Ночь.

Плывёт…

Едва покачиваясь, тяжело, с боку на бок; сонной рыбой тяжёлой на серебряной с глотающей взгляд чернотою воде.

Время осени в застывших волнах, в остановившемся ветре, в птицах, что так и не улетели на юг — на взмахе замерли крылья, затерялось небо в густых, бескрайних, непроглядных облаках.

Плывёт.

Огромный корабль в разноцветных огнях — синих, голубых, оранжевых, жёлтых, красных. Цветные лучи тают в темноте ночного моря. Или не тают уже, а тонут?

— Ну сколько можно бродить? Мы уже запутались в этих коридорах!

Иде стало вдруг смешно от нелепой этой ситуации. Полчаса ходить по парому — и не добраться до палубы. И это при том, что раза три выходили они на прогулки (недолгие, конечно, не лето всё-таки), и каждый раз легко находили нужный путь.

— Терпение, надо иметь терпение, — Ханс, в противоположность сказанному, именно терпение то и начал терять. — Нет, это просто глупо. Ида, милая, не слишком ли много мы приняли в баре?

— Неужели это всё от пары коктейлей?

И Ида рассмеялась — ситуация и впрямь казалась ей забавной.

Минуту назад у них за спинами закрылись двери лифта. Ханс готов был поклясться, что нажал на самую верхнюю кнопку. По крайней мере, она была выше всех остальных. Но и на этот раз лифт явно не добрался до уровня палубы.

Прямо перед ними тянулся вдаль ярко освещённый коридор, абсолютно пустой, безжизненный, тихий; с ровным рядом дверей кают. Казалось, коридор уходит куда-то в бесконечность, лишь где-то вдали упираясь не то в очередной поворот (переходящий в очередной бесконечный коридор), не то в двери лифта, не то в какой-нибудь выход… нет, не на палубу, на лестницу, или, того хуже, в тупик.

Только где-то вдали, почти неразличимые на расстоянии, едва светились призрачно-зелёным светом указатели… Выхода?

— Пойдём? — не слишком уверенно предложил Ханс.

— Странное чувство, — сказала Ида.

— Какое?

— Пустота кругом.

— Что? — переспросил Ханс.

— Ощущение пустоты. Как будто мы одни. Одни на всём судне. Едва мы вышли из бара — так сразу же все люди куда-то пропали. Полчаса ходим по этим коридорам и лестницам… И, похоже, мы всё время одни. Ты не заметил? Не заметил кого-нибудь.

— Ну, не знаю, — Ханс на мгновение задумался и отрицательно помотал головой. — Не заметил… Но я и не обращал внимание. К тому же сейчас уже ночь. В конце концов, все уже спят. Кроме вот таких вот полуночников и завсегдатаев бара как мы. Паром идёт всего одну ночь. Им часто пользуются бизнесмены, которые не прочь отдохнуть перед очередным напряжённым днём. Так что кроме бара едва ли среди ночи можно найти оживлённое место.

— Но ведь совсем никого!

— Хорошо, давай постучим в дверь каюты и кого-нибудь разбудим. И спросим дорогу на палубу.

— Похоже, это далеко, — сказала Ида, прислушавшись к едва долетавшему гулу (и звук этот был явно у них за спиной, где-то далеко в шахте лифта). — Не слышно шума волн. Только ровный, однообразный гул.

— Двигатель, наверное, — пожал плечами Ханс. — Судовой двигатель или, может, вентиляция. Я в этом не очень разбираюсь. Так что? Будем стоять, снова поедем на лифте или пойдём вперёд? Думаю, что любой коридор только кажется бесконечным. Он обязательно когда-нибудь закончится.

«Нет, только не на лифте» с неожиданно появившимся беспокойством подумала Ида. «Только не вниз…»

Не отчего не вниз? И откуда появилось странное это волнение, словно смутное предчувствие подступавшего откуда-то из ночного полумрака страха?

Длинные, прямые линии, безжалостные стены, закрытые двери — не этого ли хочется… Нет, не уйти даже — бежать. Без оглядки бежать. Вперёд, всё время вперёд.

— Пошли, — сказала Ида. — Не надо здесь стоять. Мы обязательно куда-нибудь выйдём.