11 сентября, 1994, воскресенье, 23.45, Таллинн

— Ты храпишь! С тобой совершенно невозможно заснуть!

Вильяр послушно перевернулся на бок и покрепче сжал зубы, чтобы прежде времени ненароком не засопеть.

— Я уже полчаса пытаюсь заснуть…

Лииза говорила всё тише и тише. Потом замолчала.

По чуть слышному посапыванию Вильяр понял, что она наконец заснула.

«Вот поругались ни с того ни с сего» с досадой подумал Вильяр.

Ещё в пятницу Вильяр заметил, что настроение у жены плохое. Она ходила хмурая и раздражённая, на вопросы отвечала нехотя (хотя Вильяр за выходные задал всего два вопроса: «Пойдём гулять в Кадриорг?» и «А почему нет?»).

«И вообще, ты мне уже надоел!» сорвалась Лииза в воскресенье вечером (когда уже пора бы и спать ложиться, а вовсе не ссориться по пустякам). «С твоими поздними совещаниями, воскресными командировками и этим вечным напряжением в доме! Ты думаешь, я ничего не чувствую? Я мало что понимаю в твоей работе, зато, уж поверь мне, чувствую всё!»

И, подумав, добавила:

— Ты уже три дня ходишь как зомби! И не говори мне, что задержка с отправкой детского питания может довести человека до сумасшествия.

«Да, прав Старик» подумал Вильяр. «Профессионализма нам пока не достаёт. Вот нет, чтобы с каменным лицом ходить или, того лучше, с улыбкой от уха до уха. Дескать, всё в порядке, нет проблем. И не влезал я ни в какие шпионские истории, и не надо мне бояться за семью, и не должен я таскать теперь в голове такие сведения, от сотой доли которых у любого нормального человека мозги скисли бы как вчерашнее молоко. Для неё я всего лишь бывший полицейский, вовремя уволившийся с хлопотной службы и устроившийся на тёплое местечко в коммерческой компании. А то, что полицейская служба не закончилась, и даже не просто продолжается, а становится с каждым днём всё тяжелей и опасней — этого ей, по счастью, не узнать. Во так в себе таскаешь… И улыбаться не получается. Плохой я актёр. Вот ведь работа — искренность во вред. Вот махнуть бы рукой на…»

— И вообще, ты спишь беспокойно… Толкаешься…

Это Лииза сказала во сне. Потом перевернулась на другой бок и затихла.

«Вот… Минут через десять я встану и потихоньку пойду на кухню. Всё равно ведь не засну и буду ворочаться. А на кухне… Можно, например, приготовить кофе. Хотя, нет. Лучше не надо. Этот запах любого разбудит. Тогда просто — достать бутылку минеральной воды… Честное слово, отчего-то хочется выпить. Хотя бы пива. «Саку» у нас нигде не затерялся в холодильнике? Или баночка «Синебрюхова»? Тоже ведь неплохо. Нет, я же имею право на такой отдых. И вот если ещё к этому пиву…»

Днём телефонный звонок показался бы ему тихим, словно мерный стук горошин по тарелке. Сейчас же, посреди и без того беспокойной ночи, прозвучал он резко и требовательно, как отрывистая барабанная дробь.

Вильяр не вскочил даже, а мгновенно слетел с постели…

Поздно!

— Чёрт! — полетело ему вслед. — Вилю, если это твои кретины из офиса, то не смей с ними разговаривать! А ещё передай им!..

— Всё хорошо… — пробормотал Вильяр, подбрасывая телефон вверх и перехватывая в полёте подскочившую трубку. — У нас очень сложный проект. Должен же кто-то мучиться…

— А почему всегда ты?!

— Слушаю, — ответил Вильяр почему-то шёпотом.

— Эйнар, вас искал Максим, — женский голос в трубке показался Вильяру взволнованным (ну, конечно же, только показался… откуда оператору-то знать, как важен для Вильяра каждый звонок, где упоминается имя «Максим»).

— Он что-то просил передать? — тут уже шёпот у Вильяра стал с хрипотцой.

«Эх, не возьмут меня на работу в Драматический театр… А жаль, хотел было на пенсии подработать».

— Да, он оставил для вас сообщение. Оно записано на автоответчике в офисе. Перезвоните через десять минут, мы как раз найдём его к этому времени…

«Автоответчик…»

Вильяр бросился к стулу и стал судорожно, подпрыгивая на одной ноге, натягивать брюки.

— Я, между прочим, молчу, — ядовито заметила Лииза.

— Замечательно, — прошептал Вильяр, набрасывая рубашку.

«Хорошо, что до пива не добрался. А то бы бежать пришлось до ближайшего таксофона».

— И вообще, я сыта по горло и этими звонками!..

Вильяр побежал к входной двери.