Несмотря на жару и белый день, все окна в моей конторе были плотно зашторены. Смотреть на происходящее в нашем дворе у меня желания не было. Я и так хорошо себе представлял, что там сейчас происходит. Трупы увезли, и теперь полтора десятка моих бывших коллег с деловым видом изображали кипучую деятельность: главным образом опрашивали свидетелей и считали найденные на земле гильзы.
Ни от того, ни от другого пользы не предвиделось. Экспертиза впоследствии установит, что стреляли из автоматов Калашникова — хотя это и без всякой экспертизы ясно. А все свидетели вместе взятые вряд ли добавят что-либо существенное сверх того, что уже успел рассказать я в трех или четырех однообразных интервью постепенно подъезжающим представителям органов правопорядка. Остается, правда, вероятность того, что кто-то из окон близлежащих домов мог наблюдать наши с Мойвой физкультурные упражнения на крыше. Но пока этого не случилось, о чем можно было судить по глубокомысленной версии, довольно скоро восторжествовавшей в среде задействованных на месте происшествия пинкертонов: киллер на чердаке работал дублером убийц в «жигулях» и, высунувшись из слухового окна больше, чем надо, по собственной неловкости свалился вниз. Идея принадлежала Мнишину. Дальнейшее развитие и детализация — Харину. От высказывания своего мнения я воздержался.
У меня, честно говоря, хватало своих забот. Я чувствовал, что понемногу зверею, как тот вождь африканского племени, который никак не мог выбросить надоевший бумеранг.
Только что, кажется, нашел заказчика, киллера и даже посредника, расставил фигуры по клеточкам, полностью разъяснил ситуацию, где тут белые, где красные — так вот на тебе! Все остальные отринутые было за ненадобностью подозреваемые теперь вернулись, из жертв опять превратившись в потенциальных убийц, и бродят вокруг меня, как тень тещи отца Гамлета, смущая мой покой.
Итак, попробуем разобраться во всем с самого начала.
Блумов убийца? Безусловно. По его заказу Мойва стрелял на кладбище и сегодня собирался стрелять с крыши. В кого? Тут легкая неувязочка. Бобс с откровенной ненавистью говорил о банкире Забусове, но Мойва целился в Эльпина. Впрочем, это-то как раз легко объяснимо: автомобильный торговец хотел запудрить мне таким образом мозги, и следует признать, в этом почти преуспел.
Но следом возникает целая гора новых вопросов. Я наивно предполагал, что Бобс сделал заказ ванинским. Но тут выяснилось, что все наоборот, и это ванинским заказали Бобса. Кто заказал?
Вот тут и возвращается опостылевший бумеранг, чтобы с оттяжкой хрястнуть меня по бараньей башке. Подозреваемых было трое, теперь, стало быть, осталось два: Эльпин и Забусов. Блумов, как я теперь знаю, нанял киллера, чтобы уничтожить шоумена Эльпина. Но кто нанял убийц, чтоб уничтожить самого Блумова? Если рассуждать, так сказать, линейно, то естественнее это было сделать Эльпину: по принципу «ты меня — я тебя». Тем более что именно на Эльпина как на потенциального убийцу прямо и нелицеприятно указывал банкир Забусов. Но меня уже однажды провели на этой мякине: из слов Бобса я сделал поспешный вывод, что он метит в Забусова. Так что вполне вероятно, из слов Забусова следует вывести, что его мишень совсем не Эльпин, а наоборот, тот, о ком он не обмолвился дурным словом — автомагнат Блумов. Тогда, получается, убийца — банкир? Тьфу, черт, голова кругом!
А главное — все это лишь предположения, и чтобы превратить их в уверенность, надо все начинать практически с начала. Абсолютно ясно стало лишь одно: в этой теплой дружной семеечке уже на сегодня обнаружилось по крайней мере два убийцы. А если вспомнить, как разительно отличаются друг от друга способы, которыми действовали Мойва, киллеры в «жигулях» и тот, кто зарезал, отравил, выбросил в лестничный пролет первые четыре жертвы... Тогда, может, и не два. Может, больше...
Понятно, наверное, какое должно быть настроение у двое суток урывками спавшего человека, который к тому же все это время носился кандибобером по городу, скакал по чердакам, подвалам, кладбищам, стройплощадкам, раздавал направо-налево тумаки, оттуда же получал их в не меньшем количестве, несколько раз был едва не прибит до смерти и в результате всего этого неслыханного подвижничества остался полностью на бобах. Как говорится, кругом шестнадцать. А тут еще единственный помощничек явился на службу только в двенадцатом часу с лицом иссиня-зеленого цвета, похожим на недозрелый баклажан. Прокопчик донес себя до рабочего кресла и опустил туда свое тело, как розу в вазу. Мне стоило немалых усилий сдержать раздражение и, хоть не слишком любезно, однако все же поинтересоваться его здоровьем.
— Я п-потерял очень много к-кала, — сообщил он слабым, но полным достоинства голосом.
Впрочем, на фоне собственных проблем сейчас мало кто мог вызвать у меня сочувствие. И невзирая на тяжелую калопотерю, Прокопчик был немедленно и безжалостно отправлен для выполнения ряда срочных поручений. Физиономия у него, когда он выбирался из-за стола, была брюзгливо-надутая, как у младенца, которого мучают газы. Но возразить не посмел.
А я, твердо решив больше не соваться в воду без предварительного геодезического исследования на предмет установления броду, снял трубку и набрал номер Пирумова. Потому что, если кто и мог мне сейчас помочь, так это он.
Лев Сергеевич был, как всегда, любезен, но на этот раз тверд:
— Нет-нет, дорогуша, и не уговаривайте! Сейчас абсолютно не могу — через двадцать минут у меня прием в консультации. Я не имею права заставлять людей ждать. Это же клиенты! Каждый — на вес золота! — и действительно, казалось, он уже даже не стоит на месте, а, полный неуемной жизненной энергии, приплясывает от нетерпения, бежит, летит навстречу клиентам прямо с трубкой в руках.
Но после того, как я сжато описал ему утренние события, Пирумов словно споткнулся на полном скаку и переспросил совсем другим, глухим и отрывистым тоном:
— Оба насмерть, говорите? А я-то, старый дурак, грешным делом еще злился утром, кто это там во дворе мотоцикл без глушителя гоняет... — Он помолчал, тяжело дыша в трубку, потом в ней послышались какие-то странные всхлипывающие звуки, и я уже не на шутку испугался, не стало ли старику плохо, но адвокат, видимо, взял себя в руки и произнес:
— Все в порядке. Сейчас рассосу таблетку и буду в норме. Приезжайте ко мне в консультацию через час, это на Зубовском бульваре, не доезжая «Прогресса». Я постараюсь всех раскидать, и мы поговорим.
По его вновь ставшему нетерпеливым тону, я понял, что он сейчас положит трубку, и, осознав, что не успел сказать самого главного, закричал:
— Стойте! Лев Сергеевич, вам нельзя выходить из дому!
— Это еще что за глупости? — неприятно удивился он.
Я замялся. Мне совершенно не хотелось выкладывать адвокату секреты собственной кухни. Пришлось прибегнуть к доброй старой, проверенной временем милицейской терминологии:
— По оперативным данным... — начал я, понижая голос.
— Есть сведения, что вы тоже... Понимаете?
Однако я не на того напал.
— Чушь! — сердито фыркнул старый законник. — Кому я нужен? Мне наследства не полагается, я ни на что не влияю! Не морочьте голову себе и мне заодно. Жду через час.
На этот раз трубка действительно шмякнулась на рычаг, оставив меня в полном недоумении. Первым порывом было немедленно выскочить на улицу и последовать за Пирумовым, пытаясь предотвратить беду. Вторым — уже не порывом, правда, а более зрелым плодом размышлений, стало понимание довольно простых житейских резонов. Во-первых, вряд ли я в одиночку смогу защитить адвоката от снайпера или от шквальной огневой атаки типа утренней. А во-вторых, все-таки маловероятно, что, наделав столько шума, киллеры решатся на следующее покушение с таким коротким интервалом. Приняв все эти соображения к сведению, я слегка успокоился и стал решать, как использовать образовавшееся свободное до назначенной встречи время.
Поскольку у меня опять оказалось в наличии два подозреваемых, хочешь-не хочешь надо было за них приниматься. Я поискал у себя на столе визитную карточку, оставленную Забусовым, и набрал номер его офиса в банке. В конце концов, мне было все равно, с кого начинать, но для разговора с Эльпиным требовался повод, которого у меня пока не имелось, зато банкиру хватало, что сказать.
Но прежде чем меня с ним соединили, пришлось пройти целый каскад секретарей и референтов, каждый из которых придирчиво интересовался, по какому я вопросу, после чего просил подождать минуточку, на протяжении которой мне не давали скучать посредством исполнения какой-то весьма бравурной музыки — по-моему, это был «Танец с саблями» Наконец в трубке возник голос Забусова.
— Нам необходимо встретиться. Срочно. Важные новости, — начал я в том же жизнеутверждающем ритме бессмертного творения Арама Хачатуряна. Но ответ банкира прозвучал явно не в унисон.
— Да? — хмыкнул он кисло. — Если насчет Боречки Блумова — царствие ему небесное. Это уже даже в утренние новости попало.
— Нет, — продолжал я напористо. — Вернее, не только. Я нашел то, что вы просили. Вернее, того.
— Ого, — протянул он заинтересованно. — Вот так прямо и нашли?
— Вот так прямо и нашел, — подтвердил я. — К тому же получил вещественные доказательства — все, как положено. Готов подъехать вместе с ними к вам в банк.
— Ну зачем в банк? — протянул Забусов. — Давайте встретимся где-нибудь в нейтральном месте, на природе. Воробьевы горы устроят?
Если банкир опасался подвоха с моей стороны, то зря. Чтобы честно отработать обещанные денежки, я намерен был показать товар лицом — продемонстрировать пленку с записью разговора Блумова с Лешаком. Разумеется, после этого было бы наивно собираться проделывать с Забусовым точно такой же фортель. Я и не собирался. Поэтому сразу согласился:
— Устроят. Скажем, через два часа на смотровой площадке. И гонорар сразу захватите. Чтоб лишний раз машину туда-сюда не гонять.
Положив трубку, я посмотрел на часы и обнаружил, что до визита к Пирумову осталось чуть больше получаса. А путь до Зубовской неблизкий, а в городе могут быть пробки, а если я опоздаю к адвокату, то могу опоздать и к банкиру. Короче, надо было срочно трогаться. Но уже через десять минут я понял, что опоздать могу отнюдь не по причине нехватки времени или напряженного дорожного движения.
Для начала я сам с огорчением заметил, что совершил непростительную ошибку, которую профессионал может совершить, только находясь в состоянии аффекта. В каковом, впрочем, я и находился последние пару суток с легкими перерывами. А в очень скором времени с прискорбием удостоверился, что эту ошибку заметили и другие.
Добравшись до дома сегодня под утро, я, хоть и пребывал в растрепанных чувствах, не забыл поставить машину в соседний двор, приткнув ее в самый дальний угол между чужими «ракушками»: мера предосторожности, не лишняя для тех, кто имеет основания опасаться за свою жизнь и хочет по меньшей мере исключить возможность взлететь на воздух одновременно с поворотом ключа зажигания. Мне уже приходилось бывать в аналогичных ситуациях, поэтому ничего нового в данном случае я не выдумал и действовал почти рефлекторно — это-то меня и сгубило. Выйдя из подъезда, я быстрым шагом направился в сторону трансформаторной будки, но посреди пути вдруг резко свернул направо, мельком кинув взгляд через плечо, проскользнул узким, покрытым многолетним слоем окаменелых экскрементов проходом между ржавыми гаражами на задах бойлерной, нырнул в пролом бетонного забора, дважды лихо перемахнул через метровую ограду, стерегущую целомудрие пожухлого, как локоны старой девы, газона, и оказался у цели, на сто процентов удостоверившись, что за мной никто не следит. Тщательно осмотрев «кадета», я пришел к выводу, что здесь тоже все вроде бы чисто. И тем не менее завел двигатель с замиранием сердца — но никаких неприятностей не последовало. Если не считать того, что противоположный выезд из двора, которым я рассчитывал выскочить на соседнюю улицу, оказался напрочь перекопан как всегда не вовремя свалившимся с неба экскаватором с надписью «Мосинжстрой». Причем судя по его понуро опущенному ковшу, облепленному хорошо пропеченной солнцем глиной, свалился он давно, а отвалит отсюда еще нескоро.
Так мне, дураку, и надо, думал я, остервенело дергая рукоятку передач, подавая задом и разворачиваясь. Не проверил пути отхода, понадеялся на «авось» и в результате сам себя загнал в тупик, конспиратор чертов! Теперь выезжать придется той же дорогой, что от моего дома, и если окажется, что те, кого я опасаюсь, ждут меня где-нибудь на уголке, который мне никак не миновать, все ухищрения пойдут насмарку. Не больше трех минут мне потребовалось на то, чтобы убедиться: ждут. И, похоже, те самые.
На этот раз, правда, вместо поднадоевшей уже зелено-бутылочной BMW это был мощный тупорылый джип «паджеро» морковного цвета с тонированными стеклами, похожий на небольшой кирпичный сарай. А при выезде на Ленинградский проспект у Петровского замка я понял, что это, кажется, еще не все: прямо передо мной чересчур навязчиво терся темно-синий юркий скоростной «сааб-900». По всему было видать, что в этот раз ко мне решили проявить должное уважение. Но я не оценил.
Вообще-то из собственно визита к Пирумову я не собирался делать секрета. Однако позволять протоколировать последующую встречу с Забусовым не входило в мои планы. Я уж не говорю о том, что, насмотревшись на ихние методы, можно было ожидать от этих ребят всего, чего угодно — вплоть до пальбы прямо на людной улице. А так как время поджимало, требовалось действовать, особенно не рассусоливая.
К сожалению, перспективы оторваться были не слишком радужные. Прежде всего, не вдохновляли изначальные условия задачи. Дано: Ленинградский проспект. Направление: к Центру. Поворотов налево: ноль. Поворотов направо: раз-два и обчелся. То есть если мне что-нибудь и светит, то только при полном напряжении мозгов с целью извлечения из глубин памяти каких-то специфических знаний в области местной топографии. Я напряг — аж скулы свело. И, кажется, извлек.
Для начала надо было вывернуть на боковую дорогу, идущую параллельно основной. Этот маневр я выполнил, не демонстрируя резких движений, так что трамвайные пути в районе отеля «Аэростар» мы пересекли, как добрые друзья, в уже установленном порядке: левее и чуть впереди «сааб», потом я, джип замыкающий. До поры я не собирался демонстрировать, что обнаружил «хвостик», но пора эта стремительно приближалась со скоростью примерно восемьдесят километров в час. Сперва у меня появилась было мысль свернуть на Беговую и там попытаться неожиданно для преследователей развернуться на светофоре в последний момент перед встречным потоком машин — мне не раз случалось проделывать подобный финт, и чаще всего он действовал безотказно. Но я вовремя вспомнил, что не так давно все светофоры на этой улице убрали, соорудив вместо них подземные переходы. А ехать дальше, до Пресни, не было времени. Поэтому я решил попробовать кое-что иное.
В потоке машин я продолжал двигаться во втором ряду, ничем не выказывая охватившего меня напряжения, и так благополучно миновал поворот у стадиона Юных пионеров. К этому моменту уже я сам, как юный пионер, был готов... К чему он там должен был быть готов? К труду и обороне? Нет, кажется, к борьбе за дело. Ну что ж, к борьбе так к борьбе. Поравнявшись с узкой и малоприметной Беговой аллеей, я резко крутанул руль вправо. Едва успев затормозить, на меня чуть не наехал пузатый, словно воздушный шарик, весь размалеванный рекламой «сниккерса» минивэн. Ему тут же с грохотом влетел в округлый зад пыльный и мятый, как жестянка, которую гоняли по пустырю, ушастый «запорожец». Дальше за ними еще что-то скрипело, скрежетало, смачно стукалось и матерно орало — что, я не видел, было не до того. Ударив по газам, я ринулся под тенистые своды аллеи, успев краем глаза отметить, что задача номер один достигнута: вертлявый «сааб» проскочил вперед и вернуться ему теперь практически невозможно, а значит, все идет по плану.
Все действительно шло по намеченному плану, потому что он как раз и состоял в том, чтобы из двух автомобилей за мной остался именно крупногабаритный джип. Эта улочка была не чета магистрали и больше напоминала ухабистый проезд между домами, но я не сбавлял скорости: «паджеро» нагонял меня. По правую руку на небольшой горке возник знаменитый многоэтажный Дом-на-ногах, ажурный памятник эпохи завитого социализма, снисходительно сбегающий гранитной лестницей вниз, туда, где по соседству доживали свой век сгорбленные от вечных забот, грязно-желтые, как лагерные бараки, малоэтажки, и я сосредоточился, готовясь к решающему моменту. Сейчас справа появится просвет между зданиями, как водится, перегороженный туземцами шлагбаумом на двух стойках, «чтоб не ездили тут всякие». Весь фокус в том, что с нормальным человеческим глазомером кажется, будто обычный автомобиль под перекладиной из мощной железнодорожной рельсы проехать не может никак, но мне случилось однажды выиграть у Прокопчика «американку», доказав обратное. В каких-нибудь, правда, паре сантиметров мой «кадет» все-таки прополз, пролез, проскребся. Но то — на медленной скорости, а сейчас я несся во весь опор: утратив, похоже, иллюзии насчет своего инкогнито, «паджеро» наваливался на меня сзади, как дурной сон. Меня подбрасывало на рытвинах и ямах, перекладина стремительно приближалась — и я в последнее мгновение не выдержал, весь сжался в ожидании неминуемого удара и закрыл глаза. А когда открыл, обнаружил нас с джипом по разные стороны баррикады. Страшно скрипя скатами, «паджеро» тормозил юзом и остановился почти вплотную к полосатой железяке своими лакированными ребрами.
Однако торжествовал я рано. Еще выворачивая на Беговую в сторону Ленинградки, я проконстатировал, что джип, судя по всему, не собирается сдаваться. Взревев взахлеб, он развернулся и ринулся обратно, но пропал из виду не надолго. Похоже, я недооценил ходовых качеств этого творения фирмы «Мицубиси» — а также ярости, в которую мне удалось вогнать его наездника. «Паджеро» легко взлетел вверх по предназначенной для пешеходов лестнице, промчался под ажурными опорами и, даже не замедлив хода, соскочил с тротуара на проезжую часть, снова дыша мне в затылок. Вот тут я начал потихоньку впадать в панику.
У меня был выбор: нырнуть в тоннель или развернуться над ним в обратную сторону. Впрочем, нет, никакого выбора у меня не было: по прямой этот обезумевший гроб на колесах догонит меня в два счета, я могу выиграть хоть что-то, только маневрируя на коротких дистанциях. Заложив крутой вираж, достойный Гран-при в Монте-Карло, я устремился вдоль стадиона, молясь об одном: Боже, не дай ему обогнать меня сейчас, ибо если это случится, он просто размажет моего несчастного «кадета» по кирпичной стенке. Вероятно, молитва была услышана, потому что, когда ограда кончилась, я был все еще на полкорпуса впереди и, воспользовавшись этим, крутанул руль, выскочив на тротуар.
Нет, это не было актом отчаяния — я все еще пытался бороться. На задах стадиона проходят трамвайные пути, по которым не больно разгонишься, и я сейчас стремился именно туда. Только рельсы в узком пространстве между оградой и зелеными насаждениями — ни асфальта, ни пешеходной дорожки. И когда под колесами оказались первые камни брусчатки, меня тряхнуло так, что я до крови прикусил себе язык. Но и джип в зеркале заднего вида трясло, как на вибростенде. Поворот — и я увидел перед собой стоп-сигналы плетущегося неторопливой рысцой трамвая. А невдалеке по другой колее катил, подрагивая на стыках, встречный. Он приближался и приближался, я уже мог различить его номер — «23». Родной двадцать третий, сколько раз мы с ребятами катались на твоем буфере, выручай, милый, может, это мой последний шанс!
Я изо всех сил надавил на педаль газа. Машину бросало из стороны в сторону, грозило вот-вот кинуть либо на забор стадиона, либо в кусты, но мой «опель-кадет» держался, и я мысленно поклялся ему, что, если останусь жив, произведу его в «опель-капитаны». Или даже «опель-адмиралы». Напрягая последние силы, мы с ним все-таки вырвались вперед, нагнали и обогнали вагон слева, в последнее мгновение между жизнью и смертью успев нырнуть обратно вправо перед носом грозно звенящего и выбивающего стальными копытами снопы искр встречного. Как там дальше у трамваев сложились отношения с джипом, я не знал, да и знать не хотел. Еще несколько десятков трудных метров, и я свернул влево на гладкий асфальт Боткинского проезда, окончательно потеряв «паджеро» из виду. Каково же было мое разочарование, когда через пару минут, пытаясь вклиниться в непрерывную череду машин у выезда на Беговую, я снова увидел этого гада за своей спиной!
Джип подлетел сзади с такой скоростью, что мне почудилось, будто он хочет взять меня на таран. Но эта огромная махина затормозила буквально в полуметре сзади, и я внутренне затрепетал, приготовившись к самому худшему. Однако мне и в страшном сне не могло привидиться, какое это самое худшее примет обличье!
«Паджеро» взвыл у меня над загривком и своим огромным, как батарея парового отопления, стальным бампером уперся в мой багажник. «Кадета» поволокло вперед, словно щепку порывом ветра, выталкивая на проезжую часть, по которой в ближних ко мне рядах со стороны Савеловского вокзала на бешеной скорости несся чадящий и грохочущий поток грузовиков. Рефлекторно я со всей силы надавил на тормоз, но это, похоже, не произвело на жаждущее моей гибели механическое чудовище ни малейшего впечатления. Тогда, опомнившись, я почти истерически врубил заднюю передачу и упер в пол педаль газа, но этим тоже, если и оттянул неизбежный конец, то лишь на какие-то секунды. Двигатели обеих машин ревели на пределе, однако куда моим бедным взмыленным, загнанным, падающим с ног от усталости восьмидесяти лошадкам было тягаться с его двухсотсильным откормленным табуном!
Почему-то только теперь мелькнула идея попытаться выскочить из машины, но сразу стало ясно, что я уже не успеваю: неумолимая сила толкала меня вперед, бездушно выдавливая из жизни, как остатки крема из тюбика. В последний момент в опустевшей голове, как в пробитом бензобаке, остались размазанные по стенкам всего две совершенно не имеющие практического применения мысли. Первая досадливая — за темными стеклами джипа не видно сидящих там людей, и я даже не знаю, злорадствуют ли они, торжествуя победу, или просто спокойно и деловито выполняют свою работу. А вторая элегическая — скорей всего, я погибну под колесами вон того громадного, как дом, панелевоза, и, вполне возможно, одна из плит, которые он прет на своем горбу, станет мне могильной.
Впрочем, нет. Все эти дурацкие глупости были в предпоследний момент. Потому что в самый что ни на есть распоследний я увидел во втором ряду крошечный просвет, двинул рукоятку на первую передачу, изо всех сил газанул и, едва не царапнув пышущий жаром капот панелевоза, вылетел туда. Зад занесло, руль чуть не вырвался из моих рук взбесившимся удавом, но я удержался, выровнял «кадета», врубил вторую, третью... И хотя руки тряслись, а едкий пот заливал глаза, в зеркале мне удалось разглядеть, как неожиданно потерявший упор «паджеро» по инерции вынесло вслед за мной прямо под панелевоз, смяло, перевернуло, откинуло на середину улицы лоб в лоб с рефрижератором и дальше пошло со всех сторон бить, долбать, крушить, словно в гигантской мясорубке.
Дрожь окончательно прошла и пот высох, лишь когда я миновал Красную Пресню. А уже влившись в безбрежное и неторопливое течение Садового кольца, я совсем пришел в себя. И только здесь вдруг подумал, что мне так и не удалось увидеть лица того, кто хотел превратить меня в кровавый бессмысленный шмат раздавленного мяса.