— Куда, Лавр? — Ессентуки предупредительно согнулся возле раскрытого окошка черной старомодной «Чайки», в салоне которой удобно разместился именитый вор в законе в неизменном обществе Санчо, преданного ему как собака.

Федор Павлович уже был облачен в сиреневый двубортный костюм, модные туфли и однотонный галстук, подобранный со вкусом ко всему прочему гардеробу. В черном смокинге с бабочкой красовался и Санчо. Его рыхлая мясистая шея с огромным трудом умещалась в узком вороте рубашки, отчего Мошкин чувствовал себя не очень уютно, но, как говорится, положение обязывало.

Позади «Чайки» приткнулся черный джип сопровождения, за рулем которого расположился бритоголовый парнишка с зелеными глазами. На щеке зеленоглазого различался едва заметный шрам, чуть стягивающий по краям его моложавую кожу. Парень покорно ждал результатов переговоров Ессентуки с большим боссом.

Он лениво покуривал сигарету, периодически щелчком большого пальца небрежно сбрасывая в раскрытое окно столбик скопившегося на кончике пепла. Рядовому боевику по большому счету было все равно, куда ехать и с какой целью. В подобные тонкости своей специфической, но давно уже ставшей рутинной работы он старался лишний раз не вникать. Как говорится, себе дороже. Меньше знаешь — дольше живешь.

Вопреки ожиданиям пессимистически настроенной части населения, проливной дождь в послеобеденное время так и не разразился. Облака благополучно рассеялись, солнечные лучики, вновь вступившие в свои законные для данного сезона права, ласкали зеленые кроны деревьев. И все вышеперечисленное оказывало весьма благотворное впечатление на Федора Павловича, невзирая на то, что ему еще предстояло проделать сегодня.

— Сначала — в медицинский институт. — Рука Лавра нырнула во внутренний карман стильного пиджака и извлекла на свет божий два сложенных листа бумаги. Сначала он протянул Ессентуки один из них и тут же присовокупил к первому второй. — Потом — вот в это заведение. Высшее учебное… Академический денек у нас сегодня.

Он бодро усмехнулся и с мальчишеским задором ткнул локтем в плечо притихшего Санчо. Тот никак не отреагировал на столь яркое проявление дружеской привязанности со стороны босса. Он демонстративно продолжал сохранять хмурое выражение лица, давая Лавру понять, насколько лично ему не по душе все эти затеи с внебрачными детьми. Мошкин крайне редко мог подолгу сохранять постную мину и дуться на Лавра, как мышь на крупу, но сегодня он явно решил превзойти в этом вопросе самого себя. Лавр это чувствовал и намеренно изгалялся над своим приближенным.

— Сделаем академический, — улыбнулся в ответ Ессентуки. — Иногда полезно…

Начальник службы безопасности по-военному крутнулся на каблуках и зашагал в сторону джипа с зеленоглазым парнишкой за рулем. Он коротко отдал ему и двоим другим своим подчиненным необходимые инструкции и лишь затем вернулся в «Чайку» и проворно нырнул в прохладный салон, расположившись на переднем сиденье рядом с водителем. Призывно заурчали моторы автомобилей, и джип первым покинул пределы территории особняка через предусмотрительно распахнутые ворота. Уже вслед за ним двинулась и «Чайка», управляемая кучерявым типом с обвисшими усами, облаченным во френч с неимоверно высокой стойкой.

Лавр с довольной улыбкой на губах откинулся на спинку сиденья и вновь повернул голову в сторону не в меру молчаливого сегодня соратника.

— Что ты сопишь?! — В такие моменты ему доставляло огромное удовольствие подтрунивать над Мошкиным. — Не создавай, пожалуйста, негативную ауру в салоне!

— Какая аура, — недовольно буркнул тот, не поворачивая в сторону авторитета головы, — когда гайморит замучил.

— Высморкайся тогда! — посоветовал Лавриков. — Человечество атомной бомбой выучилось пользоваться! А платком носовым — ни в какую!

Санчо шмыгнул носом и набычился еще больше. Назло авторитету засопел еще громче, но, через пару минут обратив внимание на то, что Федор Павлович неожиданно утратил интерес к его персоне, перестал выделываться впустую. Он как можно ниже склонился к Лаврикову и, едва размыкая уголки собственных пухлых губ, зашептал ему в самое ухо:

— Слышь?

— А?

— Волну подняли, но вдруг все лажа? — В голосе Санчо сквозила ничем не прикрытая надежда.

Лаврикову стало предельно ясно, что именно эта самая мысль и занимала в последние несколько минут сознание верного соратника. Мошкин крепился как мог и старательно удерживал себя от искушения заговорить с авторитетом, но чисто человеческие слабости в итоге все же одержали верх.

— А волна катит. Из-за чужого.

Лавр на мгновение задумался и даже поскреб пальцами правой руки свой заостренный подбородок. Он и сам задумывался над такой возможностью, и, признаться честно, она не очень-то его радовала. За истекшие несколько часов Федор Павлович начинал привыкать к мысли, что у него имеется наследник. И эта мысль все больше и больше импонировала ему.

— Даже если он — чужой, — с расстановкой произнес авторитет, — справедливость должна торжествовать, Санчо! Я не пес оборзевший, чтобы морду воротить от торжествующего беспредела!

Мошкин снова умолк, почувствовав чуждый ему настрой законника. Тесный салон автомобиля наполнился громким оппозиционным сапом.

На порог университета, где несколько часов назад безуспешно искал справедливости Федор Розгин, шагнули трое. Широкоплечий розовощекий амбал с огромными, как у Чебурашки, ушами, мужчина росточком пониже, с бородкой клинышком и шеей, распухшей вследствие неудачно перенесенной еще в детстве свинки, и зеленоглазый парнишка со шрамом на левой щеке. Троица всем своим видом демонстрировала лоск и внешнюю солидность. Левые локти неплотно прилегали к корпусам, что свидетельствовало о наличии огнестрельного оружия под темными распахнутыми пиджаками. Но молодой вохровец, уныло топтавшийся в опустевшем вестибюле вуза, не сразу обратил должное внимание на данный весомый аргумент прибывших. Он с грозным выражением на лице шагнул вперед и преградил дорогу шествовавшему впереди «Чебурашке».

— Вы куда, молодые люди? — пробасил он.

— Ай, подвинься. — Лопоухий с пренебрежительной ухмылкой отстранил его рукой и, не сбавляя шага, направился к лестнице. Двое других братков и вовсе не удостоили вохровца даже мимолетным взглядом.

Парень растерянно и с некоторой долей опаски покосился на их спины, а затем вновь перевел взор на входную дверь. В проеме появился сам Лавр в гордом одиночестве. Но сопровождения авторитету и не требовалось. Достаточно было взглянуть на его величественную, гордую осанку, высоко вскинутый подбородок и волевой взор раскосых глаз, чтобы понять: прибыл истинный хозяин жизни.

Инстинктивно, на подсознательном уровне, прочувствовал этот момент и юный вохровец. В результате чего он не только подвинулся в сторону, как мудро посоветовал ему это сделать розовощекий амбал, но и на всякий пожарный случай решил отдать Лавру честь. Парень коротко козырнул. Федор Павлович небрежно кивнул ему в ответ и прошествовал дальше. Троица бравых ребят из команды Ессентуки уже дожидалась его возле кожаной двери с красной табличкой на ней: «ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ПРИЕМНОЙ КОМИССИИ». Лавр молча остановился.

Для парней этот факт прозвучал как команда к действию. Пострадавший в детстве от свинки браток ударил в дверь ногой и первым влетел в помещение. Вслед за ним устремились и два его подельника.

Пышнотелая крашеная блондинка в строгом костюме стального цвета, поливавшая из графина горшки с цветами, стоящие на окнах кабинета, вздрогнула от неожиданности и повернула кудрявую голову в сторону незваных визитеров, вломившихся в ее апартаменты столь беспардонным образом. Она уже было открыла рот, дабы возмутиться столь вопиющим поступком нахалов, но те, полностью игнорируя присутствие хозяйки, молча обошли кабинет по периметру и в завершение замерли у входа. Блондинка была буквально в шоке. Лопоухий протиснул башку в дверной проем и сказал, обращаясь к кому-то в коридоре:

— Чисто.

Лавр, заложив руки в карманы брюк, неспешно переступил порог. Он равнодушно окинул взглядом помещение и слегка покачал головой, внутренне соглашаясь с какими-то одному ему известными собственными мыслями.

— Свободны, — коротко бросил он ретивым браткам.

Те мигом ретировались из помещения, аккуратно прикрыв за собой дверь. Дама в стальном костюме потрясла головой, возвращая себе чувство утерянной реальности и обсыпая перхотью приподнятые плечики. Ее идеально выщипанные брови, на совершенствование которых явно был затрачен не один час кропотливой работы, сурово сошлись возле переносицы.

— Гражданин! Вы, что ли, неграмотный?! — накинулась она с обоснованными, на ее взгляд, претензиями. — Прием по личным…

— Цыц! — резко оборвал ее авторитет.

После этого он прошел к рабочему столу дамы и, вольготно расположившись в пустующем кресле, забросил ногу на ногу. Извлек из внутреннего кармана пиджака пачку сигарет, выудил одну и неторопливо сунул ее в рот. Щелкнула зажигалка, и Лавр окутался клубами дыма, помахал рукой, разгоняя смог.

— Почему ректора на месте нет? — безапелляционно поинтересовался он.

Его беспардонное поведение смутило женщину, и она от растерянности вдруг обнаружила в себе склонность к заиканию. Однако прежде этого за ней не водилось.

— Р-ректор в П-париже, — залепетала она. — По линии… обмена…

— Обмена долларов на франки? — Федор Павлович открыто улыбнулся, демонстрируя собеседнице свои зубы.

— Я за ректора не отвечаю! — Она поставила графин на подоконник. — Я… я слушаю вас!

— Нет, это я вас слушаю, барышня. — Лавр глубоко затянулся и, запрокинув голову, выпустил в потолок мощную струю дыма.

Подобное необъяснимое поведение странного визитера окончательно добило университетскую дамочку. Понять, чего именно от нее хотят, было совершенно невозможно. Шаткие женские нервы не выдержали оказываемого на них давления.

— В чем дело, наконец?! — громко вопросила она после непродолжительной паузы, в течение которой искренне пыталась постигнуть ход мыслей собеседника. — Прекратите… гипнотизировать! Я не понимаю!

— Сейчас поймешь, — заверил ее вор в законе, по-простецки переходя с женщиной на «ты». — Возьми у меня бумажку. Вот. — Он выудил из бокового кармана пиджака лист и небрежно протянул его женщине двумя пальцами. — Запроси дело. И сию секунду этого мальчика вызови. Чтоб извиниться. Мол, ошибочка получилась с зачислением. Я доступно ставлю задачи? Или объяснить популярней? — Лавр нахмурился, почувствовав в собеседнице колебания. При этом он прищурил левый глаз, предохраняя его от едкого табачного дыма.

Дама тем временем, словно в трансе, приблизилась к сидящему в кресле мужчине и, нетвердой рукой перехватив предлагаемый им лист, тупо уставилась в написанное. Будучи по природе своей женщиной отнюдь не глупой, теперь она уже в полной мере осознала, чего от нее добиваются. Высокопоставленные ходатаи не раз являлись в здание университета с аналогичными просьбами.

— Популярней не надо, — вяло произнесла она. — Все д-доступно.

— Умница, — с чувством похвалил ее Лавр и совершил еще одну глубокую затяжку. — Все доступно. Образование — в том числе. Если, конечно, человек его достоин. Образования.

— Разумеется. — В небесно-голубых глазах пышнотелой мадам появился неподдельный интерес к этому уверенному в себе господину. Она включила все свое обаяние и пропела бархатным голоском: — Чаю? Кофе? Лимонаду холодного?

Лавр медленно покинул уютные объятия занимаемого им кресла. Он шагнул к рабочему столу хозяйки кабинета и загасил сигарету в хрустальной пепельнице. Улыбнулся.

— Нет. — Он покачал головой. — Я в столовую пойду питаться дробно. Кашки поем рисовой. Язва, — пояснил авторитет. — Вроде ерунда, но убить может.

— Разумеется, — вновь согласилась с ним женщина. — С язвой шутки плохи.

— Ох, плохи шутки. Но мы-то не шутим. — Глаза авторитета азартно блеснули. В нем неожиданно проснулся давно уже дремавший сердцеед. — Мы-то с вами — люди серьезные. Не так ли?

Сальный взгляд замер на глубоком вырезе женского пиджака, который с трудом удерживал в тягостном плену необъятный бюст. Дама со знанием дела перехватила его взор. Бедра вульгарно качнулись, а грузное тело с долей некоторой экзотики и кокетства изогнулось над полированной столешницей.

— Разумеется! — Голубые глаза затянулись мутной поволокой.

— Привет. — Ната поднялась с узкой скамейки во дворе дома и одернула свою не в меру коротенькую юбчонку. — Ты домой?

Девушка уже более часа дожидалась у подъезда возвращения загулявшего где-то Федечки. Надо заметить, что на сегодняшний день у Наты были весьма серьезные и отчаянные планы. И касались они как раз непосредственно персоны Федора Розгина. Впрочем, догадаться об этом было не сложно уже по одному виду девушки. Она основательно подкрасилась, хотя в общем-то сделала это и не очень умело, нацепила ту самую юбку, о которой упоминалось выше, и к ней добавила еще белую маечку с завлекающей надписью на груди «I want you». Это уже о многом говорило, и остановившийся возле девушки Федечка, естественно, не мог не догадаться о бродивших во взбалмошной головке идеях и желаниях. Не иначе, Натуся вознамерилась распрощаться сегодня со своей порядком поднадоевшей девственностью. Другого объяснения увиденному просто не было.

— Домой. — Федечка явственно осознал, что у него, к сожалению, сегодня совсем другой настрой. — Почему без звонка?

— Я звонила. Тебя не было дома. — Ната кокетливо улыбнулась, стреляя глазками. — Ты прячешься.

— Я загорал, — оправдался парень.

— Сегодня плохое солнце. — Девушка откровенно замялась, видимо никак не решаясь перейти к наболевшей для нее теме. — И еще, Федечка, я хочу какой-то определенности. Или мы с тобой, или нет. Есть же другие варианты, а я время теряю.

Розгин тяжело вздохнул и за облупившуюся ручку потянул на себя подъездную дверь.

— Входи. — Он посторонился, пропуская Нату вперед, но уже в следующую секунду на его лице отразилась озабоченность. — Стой! Тетки нет?

— Никого. — Девушка покачала головой.

— Входи, — повторил Федечка с заметным облегчением.

Пауза откровенно затягивалась и начинала действовать девушке на нервы. Федечка и так-то всегда был себе на уме, а сегодня и подавно выглядел в высшей мере странно. Из расположившегося на полке двухкассетника плавно и мелодично струилась приятная на слух медленная композиция, поставленная самой Натой, но и этот факт никак не мог расшевелить находящегося в прострации парня. Он сидел на полу, по-турецки скрестив ноги, и автоматически совершал неспешные путешествия указательным пальцем правой руки по обнаженной женской ноге. Сперва его рука скатывалась вниз к миниатюрной Натиной ступне, затем так же медленно поднималась вверх к заостренному колену. И сей процесс продолжался уже в течение получаса. Девушка не выдержала. Ее рука осторожно легла на косматую Федечкину голову с многочисленными косичками и слегка потрепала ее.

— Алло! Говорите! — Ната не сумела качественно скрыть нотки заскользившего в голосе раздражения.

— Что? — Федечка с трудом вышел из состояния полной невесомости.

— Завис, Федечка? — насмешливо спросила девушка, отождествляя своего возлюбленного с компьютером.

— Не. — Он тоже улыбнулся, оценив юмор по достоинству. — Поиск нужной программы.

— И какие варианты? Руку, например, выше поднять страшно?

Ната не без вызова закинула ногу на ногу, отчего ее без того короткая юбчонка превратилась в совсем символическую набедренную повязку. Даже не помышлявший до сего момента ни о чем связанном с вопросами секса Федечка не мог не отметить открывшиеся его взору красоты. У Наты действительно было на что посмотреть. Он судорожно сглотнул набежавшую слюну и уткнулся лбом в стройную левую икру.

— Ты отдаться решила? — на всякий случай уточнил он, хотя ответ и так был очевиден.

— Скучно жить без любви. — Девушка ушла от прямой темы разговора, затронутой ее бойфрендом. — Все люди как люди, а у нас с тобой — тягомотина уже два года.

— А кто тогда продинамил на майские? — Розгин даже обиделся на столь незаслуженные обвинения в свой адрес.

Ната криво усмехнулась. Она прекрасно помнила тот инцидент, о котором завел речь Федечка. Ее майский отказ от физической близости был спланирован заранее. Таким образом девушка надеялась растормошить Розгина, заставить его перейти к более решительным наступательным действиям. Однако этого не произошло. Женский расчет не оправдался. Теперь пора бы и сменить нерезультативную тактику.

— Так это когда было! — хитро прищурилась Ната.

— Что, правда не возражаешь? — Федечка подозрительно прищурил один глаз, как бы проверяя, не попахивает ли здесь очередным подвохом. — Созрела?

— Yes. — Девушка вскинула подбородок, выставляя напоказ тонкую, лебединую шею с миниатюрной родинкой над правой ключицей. — В отношениях полов должна быть определенность.

— Птичку поставить, да? — саркастически заметил Федечка.

— Пройти этап, — поправила его с улыбкой юная кокетка.

Ее пальцы, продолжавшие бродить в мужской экзотической шевелюре, больно стиснули несколько косичек и потянули их вверх. Ната призывала мужчину к действиям. Но подобное отношение вовсе не понравилось представителю противоположного пола. Он излишне резко отдернул голову и пружинисто поднялся на ноги. Ната с полным непониманием происходящего теперь взирала на парня снизу вверх.

— Не, так не надо! — сухо изрек Федечка, но, заметив кардинальные перемены в лице подруги, значительно мягче добавил: — Тетка вломиться может. Неприятно, когда застукивают… — Он помолчал секунду-другую. — Потом — армия.

— Чего потом? — не поняла девушка.

— Ну… Служба в вооруженных силах. — Взгляд его голубых глаз уткнулся в потертый палас на полу. — Мне откосить не на что, а ты не дождешься.

— Конечно не дождусь. — Ната не стала отрицать очевидного.

Это слегка покоробило Федечку.

— Почему? — Несмотря на то что Розгин и ожидал от нее именно такого ответа, он все же рассчитывал, что приговор прозвучит не столь сурово и однозначно. Как говорится, надежда умирает последней.

— Потому что потом — пенсия, потом — дом престарелых! — Ната закатила глаза к потолку, очень рельефно представляя себе столь нерадостную картину грядущего будущего. — У тебя, может, физиологическое развитие отстает от мозгового?

— От интеллектуального, — мягко поправил ее Федечка.

— Отстает, значит? — ехидно скривилась эта стервозная особа.

— Все тип-топ. — Парень гордо выкатил грудь колесом и на два шага приблизился к восседавшей на диване юной красотке. — Гиперсексуальность. Можешь проверить.

— Я вижу. — Она повела плечами. — Так чего тогда?

— Обстановка… — со вздохом признался парень. — Я… я вот этот диван столько же помню, сколько себя. Обивка… Она вся протерлась на моей памяти!

Ната презрительно фыркнула и изящным жестом отбросила со лба белокурый локон. Оценила себя в расположенном справа зеркале. Расправила топик с вызывающей надписью и увиденным осталась удовлетворена.

— Есть кровать, — веско произнесла она.

— Ты что?! — Ее предложение откровенно напугало Федечку. — Теткина!

— Коврик! — не отставала Ната.

— Коврик пыльный!

Он и сам прекрасно понимал, что ищет несуществующие причины, по которым можно было бы отложить запланированное девушкой на сегодня мероприятие. Трудно было объяснить, зачем он это делал. То ли действительно настроение было не то, то ли парнишка просто опасался попробовать чего-то нового, до сей поры неизведанного. Намеренно отвращая от себя подругу, он быстро подбежал к ней, схватил за запястье и, энергично потянув на себя, заставил подняться с проваленного дивана.

— Пойдем в подъезд! — страстно зашептал он, прекрасно осознавая, что получит на свое предложение стопроцентный отказ. — Верхний этаж — мертвый. Никто не ходит. В одной квартире — бабка глухая, из другой все на даче с апреля по октябрь. Там клево, пойдем! — Он тяжело задышал, имитируя безудержное желание. — Пойдем! И люк на чердак. Замок не заперт!

Ната испуганно выдернула руку из его не по-юношески цепких пальцев. Отшатнулась назад и едва не упала, натолкнувшись на круглый подлокотник.

— Ты совсем крейзи, Федечка, да?! — дико взвизгнула она и покрутила пальцем у виска. — «На чердак»! Тогда в подвал лучше! Скажи честно: ты меня не любишь и не хочешь! Все отговорки какие-то дурацкие!

Да, женщину не обманешь. У них, как видно, внутреннее чутье шибко развито. Но и Федечка не мог в лоб признаться в истинных причинах. Он их и сам не знал. Обычное отсутствие подходящего настроя, и ничего больше. В голове роились совсем иные мысли, далекие от похоти.

— Да хочу! — как можно серьезнее заявил он. — Пощупай!

— Тогда зачем проблемы городить с обивкой дивана? — Ната скосила взгляд в направлении Федечкиного паха, но переходить к действиям не стала. Поостереглась.

— Не понимает! — Федор тяжело покачал головой.

— Не понимаю, — заявила она. — В чем дело тогда?

Парню надо было что-то отвечать, а более-менее умного и правдоподобного объяснения в голове так и не созрело. К счастью, положение спас неожиданно затрезвонивший на журнальном столике в прихожей телефонный аппарат. Федечка улыбнулся и, виновато пожав плечами, ретировался из комнаты. Ната слышала, как он снял трубку и заговорил вполголоса:

— Да?.. Да, я… Конечно. Уже еду.

На этом разговор и завершился. Трубка аккуратно вернулась на телефонный аппарат, а Федечка со странной ухмылкой на устах вновь предстал перед девушкой в дверном проеме.

— В чем дело? — спросил он, возвращаясь к прерванному разговору. — В шляпе дело, Нат!.. Хорошо, уговорила! Давай на детском диване грехопадем, черт с ним, с диванчиком! Быстренько!.. Если девушка просит…

Он лихо подскочил к ней, как гигантский паук-кровопийца, обнял длинными ручищами и предпринял дурашливую попытку завалить девушку на диван.

— Фигушки! — Ната уперлась обеими руками в грудь кавалера и оттолкнула его. — Не хочу больше! Не хочу, отстань, извращенец!..

В часы пик на центральных проспектах всегда скапливалось внушительное количество автотранспорта. Народ традиционно торопился в свои уютные обжитые гнездышки, покидая порядком поднадоевшие за восемь часов рабочие места. Такое случалось изо дня в день без каких-либо кардинальных изменений. Еще находясь на работе, человек строит грандиозные планы насчет того, как ему провести сегодняшний вечер, реализовать свое законное право на отдых. Порой, конечно, не всем этим планам суждено осуществиться, но стремиться к ним необходимо. Для кого-то достаточно удобно развалиться в кресле перед включенным телевизором и насладиться общением с голубым экраном, для кого-то куда приятнее оторваться на всю катушку, например в баре или ночном клубе. Третий мечтает просто провести вечер в кругу семьи. Каждому свое.

Лавр с неподдельным интересом наблюдал за этим пришедшим в хаотичное движение муравейником, сидя на заднем сиденье своей допотопной «Чайки». Рядом с ним по-прежнему находился верный Санчо, который то и дело нервно поправлял пальцами не в меру тугую стойку своей сорочки, неприятно натирающую адамово яблоко. Больше всего на свете ему хотелось сейчас избавиться от этого тесного облачения и одеть измученное тело в просторную домашнюю футболку.

На переднем пассажирском сиденье рядом с водителем «Чайки» восседал с сигаретой в зубах Ессентуки. Он культурно дымил своим вонючим «Кэмелом» в раскрытое боковое окно. В отличие от Мошкина начальник службы безопасности не чувствовал дискомфорта от стандартной для него парадной одежды и в настоящий момент маялся только от бездействия. Их академический день, как соизволил выразиться Лавриков несколько часов назад, откровенно затягивался. Все запланированные акции уже были благополучно выполнены, но по какой-то одному ему ведомой причине вор в законе не спешил давать добро на возвращение в особняк. И «Чайка», и черный джип сопровождения авторитета по-прежнему жались к обочине возле здания университета.

— Не-е, — вяло протянул Санчо, возобновляя прерванную пару минут назад беседу. — Я бы с Дюбелем на базар не шел.

При этом он в очередной раз потянул тугую стойку на шее и сделал глубокий вдох. Официальная часть дня уже была завершена, но Мошкин почему-то не спешил избавляться от ненавистного ему галстука.

— А кто идет? — Лавр не смотрел на соратника. Взгляд его усталых глаз был устремлен за окно «Чайки».

— Ты.

— Я не иду, — отверг данную сентенцию Федор Павлович. — Он сам пришел. Нарывается.

— Как? — В голосе Мошкина появилась заинтересованность, и он попытался заглянуть в глаза собеседника. Попытка не увенчалась успехом.

— Долго объяснять, — все так же небрежно молвил Лавриков, доставая из нагрудного кармана пиджака белый платочек и прикладывая его ко лбу. Несмотря на встроенный в салон кондиционер и раскрытые окна, прохладнее в тесном пространстве не становилось. — Спроси у Гамлета.

— Гамлет — истеричка, — поставил свой немедицинский диагноз Санчо, но в голосе было более чем достаточно уверенности в неоспоримой правоте слов. Затем он поскреб пальцами затылок и озабоченно добавил: — А Дюбель — зверь.

— Дюбель — зверь? — вмешался в разговор помалкивавший до этого момента Ессентуки. Его губы скривились в презрительной усмешке. — Дюбель не зверь. Понтярщик!

— А ты вообще помалкивай, — недовольно проворчал Мошкин. — Тебе лишь бы пострелять.

Шеф секьюрити выпустил за окно очередную тоненькую струйку дыма и щелчком большого пальца избавился от окурка. Чинарик, описав в воздухе экзотический пируэт, с искрами врезался в придорожный бордюр.

— Иногда полезно. — Ессентуки повернул голову к пассажирам на заднем сиденье. — Пацаны форму теряют.

При этом он выразительно кивнул в сторону замершего, как мраморное изваяние, водителя в строгом френче. Тот никак не отреагировал, продолжая тупо таращиться на раскинувшуюся перед его взором дорожную полосу. Парень вполне мог бы подрабатывать в музее восковых фигур мадам Тюссо в качестве одного из экспонатов.

— Пацанов пока придержи, — решительно заявил Лавр. — Он, то бишь Дюбель, позвонил и пригласил в «подвальчик» на ленч… или ланч. — На лице авторитета отобразилась задумчивость. — Как правильно? — Однако долго заниматься лингвистическими упражнениями он не стал и вернулся к основной теме разговора: — Один на один, без всякого сопровождения, без пальбы. Я поеду.

— А я? — Ессентуки облокотился на спинку сиденья, извернувшись всем телом.

Вор в законе монотонно покачал седеющей головой.

— У тебя есть поручение, — напомнил он своему первому телохранителю.

Ессентуки предостерегающе поцокал языком, однако, заметив, что босс на это никак не отреагировал, еще изощреннее развернулся на кожаном сиденье и выхватил взглядом Санчо, выжидательно уставился на него, надеясь на необходимую поддержку. Но Мошкин лишь пожал плечами и надул пухлые губы. Дескать, что я могу? Он уже действительно имел беседу с Лавром на этот счет, но достичь какого-либо положительного результата Александру так и не удалось. Впрочем, он прекрасно знал: если босс, что называется, упрется рогом, переубедить его никто не сумеет. Упрямства Федору Павловичу было не занимать.

— Рискуешь, Лавр, — отважился все же на пререкательство Ессентуки, не получив должной поддержки от Мошкина.

— Я сказал! — жестко отрезал Лавриков, пресекая дальнейшие попытки начальника безопасности достучаться до его сознания. — Дюбель, конечно, звереныш, но — вменяемый. В открытую не пукнет даже, побоится…

В салоне «Чайки» повисла напряженная пауза. Всем стало предельно ясно, что авторитет произнес свое последнее слово, от которого уже не отступится. Не в его это правилах. Санчо демонстративно отвернулся в противоположную сторону, а рука Ессентуки машинально потянулась к лежащей на приборной панели пачке сигарет за новой порцией никотина и смолы.

Закурить верзила так и не успел. Сухощавая и покрытая татуировками кисть Лаврикова до боли сжала его плечо в ту самую секунду, когда Ессентуки уже щелкнул зажигалкой. Рука замерла в воздухе, а неприкуренная сигарета, отлепившись от нижней губы, упала куда-то под ноги. Телохранитель обернулся. Взгляд неожиданно загоревшихся Лавровых глаз был устремлен в сторону вузовского крыльца. Авторитет весь подался вперед, едва не вываливаясь корпусом в раскрытое окно. Носовой платок проворно юркнул на прежнее место в нагрудный карман.

Ессентуки проследил за его ошалелым взором и уже самолично увидел нескладного тощего паренька с забойной прической на голове, который торопливо поднимался вверх по ступенькам. Его многочисленные, туго сплетенные косички развевались на ветру. Честно говоря, шеф секьюрити не сразу сумел определить пол потенциального абитуриента.

— Ессентуки, смотри! — Пальцы Лавра с каждой секундой все сильнее давили на плечо телохранителя. Тот скрипнул зубами, но выразить неудовольствие не посмел. — Видишь? Косматенький, перепутать трудно…

— Ну. — Ессентуки и в самом деле был уверен, что вряд ли перепутает этого юнца с кем-то другим.

— Как освободится, возьмешь его и свозишь к этим… к генетикам-энергетикам, — веско произнес авторитет и для пущей убедительности пояснил: — Куда ездили уже.

— Ну, — заскрипел зубами Ессентуки.

Лавр убрал руку с его плеча, и тот, наконец, облегченно вздохнул. Косматый паренек скрылся в здании, и пялиться в этом направлении уже не имело смысла. Телохранитель вновь обернулся к вору в законе.

— Только чтоб он не догадался — куда и зачем, — продолжал наставлять его Лавриков.

— Отрубить, значит?

Радостная улыбка озарила обычно суровое и хмурое лицо Ессентуки. Здоровяк уже успел основательно соскучиться по рукоприкладству. В глубине души он даже опасался, что его натренированные мускулы в связи с долгим простоем в работе атрофируются. И тут вдруг босс дает ему реальный шанс оторваться. Не на Дюбеле, правда, а на хиленьком мальчишке, но ведь это лучше, чем ничего. Разминка, так сказать, зарядка.

— Бережно! — с ходу остудил его бойцовский пыл Федор Павлович. Он сурово сдвинул брови к переносице, и это мигом заставило Ессентуки засунуть свою лучезарную улыбку куда подальше. — Без травмы для детской психики. И головы, само собой, — добавил вор в законе.

— Маска эфирная сгодится? — грустно спросил телохранитель.

Лавр секунду подумал и одобрительно кивнул.

— Что-то вроде. Но… — Он вновь поднял вверх указательный палец. — Аккуратно.

— Сделаем, — заверил его здоровяк. После этого он часто-часто заморгал большими глазами, почесал подбородок и, ерзая на кожаном кресле, осторожно поинтересовался: — Виноват, конечно. Косматый этот — чей-то сын? — Ессентуки лихорадочно сглотнул набежавшую слюну и потупил взор. — Мероприятие какое-то намечается?

Лавр несколько минут молча и с интересом оглядывал широкое лицо телохранителя. Нужно было что-то отвечать, но проблема заключалась в том, что именитый вор не доверял на сто процентов своему подручному, так, как, к примеру, Мошкину. При всем своем желании он не мог произнести вслух всей правды. Санчо покосился на босса, и Федор Павлович это заметил.

— Парадокс в том, Ессентуки, — с расстановкой произнес авторитет, — что все мы чьи-то сыновья. — Он криво ухмыльнулся. — Случается — и дочери. Безотносительно к мероприятиям.

Санчо отвернулся к окну, скрывая насмешливое выражение своего лица. Лавр же, напротив, серьезно поджал губы.

— Ты понял? — Вопрос был обращен к Ессентуки.

— Ну. — Тот неуверенно кивнул в ответ. Философия и все остальное, что так или иначе сопрягалось с ней, были не для него.

— Тогда выполняй. — Лавриков откинулся на спинку сиденья.

Телохранитель неспешно покинул тесноватый для его комплекции салон «Чайки», отдав водителю необходимые, на его взгляд, инструкции, и зашагал в сторону впереди стоящего джипа. Там его с нетерпением дожидалась бравая троица, обеспечивавшая безопасность лавровского визита в здание университета. Ессентуки сел на переднее сиденье. В зеркальце заднего обзора он с удовлетворением отметил, что автомобиль босса плавно тронулся с места, развернулся на проезжей части и через центр города помчался в направлении лавровского особняка. Ессентуки бросил короткий взгляд на часы, затем на вузовское крыльцо.

Ожидания оставленной Лавром бригады не были слишком долгими. Радостный и счастливо улыбающийся Федечка возник на пороге заведения минут десять спустя. У него был такой вид, будто свершилось самое желанное в его жизни чудо. Размахивая в воздухе рюкзачком, он в три прыжка преодолел высокое крыльцо и оказался на тротуаре.

— Куль, заводи мотор, — коротко распорядился Ессентуки. — Ушан, ты со мной.

После этого он энергично распахнул дверцу и вышел наружу. Вслед за ним из салона джипа выбрался лопоухий тип в строгом костюме. Федечка уже бодро вышагивал в их направлении. Ессентуки огляделся по сторонам. Его правая рука была небрежно заложена за спину. Двигатель джипа мягко заурчал.