— Федечка, а под занавес ты дал слишком пацанскую реплику, — сурово буркнул себе под нос Лавриков, раскрывая бумажник и копаясь в обильном количестве скопившихся у него визиток. — Легкомысленно как-то…

Они уже всей компанией ехали в обратную от «Империи» сторону. Куда именно лежал путь в настоящий момент, никто из присутствующих не знал. Никто, кроме Лавра. Но тот упорно сохранял эту информацию в тайне, лишь загадочно улыбаясь. Скрытничал.

Федечка рассмеялся и озорно посмотрел на отца. На заднем сиденье «Волги» их разделял примолкший и задумавшийся о чем-то своем Кирсанов.

— А про Робин Гуда — не пацанство? — парировал молодой человек.

Лавр ничего не ответил. Он уже полностью сосредоточился на извлеченном ворохе визитных карточек. Присутствовало здесь и много ненужных, как казалось Федору Павловичу, устаревших по своей информации. Но депутат Государственной думы твердо знал, какую именно он ищет в настоящий момент и, к сожалению, пока не может отыскать.

— Мне про Робин Гуда понравилось, — подал голос Кирсанов.

Санчо всем корпусом развернулся на переднем сиденье и в упор уставился на сидящих позади него. На лице Мошкина отразилось некое подобие ностальгии по давно минувшим годам собственной юности, и его глаза даже подернулись слегка заметной поволокой. Положительно, сегодня он был на пике своих чувственных восприятий.

— Ай, господа… — неспешно протянул он, смакуя каждое произносимое слово. — Все мы до смерти — пацаны. Только игры с возрастом меняются, а так — все то же. Двор на двор. Но по башке бьем, к сожалению, уже не песочным совочком.

Не отрываясь от своего занятия, Лавр покачал головой.

— Дети! — сказал он. — Слушайте толстого дядю. И услышите…

Договорить Федор Павлович не успел. На глаза ему, наконец, попалась необходимая визитка, и он извлек ее из общей массы. Остальные запихнул на прежнее место в бумажник, мысленно пообещав себе, что, как только появится свободная минута, он обязательно наведет в них соответствующий порядок. Найденную визитную карточку Лавр протянул водителю.

— Коля, меня здесь высадишь, — распорядился он.

Николай не взял визитку в руки, а только коротко заглянул в нее.

— Это где церковь, что ли? — уточнил он.

— Во-во, туда и надо, — моментально подхватил Федор Павлович и спрятал визитку в боковой карман пиджака. — Я останусь, вы — домой. Санчо…

— Команда до вечера будет, — отрапортовал Мошкин. — А сам как?

— Машину вызвал из гаража управделами. Имею право.

— Скажите пожалуйста…

Лавриков не принял иронии. В настоящую минуту он напоминал комок нервов. А точнее говоря, был предельно собран и настроен на кардинальные действия. Мерное течение жизни прекратилось для Федора Павловича еще вчера. Теперь он походил на себя прежнего, каким был больше года тому назад. Ориентировался на принцип: бей первым, пока не ударили тебя.

— Дальше говорить не надо. Федечка! — Лавр повернул голову к сыну и протянул раскрытую ладонь. — Оригиналы!..

Розгин послушно расчехлил свою папку и, покопавшись в ней не больше пяти-шести секунд, выудил несколько листов рукописного текста. Это и были подлинные документы покойного Владимира Кирсанова. Лавр взял их и положил в собственный портфель.

Николай остановил машину за перекрестком. Храм располагался прямо перед ними. Лавриков выбрался из салона и с портфелем в руке зашагал в сторону золоченых куполов. Рядом с входом в храм прислоненная к стене стояла крышка гроба. Федор Павлович лишь пробежал по ней взглядом и зашел внутрь.

«Волга» плавно отъехала и уже через мгновение скрылась за ближайшим поворотом. На ее место почти сразу подкатила другая машина. Медленно и мягко. Остановилась у тротуара.

— Он еще и набожный… — протянула расположившаяся на переднем сиденье Ангелина, наблюдая за тем, как Лавриков скрылся за воротами храма.

Юрий Мякинец неторопливо распечатал новую сигару и вставил ее в рот. На этот раз излишне мусолить ее не стал. Прикурил сразу, наполнив салон автомобиля едким противным дымом. Виннер закашлялась. Юрий улыбнулся и поспешил деликатно опустить боковое стекло со стороны водителя. Разогнал дым рукой.

Его отношение к Ангелине после вчерашней — или, вернее, сегодняшней — ночи разительно переменилось. Он не относился к ней как прежде, с ощутимой долей снисходительности и внутреннего превосходства. Нельзя сказать, что Мякинец придавал большое значение сексуальным отношениям между мужчиной и женщиной. Но госпоже Виннер удалось поразить его. При всей ее внешней неженственности Ангелина, как оказалось, была способна удовлетворить мужчину даже с самыми привередливыми запросами. Впрочем, справедливости ради надо отметить, что и сама госпожа Виннер не осталась в обиде на своего кавалера. Мякинец также не разочаровал ее.

Сигара показалась в раскрытом окне салона.

— Все воры ужасно религиозны, — со знанием дела произнес Юрий, оглядываясь по сторонам.

Мысленно он уже прикидывал, каким образом Лавр собирается покидать церковь и зачем депутату понадобилось отпускать машину с водителем. Не ночевать же он здесь останется?

— А ты? — спросила Ангелина.

Юрий не сразу понял, что она имеет в виду. Когда же до него дошло, что ее вопрос лишь продолжение разговора на тему религиозности, с улыбкой пожал плечами.

— Я не вор. Я — голову в песок, и сделал вид, что Всевышний ушел в отпуск — как раз на отрезок моей жизни.

— Удобная поза… — одобрила госпожа Виннер и тут же переключилась с праздной беседы на животрепещущие аспекты их общего непростого дела. — Есть возможность отследить телефонные переговоры этого некстати выскочившего Робин Гуда?

Мякинец хитро прищурился. Когда же его подельники поймут, насколько он, Юрий, бесценный сотрудник в их коллективе? Пора бы уже привыкнуть к тому обстоятельству, что для таких профи, как он, не существует неразрешимых проблем.

— Возможности есть любые, — с пафосом заявил он. Он и сам ловил себя на мысли, что с сегодняшнего дня непроизвольно рисуется перед Виннер. — Были бы деньги. Обращение к своему человечку в ФАПСИ — большая копейка. Моментальная переадресация трепологии сюда на приемник — еще копейка. — Он пыхнул сигарой. — Итого…

Однако его затянувшиеся рассуждения вызвали отнюдь не положительную реакцию со стороны Ангелины, как того ожидал мужчина. Напротив, она проявила недовольство и раздражение.

— Я не торгуюсь, Юрий, — злобно бросила эта стерва, как любил охарактеризовывать ее Семирядин наедине с самим собой. — Мне по морде дали. Публично. Сильно. — Она скрипнула зубами. — И теперь, если не играть на опережение, — дрянь дело. Да и мотаться за ним времени нет.

Юрий самодовольно осклабился. Интим — дело хорошее, но набить себе цену и тем самым пополнить личные капиталы — никогда не будет лишним.

— Не дергайся. — Он выудил из кармана свой заветный мобильник. — Сейчас поищу человечка по закрытой линии… — Мякинец набрал какой-то номер.

— Извините, мне сейчас покойника отпевать… — почему-то немного сконфуженно признался отец Алексей.

Лавр с пониманием покачал головой:

— Я видел…

Они шагали бок о бок по достаточно темному коридору, расположенному в служебной части храма.

— Минуту отниму, Алексей Петрович. По сугубо мирскому делу.

Батюшка остановился и внимательно посмотрел на Федора Павловича. Оба они чувствовали, что между ними существует какая-то скрытая связь. Может быть, и не религиозная, но духовная точно. А ведь познакомились эти на первый взгляд абсолютно разные люди несколько дней назад. И вот Лавриков вторично наносит визит в церковь.

— На минуту-другую могу опоздать, — невольно улыбнулся священнослужитель.

Федор Павлович не стал злоупотреблять излишним вниманием столь занятого человека. Да и к чему было резину тянуть? Время и самого Лаврикова поджимало. Он достал из своего кожаного портфеля бумаги, переданные ему Федечкой, и чересчур бережно протянул их отцу Алексею. В голове промелькнула забавная мысль. Мог ли догадываться Владимир Кирсанов, какие путешествия предстоят его завещанию, когда опускал его в верхний ящик письменного стола? Скорее всего, нет.

— Прошу вас, приберите это куда-нибудь до лучших времен. — В голосе Лаврикова звучала мольба. — Ничего скверного. Завещание ушедшего человека.

Батюшка принял стопку бумаг.

— Хорошо, Федор Павлович, — с легкостью согласился он, но не сумел удержаться от попытки поиронизировать над словами бывшего криминального авторитета. — Только лучшие времена — они когда объявлены?

Лавр тоже не сдержал улыбки.

— Это уж вам виднее… — подхватил он предложенную игру, но тут же осекся, припомнив еще один немаловажный момент, послуживший причиной его прихода к отцу Алексею. — И еще… обедню заказать можно? Качественную обедню. По блату.

— За упокой этого ушедшего? — Батюшка кивнул на бумаги в своих руках.

— Нет. — Федор Павлович невольно смутился. — Во здравие. Женщина больна тяжело… Вдруг да поможет.

Мысль о тяжелом состоянии Ольги и отсутствии прогресса в положительную сторону не оставляла Лавра ни на мгновение. Для себя он решил, что от заказанной обедни хуже точно не будет, а дополнительные шансы на успех все-таки добавлялись. Однако давно уже Федор Павлович не чувствовал себя столь неловко. Особенно под этим пристальным, буквально пронизывающим взглядом священнослужителя с кристально-голубыми глазами.

— Мы гарантий не даем, — серьезно заявил отец Алексей.

— Я и не требую, — тут же открестился от каких-либо претензий в будущем Лавриков. — Просто… Как это говорится?.. Уповаю.

Некоторое время они еще молча разглядывали друг друга, пока, наконец, батюшка не раздвинул губы в добродушной и бесхитростной улыбке.

— Ну-ну… — одобрительно хмыкнул он. — Там на входе в загородочке — Марья Анисимовна, — проинформировал отец Алексей своего нового знакомого. — Она все оформит. Без блата.

— Благодарю. — Федор Павлович протянул священнику раскрытую ладонь для прощания. — Всего доброго.

Отец Алексей ответил на удивление крепким рукопожатием. Пальцы у батюшки были длинные и жилистые. Рука уверенного в себе человека.

— Значит, приходите потихоньку? — шепотом вопросил служитель церкви, заговорщически подмигивая Лаврикову.

— А куда денешься? — в унисон ему ответил тот, пожимая плечами.

На том они и распрощались. Отец Алексей двинулся в основное помещение храма, где должно было состояться запланированное отпевание, а Лавр черным ходом покинул Божью обитель. Оказавшись на улице с противоположной от центральных ворот стороны, Федор Павлович обошел церковь, миновал тот самый переулок, через который явился сюда, и вышел на проезжую часть.

Машины Юрия Мякинца там уже не было. Разрешив вопрос с прослушкой лавровского мобильника, он благополучно удалился. Зато на углу, возле магазина по продаже зонтов, Федор Павлович заметил темную «Волгу» с административными номерами. К ней-то он и направил свои стопы. Склонился к раскрытому окну и встретился глазами с чисто выбритым мужчиной лет тридцати. Видок у этого типа был очень представительный. Сразу видно — на государственной службе. Цену себе знает. Даже курит, стряхивая пепел не за окно, а в специально отведенное под приборной панелью место.

— Здравствуйте, — вежливо поприветствовал водителя Лавриков. — Вы из гаража?

Представительный серьезный шофер кивнул в знак подтверждения. Открывать лишний раз рот без крайней на то надобности его не учили. Помалкивай, дескать, и крути баранку. За то тебе и платят.

— Я — Лавриков, — представился Федор Павлович, по-своему расценив молчаливость водителя. — Спасибо, что не опоздали.

Он забрался в салон на заднее сиденье и, когда «Волга» тронулась, позволил себе ненадолго расслабиться. Устало смежил веки. Спать Федор Павлович, разумеется, не собирался. Еще не все дела на сегодня были завершены.

Темная «Волга» с тонированными стеклами и номерами, свидетельствующими о принадлежности к административному гаражу, свернула с шумной многолюдной улицы на более тихую и сразу же остановилась.

Лавр степенно покинул уютный комфортный салон и на мгновение замер на тротуаре. Огляделся. Внимание депутата привлек скромный и с виду ничем не приметный киоск, торгующий прессой и канцелярской мелочью. Без лишних раздумий Федор Павлович направился именно к нему. Остановился, приблизившись вплотную к киоску, и с интересом осмотрел ассортимент газет и журналов, выставленных за стеклом. В глазах буквально рябило от пестрых обложек — настолько богат был местный выбор. Но Федору Павловичу нужно было совсем не это.

Слегка нагнувшись к квадратному окошечку, Лавр взглянул на самого киоскера, в роли которого выступал не слишком ухоженный мужчина примерно такого же возраста, как и сам Лавр. Две огромные залысины на лбу продавца не очень качественно прикрывала синенькая, уже изрядно потрепанная бейсболка.

— Уважаемый, — с улыбкой обратился к мужчине Лавриков. — Что бы вы могли порекомендовать для души?

Киоскер лениво зевнул и поковырялся мизинцем в левом ухе.

— Для души лучше всего Ламброзо Чезаре или Карл Ясперс, — ответил он. — Но они кончились. Расхватал народ. Осталась только порнуха типа «СЕМЬ XL»… И ты меня, крестничек, не задуришь, несмотря на очки и крутой прикид, — совершенно не изменив скучающей интонации, продолжил мужчина в бейсболке.

Лавр расхохотался.

— С ходу колет Егор Ильич… — скороговоркой выдал он некогда заученную в молодости фразу по отношению как раз к этому человеку.

— Четверть века следовательского стажа — это тебе не курс молодого бойца, — не без бахвальства хмыкнул киоскер. — Да и память пока — как затвор фотоаппарата.

— Чего же тогда в будке прозябаешь? — укорил его Федор Павлович.

— А чем тут плохо пенсионеру?

Лавриков взирал через стекло на этого пожилого мужчину и не мог поверить в то, что перед ним именно тот самый человек, которого он знал когда-то давно. Знал тогда не с лучшей стороны. Но таковы были условия игры между криминалитетом и прокуратурой. Один догоняет, другой убегает. Как детская игра в казаки-разбойники. Много кровушки тогда попортил Лавру Егор Ильич. Но, как ни странно, именно этот следователь был едва ли не единственным человеком в прокуратуре, которого Лавриков уважал по-настоящему. За то, что честным был и правильным. На подлость никогда не шел, но и на компромиссы с преступниками тоже. Про таких людей, как Егор Ильич, стоящих на стороне государства, говорили: «мент в законе». Очень уважительное, надо отметить, обращение у авторитетных воров.

А вот сейчас судьба-злодейка распорядилась иначе. Неравноценно как-то. Ревностно оберегавший закон человек торговал на улице желтой прессой, а нарушавший его заседал теперь в Государственной думе. Вопиющая несправедливость, и Лавр, как человек интеллигентный и уважительно относящийся к людям, пусть даже и к своим бывшим врагам, осознавал это.

— За мной охотился — так соколом был, — поддел он пожилого мужчину в бейсболке.

Егор Ильич не обиделся. Напротив, коварно улыбнулся и лукаво глянул на Федора Павловича из-под кустистых седых бровей.

— Я и сейчас сокол, — заявил он без стеснения. — Только старый, но мудрый. Сокол в скворечнике.

— Не, серьезно, Егор Ильич. — Лавриков и в самом деле перестал улыбаться. — Куча всяких детективных агентств расплодилась. Мог бы неверных жен выслеживать или сынков олигархических пасти.

Бывший «мент в законе» отрицательно покачал головой. Он даже не стал задумываться над словами собеседника и над теми финансовыми перспективами, которые могли бы открыться перед ним в свете такой карьеры.

— Не по мне, Лавр, — просто, но с достоинством ответил он.

Мысленно Федор Павлович был вынужден согласиться со сверстником. Представить Егора Ильича в роли такого проныры детектива было крайне сложно. Другого полета человек. Другого мировоззрения. Выдержав небольшую паузу, Лавриков перешел к тому вопросу, ради которого, собственно говоря, и явился сегодня к этому киоску с газетами.

— Тогда есть совсем свежее дело по тебе. — Депутат понизил голос до шепота, хотя рядом с ними никого и не было. — Гражданин один очень странно в дерево врезался и сгорел.

— Дерево росло не там? — прищурился Егор Ильич.

— Дерево росло там. — Лавр поправил очки у себя на переносице. — А гражданин, наверное, кому-то не там дорогу переехал…

Взгляд киоскера изменился. Старый мудрый сокол почувствовал запах добычи. Подумав секунды две, не больше, он опустил стеклянную перегородку, сунул за стекло объявление, написанное от руки на мятой картонке «БУДУ ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ», и скрылся от взора Лаврикова в недрах киоска. Вышел с противоположной стороны и запер дверь на ключ.

— Здесь рядом забегаловка не слишком дорогая, — кивнул он на противоположную сторону улицы. — С пивом. Пойдем, расскажешь…

Лавриков не стал противиться.

— Пойдем, Егор, в забегаловку с пивом. Здравствуй, между прочим. — Он протянул руку следователю в отставке.

— Привет, давно не виделись. — Тот охотно ответил встречным рукопожатием.

Мужчины не спеша двинулись прочь от киоска и пересекли проезжую часть. Забегаловка, упомянутая Егором Ильичом, действительно оказалась сразу за поворотом. Лавр оглянулся на оставленный киоск с желтой прессой.

— Ты там написал «Через пять минут». Думаю, не управимся, — усомнился он.

«Мент в законе» беспечно махнул рукой.

— А ведь никто не знает, когда отсчет этим минутам пошел, — совершенно серьезно заявил он. — Их, Лавриков, до вечности растянуть можно. И все равно — будет честно…

С этими словами он остановился и распахнул тяжелую дверь забегаловки, пропуская вперед Федора Павловича. Можно было себе только представить, с каким видом наблюдал за этой сценой до сего момента невозмутимый водитель из административного аппарата, сидя в салоне «Волги». Прежде ему не доводилось видеть, чтобы народные избранники с такими яркими представителями этого самого избравшего их народа запросто перешагивали пороги подобных третьесортных заведений.

— Елизавета Михайловна, выйти можете?

Голощапова, сидевшая на низенькой табуреточке у изголовья кровати Кирсановой, повернулась. На пороге палаты реанимации стояла дежурная медсестра с чьей-то историей болезни в руках.

Лиза коротко кивнула, что заставило медсестру понять этот жест как согласие, и она так же бесшумно, как и зашла, удалилась из палаты. Рядом с ее столом стояла девушка в длинной джинсовой юбке и однотонной синей блузке. Длинные волосы забраны наверх и пришпилены едва заметной заколкой.

— Сейчас, погодите… — сказала ей дежурная медсестра и, уже не обращая больше внимания на посетительницу, расположилась на своем рабочем месте. Принялась что-то энергично заносить в интересующую ее историю болезни.

Голощапова появилась в коридоре минуты через полторы. По ходу она связывала в узел постельное белье Кирсановой. Разобраться в новых обязанностях сиделки при Ольге оказалось не так уж и сложно. Медсестра подняла голову, когда Елизавета Михайловна приблизилась.

— Вас девушка вот спрашивает, — указала она рукой на блондинку в джинсовой юбке и тут же строго проинформировала: — Только здесь не стойте. На лестнице лучше…

— Добрый день, Елизавета Михайловна, — тихо произнесла незнакомая старой экономке Кирсановых особа.

— Здравствуй, детка. Мне в прачечную как раз. — Лиза кивнула в направлении служебной лестницы. — Проводи…

Они спустились всего на один лестничный пролет, и этого времени девушке оказалось достаточно для того, чтобы рассказать Голощаповой, кто она и чего, собственно говоря, хочет. Услышанное заставило Лизу остановиться на площадке этажом ниже и опустить тяжелый узел с бельем на кафельный пол. Теперь, слушая девушку, представившуюся Аней, Елизавета Михайловна с интересом и волнением разглядывала нежданную собеседницу.

— Владимир Леонидович, когда в конторе бывал, о вас много рассказывал, — продолжала тем временем Аня. — Ну, я сразу и догадалась, что рядом с Ольгой Сергеевной искать надо.

Лиза понизила голос до шепота и на всякий пожарный случай бросила взгляд вниз и вверх по лестнице. Не подслушивает ли их кто? Пусть даже случайно.

— Я нашла документы, успела передать их в надежные руки, — поведала она помощнице адвоката. — Думаю, это и был второй экземпляр.

Аня горько усмехнулась. Из-за пережитого рано утром волнения она едва держалась на ногах.

— Дело не только в завещании, Елизавета Михайловна, — сказала она. — Дело в самом господине Семирядине. Он интересовался документами, предлагал Борису Юзефовичу незаконную сделку.

— Вот говнюк, прости за брань, — невольно вырвалось у Голощаповой.

Но Аня не обратила на это особого внимания. Она как раз подошла к основной теме разговора.

— И был он у нас накануне пожара, — с ударением чуть ли не на каждом слове сообщила девушка. — А после того, как Борис Юзефович его выгнал, он с бандитами какими-то говорил, которые в машине сидели.

— Прямо с бандитами? — недоверчиво высказалась Голощапова.

Но Аня твердо стояла на своем. К разговору она была подготовлена заранее и на сто процентов.

— У меня глаз наметанный, профессиональный, — уверенно заявила помощница погибшего Ваенбландта. — Я номер машины запомнила. Сразу ведь после этого все и случилось, — завершила она, имея в виду последствия пожара в конторе.

— Так в милицию надо.

— Сунулась в райотдел. — На глаза девушки навернулись слезы. — Там пожарников запросили, говорят: дело очевидное, старая проводка, слишком мощный ксерокс. Все закрыто. Никому новые версии не нужны. Понадобитесь, мол, так вызовем повесткой… Но я никому не понадоблюсь, Елизавета Михайловна.

В голосе Ани зазвучали плаксивые нотки маленькой обиженной девочки, и Голощапова поспешила одернуть ее, выставляя себя, напротив, женщиной мужественной и решительной:

— Только без слез.

— Ага. — Аня шмыгнула носом. — Держусь…

Елизавета Михайловна перевела взгляд за окно и о чем-то задумалась. Как будто бы в события вмешался Его Величество Случай. Но в странные совпадения Лиза, особенно с недавних пор, не верила. Уж больно подозрительно выглядела вся эта история. Вот Федор Павлович, например, насколько она поняла, даже в случайности смерти Владимира Леонидовича усомнился. Проверять собирается. А тут еще и адвокат, которому Кирсанов завещание свое оставил на хранение…

Аня продолжала молча топтаться рядом, ожидая, какой же вывод сделает пожилая женщина.

— Очень может быть, что ты и понадобишься, — наконец сказала Елизавета Михайловна. — Телефон свой сейчас принесу, и мы позвоним одному человеку… Стереги белье только, чтоб не умыкнули, — кивнула она на тугой узелок под ногами. — Я здесь материально ответственной сделалась, за каждую тряпочку подписываюсь…

С этими словами Голощапова удалилась обратно наверх за оставленным в палате Кирсановой телефоном, а девушка покорно осталась ждать ее возвращения и стеречь бесценное казенное тряпье.

Выскочив на загородное шоссе, «Волга», подчиняясь желаниям профессионального водителя Николая, резво помчалась в сторону дачи. Однако буквально через несколько преодоленных метров магистрали Федечка наклонился вперед и хлопнул шофера по плечу. В голове юноши созрела, как ему казалось, гениальная идея.

— Останови-ка… — коротко бросил сын депутата.

— По-маленькому? — живо отреагировал Мошкин, поворачивая голову.

Машина послушно свернула к лесополосе и затормозила.

— По-большому… — Федечка уже выбирался из салона на свежий воздух. — Позвонить надо срочно.

— Звонил бы отсюда.

— Имею я право на личную жизнь?.. — недовольно буркнул молодой человек.

Дальнейших дискуссий на эту тему не последовало, хотя бы потому, что Розгин уже проворно отбежал от машины метров на десять, попутно извлекая из кармана мобильный телефон. Палец бегло пробежался по мягким кнопкам. Федечка приложил трубку к уху и замер в ожидании ответа. Вызываемый абонент вышел на связь секунд через пятнадцать.

Парень воровато оглянулся через плечо на оставленную у обочины «Волгу» и бегло затараторил в аппарат.

— Гарик, это Федя, — для начала представился он и тут же без пауз продолжил: — Глянь, будь добр, чего у вас там с «Империей» происходит?.. Вниз, вверх и снова вниз?.. Как предел падения почуешь, бери все, что можно. Понимаю, это не «голубые фишки». Но ты бери, бери… — приободрил он невидимого собеседника. — Зачем — это уже мое дело. Пока, отзвонись вечером…

На этом разговор завершился. То, что Гарик слабо въехал в суть проблемы, Федечку не шибко волновало. Главное, чтобы сделал все грамотно. Так, как он только что ему посоветовал. С довольным выражением лица молодой человек спрятал телефон обратно в карман и бегом вернулся к машине. Юркнул в салон на заднее сиденье.

— Поехали, пацаны!.. — распорядился он.

«Волга» возобновила прерванное движение. Никто не полез к Федечке с расспросами, прекрасно осознавая, насколько это бессмысленно и бесполезно.

Выпитое пиво подействовало на Лавра благотворно. Он уже не казался таким напряженным, как час назад, до встречи с отставным следователем. Но основные дела, намеченные на сегодня, Федор Павлович еще не завершил. По-прежнему болела душа за Ольгу и за то положение, в котором она находилась. Лавриков отдавал себе отчет в том, что Кирсановой грозит большая опасность. Следовательно, ее срочно нужно перебазировать из клиники в другое, наиболее безопасное место. А такая сложная операция, как верно заметил Санчо, требовала немалых денег. Вот их-то Лавр и намеревался раздобыть.

Казенная машина из административного гаража весьма удачно проехала по узкой ухоженной дороге и остановилась в каком-то метре от ворот роскошного особняка. Представительный водитель «Волги» вряд ли подозревал о том, что это строение некогда принадлежало именно Лаврикову. Еще фактически пару недель назад. Сейчас особняк сменил хозяина.

Лавр вышел из машины и направился к дому пешком, без особой ностальгии разглядывая свое былое жилище.

— Нет, надо было в свое время архитектора наказать… — проворчал он себе под нос и с досады пнул носком ботинка какой-то подвернувшийся ему под ноги камешек.

Навстречу Федору Павловичу по ступенькам парадного крыльца энергично сбежал толстенький подвижный дядечка в дорогом спортивном костюме. Именно он и был нынешним владельцем роскошного загородного особняка. Волосы дядечки блестели от обильного слоя бриолина, бородка клинышком была аккуратно подстрижена на французский манер.

— Так чего же не въехали, Федор Павлович? — сокрушенно всплеснул руками радушный хозяин. — Я после вашего звонка охрану предупредил и номер машины сказал.

— Полезно иногда ноги размять, — улыбнулся Лавриков.

Мужчина закудахтал от смеха, как клушка на насесте. Фраза показалась ему очень смешной.

— Давайте входите, — гостеприимно предложил он, отсмеявшись да еще и отдышавшись после этого. — Мы не только ноги разомнем, но и в целом… Разомнемся от души. — Новый приступ кудахтанья сотряс его рыхлое тело. Даже щеки резво болтались вверх-вниз. — Тем более — супруга то ли на Таити, то ли на Гаити, хрен ее разберет. А мы — по-холостяцки…

Но Федор Павлович тактично отказался от столь заманчивого предложения. На сегодня было достаточно и пива.

— Нет, Георгий… Я здесь, на воздухе.

— Распоряжусь, чтоб на воздух разминку вынесли… — с ходу нашелся Георгий.

— Не надо. — Лавр покачал головой. — В другой раз.

— В другой раз супруга вернется, особо не покуролесишь.

Настойчивые просьбы хозяина особняка, его смешливость, нелепые потуги на остроты и главное — дурацкое кудахтанье — все это понемногу начинало раздражать Лаврикова. Он даже с удовольствием, о котором не помышлял прежде, произнес следующую, неприятную для Георгия фразу:

— Сейчас я вам желание куролесить отобью. Мне деньги нужны. — Однако, заметив, что лицо хозяина действительно потеряло всякое жизнелюбие и стало настороженным, Федор Павлович добавил немного виновато: — Извините, Жора. Но вот так складываются дела.

— Мы с вами, Федор Павлович, совершенно четко договаривались, — обиженно молвил смешливый хозяин. — Вторая половина — к концу года. Это же не тысяча. И не сто тысяч.

— Я помню о договоренности, — вздохнул Лавриков. — Ни на чем не настаиваю. И делаю лишь предложение.

— Какое?

— Двадцать процентов скидки. Солидный кусок. — Федор Павлович выудил из пачки сигарету и закурил. — Но деньги — сейчас.

Георгий закатил глаза и быстро зашевелил своими пухлыми губами. Звука не было, только шевеление. Мужчина подсчитывал что-то в уме. Лавр не торопил его. Выжидал.

— Двадцать пять, — выдал, наконец, новый владелец особняка.

— Грабеж.

— Но мы не обуславливали форсмажора, господин Лавриков! — ринулся на защиту собственных интересов Георгий. Он и сам понимал, что сделка с двадцатью процентами крайне выгодна для него. Но почему бы еще не сбить цену? Ведь не ему же понадобились деньги так срочно. — Я иду вам навстречу исключительно по слабости характера.

— Хорошо. — Выбора у Лаврикова не было.

Просветлевший Георгий тут же решил дожать оппонента новым контрпредложением.

— А если вы отнимете тридцать процентов, — с непонятной радостью провозгласил он, — то получите итоговую сумму сию секунду и — наличными.

Лавр молчал, разглядывая алчно блеснувшие глаза собеседника. На губах Жоры заиграла прежняя жизнерадостная улыбка. Он тоже смотрел на Лавра, хитро прищурившись. Дескать, ваш ход, господин хороший.

— Ну, Жорик… — Новоиспеченный слуга народа покачал головой.

— Наличными, Федор Павлович! — не унимался тот, входя в раж. — В нынешних-то условиях такую сумму запросто через банк не проведешь. Армия финансовых разведчиков только и ждет — с микроскопами и наручниками. А так вы мне портфельчик дадите, я в сусеки сбегаю, портфельчик верну. И все прекрасно, — продолжал тараторить он без передыху. — Можно будет с чистой совестью опрокинуть за полное завершение сделки.

Лавриков несколько раз смачно затянулся сигаретой, выпустил дым в сторону и стряхнул пепел себе под ноги. Георгий вел себя в высшей степени нагло, и, основываясь на здравом смысле, бывший криминальный авторитет никогда не пошел бы с ним на подобную сделку. Но перед глазами невольно всплыл образ Ольги Кирсановой. Такой милой и такой беззащитной. Отказаться сейчас от предложения нынешнего хозяина особняка означало поставить ее жизнь под угрозу. Мог ли допустить Лавр подобный исход дела? Разумеется, нет.

— Опрокидывать не будем, — недовольно поморщился он. — Но… Беги в сусеки.

Это означало полное и безоговорочное согласие. Оно же расценивалось как капитуляция.

— Лечу… — выпалил на одном дыхании Георгий.

Он и в самом деле так стремительно кинулся к входной двери, опасаясь, что Лавр может передумать и расторгнуть только что достигнутое соглашение, что Федору Павловичу пришлось окликнуть ретивого толстячка.

— Портфель забыл, Жора… — напомнил он, протягивая необходимый предмет.

Георгий вынужденно вернулся.

— Да, забыл! — посетовал он, на этот раз забирая портфель. — Ранний склероз.

С этими словами он скрылся в недрах дома.

— Про склероз расскажи кому другому… — недовольно буркнул Лавриков, но Георгий его не слышал.

Федор Павлович, по-стариковски покрякивая, опустился на верхнюю ступеньку крыльца и блаженно вытянул ноги. Небрежным щелчком пальцев отшвырнул окурок в сторону и покосился себе за спину. Сквозь стекла окон на первом этаже прекрасно просматривались силуэты охранников, сновавших внутри дома. Лавр невесело усмехнулся. Когда-то здесь также кучковались и его братки, бдительно охраняя покой босса. Нахлынувшие было на него воспоминания прервала трель мобильного телефона в боковом кармане. Депутат достал трубку.

— Лавриков… — сразу представился он. — Да, Лизавета Михайловна. Слушаю… Кто у вас?.. Ну… Ну… Да, начинаю понимать… Вот что девушка пусть сделает. Знаете перекресток Арбата с Гоголевским? Не где «Прага», ниже по бульвару. Там киоск газетный. И продавец в киоске — Егор Ильич. Девушка скажет ему, что от Лавра, и смело можно рассказывать…

Федор Павлович и представить себе не мог, что в этот самый момент сидящий в своем собственном автомобиле Мякинец внимательно вслушивался в каждое произносимое им слово, звучащее сквозь эфирные помехи из приемника.

— А если не будет никого в киоске, — продолжал информировать Голощапову народный избранник, — если там табличка — мол, скоро буду, — пусть ждет. Минут через пятьдесят, через час я сам туда подъеду…

— Да, передам все в точности, — донесся из динамика голос Елизаветы Михайловны. — До свидания, Федор Павлович.

Тишину автомобиля пронзили короткие гудки отбоя. Юрий убавил громкость приемника, а сам подхватил с соседнего пустого сиденья свой мобильник. Надавил пальцем заветные кнопочки.

— Мальчики, — небрежно бросил он в трубку. — Тут срочная халтурка подвернулась с отдельной графой оплаты… Координаты возьмите…

Используя в разговоре те же ориентиры, что и Лавр, Мякинец разъяснил своей бригаде, где и как отыскать заветный киоск Роспечати.