Уже второй раз за сегодняшний день административная машина Лаврикова свернула на Гоголевский бульвар и, миновав гостиницу «Прага», остановилась в двух шагах от интересующего депутата киоска Роспечати. Федор Павлович распахнул дверцу и ступил на асфальт. Его временный водитель по-прежнему оставался безучастным ко всему происходящему. Или, во всяком случае, так казалось. Лавр огляделся по сторонам. Никакой ожидающей девушки, о которой поведала ему по телефону Елизавета Михайловна, поблизости не наблюдалось. Ни возле самого киоска, ни в его окрестностях. Только одинокие прохожие, вечно спешащие куда-то по своим неотложным делам.

Что-то уже в эту секунду насторожило Лавра. Пока он и сам не мог объяснить, что именно, но некое внутреннее чувство, сходное с интуицией, заставило Федора Павловича расстегнуть пиджак. При необходимости так будет удобнее выхватить из кобуры пистолет.

Лавриков приблизился к киоску. Тот был закрыт, но уже прежде виденной депутатом таблички за стеклом почему-то не было. Федор Павлович развернулся, намереваясь двинуться обратно к машине и дождаться возвращения Егора Ильича сидя в салоне, но передумал. Ноги сами заставили его вернуться обратно к киоску и, вытянув шею, заглянуть внутрь.

Самые худшие опасения Лавра оправдались в то же мгновение. Натренированный взгляд бывшего законника выхватил в полумраке киоска женскую руку в неестественном изломе, а рядом с ней и затылок мужчины в бейсболке, пропитанной кровью. Лавр резко отшатнулся. Осторожный, но в то же время стремительный поворот головы назад. Рука уже нырнула под пиджак и ухватилась за прохладную металлическую рукоятку оружия. Однако Федор Павлович не заметил поблизости ничего подозрительного. Никто не пытался напасть на него и вроде даже не следил за его действиями.

Усилием воли Лавриков заставил себя расслабиться. Устало опустил плечи, вернул на лицо скучающее выражение, но уходить от киоска не спешил. Мысленно анализировал ситуацию.

— Так, значит, господа, вы решили… — выдал он, наконец, шепотом, придя к какому-то определенному решению. — Ох, напрасно…

Выудив из кармана мобильный телефон, Федор Павлович с размаху бросил его на асфальт и наступил на трубку каблуком. Сокрушительный удар — и пластмасса хрустнула, как ядовитое насекомое.

Мерным, спокойным шагом Лавр направился прочь от киоска. Застывшее, как маска, лицо его не выражало при этом ни малейших эмоций. Распахнув заднюю дверцу служебной «Волги», Федор Павлович подхватил с сиденья оставленный им довольно тяжелый, распухший портфель. В глаза водителю Лавриков старался не смотреть. Опасался, что, несмотря на его природное самообладание, проницательный молодой человек сумеет заподозрить неладное.

— Вы свободны, — коротко проинформировал подчиненного народный избранник. — Спасибо.

Водитель не повернул головы.

— Подпишите тогда путевой… — только и произнес он.

Лавр так и сделал. Затем, пока автомобиль удалялся, он без движений стоял на тротуаре, с каким-то даже неподдельным интересом разглядывая носки своих туфель. Однако стоило «Волге» свернуть на центральный проспект, как Федор Павлович моментально устремился к магазину-салону по продаже мобильных телефонов, расположенному на противоположной стороне улицы. Благо дело, такие магазины сейчас на каждом углу отыскать можно.

Лавр скользнул внутрь застекленного помещения. Появился обратно уже буквально через минуту. Задержался на ступеньках и, поставив портфель к ногам, достал из коробочки новый аппарат. Зарядное устройство спрятал в карман, а саму коробку без лишних раздумий сунул в стоящую рядом урну, предварительно проверив, не наблюдает ли кто-то за его странными манипуляциями. Вроде бы нет.

В завершение всех своих действий Лавр опробовал разные звонки аппарата. Выбор его остановился на мелодии Моцарта. В городском шуме музыкальная фраза из неоконченного концерта в своеобразном электронном исполнении прозвучала несколько необычно. Но Федору Павловичу понравилось. Лицо бывшего криминального авторитета заметно расслабилось, ожило. Он уже целенаправленно, решившись на какие-то действия, спустился со ступенек.

Книга оказалась очень даже интересной. Иван никогда прежде не соприкасался с творчеством Стивена Кинга, а вот теперь погрузился в него, что называется, с головой. В заросшем травой одичавшем саду лавровской дачи Кирсанов удобно расположился на старой раскладушке в полусидячем положении. Губы его едва заметно шевелились, а в детских небесно-голубых глазах отражалось сопереживание тому, что было напечатано на странице.

Иван, увлеченный изложенными в книге событиями, не заметил, как из-за густой листвы вынырнул Федечка и приблизился к нему. В руках молодого человека была трехлитровая банка с морсом и пара стаканов.

— Холодненькое будешь? — с ходу предложил Розгин.

Кирсанов не стал отрываться от книги. Он просто кивнул, не поворачивая головы в сторону собеседника.

— Давай.

— Подано… — шутливо провозгласил Федечка, ставя стаканы прямо в траву и наполняя их прохладным морсом, правда умудрившись расплескать немного красноватой жидкости на землю. Только сейчас он более внимательно пригляделся к книжному экземпляру в руках паренька.

— Книга у тебя какая-то… бракованная, — высказал Розгин свою точку зрения.

На этот раз Иван оторвался от захватывающего чтения, свесил ноги с раскладушки и сел. Федечка опустился рядом с ним и протянул приятелю один из наполненных стаканов. Кирсанов с благодарностью принял его и тут же совершил небольшой бодрящий глоток.

— Я же говорил, — грустно напомнил он Розгину. — Меня пытались раздавить. Это не бредом было. Но раздавили «Темную Башню».

Мальчик похлопал книгой себя по колену и отложил ее в сторону, на раскладушку между собой и Федечкой.

— Ничего, — хмыкнул Розгин. — Привыкай. Люди обожают давить друг друга.

— Почему?

Иван искоса посмотрел на своего старшего товарища, но тот лишь беспомощно развел руками. Что тут можно было ответить? Глубоко вдаваться в психологию человеческой натуры не хотелось, а на абстрактных примерах и уж тем более на пальцах законы несовершенного мира не объяснишь. Сложно все это.

— Потому, что внутривидовая борьба идет острее, чем межвидовая, — более-менее доходчиво, как ему самому показалось, разъяснил Федечка.

Но Кирсанов слегка подрастерялся.

— Я такого еще не проходил, — с улыбкой признался он.

— Но столкнулся на практике…

Тему непростого разговора пора было сменить. Розгин перевел взгляд на лежавшую между ним и Иваном книжку, взял ее и вяло, без интереса, пролистал несколько страниц. Потом снова оценил обложку фолианта. На лице Федечки появилось скептическое выражение. Литературой подобного рода он интересовался крайне редко. А вернее, совсем не интересовался.

— Что за «Темная Башня»? — спросил он у Ивана. — Муть, наверное, в жанре фэнтези?

— Нет, не муть… — не согласился с подобным выводом Кирсанов. — Интересно… Тут Стрелок есть, и мальчик, который в параллельном мире очутился. Он очень несчастный, его даже Стрелок бросил — не знаю, на время или навсегда. Вот, смотри… — Иван перехватил книгу из рук приятеля, открыл ее на какой-то странице, куда до этого предусмотрительно вложил кусочек бумажки в качестве закладки и отыскал пальцем необходимые строки. — «Внезапно Стрелка поразила мысль, больше похожая на озарение, — с воодушевлением принялся зачитывать Кирсанов. — Единственное, что сейчас ему действительно нужно предпринять, так это бросить все к чертовой матери, отступиться, повернуть назад, взять с собою парнишку и сделать его средоточием новой силы. Нельзя прийти к Башне таким унизительным, недостойным путем. Пусть бы мальчик вырос, стал мужчиной, и тогда они вдвоем смогли бы отшвырнуть человека в черном со своего пути…»

Неизвестно, как долго собирался читать Иван, может, до конца главы или всей книги, кто знает, но Федечка остановил его:

— Ладно, хватит. — Розгин бесцеремонно отобрал помятый фолиант и вернул его на прежнее место, на раскладушку. — Морса лучше попей, а то совсем согреется. Отец графин расколошматил, тетка ругается: банка плохо в холодильник встает. Графин в дверцу помещался, плоским был, а банка — ни фига.

Иван улыбнулся. Разочарование от того, что Федечке не понравилась зачитанная выдержка, уже прошло, и парнишка действительно сосредоточил все свое внимание на стакане с морсом. Напиток, как и предсказывал Розгин, уже порядком потеплел, но все еще сохранял свои освежающие качества. Кирсанов сделал один глоток, потом второй, побольше и повнушительнее. Облизал губы.

— Новый графин надо купить, — со знанием дела посоветовал он.

— Тогда повод для ворчанья у тетки пропадает, — парировал Федечка. — У них с папулей соревнование — кто лучший повод для скандала найдет. Надо же чем-то развлекаться.

На несколько минут в разговоре юношей повисла пауза. Розгин почувствовал, что Иван хочет спросить его о чем-то, но из скромности или по каким другим причинам не решается этого сделать.

— Что? — Федечка легонько ткнул приятеля в плечо. Вроде как приободрил.

Иван действительно решился.

— Я давно хотел спросить… — Он склонился к земле и сорвал травинку. Принялся разминать ее между пальцами. — Твой папа чем занимается?

Федечка пожал плечами:

— Дзен-буддизмом.

— Это как?

— Сидит скрестив ноги и созерцает свой пупок в ожидании откровения свыше, — без тени иронии проинформировал Розгин младшего по возрасту товарища.

— Я его в такой позе не видел, — осторожно заметил Иван.

— А он не здесь, — поджал губы Федечка. — Он себе в Государственной думе кабинет исхлопотал, там и медитирует.

— Но тогда на что жить?

Нельзя сказать, что Кирсанов воспринимал слова приятеля за чистую монету, но Федечка говорил настолько искренне и убедительно, что в душу парнишки закрались определенные сомнения. А что, если правда? Интересно ведь.

Розгин задумчиво помассировал свой подбородок, затем поправил очки на переносице и откровенно признался:

— Были какие-то хлипкие капитальцы. Остатки былой роскоши. Я их вложил и теперь управляю потихоньку.

— Чем управляешь?

— Деньгами.

Слова Федечки напомнили Ивану о том, что именно об этом всегда говорил его ныне покойный отец. Умение управлять деньгами. Вернее, капиталами, как он выражался. Кирсанов болезненно зажмурился, вспоминая отца, но расплакаться себе не позволил. Хоть и очень хотелось в эту минуту.

— Я тоже должен учиться этому, — сказал он. — Но… Пока не знаю… По-моему, иногда выходит все наоборот.

— Это как? — не понял сразу его глубокой мысли Федечка.

— Последние дни мне кажется, что деньги сами управляют людьми, — признался Иван.

— Ты этого еще не проходил, поэтому не спеши со скоропалительными выводами, — предостерег парнишку старший товарищ.

— Разве я сейчас не прохожу это?

Розгин усмехнулся и снова наполнил стаканы морсом.

— Точно знаю одно, — с заметным уважением в голосе протянул он. — Голова у тебя варит не по возрасту…

Кирсанов хотел спросить еще что-то в связи с наметившейся в разговоре темой, но не успел. Их беседа была прервана появлением Николая. Пригнувшись, водитель Лаврикова проскочил под низко склоненной ветвью яблони и остановился прямо перед ребятами.

— Алло, наследники! — весело обратился он к попивающим морс мальчишкам. — За столик переберитесь, мне раскладушка нужна. Бандиты прибыли, а спальных мест не хватает.

Иван и Федечка послушно поднялись на ноги, и Николай тут же одним движением подхватил раскладушку правой рукой и сунул ее под мышку. Силы, по всему видать, у водителя были немалые. Он уже двинулся было в обратном направлении, но Кирсанов остановил мужчину удивленным возгласом.

— Бандиты? — переспросил мальчуган, моргая.

Водитель Лавра обернулся, но Федечка опередил здоровяка с возможным ответом.

— Николай — шутник, — сказал он, обнимая Кирсанова за плечи. — Не бандиты, конечно, а благородные разбойники низших чинов, — но, тем не менее, он сам с любопытством обратился к Николаю: — И много бандитов?

— Пять голов благородных разбойников.

— Спасибо, что не полк, — кивнул Розгин и снова заглянул в лицо Ивану: — Мы на чем остановились?

— На деньгах, — напомнил тот.

— Не надо на них стоять, — решительно заявил достойный потомок Федора Павловича. — Деньги должны двигаться, и мы — вместе с ними… Пошли за столик, пока он окончательно не сгнил… — Однако прежде, чем перебазироваться в указанное место, Федечка не удержался от давно волновавшего его вопроса и в очередной раз окликнул собравшегося уйти Николая: — Да, Коль! А чего у тебя такие зубы?

— Это чтоб тебе улыбаться, внученька, — осклабился тот.

— Не, правда.

Николай тяжело вздохнул, припоминая не самые радужные события давно минувших лет.

— Как молочные на эти сменились, чуть что — кулаком били, — признался он.

— Кто?

— Батя, конечно.

— В зубы? — болезненно поморщился Розгин.

— Но не в глаз же.

— Садюга, — прозвучал вердикт в адрес Колиного папаши.

— Не… — не согласился водитель с такой характеристикой родителя. — Жизни человек меня учил — что такое хорошо и что такое плохо. Я до сих пор к нему на «вы» обращаюсь.

— Зачем на «вы»? — Изумление Федечки с каждым мгновением только росло.

— За науку. А зубы… — Николай снова улыбнулся. — Федор Павлович прибавочку к окладу содержания произведет — зубы и выправим.

— Кошмар!.. — вполне натурально ужаснулся Розгин, видимо представив себе во всех красках, как Николай будет выправлять свои зубы. — Мне легче палец отрезать, чем к стоматологу пойти.

— Мне — тоже… — со вздохом подхватил Иван.

Николай, как пушинку, перекинул раскладушку под другую руку и с укором посмотрел на ребят.

— Сейчас так лечат, что совсем не больно, — поделился он с собеседниками собственными познаниями в области современной стоматологии.

— Когда тебе чего-нибудь вскрывают, всегда больно, — парировал Кирсанов.

— А ну вас!..

Водитель махнул рукой и, на этот раз уже не задерживаясь, скрылся в изумрудной листве деревьев.

Габаритные фигуры братков, некогда принадлежавших к группировке Лавра, а также их действительно бандитские физиономии внушали неподдельное уважение и своего рода священный ужас. Их было пятеро, как и сказал об этом ребятам Николай. Все, как на подбор, бритоголовые, раскачанные, в разноцветных майках-борцовках.

Вытянувшись в стройный ряд на веранде дачи, боевики покорно выслушивали инструктаж «командира», функции которого исполнял Мошкин. Санчо расхаживал перед братками взад-вперед, заложив руки за спину, и смотрел не на них, а все время прямо перед собой.

— Я вам, ребята, не Ессентуки, — старательно разъяснял положение Александр. — Пальбы-стрельбы не обещаю, но бабки будут нормальные, по суткам.

— Санчо, ну хоть характер операции какой? — не выдержал один из братков, розовощекий амбал с глубоко посаженными серыми глазами.

— Прикрытие. — Санчо остановился перед обратившимся к нему с вопросом боевиком. — Только прикрытие. Не понадобится ничего другого — и слава богу.

— Чего тогда такая экстренность? — не отставал любопытный браток.

— Магнитные бури, Славик! — криво ухмыльнулся Мошкин. — Атмосфера, сгущенная бензиновыми выхлопами! Все ясно с экстренностью?

— Ну, — неопределенно мотнул головой розовощекий Славик и покосился на своего хмурого соседа справа.

А Мошкин уже пошел дальше. Как вдоль немногочисленного строя бойцов, так и в своих инструкциях, обращенных к ним.

— Тогда жрачка наша. Сортирами хозяйскими не пользоваться, — строго предупредил он. — В саду стоит прекрасный образец деревянного зодчества с унитазным седалищем на очке. Так что, если пожурчать, — Александр демонстративно вскинул вверх пухлый указательный палец, — седалище, пожалуйста, поднимайте. Но пожурчать можно и в кустики. Дикорастущего кустарника на участке навалом, хоть все облейте. Только на грунт, а не на листья, — добавил он. — Нежные листочки иногда от грубой мочи сгорают, я убедился методом проб и ошибок. Спать здесь будете, если доведется. Выпивать нельзя. Се ту, — заключил он.

Братки растерянно переглянулись между собой. Санчо же, давая понять, что инструкции завершены, небрежно взмахнул рукой. Как и в прошлый раз, не выдержал общего дискомфорта Славик. Он прочистил горло и осторожно шагнул вперед.

— Про выпивать — понятно, — сказал розовощекий амбал. — А вот «сету»…

— «Се ту» в переводе с французского значит «базар окончен», — щегольнул своими познаниями в иностранных языках Мошкин. — Но стволы, ребятки, держите наготове. Мало ли что. Жизнь-то гораздо сложнее наших о ней представлений…

С этими словами он оставил своих подопечных и спустился с крыльца веранды на покрытую побитой плиткой дорожку. Выудил из кармана мобильник, набрал номер и оглянулся на покинутую бригаду. Мужики не спешили расходиться и тупо переминались с ноги на ногу, не зная, куда можно двинуться с веранды, не нарушив никаких инструкций «командира».

— Клавуль, это Санчик… — Опасаясь, как бы кто из братков не услышал его ласковых слов, обращенных к женщине, Мошкин прикрыл трубку ладонью и перешел на едва различимый шепот. — У тебя все в порядке?.. В смысле — никаких поводов для стрессов?.. Вот и замечательно. Тогда у меня к тебе просьба большая будет, Клав. Я в поселковый магазин заглянул — там одни пельмени с начинкой из дерьма со специями. Будь любезна, как поедешь сюда — прихвати чего-нибудь покушать… Что в холодильнике? В холодильнике — на семью, — загадочно произнес Александр, прекрасно осознавая, что сейчас последуют бурные эмоции. — А у нас — пять дополнительных едоков… Не кричи, пожалуйста, — взмолился он, еще раз оглядываясь в сторону крыльца. — Ты их знаешь — хорошие ребята из нашей бывшей… э-э… футбольной команды. Надо, значит, надо, Клава, — неожиданно сурово добавил он, понимая, что чисто человеческими увещеваниями подругу сердца унять не удастся. — Беляшей купи у знакомой. Никто от тебя глобальных жертв не требует. До свидания.

Санчо выключил телефон и, подняв глаза, вздрогнул от неожиданности. Прямо перед ним на дорожке стояли Иван и Федечка, появившиеся невесть откуда. Мошкин поспешно убрал мобильник в карман, но, как оказалось, ребята слышали финальную часть его беседы с возлюбленной.

— Втычок-с поимели? — с улыбкой поинтересовался Федечка.

— Уж конечно!.. — Санчо гордо выкатил грудь колесом. — С ними так надо! Чуть слабину покажешь — весь мир оказывается с точки зрения таракана, которого придавили каблуком… — И он тут же поспешил сменить опасную тему, обратившись к Кирсанову: — Вань, у тебя в Англии девочка есть?

— Нет, откуда…

— Заведи англичанку, обязательно, — нравоучительно произнес Александр. — Англичанки, я слышал, дамы выдержанные, с этикетом в крови. Чаек в файф-о-клок пьют и культурно помалкивают. В крайнем случае — о погоде разговаривают. Не то что наши. — Он широко раскинул руки в стороны. — По любому поводу варежка сразу — во!

— Попробую завести, дядя Санчо, — пообещал наставнику Кирсанов.

— Как вернешься — сразу, не откладывая…

— Договорились, — кивнул Иван. — Если вернусь.

— А почему нет?

Иван несмело выдавил улыбку.

— Я же не могу маму одну бросить… — печально произнес он.

— Теперь она не одна, — немедленно опроверг высказывание мальчика Мошкин. — У нее теперь… гвардейцы есть.

— Какие гвардейцы? — не понял Кирсанов.

Санчо подтянул живот и лихо ударил себя кулаком в грудь.

— Мы!.. Не гвардейцы разве?

— Мушкетеры… — с улыбкой внес поправку Иван.

Александр согласно замотал головой. Дескать, мушкетеры и впрямь лучше.

— Почему такое плохое настроение? — вскинул брови Мякинец.

Его английское произношение было в высшей степени отвратительным, что невольно заставило поморщиться до неприличия молчаливых сегодня Ангелину и Франца.

Как и пару дней назад, троица расположилась за столиком возле бассейна по месту проживания господина Хартмана. Официант в черном смокинге подал заказанные кружки с пивом и чинно удалился. Юрий жадно припал губами к краешку стеклотары, в надежде утолить мучившую его жажду. По завершении процесса он отер пену над верхней губой и широко улыбнулся, разглядывая хмурые лица сообщников.

Бестактный и панибратский вопрос подчиненного взбесил Хартмана. Он резко подался вперед и слегка толкнул локтем столик между ним и Мякинцем. Пиво из кружки Франца расплескалось.

— Потому что ситуация стала просто неприличной, — жестко изрек англичанин. — Вы нашли единственную коровью лепешку на всей дороге, вляпались и скользите в ней уже который день! Трупы только размножаются! Без всякой пользы для дела! Мне противно и стыдно. Я, между прочим, поставил на кон свою репутацию!

Его последние слова насторожили Ангелину, успевшую неспешно пригубить свою порцию пива. Она резонно полагала, что Хартман — самая высшая инстанция в их структуре. Однако вырвавшееся заявление Франца, как минимум, свидетельствовало об обратном.

— Разве вы должны отчитываться? — подозрительно прищурилась госпожа Виннер.

— И не по телефону. — И без того мрачная физиономия Хартмана сделалась похожей на грозовую тучу, готовую в любую секунду разразиться проливным дождем. — Я — тоже лишь звено. На самом верху цепочки, но — звено. А там сидит господин…

Франц сделал едва уловимое движение головой, ненавязчиво пытаясь указать своим сообщникам на кого-то присутствующего здесь же, в центре досуга. Юрий и Ангелина осторожно повернули голову. По периметру бассейна располагалось около десятка таких же столиков, но лишь еще три из них облюбовали поклонники трапез на свежем воздухе.

Одно из таких мест, чуть дальше относительно бассейна и ближе к корпусу, занимал одинокий посетитель. Это был седовласый старец с холеным, но ничего не выражающим лицом и размеренными точными движениями. Он умело разделывал на блюде крупного омара, и, казалось, ничто в мире больше не интересовало его так, как этот экзотический дар морских глубин.

— Кто это? — В голосе госпожи Виннер просквозило явное любопытство.

— Какая разница? — раздраженно огрызнулся Хартман, закуривая сигарету и выпуская дым сквозь плотно стиснутые зубы. — Если хотите, шеф-повар!.. Сейчас он за минуту расчленит океанского дружка. И, смею заверить, столько же времени ему потребуется, чтобы расчленить меня. Но прежде я буду вынужден приготовить закуску из вас, — счел необходимым добавить Франц, откидываясь на спинку стула. — Не уверен, что блюдо удастся и будет съедобным. Тем не менее придется учиться на своих ошибках.

— Пейте пиво, господин Хартман, — невозмутимо молвил Мякинец. — Мы уплотним программу, только и всего. Ведь правда, мой ангел?..

Последний вопрос был обращен к Ангелине, которая хмуро раскручивала на столе свой бокал. Женщина была уязвлена до глубины души, и ее аккуратно выщипанные брови сошлись в области переносицы.

— Чтобы уплотнять, надо взяться за ручку пресса, — остудила она оптимистический порыв Юрия. — Где эта ручка?

— Есть автоматический кузнечный молот, — откликнулся Мякинец по-русски. — И я знаю, как его зовут…

— Что он говорит? — По уже укоренившейся в нем привычке Хартман делал вид, что не понимает никакого другого языка, кроме английского.

— Юрий что-то придумал, — усмехнулась Ангелина.

— И сейчас потребует дополнительной суммы?

— Нет, — успокоил Мякинец своего непосредственного босса. Новым огромным глотком он уже до конца осушил кружку и со стуком опустил ее на столешницу. — Будет классический бартер. Бартер с чужим товаром. Надо только свести потенциальных участников сделки. А это — только ради вас — я сделаю бесплатно…

— Делайте. Христа ради, делайте хоть что-то.

Франц поднялся со стула и, не простившись со своими гостями, двинулся прочь. На ходу он уже расстегивал рубашку, а значит, намеревался традиционно совершить парочку небольших заплывов в бассейне. Снять стресс, так сказать. Что ж, каждому свое. Мякинец криво улыбнулся и полез в нагрудный карман рубашки за сигарой.

— Забавно слышать имя Христа в его устах, — сказал он.

— Я бы на твоем месте не думала о забавах, — язвительно бросила Ангелина, хотя последняя реплика Юрия скорее была обращена к самому себе, нежели к ней.

— Если не забавляться, надо лезть в петлю, дорогая…

Но женщина уже не слышала этой реплики своего новоиспеченного любовника. Внимание Виннер вновь сосредоточилось на дальнем от бассейна столике.

Старый холеный господин уже с удовольствием поедал мясо омара, методично и тщательно пережевывая его и не обращая внимания ни на что вокруг. Он полностью посвятил себя процессу поглощения пищи.

Бойцов из бригады Мякинца здесь уже не было. Вместо них служебный вход в «Империю» сторожил обычный сонный вохровец лет сорока пяти, с густыми темными волосами, уложенными на косой пробор, и неровной щеточкой седеющих усов. При появлении Лаврикова мужчина даже не соизволил подняться со своего насиженного места и вел ленивую беседу с незваным посетителем, глядя на него снизу вверх.

Федор Павлович, разрешив почти все необходимые вопросы на сегодня и в итоге столкнувшись с убийством ни в чем не повинных людей, прибыл в головной офис «Империи» во второй половине дня. Он и сам не знал, что именно ему здесь могло понадобиться, но в душе кипела такая злоба на противников, что Лавр понимал: просто так это чувство не уйдет само по себе. Оно требовало логического выхода.

— Никого из высшего руководства? — на всякий случай еще раз переспросил Федор Павлович, хотя вохровец и так недвусмысленно дал ему понять, что здание сейчас пустует.

— Ну я ж тебе говорил! — немного грубовато проворчал тот. — Хочешь — поднимись, дверь подергай. Есть только менеджер. Но он не по компании начальник, а по торговому залу, — уточнил мужчина. — И торчит поэтому в зале. Нужен он тебе — иди в зал. Может, чего купишь.

— У меня все есть, — открестился от такого предложения собеседника Лавр.

— Был этот, Девятирядин…

— Семирядин, — машинально поправил вохровца депутат Государственной думы.

— Какая разница?.. — все так же лениво взмахнул рукой охранник. Казалось, этому человеку все было, мягко говоря, по барабану. Лавр был почти уверен, что до его прихода мужчина спал за столом и продолжит этот процесс, едва визитер покинет помещение через служебный выход. — Андрейка, одним словом. Уехал, минут как двадцать тому… Чуть-чуть с ним разминулся.

— Один? — Вопрос Лавра прозвучал резко, как удар хлыста.

В голове недавнего вора в законе созрел дерзкий план. В конце концов, что он теряет? А Семирядин, как ни крути, обошелся с ним довольно по-свински. Там еще, в больнице, при их первой встрече. Запудрил ему мозги, как последнему лоху. Неужели и в самом деле надеялся, что подобное сойдет ему с рук? Думал, Лавр — несерьезный противник. Старая дохлая кляча. А вот фигушки! Мы таких кордебалетов не прощаем и не забываем.

Вохровец надменно усмехнулся.

— Да какое там!.. — сказал он, будто сплюнул. — Один он был не в состоянии. Ему новая ведьма шофера приставила. А иначе он бы — прямехонько за Владимиром Леонидовичем, царство ему небесное.

Похоже, местный контингент сотрудников не жаловал нового временного президента корпорации. Оно и понятно. Кому приятно, когда тобой помыкает хронический алкоголик, место которому давно уже где-нибудь под забором или в ширпотребной забегаловке в обществе себе подобных.

— Болтлив ты, однако, — все же счел необходимым упрекнуть охранника Федор Павлович.

— Скучно, земляк, — честно признался сонный мужчина с седыми усами. — Сидеть и видеть, что делается, страх как скучно…

Похоже, вохровец не врал. Было в его лице что-то искреннее, но что именно — Лавр уточнять не стал. Развернувшись лицом к двери, Федор Павлович распахнул ее и шагнул на улицу. На небе ненавязчиво скапливались тучки, но, если Лаврикову не изменяла память, дождя сегодня синоптики не обещали. Впрочем, эти и соврут — недорого возьмут. С них станется.

Лавр призывно взмахнул рукой, и почти тут же к обочине плавно приткнулся автомобиль из службы таксопарка. Будто специально и поджидал здесь потенциального клиента. Федор Павлович уселся рядом с таксистом на переднем сиденье и немного путано разъяснил ему, куда следует доставить его персону. Худощавый тип с длинным заостренным носом кивнул и выжал сцепление. Автомобиль сорвался с места и устремился в сторону загородного шоссе.

Двадцати минут оказалось вполне достаточно для такого опытного водителя, чтобы достичь хорошей ровной дороги, петлявшей через сосновый лес. Лавр пристально вгляделся вперед и почти сразу заметил то, что искал. Взгляд депутата зафиксировал до сих пор неубранный остов сгоревшего автомобиля около спаленного дерева. Чуть дальше просматривался поворот к охраняемому дачному поселку.

— Останови, приехали… — распорядился Федор Павлович, и рука его нырнула во внутренний карман пиджака за бумажником.

Щедро расплатившись с таксистом, Лавриков вышел из машины и далее направился пешком. Доставившая его на это место машина развернулась прямо по центру трассы и умчалась в сторону города.

Вот, значит, где произошла эта злополучная трагедия, унесшая жизнь Владимира Кирсанова и отправившая на больничную койку его жену Ольгу. У Лавра болезненно сжалось сердце. Какая-то необъяснимая щемящая тоска. Будто он сам был свидетелем автокатастрофы. Или ее жертвой.

Не доходя до шлагбаума и домика сторожей, Лавр свернул с узкой дороги в рощу. Так и короче будет до дачного поселка, решил он, и неприметнее для окружающих.

С тяжелым портфелем в руке Федор Павлович брел вдоль забора из железных прутьев до тех пор, пока не обнаружил лаз, сделанный, наверное, самими дачниками. Старый вор в законе и не сомневался, что найдет здесь нечто подобное. Ведь он родился и вырос в России. А какая же это Россия, если нет раздвинутых и изломанных прутьев забора и по обе стороны от него хорошо натоптанной тропинки?

Лавр протиснулся между прутьями. Остановившись по ту сторону забора, цепко огляделся вокруг, поставил портфель к ногам и достал из наплечной кобуры пистолет. На всякий случай проверил состояние обоймы и только после этого снял пистолет с предохранителя. Подумав немного, Федор Павлович забросил портфель в кусты и убедился в том, что с первого взгляда обнаружить его будет крайне сложно. Усмехнулся.

— Ох и повезет кому-то, если напорется… — буркнул он себе под нос и, опустив пистолет в боковой карман брюк, двинулся дальше по тропинке.