Сон не шел. Артем лежал на стареньком диване и смотрел в серый потолок.

Давид не выдумывал и не врал. Он чисто физически был неспособен на это. Но как? Как могло случиться, что этот чистый, светлый и наивный мальчик влюбился в такого раздолбая? Это он, Артем, виноват в этом. Он предстал перед Давидом сказочным героем, приходящим на помощь в трудную минуту. Сильным, смелый, честным. А на самом деле Артем не такой. Он тупой городской гопник, умеющий только пить пиво, травить непотребные байки, материться и таскать девок в койку.

«Я должен все исправить! — эта мысль крепко засела у Артема в голове. — У меня есть куча возможностей и вариантов это сделать. Но для этого мне нужно вернуться в настоящее и начать все заново. Главное: не пересекаться с Давидом, и тогда он не сможет влюбиться в меня и искалечить этим свою жизнь!»

Светало… На улице загорланили птицы, сквозь щели между досками пробрался утренний ветерок. Наглый луч отогнул край газеты и медленно полз по полу, подкрадываясь к кровати. Артем осторожно, чтобы не разбудить спящего Давида, слез с дивана, взял со стула свои вещи, тихо оделся и вышел на улицу.

Поежившись от утренней прохлады, он поднялся по узкой тропинке из оврага, прошел мимо небольшой деревни и вышел в город.

Город спал, прикрыв глаза-окна старенькими кружевными шторами. Его улицы были пусты и молчаливы. Только вдалеке слышался стрекот проснувшегося в депо первого трамвая.

На душе у Артема было тяжело. Ему казалось, что вместо сердца у него в груди тяжеленный валун. Он перекатывался в нем, зажимая легкие, поднимался к горлу, перекрывая дыхание, от чего на глаза наворачивались слезы.

«Ничего страшного, — пытался успокоить себя Артем. — Я вернусь сюда. Вернусь в двадцать четвертое мая и начну все заново. Будет Зинка. Будут танцы в парке. Будет город. Все будет так же… Не будет только клецок по воскресеньям, мацы, бани, и Хава Нагилы не будет. Я никогда не попробую форшмак Розы. Она никогда не обнимет меня, не поцелует и не назовет сынком. И не будет скрипки. Я никогда не услышу скрипку Давида. А если даже мы встретимся на улице, он меня не узнает, — от последней мысли камень в груди расширился до необъятных размеров. — Я буду наблюдать за вами издали. Буду радоваться вашим успехам, буду смотреть, как вы празднуете очередной Шаббат. Буду ловить носом запах куриного бульона, но мне будет не хватать вас!..»

Каждый шаг по лестнице давался тяжело. Артем открыл перекошенную дверь квартиры и подошел к знакомому шкафу. Рука потянулась к ручке, но в этот момент перед глазами Артема возник образ Давида.

Давид стоял спиной к распахнутой двери барака. Его тонкую фигурку обтекал яркий свет, и казалось, что этот свет исходит от него. В руках Давид держал скрипку. Его карие глаза с загнутыми вверх ресницами смотрели на Артема грустно, а на их дне затаились боль и обида. Давид поднял скрипку, положил ее на плечо, потерся об ее лакированное тело щекой, взмахнул рукой с зажатым в тонких пальцах смычком и заиграл…

Артем слышал музыку. Он чувствовал ее всем телом. Музыка проникала ему под кожу, лилась в его венах, наполняя душу радостью и надеждой. Музыка звала его. Умоляла не уходить. Просила остаться. Рука, протянутая к ручке дверцы шкафа, сжалась в кулак и упала, безжизненно повиснув вдоль тела. Артем прислонился спиной к шкафу, снял с головы кепку и уткнулся в нее лицом.

— Не могу… — тихо прошептал он и опустился на бетонный пол.

Он открыл парадную дверь знакомого подъезда и шагнул на каменную мостовую. Город просыпался. На дорогах появились немногочисленные прохожие. Мимо проехала машина, коротко дуднув наглой серой кошке, переходящей дорогу. Торговцы открывали свои лавки, протирая запылившиеся окна.

Как только Артем принял это решение, на душе стало легко и спокойно. Камень в груди растаял, и освобожденное сердце весело забилось.

Артем прошел две улицы вверх, свернул у знакомого здания Управы к трамвайным путям, поднялся к Всесвятской церкви и, увернувшись от струи воды поливальной машины, свернул за угол.

Он уперся в невысокую пристройку, над дверью которой красовалась надпись «Скобяная лавка». На открытой двери висел тетрадный листок, на котором простым карандашом было написано: «Требуется подмастерье».

В лавке стоял полумрак. На стенах висели лопаты, метла и совки. В большой кадке стояли черенки, а в углу неровной горкой лежали алюминиевые крышки.

В центре помещения стоял стол, за которым сидел седой крепкий мужчина. Он ковырялся отверткой в старом прокопченном примусе, дымя вверх папиросой.

— Здрасьте вам, — кивнул ему Артем, сняв с головы кепку. — Работники требуются?

— Здоров, коль не шутишь, — отозвался мужчина. — А чего ты умеешь?

— Да все понемногу. Могу железо лудить. Могу клепать. В механике немного понимаю. В электрике. Могу мотор перебрать, — кивнул ему Артем.

— Мотор, говоришь? — Мужчина прищурил глаз, в который лез едкий дым от папиросы. — Пьюший?

— Да так, — пожал плечами Артем, — в праздник могу усугубить, но не злостно.

Мужчина затушил папироску, взял из-за стула два костыля, лихо вскинул на них одноногое тело и поковылял куда-то во внутреннее помещение. Вернулся он, держа в руках небольшой моторчик.

— Вот, — сказал он, кладя мотор на стол перед Артемом, — справишь мотор. Справишь — работа твоя. Какие инструменты нужны, возьмешь вон в том яшыке, — мужчина махнул головой на старый комод.

— Ногу-то где потеряли? — спросил Артем, ковыряясь в ящике с инструментами.

— Так тут и потерял, — ответил мужчина. — Две войны прошел. И хоть бы царапина. Вернулся домой, а тут на тебе. Железкой ногу пропорол, забинтовал, думал, само пройдет. А тут гангрена. До последнего терпел. Вот мне врачишки ногу-то и оттяпали.

— М-да… Неприятность, — Артем сел за стол напротив мужчины и взялся за отвертку. — Меня Артем зовут.

— Дядя Саша, — кивнул ему мужчина, с одобрением поглядывая на ловкость, с которой Артем разбирал мотор.

После того, как мотор был починен, дядя Саша поставил перед Артемом жестяную кружку с молоком и рядом положил кусок хлеба.

— Счас помоги мне кастрюли залудить. Потом домой беги. Небось, тебя мамка уже обыскалась. Завтра к семи приходи. Я что могу сам починяю. Остальные заказы тебе оставлю.

— Мамка точно потеряла, — почесал голову Артем, вспомнив про Розу. — Так я на работу принят?

— Принят, — кивнул дядя Саша, — платить буду каждный день. А это вот, — мужчина положил на стол три рубля, — тебе за мотор. Я его не смог починить, а ты вона молодец.

К трем часам Артем уже сидел на скамейке около консерватории. Мимо него чинно прошла группа молодых людей с нотными папками, потом — две девчушки с футлярами для флейты.

Только через полчаса из здания консерватории появился Давид. Он медленно шел по огромной лестнице. Видимо, почувствовав на себе взгляд, Давид поднял голову и, встретившись глазами с Артемом, улыбнулся. Он быстро побежал по дорожке в сторону скамьи, на которой сидел Артем, но, не добежав пару метров, остановился. Улыбка с его губ медленно сошла, и он молча опустился на край скамейки.

— Ты чего так долго? — проворчал Артем. — Я тебя уже полчаса тут жду.

— С преподавателем обсуждали новую пьесу, — ответил Давид, глядя вперед. — Я решил, шо ты от нас насовсем ушел, — добавил он тихо.

— Я хотел, — ответил Артем, заметив, как вздрогнули при этих словах плечи Давида, — но не смог.

— Отчего не смог? — Давид посмотрел на Артема с надеждой.

— Музыка не дала, — незло усмехнулся Артем, — да и хозяйство у меня тут. Вон воды на полив огорода нужно натаскать. Курям отрубей дать. Да и ты вон с мамой пропадете без меня, — он смотрел на Давида и в этот момент был полностью уверен, что поступил правильно.

— А куда ты хотел уйти? — спросил Давид, улыбнувшись.

— К себе, в будущее. Мне стоило только войти туда, и все… Если бы я вернулся обратно, ты бы меня уже не помнил, — сказал Артем.

— Почему? — спросил Давид.

— Вот смотри… — начал объяснять Артем, — я могу уходить к себе сколько угодно раз и возвращаться обратно. Но возвращаюсь я сюда в двадцать четвертое мая. Сколько бы тут ни прожил раньше. И выходит, что все события повторяются. Вернее, их можно изменить, но… понимаешь… я понял, что не хочу ничего менять. Ты мне веришь? — он поднял глаза на Давида.

— Верю, — кивнул тот.

— А теперь пошли в лавку. Купим немного постного сахара. А вечером чай будем с ним пить. Я тут на работу устроился. Вот решил первую зарплату отметить, — Артем достал из кармана мятый трояк.

— Вот тут ты прав, шо хочешь гостинец купить. Ой и получишь ты от мамки мокрой тряпкой по спине, — засмеялся Давид.