1
Душераздирающий тошнотворный вопль. Красные, кровавые вспышки и яркий, ослепительный свет. Дикая боль, крик, и все. Конец. Чернота. Сколько это длилось? Определений нет. Никаких определений. Все гладко, как р пустыне: пространство, уходящее в бесконечность. Доводящая до отчаяния гладь. С бешеной скоростью меня несет в бездну. Я вытягиваю руки вперед, жду препятствия, хочу остановиться, но препятствия нет, пустота. Сердце вырывается из груди, давит страх. Все превращается в белизну, пропадают цвета. Нет никакой опоры, как в бескрайних снежных льдах полюса. Глаза, болят и опухают от напряжения, но как ни всматриваешься, ничего не видишь – белая пелена. Хочется рыдать, но слез нет, нет рук, ног, туловища, нет тебя, есть только боль и страх. Бесконечная острая боль. Вновь вспышками чернота. Все исчезает. Мрак.
Состояние, которого не существует. Возможно, это и есть смерть. Что-то прикоснулось ко мне. Боже! Значит, это еще не смерть. Я отчетливо услышал свой пульс, будто шар раздувался до гигантских размеров и сжимался до мельчайшей точки. Чья-то горячая рука держала пальцы на моем пульсе. Я с трудом поднял веки: перед глазами голубой туман. Сначала я раскачивался в нем, словно на качелях, потом их ход стал замедляться, и, наконец, они остановились. Туман рассеялся, и я отчетливо увидел чье-то лицо. Серые глаза внимательно смотрели на меня. Взгляд пристальный и тревожный. Тонкий рот под черной щеткой усов зашевелился. Он что-то говорил, но я ничего не слышал. Всеми силами, которые еще у меня были, я напряг слух, но в ушах стоял сплошной гул. Губы перестали шевелиться и вытянулись в слабой улыбке. Выражение глаз изменилось, они прищурились и стали добрыми, заблестели. Нет, это не смерть. Надо мной склонилось еще одно лицо. Строгое, гладкое женское лицо, которое мне захотелось разодрать только потому, что оно было гладким. Я возненавидел гладь, пространство и черноту. Ненависть?! Ненависть – это чувство, я чувствую, значит, существую. Живу!
Вдруг что-то прорвалось, будто обрушилась между нами стена, и я услышал голос. Ровный, мягкий мужской голос, который я тоже возненавидел, потому что он был ровным.
«Ну вот, самое страшное позади, теперь он пойдет на поправку», – произнес голос. Я воспринимал звуки, но не смысл сказанного. Но я слышал и видел – и это придавало мне силы, я чувствовал – ко мне вернулась жизнь. Горячая рука все еще сжимала мне кисть, но под сильными пальцами работал пульс. «Ему необходимо спать, большего мы пока сделать не можем, дозу снотворного нужно снизить, добавить глюкозы», – услышал я все тот же голос, но он уже не казался мне таким ровным.
Горячая рука оторвалась от моей кисти, лица исчезли, и я испугался. Испугался, что опять окажусь в бесконечном пространстве, будто эта рука меня из него выхватила, а теперь бросила, и я вновь упаду в вечную пустоту.
Перед глазами возникла другая – с длинными пальцами, держащими шприц. Струйка бесцветной жидкости брызнула вверх, и рука исчезла. Все погрузилось в туман, но не черный, а пузырящийся всевозможными цветами. Эти пузыри лопались и снова возникали. Тишина. Долгая, продолжительная тишина. Небо без солнца, земля без горизонта, часы без стрелок. Нет ничего, кроме меня и моих чувств.
Страх перед пространством, гладью и чернотой.
Вот оно, спасение: горячая рука, ее прикосновение, от которого можно растаять. Уже знакомые серые глаза казались веселыми, они ощупывали мое лицо, губы зашевелились, и я услышал голос, но он доносился откуда-то издалека и звучал, как эхо.
– Меня зовут доктор Харлан Глайстер. Если вы меня поняли, то отведите взгляд вправо.
Я его понял, но не знал, как отвести взгляд и куда.
– Ничего страшного. Я вижу, что вы меня поняли. Только не пытайтесь говорить, это преждевременно. Мы еще наговоримся, у нас будет много времени. А сейчас вам следует заснуть. Сон – лучший лекарь.
Лицо исчезло, но я не заснул. Белый потолок перед глазами раздражал меня, пошевелиться я не мог, пытался отвести взгляд в сторону и терялся от своей беспомощности. А он навис надо мной и давил своей белизной. Все же я сумел слегка повернуть голову. Окно, занавески, стол и она.
Женщина в белом сидела на стуле и следила за мной лишенным выражения взглядом, от которого повеяло холодом и пустотой. Я не мог выдержать этого и убежал от нее, закрыв глаза.
Когда я проснулся, в окно заглядывала луна, на столе горела лампа. Женщина сидела неподвижно и читала книгу. Мягкий желтый свет разливался по комнате и был мне приятен. Потолок не давил своей белизной, чувство покоя и безмятежности овладевало мной. Стало теплее и уютнее, боль отступила. Я сумел повернуть голову в другую сторону и увидел открывающуюся дверь. В помещение вошел низкорослый плотный мужчина в белом халате с морщинистым добродушным лицом, на котором резко выделялись черная бородка и усы. Когда он приблизился ко мне, я узнал его по серым глазам. С его приходом я почувствовал себя увереннее и инстинктивно протянул к нему руку, или мне показалось, что я это делаю. Я ждал его горячего и твердого прикосновения.
Он склонился ко мне и тихо произнес:
– Я вижу, ваш взгляд стал осмысленным. Надеюсь, вы чувствуете себя неплохо. Теперь с каждым днем вам будет лучше. Ну, а теперь давайте вспомним, как меня зовут. Говорить не надо, я понимаю по губам.
У меня тут же заломило в висках, голова затрещала, как только я попытался вспомнить, кто он. Мне запала в память только горячая рука, больше ничего.
– Не надо напрягаться. Это же пустяк. Я вам напомню, а вы постарайтесь не забыть. Итак, меня зовут доктор Глайстер. Глайстер. Ну вот, на сегодня хватит. Теперь следует отдохнуть. – И он ушел.
Снова я его увидел на следующий день или через день, мне трудно определить. Организм мой окреп, голову я поворачивал уже почти без усилий. Молчаливая женщина в белом делала мне уколы, которых я не чувствовал, ч кормила бульоном. Однажды вечером, сам того не зная, я что-то произнес. Точнее, издал какой-то звук. В первый момент меня это напугало, но потом обрадовало. Я попытался повторить его, но из меня вышел только воздух и хрип. Услышав меня, женщина тут же выскочила из комнаты и вернулась обратно вместе с бородачом.
Теперь я не ждал его прикосновения, а пытался вспомнить его имя, и при этом не ощущал головной боли. Когда он подошел ко мне, я прошептал: «Глайстер». Мой шепот опередил мое сознание. Я точно знаю, что не вспомнил еще его имени, а просто произнес его, и все.
Он, улыбаясь, смотрел на меня и молчал. Очевидно, я его порадовал. Взглянув на женщину, доктор кивнул ей и сказал:
– Снотворное больше не колите. Пора переходить на витамины.
Затем он подмигнул мне и с важностью произнес:
– Вы совершили подвиг. Завтра потолкуем, а на сегодня и этого много. У вас, на зависть, железное здоровье… Клянусь вам, я не шучу!
На следующий день Глайстер пришел, когда за окном смеркалось, и я уже выпил безвкусный жирный бульон. На этот раз он придвинул к кровати стул и сел возле меня. Улыбка не сходила с его лица, но в ней чувствовалось напряжение.
– Ну, что ж, давайте знакомиться. Вы помните, как меня зовут?
– Доктор Глайстер, – ответил я слабым голосом.
– Все верно. А как зовут вас?
Во мне все похолодело. Я не понимал его вопроса. Я знал только то, что «это» – я. Я был наблюдателем и совершенно не сознавал, что могу из себя что-то представлять. Пульс в висках становился все громче, в ушах зазвенело и возобновилась острая боль в голове. Я испугался, что не услышу Глайстера сквозь этот отвратительный звон.
– Ну, ну, не надо так расстраиваться. В конце концов, вы только начинаете идти на поправку, а точнее сказать, – заново рождаться. Поначалу будет трудно, но эти трудности преодолимы.
Он поднял вверх руку и растопырил пальцы.
– Сколько пальцев у меня на руке?
И опять мой голос опередил сознание:
– Пять, – сказал я, не задумываясь.
– Ну, вот видите. Блестяще! Старайтесь не напрягаться. Если не помните, не мучайте себя. Начнем с простых вещей.
Он показал мне вторую руку.
– Сколько пальцев на этой руке?
Я видел две одинаковые руки, но никак не мог сформулировать ответ.
– Больше или меньше?
– Нет.
– Что нет?
– Пять.
– Прекрасно. Вы превосходите все ожидания.
Он склонил голову набок и, прищурив глаза, рассматривал меня.
– Вы устали?
– Да.
– Ну, хорошо, на сегодня достаточно.
Он ушел, и я тут же заснул. Сон был тяжелым, но он был. Мне грезился пожар, полыхало пламя, я метался, мне нечем было дышать, огонь сжимал меня со всех сторон. Проснулся я от собственного крика. Женщина в белом сидела возле меня с салфеткой в руках и вытирала мое лицо, мокрое и липкое от пота. Меня знобили, я чувствовал невероятную усталость, глаза сами закрывались, но спать я боялся. Приподняв тяжелые веки, я увидел шприц, фонтанчик жидкости и – вновь провалился в никуда.
Утром пришел Глайстер. Его лицо было встревоженным, он долго о чем-то разговаривал с женщиной, стоя у окна. После беседы врач сменил маску и, улыбаясь, подошел ко мне. Присев на край кровати, он взял мою руку и нащупал пульс. Это привычное уже прикосновение успокаивало.
– Где я? – собственный голос удивил меня.
– Вы в больнице. Это очень хорошая клиника.
– Давно?
В ответ он утвердительно кивнул.
– Давно? – повторил я свой вопрос.
– Больше месяца.
– Что со мной?
– У… у. Об этом мы потолкуем потом. Сначала надо набраться сил.
– Кто я?
– Вот когда вы вспомните свое имя, тогда мы будем считать, что вы здоровы.
– У меня сильные головные боли. Стоит мне напрячься, как становится плохо, – я говорил, еле шевеля языком. – Лучше расскажите все сами.
Он рассмеялся.
– А вы хитрец! Да! Излагаете все правильно. Логично. Меня это радует.
– Значит, я серьезно болен. Скажите, что со мной?
– А вот нервничать вам не следует. Если вы будете так возбуждаться, я не стану к вам приходить.
– Почему?
– Ну, хорошо. Что вы помните?
– Не знаю. Мне непонятен вопрос.
– Не волнуйтесь. Ведь вас же не надо учить разговаривать заново. Вы прекрасно строите фразы и меня называете на «Вы», помните мое имя. Ведь так?
– Глайстер.
– Прекрасно. Постепенно все встанет на свои места. Но не следует торопить события. Вы пролежали на столе хирурга больше грех часов. Вирджий Лопес гениальный хирург, мяло кто верил, что вы останетесь живы. Он вернул вам жизнь. Но вы еще очень слабы и пробыли без сознания около месяца. Надо набираться сил, ну а все остальное потом. Хотите посмотреть на себя?
– Я могу увидеть себя? Как?
– Есть такая штука, которая называется зеркалом, оно способно в точности отражать предметы. Возможно, вам и следует посмотреть на себя, но не обещаю, что это доставит вам большое удовольствие.
Он взглянул на женщину и подал ей знак. То, что я увидел, меня потрясло. Та часть лица – с середины лба до подбородка, – которая была не забинтована, походила на восковую маску с натянутой тонкой кожей, перерезанной красной ниткой шрамов. Испуганные голубые –глаза провалились, белые потрескавшиеся губы с черной щелью напоминали захлопнувшуюся мышеловку…
– Уберите…
Женщина тут же отошла в сторону и повесила зеркало на стену.
– Что это за кошмар вы мне показали? Врач сочувственно вздохнул.
– Я же вас предупреждал. Хорошего, конечно, мало. Вам сделали пластическую операцию, потому что лицо ваше сильно обгорело, и пришлось искать донора. Такой человек нашелся и отдал свою кожу. Теперь его кожа стала вашей. К сожалению, приживается медленно, так что наберитесь терпения. Счастье, что остались целы глаза.
– Что со мной случилось? Кто я?
– Давайте отложим этот разговор. Вы переутомились, и вам нужен покой…
– Пока вы не скажете, я не успокоюсь. Неужели это не ясно…
– Вы устали.
Он кивнул женщине, и я увидел шприц в ее руках.
– Прекратите меня мучить…
– Успокойтесь. Сестра Кеннет сделает вам укол, и вы уснете, а завтра мы продолжим нашу беседу.
И вновь тяжелый сон. Пожар. Беспорядочное движение каких-то людей, у которых вместо голов шары. Люди без лиц. Они натыкаются друг на друга, падают, встают и вновь приходят в движение, пламя поедает их, они лопаются… Но вот чернота, провал. Утро.
Питательный бульон из рук сестры. Я запомнил: сестра Кеннет, так назвал ее доктор Глайстер.
– Скажите, сестра, а когда вы спите?
Она улыбнулась впервые за все время.
– Ночью. Ночью около вас дежурит сиделка.
У нее был мягкий низкий голос, говорила она тихо, но я хорошо ее слышал.
– Долго я нахожусь в больнице?
– Мне не ведено разговаривать с вами. Придет доктор и все вам скажет.
Ее лицо вновь стало серьезным и непроницаемым.
– Вы знаете, кто я?
– Да.
– Почему бы и мне об этом не узнать?
– Вам все расскажет доктор Глайстер. Он очень хороший врач. Один из лучших психиатров нашего штата. Вы должны ему доверять и выполнять все его предписания.
– Психиатр? Но он говорил про операцию и про хирурга!
– Операцию вам делали в другой клинике.
– А зачем меня перевезли к вам? Где находится больница?
– Какое это имеет значение? – услышал я знакомый голос от двери.
В палату вошел Глайстер. Он пересек комнату и сел рядом на стул. Я приподнял голову, сделав это впервые, и мне удалось увидеть всю кровать. Забинтованные руки лежали поверх одеяла, как чужие. Я их не чувствовал.
– Руки тоже?
– И руки, и многое другое. Опустите голову на подушку. Не спешите узнать все сразу. В вашем положении не только лекарства, но и информацию следует получать в определенных долах.
– Лекарств с меня достаточно, информацию вы экономите.
– Мне виднее. Сосчитайте до пяти.
– Один, два, три, четыре, пять.
– Очень хорошо. Ну, а теперь в обратном порядке.
– Как?
– Наоборот.
Опять наступила боль. Капельки пота покрыли мое лицо.
– Пять… три… нет…
– Ну, вот видите. Все постепенно. Несколько дней назад вы путались в пальцах, но теперь это уже пройденный этап. Вы можете мне сказать, какая у вас была машина?
– Нет.
– Каких домашних животных вы знаете?
– Кошка, собака… лев.
– Ну, ну, не преувеличивайте. Все правильно, но со львом вы перестарались.
– При чем тут лев?
– Вот именно, что не при чем. Кошка и собака осели в вашем сознании, и это неудивительно. Вот если бы вы начали с лошади, я бы обрадовался больше.
– Вам не надоело издеваться надо мной? Кто я?
– Ваше имя Сэд Марчес. Это вам о чем-нибудь говорит?
– Ни о чем.
– Жаль. Но так и должно быть. Не торопитесь. Придет время, и вы сами вспомните свое имя. Тогда оно для вас зазвучит.
– Что со мной произошло?
– Несчастье. – Он поерзал на стуле. Ему явно не хотелось ни о чем говорить. – Вы попали в автомобильную катастрофу, в которой погибли три человека. Вы чудом остались живы. Вас выбросило из машины, и это спасло вам жизнь. Но при падении вы получили тяжелую травму черепа и сильно обгорели.
– Как это случилось?
– Потом я вам почитаю газеты, где описаны подробности аварии, но не сейчас. Вас это порадует примерно так же, как зеркало. Не стоит пока травмировать и без того травмированную психику.
– Когда это произошло?
– Четвертого июня.
– А сейчас какое число?
– Двадцать пятое августа. Прошло уже восемьдесят дней. Тогда вас доставили в госпиталь к доктору Лопесу. Он близкий друг вашего адвоката. Там вас продержали месяц, а потом ваш адвокат перевел вас к нам. Хирурги сделали cвoe дело блестяще, ну а теперь наша очередь.
– А где находится ваша больница?
– Больница Св. Анны. Глендейл. Калифорния. В сорока милях от места аварии и в двадцати от Лос-Анджелеса.
– Психиатрическая?
– У вас травма черепа. Доктор Лопес предполагал, что с такой травмой неизбежна амнезия, он оказался прав. Правда, он ожидал худшего.
– Амнезия? Что это?
– Потеря памяти. В подобных случаях бывает и потеря речи, и полная деградация. Но, слава всевышнему, обошлось! У вас средняя стадия.
– Это излечимо?
– Вся надежда на ваш организм. Итак: один, два, три, четыре, пять… И в обратном порядке.
– Пять, четыре, три, два, один.
– Как вас зовут?
– Сэд Марчес.
– Прекрасно. До вечера. Он встал и быстро вышел.
2
Весь день я провел в мучениях. Мне не под силу переварить всю полученную информацию. Мое имя – абсолютно чужой для меня набор звуков. Такой же чужой, как имя медсестры. Я, конечно, ничего не имею против, оно мне нравится, жиль только, что принадлежит такому уроду. Я повторял его бесконечно, но оно ничего во мне не вызывало. Так я и заснул, шепча его.
Глайстер появился, когда свет за окном померк. В руках он держал несколько свернутых газет. Лицо врача было серьезным, над переносицей пролегла вертикальная морщина. Устроившись рядом, он молча развернул одну из них, надел очки без оправы, и его глаза сразу увеличились в два раза.
– Здесь напечатано о катастрофе? – спросил я в ожидании.
– Именно. Хорошо, что вы помните наш утренний разговор.
– Я только о нем и думаю.
– Напрасно. Мозг должен отдыхать. Расслабьтесь и слушайте, как слушают сказки дети.
– Мне это непонятно.
– Да. Вы временно лишены детства. Вы родились взрослым человеком и не имеете прошлого. Та часть мозга, где находятся ячейки с памятью, у вас нарушена. Но рано или поздно все восстановится. А пока надо потерпеть. Не торопитесь вернуть прошлое. Оно не всегда интересно. Многие с удовольствием бы избавились от него.
– Читайте.
Он переключился на газету н тихо, монотонно начал читать: "Четвертого июня сего года на старом шоссе Лос-Анджелес – Бейкерсфилд, в предгорье Санта-Инез, на четвертой мили к северу от Сан-Фернандо, у мыса Орт-Хис, произошла автомобильная катастрофа, принесшая человеческие жертвы. Сын и наследник крупного магната Юджина Старка, недавно умершего от сердечного приступа, Элвис Старк, его секретарь и правая рука в делах фирмы Сэд Марчес на «линкольне» уходили на высокой скорости от преследования патрульной машины сержанта Лос-Анджелесского управления полиции Брэйва Креслоу. Высокая скорость, извилистая дорога предгорья не могли не привести к трагедии. За скалой мыса Орт-Хис «линкольн» врезался во встречный «бьюик», которым управлял коммивояжер из Вентуры Артур Хорн. Столкновение оказалось роковым. Машина Хорна врезалась в скалу и взорвалась. «Линкольн» Старка слетел с обочины, несколько раз перевернулся, завис над обрывом и загорелся. Гнавшийся за «линкольном» сержант Креслоу не смог справиться с управлением и налетел на перегородивший дорогу пылающий «бьюик» Хорна. Рулевым колесом сержанту перебило грудную клетку, он скончался, не дождавшись помощи.
С пролетающей «этажерки» заметили пожар и вызвали полицию и «скорую помощь». Спасти удалось одного Марчеса. Очевидно, его выбросило из машины. Марчеса нашли в бессознательном состоянии с проломленным черепом и сильными ожогами. Его тут же госпитализировали. Элвис Старк сгорел вместе с «линкольном». Так судьба отомстила ему за убийство собственной жены Джесики Корбет. Но погибли также ни в чем не повинные коммивояжер из Вентуры и исполняющий свой профессиональный долг сержант Брэйв Креслоу. Ведение следствия по аварии взяло на себя полицейское отделение Сан-Фернандо. О его ходе мы будем информировать наших читателей на четвертой полосе в последующих выпусках".
Глайстер отложил газету в сторону.
– Малоприятная история, не правда ли?
– Тут говорится об убийстве жены, погоне, но никаких подробностей. Почему погоня? Кто такая Джесика Корбет?
– Не говорится потому, что об этом писали неделей раньше. Сейчас я вам прочту отрывок из другой газеты.
"Вчера в двенадцать часов ночи в 417-м номере отеля «Реджент» был найден труп Джесики Корбет, жены молодого миллионера Элвиса Старка. Расследование взял в свои руки лейтенант Атвуд из управления уголовной полиции Лос-Анджелеса. За его спиной не один десяток раскрытых преступлений. Лейтенант выяснил, что муж миссис Корбет покинул ее за десять минут до того, как обнаружили ее труп. Для обвинения в убийстве этого факта недостаточно, но Рай Атвуд раскопал и другие подробности. Так, стало известно, что Джесика Корбет намеревалась подать на развод. По закону, при расторжении брака ей полагалась половина состояния мужа. Напомним, что тридцатидвухлетний Элвис Старк унаследовал от отца свыше пятидесяти миллионов долларов и, разумеется, не желал ни с кем делить свое наследство. Джесика Корбет найдена в спальне обнаженной с ножом в груди.
Трудно предположить, что она принимала в таком виде посторонних. Служащие отеля подтвердили, что муж приходил к ней в 11 часов вечера, а соседи по коридору – что слышали отдельные реплики разговора между супругами, шедшего в чрезвычайно повышенных тонах. Других подробностей полиция, в интересах следствия, нам не сообщила. Но ясно одно: Элвис Старк – подозреваемый номер один!"
– Ну, вот и все. Большего я не знаю, – с грустью сказал Глайстер. – Возможно, следствие ошибается, возможно, газеты врут, этого никто не знает. Как вам показалась эта история?
– Я ее воспринимаю так же, кик и вы. Никаких ассоциаций. Расскажите обо мне поподробней.
– Я всего лишь врач. Завтра вас навестит ваш адвокат, очевидно, он сможет многое объяснить.
– Мой адвокат?
– Да, Олаф Тэйлор. Очень влиятельная личность в нашем штате.
– Когда же он придет?
– Он бывает здесь ежедневно, но я не мог его пропустить к вам. Теперь вы немного оправились, и ваша встреча возможна. Но не сегодня. После обеда погуляете. Пора на свежий воздух. Сестра Кеннст покатает вас в кресле по парку.
Он улыбнулся и ушел.
Все так и было. Сестра Кеннет, молчаливая хранительница моего здоровья, возила меня в кресле-каталке по тисовым аллеям больничного парка, и я вкушал воздух свободы, радовался чистому небу, восхищался нежным запахом цветов, но тем не менее не мог выбросить из головы газетную информацию. В моем воспаленном мозгу не укладывались те кошмарные события, о которых я сегодня узнал. Убийство, автокатастрофа, погоня, бессмысленная гибель людей. Во всяком случае ко мне это не могло иметь никакого отношения. Но, с другой стороны, что бы мне ни сказали, для меня все ново и неожиданно. Ведь я ничего не знаю о своем прошлом, я не знаю того мира, в котором живут окружающие меня люди. Но мне не надо объяснять, что такое автомобиль, огонь, небоскреб, магазин. В больнице всего этого я не видел, но знаю, что это такое. Мне непонятно, что значит: наследство, деньги, профессия. Одно упоминание о них пугает и раздражает меня… Я ехал в коляске, смотрел на забинтованные руки, которых не чувствовал, и сомневался, есть ли они у меня…
– Поедем назад, сестра. Я устал. Голова кружится.
Она молчи развернула кресло, и через несколько минут я вновь оказался в своей постели, в привычной для себя позе, и это меня успокоило, вскоре я уснул.
3
На следующий день после завтрака доктор Глайстер пришел в палату в сопровождении массивного мужчины, который, как гора, возвышался над низкорослым врачом. На вид ему было лет шестьдесят, и он казался мне неестественно крупным, каким-то необъятным: большая голова, огромные плечи и руки, могучий торс. Лицо чисто выбрито, с водянистыми карими глазами, пухлым ртом и широким лбом. Он был бледен и явно взволнован.
Глайстер подвел его к кровати.
– Это ваш адвокат Олаф Тэйлор. Прошу вас, мистер Марчес, вам не следует перенапряг гаться. Всего в меру, мы уже говорили об этом.
Закончив свои нравоучения, он вышел, сестра Кечнет сделала то же самое.
Я не сводил глаз с человека-горы, севшего на стул возле меня.
– Ну, здравствуй, Сэд. Как твои дела?
– Вы действительно мой адвокат?
– Да, Сэд. Я адвокат и поверенный в твоих делах и делах семейства Старков. Но из них никого не осталось в живых.
– Это тот самый миллионер-убийца?
– Не надо так, Сэд. Вы были друзьями, и ты лучше других знал, что Элвис невиновен.
– Я был его подручным?
– Нет. Ты помогал ему в его делах. Он ведь был очень горяч. Элвис без тебя не смог бы управлять компанией. Ты отличный администратор с тонким чутьем и железной логикой.
– Куда все это подевалось?
– Доктор Глайстер утверждает, что у тебя амнезия средней степени и что память к тебе вернется…
– Когда?
– Это может случиться в любой момент, но необходимо выполнять все его предписания. Пока ты еще слишком слаб. Тебе необходим покой.
– Расскажите мне о той моей жизни, которой я жил до аварии. Вы ведь хорошо меня знали?
– Называй меня по имени. Мы были друзьями, Сэд.
– Пока мне трудно в это поверить. Мне кажется, я вижу всех вас впервые.
– Тебе тридцать четыре года. Родился ты на востоке, в Бостоне, там же закончил колледж. Твой отец управлял конторой по строительству отелей. Семья среднего достатка. Мать умерла, когда тебе не было и четырнадцати, воспитывал тебя отец. В двадцать лет ты уехал в Чикаго и поступил в Мичиганский университет, по окончании работал экономистом, затем закончил высшую школу административного хозяйствования и был замечен отцом Элвиса Юджином Старком. Он пригласил тебя в свою компанию. Вскоре ты стал директором одной из фирм. Надо сказать, ты быстро поднялся в гору, у тебя есть хватка. Тогда мы с тобой и познакомились. В течение многих лет я был адвокатом и поверенным Юджина Старка, а после его смерти опекуном Элвиса и его поверенным. Со стариком мы всегда были большими друзьями. Я прекрасно помню, как он ценил тебя за твои деловые качества и расчетливость и сожалел, что его сын не такой. Он очень волновался за Эла: парень талантливый, отлично учился, но был совершенно не приспособлен к делам. Чемпион по боксу в университете, прекрасный игрок в гольф и теннис. Член сборной штата по бейсболу, великолепный наездник, Эл плевать хотел на компанию Старков. Юджина кидало в дрожь от одной мысли, что такое состояние попадет в руки оболтуса и все нажитое кровью и потом пойдет прахом. Тогда старик возложил дела компании на тебя. В твои обязанности, кроме всего прочего, вошло и следить за Элвисом, и привлекать его к работе. Ты согласился. В сочетании с Элвисом из вас как раз и получилось то, чего добивался Юджин от своего наследника. И вдруг гром среди ясного неба. Элвис без предупреждения женится на нью-йоркской манекенщице, Джис Корбет. Обычная пустышка, но достаточно умелая, чтобы вскружить парню голову. В результате Юджина поразил инфаркт, выбраться из которого старик уже не смог. Все заботы компании легли на твои и мои плечи, но я мало что смыслил в этих делах, я занимался чисто финансовой стороной. Компания выстояла, и за это Элвис был очень тебе признателен. Он ценил и уважал тебя, ты как бы заменил ему отца, несмотря на незначительную разницу в возрасте. Вы дружили, хотя трудно найти два более противоположных характера. При большом внешнем сходстве – оба высокие, голубоглазые – люди вы абсолютно разные… Да, глупо все получилось, ужасно глупо.
Я слушал этого большого человека с мягким, вкрадчивым голосом и изо всех сил старался представить себе картину, столь красноречиво им описанную. Но у меня ровно ничего не получалось. Размытые пятна, никакой четкости и ни малейшего волнения…
– Как мы попали в аварию?
– Я сам мало что знаю о ней. Но если хочешь, то постараюсь выяснить подробности. Теперь я буду приходить к тебе каждый день. Доктор просил не переутомлять тебя. Завтра после обеда я подменю медсестру и мы погуляем с тобой в парке.
– Отец мой жив?
– Он умер шесть лет назад и оставил тебе довольно скромное состояние.
– Мое лечение, очевидно, дорого стоит?
– Юджин застраховал тебя и Элвиса, так что не беспокойся, лечение оплачивает страховая компания.
– Олаф, у вас есть мои фотографии?
– Я поищу и завтра принесу. Только не надо забывать, что твое лицо так перекроили, что от прежнего Сэда Марчеса ничего не осталось. Тебя можно узнать только по глазам. Тут уж ни с кем не спутаешь.
– Сколько я еще здесь проваляюсь?
– Трудно сказать. Как появится возможность, я тут же заберу тебя.
– Куда?
– В Санта-Монику. На берегу океана есть вилла, в которой вы жили с Элвисом.
– Его жена жила там же?
– Нет. Вместе они прожили всего лишь два месяца и разошлись, после чего он перебрался в «Фелисту».
– В «Фелисту»?
– Ну да. Так вы назвали виллу. На побережье все виллы имеют названия. Так проще найти нужную.
– Кому она принадлежит?
– Теперь тебе.
– Как это?
– Вилла была куплена Юджином Старком для приемов и деловых встреч и записана на твое имя. Ты как директор фирмы устраивал там приемы, оформлял сделки, да и жил преимущественно там.
Он взглянул на часы.
– О, мне пора. На сегодня я и так злоупотребил твоим терпением.
Адвокат встал, тихонько похлопал меня по плечу на прощание.
– Все будет о'кей, Сэд. Выкинь дурные мысли из головы.
– Боюсь, у меня вообще нет никаких мыслей.
– Они тебе пока не нужны. До завтра.
Когда за ним закрылась дверь, я уставился в окно и долго смотрел в небесную синь, будто искал там ответа на многочисленные вопросы, которых с каждым днем становилось все больше. Но так ничего и не нашел. Все оставалось чуждым мне и совершенно не волновало. Я все еще оставался человеком со стороны, наблюдателем. к такому положению привык и не желал с ним расставаться. Не нужно мне было имя, и не хотел я вживаться в неведомые мне заботы и биографию.
На следующий день с меня сняли бинты, с которыми я так свыкся! Мне показалось, что я рассыпаюсь на части, – будто они держали еле склеенные осколки в определенной, причем законченной форме. Стало очень страшно. Понадобилось полдня, чтобы я привык к своему новому состоянию.
Перед обедом я попросил сестру Кеннет принести мне зеркало. На этот раз мое отражение не напугало меня. Лицо приобрело оттенок жизни, вместо бинтов торчал короткий русый ежик, сквозь который просвечивал шрам, несколько зарубцевавшихся розовых полосок проходили вдоль висков и у скул. Кожа оставалась сильно натянутой, но порозовела и стала напоминать естественную. Я хотел было улыбнуться, но испугался, что она может треснуть, и не решился. Веки все еще были опухшими, но глаза блестели, оживляя все лицо.
– Спасибо, сестра.
Она улыбнулась и убрала зеркало.
Руки, к сожалению, увидеть мне не удалось. После того, как сняли бинты, на них тут же натянули плотные хлопчатобумажные перчатки и завязали кисти тесьмой. Снимать перчатки запретили: кожа была еще слишком нежной и я мог повредить ее.
После обеда я сидел некоторое время в кровати, потом меня пересадили в каталку. К приходу Олафа я был готов к прогулке. Он сам вывез меня из палаты, спустил на лифте вниз и выкатил кресло в парк.
Когда мы отъехали от здания больницы на значительное расстояние, я спросил:
– Вы привезли мне фотографии?
– Да. Но очень мало, да и то отыскал с трудом. Возможно, где-то есть еще.
Он остановился и передал мне несколько снимков.
Я начал их разглядывать. На первом был изображен хорошо одетый молодой человек. Он сидел на краю стола и разговаривал по телефону. Очевидно, он даже не знал, что его фотографируют. Вид деловой и сосредоточенный.
– Это ты в своем рабочем кабинете, – пояснил адвокат. – Только я не знаю, кто и когда тебя фотографировал.
Снимок был сделан со значительного расстояния, и я не мог как следует разглядеть лица. Вторая фотография групповая. На ней было несколько человек.
Олаф тклул пальцем в одного из них.
– Вот это ты. Здесь тебе лет двадцать пять, студенческая фотография.
На ней я вообще ничего разобрать не мог. Кучка юнцов, стоящих на лестнице, на фоне белого здания с колоннами.
Третий и последний снимки были самыми интересными. Компания из трех человек. Девушка, сидящая за рулем «роллс-ройса» с откидным верхом, и двое мужчин. Тот, который слева, облокотился на капот машины, второй держался за открытую дверцу. Девушка была очень привлекательная – длинные черные волосы, большие глаза, обаятельная улыбка. У открытой дверцы стоял ладно скроенный блондин, стриженный под ежик, со светлыми глазами и открытой улыбкой. Лицо второго парня, очевидно, ровесника первого, тоже светлоглазого и светловолосого, было не такое открытое, а взгляд – настороженный. Тот, кто у дверцы, был одет в шорты и тенниску, а облокотившийся на капот – в костюм, сидевший на нем безукоризненно. Этот тип походил на манекен в витрине универмага.
– Поясни мне эту фотографию, – я даже не сразу заметил, что перешел на «ты».
– Это сравнительно недавний снимок. В костюме ты, у дверцы Элвис, а за рулем Джис. Снимок сделан в январе, сразу после их свадьбы. Вы втроем поехали во Флориду погреться на солнышке. Своего рода свадебное путешествие.
– Я оставлю эти фотографии у себя.
– Как хочешь. Они твои.
– Это правда, что Элвис убил свою жену?
– Сложный вопрос. Мы поговорим об этом, когда ты выпишешься из больницы.
– Почему не сейчас?
– Потому что тебе следует узнать массу побочных подробностей перед тем, как мы доберемся до главных.
– О'кей, я потерплю. Но учти, потом я выжму из тебя все.
– Зачем? Мне нечего скрывать от тебя. Не забывай, Сэд, я на тебя работаю.
– Поедем назад, я устал.
4
Так проходил день за днем. Спустя педелю я начал двигаться самостоятельно, ходил по палате, делал легкую гимнастику. Получалось у меня все довольно неплохо, кроме спуска по лестнице. Тут я пасовал, мне становилось страшно, и кружилась голова. Сестра Кеннет приносила свежие газеты и журналы, поначалу читала мне вслух, а потом я стал читать сам. Доктор Глайстер занимался со мной логикой и математикой, сам составлял цифровые и логические задачи, с каждым разом все более сложные, а я их решал. В первые дни с трудом, но все же справлялся, и это его радовало.
Дважды меня водили в кинозал, расположенный на верхнем этаже, и я смотрел удивительные фильмы. Кино приводило меня в восторг, хотя потом очень сильно болела голова, но я молчал об этом.
Однажды Глайстср вошел в палату с незнакомым мужчиной. По виду очень важная персона: строгий костюм, выскобленный подбородок, острый колючий взгляд.
Они приблизились к креслу, в котором я сидел с книгой в руках.
– Мистер Марчес, – официальным тоном обратился ко мне врач, – к вам посетитель. Долго он нас не задержит. У него к вам несколько вопросов.
– Хорошо, я слушаю.
– Мое имя Баклайн. Морис Баклайн, следователь окружной прокуратуры.
Глайстср недовольно поморщился и вышел из палаты. Сестра Кеннет не шевельнулась, продолжая заниматься вязанием. Баклайна это не смутило. Он взял стул и присел со мной рядом.
– Вынужден вас побеспокоить, мистер Марчес. Долг обязывает. Я знаком с историей вашей болезни и ходом лечения. Сейчас вам стало значительно лучше, и я решился на эту беседу. Возможно, вы сможете нам чем-нибудь помочь. Я имею в виду аварию у мыса Орт-Хис.
– Боюсь разочаровать вас, вы знаете о ней значительно больше, чем я. Мне самому хотелось бы узнать О ней поподробнее.
– В этом-то вся загвоздка. Авария – самое темное пятно в деле. Полиция прибыла на место катастрофы слишком поздно…
– В газетах писали иначе.
– Репортеров знакомят, как вы понимаете, лишь с незначительной частью следствия, самой очевидной. Все загадки, имена, улики и подозрения остаются в стенах наших кабинетов.
– Так в чем загвоздка?
– Нам очень важно знать, кто сидел за рулем. Вы или Элвис Старк? Я пожал плечами.
– Не знаю. А разве вы не могли этого определить?
– Машина перевернулась несколько раз, вас выбросило – потому вы и уцелели. Старк сгорел, предположительно, он сидел за рулем, но машина-то ваша. Загадка!
– Что со мной произошло? От меня это тщательно скрывают.
– У вас обгорела верхняя часть туловища: лицо, руки, плечи, но все же, как видите, вас спасли. Хорошо, что документы находились в заднем кармане брюк и полностью сохранились.
– Вы определили личность по документам? Но мне говорили, что было опознание.
– Разумеется. Мы вызвали вашего адвоката Тэйлора. Тэйлор тут же вас опознал, он же поехал с вами на «скорой помощи».
– Из газет я узнал, что за нами гналась полицейская машина, а также то, что Элвис Старк подозревался в убийстве своей жены. Так что же расследуете вы?
– Старк мертв. Против покойников обвинения не выдвигаются. Дело об убийстве Джесики Корбет закрыто. Меня интересует только катастрофа.
– Значит, точно установлено, что убийца – Старк, раз вы закрыли дело?
– Да. Лейтенант Атвуд доказал это, но схватить Старка не успел.
– Ну, а если бы успел, то его казнили бы?
– Вряд ли. Такой адвокат, как Тэйлор, сумел бы выгородить его. Для этого есть много способов: ну, к примеру, убийство из ревности, убийство при самозащите, короче говоря, убийство первой степени. Конечно, лет пять он бы получил, тут уж никуда не денешься. Другое дело, что вся его карьера пошла бы прахом. Никто из деловых кругов не стал бы связываться с убийцей, даже если он миллионер. Старк разорился бы. Банкротство ему было обеспечено. Возможно, у него остались бы какие-то деньги, но это всего лишь бумажки с портретами президентов. Мертвый капитал – не капитал.
– Возможно, вы и правы, мне сейчас трудно судить. Но на что рассчитывал Старк, уходя от погони? Ведь он все равно попался бы. Это же не какой-нибудь бродяга бездомный, а известная личность.
– Согласен. Но вряд ли смогу вам раскрыть его планы. Они и нас очень интересуют.
– Сожалею, что не могу вам помочь, но я не исключение. Его расчеты и мне неизвестны.
– Жаль, что тайна Элвиса Старка так и останется тайной. Но доктор уверяет, что, если вы будете выполнять все его предписания, память к вам вернется, и довольно скоро. Срок, к сожалению, он определить не может. Но оптимизм больного и врачей – дело хорошее. Будьте терпеливы. Я тоже потерплю.
Он достал из кармана визитную карточку и протянул ее мне.
– Здесь мой адрес и телефоны. Если вдруг вспомните что-то интересное, позвоните мне. Буду вам очень признателен.
Я кивнул.
Следователь простился со мной и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. Сестра Кеннет усмехнулась ему вдогонку. Это была какая-то недобрая усмешка, этой женщине несвойственная.
– Чем он вас насмешил, сестра?
– Надо быть круглым кретином, надеясь, что вы ему позвоните.
Я так не думал. Этот человек мне лгал. Он сказал, что его интересует только катастрофа. Он следователь прокуратуры, непростая сошка, в газете же было сказано, что аварией занялось местное отделение полиции. Ясно, что дело об убийстве не закрыто.
– Напрасно, сестра, вы думаете, что этот человек наивен. Он расчетлив и хитер и, очевидно, решает задачки куда сложнее, чем те, которые сочиняет для меня доктор Глайстер.
5
В конце следующей недели меня готовили к выписке. Состояние мое было вполне удовлетворительным, беспокоило лишь то, что я быстро утомлялся, и еще оставалась боязнь темного пространства, но я об этом ничего не говорил психиатру – опасался, что не выпишут, а мне страсть как хотелось вырваться из этой клетки.
После завтрака пришел доктор Глайстер и пригласил меня прогуляться по парку.
Мы вышли на свежий воздух и, прохаживаясь по аллеям, беседовали. После получения непомерного количества инструкций и наставлений я спросил:
– Странно все, что со мной происходит. Вроде бы я нормальный, полноценный человек, но ничего не помню. Ведь речь, язык и даже математику я не забыл. Все определения и понятия мне ясны…
– Это не вы. Я хочу сказать, что это ваше подсознание все помнит. А сознание пока спит. Вас не надо было учить ходить, потому что вами движет подсознание. Вы знаете, что дом – это дом, но не знаете, не помните, кому он принадлежит. Вы видите перед собой море, и вы знаете, что это – море, но вы не помните, какое это море и где оно находится. Действуют и инстинкты: к примеру, вы не забыли, что вам надо принимать пищу, и вы не прыгаете с крыши дома, и так далее. Бывает амнезия, когда человек лишается всего – и сознания, и подсознания, и инстинктов. Тогда болезнь неизлечима. С вами проще.
Мы вышли на асфальтированную площадку, где стояло несколько машин. Он подвел меня к длинному лимузину и открыл дверцу водителя.
– Садитесь. Я растерялся.
– Садитесь смелее.
Пришлось подчиниться. Он обошел машину спереди и, сев рядом со мной, передал мне ключи.
– Давайте переедем эту площадку.
– Попробую, – сказал я неуверенно. Я вставил ключи в замок зажигания, совершенно не думая, что делаю, завел двигатель, включил передачу и тронулся с места. Площадку я переехал и остановился на противоположной стороне, после чего выключил мотор.
– Ну вот. видите? Теперь вам ясно, что такое сознание, я что – подсознание. Вы совершенно нормальный полноценный человек. Временно без прошлого. Но разве мало ни счете людей, которые стараются не вспоминать о своем прошлом? Так что, возможно, пы счастливее их.
Я чувствовал. как горят мои руки под перчатками. Этот короткий переезд дался мне с трудом. Но я промолчал.
– Вы правы, доктор, но вес же я чувствую себя каким-то ущербным. Лишенным чего-то очень важного.
– Когда память вернется к ним, вы наверняка об этом пожалеете. В нашем мире, где главный вопрос – выживание, человека ничто не может радовать. Толкотня, конкуренция, деньги и борьба за них. Нас уже давно не интересует природа, красота, самосовершенствование, только деньги. А если и говорим о красоте, то только в том смысле, сколько она стоит и за сколько ее можно продать. У нас есть прскрясная возможность подойти к красоте с чувством, а не с кошельком. Вы только родились, и вы счастливчик. Но через год, два, три у вас появится возможность оглянуться назад, а это и есть прошлое. Так или иначе, оно будет накапливаться, но какое оно будет, это уже вы сами решите, потому что для вас оно начинается только сейчас. С этой больницы, с этой машины, с меня, с сестры Кеннет.
– Вы считаете, что со здоровьем у меня будет все в порядке?
– Конечно. У вас сильный организм и сильная воля. Но пока вы еще не пришли в норму. Не перенапрягайтесь, жалейте себя, иначе возможен рецидив. У вас могут быть провалы, временное отклонение сознания. Бог знает, к чему это может привести, но я не хочу пугать вас, я надеюсь, что вы будете выполнять все мои предписания. В этом случае я за вас спокоен.
– Я все помню, доктор. Глайстер взглянул на часы.
– О, нам пора, мистер Тэйлор нас уже давно ждет.
Олиф привез мне спортивного покроя кремовый костюм, шляпу и бежевый плащ. Все это прекрасно сидело на мне. В новой одежде я чувствовал себя немного неуютно, она казалась мне тяжеловатой. Взглянув в зеркало, я увидел респектабельного молодого мужчину, шрамы были уже незаметны, лицо приобрело естественный цвет, волосы и брови отросли – словом, я не отличался от всех остальных, возможно, был даже получше некоторых.
В карманах плаща я нашел несколько пар хлопчатобумажных перчаток, которые рекомендовалось менять каждый день. Без перчаток мне ходить пока воспрещалось, новая кожа были еще слишком тонкая. Глайстер запретил мне даже рукопожатие.
– У тебя недурной вкус, Олаф. Мне идет этот цвет.
Он снисходительно наблюдал за мной.
– Мой вкус здесь ни при чем, Сэд. Эту одежду ты покупал сам. Я просто выбрал этот костюм в твоем шкафу и привез сюда.
– Я опять попал впросак?
– Ну, нам пора, поехали.
– На виллу «Фелиста»? Он улыбнулся.
– Твоя новая память лучше старой, Сэд. Доктор Глайстер и сестра Кеннет проводили нас до машины. Мы долго прощались и наконец уехали. Впереди – новая жизнь в неведомом мне мире.