С учетом траура свадебные дела перенесли на сентябрь. Густав-Адольф вместе со своим учителем и советником Иоганном Шютте остался на Москве под охраной пятидесяти шведских дворян, остальное посольство с большим послом Акселем Оксеншерной вернулось в Швецию. По плану осенью на свадьбу прибудут лучшие шведские люди, тогда же официально начнется визит сына шведского короля в Россию.

Осень получалась очень насыщенной: празднование нового года, свадьба, а затем Земский собор. Шведский принц со своими дворянами под охраной рынд и стрельцов отправился в вояж по русскому царству. Голове русской охраны шведского принца окольничему Ивану Ивановичу Годунову был дан наказ показать все, чего захочет Густав-Адольф, кроме точения стволов пушек и обязательно явить лицом лучшие полки, со стрельбами и полевым выходом.

Сам решил наведаться в Углич, проведать свой старый город и переговорить с царевной Феодосией. Бывшая столица упраздненного удельного княжества раздалась вширь, превратившись в промышленный и торговый центр. С момента последнего моего визита значительно расширились ткацкие производства. Стекольная мануфактура превратилась в крупный завод. Выселки, населенные когда-то полоняниками из финнов растворились среди городских слободок. Всяк нашел себе дело.

К вечеру явился бывший кузнец, а ныне богатый промышленник Кузьма Жемов. Учитывая, старое знакомство и то, что в его фабрике семь долей из десяти было за государем, он прорвался на прием.

Приоделся, раздался в животе чуток, но взор уже не горел. Войдя, бухнулся в ноги.

— Ну-ну Кузьма, встань с колен-то, яз такого не люблю, сам знаешь. Уважение явил от души и довольно, завод ведаю в порядке у тебя, дьяки сказывают во Франкскую землю большой заказ ныне делаешь. Почто пришел?

— Государь, не вели казнить. С просьбой к твоей милости.

— Чего хочешь?

— Государь подмогни аерный шар сделать, чтоб летать, яз знаю ты можешь! В твоей то власти!

— Кузьма, дался тебе энтот шар. Чего ногами-то не ходится по землице? Как видишь управились мы с крепостями без аерных дел. К чему деньги на безделицу тратить?

— Твоей волей государь есть у меня все чего желал, и деньги, и завод и умельцы мои хитрости разные и новины в машинках швейных творят. И немец твой, что механическую счетную машинку придумал трудится, обаче ты сам мне обещался тогда давно — он махнул рукой — в Москве, что будет у меня шар, чтоб летать.

"Черт, — подумал я — и вправду обещал". Я встал, прошелся по горнице. Кузьма упорно стоял на коленях. Что-то он тусклый какой-то.

— Ладно, бог с тобой. Будет тебе шар. Может и мне пригодится когда. — Кузьму как за шиворот на ноги вздело и он попытался кинуться мне в ноги. Ближний рында не глядя на меня пресек его порыв и оттолкнул.

— Не обессудь Кузьма, охране видней. Садись в кресло и сказывай какие у тебя оплошки с шаром?

— Государь, малый бумажный шар летает. Свечку вешаем внутрь и сам летит. Для большого шара, чтоб человека в аер поднять, есть у меня горелка с керосином большая, або шелк тепло пропускает, али шар загорается. Думал было бумагой его обклеить, да не выходит толку, загорается краешек бумажки где-нито и весь шар сгорает. Ужо три штуки так-то спалили.

После недолгих раздумий я обнадежил Жемова:

— Дам тебе грамоты, отправишься к Москве в университет к ученому человеку Степану Михайлову. Тот хитрец хоть и лишь чуток старше меня, но вельми учен. Он несколько лет назад трудился над затеей под прозванием резина. Это вроде густой как кисель субстанции. Она тянется в несколько раз и обратно сжимается без вреда для себя. Он сей резиной себе фартуки и тканевые рукавицы мажет. Опосля та ткань не пропускает воду и аер. Придешь к нему рекёшь: яз просил помочь. Он тебе обскажет сколько надо особой травы добыть, абы весь шар обмазать. Опосля, у казначея возьмешь денег и отправишься к Азову. Там тебе дадут охрану, наймешь людишек, соберешь травы, сколько надобно и привезешь на Москву. Как раз к холодам обернешься. Степан тебе надавит резины, обучит, каковым способом шелк обработать и будет у тебя шар по весне. Хочешь, сам не трудись, пошли человека верного.

— Нет, государь, сам поеду. — Загорелись глаза у Кузьмы — На заводе все как в часах заморских и дьяки твои государь доглядывают. На завтра отправлюсь к Москве.

Жить в угличском кремле, из-за расширившейся стекольной мануфактуры было не возможно, поэтому для царевны в десяти верстах на восток в местечке Дивная гора был срублен деревянный терем, защищенный валом и палисадом. У Феодосии не было обширных земельных владений и небольшой двор жил на государево жалование.

Если в делах каменного строительства нам до западных мастеров было далеко, то русским плотникам не было равных в деревянном зодчестве. Обилие леса и частые пожары давали такой простор для практики и совершенствования навыков, что плотничьи артели под руководством опытных старшин творили небывалые шедевры.

При подъезде к имению от угличской стороны, бросались в глаза расположенные за укреплениями разнообразные крыши над жилыми и хозяйственными постройками в форме шатров, луковиц, бочек и других вычурных фигур, покрытых зеленой черепицей. Главные фасады терема были устроены с южной и западной сторон. С верхних этажей открывался дивный вид на долину речки Вожехоть, притока реки Улеймы. Поля и густые леса окружали дворец. Разноэтажные терема имели множество окон с затейливыми резными наличниками. Высокая шатровая крыша, опирающаяся на толстые резные колонны, скрывала под собой крыльцо и лестничный всход, ведущий на второй этаж. Раньше, до смерти царицы Ирины Федоровны, случившейся пять лет назад, жилых раздельных покоев было два: для царицы и царевны. Теперь палаты покойной жены царя служили гостевыми покоями при наезде к царевне высоких гостей. В отличие от моего старого терема в Устюжне здешние палаты были обильно украшены узорчатыми тканями, росписью и резными узорами. Декоративные элементы были позолочены и окрашены разноцветными красками. В просторных горницах и палатах наличествовала резная мебель из черного и красного дерева западной выделки, восточные пушистые ковры и дорожки устилали полы.

Меня провели к царевне. Угловой кабинет имел большие окна, застекленные угличскими стеклами, потолок забранный зеленым сукном, стены обтянутые кожаными тиснеными золотом фряжскими обоями, пол из наборного паркета. В палате находилась царевна Феодосия и её опекун окольничий Годунов Степан Степанович. Лицом и статью Феодосия пошла в мать: приятное лицо, соболиные брови, прямой нос, небольшой, с пухлыми губами рот и большие карие глаза.

После приветствий и поднесенного царевной кубка вина уселись за стол.

— Что царевна, ведомо тебе для каких дел яз к тебе наведался?

— Да государь. Сказывают, отдаешь меня немцу в жены.

— То для твоей пользы. Мужа желаешь себе? Али хочешь в монастыре годы младые погубить? Прочу тебе в женихи сына свейского короля Карла. Густав-Адольф его кличут. По осени пойдешь под венец. Поначалу обвенчаем вас на Москве по православному обряду, опосля отправитесь в Стекольну свейскую, там вас обкрутят по протестанской манере. Мужа твово грядущего видал. Орел. Дьяки сказывают учен, умен, с мечем ловок. Ты же у нас из иностранных языков ведаешь только латынь? Ныне привез казателя: обучит немецкому языку — он для твоего мужа родной. Сказывают свекровь у тебя вредная случится, но тут не всем везет. Обижать тебя он не даст и яз завсегда рядом. По характеру Густав горяч и вспыльчив. За тобой станет удерживать его от опрометчивых дел.

— Вскую нам немец в семье? — Вопросил осторожно Степан Годунов.

— Для нашего царства сей молодец годен. Для борьбы с врагами нам надобна надежно прикрытая спина. Хучь мы и сами ныне крепки и сила наша растет год от года, к чему нам плодить врагов? Коль даст бог молодым детей и вовсе благостно станет. Нам свеи за морем не соперники, коли к нам лезть не станут — то и ладно. Наш общий недруг король польский, коий притесняет православных на наших отчинах, и протестантов в Курляндии, Литве и других землях, кои нам не надобны, но любы королю Карлу. А царевна наша, красавица, королевой станет, и земли наши близко лежат. Вон ныне на царевой паровой лодке катается по Волге, а тама села на королевский корабль, море переплыла и вот она Колывань, полная русских людей. А тама по железной дороге хошь по монастырям, хошь к родне в гости. Меня окрутили тож особо не спрося и чего? Дня без помыслов об жене не проходит, люба безмерно. Верю, полюбит нашу невесту Густав-Адольф. Ну, боярин право, глянь как хороша? Красотою лепа, червлена губами, бровьми союзна, умница к тому ж, чего еще надо? Тебе Феодосия лучшей доли и батюшка твой не желал бы. Ты царева дочь, не крестьянка какая. Тако готовься, учи язык немчинов, думай, кого из слуг да подружек с собою к свеям увезешь.

Земский собор по церковным делам приурочили к свадьбе. В пятнадцатый день сентября семь тысяч сто девятнадцатого года состоялся торжественный въезд свейского принца Густава-Адольфа со свитой в Москву. К тому времени в столице собрался на свадьбу и Земский собор — цвет лучших людей России. Свадьба обрела невиданный размах и пышность. Для горожан на улицах были накрыты столы и выкачены бочки с вином и пивом. Пир в кремле и вовсе поражал воображение. Через несколько дней свадебный поезд с молодой четой и свитой железной дорогой отправился к Ивангороду.

Как только столица, москвичи и гости привели себя в порядок после праздничных гуляний, не затягивая, провели и Земский собор. В Грановитой палате собралось чуть более трехсот представителей от городов, земель и царств России. По составу нынеший сход не сильно отличался от предыдущего: половина служивые люди, десятая часть церковники, остальные бояре, дьяки и купцы с промышленниками, с небольшим перевесом последних.

Вел собор боярин князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Все выборные, конечно знали о чем пойдет речь, так как повестка земского собора объявлялась заранее. Перед началом обсуждения я обрисовал своё видение проблемы:

— Здравствовать боярам, дворянам, купцам, святым старцам. Сего дня на собор пришли лучшие люди русских земель. Судить станем церковные дела. Наши помыслы не об вере сегодня. Вера — наша жизнь. Внегда встречаем мы человека, вопрошаем его: какой ты веры? От того разумеем чего у него за душой. Православие — наш путь от рождения и до смерти. Народившись в Израилевной земле, минуя Рим и Царьград, пришло учение Христа на Русь. Мы третий Рим, хранители Правды. Наше царство окружают врази многие, алчущие чистых душ и земель, жаждущие погубить нашу веру и наши обычаи. Отчины и дедины, лежащие ныне под польской властью, кровью исходят и ждут от нас избавления. Силы православных христиан на исходе. Множество дворян в Литве для спасения живота своего уже отреклись от истинной веры. Польские паны, паписты и иезуиты кнутом и кровью изгоняют православие из Руси. Купно с папистами на литовских землях явились униаты — оборотни, како Иуда, продавший Христа, предавшие православие. Хитрыми проповедями они смущают христиан и те губят свои души на веки вечные. Времена кончаются: скоро на Белой, Черной, Серебряной, Червонной, Малой Руси иссякнет истинная вера. С каждым днем там гибнет православие. Мы, кои собрались здесь на Москве — есть Московское царство. Мы остатний оплот истинной веры. На нас лежит бремя вызволения христиан и спасение их душ. Для того надобно нам войско, сильнейшее, способное любого врага повергнуть во прах. Всем ведомо або яз устроил новые полки и людей воинских в доспех одел и оружье вложил в руци наилучшее. Отец мой царь и великий князь Иван Васильевич многие годы воевал Ругодивскую землю и не смог ея поять, або мое войско, вы, кои здесь стоите, с божией помощью за два месяца в честном бою повергли лучшие полки немецкие. Но ныне пред нами наисильнейший враг — Речь Посполитая. Уния богатая и силой полная. Казны государевой не достает для устройства рати коя сможет одолеть схизматиков. При сем в державе нашей есть церковь, коя делая богоугодное дело окормления паствы духовной пищей, скопила под собой треть лучших пахотных земель. В городах за монастырями трое из десятка людишек в беломестчиках. Яз себе золотых палат не строю, кажную копейку в усиление царства нашего кладу, вы служилые люди кровь льете для защиты наших пределов, а церковники богатства копят напрасные. Церковь должна быть частью царства, а не царством в царстве. Яз не желаю земель церковных, хучь излишки могли бы государевых людей кормить, но для нашей державы надобно, дабы государь ведал все доходы церкви и лишние деньги брал для дел воинских и защиты православия. На ваш суд отдаю се решение. Как порешите, так и станет, но помните об гибнущем на закате православии.

Обсуждения, довольно бурные, длились две седьмицы. Но, учитывая состав собравшихся, решение было очевидным, также свою роль сыграло участие патриарха в покушении на царя и убийстве боярина Годунова. Собор постановил учредить Церковный приказ, коий ведал бы все доходы церкви. Оставляя чернецам деньгу на житие, строительство церквей, обустройство монастырей и богоугодные дела и забирая излишки в казну. По самым скромным подсчетам дьяков Разрядного приказа в государевы сундуки ежегодно будет ссыпаться от пятидесяти до ста тысяч рублей.

С того времени прошло семь лет, как не было. Время летит не угонишься. Небольшой струг везет меня с малой свитой на середину реки Висла, где на якорях закреплен плот. На этом плавучем островке под шелковым балдахином вскоре состоятся переговоры между мной и королем Речи Посполитой Жигимондом III Ваза. Нынешняя война была успешна для России. Сыграла свою роль многолетняя подготовка. Союзникам и профессиональной армии России Речи Посполитой противопоставить было нечего.

Завершение реформы армии, комплектование стрелецких полков нового строя, преобразование дворянского ополчения в рейтарские и драгунские полки повлекло за собой отмену страшного порока русского войска — местничества. Часто в прошлые года меж назначенными воеводами, родовитыми и не очень дворянами, разворачивались споры с воззваниями к прежним заслугам и выпячиванием древности рода. Зачастую эти прения заканчивались лишь решением царя о переназначении воевод. Так называемый развод воевод, то есть начальные люди назначались в разные земли царства. Все это время войска стояли, давая врагу время на подготовку и теряя деньги. Местничество оказалось не совместимо с профессиональной армией, разрядные книги, где записывались сведения о походах, визитах иноземных послов, выполненные поручения, службы и другие заслуги дворян были изъяты и уничтожены. Местничество было запрещено.

После смерти отца, Густав-Адольф смог получить королевские регалии, хотя и не был единственным наследником, путем уступок претенденту ряда земельных владений и письменных гарантий высшему дворянству, ограничивающих права монарха Швеции. В тысяча шестьсот одиннадцатом году по папистскому счету риксдаг в Нючепинге объявил сына Карла IX королем. Монарх своими доблестью, рыцарским духом и благородством сумел привлечь на свою сторону шведских дворян, которые при его отце уклонялись от воинской службы и были к нему в оппозиции. Лично бросаясь в атаки в своем красном колете, высокий лихой мечник вдохнул в армию новые силы. Зимой тысяча шестьсот двенадцатого года войско шведов в десять тысяч пехоты и три тысячи конницы с помощью голландского флота высадилось в Зеландии у Гумбелека в десяти верстах от столицы Дании Копенгагена. Датское войско, осаждавшее шведский Эльфсборг — главный центр торговли на Северном море не смогло вовремя прийти на помощь столице. Густав-Адольф, зная от шпионов, что гарнизон данов составляет всего четыре тысячи воинов, потребовал безусловной сдачи города. Столица, не дождавшись помощи от датской армии, которая осталась на Скандинавском полуострове, блокированная шведским и голландским флотом, была вынуждена капитулировать. Под угрозой тотального разрушения главного города своих владений король Дании Кристиан был принужден к заключению мирного договора. Швеция получила провинции на юге Скандинавии: Сконе, Халанд, Блекинге, остров Борнхольм и норвежские провинции Бохуслен и Трёнделаг. Также шведские корабли были освобождены от уплаты Зундской пошлины.

Спустя три года после этой предыстории началась война с Речью Посполитой. Конфликт монархической и парламентской формы правления расшатывал основу государственности. Сейм противопоставлял себя королю, стремясь ограничить его власть и возвысить свое значение. Король пытался ввести формы самодержавия и наследственной передачи власти. Привилегии магнатов подтачивали польскую империю, а безмерная заносчивость шляхты — таково было воспитание и обычаи, мешала воспринимать угрозу, которая росла за смоленским рубежом. Казна постоянно была пуста.

Первый удар нанес крымский хан Джанибек Герай. По приказу турецкого султана Ахмеда ранней весной тысяча шестьсот пятнадцатого года сорока тысячное войско вторглось на украйну. Жестокость татар была ужасающа, впрочем, как и всегда, все непригодные для продажи на рынке рабов, вырезались.

Казаки, видя огромную силу татар, от боя уклонились, засев в Сечи на днепровском острове Базавлук. Образ казака, нарисованный потомками в виде защитника православного христианства и правды, сейчас не выглядел столь безупречно. Казаки не пахали и не сеяли, ведя вольную жизнь. Соответственно деньги на загулы и пропитание брались от набегов. Пути грабительских походов зачастую определялись не вопросом веры, а выгодой. Казаки шли туда, где была добыча, не раз и не два грабя земли православного Московского царства. Вольные люди могли напасть на идущий в Крым татарский обоз, ведь там была добыча, а ввязываться в бой для защиты веры желающих не было.

Нейтралитет, установившийся между турецкой державой и Московским царством, ограничил возможные пути набегов воинов крымского хана. Это послужило увеличению числа вторжений в польские украйны и Волынь. Походы крымских татар и ногаев Казыева улуса происходили раз или два в год. Особенно страдали окрестности Киева, Брацлава, Подолье, Волынь и Галиция. За каждый грабительский набег, на рабские рынки Каффы, Карасубазара, Гюзлеве и Бахчисарая выводилось от трех до тридцати тысяч пленных. Иногда рабов приводили так много, что еврей-работорговец насмехаясь спрашивал у татар: "Остались ли еще люди в Литве?". Но на этот раз это был не грабительский поход, а война. О набеге татар в Киеве узнали всего за четыре дня, до явления вражеского войска и городской замок не был подготовлен к длительной осаде. В результате деревянные укрепления были сожжены, а население в качестве ясыря уведено в Крым. Также было разорено еще одиннадцать городов, не считая сел.

Польское войско, сосредоточенное на севере против готовящегося удара со стороны Швеции ушло на юг. Король Густав-Адольф, получив из Москвы весть о покинувшей Литву польской армии, выждав время, высадился под Ригой и осадил её. Спешно созванное королем Посполитое Рушание из десяти тысяч воинов было разбито на берегах реки Двины.

В этот раз короля Швеции обвести вокруг пальца не удалось. Наемное войско превосходило польское числом, умением и вооружением. Два полка польских рейтар попытавшиеся провести классическую атаку против копейного строя были расстреляны из шведского изобретения — кожаных пушек. Эти легкие медные орудия были высокоманевренны на поле боя. Тонкие стволы обматывались для крепости веревками и сверху обтягивались кожей для защиты от непогоды. Стрелять ядрами из них было нельзя, а вот шрапнель этот агрегат выдавал с высокой скорострельностью. Уничтожив конницу и проредив пехоту, шведы прижали польское войско к реке и раздавили его копейным ударом. Фланговые атаки шведских рейтар и драгун лишь довершили неизбежное. Получив сообщение о разгроме войска, Рига капитулировала. Литовская шляхта, видя силу шведов и недовольная неуверенными действиями короля Жигимонда начала переходить на сторону Густава-Адольфа. Из принявших присягу шведскому королю литовских шляхтичей был сформирован сильный кавалерийский отряд.

Не завершив поход на юг Кварцяное войско — пять тысяч отборной конницы, повернуло на север, но остановилось у Менска, поскольку до Великого коронного гетмана Жолкевского дошел слух о концентрации под Смоленском огромного русского войска. Известив об том короля Жигимонда, гетман разослал вести для сбора компутового войска. Силы, которые собирала Речь Посполитая, могли составить от двадцати четырех до сорока тысяч от королевства и до двадцати двух тысяч от Великого княжества Литовского. Но для этого было необходимо несколько месяцев. К тому же ныне же в Литве и Курляндском герцогстве хозяйничало шведское войско в двадцать пять тысяч воинов, на украйне обосновалась орда крымского хана в сорок тысяч всадников, а от Смоленска шла восьмидесяти тысячная русская армия.

Надвигающаяся русская рать вынудила гетмана отступать вглубь подвластных польскому королю земель. В начале июля московские полки под командованием боярина Ивана Ивановича Годунова, после непродолжительной осады взяли Менск. Его укрепления были деревоземляные и, так же как и Смоленская крепость порядочно запущенные. Двадцатого июля русские войска разбили у города Новогородка арьергард польского войска. Военный совет, в виду численного перевеса вражеской армии рекомендовал гетману дальнейшее отступление вглубь польских земель. Кое-кто из первых людей коронного войска, среди которых оказался военноначальник Стефан Хмелецкий, бежали из лагеря. Замешательство, образовавшееся среди поляков, позволило русским войскам окружить военный лагерь, и после шестичасового боя разбить польские силы. Великий коронный гетман Жолкевский пал в бою. Было уничтожено одиннадцать тысяч поляков, в том числе все Коронное войско.

Шведская армия под командованием короля Густава-Адольфа взяла с боем город Вильно и в начале августа через Гродно и Белосток вышла в окрестности столицы польского королевства Варшавы. Русское войско явилось к главному городу Речи Посполитой в районе Берестья в середине августа. Крымский хан Джанибек с двадцатью тысячами конницы прибыл от Львова. Взять этот укрепленный город он не смог, но связал его гарнизон пятитысячной ордой.

Лихорадочные усилия польского короля и сейма позволили собрать сорока тысячное войско. Правда большая его часть состояла из ополчения, с разномастным вооружением, не имела представления о воинской дисциплине, и была небоеспособна.

И вот струг несет меня к середине реки Висла. Большой плот двадцати аршин стороной на середине реки укрыт большим шатром. Со мной на переговоры шли воевода Большого полка Иван Иванович Годунов, Второй воевода Большого полка боярин Михаил Борисович Шеин, думный дьяк голова Посольского приказа Ефанов Иван Яковлевич и толмач. Со стороны польской державы был сам король Жигимонд, канцлер великий коронный Феликс Крыский, подскарбий великий коронный Балтазар Станиславский. По берегам реки стояли лучшие полки обеих сторон.

После холодных приветствий расселись за столом. Я, пользуясь случаем, рассмотрел польского короля: человек зрелых лет, полноватая фигура, большой нос, усы стрелочками с бородкой, невыразительные мутные глаза. Одет он был в черные одежды с белым кружевным воротником, на голове шляпа с пером, на груди орденская цепь с подвеской золотого руна.

— Почто великий князь московский нарушил уговор о двадцатилетнем замирье меж нашими державами? Почто от клятв своих отказался? Король Речи Посполитой своё слово блюдет, бо московский великий князь Дмитрий Иоаннович нет. Ужели нельзя отныне верить монарху Московской державы? — С места в карьер принял польский канцлер.

— Наши отчины и дедины, что до сего времени лежали под властью польского короля подверглись насилию. Православие король тщится вывести из Руси. Насаждает папистскую веру, обманом и принуждением ввергает честных христиан в униатство. Нам того терпеть немочно. Опять же честных казаков побил польский король, а мы за православных воинов скорбим. Такоже прежние обиды за польским царством многие. — Ответил глава Посольского приказа.

— Король Речи Посполитой желает, чтобы ты великий князь Московии увел свое войско с его земель.

— Польское войско слишком слабо, чтобы требовать чего-либо.

— Мы ждем со дня на день ратных людей нашего союзника императора Священной Римской империи Матиаса. — Вставил слово подскарбий.

— Цесарь Матвей не придет. — Спокойно произнес Ефанов.

— Отчего?

— Коли он не вмешается, ему обещано сохранение польского королевства, а коли влезет в дела наши, мы его войска станем держать, покуда крымский хан и свейский король всю землю польскую выжгут до последнего крестьянина. Наш государь имеет силу, дабы утопить в крови все польское королевство.

— Довольно! — Поднял руку король. — Чего желает царь Московии?

— Яз желаю возвернуть все дедовские, русского корня земли, Белую, Чёрную, Червонную, Малую Русь с городами и селами, родич мой король свеев Густав-Адольф желает себе Ригу и Вильно, Курляндское герцогство, Ливонию, Латгалию и Земгалию. Крымский хан желает вернуть ежегодную дань в двадцать тысяч золотых угорских, что платил король прежде.

— Это неслыханно. Ты предлагаешь мне отказаться от короны!

— От короны великого князя литовского, на корону короля Польши яз не посягаю. Природные католики мне без надобности. Хотя коли восхочет король Жигимонд, мы можем нашему соседу помочь. Ныне сейм препятствует разумному устройству польской державы. Наших сил достанет вычистить непокорных королю Жигимонду людишек из земель его. Всех польских магнатов кои не склоняться пред своим монархом, войско наше может для твоего удовольствия поять. Богатства их поделим. Ты сможешь сам своей волей править в королевстве самодержцем, и наследки твои станут полноправными королями.

Король смотрел на меня и молчал.

— Предательство — вскочил подскарбий Станиславский.

— Молчи, думкопф, — укоротил его король. — Королевство гибнет от своеволия шляхты. Не видеть этого может только безумец. Наше нынешнее поражение следствие непокорности сейма и всего неразумного устройства нашего государства. Какие у меня гарантии?

— Моя выгода. Польские земли мне не удержать, да и не надобны они мне. Густаву-Адольфу тако же слишком жирный кус не проглотить, крымский хан, коли получит дань, успокоится.

— Мне нужно время подумать. — После паузы произнес Сигизмунд.

— Надобно все решить ныне. Коли сойдешь на берег и шляхта прознает о наших посулах тебе не жить, в королевстве начнется смута, и все случится, по-моему, только большей кровью.

— Тогда я откажусь! Я не стану укреплять свою власть с помощью недруга. — Устало заявил король.

— Значит ли это, что король Польши отказывается от наших условий?

— Нет. Я вижу бесчисленное войско моих врагов и не имею сил сопротивляться, но согласие на передачу земель Великого княжества Литовского дать может только сейм.

— Яз крови человеческой не алчу, с сего момента велю не воевать польских людей, обаче дабы убрать искус, желаю дабы ты, король Польский Жигимонд повелел своему войску снять с себя доспех и оружие. Броню, оружье и коней яз заберу. До решения сейма люди твои должны жить в лагере под охраной моих воинов. Такоже коли меж нами замирье и мы ждем только решения сейма, надобно решить еще одно дельце. Война — дело не дешевое. Каждый день в поле стоит мне тринадцати тысяч рублей. Коли отные яз жду решения польского сейма, за вами станет оплата постоя. Посему в конце каждого дня яз жду от тебя король по две тысячи золотых угорских. Замирье стану держать две седьмицы. Коли сейм не согласиться отдам Варшаву на поживу своим людям и татарам. — Озвучил я условия до заключения мира.

Спустя четыре дня в ставку русского войска явился канцлер великий коронный Феликс Крыский.

Аудиенция состоялась в царском шатре, аскетическая обстановка которого, из дорогостоящего в шатре были только миланские доспехи, была вызвана необходимостью уменьшить воинские обозы путем личного примера. Сидя на раскладной походной скамейке я смотрел на высшего польского чиновника. Среднего роста с подтянутой фигурой и сильными руками. Рядом с великим канцлером стоял грузный человек более старшего возраста одетый в желтый кафтан и епанчу.

— Доброго дня великому коронному канцлеру, кто ваш спутник?

— Доброго дня Ваше Величество, это канцлер великий литовский Ян Сапега, хранитель большой государственной печати. — Перевел мне ответ толмач.

— Яз слыхал про канцлера Сапегу, вы были сподвижником короля Стефана Батория.

— Истинно, Ваше Величество. Я желал бы узнать ваши намерения относительно свобод вероисповедания, в случае согласования сеймом передачи Великого княжества Литовского русскому царю.

— Покуда ничего сказать не могу. Надобно поначалу решить дело о возврате русских земель, о вере станем думать опосля. К тому ж литовские земли отойдут свейскому королю. Мне надобна только Русь.

— Коли сейм узнал об отсутствии притеснений католикам и униатам дело пошло бы быстрее.

— Мы решим церковные дела к нашему общему удовольствию после расторжения унии Речи Посполитой и возврате наших дедин. Покуда идет война, божеские дела подождут.

— Ваше Величество вы обещали, что ваши воины не станут грабить польских сел и городов. — Перехватил разговор канцлер великий коронный Крыский. — Между тем татарами разгромлен город Радом, а на полуночь бесчинствуют наемники свейского короля.

— Аз есм царь и великий князь всея Руси, царь Крымский Джанибек Герай и король свеев Густав-Адольф суть самовластные государи. Мои воины в полевых лагерях ждут решения сейма. Коли король Польского королевства Жигимонд исправно шлет мне золото, яз кормлю свое войско, а с союзниками такого уговора нет, тако оне для своих людишек прокорм ищут, как могут. Надобно скорее решить сейму наше дело и ко всеобщей радости разойдемся по вотчинам своим.

— Касательно сейма, ещё не собрано законного большинства, дабы вынести решение. Ваше величество может отсрочить конец своего ожидания?

— Мы уговаривались на две седьмицы? Яз не против. По истечении указанного срока содержание войска надобно поднять до десяти тысяч золотых в день и яз готов ждать бесконечно, про татар и свеев ручаться не стану.

— До десяти тысяч золотых? Это очень большие деньги.

— До меня дошли слухи, абы в закатных землях Польского королевства собирается войско и нанимаются воинские отряды из немцев. Тако вы гроши и время не тратьте попусту. У меня в заложниках сорок тысяч польских воинов в полевом городке и до Варшавы рукой подать. Яз пятнадцать лет собирал и учил воинским умениям русское войско, мои пушки лучшие, мои союзники сильны. Або вы остатнее время токмо меж собою в сейме ратились. Мне советники сказывают, канцлер великий коронный Феликс Крыский сторонник сильной королевской власти. Воспользуйтесь нынешним поражением царства польского, дабы изменить негодный порядок. Приструните магнатов, пусть шляхта поступится своими вольностями заради державы. Ужели вы не зрите гибели Польской державы? Коли заключим мир меж нашими царствами, от меня вам угрозы не станет, об крымских набегах позабудете навечно. Бойтесь угрозы с закатной стороны. А тем, кто станет заводить речи о возврате русских земель напомни о союзе меж Россией и Свейским королевством с нашим сродственником королем Густавом. Польше войны с Московским царством не потянуть, уж не говоря о союзной свейской державе. Коли злато дорого, сейм должен решить дело в десять ден, такоже мои шпеги должны донести до меня вести о роспуске закатного войска.

Пять дней спустя с великой замятней сеймом было принято решение о расторжении Люблинской унии и отречении Польского королевства от короны Великого княжества Литовского. С Московским царством были утверждены новые рубежи. От Польского королевства не было отторгнуто ни одной местности с исконно польскими корнями. Под власть России отошли Малая Русь с Киевом, Галиция с Львовом, Перемышлем и Холмом, Червоная Русь с граничными городами Берестье, Дорогичин, Визна, Городно, Белая Русь с городами Новогородок, Менск, Борисов, Полоцк, Бреславль и Себеж. Согласно договора, заключенного между королеством Швеция и Московским царством, к северному соседу отошли Рига, Вильно, Курляндия, Латгалия, Земгалия, и другие литовские земли. В Ливонии граница России с владениями свейской державы прошла по оговоренным городам Кесь и Олыста. Крымский хан получил обязательства Польского царства выплачивать ежегодно в течение десяти лет по двадцать тысяч золотых.

Перед Московским царством, получившим территории с населением более одного миллиона человек, встала необходимость утверждения власти. Предстояла грандиозная чистка от нелояльного населения.

Изгнание евреев с русских земель было неизбежным. Русские люди не доверяли нехристям, особенно иудеям с их толкованием Ветхого завета. Иное прочтение древних текстов вело к догматическим противоречиям и рождению ереси. Из-за этого православная церковь не терпела на своих землях гонимый отовсюду народ. Может быть, корни этой нелюбви росли из военного противостояния с Хазарским каганатом. Одно время Киев даже платил дань прикаспийской державе, которая управлялась верхушкой знати исповедующей иудаизм. Говорили, что при Иоанне Грозном после взятия Полоцка в Двине утопили три сотни местных евреев, отказавшихся принимать христианство. Таких крайностей я, конечно, допускать не собирался, но и защищать перед православным клиром чуждый народ не спешил. Так что высылка за рубеж виделась относительно мягким выходом.

Униатов я решил отдать на суд церкви и вообще в этот процесс не вмешиваться. Православные старцы при упоминании вероотступников мгновенно заводились и были готовы нарушить одну из божеских заповедей. Хотя униатству, как диверсии против православия, места в русских землях нет.

Католикам также грозило изгнание, в более мягкой форме, то есть с имуществом, с деньгами и прочим, учитывая близость зарубежных защитников.

Вопрос шляхты был наиболее острым. В угличском детстве мне доводилось встречаться с образчиками этой породы. Неграмотные, вороватые, нищие, но нахватавшиеся у польских панов гонористых ухваток. Что с ними делать я не представлял. Распространения такого поведения среди православного дворянства крайне не желательно. Но однозначно оставлять в новых землях ненадежных людей я не собирался. Здесь, похоже, придется воспользоваться тактикой древнего римского полководца очистившего на заре христианства Средиземное море от пиратов. Блокировав половину моря, он жестко разобрался с разбойным людом, а затем перенес внимание на вторую часть морских просторов, истребив на время пиратов и успешно решив многовековую проблему.

В части Ливонии, что отошла Московскому царству, будет распространено действия указа по ругодивской земле. То есть вывоз местного населения вглубь России, а на их место осаждение православных пахарей.

Касательно закрепления обороны от возможных реваншистских посягательств Польши, пришло время строительства великой каменной крепости, только по последним фортификационным методам и не в Смоленске, а в Менске. Тогда сильный узел обороны страховал с запада от польских посягательств и с северо-запада от удара с литовских земель.

Спустя три недели я вернулся в Москву. Железная дорога, проложенная после войны со Швецией до Смоленска, позволила за двенадцать часов доехать до столицы, но до самой старой крепости пришлось от Варшавы ехать двадцать дней. Войско осталось в новых землях, беря под контроль укрепленные города, отошедшие России по мирному докончанию. Спустя два дня после возвращения состоялось заседание Государевой думы. Изменение Боярской думы в Государеву произошло вследствие постепенной естественной убыли старых бояр и замены их думными дьяками. Звание боярин осталось, но в высший государственный совет чиновники попадали не из-за больших наследных владений, а по деловым качествам.

Нынешней темой заседания была подготовка к празднованию победы и обсуждение следующих этапов устройства государства.

Поместному и Разрядному приказам предстояла огромная работа. Требовалась перепись податного населения, приведение к присяге дворян, оставшихся на земле. Вывоз и расселение в Поволжье, Кубани и Сибири всех ненадежных элементов. Разгромленный крымцами Киев требовал восстановления.

Первым слово взял думный дьяк голова Посольского приказа Ефанов Иван Яковлевич.

— Государь дела твои великие. Небывалое дело сталось ныне. Обаче с польской державой дела не окончены. Оне тако запросто с землями не восхотят расстаться. Ныне мы их почитай со спущенными портами застали, опосля нескольких разбитых армий и утери многих земель оне могут собраться и выждав, ударить по новым волостям дабы возвернуть потери. Наши шпеги нам доносят об недовольстве шляхты королем Жигимонтом. Мыслю, скинут с престола монарха.

— Кого поставят?

— Сына короля Владислава, али цесаря Матвея, но второго вряд-ли. Больно силен. Польские магнаты мнят себя с королем равными. В ихнем сейме каждый выборный волен заявить "Liberum veto" сиречь "Право на запрет" по любому вопросу, от того без счету неурядиц в стране. Король свейский и ты государь по вере не подходите. Владислава посадят на трон.

— Чего скажешь о сем молодце?

— Похож на отца повадкой, ноли магнаты ему також крылья обрежут. Супротив той силы ему поставить нечего. Польская магнатерия и заможная шляхта принудят его напасть на Русь.

— Сколько у нас времени? — Поинтересовался я.

— Года два-три. Покуда новое войско наберут, да обучат и то осмелятся ли пойти супротив нашего союза со свеями? Токмо коли нас в великой войне в спину ударят. Ежели мы скажем, с турками ратиться зачнем. Те с нами в мире, но уж больно большую силу Русь взяла, зачнут нас бояться. Нынешний султан молод и нам за поддержку супротив персов благодарен, ино всяко может статься, войска у него много и татары крымские тож. Да и не вечный султан Ахмет. В Царьграде заговоры часты. Теперича, как мы украйну под себя пояли, крымскому хану за ясырем вовсе некуда хаживать. На Кавказ мы ему Азовом тракт перекрыли, на полуночь наши земли, и на закат теперя опять же наши владения. Мню зачнет помаленьку безобразничать повсюду.

— Думаю Крым надо брать под нашу руку, ино не сейчас. Надобно время дабы закрепиться на новых землях. Супротив Польши от нежданного удара возведем наисильнейшую крепость в Менске. В ливонских землях крепостей много, надобно лишние снести, а которые главные усилить опаски для. Крымскому хану, покуда мы не закрепим новые волости, придется слать поминки, дабы держал своих нукеров и мурз на поводке. Окромя того мы уж седьмой год владеем Колыванью, а воинских кораблей не строим. Коли станем воевать Крым без тех игрушек нам не управиться. Ин ладно об том опосля поговорим. Лихачев Федор?

— Здеся яз, государь. — Отозвался думный дьяк голова Поместного приказа.

— Чего поведаешь нам об жителях новых земель, что пришли к нам по воле божей?

— Государь земли, что пояли от ляшской короны поделены твоей волей меж Московским царством и Свейским королевством. Купно на сих землях по скаскам церковных епархий живет боле трех миллионов людишек. На твоих новых волостях, великий государь, проживает чуть более одного миллиона. Крестьяне вовсе бесправны, Юрьева дня не ведают, трудятся без меры, суд над ими отдан дворянскому сословию. Дворяне разномастные от нищих никчемных людишек, до магнатов. Торговля хлебом — главным богатством земли отдана дворянам, оне податей не плотют вовсе. Городки все больше бедные, запущенные. На украйне казачество. Реестровых казаков, что служили польскому королю Жигимонту до пятисот, остатние гулящие люди бездельные. Сказывают в Сечи, может сидеть до двадцати тысяч казаков.

— Ясно. Владыко? — обратился я к избранному после лишения сана Гермогена патриарху Иову.

— Да великий государь?

— Мы желаем очистить от иноверцев наши русские земли и возродить истинную веру. Ты чего нам поведаешь об делах сих?

Старик встал с богатого кресла, оперся на посох и выдал речь:

— Гермоген, бог ему судья, не право судил об тебе. Все видят, лишь о боге ты думаешь. Христово воинство одолело силу небывалую…

— Владыко? Яз благодарен тебе за похвалу, но реки свое слово, чего делать станешь на новой Руси?

— На наших новых землях чорный люд блюдет честные православные обряды. Униаты, что явились из Иуд, не поспели восхитить множества приходов. К папежной вере склонилось мелкое дворянство, али понаехавшие ляхи. Христианство учит терпению, ано внегда утесняют истинную веру такового вытерпеть нельзя. Мы желаем изгнать из земель всех жидов, дабы оне не портили честных христиан, и не сманивали их в еретичество. Православные храмы, отнятые прежде, возвернуть христианам, иноверские мольбища разорить и строить новые воспретить навечно. Униатов, да и православных всих крестить заново надобно, паки испоганились они, якшаясь с еретиками. Униатских церковников возьмем по монастырям и поучим. Тако поучим, дабы дурь еретическая с кровью вышла. Коль дозволишь, надобно како в Ругодивской земле монастыри заложить, дабы возвернуть святость опоганенной земле. Такоже надобно православные митрополии на всех русских землях поять у вселенского патриарха Царьградского и отдать нам патриарху Московскому. Посему прошу тебя государь для дел святых не брать в казну Церковному приказу денег от доходов наших.

Выслушав еще нескольких докладчиков, я вынес решение:

— Значится соделаем так. Перво-наперво надобно продлить царскую железную дорогу до Менска. Там в окрестностях сыскать место под великую крепость. Дабы навечно Русь стала единой. Велю нынешней осенью послать градодельцев для поиска глины, камня и прочего потребного…

Я лежу на смертном одре. С тех времен прошло тридцать лет. Позади две войны с Польшей. Разгром и зачистка Крыма от татар всей мощью русского войска и Большой Ногайской орды. Ногайцы за скот и рабов с большим желанием помогли вырезать и изгнать народ, который в течение двухсот лет пил русскую кровь. Позади расселение на пустых землях переселенцев с западной Руси. Позади создание школ и университетов, строительство новых городов и железная дорога, доведенная почти до Байкала. Наследником объявлен второй сын Фёдор. Иван больше склонен к научным делам, вот пускай и развивает русские университеты. Медицинские учреждения с подготовленными в училищах медиками позволили значительно уменьшить смертность среди детей. Царские хлебные запасы уберегли государство от голода. Сильное войско, лучшее в мире, не позволяет недругам даже думать о нападении на Русь. Я сделал все, что мог.

Я лежу на смертном одре. Не ведаю, что за болезнь. Похудел, нет сил, кончается мое время. Патриарх соборовал и причастил святых таинств. Чего я хотел и не успел? Не помню ныне. Аляску и часть Канады взял под свою руку. Теперь будет шанс индейцам уцелеть и не сгинуть от охотников за скальпами и дареных тифозных одеял. Федор мужик суровый, боевой, глядишь, и упредит англосаксонский ужас с уничтоженным под корень местным населением Северной Америки.

Темнота.