гордость. Их присутствие на пятилетнем юбилее Советской республики подчеркивало интернациональное, всемирное значение Октябрьской революции.
Жаль только, что Ленин не может нынче принять участие в торжестве. Он в Москве, он работает, намеревался даже выступить на бывшем заводе Михельсона, но пришлось отказаться: почувствовал недомогание. Врачи запретили ему выходить из квартиры...
С вокзала гости и хозяева вместе направились на Красную площадь, заняли отведенные им места. Каждому, кто поднимался на трибуну, улыбающиеся девушки с почтальонскими сумками через плечо вручали праздничный номер «Правды» на шестнадцати страницах и двенадцать страниц иллюстрированного приложения. Михаил Иванович подержал на ладони - увесистая получилась газета.
Первое, что прочитал Калинин, - воспроизведенное «Правдой» факсимиле ленинского поздравления и пожелание Владимира Ильича в следующем пятилетии завоевать, притом мирно, не меньше, чем до сих пор было завоевано вооруженной рукой. Дальше следовали статьи, очерки, корреспонденции о трудовых достижениях советских людей, призывы к новым успехам. Бросалась в глаза шапка, набранная крупным шрифтом: «Мы не старики, черт возьми! Мы только начинаем жить. Порывом, ударом - вперед!»
Калинин улыбнулся - от такого лозунга кто хочешь взбодрится! Правильно: молодость - это не возраст, а состояние человека, которое зависит от общего хода дел, от духа эпохи.
Начался парад. Дружно грохали сапогами молодые красноармейцы в одинаковых суконных шлемах. Шлемы эти, напоминавшие головной убор русских витязей-богатырей, так и назывались богатырками. Они очень нравились Калинину. Это совсем новая военная одежда, которая есть только в Красной Армии, отличает наших воинов от всех других солдат. И в то же время форма шлема, дошедшая из глубокой старины, символизирует наше единство с тем лучшим, что было в российских войсках прошлых веков. Мы ведь не Иваны, которые не помнят родства, у нашего народа великая история, славные традиции.
Хорошо бы нынче вечером сесть спокойно с толстой книгой возле лампы, почитать без торопливости о скифах, о борьбе с татарским нашествием или о деяниях Петра Великого. Это для Михаила Ивановича лучший отдых, только очень уж редко выпадают свободные вечера. И сегодня отдыхать некогда. Он должен произнести приветственную речь на торжественном Заседании Московского Совета совместно с гостями - участниками конгресса Коминтерна. А потом обязательно нужно послушать радио. Будет передаваться первый большой радиоконцерт для широких масс. Недавно, в сентябре, заработала в столице центральная радиостанция. В связи с открытием четвертого конгресса Коммунистического Интернационала ей только что, перед самыми торжествами, присвоили почетное название - радиостанция имени Коминтерна.
Сегодня она будет вести передачу для всей страны, радиоволны донесут голоса лучших московских артистов до Ташкента и Харькова, до Архангельска и Иркутска. В самой столице громкоговорители установлены на Театральной, Серпуховской и Елоховской площадях. Екатерина Ивановна предлагает поехать на Елоховскую, там послушать концерт, прогуляться. Но лучше, пожалуй, побывать на Театральной...
Между тем военный парад закончился и началась демонстрация. Тремя потоками вливались люди на площадь, сразу ставшую нарядной и яркой от множества знамен, лозунгов и транспарантов.
Отличились железнодорожники - провезли через площадь макет паровоза почти в натуральную величину. Из трубы валил настоящий дым. Иностранные гости аплодировали железнодорожникам особенно долго. Этот паровоз, катившийся среди радующихся людей по Красной площади, был олицетворением мирной жизни, движения вперед.
Михаил Иванович посмеивался добродушно: надо же было соорудить такую махину и тащить ее от депо до самого Кремля! Да еще и дым раскочегарили!
Над колонной полыхнул кумачом и развернулся широкой лентой плакат с ярко-белыми буквами: «Да здравствует единый Союз Социалистических Республик!» Калинин радостно кивнул, увидев его: да, да, это самый назревший лозунг, самая важная задача на новом этапе!
Плакат дрогнул несколько раз под порывами ветра, потом взметнулся выше и уверенно поплыл над площадью вместе с движущейся колонной, рядом с продолжавшим дымить паровозом.
3
Декабрьский мороз был крепок. Но рослые красноармейцы в длинных караульных тулупах стояли неподвижно, образуя заслон, отсекавший от Большого театра шумную суетную улицу с людскими ручьями, стекавшими от Лубянки к Охотному ряду, с лихачами-извозчиками и медлительными трамваями.
Красноармейская цепь размыкалась только перед делегатами съезда - на этот раз не Всероссийского, а Первого Всесоюзного съезда Советов.
Михаил Иванович приехал задолго до начала заседания. По-хозяйски оглядел еще полуосвещенный зал, просторную сцену с массивным столом для президиума. Раньше всегда во время съездов на сцене были декорации из «Онегина», теперь их заменили так называемыми «венецианскими»: если смотреть из зала, словно бы открывается за президиумом звездная даль.
Все было в полном порядке, но Михаила Ивановича не покидало волнение, которое усиливалось по мере того, как приближалось начало работы. Очень уж большая ответственность легла на его плечи. Конечно, съезд готовили долго и основательно. Еще в октябре состоялся Пленум ЦК партии, утвердивший ленинский проект объединения советских республик и создавший комиссию для разработки конституции будущего Союза. Был обсужден и проект договора об образовании СССР. Во всех республиках прошли съезды Советов, которые одобрили ленинские принципы образования нового государства, избрали делегатов на Объединительный съезд.
Все надеялись, что руководить им будет Владимир Ильич. Во всяком случае, Ленин собирался выступить с речью. Но 16 декабря новый приступ болезни приковал его к постели. Очень обидно - Владимир Ильич проделал огромную подготовительную работу. Хорошо было бы вести съезд, чувствуя рядом Ильича, зная, что он вовремя поправит, поможет. И уверенности было бы больше, и настроение лучше.
Стрелки часов показывали двенадцать сорок. Пора. Михаил Иванович поправил галстук.
- Время, товарищи!
Шагнул на сцену, щурясь от яркого света, и на миг остановился, оглушенный обвальным грохотом аплодисментов. Присел возле стола, чтобы дать залу успокоиться. Когда стало тихо, поднялся, произнес с улыбкой:
- Слово предоставляется старейшему делегату Первого съезда Советов Союза Советских Социалистических Республик Петру Гермогеновичу Смидовичу.
И сразу почувствовал себя легче, свободнее: внимание людей переключилось на другого.
Смидович объявил съезд открытым. Громко звучал в затихшем зале его голос:
- Мы сообща защищали одно дело: власть труда, власть Советов против объединенного фронта империалистических правительств, строили социалистическое хозяйство против наступающего капитала. И какую громадную силу сопротивления находили мы в этом объединении сил отдельных республик перед лицом каждой встающей опасности! Вспомним борьбу нашу на голодном фронте. Вспомним поезда из Питера в Татреспублику, из Москвы - в Чувашобласть. Вспомним пароходы из Грузии для Крыма или эшелоны с хлебом из Белоруссии и Украины в голодающее Поволжье. Этим единением сил отдельных республик были обусловлены наши победы на внешних боевых и внутренних хозяйственных фронтах. Ныне мы объединяемся в единое государство, образуем один политический и хозяйственный организм...
Слушая Петра Гермогеновича, Михаил Иванович оглядывал зал, разыскивая знакомые лица. Более двух тысяч человек собралось здесь. Гвардия партии, гвардия революции. Делегация Белоруссии полностью состоит из большевиков. Среди собравшихся немало делегатов, принимавших участие еще в первых Всероссийских съездах Советов. Но как изменились люди! Теперь они опытные партийные бойцы, прошедшие политическую и фронтовую закалку. Они собрались здесь не для того, чтобы радоваться и восторгаться. Они приехали по-деловому, придирчиво обсудить важнейшие документы, принять ответственные решения. Приехали вершить государственные дела.
И еще на одно обстоятельство обратил внимание Михаил Иванович. В девятнадцатом году, помнится, в зале съезда не было иностранных журналистов. И своих-то лишь несколько человек. Занимали десяток стульев в яме для оркестра. А теперь мест не хватает представителям прессы. Англичане, американцы, немцы, французы строчат в своих блокнотах. Весь мир интересуется событиями, которые происходят у нас. Дипломатическая ложа переполнена. Пусть смотрят господа, как рождается новое великое государство!
Михаил Иванович повернулся к Смидовичу, завершавшему свою речь:
- В этой новой ступени объединения советских республик - источник новых громадных сил сопротивления и созидания, непонятный и страшный для капиталистического мира, но радостно изумляющий и привлекающий рабочих всех стран. И громкий призыв его к рабочему классу каждой страны не может остаться без мощного ответа. Да здравствует учреждаемый ныне Союз Советских Социалистических Республик!
Аплодируя, делегаты поднялись с мест. Где-то в центре зала родилась вдруг мелодия. Ее взметнули несколько голосов, и сразу весь зал подхватил знакомые слова. Торжественные и грозные звуки «Интернационала» наполнили театр.
Делегаты избрали почетным председателем съезда Владимира Ильича Ленина, рабочим председателем - Калинина.
Были прочитаны Декларация и Договор об образовании СССР, одобренные накануне делегациями всех четырех республик.
Затем выступил представитель Украины Фрунзе, который предложил принять Декларацию и Договор за основу, но поручить ЦИК СССР, который будет избран, передать эти важнейшие документы на дополнительное обсуждение ЦИК союзных республик. Л затем, учтя все поправки и предложения, разработать окончательный текст основного закона нового государства и внести его на утверждение Второго Всесоюзного съезда Советов.
Предложение Фрунзе было принято. Начались выборы верховного органа нового государства - Центрального Исполнительного Комитета СССР.
Во время перерыва к Михаилу Ивановичу подошел сияющий, возбужденный Киров. Произнес весело:
- Тесно в театре, столько народу собралось. Надо нам соорудить в Москве монументальное здание. Огромное и красивое. А назовем, - Киров задумался, - назовем его Дворцом Советов. Будем съезды в нем проводить!
- Вот и скажите об этом в своей речи, - посоветовал Михаил Иванович, - внесите такое предложение.
- Обязательно! - Киров поспешил к товарищам по азербайджанской делегации, которые ждали его у входа в зал.
Время перерыва истекло. Люди заняли свои места. С приветствием к делегатам обратились представители Бухарской и Хорезмской народных советских республик. Они заверили, что горячо поддерживают образование Союза. В недалеком будущем Бухара и Хорезм тоже станут на путь социалистического развития и будут счастливы войти в состав СССР.
Михаил Иванович вел заседание, следил за регламентом, а сам между тем обдумывал свое заключительное выступление. Оно вообще-то было подготовлено еще вчера, но сейчас, по ходу дела, следовало вносить в него некоторые дополнения.
Вот последний оратор покинул трибуну. Люди в зале устали. Надо коротко и просто высказать им самое главное.
От волнения, которое испытывал Михаил Иванович утром, не осталось и следа. Все шло очень хорошо, огромную работу удалось сделать за день. Подводить такие итоги - одно удовольствие.
- Товарищи, мы, рабочие и крестьяне, особенно рады, что здесь, в Москве, происходит этот Первый Объединительный съезд всех народов, населяющих советские республики... Может быть, сейчас, в данный момент, важность этого события не вполне сознается, но оно с каждым днем будет иметь все большее и большее значение на политическом горизонте. В этом нет никакого сомнения. Во-первых, этот Объединительный съезд даст нам возможность усилить наши материальные ресурсы в противовес враждебному нам буржуазному миру. Во-вторых, объединение советских республик и в политическом отношении в огромной степени усиливает реальное значение советских республик перед всем буржуазным миром. И наконец, в-третьих, мы здесь закладываем первый камень действительного братского общежития. Целые тысячелетия прошли с тех пор, как лучшие умы человечества бьются над теоретической проблемой в поисках форм, которые дали бы народам возможность без величайших мук, без взаимной борьбы жить вдружбе и братстве. Только сейчас, в сегодняшний день, практически закладывается первый камень в этом направлении...
И вот работа завершена. Создан Центральный Исполнительный Комитет СССР, единодушно избраны четыре его председателя: М.И. Калинин, Г.И. Петровский, А. Г. Червяков, Н.Н. Нариманов.
Отгремели и стихли аплодисменты, опустела сцена, а делегаты не спешили расходиться. В зале, в фойе - повсюду смех, восклицания, гул голосов.
К Михаилу Ивановичу протиснулся Буденный, остановился рядом: в светло-зеленом френче, подтянутый, крепкий. Протянул руку:
- Поздравляю от души! Теперь вы у нас не то что всероссийский, а всесоюзный староста! Президент, можно сказать!
Когда Калинин вышел из подъезда, была уже глубокая ночь. Оцепление давно сняли. Проносились на сытых лошадях извозчики. Откуда-то с противоположной стороны площади бил луч прожектора, ярко освещал колонны Большого театра, красное полотнище над ним.
4
Следующее утро - 31 декабря - началось не совсем обычно. Михаил Иванович заправил кровать, умылся и, забрав почту, вернулся в свою спальню-кабинет - небольшую комнату, где кроме койки, стола и ширмы были книжные полки. В свободные дни сразу после завтрака Калинин обычно принимался за книги, но сегодня день особенный, Михаил Иванович взялся сперва за газеты.
Центральная пресса подробно информировала читателей о закончившемся недавно Десятом Всероссийском съезде Советов и особенно о Первом Объединительным. В «Известиях» была напечатана анкета под общим заголовком: «Итоги, перспективы и пожелания на 1923 год». Два десятка государственных деятелей и ученых ответили на вопросы анкеты. Ответ Калинина - в самом начале. И все о том же, о главном, о создании единого союза братских республик.
В первые дни революции преобладало стремление к освобождению от государственности, - это он видел своими глазами. Каждый уезд сам хотел быть государством. А сейчас, наоборот, все сознают необходимость более тесного, общего объединения социалистических советских частей. Отсюда и задача союзных органов: умелым управлением удовлетворить объединительное настроение масс.
Ну ладно, нечего перечитывать самого себя. Кто еще отвечает на вопросы анкеты?
Председатель Совета Закавказской Федерации Александр Мясников: «...союз дает возможность укрепить хозяйство и военные силы, нужные народам Востока для борьбы с мировым капиталом».
Председатель ЦИК и Совнаркома Белоруссии Александр Червяков: «...выпуск книг, учебников на белорусском языке, субсидирование белорусского театра и проч. окончательно рассеяло агитацию шовинистических элементов, усматривающих в Союзе ССР опасность для белорусской культуры».
Конечно, эти меры выбивают почву из-под ног националистов и «независимцев». Но говорить, что все противники объединения закрыли свои рты, еще рано. Вопрос этот сложный, и решаться он, видимо, будет постепенно, годами.
Анатолий Васильевич Луначарский пишет, конечно, о советском искусстве: «...левое искусство, которое забивало себе путь голым формализмом и беспредметностью, устами Маяковского заявляет, что оно намерено перейти от формального футуризма к остро выраженному коммунизму, эстетическому выражению образов и мыслей революции и насыщению искусством быта».
К остро выраженному коммунизму - это хорошо. Только очень уж сложно закручено... Для широкого читателя можно бы и попроще.
В комнату стремительно вошла Екатерина Ивановна и, вероятно, продолжая разговор, начатый с кем-то за дверью, спросила:
- А ты? Чего бы хотел ты?
Михаил Иванович ответил недоумевающе:
- Я? Ну, положим, в городки хотел бы сыграть. - Он оживился. - Чтобы лежачую фигуру бац - и долой!
- О господи, я не о том совсем. Праздничный обед хочу приготовить, чтобы всем угодить.
- Засиделся я, Катя. Жаль, что зимой сыграть негде, - он прищурился, целясь, резко махнул рукой.
- Хватит, вижу, - засмеялась Екатерина Ивановна. - Городошник ты отменный. А насчет обеда-то как?
- Что хочешь, то и готовь.
- А особенное, новогоднее?
- Грибков бы. Соленых.
- Есть грибы. Мария Васильевна позаботилась, прислала из деревни.
- Наверно, те засолила, которые я последний раз принес. Полная корзина была. Превосходные грибы!
- Ну да, - возразила, посмеиваясь, Екатерина Ивановна, - твои она почти все выбросила. Червивые.
- Не может быть. Она ведь хвалила меня!
- Огорчать не хотела. А когда ты на рыбалку ушел, повеселились мы с ней вволю.
- Вот те на! Я же в очках собирал.
- Удовольствие получил?
- Еще какое.
- Значит, не зря время провел. А грибов маминых поедим, у нее они чистенькие, - Екатерина Ивановна взяла газеты, положила на подоконник. - Пойдем завтракать.
В столовой дети уже дожидались за столом. Поздоровавшись с отцом, Юля спросила:
- Пап, разве можно считать математику самой главной наукой?
Пять пар глаз ожидающе уставились на него. Подумав, он ответил:
- Математика - это гимнастика ума. И практическая польза от нее очень большая.
- Но разве она самая главная?
- Все науки важны и нужны, и нельзя делить их на главные и неглавные. Лучше изучать их как следует, - улыбнулся Михаил Иванович.
- А что изучать в первую очередь?
- Если бы меня спросили, чего мне недостает, я бы ответил: мне недостает знания иностранных языков и своего родного русского языка. Крайне необходимо лучше знать русский язык. Если ты хочешь влиять на окружающих, то этого можно достигнуть только тогда, когда будешь уметь облекать свои мысли в яркие, точные и общедоступные формы. Вот почему знание родного языка крайне необходимо каждому культурному человеку.
- Каша стынет, - негромко напомнила Екатерина Ивановна.
За столом стало тихо, лишь ложки постукивали о тарелки. Семь ложек. У детей стук был чаще - торопились покончить с гречкой, отправиться по. своим делам. Большие они уже, рассуждают о серьезных вещах, самостоятельность проявляют. Не барчуками растут, не белоручками. Валерьян электричеством увлекается, Александр техникой. Это они, наверно, спорили с Юлькой насчет математики. Решительная, несколько замкнутая Лида мечтает стать врачом. Анна пока не заглядывает так далеко, она только еще обжилась в семье, только привыкла.
Разбойница Юлька недавно заставила отца с матерью сильно поволноваться. Не явилась после школы домой. Это случалось и раньше, оставалась у подруги часов до семи, возвращалась к тому времени, когда приходила с работы мать. А тут девять, десять часов - Юльки нет.
Екатерина Ивановна сама не своя, да и ему черные мысли в голову лезли.
В полночь решил отправиться на поиски. Только рделся - и вот она, явилась девица! Румяная, довольная, короткие волосы - на косой пробор - растрепались. Оказывается, вместе с подругой и ее родителями ходила в консерваторию, на концерт.
Михаил Иванович не стал бранить ее. Сказал только, чтобы в другой раз обязательно предупреждала заранее. Ведь не пустой болтовней занималась, в хорошем месте была...
Управившись с кашей, Юля машинально взяла кусок хлеба, откусила, положила рядом с тарелкой.
- Спасибо, - поднялась она.
- А хлеб? - нахмурился Михаил Иванович, - Если не хочешь, зачем было брать?
У Юли округлились глаза:
- Ведь сейчас не голод, папа...
- Я думаю, люди будут беречь хлеб даже тогда, когда настанет полное изобилие. А до этого пока еще далеко. Ты знаешь, каким трудом он достается крестьянину? Очень тяжелым трудом!
Аккуратно придвинул к столу свой стул и ушел в комнату. Повторять одно и то же несколько раз, уговаривать, вдалбливать он не любил. Кто хочет, тот услышит и поймет. А кто не хочет, тот не уразумеет, сколько ни повторяй.