Не знаю, ей-богу, не знаю,
Но чем-то мне очень близка
И эта вот небыль лесная
Над курной избой лесника.
И эта вот звездная небыль,
С которой я с детства знаком,
Где кровля и синее небо
Связуются тонким дымком.
Бывал я и в Праге и в Польше [1] ,
И все мне казалось: крупней
Граненые звезды и больше
Над Родиной милой моей.
И люди, казалось мне, выше:
Красивый народ и большой!
А если кто ростом не вышел —
Красив и прекрасен душой!
…Я помню: морозная чаща,
Дымок к небосводу прирос,
Сверкает хрустальное счастье
Одетых по-царски берез.
И вдруг неожиданно бойко
Взметнулась старинная страсть!
Крылатая русская тройка,
Земли не касаясь, неслась!
Как в детстве далеком, как в сказке
Гармоника… зубы девчат…
А яркие русские краски
С дуги знаменитой кричат.
И сразу все стало ненужным
Душе, умиленной до слез, —
Все, кроме вот этой жемчужной
И царственной дремы берез.
Россия… За малую горстку
Из белого моря снегов
Все прелести жизни заморской
Отдать россиянин готов!
За песню в серебряном поле!
За этот дымок голубой!
За родинку малую, что ли,
Над вздернутой алой губой!
За взгляд, то веселый, то грустный,
За влажных очей изумруд,
За то, что, я думаю, русским
Нерусские люди зовут!
1942–1944