Уезжать с насиженного места Санчо было еще грустнее, чем самому хозяину особняка. Загружая последние чемоданы в багажник автомобиля, Мошкин еще раз с тоской обернулся на так и недостроенное здание. В последнее время верный соратник Лавра стал до неприличия сентиментален. Казалось, еще секунда-другая, и он расплачется. Может, так все и произошло бы, но в самый ответственный момент от грустных мыслей Александра отвлек женский голос, ставший уже таким родным.

— Уснул, что ли, Санчик? — Клава положила ему на плечо свою широкую ладонь. — Надо будет ограничить твои ночные сексуальные поползновения до минимума, а то ты потом целый день носом клюешь, как я посмотрю.

— Ну что ты, Клава? — мгновенно стушевался тот, опасаясь, что женщина действительно осуществит свои угрозы. — Я просто задумался.

— О чем же?

— Ну… Переезд… И все такое… Ты ж сама подумай, сколько всего мы тут с Лавром пережили. — Санчо даже причмокнул языком. — Вспомнить страшно.

— Вот именно, что страшно, — в тон подхватила Розгина.

— Брось, Клава. — Мошкин наконец-то склонился над багажником и запихнул в него очередной увесистый чемодан. — Здесь и с тобой мы первый раз встретились. На лестнице. Помнишь?

Она ничего не ответила и решительно зашагала в сторону парадного крыльца. Санчо проводил ее долгим взглядом и тяжело вздохнул. Потом запрокинул голову и грустно посмотрел на небо, отслеживая витиеватое движение облаков. День сегодня выдался явно не солнечным. Александр призадумался.

Сколько же всего изменилось в его, казалось бы, степенном существовании за последний год. С того памятного дня, как Дюбель едва не отправил на небеса Лавра, но в результате сам ушел в лучший из миров. Не без помощи Санчо, конечно. А потом, в результате снятия короны с Федора Павловича, все пошло наперекосяк. Разбежалось близкое окружение, изменился сам Лавр, серьезным каким-то стал, напыщенным, что ли. Впрочем, у него этого и раньше хватало. А вот теперь им приходится расставаться с прежним местом жительства и перебираться на новое. Нет, имелись, конечно, и существенные плюсы. Например, у Александра была Клава. За тот год, что они прожили вместе, их отношения, как казалось самому Мошкину, еще более упрочились. И дача, на которую они теперь намеревались перебазироваться, целиком будет находиться в ведении Розгиной. Наверное, пора и о свадьбе подумать.

К машине вернулась Клавдия с новым баулом, поставила его на землю и облегченно перевела дух. Волосы женщины растрепались, но Санчо находил в этом что-то удивительно симпатичное.

— Уф! — Розгина отерла рукой выступившие на лбу капельки пота. — Это последний. Грузи.

Санчо беспрекословно подхватил баул и, не отыскав для него подходящего места в багажнике, отнес в салон. Клавдия обогнула корпус автомобиля с противоположной стороны и грузно разместилась на переднем сиденье. Мошкин занял место за рулем.

— Нет, вот ты мне скажи, — уже в который раз за последние пару часов подняла старую тему Розгина. — Почему мы с тобой вдвоем должны заниматься перевозкой этого барахла? А этим двум здоровым лбам и дела ни до чего никакого нет. Что один, что другой. Верно говорят, яблоко от яблоньки… Можно подумать, у нас проблем нет. У меня, между прочим, тоже работа имеется. Не хуже некоторых. Ну ладно — Федечка. Сегодня у него действительно уважительная причина. Экзамен. Благо дело, последний. А этот где?

Клавдия неопределенно мотнула головой в сторону особняка, оставшегося за их спинами. Мошкин прекрасно понял, что под определением «этот» скрывается не кто иной, как Лавр. Что ж, Александру было не впервой вставать на защиту Федора Павловича от нападок его родственницы.

— Ты же знаешь, Клава, у него тоже сегодня день ответственный.

— А у меня, стало быть, нет? — тут же вскинулась она.

Санчо завел мотор и осторожно тронул нагруженную машину с места. Колеса плавно зашуршали по гравийной дорожке. Он бросил взгляд в зеркальце заднего обзора и еще раз мысленно попрощался с особняком. Затем полностью переключил свое внимание на дорогу.

— И потом, человек еще после болезни не оправился, — вернулся он к ненадолго прерванному разговору. — Ему же тяжелое поднимать никак нельзя.

— Тяжелое никому поднимать нельзя, — нравоучительно заметила Розгина. — Но приходится.

Никаких дополнительных возражений и контраргументов Мошкин приводить не стал. Спорить с любимой женщиной не хотелось. Да и какой в этом смысл? Переубедить Клаву в собственной правоте все равно невозможно. Куда приятнее просто сидеть с ней в машине бок о бок.

Заезжать в город им не требовалось. От бывшей обители Лавра до той, которую ему и его домочадцам предстояло занять уже сегодня к вечеру, можно было добраться по Кольцевой дороге. Оно и быстрее и приятнее. Совершая уже за сегодняшний день не первый рейс, Санчо прекрасно знал маршрут, и теперь ему не требовалось никаких уточнений со стороны Клавдии. Он искоса бросил взгляд на свою пассию. Может, прямо сегодня и заговорить с ней о браке? А вдруг ей эта затея придется не по душе? Рискованно.

Мысли же самой Розгиной были далеки от тех, что роились в огромной тыквообразной голове Александра. Они были более бытовыми, если так можно выразиться. Клавдию волновал вопрос, как успеть к вечеру привести дачу хотя бы в относительный порядок, приемлемый для человеческого проживания. Сколько бы она ни ворчала и ни выражала свое недовольство поступками окружающих, женские обязанности всегда выполняла неукоснительно. Знал об этом и Лавр, а потому тоже редко вступал с Клавдией в перебранку, интуитивно осознавая, что за последний год женщина-БТР, как он окрестил ее когда-то, превратилась в его доме в полноценную хозяйку. Розгиной удалось сбить гонор с некогда могущественного воротилы криминального мира.

Минут через тридцать пять или даже меньше их автомобиль свернул с основной магистрали и, виляя по кривенькой тропинке, достаточно быстро достиг конечного пункта назначения. Санчо заглушил двигатель. Покидать уютный салон он не торопился, зная на собственном опыте, что Клава сейчас скроется внутри строения, а ему, бедолаге, ничего не останется, как возиться с мешками и чемоданами.

— Санчо! — сурово окликнула его женщина, уже ступившая на твердую почву. Для пущей уверенности она похлопала ладонью по лобовому стеклу.

— Иду-иду, Клавонька, — нараспев произнес Александр и, покрякивая, выкорчевал свое объемное тело из металлического транспортного чрева.

— Белье тащи на второй этаж, все остальное складывай в предбаннике, — отдала последнее указание Клавдия и направилась к дому.

— Клава! — осторожно окликнул ее бойфренд, смущенно переминаясь с ноги на ногу.

— Ну, чего тебе?

— Перекусить бы чего-нибудь. — Он забавно пожал широкими плечами. — Проголодался я. А?

— Не заработал еще, Санчик, — последовал было хмурый ответ, но, обернувшись и заметив сконфуженную мордашку Александра, Клава не выдержала и от души рассмеялась. — Ладно уж. Сейчас что-нибудь придумаю. Горе ты мое луковое.

Мошкин враз повеселел.

Вот уже несколько дней Федечка был с головой погружен в сдачу экзаменов. Пожалуй, он был единственным человеком в семье, которого меньше всего сейчас волновал переезд с одного места жительства на другое. Честно говоря, в последний месяц он и не очень-то следил за делами отца, хотя, как человек здравомыслящий, не мог не понимать, какой ответственный шаг предпринимает его родитель. Летняя сессия, уже, соответственно, вторая на его счету, поглотила сознание юноши. Первую, зимнюю, Розгин сдал на «отлично» по всем предметам, чем еще больше укрепил мнение окружающих, и в частности домочадцев, относительно своих уникальных способностей. Но волнение перед каждым экзаменом, присущее каждому молодому человеку, все-таки было. От этого уж никуда не денешься.

— Берите билет, юноша, — сухо и подчеркнуто официально предложил ему пожилой, седовласый профессор в громоздких очках на узкой переносице и в идеально подогнанном по фигуре однотонном костюме.

Федечка решительно протянул руку и взял со стола первый попавшийся листок.

— Номер?..

— Семнадцатый, — известил он профессора, еще не успев ознакомиться с вопросами.

— Идите готовьтесь, — напутствовал его экзаменатор.

Розгин вернулся за стол. Радовало то обстоятельство, что сегодняшний экзамен был последним. Причем надо заметить, что Федечка, в отличие от своих сокурсников, сдавал всего два предмета. Химию и историю. По всем остальным он получил зачет автоматом. Остались только эти два общеобразовательных. Химию он свалил с плеч еще на прошлой неделе с отметкой «пять», вопрос с историей будет решен сегодня.

«Политика Коммунистической партии на рубеже шестидесятых-семидесятых годов» — гласил первый вопрос выбранного билета. Розгин поморщился. Эта тема в принципе была ему чужда. Нет, не то чтобы он не знал ее, но говорить на такие темы явно не хотелось. Вот уж кто лучше всего дал бы исчерпывающий ответ по данной теме, так это его отец. Кому, как не Лавру, было знать политику партии во времена взлета его криминальной карьеры. Эта политика напрямую коснулась и его.

Глубоко вздохнув, Федечка взял ручку и, склонившись над столом, стремительно стал набрасывать на лист все свои познания в интересующей экзаменатора области мелким, убористым почерком. Прическа молодого человека теперь была вполне приличной. На голове уже не было многочисленных косичек, но и назвать стрижку слишком короткой, какой она была год назад, при посещении Лавра в больнице, тоже было нельзя. Скорее это была стильная модельная прическа, благодаря которой голова Розгина смотрелась не столь вызывающе, как при попытке самостоятельного поступления в вуз до знакомства с отцом.

Федечка не обратил внимания, сколько времени у него ушло на предварительную подготовку. Вслед за первым вопросом последовал второй, затем третий, и по всем этим темам юноша сделал свои наброски для предстоящего ответа экзаменатору.

— Вы готовы? — окликнул его седовласый профессор.

Розгин еще раз пробежался глазами по листу, проверяя, не упустил ли он что-либо существенное, и порывисто поднялся из-за стола.

— Да. Готов.

Профессор ему был незнаком. По каким-то причинам экзамен принимал не тот педагог, который вел у Федечки и его группы историю в течение всего семестра. Соответственно, и старец видел Розгина впервые. Что ж, может быть, это и к лучшему. Мнение и оценка не будут предвзятыми.

Профессор принял билет из рук молодого человека и сдвинул очки к кончику носа, вглядываясь в написанное.

— Ну-с. — Суровый педагог позволил себе доброжелательную улыбку. — Приступим.

— Давайте приступим, — бодро согласился с ним Федечка.

Внешность у старика была презабавная, как машинально отметил парень. Это придало ему раскованности.

— Итак, слушаю вас, юноша. — Профессор откинулся на спинку стула. — Первый вопрос…

— Ну, как тут наши успехи? — прямо с порога пророкотал Санчо, попутно приглаживая на голове свою реденькую шевелюру.

Стоящий возле окна Лавр оторвался от созерцания пешеходного перекрестка с неработающим светофором, благодаря чему в самом центре города образовалась внушительная пробка, и развернулся лицом к нежданно-негаданно пожаловавшему соратнику.

— Наши? — скептически переспросил он. — Я думал, ты самоустранился. По семейным обстоятельствам.

— Вам всем что, доставляет удовольствие меня изводить? — насупился Мошкин и без приглашения вольготно расположился в просторном кресле. Пару месяцев назад Федор Павлович самолично заказал это кресло себе в кабинет, специально для помощника. От обычных оно отличалось тем, что имело вместимость в два раза больше стандартной. — Сперва Клава, теперь ты. Давайте, пинайте меня, пейте мою кровь стаканами.

— Да кому нужна твоя кровь, — отмахнулся Лавр. — К слову сказать, я не заставлял тебя жениться.

— Так я еще и не женился, Лавруша, — пробурчал Санчо скорее себе под нос, нежели обращаясь к оппоненту.

— Вот-вот. — Лавриков отошел от окна, вернулся к столу и взял новенькую пачку сигарет. Принялся неспешно распечатывать ее, избавляясь от целлофана. Попытки бросить курить у него так и не увенчались успехом. — То ли еще будет, Санчо. Здесь, брат, не от тебя все зависит.

— А от кого?

— От нее, — просветил соратника в столь очевидной и элементарной истине Федор Павлович. — От Клавдии, конечно. Если уж захочет тебя женить на себе, стало быть, женишься. Отвертеться тут не получится. А нет — считай повезло.

— Почему — повезло? — выразил крайнее несогласие с такой точкой зрения Мошкин. — Я, между прочим, и сам мечтаю о браке с Клавдией. Вот только не знаю, как подступиться к этому вопросу. Может, посоветуешь чего?

— Я в этом деле не советчик, — открестился Лавриков. Он прикурил сигарету и расположился за своим рабочим столом, свободной рукой коротко провел по седым волосам. — В брак никогда не вступал. Один раз в жизни собирался, и то ты меня с этой дорожки свернул. А сейчас уже не до этого. Других забот хватает. Полон рот.

Он демонстративным жестом обвел рукой свой кабинет, который как бы являлся символом всех существующих на данный момент глобальных вопросов. На некоторое время в разговоре между бывшим вором в законе и его преданным «дворецким» повисла гнетущая пауза. Санчо подался всем корпусом вперед и внимательно вгляделся в лицо Федора Павловича. Тот затянулся сигаретой, прищурив один глаз, выпустил дым и слегка склонил голову набок.

— Что?

Санчо нервно сглотнул.

— Так ты помнишь, Лавр? — с каким-то священным ужасом произнес он, переходя зачем-то на шепот.

— Помню?.. Что именно? — Лавриков расправил свой модный галстук.

— Ее. Катю.

В кабинете вновь повисла мертвая тишина.

— Помню, — честно признался разжалованный авторитет. — Я всегда все помню, Санчо. Вот только виду стараюсь не показывать. Все какую-то марку держу. Даже перед самим собой. А зачем? Зачем, спрашивается? Кого я этим обмануть хочу? Если только себя. Больше некого.

— Ешеньки! — совсем стушевался Мошкин. — Я не знал этого, Лавр. Прости.

— Ничего. — Федор Павлович вновь окутался дымом, — Я не злопамятен. Да и потом, сам посмотри, в итоге все вернулось на круги своя. Как и должно было быть. По закону. Я имею в виду человеческий закон, — добавил с глумливой улыбкой. — А что касается самой Кати… — Лавр пожал плечами. — Значит, не судьба.

Александр молчал, тупо уставившись на носки своих лакированных туфель. Сказать ему в этот момент было абсолютно нечего. Он тоже помнил ту историю восемнадцатилетней давности. Пусть не всю и не во всех подробностях, но он помнил главное. Что та живая и веселая девчушка в Сочи была родной сестрой его Клавы. Иногда Санчо с ужасом рисовал себе перспективы, которые неизбежно возникнут, если Розгина узнает, кто в свое время повлиял на решение Лаврикова. Совесть, что ли, проснулась у него на старости лет? Не слишком ли поздно? От очередных невеселых дум Александра оторвал Лавриков.

— Ну ладно о грустном, — громко произнес он, будто подводя невидимую черту. — То дело прошлое уже. Что там с вещами и с переездом?

— Все в порядке. — Мошкин был рад соскочить с неприятной темы и как-то весь сразу подобрался. — Перевозку всю завершили. Сегодня ночевка на новом месте.

— Ну вот и ладушки. — Лавр загасил окурок в пепельнице и удовлетворенно потер руки. — А то уже как-то затянулась эта волокита. Самому надоело. И главное, навалилось все как-то сразу. Переезд, выборы, у Федечки сессия.

— Так что там с выборами? — вернулся Санчо к тому разговору, который и начал было, едва появился в рабочих апартаментах Лавра. — Тебя уже можно поздравить с депутатским креслом? Ты теперь народный избранник? Или как?

— Или как, — улыбнулся Федор Павлович и, поднявшись из-за стола, вновь продефилировал к окну. Пробка на улице заметно рассосалась благодаря прибытию на место работников ГИБДД, но до конца порядок движения восстановлен еще не был. — Идет подсчет голосов. Сам сижу как на иголках в ожидании результата. Сказали бы сразу: да — да, нет — нет, и я бы отправился домой.

— А чего же они так долго тянут? — изумился Мошкин.

— Ты меня спрашиваешь? Вопрос явно не по адресу. Взял бы и смотался на разведку.

— Нет, я не могу. — Санчо протестующе замотал своей большой головой. — Ты что?

— А что такое?

— Боязно мне.

Федор Павлович рассмеялся.

— Смотри, оказывается, какой ты у нас боязливый стал, — сыронизировал он.

— Так это же политика, — аргументировал Санчо.

— А как же ты, Санчо, собираешься стать помощником депутата в случае успеха нашего безнадежного дела?.. — не отставал с нападками Лавриков. — Работать в политике и бояться ее…

— Так то помощником, — бестактно перебил его Мошкин. — За тобой мне ничего не страшно, Лавр. Как за каменной стеной.

Желаемый эффект был благополучно достигнут. Последние слова соратника приятно польстили Федору Павловичу, и он, наконец, к полному облегчению Санчо, отвязался от старого друга. Им оставалось покорно ждать результатов подсчета голосов. Все зависело теперь исключительно от электората. Надо же, слово-то какое приятное!

— Сдал?..

— Сдал.

— А отметка какая?

— Пять! — Федечка гордо вскинул кверху растопыренную пятерню, видимо, для того, чтобы произнесенное слово прозвучало более убедительно.

— А кто ж сомневался, — живо откликнулась Клавдия. — Я вот, например, ни капельки.

Розгина встретила племянника перед зданием университета, как они заранее и договаривались. Федечка назвал приблизительное время окончания экзамена, но тетка, естественно, прибыла на место заранее. Где-то около часа ей пришлось потомиться в ожидании. Клавдия хотела первой поздравить юношу с окончанием первого курса и самолично отвезти на дачу, куда их семейство и перебралось на постоянное проживание. На работу она сегодня все равно не попала, так посвятит время близким.

Они прошли к машине, и Розгина, сняв ее с сигнализации, расположилась на водительском месте. Федечка обошел транспортное средство по периметру и распахнул противоположную дверцу.

— Потрясно смотришься, тетя! — с чувством выдал он.

— В каком смысле? — не поняла Клавдия.

— В смысле — за рулем. Мне нравится.

Розгина только пару недель назад сдала экзамен по вождению и получила права. Водить машину было ее давней заветной мечтой, на осуществление которой она наконец-то и решилась. Санчо, правда, был здорово против этих благих стремлений, но уж его-то уговорить для Клавдии раз плюнуть. Достаточно разок пригрозить, что, мол, брошу, — и все. Мошкин как шелковый становится. За что в общем-то и любим.

Клавдия повернула ключ в замке зажигания, привела автомобиль в боевую готовность и уже секунду спустя грамотно вырулила со стояки, расположенной перед зданием университета. Федечка опустил боковое стекло, и приятный теплый ветерок облизал его улыбающееся лицо.

— И каково себя чувствовать студентом второго курса? — Клавдия чуть повернула голову в сторону племянника и задорно подмигнула ему.

— Ничего, — нарочито небрежно бросил парень. — Знаешь, прибавляет веса в собственных глазах. — Он помолчал непродолжительное время и обратился к тетке со встречными вопросами: — А что там у отца? Не освободился еще? Результаты есть?

Розгина неопределенно пожала плечами.

— Санчо звонил мне около часа тому назад, — сообщила она. — Насколько я поняла, на тот момент еще ничего не было известно. Ожидали результатов подсчета голосов. Как только весь процесс завершится, они прибудут на дачу. Он так сказал мне.

Федечке весьма импонировала идея отца переключиться с криминала на политику. Конечно, он знал, что в этом вопросе не обошлось без подключения старых лавровских связей и, соответственно, интереса некоторых отдельно взятых лиц с сомнительным прошлым, но родитель твердо обещал ему не нарушать букву закона без существенных на то причин, как он добавил при этом. В последнее время Лавриков пребывал не в очень хорошем настроении, на что, без сомнения, повлияли события годичной давности, шлейф от которых периодически дотягивался до былого законника. Нет, в кругу семьи, и особенно в присутствии родного сына, Лавр был на седьмом небе от счастья, а вот оставаясь наедине с самим собой… Он не знал, куда себя деть от безделья. Ему как воздух нужна была бурная деятельность. И Федечка это понимал.

— Он справится, — решительно произнес парень вслух, и Клавдия подозрительно покосилась на него. — Я в этом уверен.

— Главное, чтоб дружки его старые не достали, — резонно заметила женщина, выводя автомобиль за черту города и здесь уже чувствуя себя за рулем более расслабленно. — А то слетятся, как мухи… на мед.

Розгин открыто улыбнулся. За окном в этот момент проносились зеленеющие поля, настолько огромные по площади, что некоторые из них скрывались за горизонтом. Летнее солнышко на мгновение вынырнуло из-за облаков, ласково пощекотало поверхность травяного покрова и снова скрылось. Погода была просто чудесной. И вроде лето, тепло, птицы щебечут, и в то же время пока еще нет той назойливой духоты, которая наверняка даст о себе знать чуть позже, к середине июля.

— Если слетятся, мы их разгоним, — беспечно заявил юноша. — Посмотрим еще, кто мухи, а кто мед.

В силу того, что они добирались до дачи не от бывшего особняка Лавра, а из центра города, управляемый Клавдией автомобиль подъехал к заветной тропинке с противоположной стороны магистрали. Федечка посредством своего мягкого места сразу ощутил, что по незаасфальтированной дороге тетушка водит машину еще не столь уверенно. Благо скачки по колдобинам были недолгими.

— Мой руки, отличник, — едва остановив машину возле гаража, распорядилась Розгина. — Буду тебя потчевать.

— Я пока не хочу, тетя, — вежливо отказался Федечка. — Давай подождем остальных. А я пока, если ты не против, вздремну часок. Устал что-то. От умственного перенапряжения.

Возражать Клавдия не стала. Машину благополучно, без происшествий загнали в гараж и отправились в дом. Федечка сразу поднялся наверх и, как был, прямо в одежде растянулся во весь рост на кровати. Сон сморил юношу быстро.

— Я предлагаю тост за нового великого политика в истории Российского государства, — вовсю раздухарился Санчо, размахивая над столом высоким хрустальным фужером, в результате чего из него выплеснулась-таки искристая жидкость, и несколько внушительных капелек упали на белоснежную скатерть. К счастью, никто этого не заметил. Даже бдительная Клавдия. — За тебя, Лавр!

Емкости с шампанским сошлись в мелодичном звоне, после чего все участники скромного семейного застолья опорожнили их до дна. Розгина фыркнула, когда многочисленные пузырьки ударили ей в нос. Лавр едва заметно улыбнулся.

— Я думаю, ты весьма преувеличиваешь, Санчо, — спокойно ответил он на пламенное обращение соратника. — Мое сегодняшнее избрание в депутаты, слава богу оказавшееся успешным, еще не означает, что я собираюсь переустраивать мир. Нет, я, конечно, мечтаю о некоторых преобразованиях и намерен приложить все усилия, дабы воплотить их в жизнь, но называть эти преобразования грандиозными и великими я бы, пожалуй, воздержался.

— Не скромничай, папа, — задорно поддел его Федечка, уже успевший не только отоспаться к возвращению Лаврикова и его помощника, но и переодеться в домашнее. Сейчас он был облачен в яркую, броскую майку и легкие просторные шорты.

— Не перебивай отца, — в шутку осадил его Лавр, погрозив в воздухе пальцем. — Мал еще, чтобы перечить мне.

Федор Павлович и Мошкин прибыли на дачу что-то около получаса тому назад. Им все же удалось дождаться результатов подсчета голосов, и, лишь когда вполне официально было объявлено об избрании Лавра депутатом Госдумы по одному из округов, они покинули административное здание в центре столицы. Александр в связи с победой на выборах ликовал, пожалуй, больше, чем сам виновник торжества. Он, против обыкновения, тараторил без умолку, как из пулемета, всю дорогу и в результате настоял на том, чтобы купить шампанского и отметить знаменательный день. Лавр согласился. В глубине души он тоже был доволен оглашенными результатами. Просто не мог не быть довольным. Так что плохого, если они посидят сегодня вечером на даче за накрытым столом и злоупотребят немножко спиртными напитками. Увлекаться, конечно, не стоило, учитывая тот факт, что бывший криминальный авторитет по-прежнему находился на строгой диете, но небольшое отступление от нее пойдет только на пользу. Тем более, что и Санчо ничего не имел против. А это огромная редкость, и не использовать ее было бы непростительным грехом.

Клавдия встретила мужчин радушно. По телефону Александр уже известил свою возлюбленную о счастливом событии в их общей жизни. Стол был накрыт, сон уставшего студента безжалостно прерван, о чем тот в общем-то и не слишком сожалел, и компании не потребовалось много времени, чтобы начать семейную пирушку.

— А какие у тебя все-таки планы, Лавр? — вроде как ненавязчиво, но с явным интересом подключилась к беседе Розгина. Она сидела рядом со своим кавалером на противоположной от двух Федоров стороне стола. — Уже что-то задумал или пока только в поисках?..

Лавриков откинулся на спинку стула и интригующим взглядом окинул собравшихся в столовой троих близких ему людей. Хитро прищурил глаза.

— Задумки у меня есть, — поведал он после непродолжительной паузы. — И как мне самому кажется, задумки интересные. Однако… — Федор Павлович вновь помолчал, и губы его разъехались в загадочной чарующей улыбке. — Пока мне не хотелось бы говорить об этом вслух. Информация закрытая.

— Что, даже от нас? — Клава нахмурилась.

Санчо поспешно накрыл ее округлую широкую коленку своей не менее внушительной по объему ладонью. Прикосновение было нежным и успокаивающим.

— Пойми, Клава, — театральным шепотом молвил Александр. — Господин депутат опасается, что мы воспользуемся его болтливостью и продадим гениальную задумку конкурентам.

Он пытался направить разговор в шутейное русло, но наивная Клавдия Розгина, как это часто случалось, приняла все его слова за чистую монету. Глаза ее округлились, и, развернувшись лицом к Санчо, она вполне искренне вопросила:

— А что, разве же такое случается?

— О! — Мошкин закатил глаза. — Сплошь и рядом. Едва ли не каждый день. Ляпнет депутат лишнего в кругу близких друзей — и все. Считай, сожрали. Слопали его, болезного. Информация продана, а болтун остался с носом.

Краем глаза Санчо заметил улыбки на лицах Лавра и Федечки. Этот факт еще больше ввел его в состояние безудержного куража. Он смело и открыто взирал на изумленную Клавдию. Та тоже смотрела на него.

— И много дают? — поинтересовалась она.

— Чего дают? — не понял Мошкин.

— Ну, денег, спрашиваю, много дают за такую информацию?

— Во! — Александр лихо чиркнул по горлу ребром правой ладони. — На всю жизнь хватит, Клавочка!

Федечка с отцом уже не в силах были удержаться и одновременно прыснули от смеха. Не совладал с собой и Санчо, улыбка осветила его лицо. Розгина резко повернулась к покатывающимся от хохота племяннику и Лавру, затем зыркнула на Санчо, снова на них. Догадаться о том, что ее жестоко разыграли, было уже не сложно.

— Ах ты! — Она недолго думая отвесила Мошкину подзатыльник. — Доиграешься ты у меня, Санчо. Ой, доиграешься! Отправлю на ночь спать к твоему любимому депутату. Сразу охота пошутить исчезнет.

— Ну, Клава… — Он попытался миролюбиво обнять ее за талию, но женщина решительно отбросила руки ухажера и поднялась во весь рост. — Ты что, обиделась? Я же не со зла. Клава!

Она отошла к плите, и незадачливый проштрафившийся кавалер покорно двинулся следом за ней, продолжая на ходу бубнить какие-то слова извинений. Выяснение отношений между Санчо и Розгиной в последнее время для всех стало явлением привычным, и, не желая наблюдать еще одну сцену, Лавр встал из-за стола.

— Пойду покурю! — проинформировал он домочадцев и направился к выходу.

Еще накануне переезда Клавдия поставила жесткое условие бывшему законнику: никакого курева в помещении. «Нравится тебе травить свой организм — пожалуйста, — сказала она. — Но трави его на улице. Без причинения вреда окружающим». Федор Павлович был вынужден согласиться. И вот сегодня такой момент настал. Теперь ему, как школьнику, придется выбегать на свежий воздух всякий раз, когда организм затребует порцию никотина.

Лавриков вышел на крыльцо. Сумерки уже полностью окутали окрестности, и здесь, за городом, вдали от цивилизации, они казались еще гуще. Новоиспеченный депутат спустился на тропинку и углубился в сад. В результате недолгих поисков он облюбовал себе симпатичную беседочку, расположенную под раскидистой листвой яблони. Ветки плодового дерева свисали настолько низко, что, находясь внутри беседки, можно было быть уверенным на сто процентов в собственном уединении. Узреть находящегося здесь человека невозможно было ни с садовой тропинки, ни с общей дороги за территорией дачи. Лавр сел на скамеечку и закурил. Прохладный летний вечер пьянил похлеще любого шампанского. Пуская к куполообразному потолку беседки кольца дыма, Лавр призадумался.

С сегодняшнего дня он вступал на новый жизненный путь. Незнакомый ему путь, не изведанный прежде. Но страха перед будущим не было. Федор Павлович уже вообще давно забыл, что такое страх. Он был уверен в том, что политика по сравнению с пережитым в прошлом всего лишь семечки. Главное заключалось в том, что он, Лавр, должен был остаться верен самому себе. Вот это первостепенно. А с остальными трудностями и проблемами разберемся по ходу движения.

— Лавруша! — донесся голос Мошкина откуда-то из-за листвы и безжалостно прервал плавное течение мыслей Федора Павловича. — Лавр, ты где?

— Я здесь, Санчо, — откликнулся бывший криминальный авторитет.

Александр зашел в беседку и молча пристроился на скамеечке рядом с соратником. Вид у него был явно как у побитой собаки. Лавр улыбнулся, но заметить этого в окутавшей беседку темноте Санчо не смог.

— Выгнали тебя на улицу, жених ты наш? — саркастически поинтересовался Федор Павлович.

— Ага. — Мошкин по привычке шмыгнул носом. — Выгнали. Но она меня любит, Лавр.

— Не сомневаюсь.