— Мне нужна карта Москвы. — Кирсанов склонился к небольшому окошечку киоска Роспечати. — Не путеводитель, а карта, где есть улицы и дома, и как куда проехать. У вас найдется такая?

Пухлая розовощекая продавщица в светло-коричневом жакете и с высокой, как башня, прической коротко глянула на двенадцатилетнего юнца и небрежно бросила поверх газет компактную брошюру-путеводитель по городу.

— Пятьдесят шесть рублей… — сухо проинформировала она Ивана, и тут же природное женское любопытство взяло верх, проявив себя во всей бестактной красе. — И чего ты, такой чистенький, в Москве этой потерял? — подозрительно прищурилась пышная дама. — Возвращайся, друг, пока не поздно.

— Уже поздно… — вполне серьезно отреагировал Кирсанов с заметным холодком в голосе.

Забрав брошюру и заплатив за нее положенную сумму, названную продавщицей, он удалился. Разговаривать с незнакомыми людьми ему сейчас совсем не хотелось. И уж тем более изливать им душу.

Благодаря удачно сделанному в киоске приобретению мальчик достаточно быстро отыскал интересующий его спальный район. Тот располагался не так уж и далеко. Но время на поиски все-таки было затрачено, а потому, когда Иван остановился перед единственным подъездом сдвоенной шестнадцатиэтажной башни, построенной из панелей с зеленой облицовочной плиткой, солнце уже почти стояло в зените. Дом, где, по словам Семирядина, когда-то проживал Александр Курыкин, уже порядком обветшал. Часть плитки осыпалась. Швы между панелями были заделаны кое-как, что называется, на скорую руку. Лишь бы отделаться.

Кирсанов запрокинул голову кверху и прикрыл глаза от солнечных лучей раскрытой ладонью. Теперь дом как бы завис над ним в слегка смещенной перспективе. Голова у Ивана закружилась. Он с ужасом представил себе, каково это — лететь с такой высоты навстречу своей гибели.

В холле на шестнадцатом этаже было всего четыре двери. Кирсанов отыскал нужную и вдавил круглую кнопку звонка. Отступил на один шаг, разглядывая дерматин обивки. В одном месте тот был даже порван и заклеен куском скотча. Через минуту или даже меньше из-за двери донеслись неторопливые шаги. Затем они смолкли у самого порога с внутренней стороны помещения. Иван догадался, что кто-то внимательно изучал сейчас его скромную персону в глазок. От этого стало немного неловко, и мальчик поежился, однако честный открытый взгляд от двери не отвел.

— Тебе чего, мальчик? — спросили, наконец, из недр квартиры.

Голос был женским, но слишком молодым для той дамы, увидеть которую рассчитывал Кирсанов и о которой в двух словах поведал ему Андрей Матвеевич, когда давал адрес Kyрыкиных.

— Можно Людмилу Борисовну? — вежливо поинтересовался Иван.

Возникла небольшая пауза, но дверь все же отворилась. Не настежь, а лишь на ту незначительную ширину, которая позволила симпатичной девушке лет семнадцати просунуть голову в образовавшуюся щель. Прическа у обитательницы квартиры была короткой, а волосы светлыми. Один глаз девушки накрашен, другой — еще нет. Видимо, процесс этот был прерван как раз приходом Ивана. Об этом свидетельствовала и коробочка с тенями, зажатая в пальцах правой руки хозяйки.

— Что надо-то? — не очень дружелюбно произнесла юная особа, окидывая визитера взглядом с головы до пят. — Она хворает.

Возможно, на этом их диалог и закончился бы, но провидению было угодно распорядиться иначе. Сквозь щель Кирсанов смог заметить, что одна из комнатных дверей, выходящих в небольшую прихожую, та, что была до этого плотно закрытой, отворилась, и из нее вышла женщина лет сорока пяти или даже чуть больше. Возраста даме прибавляло еще и то, что она была худой и какой-то изможденной. Можно даже сказать, высохшей. Сальные нечесаные волосы с двух сторон бесформенными прядями свисали женщине на сутулые плечи. Из одежды на ней был только истертый темно-синий халат. Тапочки на ногах отсутствовали. Зубами тетечка сжимала потухший окурок сигареты без фильтра. Заметив за порогом квартиры гостя, женщина замерла, опершись о дверной косяк, тонкими пальцами выудила изо рта бычок и уставилась прямо на Ивана. Девушка с одним накрашенным глазом повернулась назад.

— Мама, зачем ты встала? — строго спросила она женщину.

При этом входная дверь отворилась еще шире, но семнадцатилетняя блондинка старательно пыталась загородить от глаз Кирсанова новое действующее лицо.

— Я слышу — меня спрашивают, — спокойно отреагировала на вопрос дочери худощавая дама, и по ее голосу Иван догадался, что она не слишком трезвая. — Ты ко мне?

Кирсанов невольно отвел глаза. Его взгляд застрял на надорванных обоях, из-под которых виднелся кусок бетонной стены. В эту минуту он почему-то уже пожалел о своем приходе к Курыкиным. Кому это нужно? Что теперь меняет его визит? Ничего. Ни для этих людей, ни для самого Ивана.

— Не молчи, раз пришел… — поторопила его с ответом женщина, которая, как понял мальчик, и была той самой Людмилой Борисовной.

Кирсанов пересилил себя и вновь посмотрел на обращавшуюся к нему хозяйку квартиры.

— Меня зовут Иван. — В горле снова появился тот самый предательский комок, который возникал всякий раз, когда мальчик чувствовал себя неловко. — Иван Кирсанов.

Людмила Борисовна хрипло и неестественно засмеялась, высоко запрокинув голову. При этом ее нечесаные волосы колыхались из стороны в сторону, что немало напугало Кирсанова. У женщины теперь было просто колоссальное сходство со сказочной ведьмой.

— Я почему-то об этом сразу догадалась, — сказала она, отсмеявшись.

А вот девушке с одним накрашенным глазом, как оказалось, было совсем не до смеха. Напротив, ее лицо сделалось совсем неприятным и злым. Губы плотно сжались в одну единую линию, ноздри свирепо раздулись, как у запыхавшейся лошади.

— Для чего он пришел?! — спросила девушка неизвестно кого, а затем стремительно шагнула по направлению к Кирсанову, сдвинула брови к переносице. — Ну-ка, вали отсюда на хрен! Давай за дверь быстро!..

Иван растерянно оглянулся. Он и так стоял за пределами квартиры, не успев шагнуть на порог. Но под напором блондинки на всякий случай он все же отступил еще немного назад.

— Светлана! — поспешила вмешаться в ссору Людмила Борисовна. — Светик! Он-то ни в чем не виноват. Ну что ты так бросаешься?.. — Она закашлялась.

— Пусть уйдет! — не унималась Света. — Ты слышал? Уходи, пока морда цела!..

Дверь перед носом Кирсанова стремительно захлопнулась. Видимо, девушка боялась потерять контроль над собственными эмоциями. Иван готов был расплакаться от досады.

Но в итоге он принял иное решение. Спустившись вниз и отстояв в небольшой очереди к тесному помещению со стеклянной дверью, зажатому между крупными торговыми точками, около двух минут, Кирсанов оказался возле банкомата. Для осуществления намеченного плана пареньку требовалась наличка. Повернув голову, он окинул взглядом проезжую часть улицы позади себя. Автомобили ползли по дороге одним сплошным потоком. Мальчику казалось, что выхлопы двигателей уплотняются, становятся зримыми, и постепенно вся улица тонет в сгустившемся грязно-синем смоге…

Кирсанов энергично встряхнул головой, прогоняя возникшее наваждение. Получив деньги, Иван вернулся к дому Курыкиных, где его так нелюбезно встретили, снова поднялся на последний, шестнадцатый, этаж и позвонил в дверь. Свернутый полиэтиленовый пакет он плотно прижимал к своей худенькой груди. В любой момент в случае агрессивной атаки со стороны хозяев квартиры Иван был готов к стремительному бегству.

Но на этот раз дверь открыла сама Людмила Борисовна. Теперь у нее между пальцами находилась дымящаяся сигарета, а другой рукой женщина стискивала на горле воротник старого халата.

— Опять ты?.. — удивилась она.

— Я.

— В самом деле, Иван. — Жена покойного бизнесмена сокрушенно покачала головой. — Тебе ни к чему приходить сюда… Я… Я помню тебя совсем маленьким, да… А сейчас… — Она с трудом подбирала необходимые слова. — Нет смысла. В визитах. Светка еле успокоилась. Но боюсь, подкурит сегодня, как минимум… Не приходи. Да?

— Я не приду… — заверил Людмилу Борисовну Кирсанов и несмело протянул ей заветный сверток. — Возьмите, пожалуйста. Здесь деньги. Я снял столько, сколько дал банкомат, а потом появилась надпись, что мой суточный лимит исчерпан.

Женщина медленно переводила взгляд с мальчика на пакет и обратно, но предлагаемый дар все-таки не брала. Иван, склонившись, осторожно положил пакет на грязный резиновый коврик перед дверью.

— Простите, пожалуйста… — пролепетал он и тут же устремился прочь.

Оборачиваться Иван не стал, так же как и пользоваться лифтом. Бегом преодолел он огромное расстояние между шестнадцатым и первым этажом, а затем и улицу. Остановился Кирсанов только тогда, когда достиг входа в метро. Тяжело дыша, мальчик остановился на эскалаторе, и тот услужливо понес его вниз под землю. На душе было предельно муторно. До самого последнего момента у Ивана еще были сомнения, что Семирядин солгал ему, намеренно оклеветал отца, но сейчас… Сейчас Кирсанов знал наверняка. Не будь все это правдой, дочь покойного Александра Курыкина не встретила бы его подобным образом. Фамилия Кирсановых здесь действовала как красная тряпка на быка. Значит, причины были. И причины весомые.

Иван сошел с эскалатора и направился к станции. Слезы, уже не сдерживаемые ничем, покатились по щекам мальчика. Он плакал беззвучно, но некоторые прохожие подозрительно косились на Кирсанова, видя, как сотрясаются его щуплые плечики. Парнишка зажмурил глаза, но горькие слезы все равно выкатывались из-под век. Иван успокаивал себя тем, что это последние детские слезы, которых больше никогда не будет… Так он решил для себя. Все это непозволительные для мужчины слабости.

В вагоне подземной электрички было очень много народу. Странно. Время-то для массового скопления совсем неподходящее. Иное дело — часы пик. Кирсанов прижался к стеклу. Никакого следа слез уже не было. Лицо мальчика было серьезным и сосредоточенным. Только дышалось немного тяжеловато. Хотя это могло быть вызвано и тесным соседством обильного количества потных людей.

Покинув метро, Кирсанов принял решение немного пройтись пешком, подышать свежим воздухом. Вот только ветерка сегодня, как назло, не было. Сплошное марево и духота. Неудачный денек, чтобы там ни говорил прыщавый парнишка из «Запорожца».

Возле одного из подземных переходов, привалившись спиной к бетонной стенке, сидел пожилой бомж. Трудно было на вид определить его возраст, но, как показалось поравнявшемуся с ним Ивану, человеку этому было явно не меньше шестидесяти. Бомж был небритый и грязный, но по какой-то причине Кирсанов невольно замедлил шаг, а потом и вовсе остановился и грустно взирал на это осунувшееся почти уродливое лицо опустившегося человека. Выцветшие глаза бомжа слезились и тоже пристально изучали двенадцатилетнего юнца.

Иван уже хотел было пройти дальше, но бомж вдруг прохрипел ему в спину:

— Дай закурить, парень.

— Извините. — Кирсанов пожал плечами и развел руки в стороны. — Я не курю.

Некоторое время бомж молча шевелил истресканными белесыми губами, а когда заговорил снова, голос его неожиданно повысился едва ли не до фальцета.

— Жалко сигареты? — сказал он, будто плюнул.

Кирсанов на мгновение растерялся.

— Не курю я, честное слово! — обиженно заявил он и, наконец отвернувшись от бомжа, зашагал в противоположную сторону. Но грязный неопрятный мужчина, сидевший возле подземного перехода, продолжал буравить своими глазенками удаляющуюся фигуру мальчишки и методично, через паузы, отпускал в его адрес обидные ругательства.

— Брезгует, потрох сучий… — брызжа в разные стороны слюной, обращался он неизвестно к кому. — Сволота сытая… Буржуй… Ублюдок…

Ваня Кирсанов этого уже не слышал.

Семирядин объявился в головном офисе почти к обеду. Разумеется, госпожа Виннер уже была на месте. Как истинная хозяйка владений, она была занята тем, что раскладывала на длинном столе распечатки каких-то документов. При появлении Андрея женщина подняла голову и внимательно оценила внешний вид своего бездарного компаньона. Тот уже более или менее находился в форме. Побрился, причесался и облачился в выходной костюм. Подводили Семирядина только оплывшее лицо и слегка сгорбленная фигура. Передвигался он тоже не слишком быстро.

— Вы еще трезвый? — язвительно бросила Ангелина и, тут же потеряв всякий интерес к вновь прибывшему, опять погрузилась в рутинную работу, связанную с документацией.

Андрей пересек кабинет и устало плюхнулся в кресло президента компании.

— И даже хотел поздороваться, — ответил он в унисон сообщнице. — Но передумал.

Столь невинная колкость ни в коей мере не могла ущемить достоинства госпожи Виннер. Говоря откровенно, она вообще пропустила ее мимо ушей, не придав ни малейшего значения. Ее длинные пальцы резво сортировали бумаги на четыре фактически равные стопки.

— Лучше поздоровайтесь с сестрой Ольги, — сказала она, не глядя на собеседника. — Здесь срочно нужны Кухарины. Оба.

— У меня на них аллергия, — поморщился Семирядин.

Он уже выудил из кармана сигареты и небрежно вертел распечатанную пачку в руках. Прикуривать не спешил, думая о чем-то своем. Ангелина криво ухмыльнулась. На этот раз, прервав рабочий процесс, она в открытую уставилась на Андрея.

— Выпейте антигистаминное и звоните, — безапелляционно заявила женщина. — Районные органы образования дали решение: Наталья эта с мужем становятся опекунами мальчика. Но они должны подписать просьбу об опекунстве.

— Сначала — решение, — ввернул Семирядин. — Потом — просьба о решении?

Но и этой его издевки госпожа Виннер не приняла. У нее уже не осталось никаких сил спорить с раскисающим буквально на глазах Андреем Матвеевичем и реагировать на его необоснованные выпады.

— В квантовой механике следствие может опережать причину… — заметила умная женщина Ангелина.

— Интересно, какие еще фокусы допускает ваша механика? — ухмыльнулся Семирядин.

— Еще? — Она вновь сосредоточила свое внимание на бумагах, ловко и проворно отыскала какой-то документ. — Вот еще… Доверенность на представление интересов Кирсанова И.В., которую даст эта колоритная парочка. — С этими словами госпожа Виннер толкнула бумагу от себя, и та, прокатившись по гладкой поверхности стола, ткнулась в указательный палец Андрея.

— Доверенность кому?

— Совету директоров, разумеется, — пожала плечами Ангелина. Выдержав небольшую паузу, она продолжила с нажимом в голосе: — Остается последний пункт. Мальчик. Но мы его достанем со всеми атрибутами. Со скипетром и державой. И все с этой затянувшейся увертюрой! Конец преамбуле.

К документу Семирядин так и не притронулся. Откинувшись на спинку кресла, он сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. Дым витой струйкой взвился под потолок. Андрей запрокинул голову вверх, наблюдая за его движением в воздухе. Наконец клубы бесследно растворились.

— Не надо доставать мальчика, Ангелина, — сказал Семирядин. — Вы достаете грубо.

— А у вас есть нежный способ? — саркастически спросила женщина.

Говорить ей о том, что произошло сегодня утром в его загородном коттедже, Андрей не собирался. Во всяком случае, пока не собирался. Он знал наверняка, что Виннер не поймет и не оценит его поведения. Скрывая неловкость, Семирядин несколько раз затянулся сигаретой и с шумом выпустил дым.

— Подождите до завтра, — как можно небрежнее бросил он.

Ангелина не почувствовала никакого подвоха. Поднявшись из-за стола, она проследовала к своему излюбленному месту возле широкого окна, задумчивым взглядом окинула улицу.

— Все и так ждут до завтра. — В руках женщины появилась пачка сигарет. — Но Кухариных сегодня обеспечьте…

— А потом будет шашлык? — Андрей ощупывал глазами ее спину.

Он ненавидел эту заносчивую дамочку. Ненавидел и боялся. Только сейчас Семирядин понял это на сто процентов. Никаких иных чувств к Ангелине он не испытывал. Ни партнерских, ни уж тем более дружеских. Представься ему такая возможность, он убил бы ее без всяких угрызений совести. И если бы он не зависел от нее… Но это только иллюзии.

— Банкет не исключается, — ответила госпожа Виннер, не оборачиваясь.

— Большой шашлык из тех, кто выступал в увертюре, до поднятия занавеса, а потом стал ненужным?

— Вы параноик, Семирядин.

Она была права. Диагноз поставлен абсолютно точно. Вернее просто не скажешь.

— Я знаю, — кивнул Андрей Матвеевич. — Но к этому быстро привыкаешь…

Ангелина, наконец, развернулась в его сторону. Глаза мужчины и женщины встретились. И в ее зрачках Семирядин прочел свой приговор. Так ему показалось, во всяком случае. Натуральная снежная королева с колючим, холодным взглядом. В нем так и читалось слово «вечность». От подобного ощущения Андрея передернуло.

Как и нынешним утром, Кирсанов стремительно вышагивал вдоль загородной магистрали, не рискуя останавливать ни одну из попутных машин. Да и зачем? Гораздо приятнее пройтись пешком, подышать свежим воздухом, размять конечности. Для здорового юного организма это не проблема. Вот только двигался он теперь в противоположную сторону, да и настроение было несколько иным. Внутри Ивана будто что-то перегорело. Он это чувствовал.

На появившуюся из-за поворота «Волгу», устремившуюся навстречу молодому путнику, шествовавшему по обочине с дорожной сумкой через плечо, Иван не сразу обратил внимание. Зато пассажиры автомобиля заметили мальчика сразу. Николай вдавил педаль тормоза в пол, и машина остановилась на месте как вкопанная. Обе задние дверцы синхронно распахнулись, и на асфальт с разных сторон ступили Лавр и Санчо. Мужчины двинулись вперед, обошли корпус «Волги» и замерли перед капотом. Ждали, когда Кирсанов сам приблизится к ним.

Иван узнал своих опекунов, улыбнулся и, вскинув руку, приветливо помахал депутату и его помощнику.

— Только без педагогических закидонов, пожалуйста, — шепотом и даже стараясь при этом не размыкать губ, произнес Мошкин, обращаясь к своему спутнику.

— Не учи, — зашипел Лавриков. — Я сына вырастил…

— Ха!.. — последовала многозначительная оценка Александра.

Иван подошел к ним вплотную. В глазах у мальчика не было чувства вины, что сразу отметили для себя оба мужчины. В его взгляде присутствовало что-то новое. Скорее всего, он уже не выглядел детским и наивным. Перемена, что называется, налицо. В прямом смысле этого слова. Собиравшиеся было слететь с уст Федора Павловича слова застряли в горле. Лавр немного растерялся.

— Вы волновались, да? — как ни в чем не бывало поинтересовался Кирсанов.

Мошкин и Лавриков изумленно переглянулись. Санчо при этом пожал плечами, и недавнему криминальному авторитету ничего не оставалось делать, как взять инициативу беседы на себя. Он тактично откашлялся.

— Ну а как ты думаешь?.. — покачал головой Лавр. — Мобильник вырублен…

Без лишних рассуждений и ненужных препирательств Иван выудил из кармана свой телефон и нажатием одной кнопки активизировал его.

— Включаю на ваших глазах… — спокойно ответил он.

Но Лавр, как оказалось, еще не до конца завершил свои поучения и нападки.

— В больнице у матери ты так и не появился… — сказал он.

Кирсанов снял с плеча сумку и поставил ее на землю между собой и двумя собеседниками. Коротко провел рукой по светлым волосам и обреченно вздохнул.

— Я не смог к маме… — вынужден был признаться он.

— Чего вдруг? — подключился к разговору Санчо.

— Ну… — Иван и сам не мог толком объяснить своего нынешнего состояния, а потому с трудом подбирал необходимые слова. — Я вдруг грязным каким-то сделался… Пыльным… Пришлось много ходить.

— По каким таким местам, интересно? — подозрительно прищурился Лавриков.

От Федора Павловича вновь не укрылась перемена в мальчишке. Теперь он обратил внимание не только на его взрослый взгляд. Все остальное тоже было под стать. Осанка, наклон головы, голос. Даже слова, которые произносил Кирсанов, сейчас, казалось, принимали по своей сути совсем иную окраску.

— По всяким… — Иван неопределенно пожал плечами и тут же поспешил сменить не очень приятную для него тему разговора, вести которую совсем не хотелось, по крайней мере на данный момент: — Куда вы едете?

— По всяким местам, — сухо парировал Федор Павлович, подражая интонациям юного собеседника. — А что?

Их глаза встретились. Кирсанов с честью выдержал тяжелый взгляд бывшего вора в законе.

— Я бы хотел получить свой пакет с документами… — проинформировал он Лавра, а заодно и его верного соратника. — Он же мой, правда?

— Ваш с мамой, правильно, — на всякий случай внес существенную поправку Лавриков, но на мальчика это не подействовало.

— Но мама не может ничего решать, — сказал он.

— А ты можешь?

— Теперь — да.

Иван знал, о чем говорил. Видел это и Лавр. Он прекрасно понимал, что спорить и уж тем более переубеждать сейчас парня бесполезно. Неблагодарное занятие. Тот принял решение и не собирался отступать от намеченного.

— Вот и хорошо. — Федор Павлович машинально потянулся к своему галстуку и по привычке поправил сбившийся узел. — Поговорим на эту тему, когда мы с дядей Санчо вернемся.

— Ладно, — не стал противиться такому положению вещей Кирсанов. — Я подожду.

На этом разговор и завершился. Лавриков развернулся и зашагал обратно к распахнутой задней дверце машины. То же самое проделал и Мошкин. Они оба скрылись в салоне, а Иван, подняв с земли сумку, отступил немного назад, на край дороги. «Волга» тронулась с места и покатила в сторону города. Мальчик провожал ее долгим внимательным взглядом. Наконец автомобиль скрылся из вида. Народный депутат и его помощник отправились по каким-то своим делам. А может, эти дела напрямую были связаны и с личностью самого Ивана. Этого парнишка не знал.

Поправив на плече сумку, он опять зашагал по направлению к даче, затратив на это еще около двадцати минут. По телу мальчика разливалась сильная усталость, но по непонятным причинам эта усталость была приятной.

Иван поднялся на крыльцо и, открыв дверь, уверенно шагнул в общий холл первого этажа. Огляделся по сторонам. Теперь и на обитель Лаврикова он смотрел совершенно другими глазами. Кирсанов не намеревался более использовать дом Федора Павловича в качестве укрытия от внешнего мира со всеми существующими в нем глобальными и неглобальными проблемами. Достаточно уже. Пора вынимать голову из песка и открыто смотреть в будущее. Пусть не в радужное и не такое счастливое, как хотелось бы, но это было его, Ивана Кирсанова, будущее. Только его. Он не имел морального права втягивать в свалившиеся на него неприятности посторонних людей.

Иван прошел вперед и остановился по центру комнаты. Справа на лестнице раздались осторожные шаги, и мальчик повернул голову. Со второго этажа, поскрипывая ступеньками, спускался Федечка. Заметив Кирсанова, он тоже остановился и с улыбкой застыл где-то на уровне четвертой ступеньки.

— Привет, путешественник, — весело поприветствовал Розгин своего недавно приобретенного товарища. — Как дела?

— Нормально. — Иван тоже улыбнулся.

Они синхронно двинулись навстречу друг другу и, сблизившись, обменялись крепкими рукопожатиями. Федечка при этом еще и бодро хлопнул по плечу Кирсанова.

— Ты у меня карту забыл кредитную, — сообщил он доверительно, понижая голос до шепота. Парня буквально распирало от желания поделиться тем, что удалось обнаружить при помощи компьютерных махинаций. — Знаешь, мне все-таки удалось…

Но Иван не дал ему закончить начатую фразу, перебив собеседника фактически на полуслове:

— Извини, я очень устал, — признался он в том, что действительно было непреложной истиной. — Я хочу ополоснуться и — спать.

Федечка понятливо кивнул. Дескать, какие тут могут быть обиды или претензии. К тому же и от его глаз не укрылось то, что Кирсанов теперь выглядел иначе. Не как мальчишка, а как уверенный в себе и своих поступках мужчина. В отличие от Лавра такой факт пришелся Федечке по душе.

— Тогда воспользуйся летним душем в саду, — посоветовал он Ивану. — Ванная грибком пахнет, а в летнем вода дождевая…

Идея пришлась Кирсанову по вкусу. Он бросил свою дорожную сумку на пол и, развернувшись, зашагал к выходу. Розгин не стал его останавливать и спрашивать еще о чем-либо. Захочет, так и сам расскажет, а нет… На нет, как известно, и суда нет. Право каждого человека. Федечка пересек просторный холл дачи и скрылся в кухне. Отсутствие в доме Клавдии не означало того факта, что нельзя было отыскать в холодильнике чего-нибудь съестного. А именно такую цель и ставил сейчас перед собой юноша.

Иван же тем временем, следуя доброму совету, избавившись от верхней одежды и пристроив ее на одной из ветвей яблони, в одних плавках шагнул в душевую кабину, повернул кран. Не слишком мощные, но прохладные и бодрящие струи воды защекотали его тело. Достаточно долгое время Кирсанов стоял без движения с закрытыми глазами. Напор воды, поступавшей из ржавого бака через короткую трубу и насадку от лейки, постепенно начинал иссякать, превратившись сначала в жиденькую струйку, а потом и вовсе в отдельные капли. Иван запрокинул голову вверх, и несколько таких капель упали на лоб и щеки.

Старые гнилые доски душевой кабинки, расположенной в саду едва ли не на открытом пространстве, были настолько плохо подогнаны друг к другу, что образовывали на стыках массу внушительных щелей. Именно сквозь эти отверстия в кабинку и проникали солнечные лучи. От воды и солнца Иван почувствовал себя значительно бодрее. Усталость, появившаяся в результате длительных пеших переходов, которых за сегодняшний день было немало, оставила его. Вроде и не было ее прежде.

Кирсанов вышел в сад. Одеваться не стал, а как был в одних плавках, так и устремился обратно по направлению к дому. Капельки воды с его мокрого тела падали на землю.