Кирсанов не изменил принятого им несколько минут назад решения. Несмотря на то что там в саду никто не захотел взять в расчет его неоспоримых аргументов, легче мальчику от этого не стало. Подсознательно он до сих пор чувствовал себя обузой в доме Лаврикова. Ведь именно из-за него и из-за его мамы у этих добрых и отзывчивых людей начались существенные проблемы. Подслушанной части разговора ему оказалось достаточно для того, чтобы все осознать. Только на этот раз Кирсанов решил сделать все по-своему, не ставя никого в известность. Так или иначе, он сам может принимать решения. Он взрослый и самостоятельный человек. Он последний в фамилии. Даже Лиза согласилась с этим.

Воспользовавшись тем, что Федечка по возвращении в комнату вновь засел за свой компьютер и углубился во всемирную паутину под названием Интернет, Иван осторожно подхватил с пола свою дорожную сумку. Но у Розгина, похоже, имелись глаза на затылке. Или унаследованное от отца природное чутье. Прервав один из этапов выхода в сеть, Федечка повернул голову.

— Ты куда? — спросил он Ивана.

Надо было что-то отвечать на столь прямой вопрос. Благо мальчик был заранее готов к этому.

— Дядя Лавр разрешил в маленькой комнате переночевать, — охотно ответил он своему другу. — Ну, где Лиза спала. Все равно пустует. А я тебе мешаю.

— Ничего ты мне не мешаешь, — открестился от такого абсурдного предположения Розгин. — Я думал, ты боишься один.

— Не. — Иван решительно покачал головой. — Теперь я не боюсь. А если и боюсь немножко, то надо привыкать.

Он обезоруживающе улыбнулся, и благодаря этому обстоятельству у Федечки не возникло никаких лишних подозрений. В том, что говорил Кирсанов, бесспорно имелось зерно истины. Рано или поздно любому человеку необходимо было избавляться от своих внутренних страхов и прочих предрассудков. Розгин согласно кивнул.

— Иди тогда, — милостиво разрешил он и добавил: — Сейчас тоже спущусь. Нам ужин обещали какой-то шикарный…

Но трапеза сейчас интересовала Кирсанова меньше всего. Не прощаясь, он бочком вышел из комнаты и затворил за собой дверь. Федечка уже снова погрузился в мир компьютерных технологий. Отыскав то, что ему было нужно, парень взял со стола ту самую кредитную карточку Ивана, которую мальчик вручил ему прежде. Пальцы стремительно забегали по клавиатуре. Преодолеть защиту оказалось не так-то просто.

— А мы тогда так… — бубнил себе под нос начинающий хакер. — Да?.. А вот так не желаете?..

Спустя пару секунд он, уже удовлетворенный достигнутым результатом, заносил в открывшееся «окно» цифры, старательно списывая их с тисненого номера пластиковой карты. Энергичный удар по клавише ввода завершил сей сложный процесс. Ожидания оказались недолгими.

— Чего-о?.. — Удивленно разинув рот, Розгин склонился почти вплотную к светящемуся экрану.

Увиденное огорошило его. Честно говоря, он ожидал подобного результата, но не настолько же… Федечка уважительно присвистнул и блаженно откинулся на спинку крутящегося кресла. Вот так фортель! Надо срочно сообщить об этом Ивану.

А ничего не подозревающий Кирсанов в это время уже сидел на кровати в комнате Лизы, готовый к выходу. Колебаний уже не было. Ни малейших. Мальчику предстояло покинуть дачу незамеченным, пока все ее обитатели находятся в предвкушении долгожданного ужина. Другой такой возможности может просто не представиться. А отступать от намеченного плана нельзя. Ни в коем случае.

Иван решительно поднялся на ноги, перекинул через плечо застегнутую дорожную сумку, а на застеленное покрывало положил свернутый вдвое листок бумаги. В приоткрытое окно безжалостно ворвался легкий ветерок и тут же перевернул записку. Кирсанов, немного подумав, достал из сумки своего верного Винни-Пуха в короне и прижал им бумагу. Затем, еще раз оглянувшись и оценив дело рук своих, он тихонечко вышел из маленькой комнаты, пересек общий холл и скрылся в глубине улицы.

Загородного шоссе Иван достиг минут за десять стремительной ходьбы. Дачный поселок остался уже за спиной, а Кирсанов все еще продолжал брести вдоль ночной магистральной дороги с немногочисленным количеством транспорта. Пока что мимо него проскочила только здоровенная груженая фура, причем даже не с московскими номерами. Деньги у Кирсанова были благодаря тому, что Семирядин тогда позволил ему обналичить некоторую сумму через банкомат. Так что дело оставалось за малым. Остановить подходящую попутку. Страха, как это ни странно, у Ивана не было. Попытаются отравить его еще раз — ну что ж, знать, судьба такая. А от нее, как известно, не уйдешь.

Он оглянулся на звук приближающегося мотора. По шоссе мчалась какая-то солидная машина иностранного производства. Иван сначала вскинул было руку, призывая частника остановиться, но передумал. Кисть опустилась вниз, и автомобиль промчался мимо. Кирсанов продолжил свое шествие. Все-таки некоторые опасения у него имелись. Но и задерживаться на дороге слишком долго мальчик тоже не имел права. На даче в любой момент могли хватиться его и отправиться на поиски.

Иван обернулся, глянул через плечо.

Первое, что привлекло внимание Лаврикова, спустившегося по лестнице на первый этаж, шлепая домашними тапочками, был отодвинутый внутренний засов на входной двери. Нехорошие предчувствия закрались к нему в душу. Федор Павлович уже более стремительно преодолел последние ступеньки лестницы, миновал гостиную и выглянул через распахнутую дверь во двор. На крыльце никого не было. Последняя надежда на то, что это Санчо и Клава решили уединиться на свежем воздухе, растаяла как дым.

Лавр порывисто метнулся к двери в маленькую комнату и толкнул ее. Прижатая игрушкой бумажка, которую любезно оставил в качестве прощального письма Кирсанов, бросалась в глаза прямо с порога. Лавриков даже не стал приближаться к застеленной кровати, чтобы ознакомиться с содержанием записки. Для него и так все стало предельно ясно. Иван принял свое собственное решение.

Федор Павлович вернулся обратно в гостиную.

— Мальчик сбежал… — глухо произнес Лавр с какой-то даже детской обидой.

На горизонте уже появился красный диск восходящего солнца, а Иван по-прежнему брел в сторону города на своих двоих, так и не сумев остановить ни одной попутной машины. Он уже не так бодро вышагивал по обочине магистрального шоссе, постепенно приближаясь к пересечению с узкой двухполосной дорогой. Кирсанов слегка щурил глаза, предохраняя их от слепящих солнечных лучей, бьющих точно в лицо.

За спиной мальчика в очередной раз возник звук мотора, но какой-то непривычный для слуха и неестественный. Он звучал подозрительно жиденько и с дребезжанием. Кирсанов остановился и повернул голову. По дороге в его сторону неспешно катил старенький маленький «Запорожец».

Кирсанов неуверенно вскинул правую руку, но и на этот раз уже мгновение спустя безвольно опустил кисть вдоль тела. Однако автомобильный раритет украинского производства, то есть в настоящий момент — полноправная иномарка, обогнав его на несколько метров, свернул к обочине и остановился. Более того, дверца с противоположной от водителя стороны услужливо распахнулась. Иван подошел ближе к «Запорожцу» и с любопытством заглянул внутрь этой диковинки. Из тесного салона на него выжидательно смотрел прыщавый парнишка, которому на вид было никак не больше двадцати лет.

— Здравствуйте… — вежливо поздоровался Кирсанов и растерянно замолчал, не зная, как дальше продолжить беседу.

Парнишка выжидал, наверное, с минуту, но в итоге, почувствовав, что продолжения фразы так и не будет, взял инициативу беседы на себя.

— Привет, — с добродушной улыбкой на устах произнес прыщавый тип. — Можешь обращаться ко мне на «ты». Тебе далеко?

— Нет, не очень. — Задорный тон парнишки и бесхитростное, едва ли не деревенское лицо приободрили Ивана. — Мне надо с этой дороги перескочить на Новорижское шоссе.

— Ого! — Прыщавый присвистнул и закатил глаза. — Новая Рига — не ближний свет. И скакать я не умею. Я езжу, — с достоинством добавил он.

— А я смотрел по карте. — Кирсанов поправил на своем плече дорожную сумку и слегка оперся ладонью на раскрытую дверцу «Запорожца». — Если свернуть вон там вправо, получится совсем близко.

Однако и этот довод не слишком убедил водителя украинского авто. Он неопределенно повел плечами и покачал головой.

— На картах все получается близко, — резонно заметил он, как человек, уже не раз попадавшийся на данную удочку. — Пальцем ткнул — и на месте. На самом деле это далеко.

— Извини тогда, что задержал. — Иван хлопнул дверцей и зашагал дальше.

«Запорожец» нагнал его уже через пару шагов, остановился, и пассажирская дверца снова отворилась.

— Слышь, парень! — окликнул юного путника прыщавый. — Я могу подбросить, я же тебе не отказал. Но только при условии, что ты мне заплатишь. Деньги-то есть?

Иван хлопнул себя по заднему карману брюк. Но тут же настороженно замер и пристально вгляделся в лицо молодого собеседника.

— Деньги есть, — сказал он с расстановкой. — Я заплачу. Но тоже при условии.

— При каком?

— При условии, что ты меня не убьешь, — огорошил парнишку своим ответом Кирсанов.

Голубые глаза прыщавого удивленно полезли на лоб. Он был искренне обескуражен таким нестандартным поворотом беседы, но уже в следующую секунду рассмеялся.

— Вот псих!.. — высказался он. — Зачем мне тебя убивать?

— За деньги.

В памяти мальчугана до сих пор были свежи воспоминания о недавнем знакомстве с Юрием Мякинцем, которое произошло при аналогичных обстоятельствах. И ничем хорошим это знакомство для Ивана не закончилось. И спасся он только благодаря своевременному вмешательству Федечки. Не появись тот в самый ответственный момент, история могла закончиться еще плачевнее. Но прыщавый парнишка из «Запорожца», естественно, всего этого знать не мог, и удивление его только росло.

— Зачем мне убивать тебя за деньги, а потом иметь кучу проблем, если эти деньги ты сам заплатишь мне, когда я доставлю тебя до Новорижского? — пожал он плечами.

— И чуть-чуть вверх по шоссе, — на всякий случай внес новую коррективу в предстоящий маршрут Кирсанов.

— И чуть-чуть вверх, — охотно согласился водитель. — Так и быть. Садись.

Иван все еще колебался. Сначала он растерянно оглянулся назад, но никаких других машин поблизости видно не было. Впрочем, как и не было гарантии того, что в другую машину он сядет без страха. Мальчик поежился.

— Рассуждаешь ты логично, — сказал он прыщавому пареньку. — Даже слишком логично. Но все равно — здесь убивают за деньги, которые можно заработать без всякого риска. А это уже совсем не логично.

— Садись, наконец! — поторопил его владелец «Запорожца». — Гарантирую: ты останешься жив. Если, конечно, сам не накинешься на меня.

— Я псих, что ли?.. — теперь уже удивился Иван. — Зачем мне на тебя накидываться?

— Чтобы завладеть машиной. Тогда учти — монтировкой по лбу, и всех дел.

— Мне не нужно завладевать этой машиной, — открестился Кирсанов.

— Почему?

Парнишка явно был уязвлен тем тоном, в котором Иван отозвался о его транспортном средстве. Кирсанов понял свою оплошность и поспешил загладить неприятное впечатление, вызванное последней фразой.

— Я вожу плохо, — сообщил он, уже спокойно забираясь в тесный салон автомобиля.

Прыщавый остался удовлетворен таким невинным объяснением.

— Зато я хорошо, — гордо провозгласил он, переключаясь на первую передачу. — Поехали?

— Поехали.

Допотопный «Запорожец», смачно плюнув черным выхлопом, тронулся с места, сотрясаясь и дребезжа. Ощущения были не самыми приятными, но Кирсанов смирился с неизбежным. В конце концов, ехать гораздо лучше, нежели идти пешком. Да и устать он успел уже изрядно. Парень прибавил скорости.

Солнце стремительно выкатывалось на небосклон, и его лучики резво побежали по изумрудным верхушкам высоких деревьев. Кирсанов еще слабо представлял себе, куда именно он держит путь, но пока старался не думать об этом. Будущее покажет.

— «Я позвоню вам сам. Не волнуйтесь. Спасибо. Иван Кирсанов…» — в очередной раз Клавдия зачитала оставленную мальчиком записку вслух, хотя все присутствующие за столом помнили ее уже наизусть. — И телефон отключил, паршивец. Выпороть бы за такие пожелания «не волноваться»!.. — с чувством завершила она свои словоизлияния.

— Теть, — с усмешкой подал голос Федечка, — ты меня много порола?

Все четверо обитателей дачи расположились в гостиной за пустым столом. Лавр и Санчо уже были облачены в костюмы и галстуки, как перед выходом на работу. Розгина и ее племянник также приготовились на выход. Никто не собирался оставаться безучастным, все планировали предпринять самые активные действия, направленные на поиски Кирсанова. Необходимо было только составить план предстоящей работы.

— Ты такие коварные фортели не выкидывал, — оправдалась Клавдия.

— Все люди разные, теть.

После этого философского изречения молодого человека над столом повисла гробовая тишина. Слышно было только ставшее для всех привычным сопение Мошкина. Лавриков принялся нервно барабанить пальцами по столешнице. За окном уже окончательно рассвело, и надо было на что-то решаться. Федор Павлович даже самому себе боялся признаться, в какой он растерянности находится на настоящий момент. Давненько такого не случалось. Депутат обвел долгим взглядом всех своих домочадцев.

— Как-то вдруг пусто стало, — хмуро произнес он, и голос бывшего криминального авторитета надломился. — Оказывается, нас всего четверо… Это очень мало для такого большого дома…

— Лавр, только, пожалуйста, не впадай!.. — живо отреагировал Мошкин, хлопнув депутата по плечу.

Уж ему-то была прекрасно известна такая манера Лаврикова. И ничего хорошего она не предвещала. Александр весьма щепетильно относился не только к физическому здоровью босса, но и к душевному. Иногда даже строил из себя профессионального психолога, способного что-то подсказать в нужный момент, направить, так сказать, заблудшую душу на путь истинный.

— Куда я впадаю? — покосился на него Федор Павлович.

— В философский транс, — пояснил Мошкин. — Не надо. Мальчик наверняка появится у матери. Не может не появиться. — Санчо уже решил для себя, что сегодня именно он будет двигателем прогресса. Лавриков, по его мнению, раскисал на глазах, а тонущему кораблю нужен был решительный и уверенный в себе рулевой. А может, даже и капитан. — Давай-ка задницу от стула отрывай, Лавруша, и действуй. Звони в инстанции, организовывай транспортировку Ольги Сергеевны. Ваню мы там перехватим и спрячем вместе с ней. А дальше будь что будет, — резюмировал он. — Времени до завтра еще о-го-го.

Федор Павлович перестал постукивать пальцами по столу и нырнул правой рукой в боковой карман пиджака, выудил пачку сигарет.

— Что бы я делал без твоих ценных указаний, Санчо?.. — саркастически произнес он, выбивая большим пальцем одну сигарету и пристраивая ее во рту. Розгина неодобрительно зыркнула на депутата, и тот поспешно спрятал сигаретку в ладонь.

— Ты бы без меня вообще ничего не делал!..

Санчо поднялся из-за стола и гордо прошествовал к резному окошку, слегка отдернул штору и выглянул на улицу. Легкий утренний ветерок раскачивал верхушки деревьев. Мошкин нервничал. Да, он старался не показывать своих внутренних переживаний окружающим, но самого-то себя не обманешь. Александр отдавал себе отчет в том, что будет, если Лавр решит идти против воли Касатика и тех, кто стоял за именитым вором в законе. Неприятности грозили своей масштабностью и непредсказуемостью. Еще какой-то год назад Санчо определенно сказал бы «нет». Не может быть и речи, чтобы отказаться от навязываемых условий. Год назад, но не сейчас. Мошкин изменился за это время не меньше Лаврикова. Он прекрасно понимал, что творится сейчас в душе босса. Они оба находились на грани войны. Войны с могущественным и превосходящим их в силе противником.

— Не хами, будь добр, отцу моего племянника! — бросила в спину своего бойфренда Клавдия, но, как ни странно, Александр пропустил этот укол мимо ушей. Может, он даже и не услышал его.

Розгина насторожилась, но внимание на себя отвлек Федечка. Юноша тоже встал из-за стола и машинально застегнул верхнюю пуговицу рубашки.

— Я вижу, жизнь входит в обычное русло, — язвительно заметил он, имея в виду последнюю реплику тетушки. — Поэтому удаляюсь. Пошарю в законодательстве, адвокатов поищу. Ваня не пропадет, — уверенно бросил он на прощание. — У него закваска стальная.

Розгин и сам верил в то, что говорил. Развернувшись, парень зашагал по направлению к лестнице. Никто не стал останавливать его, и вскоре Федечка скрылся в недрах второго этажа. После его ухода в разговоре снова повисла пауза. Санчо обернулся и прислонился мягким местом к подоконнику, с трудом скрестил руки на своей необъятной груди.

— Погодите, а что с завтраком? — как можно строже вопросил он.

Клавдия громко хмыкнула.

— Хоть наводнение, хоть цунами — он своего не забудет!.. — ворчливо произнесла она, но с места все-таки поднялась.

Последовал ее примеру и Лавр. Но в отличие от женщины, скрывшейся в направлении кухни, Федор Павлович двинулся к лестнице. Лишь достигнув ее основания и ухватившись правой рукой за дубовые перила, депутат обернулся в сторону единственного оставшегося в гостиной человека, коим являлся Александр Мошкин.

— Перезвони нашим, Санчо, — деловым тоном отдал распоряжение «военачальник». — Скажи про Ивана. И пусть они там… — Лавриков подыскивал подходящее слово. — Готовность номер один, короче.

Федор Павлович хотел добавить еще что-то, но передумал. Он раздосадованно махнул рукой и начал неторопливо подниматься по лестнице.

— Слушаюсь, сэр. — Александр вытянулся по стойке «смирно», подобрал живот и по-военному козырнул спине народного избранника. — Сию минуту, сэр!..

Лавр никак не отреагировал на это шутовство соратника.

— Парень, у тебя неприятности? — не выдержал длительного молчания прыщавый водитель «Запорожца».

Они находились в пути уже более десяти минут, и за все это время Кирсанов не проронил ни единого слова. Мальчик будто замкнулся в себе, на своих невеселых думах. А то, что эти думы крайне невеселые, попутчик без труда мог определить по выражению лица Ивана. «Запорожец» мчался по трассе не очень резво, а потому совместная дорога не обещала быть быстрой.

— А?.. — Иван заставил себя выйти из небытия.

— Что-то наперекосяк?

Прыщавый не смотрел на него. Все внимание водителя сосредоточилось на полосе движения, ложившейся под колеса. Кирсанов тоже таращился в лобовое стекло и старался лишний раз не шевелиться. Салон был настолько тесным, что мальчик боялся ненароком зацепить что-нибудь и помешать управлению. Говорить об этом вслух он тоже не стал. Иван прекрасно помнил, как обидчиво воспринимал его попутчик двусмысленные намеки, адресованные любимому транспортному средству.

— Есть немножко, — вяло ответил он.

Но отвязаться от расспросов со стороны прыщавого оказалось не так-то просто. Парень был из категории тех людей, которые не могли спокойно относиться к чужим проблемам. Таким обязательно нужно что-нибудь посоветовать, приободрить. В конце концов, вызвать собеседника на обычную откровенность.

— Тогда не ковыряй, — выдал этот знаток жизни. — Само засохнет и отшелушится… Знаешь, меня еще никто ни разу не подряжал на извоз. Ты — первый.

— Поздравляю. — Кирсанов позволил себе робкую улыбку.

— Это я тебя поздравляю, потому что на меня напоролся, — весело подхватил новую тему разговора паренек. — С одиноким мальчиком любой другой лихой водитель может и вправду сделать все что угодно.

Иван боязливо покосился на собеседника. В глазах мальчика снова промелькнуло сомнение.

— А ты не сделаешь?

— Опять?.. — нахмурился водитель. — Нет, сказал же!

— Тогда я заплачу тебе очень хорошо.

Только сейчас Кирсанов обратил внимание на то, как парнишка управляет своим автомобилем. В его движениях рук было что-то странное и неестественное. Прежде Ивану никогда не доводилось видеть подобного способа управления. Прыщавый с усмешкой перехватил его заинтересованный взгляд.

— Что тебя удивляет? — бодро спросил он.

— Как-то странно ты ведешь.

— Нормально веду. Ручное управление.

— А почему в твоей машине ручное управление? — Теперь уже Кирсанов проявлял чрезмерное любопытство и дотошность.

Прыщавый пожал плечами.

— Один старенький инвалид у нас в райцентре помер, вот администрация и передала его тачку мне в торжественной обстановке, — просветил он попутчика, а затем, выдержав небольшую паузу, так же просто добавил: — У меня же ног нет.

— Врешь, — не поверил Кирсанов.

Парнишка рассмеялся:

— Постучи, убедись.

— Куда постучать?

— Не куда, а по чему, — поправил его прыщавый.

— Почему? — машинально отреагировал Иван, и вид его при этом был настолько растерянный, что тут же вызвал новый приступ веселости у водителя. Он опять засмеялся.

— Не «почему», а по какому предмету… — не унимался он. — По дереву. Ниже колен у меня немножко железок, а потом — сплошное дерево. Постучи, не бойся, — приободрил он мальчугана.

Кирсанов с опаской покосился на штанины веселого собеседника, а затем, решившись, осторожно постучал согнутыми пальцами по правой ноге водителя в том месте, где должна быть икра.

— Да. Жестко, — вынужден был признать он. — Похоже на дерево.

— Оно и есть, — кивнул паренек. — У нас не умеют делать хорошие протезы. А хорошие, заграничные, стоят бешеных денег. Я перемножил свою пенсию на шестьдесят лет жизни — все равно не хватит.

— Ты получаешь пенсию?

— Конечно. Тогда я прибавил еще десяток годков — опять не хватило на протезы, — пустился в откровения прыщавый. — Одним словом, я их смогу купить, если буду получать пенсию до девяноста семи лет, сразу переводить рубли в доллары и при этом не есть, не пить, не одеваться.

— Тогда совсем скоро ты умрешь от голода и холода, — резонно заметил простодушный Иван.

— Да, но тогда мне не понадобятся дорогие импортные ноги!

С каждой минутой общения водитель диковинного автомобиля все больше и больше нравился Кирсанову. Нравилась его веселость, жизнерадостность. Не часто можно встретить человека в его положении, у которого не только не возникало желания ныть и сетовать на судьбу, но еще и относиться к самому себе с неприкрытой иронией.

— Хорошо, — невольно вырвалось из уст Ивана.

— Чего тут хорошего? — не понял собеседник.

— У тебя есть варианты.

На этот раз прыщавый не просто засмеялся, а буквально захохотал в голос. Заразился смехом и Кирсанов. Спустя мгновение оба обитателя «Запорожца» покатывались от хохота. На глазах Ивана выступили слезы. Он и сам не мог понять, то ли это от бурной веселости, то ли, наоборот, в противовес ей.

— А у меня вариантов нет, — выдавил он сквозь смех.

Прыщавый покачал головой. Он уже не смеялся в голос, но на губах играла задорная улыбка.

— Всегда есть варианты, парень, — твердо заявил он, как человек абсолютно уверенный в произносимых словах. — Даже у меня — везунчика, который пробыл на войне всего один день и быстренько вернулся домой без пары конечностей, но живой. И сегодня — замечательный день.

— Я бы не сказал. — Иван перевел взгляд за окно, и глаза его снова сделались грустными.

— А я говорю — хороший! — упрямо и настойчиво гнул свою линию парнишка. — У меня — пассажир. Если дела так и дальше пойдут, у меня появится шанс не трогать пенсию, не умереть при этом с голода и дожить до девяноста семи, чтобы купить протезы.

— Но тогда ты, наверное, умрешь от старости.

— Ну и что? — На этот раз в голосе прыщавого не было той бодрости и задора, что пять минут назад, однако он продолжал улыбаться. — Зато похоронят с приличными импортными ногами.

Возразить на это было нечего. Да Кирсанов и не стал. У каждого человека должна быть мечта. Цель, к которой он обязан стремиться. Даже если эта цель кажется окружающим дикой. А какая цель у него, Кирсанова? О чем он мечтает? Не в эту самую секунду, а вообще, глобально. Пока ответа на этот вопрос у Ивана не было.

Болезненный пот обильно струился по лбу и щекам Семирядина. Андрей с открытыми глазами лежал на кровати, вытянувшись во весь рост, и тупо, бессмысленно смотрел на зашторенное окно. Лицо его сильно осунулось, глаза запали, и различить их теперь можно было только по фиолетовым обводам. Вся постель под грузным телом Семирядина сбилась в единый сплошной комок. Очередная ночь прошла без сна, лишь время от времени погружая сознание Андрея в какие-то липкие кошмарные видения. Это было ужасно. И даже нельзя все было списать на стандартное похмелье, хотя и оно играло здесь не последнюю роль.

Семирядин опустил руку и коснулся початой бутылки водки, стоящей тут же на полу. Он сомкнул пальцы на узком горлышке, но поднять емкость не смог. А может, просто не захотел. Кашель сдавил ему горло. Семирядин плыл. Натурально. У него даже не было ни сил, ни желания сменить позу и перевернуться на бок. Позвоночник будто не слушался его. Или до него не доходил сигнал, направленный центральной нервной системой.

Дверь в спальню со скрипом приоткрылась. Андрей не повернул головы. Он и так знал, кто это. Только мать всегда имела привычку входить в его опочивальню без стука. Так оно и оказалось. Маленькая худенькая женщина в нелепом чопорном костюме медленно пересекла комнату и склонилась над лежащим сыном. Семирядин зажмурился, но образ матери все равно никуда не исчез. Он видел его даже с закрытыми глазами.

— Вставай, Андрэ! — Голос у мамы был скрипучим и до неприязни отвратительным. — Тебе давно полагалось встать! Ведь проваляешься так всю жизнь!..

— Я встаю, мама… — автоматически отреагировал на ее слова Семирядин и на этот раз заставил-таки себя повернуть голову.

Дверь спальни монотонно раскачивалась от сквозняка. Никакой женщины в костюме не было и в помине. Снова померещилось. Андрей вскинул руки и до боли стиснул виски. Голова разламывалась на части в буквальном смысле слова. Да еще и эти чертовы галлюцинации.

— Боже мой, боже мой… — простонал Семирядин, морщась и старательно пытаясь обрести чувство реальности. — Ну спасу нет от старухи… Забери ты ее наконец!..

Опорно-двигательная система уже начинала понемногу функционировать, преодолевая похмельный ступор. Андрей Матвеевич не замедлил воспользоваться такой уникальной возможностью. Кто знает, представится ли она еще когда-нибудь. Кутаясь в простыню, как в античное одеяние, Семирядин с трудом поднялся с кровати и коснулся босыми ногами прохладного пола. При этом он случайно задел ступней бутылку, и та, опрокинувшись, покатилась в сторону окна. Драгоценная водка веселой жизнерадостной струйкой зажурчала по паркету. Андрей грубо выругался, но догонять и уж тем более поднимать стеклотару не стал. Не в той кондиции он сейчас, чтобы совершать столь сложные акробатические этюды. Пошатываясь, он поднялся на ноги и нетвердой походкой двинулся в гостиную. Поход занял у него не менее пяти минут.

Первое, что бросилось в глаза Семирядину, так это бутылка розового ликера, водруженная по центру стола, и рядом небольшая рюмка с засохшей бордовой пленкой на дне. Из такой всегда пила ликер мама. Андрей это помнил. Он снова застонал.

— Еще и пьет чуть свет… — проворчал он, затем с привычной обреченностью подхватил бутылку со стола и убрал ее на прежнее место в бар. — Но я чуть свет пить не буду. Нельзя. — Он решительно покачал головой, что вызвало в висках новый приступ боли. Андрей оперся о стол. — У нас крупные финансовые дела… Где-то у нас должно быть пиво. Пиво можно, — решил он.

С этим благим намерением Семирядин и поплелся в прежнем темпе к холодильнику, но путь его был прерван беспощадным дверным звонком. Еще одно испытание. Андрей медленно развернулся к входной двери, сфокусировал взгляд. На маленьком экране видеоконтроля появилось изображение. Иван Кирсанов, дожидающийся у калитки. Семирядин громко рыгнул. Скорее от удивления, нежели по каким-либо иным причинам. Поверить в приход сына покойного Владимира было крайне сложно. Наверняка очередное видение, не более того. Господи!

— Вот и мальчики кровавые в глазах… — горестно произнес Андрей Матвеевич, но кнопку внешней связи все-таки нажал. — Минутку, Ванечка, я сейчас…

Семирядин наспех облачился в домашние штаны, а сверху на голое волосатое тело набросил куртку-ветровку. В таком виде он спустился с крыльца своей загородной дачи и, покачиваясь из стороны в сторону, как тростинка на ветру, прошествовал по гранитной дорожке от дома до кованой калитки. Остановился. Теперь его отделяли от Кирсанова только черные фигурные прутья. Андрей пристально вгляделся в строгое, сосредоточенное лицо Ивана, смахнул со лба капельки холодного пота.

— Ты настоящий, Ванечка? — на всякий случай уточнил хозяин дачи, прежде чем гостеприимно распахнуть раннему визитеру калитку.

— Я — да, — ответил Кирсанов, так же внимательно изучая заплывшую физиономию своего собеседника. — А вы, дядя Андрей?

Семирядин хмыкнул.

— Я — нет. Я — ненастоящий… Но все равно входи… — С этими словами он открыл калитку и впустил мальчика. Мозг Семирядина заработал. С трудом, со скрипом, но все-таки заработал. — Сейчас придет машина, я сделаюсь якобы настоящим, и мы поедем в офис. Ты подпишешь несколько бумажек, и весь этот кошмар кончится. Да? — Он с надеждой заглянул в голубые глаза Кирсанова, остановившегося немного справа от него и не спешившего направляться к коттеджу.

— Куда мне ехать, я решу после того, как поговорю с вами, дядя Андрей, — жестко произнес Иван. — У меня есть вопросы…

Широкой ладонью Семирядин провел по лицу сверху вниз. Полегчало, но не до конца. Пиво все-таки придется выпить. Андрей любезно указал Кирсанову-младшему направление к парадному крыльцу. Мальчик развернулся и неторопливо направился к дому. Семирядин закрыл калитку и направился вслед за гостем.

— Получается, что папу убили, — шепотом произнес Иван, когда Андрей Матвеевич без всяких стеснений и экивоков поведал мальчику истинное положение вещей и ответил на все его интересующие вопросы. — Убили за деньги…

Кирсанов сидел в том самом кресле, в которое последним опускался Лавр, и чувствовал себя в нем не очень уютно. Но, как и в головном офисе «Империи», когда Семирядин любезно предложил Ивану занять место отца, он, забыв про неудобство, продолжал держать спину прямо и уверенно. Будто застыл в величественной позе. На протяжении длительной, но продуктивной беседы с партнером покойного отца Кирсанов смотрел на последнего изумленными, широко открытыми глазами. Андрей же, все еще чувствуя себя разбитым, судорожными глотками потягивал пиво прямо из бутылочки. Это уже была четвертая по счету, но Семирядин благополучно расправился и с ней. Опустошил до дна, с удовольствием крякнул и поставил пустую бутылку на пол. Потом развернулся на табурете лицом к маленькому гостю. Их взгляды встретились.

— Получается… — Как это ни странно, выпитое пиво прибавило Андрею Матвеевичу сил, и он даже удосужился не отвести глаза в сторону. — Но ты думаешь, он был таким чистеньким, большим и красивым? — В своих откровениях Семирядин решил идти до конца. — Он тоже убил однажды, малыш. И тоже за деньги. Во имя «Империи»! Виват!

— Вы лжете.

— Зачем? — В руках Андрея, как по мановению волшебной палочки, появилась новая бутылка пива. — Зачем же мне врать?

— Вы хотите оправдаться.

— Перед тобой, что ли? — усмехнулся Семирядин, открывая бутылку и делая первый глоток.

— Может, и перед собой, — предположил Иван.

— Нет нужды. — Голос Андрея Матвеевича звучал как-то устало и безучастно. — Ни перед собой, ни перед кем другим нет нужды оправдываться! Меня самого скоро тоже… Вот только после этого придется быть максимально красноречивым…

Последние слова Семирядина, отставившего, наконец, в сторону бутылку с пивом и заменившего процесс опохмела поглощением табачного дыма, невольно заворожили Ивана. Каким-то шестым или седьмым чувством на уровне подсознания он определил, что партнер его покойного отца говорит сейчас искренне, а не пытается намеренно запудрить ему мозги. Уж слишком убитый вид был у Андрея Матвеевича. Будто у него недавно почву из-под ног выбили, а нащупать ее снова мужчине так и не удалось. Три-четыре минуты Кирсанов молча наблюдал за тем, как Семирядин окутывался сизыми клубами дыма. Тот даже курить нормально не мог. Пыхтел только, как паровоз.

— Как и кого убил папа? — не выдержал наконец мальчик.

— Сейчас…

Андрей Матвеевич вытянул руку и неуклюже бросил окурок в пепельницу. Промахнулся. Дымящаяся сигарета покатилась по полированному столу и замерла почти у самого края, рискуя свалиться на легковоспламеняемый ворсистый ковер. Семирядин этого не заметил. Он уже мысленно перестроил собственный мозг на какую-то вполне определенную мысль. Скрывшись в боковой комнате, хозяин загородного коттеджа довольно-таки быстро вернулся обратно в общество юного гостя. Под мышкой он тащил какую-то коробку и, едва переступив порог гостиной, высыпал из нее все содержимое на ковровое покрытие. Это были старые фотографии, преимущественно черно-белые.

— Сейчас, Ванечка, сейчас… — бубнил себе под нос Семирядин. — Терпение… Вот оно!..

Поиски Андрея Матвеевича были успешными. Подхватив нужный снимок, он подскочил с ним к Кирсанову и бросил фотографию на колени мальчику. Только после этого он, удовлетворенный, возвратился на свое прежнее место, попутно подхватил с края стола недокуренную сигарету и опять пристроил ее во рту. Иван машинально обратил внимание на то, что след от окурка на полировке все же остался. Однако куда больше его интересовал сейчас предложенный Семирядиным снимок.

— Смотри! — предложил Ивану Андрей Матвеевич. — Ты помнишь дядю Сашу?..

— Дядю Сашу? — в полном недоумении переспросил Кирсанов. — Нет…

Но Семирядин, как оказалось, ожидал именно такого ответа.

— И не можешь помнить… — согласно качнул он головой. — Тогда ты был слишком мал. А дядя Саша был третьим из нас, кто начинал дело. Вернее, — Андрей невесело усмехнулся, — по всем статьям он был первый! Смотри… — вновь кивнул он на черно-белую фотографию.

Иван посмотрел. На снимке были запечатлены трое веселых обнявшихся молодых людей. Одним из них, как без труда определил Кирсанов, был его родной отец, но лет на двадцать моложе. Если не больше. В центре троицы находился Андрей Семирядин. Тоже не такой толстый и лысый, как сейчас. Впрочем, и тогда внешность у него была не из самых приятных. Третьего парня, на голову выше остальных, Иван действительно не знал. Стройный, подтянутый, по-спортивному сложенный молодой человек с густыми темными волосами, аккуратно уложенными на косой пробор, был облачен в расстегнутую до груди просторную красную рубаху. Он счастливо и беззаботно смеялся. В его глазах было столько оптимизма, что ему просто обязан был позавидовать любой нормальный человек. Скорее всего, это и был тот неизвестный Кирсанову дядя Саша, о котором только что упомянул Семирядин. Иван перевел взгляд с фотографии на Андрея Матвеевича.

— Как?.. — только и спросил он, но собеседник его прекрасно понял.

— Так же, как и я… — поморщился Семирядин. — Убийство способом неучастия… Сашка иногда выпивал. И потерял папочку… Грош ей цена была со всем содержимым. Но Владимир Леонидович воспользовался ситуацией, быстро провел решение, по которому лидер компашки на месяц полностью отстранялся от всех дел. Легкое такое профилактическое наказание. Хотя твой отец знал, куда уйдет на этот месяц первый номер. — Андрей загасил сигарету и снова взялся за пиво. — Все он прекрасно знал!.. Через три недели беспросветного пьянства Саша выбросил себя из жизни. Что и требовалось номеру два, который автоматом переместился на вакантное место.

— Что значит «выбросил себя»?

Поверить во все только что услышанное Ивану было крайне сложно. Никогда прежде он не слышал ничего подобного ни от отца, ни от кого-либо еще. Нелепая какая-то история, из которой выходило, что его родитель по меньшей мере подлец. Ну как тут можно оставаться безучастным? Тем более двенадцатилетнему мальчику. Задавая новый вопрос, Кирсанов и сам был готов предугадать ответ. Понимал это и Семирядин. Он согласно замотал подбородком. Глаза Андрея Матвеевича уже осоловели от только что выпитого пива.

— Буквально значит, Ванюша… — протянул он. — Человек открыл окно на шестнадцатом этаже, встал на подоконник и решил уподобиться птице. Но мы не птицы, — философски заключил Семирядин. — Мы разбиваемся при таком способе спуска с большой высоты… Не веришь?

— Не верю, — с трудом выдавил из себя Кирсанов.

— Так проверь, мальчик! — охотно и даже как-то весело предложил ему единственный оставшийся в живых основатель «Империи». — Осталась семья, которая живет все в той же шестнадцатиэтажной башне и смотрит на небо через все то же окно, потому что нет денег сменить квартиру вместе с окном.

Иван нервно сглотнул набежавшую слюну. Комок, застрявший в горле, упорно не желал проскакивать дальше. Похоже на то, что Андрей Матвеевич не собирался лукавить и изворачиваться. Говорил именно то, что думал. У каждого человека рано или поздно наступает такой момент искренности. Кульминационный момент, можно сказать. Когда уже просто не хватает сил копить все это внутри себя и задыхаться от подобного ощущения. Но Кирсанов был намерен убедиться во всем до конца, не полагаясь только на интуицию и на слова сидевшего перед ним далеко не трезвого человека.

— И вы скажете мне, где эта башня? — Мальчик подался вперед, собираясь в следующую секунду подняться на ноги. — И квартира?

То ли для приличия, то ли еще по каким причинам, но Андрей Матвеевич немного подумал над поставленным вопросом. Однако колебания эти были недолгими. Семирядин расплылся в идиотской улыбочке и утвердительно тряхнул головой.

— Скажу. Хотя бы ради того, чтобы не быть экзотическим чудовищем в твоих чистых глазах… Нет, чудовищем я останусь, но уже вполне обычным. Заурядным. — Андрей снова поплыл. — Как все. Каким когда-нибудь станешь и ты. Может, мне от этого хоть чуточку полегчает…

Иван Кирсанов терпеливо ждал.