Не знаю, ей-богу, не знаю, Но чем-то мне очень близка И эта вот небыль лесная Над курной избой лесника. И эта вот звездная небыль, С которой я с детства знаком, Где кровля и синее небо Связуются тонким дымком. Бывал я и в Праге и в Польше [1] , И все мне казалось: крупней Граненые звезды и больше Над Родиной милой моей. И люди, казалось мне, выше: Красивый народ и большой! А если кто ростом не вышел — Красив и прекрасен душой! …Я помню: морозная чаща, Дымок к небосводу прирос, Сверкает хрустальное счастье Одетых по-царски берез. И вдруг неожиданно бойко Взметнулась старинная страсть! Крылатая русская тройка, Земли не касаясь, неслась! Как в детстве далеком, как в сказке Гармоника… зубы девчат… А яркие русские краски С дуги знаменитой кричат. И сразу все стало ненужным Душе, умиленной до слез, — Все, кроме вот этой жемчужной И царственной дремы берез. Россия… За малую горстку Из белого моря снегов Все прелести жизни заморской Отдать россиянин готов! За песню в серебряном поле! За этот дымок голубой! За родинку малую, что ли, Над вздернутой алой губой! За взгляд, то веселый, то грустный, За влажных очей изумруд, За то, что, я думаю, русским Нерусские люди зовут!

1942–1944