Заведующий отделением молодой симпатичный врач Игорь Карпович бережно опустил телефонную трубку и мягко, не желая задеть чувства такой высокопоставленной персоны, как Федор Павлович Лавриков, усмехнулся.

— Мониторинг вашу сенсацию, увы, не подтверждает, — тихо произнес он, обращаясь к сидящим по другую сторону стола двум посетителям. — Состояние больной — без изменений.

Лавр и сам успел пожалеть, что поддался на уговоры Кирсанова и поднял этот вопрос при беседе с местным светилом медицинской науки. А может, и не только уверенность Ивана повлияла на его решение поставить врачей в известность. Федору Павловичу и самому хотелось верить, что его легкий и нежный поцелуй, запечатленный на щеке Ольги, мог принести желаемые результаты. Глупо, конечно. Жизнь — это не сказка, а Лавриков — давно не ребенок.

— Но я своими глазами видел, — продолжал стоять на своем Кирсанов, наваливаясь корпусом на стол заведующего.

— Что ты видел? — терпеливо вопросил Игорь Карпович.

— Такая зеленая волна как скакнет вверх!

Доктор улыбнулся:

— Скорее всего, была реакция на механическое раздражение открытых участков кожи. Вы дотрагивались до лица?

Иван молча покосился на Лавра. Тот опустил глаза, будто его застали за чем-то очень неприличным и недостойным взрослого человека. Он сконфуженно кивнул, не глядя в глаза собеседнику.

— Ну… Совсем немножко, — пробубнил народный избранник. — Чисто символически, я бы сказал.

— Этого делать нельзя. — Игорь Карпович нахмурился. — Стерильность нарушается.

— Вот-вот приедет Лиза. Лиза стерильность восстановит, — с ходу отреагировал Лавриков, избегая возвращения к неприятной теме разговора. Подняв голову, Федор Павлович обратился уже к Кирсанову: — Иван, будь добр, подожди несколько минут в коридоре.

Мальчик обиженно поджал губы, но согласно кивнул. Взрослые всегда стремятся сделать из всего тайну, оградив при этом детей. Но им почему-то не приходит в голову, что, например, в данном конкретном случае речь идет не о ком-нибудь, а о его маме.

— Хорошо… — Соскочив с высокого стула, Иван направился к выходу.

Плелся он очень неохотно, нарочито медленно. Но в итоге все равно оказался за дверью. Осмотревшись по сторонам в больничном коридоре и не обнаружив ничего интересного, Кирсанов подошел к окну. Подперев щеки кулачками, уставился на улицу, разглядывая снующую там взад-вперед многоликую толпу. У каждого прохожего, вышагивающего по тротуару, была какая-то своя личная цель. Свои мысли, свои интересы. Жизнь по-прежнему текла вокруг в привычном для нее русле. И никому не было дела до тех проблем, с которыми пришлось столкнуться какому-то там Ване Кирсанову. Впрочем, здесь мальчик лукавил. Нашлись ведь люди, протянувшие ему руку помощи, не оставшиеся безучастными к постигшему его несчастью. И один из них сидел сейчас как раз в кабинете заведующего отделением и решал вопросы, напрямую связанные с судьбой Ивана.

Федор Павлович действительно изложил уже доктору тот вопрос, ради которого он, собственно говоря, и пожаловал сегодня в клинику. Но и на это Игорь Карпович отреагировал более чем скептически.

— Поймите. — Эскулап закурил сигарету. Он внимательно выслушал, как ему показалось, экстранеординарное предложение депутата Государственной думы, а теперь счел целесообразным высказать собственную оценку. — Мы работаем по договору с частной компанией. Случись что с пациенткой по моей вине — я персонально, своей репутацией, своими деньгами отвечаю перед страховщиками.

Лавр помотал головой. Ему были вполне понятны опасения Игоря Карповича, но и сам визитер был подкован. Федор Павлович предвидел подобную постановку вопроса и в связи с этим провел половину бессонной ночи в рассмотрении всевозможных вариантов.

— Именно страховая компания в случае необходимости и даст санкцию на перевод, — успокоил он заведующего отделением.

Лавриков последовал дурному примеру собеседника, и теперь они уже курили вдвоем, попеременно пользуясь стоящей на краешке стола пепельницей.

— Перевод при такой тяжелой картине? — изумился Игорь Карпович.

— Будут предприняты все надлежащие меры.

— Но куда?

Лавр обнажил зубы в чарующей улыбке. В такой ситуации он не собирался доверять никому. Даже незаинтересованному на первый взгляд человеку. Но Федор Павлович отдавал себе отчет в том, что на любого доктора, и даже на этого, сидящего перед ним за рабочим столом, можно отыскать разные способы воздействия. Подкупить, запугать. Да мало ли что еще. Так к чему же неоправданный риск? Чем меньше народу будет знать о местонахождении Ольги Кирсановой, тем лучше.

— Это пока не обсуждается, — лаконично ответил он на прямо поставленный вопрос.

— Нет, это необходимо обсуждать! — не согласился с ним собеседник. — Ольга Сергеевна — не кукла, которую можно перебрасывать с места на место, из рук в руки. Я веду ее с самого начала, и никто другой…

Федор Павлович прервал эту тираду, выставив вперед растопыренную ладонь.

— Погодите, доктор, — мягко произнес он без малейшего давления на оппонента. — С руками — это тоже вопрос для обсуждения. А пока вы можете просто поверить мне, отбросив всякие телефонные указания? Просто поверьте. — Голос недавнего криминального авторитета звучал очень убедительно. — Это будет исключительно во благо этой несчастной женщине.

— Неспециалист не всегда в состоянии отличить благо от вреда, — парировал заведующий после непродолжительной паузы, но на этот раз его тон был более миролюбивым. Он уже не высказывался так категорично, как несколько минут назад.

— Рассчитываю на ваши подсказки, — решил дожать его Лавриков. — И еще. Простите, Семирядин платит вам напрямую?

Ответа на вопрос не последовало. Игорь Карпович счел за благо промолчать. С какой стати он должен обсуждать подобные нюансы с малознакомым ему человеком? К тому же облеченным государственной властью. Но его скрытность не смутила Лавра. Федор Павлович был и к этому готов заранее. Душа человека — не такие уж потемки, как он сам об этом думает.

— Здесь нет ничего зазорного. — Лавр пожал плечами и загасил в пепельнице лишь наполовину искуренную сигарету. — При таком жалованье… Прошу вас, Игорь Карпович, не будьте излишне щепетильным. Я заплачу гораздо больше. — Слова подтвердились незамедлительным действием. Лавриков выудил из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт и осторожно опустил его рядом с пепельницей, на все тот же краешек стола. — Пока всего лишь — гонорар за молчание. Этого разговора не было. Разговор умер между нами. Уверен, на вас можно положиться. А появление охраны у палаты я предварю звонком и заручусь вашим согласием.

— Какая еще охрана? — опешил Игорь Карпович.

К предложенному конверту он все еще не прикоснулся, но Федор Павлович заметил, как блеснули глаза эскулапа.

— Вооруженная, — невозмутимо пояснил Лавриков как о чем-то само собой разумеющемся. — Всего доброго. Приятно было пообщаться. — Он поднялся на ноги с извиняющейся улыбкой на устах. — Катастрофически опаздываю туда, куда опаздывать ну никак нельзя…

Игорь Карпович не стал его задерживать. Пухлые конверты с недвусмысленным содержимым на дороге не валялись.

— Эй! Федечка! — окликнула юношу худосочная очкастая девица с пляжной панамой на голове. — Ты зачем здесь?

Розгин прервал свое вдумчивое шествие между двумя стеллажами с книгами к дальнему просвету окна и обернулся. Назвать девушку симпатичной, не говоря уже о чем-то большем, было никак нельзя. Прилежная ученица из разряда тех, что до старости мечтают о встрече с прекрасным принцем на белом коне, но в итоге так и остаются старыми девами. Однако, будучи человеком в высшей степени интеллигентным и благородным, Федечка никогда бы не стал говорить таких вещей в лицо, пусть даже и таким представительницам слабого пола.

— По тебе, Танюша, соскучился, — весело откликнулся он.

— Наглая ложь, — фыркнула девица. — Библиотека закрыта.

— А панамка тогда зачем?

Федечка сделал несколько шагов по направлению к собеседнице и кивнул на ее далеко не библиотечный головной убор.

— Пыль столбом, и волосы пачкаются. — «Синий чулок» по имени Таня кокетливым жестом поправила на голове свою желтенькую панамку и стрельнула глазками. Разумеется, ровно настолько, насколько умела это делать. Вышло очень забавно и нелепо. — Инвентаризация идет. Я ж говорю — мы закрыты. А у нормальных студентов — каникулы.

— Где ты видишь нормальных? — Федечка картинно посмотрел по сторонам, чем вызвал заливистый смех девицы. — Плюс ко всему — дверь я не взламывал! Дверь была открыта!

Таня вздохнула и положила на столик большую стопку книг, которую до этого нежно, почти по-матерински баюкала в руках.

— Дверь открыта, но мы-то, персонал, закрыты! — парировала она. — И не занимайся казуистикой!

— Не буду. — Розгин состроил серьезное выражение лица. — Я обожаю работать в закрытых условиях.

— Я серьезно, Федечка! Выметайся.

Нужно было срочно что-то предпринимать. Иначе молодой человек так и рисковал уйти из библиотеки ни с чем. А как допустить подобное, если каждая минута дорога? Придется идти на абордаж, пуская в ход все свое мужское обаяние, унаследованное от отца. Тот с такими дамочками быстро расправлялся. В два счета. Стоит рискнуть.

— Клевые, кстати, очки. — Он приблизился к девушке почти вплотную и заинтересованно уставился не столько на тот предмет, о котором вел речь, сколько в ее маленькие бесцветные глаза. При этом изогнул правую бровь. — Италия?

— Смеешься? — Таня клюнула на эту нехитрую уловку и, немного смутившись, отступила на полшага. Уперлась в библиотекарский стол. — Италия ширпотреб гонит. Настоящий эксклюзив делают французы.

— Дай адрес, где брала. — Федечка, вроде бы случайно, коснулся пальцами ее холодной руки. — Мне давно пора оправу сменить. А здесь… мне всего-то чуть-чуть посидеть надо со своими бумагами, я книг брать не буду. — В завершение он продемонстрировал ей ослепительную улыбку и театральным шепотом заявил: — Документы секретные, Тань. На миллионы, а может, на миллиарды долларов.

— Правда, что ли?

Шар упал точно в лузу. Таня не только стала заикаться от нахлынувшего на нее волнения, но и вся зарделась, как какая-нибудь первоклассница, которую симпатичный мальчишка дернул на перемене за косичку. Федечка ликовал, но старался ничем не выдать своих настоящих эмоций. Удалось.

— Я тебя когда-нибудь обманывал? — вполне искренне изобразил он негодование и без всякого перехода спросил: — Ксерокс работает?

— Работает, — машинально ответила Таня.

Розгин уже отступил от нее, но ощущение его горячего дыхания на ее щеках по-прежнему сохранялось. Голова у библиотечной девочки закружилась. Она сохранила равновесие лишь благодаря тому, что нащупала рукой твердую опору в виде стола.

— Включи, чтоб прогрелся. — Федечка продолжал сиять, как пятиалтынная монета, чем еще больше очаровывал девицу. — И чайку бы желательно покрепче. С печеньем. Позавтракать не успел.

— Вот нахал! — воскликнула Таня, но в ее голосе сквозило неподдельное восхищение. По мнению этой девушки, именно так и должен вести себя настоящий мужчина. Федечка почти полностью подошел под ее определение принца на белом коне. — А документы тебе зачем?

— Проценты светят за аналитическую справку, — доверительно сообщил он.

— Большие?

— Лучше не спрашивай. Сглазишь.

— Ладно, сейчас включу, — радостно пообещала девица.

Разительные перемены в ее поведении были налицо. Сменив гнев на милость, она теперь готова была во всем услужить молодому человеку, лишь бы произвести на него столь же приятное впечатление, какое произвел на нее он.

— Ксерокс и чайник, Танечка, — повторил Розгин, глядя на уже удаляющуюся спину «синего чулка». — Как закипит — неси, только не отвлекай.

— Я тихонько. — Она обернулась и послала ему один из самых пылких взглядов, имевшихся у нее в запасе.

— Умница, — похвалил ее Федечка.

Но уже через секунду он напрочь забыл о ее существовании. Мимо высоких книжных стеллажей он направился к ближайшему столу. В левой руке он держал заветную папку с документами покойного Владимира Кирсанова. Пора было приступать к запланированной акции.

Под звуки цыганского песнопения, струящегося из колонок стереосистемы, из ванной, растирая щеки после бритья лосьоном, бодренько вышел Андрей и подсел к краю стола, где был сервирован завтрак на одну персону. То есть на самого Семирядина. Серебряной ложечкой он надбил яйцо вкрутую, пододвинул тарелку с румяными тостами, а затем и расписанную под хохлому масленку. Однако приступить к утренней трапезе не успел. Сквозь пение Андрей уловил звук дверного звонка.

Вернув яйцо в подставку, Семирядин при помощи пульта убавил громкость стереосистемы и без всякого волнения направился в прихожую. Включил маленький экран видеонаблюдения. Появившееся изображение подсказало Андрею, кто именно пожаловал к нему в гости в столь ранний час. У калитки стояли двое. Ангелина Виннер и Мякинец, облаченный в черные брюки и такую же черную рубашку с длинными рукавами. За их спинами с небольшим искажением виднелась и пара машин — «бьюик» и внедорожник.

Андрей нажал кнопку замка калитки, заодно отпер входную дверь и с безразличным выражением лица вернулся к столу. Встречать визитеров у порога он посчитал излишним. Слишком большая честь для них. Они и сами минуты через две появились в гостиной, когда Семирядин степенно размазывал масло по тосту.

— В такую рань! — воскликнул Андрей, приветствуя вошедших, но не поворачивая головы в их сторону. — Такие высокие гости!.. Чем обязан, господа?

Юрий первым пересек комнату от входа до того места, где сидел за столом хозяин, и без приглашения опустился в кожаное кресло с высокой спинкой. Вольготно вытянул длинные ноги вперед. Госпожа Виннер не последовала этому примеру, а лишь совершила пару шагов в сторону, оказавшись почти за спиной Семирядина.

— Яичко не желаете вкрутую? — доброжелательно спросил Семирядин.

Его вопрос был обращен к Мякинцу. Всем своим видом Андрей демонстрировал тот факт, что сегодня ему ничто не в силах испортить благодушное настроение. Невзирая на похмелье, он чувствовал себя превосходно. Вчерашний поступок, связанный со смертью родной матери, будто вдохнул в Семирядина новую жизнь.

Юрий презрительно скривил губы. Сегодня при нем не было раздражающей окружающих сигары. Вместо нее Мякинец использовал спичку, которую самозабвенно перекатывал из одного уголка рта в другой.

— Я сыт крутизной, — ответил он Андрею.

— Госпожа Виннер?.. — Семирядин хотел было обернуться к женщине, но передумал. Откусил тост с маслом и энергично заработал челюстями. — Между прочим, у вас имя очень подходит к экстрасенсорной практике. Не пробовали? Взгляд волевой, брюнетка. Все в масть, — продолжал разглагольствовать он, не прерывая процесса трапезы. Собственные изречения казались Андрею очень веселыми, и он ожидал соответствующей оценки собеседников. — Акцент только надо южный добавить — и готова потомственная целительница.

— Я вас таким балагуром еще не видела.

Госпожа Виннер сошла с места и обогнула сидящую за столом персону хозяина. Остановилась теперь немного сбоку от него, попадая в поле зрения.

— Это возбуждение, что ли, перед сегодняшним собранием акционеров?

— Просто настроение хорошее, — беспечно взмахнул рукой Семирядин. — Как-то легко на душе стало.

— С чего бы?

Андрей пожал плечами. Он толком и сам не мог объяснить себе причины столь ярких перемен в его поведении. Хотя определенные догадки имелись. Из жизни ушел человек, который, даже не будучи рядом, подавлял все его естество. Семирядин будто освободился от гнета. Но даже если это и есть первопричина, не говорить же об этом Ангелине и ее сообщнику.

— Наверно, планеты сошлись, луна в нужной фазе. — Пухлые залоснившиеся от масла губы Андрея разъехались в широкой улыбке. — Покровительство Меркурия или Девы… Я в звездах не разбираюсь. А вы?

Пару минут Ангелина молча изучала мужчину и пыталась определить истинную причину его сегодняшнего странного поведения. Положительно Семирядин, на ее взгляд, был не в себе. Неужели на него так подействовали трудности последних дней, что он слегка тронулся? Вполне вероятно.

— Я разбираюсь, — заявила она и покосилась на Мякинца.

Тот все еще равнодушно перекатывал в зубах спичку и визуально знакомился с обителью слабохарактерного владельца «Империи». Владельца, естественно, временного.

— Вот видите! — неизвестно чему обрадовался Семирядин. — Готовый экстрасенс! Так в честь чего визит?..

— В честь мальчика… — Ангелина наконец соизволила сесть на диван и закинула ногу на ногу. — Он должен присутствовать на совете. Вам очень хотелось, чтоб я приехала и просила? Я приехала и прошу.

— Мне хотелось вчера, — обескуражил женщину Андрей Матвеевич. Он уже благополучно расправился с тостом и теперь, взявшись за серебряную ложечку, приноравливался к яйцу. — А сегодня расхотелось. Ну их к дьяволу — интриги, обиды, наивные способы самоутверждения…

— Приятно слышать.

Эти слова Андрея тоже показались ей странными. Настораживало и то, что Семирядин не собирался сопроводить свой завтрак бутылочкой вина или чего-нибудь в этом роде. При таком раскладе он рисковал остаться трезвым до обеда. Как минимум.

— Кирсанов-младший находится у бывшего криминального царька Лавра, — проинформировал тем временем своих гостей Андрей Матвеевич и для пущей ясности добавил: — У Федора Лаврикова.

Госпожа Виннер перевела вопросительный взгляд на Мякинца. Юрий выудил изо рта спичку и небрежно бросил ее на журнальный столик. Коротко кивнул.

— Я знаю Лавра, — признался Юрий. — Недавно только вспоминали с Кекшиевым… — Совпадение показалось Мякинцу странным, но внешне виду он не подал. — Живет где?

Семирядин оторвал взгляд от завтрака, осознав после паузы, что спрашивают именно его.

— Если на соседнюю трассу выскочить, не заезжая в город, считайте, рукой подать. Хотите съездить, успеть до совета?

— Управимся, — без тени сомнения заявил Юрий. Он уже был настроен на решительные действия.

— Может, кофе? — гостеприимно предложил Андрей Матвеевич. — С ликером?

Мякинец смерил его недовольным взглядом. По выражению Ангелины, Семирядин был дураком. Юрий имел несколько иное мнение насчет этого человека. Скорее Андрея Матвеевича можно было охарактеризовать как бесхребетного. Не умеющего достигать поставленных целей. Если таковые вообще ставились им.

— Адрес напиши. — Выудив из нагрудного кармана рубашки компактный блокнот и ручку, Мякинец протянул все это вроде бы завершившему свой завтрак хозяину.

Андрей машинально принял предлагаемое. Ангелина все еще ощупывала взглядом Юрия.

— Если не захотят отдать, твои ребята готовы? — поинтересовалась она с подначкой.

— Всегда готовы, — осклабился Мякинец, и в глазах его появились озорные искорки. Он лукаво подмигнул женщине. — Как и я.

Ангелина уловила его намек и засмеялась.

— В этом я убедилась ночью…

Лицо Семирядина, царапавшего в это время ручкой что-то в блокноте Юрия, напряглось. Он коротко зыркнул сначала на Виннер, затем на Мякинца и озадаченно почесал подбородок.

— Вы о чем? — изумленно полюбопытствовал он.

— Написал адрес? — вместо ответа снисходительно бросил Юрий.

— Сейчас…

Андрей поспешно поставил в блокноте еще несколько закорючек и оценил свое художество. Что-то не удовлетворило Семирядина, и он размашисто перечеркнул все написанное. Принялся выводить буквы по новой. Заметив это, Мякинец поднялся на ноги, пружинисто выбросив сухощавое тело из кожаного кресла.

— Вынесешь, отдашь пацанам в джипе, — величественно распорядился он. — Они первые покатят. — Юрий кивнул Ангелине. — Идем.

Они оба вышли из гостиной, не прощаясь с хозяином, и вскоре до слуха Андрея донесся звук захлопнувшейся входной двери. Семирядин непроизвольно вздрогнул. Непрошеным гостям удалось добиться того, что он снова был выбит из колеи.

— Ты, спесивая… — злобно прошептал он, прерывая свою писанину. — Ты допросишься… Вот когда полегчает всерьез… И надолго полегчает…

Несколько раз Семирядин вдохнул и выдохнул, успокаивая себя. Потом улыбнулся и уже энергично завершил написание адреса лавровской дачи в блокноте Мякинца.

К десяти часам утра солнышко разгулялось вовсю. Под его теплыми ласковыми лучами даже не столь заметны были кратковременные порывы ветра. Отмытая Николаем до блеска служебная «Волга» Лавра отражала эти самые лучи не хуже зеркала.

Николай согласно распоряжению шефа за считаные минуты домчал его с Иваном от клиники до нового пункта назначения. «Волга» затормозила у многоэтажного дома постройки тридцатых годов, и Николай заглушил двигатель.

— Ребята, вам придется еще немножко погрустить, пока я… — Лавриков с улыбкой попробовал подыскать нужное слово. — Повеселюсь.

Рука депутата уже легла на дверную ручку, а взгляд поднялся куда-то вверх, к одному из последних этажей здания. Нельзя сказать, что Федор Павлович боялся предстоящей встречи, но он немного волновался. Всегда тяжело соприкасаться с прежней, почти забытой жизнью.

— Газеты-то купить можно, Федор Павлович? — поинтересовался Николай.

— Нет, — сурово отчеканил Лавр. — Ни шагу из салона. Запритесь и… радио слушайте, — посоветовал он водителю и Кирсанову. — Радио сейчас — на любой вкус. Коль, ты уловил? За Ваню головой отвечаешь.

Иван непроизвольно улыбнулся и незаметно для Лаврикова подмигнул водителю.

— От одних охранников я уже сбежал, — напомнил он Федору Павловичу.

— А от меня фиг уйдешь, колобок, — в унисон ему отреагировал Николай, принимая безобидную игру паренька.

Однако все это совсем не развеселило Лавра.

— Выбирай выражения, Николай! — строго осадил он своего подчиненного.

— «Фиг» — это вовсе не выражение, — оправдался тот.

Но Лавриков мысленно уже был далеко отсюда. Он прокручивал в уме какие-то одному ему ведомые планы, автоматически доставая сигареты и зажигалку. Лавр открыл дверцу машины, щелкнул зажигалкой и прикурил. Дым пустил не в салон, а на улицу.

— Будет выражением, — сказал он. — Если мне его сейчас под нос сунут… Санчо появится — возьмите на борт. Не вернусь через полчаса — пусть он попробует подняться…

Он выбрался-таки из «Волги» и захлопнул за собой дверцу. Николай тут же нажал какую-то кнопку возле коробки передач, и дверные блокираторы-замки с сухим щелчком опустились вниз. Последние слова Лаврикова настораживали и наводили на серьезные размышления. Ситуация, выходит, и впрямь серьезная.

Федор Павлович заметил действия водителя и удовлетворенно кивнул. Развернулся и стремительно зашагал к подъезду. При этом краем глаза он сумел засечь в окрестностях дома несколько фигур праздного вида, которые ненавязчиво приглядывали за входом. Их работу можно было оценить на отлично. Парни знали свое дело.

На лифте Федор Павлович поднялся на предпоследний этаж. Интересующая его квартира располагалась справа. Лавр приблизился к ней и уже собрался было нажать на кнопку звонка рядом с глазком телекамеры, но дверь отворилась автоматически. Медленно и плавно. Взгляду остановившегося на пороге Лаврикова открылся темный холл квартиры, в котором уже буквально через секунду зажегся яркий свет. Тоже автоматически. Но в холле никого не было. Прямо по ходу движения расположилась только здоровенная собака, которая, чуть склонив голову набок, внимательно изучала пожаловавшего гостя.

Лавр, немного растерявшись от столь необычного приема, заставил себя переступить через порог и оказаться в коридоре. Дверь за ним тут же бесшумно захлопнулась. Федор Павлович коротко оглянулся назад, но затем вернул свое внимание на псину. Сделал несколько шагов вперед и уже без всякого волнения присел на корточки перед собакой. Заглянул в ее большие, немного грустные глаза.

— Красивая собачка, — сказал он с улыбкой. — Хорошая…

Псина вильнула хвостом, развернулась и удалилась прочь. Вместо нее перед глазами сидевшего на корточках Лавра появились истоптанные тапочки и дешевое спортивное трико хозяина квартиры. Федор Павлович стремительно поднялся на ноги и оказался лицом к лицу с седым непричесанным мужчиной простецкого вида. Нелепую картину завершал кухонный фартук, повязанный на поясе одного из самых крупных воротил криминального бизнеса. Действующий вор в законе с холодной улыбкой разглядывал бывшего.

— Здравствуй, Касатик, — первым приветствовал мужчину в фартуке Федор Павлович.

— Не разувайся, проходи так, — откликнулся тот. Голос у Касатика был приятный, но немного хрипловатый. — Привет, Лавр. Ствол только на вешалку повесь…

Лавриков не заставил себя упрашивать дважды. К тому же он понимал, что играть в подобные игрушки с именитыми ворами, такими, как этот, — крайне опасно и нежелательно. В конце концов, он явился сюда с мирными намерениями. Рука Лавра скользнула под белый пиджак и отстегнула наплечный ремень с кобурой. Гость повесил оружие на вешалку.

— У тебя телохранитель новый? — улыбнулся Федор Павлович.

Касатик не сразу понял, о чем речь. Минуту стоял молча, затем расплылся во встречной улыбке.

— А, ты про Жучку? — хмыкнул он. — Оценил?

— Ха! Не то слово…

— Люди — обманки, — со знанием дела, основываясь на личном жизненном опыте, поведал Касатик. — А псина не продаст ни за что. С ходу злой умысел чует, и уж тогда… — Хозяин выдержал паузу. — Но тебе она хвостиком повиляла. Редкий случай… С кормами только беда. Не жрет, паразитка, никакие тебе гранулы, никакие консервы — ни наши, ни импортные. Подавай ей все натуральное.

У Касатика имелась странная особенность перескакивать в разговоре с одной темы на другую настолько стремительно, что не привыкший к такому общению человек мог запросто растеряться. Но только не Лавр. Он остался абсолютно невозмутимым.

— Это потому что Жучкой назвали, — охотно поделился он с авторитетом своими личными соображениями. — Имя многое определяет.

— Думаешь?.. — откровенно озаботился этим вопросом Касатик.

— А то! Жучка из патриотизма всякий там «педи» жрать откажется, — сказал Лавриков. — Джулия какая-нибудь — с удовольствием схрумкает. Жучка же — никогда!

— Переименую суку! — моментально определился для себя Касатик. — А то мясо, кашу, лапшу, рыбные закуски — все приходится самому стряпать. Себе не готовлю, а ей — извольте.

— Разве некому? — хитренько прищурился Федор Павлович.

— Так отравят псину, сволочи, — с негодованием произнес собеседник. — Не по умыслу, так из ревности.

— А тебя не отравят?

Касатик опустил взгляд на свои тапочки и озадаченно поскреб в затылке. Казалось, что до нынешнего момента он об этом не задумывался. Однако размышления его были недолгими. Лавр знал, что стоящий перед ним вор в законе — известный фаталист. Это и подтвердилось в очередном его высказывании.

— Меня отравят — значит, так тому и быть, — вымученно улыбнулся Касатик. — Мне, отравленному, уже все до лампочки станет. Но если собачка сдохнет — расстройство придется переживать большое. А я расстраиваться отвык… — Только сейчас, спохватившись, хозяин заметил, что все еще держит гостя в коридоре. — Проходи, Лавр. Чего стоишь?..

— Куда? — с готовностью откликнулся Федор Павлович.

— Извини, но — на кухню, — виновато ответил Касатик. — Фарш как раз кручу. Биточки будут у нас сегодня с добавлением овсяных хлопьев.

Мужчины прошли в просторную, но порядком захламленную кухню. К краю деревянного стола была прикручена мясорубка, рядом с ней расположились миски с мясом и уже готовым фаршем. Касатик подсел к этой самой мясорубке и решительно ухватился пальцами за ручку.

— Присаживайся, где почище, — радушно предложил он Лаврикову. — Пить будешь чего?

— Нет, не буду. — Лавр выбрал стул возле самого окна и вроде случайно покосился на улицу. Однако с такой высоты разглядеть свое авто не представлялось возможным, если только прижимаясь лбом к стеклу. — Утро же.

— Ну и правильно… — одобрил его позицию хозяин.

Приготовление фарша возобновилось. Пожилой кулинар монотонно вращал ручку мясорубки, то и дело докладывая в нее сырого мяса. С минуту или около того Лавр наблюдал за его действиями.

— Ты бы на электрическую мясорубку разорился, Касатик, — посоветовал он. — Не так дорого стоит.

— Стоит-то недорого, мне притаскивали, — ответил тот. — Но там режимы всякие, насадки. Для академиков. И потом, знаешь, сколько она энергии потребляет? Уйму! А счетчик скручивать как-то западло… Ну, говори давай.

Касатик с ходу брал быка за рога. Он понимал, что не о мясорубках и электроэнергии потолковать пришел сюда Лавр. Именитому законнику еще вчера вечером передали о желании Федора Павловича встретиться. И именно он, Касатик, назначил сегодня встречу на десять утра. К настоящему моменту часы показывали двадцать минут одиннадцатого. Не хотелось бы раздувать аудиенцию до бесконечных размеров. Приблизительно такое же мнение было и у Лавра.

— Сразу и говорю, — сказал он. — Сними с меня Хомута.

Касатик усмехнулся. Из радушного хозяина, добросовестно готовящего биточки для себя и для Жучки, он мгновенно превратился в того, кем являлся на самом деле. Хитрым, опасным и изворотливым типом, который всегда знал, чего хочет, и мог быть предельно жестоким для достижения цели.

— А зачем тогда ты на Охотный подался? — иронично произнес он. — Мигалку к машине пришпандорить хотелось?

— Нет у меня никакой мигалки, — тут же открестился Лавриков. — А дела на Охотном Ряду есть. По профилю. По общему интересу. Тюремная система. Пацаны с пацанками.

— Ага, — коварно осклабился Касатик. — Ты на одном пацане положение уже профукал.

Федор Павлович не спасовал. Напротив, он гордо вскинул голову и прямо посмотрел в глаза собеседнику.

— Я в открытую поступил. — В голосе прозвучал вызов.

— Знаю… — Касатик уловил эту перемену и решил немного сбавить обороты. — Чем Хомут не мил? От большого человека большая благодарность была бы. А иначе… — Вор в законе грустно покачал головой. — С него начнут, до всех доберутся. И пока суд да дело, резня среди наших оголтелых начнется за место под уральским солнышком. Конфликт поколений.

— Не смогу я с Кекшиевым договориться, — честно признался Федор Павлович.

— Мешок бабок — и весь разговор.

— Так мешок тоже поднести требуется с поклоном. А я с ним раз столкнулся — мурашки по телу.

Касатик саркастически хмыкнул. Он приостановил процесс приготовления фарша и подался вперед.

— Нежными стали, — изрек он. — Туалетную бумагу повышенной мягкости берете, розовенькую. Забыли, как наждаком подтираться.

— Ты это к чему, Касатик, с наждаком? — не сразу врубился Лавр.

— К слову!

Федор Павлович интуитивно почувствовал, что обстановка накаляется. Свидетельствовали об этом резкие нотки в интонациях собеседника. Следовало вести себя с Касатиком более дипломатично. Иначе желаемого результата не добьешься.

— Не в нежности дело. — Лавр достал сигареты и вопросительно взглянул на хозяина. Тот кивнул, что позволило гостю уже без всякого стеснения закурить. — Сорвусь, дело провалю. Если все так просто — другого снаряди с мешком.

— Гордыня, Лавр. — Касатик подцепил с подоконника пепельницу и поставил ее перед депутатом Государственной думы. — Здорово тебе гордыня мешает.

— Может, это простое достоинство? — предположил Федор Павлович, глубоко затягиваясь.

— Какое еще достоинство?

— Человеческое.

Касатик нахмурился.

— У нас — свой аршин, — жестко произнес он. — Что достойно, а что нет.

— Касатик, я ведь вроде не с вами теперь, — осторожно напомнил Федор Павлович.

— Значит, против нас? — усмехнулся тот.

— Ну зачем эти цитаты столетние?

В разговоре снова образовалась пауза. Касатик поднялся на ноги, придвинул поближе миску с фаршем и принялся месить его обеими руками. На Лавра при этом не смотрел.

— Есть в них определенная логика, в столетних… — философски заметил он. — Да не бойся. Ты по совести вышел, чисто все сдал…

— Лучку бы добавить, — совершенно неожиданно прервал его тираду Федор Павлович. У него у самого-то вырвались данные слова непроизвольно.

— А? — Касатик повернул голову.

— В фарш, говорю, луку репчатого. — Лавр кивнул на миску, в которой бродили руки законника. — Собакам очень полезно для пищеварения. Вредные микробы дохнут. И глиста гонит.

В глазах Касатика вспыхнула неподдельная заинтересованность.

— А чего? Надо попробовать, — решил он. — Лук чуть потушится, остроту потеряет, духом мясным пропитается. Сожрет. Натуральный продукт. Отечественный… — Вор в законе расплылся в одобрительной улыбке. — Достань-ка в том шкафу, внизу. И шкурку сдери.

Лавр нагнулся к самому нижнему ящику встроенного шкафа, расположенного непосредственно у него за спиной, и достал одну луковицу. Мысленно Федор Павлович порадовался, что столь незамысловатым образом ему удалось разрядить атмосферу на кухне криминального авторитета.

— Доверяешь? — Лавриков взялся за один из ножей на столе.

— Нет, — просто ответил Касатик. — Заплакать боюсь. Лет двадцать не плачу. Слезные каналы все, наверно, усохли. И ни к чему их смачивать.

Ответ вполне устроил Лавра. С ножом и луковицей он отошел к раковине и на удивление ловко и быстро расправился с поставленной перед ним задачей. Прямо в ладони он рассек головку лука на несколько частей, сунул под струю воды и только после всех этих манипуляций протянул хозяину плод своих трудов. Касатик с любопытством следил за происходящим.

— На, — сказал Федор Павлович. — Теперь не защиплет.

— Ловко получилось, — невольно восхитился вор в законе.

Лавр хитро прищурился.

— А бывает, я заранее знаю, — отреагировал он, все еще стоя возле раковины. — Не получится ничего, один вред.

Намек был слишком прозрачным, чтобы Касатик не сумел его уловить.

— Вред мне от тебя без надобности, Лавр. — Он бросил лук в общую миску. — Наши дорожки — параллельные. Не захотел — договорились. Гуляй без Хомута. А на этого козыря охоторядского и правда любая шестерка выйдет. Сильно жадный… — Решение авторитетом было принято окончательно и бесповоротно. — Только руки вытри сначала и отмерь мне двести граммов овсянки. Вон стакан, потоньше. Но без горки чтоб, ровно по краешку.

— Отмерим двести без горки, — улыбнулся Лавриков. — Доза привычная…

У депутата будто гора с плеч свалилась. Давно он не чувствовал такого облегчения. Тем более после всех этих треволнений последних дней.