На этот раз метеосводка не соврала: к вечеру шторм действительно разгулялся. В толчее мелких волн, доходящих до причала, катер бился, как рыбешка в неводе. Карцов с Митькой повесили на борту еще две автомобильные шины, заменявшие кранцы, и стали заводить дополнительные швартовые. За этим занятием и застал их помощник дежурного по гавани главный старшина Иннокентий Шелехов.

Видно, он всю дорогу бежал и поэтому долго не мог отдышаться. «Не нашли кого помоложе послать», — подумал Карцов, глядя, как Шелехов вытирает платком лысину. А тот выдернул из кармана радиограмму и молча протянул ее Карцову. Иван Степанович прочитал радиограмму, сложил опять вчетверо и вернул Шелехову:

— Когда начались схватки?

— А кто их знает! Тут не написано, однако радиограмму послали двадцать минут назад, значит, недавно начались.

— Сашок! — Карцов нагнулся над люком, ведущим в моторный отсек.

Из люка тотчас высунулась перепачканная маслом физиономия моториста.

— Чего, дядь Вань?

— Как у тебя там?

— Минут через сорок закончу.

Карцов взглянул на Шелехова и виновато развел руками:

— Мотор, вишь, не в порядке, клапана Сашок притирать счинился. Думали, не пошлют никуда, выходы-то еще с утра все отменили.

— Кто мог предвидеть такое? — Шелехов вздохнул и нахлобучил на голову мичманку.

— Как думаешь, сколько это дело может продолжаться? — спросил Карцов.

— Какое?

— Ну, схватки эти.

— А кто их знает! Хотя погоди-ка. Когда у нас Женька родился, я Наталью часов в шесть утра отвел в больницу. А родила она только в двенадцатом часу ночи. Так что, если у них это дело у всех одинаково получается, время еще есть. Погода вот только…

— Да уж, погодка! — вставил Митька и длинно выругался. — Куда в такой чертолом пойдешь на этой старой лохани? Что нам, жить надоело?

— Тут до Лысого рукой подать. А там, понимаешь, гидрологиня рожает. Роды принять некому, вот врача и надо туда доставить, — начал убеждать Митьку И Гелехов.

— Что ты его уговариваешь! — сказал Карцов. — Надо — значит надо. Вот только мотор…

— В больнице тоже пока соберутся, пока то да се, хотя мы сразу позвонили. К тому времени, может, и вы управитесь. Если «скорая» подойдет, так вы уж сами принимайте врача. А то у меня еще дел — во! — Шелехов чиркнул ладонью по шее.

— Ладно, примем.

Шелехов, выждав момент, когда палуба катера поравнялась с причалом, спрыгнул и побежал в дежурку. Бежал он тяжело, переваливаясь с боку на бок, как старая гусыня. Карцову вдруг стало жаль своего приятеля. «Ему тоже на пенсию пора, а вот бегает. Четверых прокормить надо».

«Скорая» подлетела минут через десять. Из нее легко выскочила совсем юная девушка с чемоданчиком.

— Вы поедете на остров Лысый? — спросила она у Карцова.

Значит, новенькая. Здешние никогда не скажут «поедете», а обязательно — «пойдете». Да и обличье незнакомое, здешних Карцов всех в лицо знает. Худенькая, плащишко жиденький, на желтой косынке нарисованы две лошадиные головы. Вот тоже мода теперь пошла, не могли нарисовать что-нибудь поприличнее и покрасивее…

Личико у врачихи миловидное, хотя и без румянца, но и без единой морщинки. «Года двадцать два — двадцать три, не больше, — прикинул Карцов. — Наверное, только что из института выпустилась. Сама-то она понимает ли что-нибудь в этом деле? Небось тоже в первый раз…»

Карцов хотел подать сходню, но Митька опередил его: легко подхватил врачиху и поставил ее на палубу, на тоненькие каблучки-шпильки. «Как на бал вырядилась», — неприязненно подумал Карцов.

— Спасибо, — поблагодарила девушка Митьку и улыбнулась ему.

— Придется вам немного подождать, у нас мотор еще не в порядке, — сказал Карцов. — Дмитрий, проводи доктора в кубрик. Чайку не хотите? Или кофе?

— От чашки кофе я, пожалуй, не откажусь. — Девушка зябко повела плечами.

— Дмитрий, сообрази.

— Бу сделано. Прошу сюда! — Митька гарцевал перед ней, как молодой жеребчик.

Карцов собрал и уложил в бухту дополнительные концы — заводить их теперь не имело смысла. Потом проверил, все ли хорошо закреплено на верхней палубе. Лишнего тут ничего не было, хорошо, что не успели погрузить продукты для Заячьей губы, а то пришлось бы сейчас их обратно выгружать.

В моторном отсеке громко чихнуло, потом стрельнуло, и катер задрожал, как в лихорадке. Несколько минут Сашка гонял мотор на больших оборотах, потом сбавил на самые малые и высунулся из люка:

— Дядь Вань, порядочек! Куда потилипаем?

— На Лысый. Докторшу туда надо доставить.

— А где она?

— В кубрике.

— Можно посмотреть?

— Погляди.

Вот тоже, как в зверинце. Ладно, пусть смотрит, мотору все равно надо прогреться.

Сашка влез в рубку, сунул голову в кубрик. Потом обернулся, подмигнул Карцову:

— Митька-то соловьем заливается! Ну, я ему сейчас подсуроплю. — Опять сунул голову в кубрик и крикнул: — Мить, а Мить! Выйди на минуточку, тебя тут спрашивают.

— Кто?

— Да все она же, Матрена твоя. Проводить, говорит, пришла своего ненаглядного Дмитрия Кондратьевича в дальний боевой поход.

— Какая еще Матрена?

— Ну та, что пельмешками тебя по утрам балует и какао в постель подает. С «ришелье».

— Я вот тебе покажу «ришелье»!

Должно быть, Митька и впрямь хотел его поколотить, потому что Сашка пулей выскочил из рубки и сиганул в моторный отсек. Чуть прибавил оборотов и, высунувшись из люка, доложил Карцову:

— Дядь Вань, можно выходить! Слышите? Теперь он как часики работает!

— По местам стоять, со швартовов сниматься! — скомандовал Карцов.

Митька нехотя вылез из рубки и пошел в корму.

— Отдать кормовой!

На этот раз Митьку подгонять не приходится, действует он быстро и довольно ловко. Вот ведь может, когда захочет. Похоже, в кубрик спешит вернуться.

— Отдать носовой!

Едва вышли из гавани, начало мотать, катер то и дело зарывался в волну. Оставив на руле Митьку, Карцов еще раз обошел верхнюю палубу, потом спустился в кубрик, заглянул под паелы. Воды пока что набралось немного.

Докторша сидела на рундуке, подобрав ноги и обхватив руками колени.

— Озябли? — сочувственно спросил Карцов.

— Не очень.

— Вот бушлат, укройтесь, — Карцов протянул ей Сашкин бушлат. У Сашки в отсеке сейчас жарко, там бы ей погреться, да где уж — и грязно, и душно, а она, видать, к качке непривычная, вон как побледнела.

— Если нехорошо станет, на воздух высуньтесь, полегчает. А вообще-то ходу тут всего часа на два.

Едва Карцов вернулся в рубку, как Митька попросил:

— Иван Степанович, постойте, пожалуйста, на руле, а я за сигаретами спущусь.

Ясно, за какими он сигаретами собрался. Черт с ним, пусть развлекает докторшу.

— Ладно, иди. Да смотри там: разговаривать разговаривай, а приставать к ней не вздумай.

— Тоже скажете! — обиженно протянул Митька.

Нет, он хотя и нахальный, но не настолько, чтобы приставать.

— Иди, иди.

Митька шмыгнул в кубрик.

Катер швыряло то туда, то сюда, трудно было удерживать его на курсе. Если бы идти прямо против волны, то еще ничего. А тут надо наискось, волна все время бьет в левую скулу катера, каждый раз разворачивает его чуть ли не на десять градусов. Как бы руль не заклинило, тогда — хана.

Когда катер зарывается носом, корма приподнимается, и винт обнажается. Мотор стремительно развивает обороты, винт аж визжит в воздухе. Не угляди — разнесет. Но Сашок пока внимательно следил за этим, вовремя то сбрасывая, то увеличивая обороты. «Поди, умаялся уж…»

Карцов много раз ловил себя на том, что испытывает к Сашке нечто похожее на нежность. Одно только не одобрял он в парне: его холодное отношение к родителям. Иногда Карцов чуть не силой заставлял Сашку написать им хоть пару слов. Правда, и те писали не часто, видно, не могли простить сыну его бегства из дому.

Так в жизни и получается. Казалось, чего не хватает парню? Одет был, обут, обеспечен всем — даже машина и дача у родителей имеются. Учись себе, ни о чем больше не заботься. А вот поди ж ты — убежал! «Отцу небось некогда было им заниматься, сразу в трех институтах преподает да еще какие-то научные работы пишет. А мать, хотя и не работает нигде… да что они, матери-то, понимают в душе вот таких молодых парней, ищущих свое назначение в жизни?»

Вот он, Карцов, понял бы. Тут и понимать-то особенно нечего, все видно как на ладони. Проснулась в Сашке та жажда самостоятельности, которая у всех примерно в таком же возрасте появляется. Ну и, конечно, желание сделать что-нибудь особенно выдающееся, из ряда вон выходящее. И еще желание испытать себя, проверить свою жизнеспособность. Наверное, вот это и называется романтикой.

Да, будь Сашок его сыном, никакого конфликта не произошло бы. А ведь и у него, у Карцова, мог бы быть такой же сын. Скоро Сашке стукнет восемнадцать… Да, как раз девятнадцать лет назад мичман Карцов посватал Ксюшу Шилову…