I

- Вымпел»? Соедините с первым.

- Одну минуточку, - телефонистка штаба бригады противолодочных кораблей Таня Наумова проверила, свободен ли комбриг, и сказала: - «Заря», первый вас слушает.

Убедившись, что абоненты разговаривают, Таня положила трубку и откинулась на спинку стула. Она знала, что разговор капитан-лейтенанта Гвоздева с комбригом будет долгим. Из командиров кораблей Гвоздев - самый молодой, и комбриг требует, чтобы он докладывал обо всем обстоятельно.

Чудак этот Гвоздев, даже не поздоровался. А ведь с того вечера пошла уже вторая неделя…

Раньше, до вечера, она ни разу не видела Гвоздева, потому что его корабль стоял где-то в другой бухте. Но Таня хорошо знала голос Гвоздева, как знала голоса почти всех своих абонентов. Гвоздев среди них был самым назойливым и сердитым. Если другие командиры умели терпеливо ждать, пока начальство освободится, то Гвоздев ждать не хотел, он требовал, чтобы его соединяли немедленно. Иначе он кричал:

- Сколько же можно? Я третий раз звоню! Слушайте, барышня…

И это «барышня» звучало как ругательство.

Даже неоновый глазок на панели коммутатора, когда звонил Гвоздев, мигал как-то торопливо и нервно.

Сам Гвоздев представлялся Тане человеком мрачным и злым. Она была уверена, что у Гвоздева бульдожье лицо с маленькими колючими глазками и квадратными челюстями- точь-в-точь такое, какими бывают лица бандитов в кинофильмах.

Но однажды она вдруг услышала за своей спиной:

- А, Минуточка! Я вас сразу узнал по голосу.

Она тоже узнала его по голосу. Но это был и его и не его голос: сейчас он звучал мягко и весело.

Таня осторожно обернулась и увидела в полуоткрытой двери высокого и стройного капитан-лейтенанта. У него было сухощавое, с правильными чертами лицо: прямой - «римский» - нос, красиво очерченные губы, густые темные брови и поразительно чистые светло-голубые глаза. Они смотрели на Таню с недоверчивым удивлением.

- Так это вы и есть?-Он шире распахнул дверь.- Здравствуйте. Вот не ожидал…

Наверное, он тоже представлял ее другой.

- А вы - Гвоздев,-уверенно сказала Таня.

- Точно! - Он все еще рассматривал ее удивленно, но в этом удивлении уже не было недоверия, а проскальзывало что-то радостное. Потом он серьезно сказал: - Вот что, Минуточка. Вы когда сменитесь? В шестнадцать? Тогда мы сегодня пойдем в кино. Решено?

- Хорошо, - согласилась Таня неожиданно для самой себя. Потом вдруг опомнилась, хотела что-то сказать, но Гвоздев уже ушел. И это ее почему-то особенно обидело.

«Сколько в нем самодовольства! - думала Таня.- Ведь он, собственно, и моего согласия спросил только ради формальности. Он, видимо, уверен в своей неотразимости. А я, дурочка, согласилась. Ну уж дудки! В кино я с ним не пойду!»

Но она пошла. Гвоздев встретил ее у штаба. Стоял у крыльца и нетерпеливо постукивал по колену свернутой в трубочку газетой. Должно быть, ему было неловко стоять вот так, на виду у всего штаба.

Таня тоже испытывала большую неловкость. Она вот уже четыре месяца работала в бригаде, но еще ни разу ни с кем из мужчин никуда не ходила, хотя от всевозможных приглашений едва успевала отбиваться. За ней в бригаде прочно утвердилась репутация недотроги, и многие из ее поклонников теперь настойчиво атаковали Настю Шершневу - девушку некрасивую, но зато менее строгую.

А может быть, Тане неловко было еще и оттого, что она и сама не знала, почему идет с Гвоздевым. Ей и хотелось и не хотелось идти. Наверное, в нем было что-то такое, что заставляло просто повиноваться ему.

Гвоздев был тщательно выбрит. Воротничок рубашки девственно чист. Вряд ли Гвоздев успел съездить на свой корабль. Скорее всего, он одолжил воротничок у кого-то из своих приятелей. Воротничок был великоват и оттого морщился, то и дело выскальзывал из-под лацкана тужурки, и Гвоздев сердито запихивал ее обратно. «А ведь это он, наверное, для меня сделал!»-самодовольно отметила про себя Таня. И ее ужасно умилял этот непокорный воротничок.

Смотрели «Карнавальную ночь». Гвоздев смеялся звонко и заразительно. До отказа набитый людьми дощатый сарай, наспех приспособленный под зрительный зал, содрогался от взрывов хохота.

А Таня потихоньку плакала. Она вспомнила Москву, выпускной бал, веселую толкотню станций метрополитена, и ей стало жаль себя. Зачем она приехала в этот суровый заполярный край? Ведь все равно ома не стала строителем. Не стала потому, что бригадир сразу же сказал ей: «Не сдюжишь ты, девушка. Здоровье твое, видать, хрупкое и еще больше его надрывать никакого резону нет. Найдем тебе что-нибудь полегче». И ее послали на курсы телефонисток, а потом сюда, в эту еще необжитую бухту, которая почему-то называется «губой». Все это ей казалось сейчас нелепым и жестоким. Телефонисткой она могла бы работать и в Москве.

Гвоздев вдруг спросил:

- Что с вами?

- Ничего. Просто так.

Он близко нагнулся к ней и, положив ей на плечо руку, сказал:

- Не надо.

Больше он не смеялся.

Когда зажгли свет, Таня сказала:

- Вот видите, я вам только настроение испортила.

Гвоздев хотел что-то ответить, но в это время к ним

подошел Савин. Он приветливо кивнул Тане, пожал руку Гвоздеву и спросил:

- Как это вам, Танечка, удалось затралить этого отшельника? И у тебя, Борис, губа не дура.

- Послушай, - угрожающе произнес Гвоздев. - Тебе лучше помолчать.

- Смотрите-ка, он и сейчас разыгрывает святую невинность!- Савин рассмеялся.

- Идемте отсюда. - Гвоздев тронул Таню за локоть.

Они долго шли молча. Гвоздев сердито чиркал спичками. Они ломались. Наконец он прикурил и сказал:

- Извините, что так получилось. А на Савина не обращайте внимания. Он даже не понял своей бестактности.

- А вы никогда не бываете грубым? -спросила Таня.

- Вы это замечали?

- Да.

Гвоздев внимательно посмотрел на нее. Потом признался:

- Трудно мне, Минуточка. Можно мне вас так звать?

Таня кивнула.

- Так вот, бывает очень трудно. Командир-то я еще молодой. Ну и… Вы понимаете? Я сам себя иногда ловлю на этом. А заменить эту грубость чем-то другим пока еще не умею. Вы понимаете, о чем я говорю?

- Да.

Таня ждала, что он расскажет ей еще что-нибудь, но Гвоздев опять замолчал. Тогда она спросила:

- Вы давно знаете Савина?

- Мы с ним вместе учились, А что?

- Я просто так спросила.

Она умолчала о том, что Савин настойчиво преследует ее. Но Гвоздев, кажется, догадывался. Он сказал:

- В сущности, Савин неплохой парень. То, что его списали на берег, еще ничего не значит. В этом, может быть, и не его вина.

Таня по достоинству оценила мужественную честность Гвоздева. Она понимала, что ему сейчас, пожалуй, меньше всего хотелось бы хвалить Савина. И она деликатно перевела разговор на другую тему:

- Как вы считаете, многое здесь изменится за год г*

- Право, я об этом как-то не думал.

- А я думала. Я вообще часто думаю о том, как здесь будет через год, два, через три.

- А как будет? Ну, скажем, через год? Это очень интересно. Расскажите!

Он попросил об этом таким умоляющим голосом, что

Таня, вспомнив его телефонный голос, невольно рассмеялась. Потом с напускной серьезностью сказала:

- Мне кажется, что через год люди здесь будут менее любознательны.

- Браво, Минуточка! Один - ноль, в вашу пользу.

- Я думаю, что с таким счетом нам и следует закончить этот матч. Мне завтра рано на дежурство, - серьезно сказала Таня.

- Когда же состоится второй тайм?

- А это обязательно?

Он обиженно пожал плечами. Потом резко повернулся и, даже не попрощавшись, пошел обратно, к клубу. Таня растерянно посмотрела ему вслед. Он шел широкой, решительной, злой походкой.

II

Это было неудержимо, как обвал. Стоило хоть на минуту отвлечься от дел, как сразу наваливались воспоминания. Они, точно ночные бабочки около огня, кружились вокруг событий того вечера. Он помнил не только каждую фразу, каждое слово, сказанное ею, он слышал ее голос, видел золотые стружки ее волос, ощущал строгий, пронзительный взгляд ее больших серых глаз. Ему и сейчас становилось от этого взгляда как-то не по себе, взгляд этот как бы говорил: «А ну-ка, посмотрим, что ты есть за птица!»

Он упорно и безуспешно отгонял это, потому что считал это безнадежным, потому что не хотел верить в любовь с первого взгляда.

Он честно отгонял это и не мог отогнать.

Единственным спасением была работа. У него было по горло дел, они поглощали восемнадцать часов в сутки. Ему не хватало и восемнадцати. Он даже начал пользоваться электробритвой исключительно в целях экономии времени.

И все-таки не мог уйти от этого.

Она, как всегда, узнала его по голосу.

- Вам кого?

- Вас.

Она долго молчала. Гвоздев слышал ее дыхание сквозь треск и писк в телефонной трубке. Потом она кому-то оказала:

- Соединяю.

И опять он слышал ее дыхание.

- Минуточка!

- Да, я слушаю.

Нет, она не обижалась. Ей не на что обижаться. Хорошо, она придет на открытие клуба. Да, непременно придет.

…К церемонии торжественного открытия нового клуба он опоздал - задержали корабельные дела. Когда он пришел, официальная часть уже окончилась.

Надрывался оркестр, кружились пары. Пахло краской н духами. Ослепительно сияли трубы и люстры. Он машинально отметил про себя, что люстры, пожалуй, великоваты и старомодны.

Таня стояла у колонны и смотрела на танцующих. Увидев Гвоздева, она улыбнулась ему и пошла навстречу.

- Извините, что опоздал, - осторожно пожимая ей руку, сказал Гвоздев.

- В таких случаях говорят: «Лучше поздно, чем никогда».

- А вы были бы огорчены?

- Не ловите меня на слове. Знаете, я вот уже почти год не танцевала.

Он с сожалением посмотрел на ее туфли и сказал:

- Танцор из меня неважный. Но если вы рискнете, мы попробуем.

- Рискну.

Они втиснулись в толпу танцующих, и она неудержимо повлекла их.

Гвоздев танцевал плохо. Он знал, что танцует безнадежно плохо, и потому вел неуверенно, больше заботясь не о том, чтобы следовать музыке, а опасаясь, как бы не наступить Тане на ноги. Он натыкался на танцующих рядом, беспрестанно извинялся и от этого танцевал еще неуверенней. Наконец людской поток вытолкнул их на середину зала. Здесь было свободнее. Но в это время оркестр смолк.

- Вот видите, не получается, - смущенно сказал Гвоздев.

- Со временем получится, - великодушно обнадежила Таня. - А я думала, вы пошутили.

- Какие уж там шутки!

Оми не успели выбраться из круга, как снова грянул оркестр. Снова их стиснула толпа. Им ничего не оставалось, как танцевать.

Все повторилось сначала: Гвоздев едва успевал извиняться. Ему казалось, что эта пытка никогда не кончится. Он беспомощно озирался, выискивая свободное пространство, чтобы выбраться из кружащего их потока. Им это уже почти удалось, но тут Гвоздев увидел Савина. Тот стоял, прислонившись к стене, и насмешливо наблюдал за ними. Гвоздев снова втиснул Таню в живой людской поток.

Оркестр смолк. Гвоздев достал платок и вытер потный лоб.

- Тяжело? -участливо спросила Таня.

- Жарко.

- Давайте отдохнем.

Они пропустили один танец. Гвоздев впервые в жизни пожалел о том, что не умеет танцевать. Как-то так получилось, что не увлекся. Все не было времени: пока учился в Ленинграде, почти все свободное время отдавал театрам и музеям, а здесь до сегодняшнего вечера было негде танцевать. А сейчас и учиться, пожалуй, поздновато, да и стыдно.

Он видел, с какой завистью Таня смотрела на танцующих, сочувствовал ей, но пригласить больше не отважился.

Выручил флагманский штурман Лёвушкин. Он подлетел к Тане, галантно поклонился:

- Разрешите?

Таня вопросительно посмотрела на Гвоздева.

- Я пойду покурю, - сказал он.

Он еще немного постоял, наблюдая за ними. Они кружились легко и весело. Лёвушкин что-то говорил, Таня улыбалась.

В курилке было почти пусто. Задумчиво вышагивали двое таких же неудачников, как он. В перерыве между танцами зашли еще несколько человек. Они сделали по три-четыре торопливых затяжки и ушли. Вскоре Гвоздев остался в курилке совсем один. Он подошел к вделанному в кафельную стену зеркалу и долго и придирчиво разглядывал себя. Потом выждал, когда смолкнет оркестр, и вошел в зал.

Таня и Лёвушкин стояли у колонны и о чем-то разговаривали. Гвоздев стал пробираться к ним. И тотчас же заметил, что к ним пробирается и Савин. «Если Лёвушкин не пригласит ее, пойду танцевать сам», - решил Гвоздев. Он почему-то не хотел, чтобы она танцевала с Савиным. Но оркестр заиграл раньше, чем подошел Савин, и Таня с Лёвушкиным опять ушли танцевать.

- Веселимся? -спросил Савин.

- Как видишь.

- Ничего домишко отгрохали. Конечно, не Мраморный зал, но все же. По крайней мере будет куда вечером пойти. А то с тоски подыхаешь.

- Ну, мне тосковать особенно некогда.

- Да, я не завидую вам, корабелам. То ли дело на берегу! Слушай, Борька, тебе не надоело на корабле?

- Пока нет. А что?

- Не пойму я вас, тех, которые, кроме корабля, ничего не признают. Ну что ты там нашел хорошего?

- Видишь ли, я моряк.

- А я нет. Вот ушел с корабля и рад. Честно. Я думал море - это сплошная романтика. А какая к черту романтика, если с утра до вечера вкалываешь как проклятый. А тут еще штормы, снежные заряды, холодище, ночные вахты.

- Вот это и есть романтика.

- Кому как.

- А ты думал, что будут лазурные берега южных стран, попойки в портовых кабачках Рио-де-Жанейро? Так?

- Ну, не совсем так, но все же.

- Эх, Костя! Ничего ты не понимаешь.

- Где уж нам, - обиженно сказал Савин и отошел.

Пронесся снежный заряд, накинул на сопку белое покрывало. Таня поежилась.

- Холодно?-спросил Гвоздев.

- Снег все-таки лучше, чем сырость, с ним как-то уютнее. Я бы запретила убирать в городах снег с улиц. Никакого ощущения зимы.

- А я думал, вы любите только тепло.

- Это вы о том, в кино?

- И о том.

- Да, я люблю тепло!-с вызовом сказала Таня.

Но Гвоздев промолчал. Таня тоже умолкла. Потом спросила:

- О чем вы сейчас думаете?

- О вас.

- Не очень-то интересный предмет для размышлений. Ну и что вы обо мне думаете?

- Вы лучше, чем хотите казаться.

- Весьма утешительное открытие.

- Я говорю вполне серьезно.

- Давайте говорить о чем-нибудь более интересном. Например, о звездах. Вы ведь моряк, должны знать все звезды. Скажем, вот эта, что над самой трубой, как называется?

- Альфа Арктурус.

- А эта?

Она слушала его с жадным любопытством, поэтому Гвоздеву доставляло большое удовольствие рассказывать ей о звездах, созвездиях и галактиках.

- Знаете, мне захотелось куда-нибудь полететь. Скажем, на Марс.

- А меня вы возьмете с собой?-спросил Гвоздев.

Таня рассмеялась:

- Вы меня просто удивляете, Борис. Только что вы с таким хорошим увлечением рассказывали о звездах, были таким серьезным и умным. И вдруг - этот банальный вопрос.

- Ну и пусть банальный! А вы все-таки ответьте на него.

- Хорошо, я отвечу такой же банальной фразой: это будет зависеть от того, как вы себя поведете. Удовлетворены?

- Не совсем. Как же все-таки мне себя вести?

- Скромно.

- Хорошо, - пообещал Г воздев. Потом резко привлек ее к себе и поцеловал.

- Сумасшедший!-Таня мягко оттолкнула его.- Мне пора идти. Вот мой дом.

- Подождите!-Он снова, теперь уже медленно и властно, привлек ее. Она покорно уткнулась лицом ему в грудь и затихла. Гвоздев молча гладил ее волосы.

- Борис!..

- Не надо, Минуточка. Не надо ничего говорить.

…Где-то в доме пробили часы. Они уронили в тишину два гулких удара.

- Вам тоже пора идти, - сказала Таня.

- Пора.

- Скажите мне что-нибудь хорошее.

- Не умею. Все хорошие слова, какие я знаю, обесценены. Их слишком часто говорят. Другие. Другим. Я не хочу их говорить вам.

- Жаль. А мне так хочется, чтобы вы сказали мне что-нибудь хорошее, - вздохнула Таня. - Когда вы еще придете?

- Не знаю. Я позвоню. Или зайду прямо к вам. Можно?

- Лучше, если позвоните. Но если не застанете на дежурстве - заходите. Четвертая дверь направо.

III

Комбриг говорил коротко:

- На подготовку к переходу даю сутки. Пополните запасы, получите дополнительно по комплекту обмундирования. Распоряжения на этот счет уже отданы. Вопросы есть?

- Разрешите семейных отпустить на берег?

- Если без них управитесь - отпустите. Семьи сумеем переправить не раньше, чем через полгода. Жить там пока негде. Больных нет?

- Никак нет.

- Ну и хорошо. Кстати, пусть ваш врач возьмет побольше медикаментов. Аптек и поликлиник там тоже нет. Рассчитывайте на свои силы.

- Есть!

- Выход назначаю на два часа тридцать минут. Завтра вечером явитесь лично, доложите о готовности.

Гвоздев проводил комбрига до трапа. Когда машина комбрига отошла, сказал дежурному:

- Пригласите всех офицеров в кают-компанию.

Через пять минут офицеры были в сборе. Гвоздев подозвал всех к расстеленной на столе карте и сказал:

- Нашему дивизиону приказано перебазироваться сюда. - Он указал карандашом точку на карте. - Место необжитое, будет трудно…

Сутки прошли в хлопотах. Обнаружилась прорва дел, о которых Гвоздев даже не подозревал. Надо сменить оба комплекта сигнальных флагов, получить шкиперское имущество, пополнить боезапас, заменить две помпы, срок службы которых истекает через месяц… Несмотря на распоряжение комбрига, почти все пришлось выколачивать с боем. Даже ветошь и ту интенданты пытались «поприжать».

Наконец все было готово, и Гвоздев поехал в штаб. Комбриг задержал его ненадолго, что Гвоздева чрезвычайно обрадовало. Оставалось еще часа три для Тани. За всеми хлопотами и заботами он ни на минуту не забывал о ней. Последний раз он видел ее неделю назад, когда был в штабе на совещании. Им удалось поговорить минут двадцать, не больше. Потом несколько раз говорил с ней по телефону. А сегодня, как назло, у нее был выходной день, и он не смог предупредить ее.

Во всех окнах общежития горел свет. В коридоре пахло пирогами, где-то играл патефон. Гвоздев вспомнил, что сегодня суббота.

Четвертая дверь направо. Постучал. Из-за двери услышал голос Тани:

- Войдите.

Он распахнул дверь. И сразу увидел Савина. Тот сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Напротив, спи-ной к двери, сидела Таня. На столе стояла бутылка вина, лежали два лимона, коробка конфет.

- Извините, я, кажется, ошибся дверью, - сказал Гвоздев.

Таня резко обернулась, удивленно вскинула брови, что-то сказала. Но Гвоздев не слышал ее, он захлопнул дверь и выскочил на улицу…

Ушел! Вот чудак, неужели он истолковал этот визит Савина, как что-то такое?.. Как он мог о ней так подумать? Нелепо.

А Савин самодовольно продолжал:

- Я уже говорил с комбригом, он обещал комнату в новом доме, если женюсь. Служба у меня теперь спокойная- от и до. Вы, конечно, будете учиться, работать вам незачем.

- Слушайте, Костя. Ну, почему вы такой нудный?

Он не обиделся.

- Я вам, Танечка, говорю, исходя из жизненного опыта. В вас еще много такого, знаете ли, наивного. Вы еще не знаете жизни. Я знаю, что вы меня не любите. Но я уверен, что со временем вы привыкнете ко мне.

- Нет, Костя, к вам я никогда не привыкну.

- Ну, это как сказать. Если крепость нельзя взять штурмом, ее берут длительной осадой.

- Эх вы, стратег! Я вас очень прошу: уйдите! Вы мне просто надоели.

- Вы меня гоните?

- Господи! Ну, неужели вам даже это не ясно?

- Хорошо, я уйду.

Савин встал, надел шинель. Потом спросил:

- Скажите честно: Борис к вам приходил сейчас?

- Думаю, что да.

- Тогда понятно. Сожалею, что помешал вам попрощаться.

- Почему попрощаться?-насторожилась Таня.

- Завтра его здесь уже не будет.

- Но он вернется.

- Вряд ли. Сюда он вряд ли вернется.

Таня встала, подошла к Савину, взяла его за рукав:

- Договаривайте. Я вас очень прошу. Куда они уходят?

- Вот этого я не могу сказать. Просто перебазируются.

Таня опустилась на стул.

- Какая же я дура! Ну почему я его не вернула?

Она не слышала, как ушел Савин. Ею овладело какое-то безразличие ко всему, она сидела, ни о чем не думая, ничего не видя и не слыша. Не заметила даже, когда пришла Настя.

- Ого, ты кого-то ждешь?-спросила Настя, разглядывая бутылку. - Мускат. Крымский. В наших краях большая редкость. Где ты достала?

Таня долго смотрела на Настю непонимающим взглядом. Наконец до нее дошел смысл того, о чем говорила Настя.

- Это Савин принес. Выкинь ее в окно, - устало сказала Таня.

- Да ты что, чокнутая? Давай-ка лучше выпьем.- Настя открыла тумбочку, достала две чашки.

- Ты знаешь, Гвоздев уходит отсюда,- сказала Таня.

- Куда?

- Не знаю. Завтра.

- Жалко. Интересный парень. Я бы за такого, не задумываясь* пошла замуж.

- Ты только об этом и думаешь.

- А о чем же я, по-твоему, должна думать?-вспылила Настя. - Мне уже двадцать шесть. Еще годик-два, и я вообще никому не нужна буду. Если хочешь знать, я сюда только затем и приехала, чтобы выйти замуж. Мы здесь народ дефицитный. Иначе, думаешь, я бы поехала в эту дыру?

Вдруг Настя как-то разом остыла, подошла к Тане, обняла ее и ласково спросила:

- Ты его любишь?

- Не знаю. Наверно, да.

- Так что же ты тут сидишь? Иди к нему, может, успеешь. Я за тебя завтра подежурю.

- А это удобно?

- Ну и глупышка же ты, Танька!

Настя сдернула со своих плеч пуховый платок и бросила его Тане:

- Возьми, а то застудишься. Может, в кузове придется ехать. И валенки надень…

Попутных машин не было. Таня постояла минут двадцать и пошла пешком.

Дорога петляла, как заячий след. Она то круто взбиралась на сопку, то, доверчиво прижимаясь к скале, бежала вдоль берега. Идти в валенках было непривычно и тяжело. Таня чутко прислушивалась, но, кроме шелеста волн, ничто вокруг не нарушало тишины. Однажды она услышала звук мотора. Но это была не машина, а катер. Он прошел где-то внизу, недалеко от берега.

Занимался рассвет. Скоро наступят полярные дни, круглые сутки будет светить холодное солнце. В прошлом году Таня долго не могла привыкнуть к этому, страдала бессонницей.

Она шла и думала о том, что скажет Гвоздеву. А может быть, он просто не захочет ее видеть? Он, наверное, сердится. А за что? Все получилось так глупо.

За сопкой светило солнце. Внизу широко раскинулась бухта. На ее серебристой глади недалеко от берега торчала темная бородавка небольшого острова. К нему протянулась узкая лента причала. Он был пуст. Только у самого берега приткнулся белый катер. Но людей не было видно.

Опоздала!

Таня села на обочину дороги и долго плакала. Потом поднялась и устало побрела к стоявшему на берегу бараку. Раз есть катер, должны быть и люди.

Она постучалась, но ей никто не ответил. Тогда она осторожно приоткрыла дверь и робко вошла в комнату.

Залитый чернилами голый стол у окна. В углу - ржавый скелет кровати. Больше ничего. Ветер носит по комнате мелкие клочки бумаги. Горит электрическая лампочка - в солнечном блеске свет ее едва виден.

Таня выключила свет и присела на кровать. Пружины жалобно скрипнули.

По коридору протопали чьи-то шаги, и в комнату вошел матрос с ведром и тряпкой. Он удивленно посмотрел на Таню, спросил:

- Вы что тут, гражданка, делаете?

Таня растерянно молчала.

- Вы кто такая?-строже спросил матрос*

- Як Гвоздеву.

Матрос внимательно посмотрел на нее и вдруг лукаво улыбнулся:

- Так это, наверно, вы и есть Минуточка?

- Я. Но вообще-то меня зовут Татьяной.

- А капитан-лейтенант вас Минуточкой называл. Я слышал, как он с вами по телефону разговаривал.

- Где он?

Матрос вздохнул:

- Ушел. Все ушли. А я вот приборку сделаю - и домой. Отслужил. В Сибирь поеду.

- А я из Москвы, - зачем-то сообщила Таня и заплакала.

Матрос растерянно посмотрел на нее и опять вздохнул. Потом сердито сказал:

- Ну вот что. Вы мне тут на психику не действуйте. Вон стоит катер, на нем адмирал пришел. Попроситесь, может, он вас до Полярного подкинет. Наши там до вечера стоять будут. Идите быстрей, а то катер сейчас отойдет!- Матрос легонько подтолкнул Таню к двери…

- Товарищ командир, к борту подходит адмиральский катер!

- Есть!- Гвоздев положил трубку, схватил фуражку и выскочил из каюты.

Катер уже подходил к трапу. Вот он застопорил ход. Стоявший у рубки матрос зацепил отпорным крюком за нижнюю площадку трапа.

Гвоздев быстрым взглядом окинул палубу корабля. Все в порядке, вахта выстроена у трапа. Сейчас из салона выйдет адмирал.

Но вышел лейтенант и сказал:

- Адмирал просит командира спуститься на катер.

В салоне катера, кроме адмирала, сидело еще несколько штабных офицеров.

- Товарищ адмирал… - начал было докладывать Гвоздев, но адмирал жестом остановил его.

- Подойдите сюда, - тихо сказал адмирал и взглядом указал на дальний угол салона. Там на диване кто-то спал, укрывшись адмиральской шинелью. Из-под шинели торчали только валенки. Но подойдя ближе, Гвоздев увидел шаль, выбившуюся из-под нее золотистую прядь волос…

- Минуточка… - удивился он.

Адмирал вынул портсигар и встал. Офицеры понимающе переглянулись и. вслед за адмиралом тихо вышли из салона.