Сестры-яги были очень похожи друг на друга. Разве что Ягуля Янусовна отличалась еще более отталкивающей внешностью, чем Ядвига, благодаря не одной, а двум рельефным бородавкам, симметрично располагавшимся на крыльях клювообразного крючковатого носа, да еще более, чем у сестры, свалявшимся и спутанным серым космам, доходящим ей до плеч. Впрочем, безобразие и красота – понятия, как известно, относительные, и обе Бабы-яги уже много столетий слыли в стане леших писаными красавицами.

Существовало у них еще одно различие, коим Ягуля Янусовна чрезвычайно гордилась. В незапамятные времена ей удалось по секрету от сестры приобрести на волшебном аукционе осколок метеорита, свалившегося прямо с Марса. Один алхимик из Темных переплавил осколок в металл, а из него соорудил ей искусственную ногу. Сей рукотворный шедевр стал предметом постоянных распрей между Ядой и Гулей. Ибо последняя не упускала случая подчеркнуть, насколько ее нога дороже, надежнее и удобнее той, что служит сестре, а та не уставала хвастаться натуральностью и экологичностью своего мамонта. В подобных спорах словесные аргументы часто исчерпывались, и тогда в ход шли те самые ноги. Сестры принимались лупить друг дружку до тех пор, пока кто-нибудь не просил пощады. Правда, сейчас они так рады были увидеться после долгой разлуки, что ни о каких спорах и ссорах не помышляли.

– Заходите, гости дорогие, – пригласила хозяйка таким тоном, будто на самом деле хотела сказать: «Глаза б мои вас не видели!»

Нормального человека, вошедшего внутрь подобного жилища, немедленно в ужасе вынесло бы обратно. Он бы просто задохнулся от жуткого запаха. Представьте себе, если одновременно воняет протухшей рыбой, дохлыми мышами, свежим свиным навозом, грязными носками, струей молодого скунса и очень старым, по крайней мере год пролежавшим на подоконнике сыром «Камамбер», и вы получите представление о том, как благоухало в Ягулиной избушке на курьих ножках.

Изба не радовала не только нос, но и глаз зашедшего. Все пространство ее занимала одна большая, пыльная, давно не убиравшаяся комната со множеством закутков, закоулков и тремя подслеповатыми окошками, сквозь запыленные стекла которых едва проникал свет. Мебели было много, но все какой-то старой, замызганной, колченогой. Шкафчики, комодики, этажерки как на подбор покосились на одну сторону, подобно самой хозяйке, заметно припадавшей при ходьбе на свой метеоритный шедевр. Даже огромный стол, стоявший посередине горницы, страдал тем же пороком, и оставалось лишь удивляться, как многочисленные глиняные чашки, плошки и горшочки не соскальзывали с него на пол.

Единственным ровным сооружением здесь была печь – широченная, монументальная. В такую поместился бы не только какой-нибудь несчастный маленький Жихарка, но и, к примеру, вся прибывшая сейчас компания Темных вместе с Козлавром. Потолка в комнате не было, и печь вздымалась до самых стропил, увешанных сушеными травами и мышами, вялеными ящерицами и змеями, копчеными птицами и рыбами; среди них по-хозяйски восседали часы-ходики в виде избушки, из которой возмущенно таращилась на гостей разбуженная кукушка.

Словом, у нормального человека от вида и запаха подобного жилища мурашки бы побежали по телу, а к горлу подступила бы тошнота, и захотелось бы бежать, бежать прочь без оглядки. Однако, как известно, о вкусах не спорят, и компания Темных никакого дискомфорта не испытала. Разве только поэт-сатирик немного поморщился, когда впервые вдохнул воздух в доме. Его даже чуть-чуть замутило, но поэт он и есть поэт, пусть даже из стана Темных. Эти творческие натуры как-то все чувствуют по-особому, обостреннее, что ли. Правда, уже на втором вдохе Козлавр попривык.

– Уф-ф, и устал же я. Прямо ноги отваливаются, – с этими словами Ничмоглот Берендеевич, лишь слегка стряхнув с себя болотную грязь, плюхнулся в перекошенную качалку. – Хорошо у тебя тут. Тепло. Уютно.

– Очень хорошо, – поддержали сестры-ведьмы, рассаживаясь по колченогим лавкам.

Лишь Козлавр неуверенно проблеял:

– Может, немного проветрим?

Но на него со всех сторон так свирепо зашикали, что он предпочел больше не высказываться.

Ягуля проворно накрыла на стол. Все с дороги проголодались и жадно накинулись на угощение. В особенности радовался Ничмоглот, наконец получивший свои любимые пирожки с козявками. Сестры-яги унаследовали рецепт их приготовления от бабушки, и пирожки стали в их домах дежурным блюдом. Татаноча, Натафталина и Лукреция, как семечки, щелкали печеных тараканов. А вот для Козлавра в доме Ягули Янусовны не нашлось ничего съедобного. Как он ни старался убедить себя, что еда есть еда, кусок в горло не лез, и поэт-сатирик, сославшись на головную боль, сказал, что пойдет подышать воздухом во дворе. На самом деле он, кляня на чем свет стоит свою злосчастную судьбу, отправился утолять голод луговой травкой. Ему грезились кофе с булочкой, но они были так далеко!

А в доме вели серьезный разговор о том, ради чего гости и отважились на нелегальную командировку. Они явились сюда, чтобы вернуть себе то, что, по их глубокому убеждению, принадлежало им по праву и было незаконно присвоено Силом Троевичем. И времени на осуществление планов у них оставалось в обрез. Ибо пробить защиту великого чародея возможно было лишь в течение недели после праздника Ивана Купалы. Если удастся, они победят, а победителей, как известно, не судят. Если же не удастся… Но о подобном исходе компания Темных предпочитала не думать.

– Ягуля, давай-ка рассказывай, что тебе удалось разнюхать о маге и учениках? – спросила Ядвига.

Сестра тяжело вздохнула, громко высморкалась, после чего долго прочищала огромным грязным носовым платком бородавчатый нос. Ничмоглот наблюдал за ней с восхищением.

– Ох, тяжело выяснять-то было, – наконец ответила Гуля. – Зелье по рецепту Татаночи готовила, сорокою оборачивалась, над чародейским домом летала. Но внутрь-то мне не попасть. Защита слишком сильна. Да и на участке у них особо не посидишь. Кругом одни Флорианы во главе с Охранным Дубом. Ветвями трясут, сесть некуда. А еще эта Галина Ивановна. Я у соседей было устроилась, оттуда хорошо чародейский участок видно. Так галка и оттуда меня прогнала. Настоящий воздушный бой навязала.

– Неужто учуяла? – охватило беспокойство Ядвигу.

– Да нет, – успокоила ее сестра. – Она всех гоняет для безопасности. Эх, извела бы я ее, да не могу.

– Даже если бы могла, – процедила сквозь зубы Тата. – Нечего всякими глупостями внимание привлекать. Лучше скажи, что ты выяснила?

– Не много, – призналась местная Баба-яга. – Ученики на месте. Каждый день к Силу Троевичу ходят. Значит, начали заниматься. И волшебство я вокруг почуяла.

– Портит учеников, – с досадой проговорила Ната. – После переучивать придется.

– И заклятье на светлые силы накладывать, – добавила Луша.

– Вы сперва учеников обратно получите, – усмехнулась старшая сестра.

– А я почему-то верю, что все у нас выйдет, все нам удастся! – воскликнула Луша.

– Цыц! – прикрикнула на нее Тата. – Сглазишь. С учениками более или менее ясно, – деловито продолжила она. – А сам чародей что?

– Не знаю, – развела руками Гуля и опять громко высморкалась. – Он совсем из дома не выходит.

– Под защитой сидит, – злобно буркнула Ядвига. – Посмотреть бы, что там у них делается.

Старшая ведьма задумалась:

– Как говорится, попытка не пытка. Давай, Гуля, разводи огонь.

Сестры-яги направились к печи. В ней тут же загудело, затрещало, заухало. Комнату озарили всполохи пламени.

Гуля и Яда достали из закутка старый закопченный котел.

– Такой годится или поменьше надо? – спросила Ягуля у Татаночи.

– Сойдет, – махнула узловатой рукой та. Сестры-яги, наполнив котел водой, поставили его на огонь. Пока вода закипала, Татаноча перечислила все, что потребуется ей для колдовства. Затем, встав на шаткую стремянку, сорвала со стропил несколько пучков сушеных трав, парочку сушеных мышей и одного копченого воробья.

– Толките все это в ступе, – скомандовала она своим сестрам, а сама в это время, пристально глядя на закипающую воду, бормотала какие-то заклинания.

– Готово, Таточка, – наконец объявила Луша. Старшая сестра, не оборачиваясь, протянула руку за ступой, затем резким движением высыпала получившийся порошок в уже бурлившую воду. Вода стала кроваво-красной, потом – зеленой и в итоге – чернильно-черной.

– Готово, – хрипло произнесла Татаноча. – Снимайте.

Сестры-яги покорно вынули котел из печи.

– Сейчас немного остынет и перельем, – продолжала руководить процессом Тата. – Тазик какой-нибудь у тебя есть? – обратилась она к Гуле.

– Есть, – ответила Баба-яга. – Медный. Я в нем вареньице варю. Черничное и земляничное. Очень для глаз полезно.

– Пойдет. Неси, – коротко распорядилась Тата.

Когда черную жидкость перелили, на поверхности образовалась толстая блестящая, как зеркало, пленка, в которой отразились склоненные лица компании Темных, в том числе и успевшего вернуться в дом Козлавра.

– Начинаем, – шепнула Тата.

И все три ведьмы хором забормотали заклинание.