Однажды король Артур объявил о предстоящем турнире и состязаниях, назначенных в Камелоте на пятнадцатый день после Успения. Молва быстро разнеслась по всему королевству, и рыцари и бароны, графы и короли стали спешно готовиться к празднеству.

Сэр Ланселот, будучи недавно тяжело ранен, объявил королю, что едва ли примет участие в турнире из опасения, как бы рана не открылась. Король весьма опечалился и, пожалуй, отменил бы турнир, но боялся огорчить уже находившихся в пути рыцарей с дальних окраин.

С тяжелым сердцем отправился Артур из Лондона в Камелот. Он, конечно, знал, что узрит смелые поединки, но королю очень хотелось, чтобы Ланселот, считавшийся самым доблестным рыцарем Британии, еще раз доказал свое превосходство над остальными витязями.

Когда все рыцари покинули лондонский королевский дворец, Ланселот загрустил. Ему наскучили болтовня дам и шутки пажей, и он представил, как весело едут рыцари Круглого стола с королем Артуром во главе по зеленеющим полям к Камелоту.

«Пойду посоветуюсь с королевским лекарем, – решил Ланселот, – пусть он даст мне лекарство, от которого поскорее затянется моя рана. Не могу же я сидеть тут, как беззубая собака, когда ее товарищи бегут на охоту».

И сэр Ланселот отправился в дом Моргана Тодда, королевского врача, однако тот, оказалось, тоже уехал вместе с Артуром.

Расстроенный и разгневанный неожиданной вестью, Ланселот уже собирался уехать, когда его окликнул человек, открывший ему дверь.

– Не сердись, сэр Ланселот, но я прочел твои мысли. Ты предпочел бы сопровождать короля, а не нянчиться со своей раной. Войди, и я дам тебе совет.

Ланселот подумал, что имеет дело с учеником Моргана Тодда, сошел с коня и последовал за ворчливым стариком с крошечными черными глазками.

Осмотрев рану рыцаря, старик как-то странно усмехнулся и промолвил:

– Рана твоя не раскроется, если ты будешь хоть немного заботиться о ней. А твое сердце, рыцарь, всегда опережало ум. Ты совершишь больше, чем кто-либо из рыцарей, но сила твоя причинит тебе немало вреда.

– Значит, я могу ехать в Камелот на турнир? – спросил Ланселот.

– О да! – подтвердил старик. – Но помни: не останавливайся в Астолате, иначе нанесешь тяжкую рану тому, кто тебе не сделал никакого зла, и причинишь сам себе безмерное страдание.

– Прибереги свой совет, добрый лекарь! – остановил его с улыбкой Ланселот. – Я никогда не трону того, кто не заденет меня. Впрочем, я готов принять все, что пошлет мне Господь.

Рыцарь тотчас же отправился в путь, не задумываясь особенно над предостережением старика. Под вечер он прибыл в Астолат и стал уже приискивать себе помещение для ночлега, как вдруг на память ему пришли слова лекаря.

«Я остановлюсь где-нибудь за городом, – с улыбкой сказал он себе, – и таким образом избегну несчастья, которое предвещал мне старый ворон».

И Ланселот направился за город. Вскоре у самой дороги он увидел баронскую усадьбу и попросил позволения переночевать. Его охотно пустили. Барон – пожилой человек почтенной наружности, по имени сэр Барнард, – ласково принял Ланселота, хотя и не знал его.

У барона было два сына, недавно посвященных в рыцари, и молоденькая дочка – красавица Элейна, но Ланселот не обратил на нее особого внимания.

Сэр Лавейн, младший сын, и сестра его не могли отвести глаз от сэра Ланселота, поразившего их своим величием и кротостью. Они подумали, что перед ними мужественный и благородный рыцарь.

За веселой беседой Ланселот поведал им о своем намерении попасть на турнир в Камелот.

– Благородный сэр, – обратился он к сэру Барнарду, – не одолжишь ли мне щит с неизвестным девизом – мой слишком хорошо всем известен.

– Охотно исполню твое желание, сэр, – ответил старый барон. – Я уверен, что ты один из самых знаменитых рыцарей в мире! Мой старший сын, Тиррей, был ранен в первый же день своего посвящения великим Тристрамом Лионским; он еще болен и не может сесть на коня; воспользуйся его щитом.

– Благодарю за дружеское доверие, – произнес Ланселот.

– Взамен я попрошу тебя об услуге, – продолжал сэр Барнард. – Мой младший сын, Лавейн, жаждет поехать с рыцарем, доказавшим на деле свою доблесть. Я доверяю тебе и убежден, что ты знатный рыцарь, а потому прошу: позволь ему сопровождать тебя.

– С великой радостью. Мне приятно будет ехать с молодым рыцарем, – сказал Ланселот.

– Не назовешь ли ты себя? – спросил барон.

– Не сегодня, сэр, – возразил Ланселот. – Но если Бог дарует мне победу на турнире, я непременно заеду к тебе и скажу свое имя.

Ланселот очаровал семейство барона своим благородством и рассказами о дамах и рыцарях, и все засиделись до поздней ночи.

Ни свет ни заря поднялся Ланселот, сгорая от нетерпения отправиться в путь. Но Элейна медлила и не решалась сказать, что последний ремень на доспехах ее брата застегнут. Наконец она подошла к Ланселоту.

– Сэр, я желаю тебе славных подвигов и победы на турнире, – произнесла она, краснея и бледнея. – Никогда еще никто из рыцарей не носил мой цвет. Потому, милорд, не хочешь ли взять у меня кое-что на память и надеть – на счастье – на свой шлем?

Ланселот поклонился, взглянул в ее милое личико и с ласковой улыбкой заметил:

– Благородная леди, если я соглашусь, то сделаю для тебя больше, чем делал до сих пор для какой-либо дамы.

Элейна приняла его слова за отказ и отвернулась, силясь скрыть засверкавшие у нее на глазах слезы.

Ланселоту стало жаль милую девушку, к тому же он подумал, что, если у него на шлеме будет цвет какой-нибудь дамы, вряд ли его кто-нибудь узнает, – ведь он никогда не надевал ничего подобного на турнирах, как было в обычае у многих рыцарей.

– Постой, прекрасная леди, – мягко заговорил он, – я готов надеть твой цвет на шлем.

Личико Элейны тотчас же просветлело, и она с горделивой радостью подняла глаза на статного, одетого в кольчугу рыцаря. Затем она побежала к себе и, быстро вернувшись, сказала:

– Вот кусочек красной парчи, вышитой крупным жемчугом.

– Хорошо, я повяжу его во время состязаний в благодарность за расположение, которое ты и твой отец ко мне питаете. Прошу тебя сохранить мой щит до моего возвращения, а я возьму щит твоего брата.

– Я спрячу твой щит у себя в комнате и позабочусь о нем, – пообещала Элейна.

Сэр Ланселот и сэр Лавейн тронулись в путь, оба с белыми щитами – как юные рыцари, не успевшие еще совершить никаких подвигов, в память о которых они могли бы начертать на своих щитах девизы.

Прибыв в Камелот, путники увидели, что узкие улицы города полны герцогов, графов, баронов и рыцарей, прибывших для участия в состязаниях. С помощью сэра Лавейна Ланселот нашел себе тайное пристанище у одного богатого горожанина, поэтому никто не подозревал о его приезде.

В назначенный день и час затрубили трубы на поле, отведенном для турнира. Король Артур поместился на приготовленном для него возвышении, чтобы решить, кто будет победителем. На празднество собралось много рыцарей, знати и простого народа.

Рыцари разделились на две партии и стали на двух противоположных концах арены. Одни называли себя партией короля Артура и желали одолеть всех вновь прибывших. Среди них были сэр Паломид, король Ангвисанс из Ирландии, сэр Саграмур, сенешаль сэр Кэй, сэр Грифлет, сэр Мордред, сэр Галлернон и сэр Сафир – всё рыцари Круглого стола. На другом конце стояли король Нортумберлендский, король Северного Уэльса, сэр Галахальт Гордый и другие рыцари севера. Их было меньше числом, но все они отличались доблестью.

Сэр Ланселот также явился на арену, повязав красную парчу себе на шлем, но решил сначала посмотреть, какая сторона окажется слабее, чтобы присоединиться к ней.

Вместе с сэром Лавейном он отправился на холм, откуда можно было наблюдать за боем на арене. Скоро они увидели, как партия короля Артура двинулась на северных рыцарей и смяла нескольких из них; но король Нортумберлендский и король Северного Уэльса с горсткой рыцарей мужественно и стойко сопротивлялись напору многочисленных рыцарей Круглого стола.

– Смотри, – воскликнул Ланселот, – как северяне выдерживают натиск! Как могучие вепри в стае собак!

– Ты прав, – согласился Лавейн, – они удивительно храбры!

– Если ты мне поможешь, – обратился Ланселот к сэру Лавейну, – то увидишь сейчас, что этот большой отряд отступит гораздо быстрее, чем наступал.

– Я приложу все силы! – воскликнул юноша.

Сэр Ланселот пришпорил коня, и они понеслись к арене. Ланселот был так стремителен и напорист, что одним ударом копья опрокинул Саграмура, Кэя, Грифлета и Сафира, а вторым – еще пятерых рыцарей. Северные рыцари, успевшие немного оправиться, приветствовали незнакомца за оказанную помощь, хотя дивились его белому щиту.

Тем временем партия короля Артура приняла решение: сэр Борс, сэр Эктор, сэр Лионель, сэр Бламур и еще пятеро других, всё сильные рыцари, известные бойцы и близкие родственники Ланселота, должны отплатить неизвестным рыцарям с белыми щитами, а в особенности тому, у которого на шлеме был цвет дамы.

И рыцари снова ринулись вперед; сэр Борс, сэр Лионель и сэр Эктор как вихрь налетели на Ланселота и опрокинули его коня. По несчастной случайности копье сэра Борса, двоюродного брата Ланселота, пронзило его щит и, сломавшись, застряло у него в боку.

Увидев, что другу грозит опасность, сэр Лавейн бросился на сэра Мордреда, выбил рыцаря из седла и подвел его коня Ланселоту. И хотя теснили кругом сэра Лавейна противники, он сумел помочь своему рыцарю сесть в седло.

Разъяренный Ланселот схватил огромное копье и опрокинул Борса вместе с его конем, а вслед за Борсом та же участь постигла сэра Эктора, сэра Лионеля и еще четырех рыцарей; остальные отступили, устрашась столь непомерной силы.

– Я все думаю о рыцаре с красной парчой на шлеме. Кто же он? – обратился король Артур к Гавейну, сидевшему с ним рядом.

– Государь, мы узнаем его имя при отъезде, – ответил Гавейн.

Король приказал трубить окончание состязаний на этот день, и герольды провозгласили победителем рыцаря с красной парчой на шлеме. Но когда северные рыцари подъехали к Ланселоту, приглашая его к королю за наградой, он отказался.

– Благородные лорды, позвольте мне уехать, прошу вас! – попросил он. – Я едва ли не жизнью заплатил за свою победу, и в настоящую минуту покой мне дороже всех сокровищ в мире.

Сказав так, Ланселот помчался с Лавейном в лес. Доехав до опушки, рыцарь застонал и, объявив, что дальше ехать не в силах, в глубоком обмороке упал с коня на землю. Сэр Лавейн отправился искать воды и, выйдя на просеку, увидел жилище отшельника на берегу ручья. Молодой рыцарь постучал в дверь и громко крикнул: «Отворите во имя Иисуса!» На пороге показался благообразный старец, и молодой человек стал горячо просить его о помощи. Вдвоем они перенесли сэра Ланселота в дом, быстро сняли с него все доспехи и уложили на постель. Отшельник извлек из раны обломок копья, остановил кровь и дал рыцарю целебное снадобье. Скоро Ланселот очнулся, силы начали возвращаться к нему.

Между тем в Камелоте шли толки о турнире; все жаждали узнать имя победителя, получившего, по словам северных рыцарей, серьезную рану. Король Артур, подозревавший в победителе Ланселота, очень надеялся, что ошибается, ибо ему страшна была даже сама мысль о новом ранении рыцаря.

На следующий день двор отправился обратно в Лондон и остановился на ночлег в Астолате. В городе все оказалось занято, и сэр Гавейн случайно попал к барону Барнарду, усадьба которого лежала близ Астолата.

С первой же минуты сэр Гавейн заметил, как бледна и задумчива красавица дочь барона, угощавшая его обедом.

После трапезы старик хозяин стал расспрашивать, кто же победил в Камелоте.

– На турнир явились два неизвестных рыцаря, оба с белыми щитами; но у одного из них на шлеме была красная парча, – сказал сэр Гавейн и при этом заметил, как просияло лицо девушки и загорелись глаза.

– Клянусь, я никогда не видел столь доблестного и рослого рыцаря! – продолжал Гавейн. – Готов поклясться, что он победил не менее двадцати рыцарей Круглого стола, и товарищ его тоже выказал свою доблесть.

– Слава Богу! – с торжеством воскликнула девушка. – Я рада победе этого рыцаря! Я никогда не любила и никого не буду любить, кроме него.

– Выходит, ты знаешь его имя? – спросил Гавейн.

– Нет, и не знаю даже, когда он вернется, – возразила Элейна.

Сэр Барнард рассказал Гавейну, как они познакомились с неизвестным рыцарем, а Элейна добавила, что он, не желая быть узнанным, оставил ей свой щит и вместо него взял белый щит ее брата. Сэр Гавейн попросил показать ему щит.

Элейна побежала к себе и вернулась с кожаным футляром, в котором был спрятан щит.

– Посмотри, сэр, на нем нет ржавчины, – сказала она, вынув щит из футляра. – Я сама каждый день чистила его!

– Увы, – воскликнул Гавейн, увидев девиз на щите, – теперь мое сердце полно печали!

– Почему? Почему? – вскрикнула Элейна, бледнея.

– Ты любишь рыцаря, которому принадлежит хранимый тобой щит? – спросил Гавейн.

– Да, я люблю его!

– Знай же, – сказал Гавейн, – ты любишь благороднейшего и достойнейшего рыцаря в мире, сэра Ланселота.

– Я так и думала, – с гордой улыбкой произнесла Элейна.

– И он никогда еще не носил цвет какой-либо дамы, – заметил сэр Гавейн.

Услышав это, Элейна очень обрадовалась и подумала, что Ланселот надел ее цвет из любви к ней.

– Однако я не знаю, – продолжал Гавейн, – увидим ли мы его в живых.

– Горе мне, горе! – воскликнула Элейна и бросилась к ногам рыцаря. – Ты хочешь сказать… О, не говори, что он… – И она замолчала, не в силах продолжать.

– Я не говорю этого, но мне известно, что он серьезно ранен.

– Где он? Куда он ранен? О, я сейчас же пойду к нему! – И Элейна поднялась, ломая руки.

– Если бы ранивший его знал, кто этот рыцарь, он не нанес бы ему такой тяжкой раны, – заметил Гавейн.

– Но скажи, где же мой рыцарь?

– По правде говоря, никто не знает, где он, – пояснил Гавейн. – После турнира он быстро умчался, и когда я с другими рыцарями отправился на розыски за шесть-семь миль от Камелота, его нигде не оказалось.

– Дорогой отец, – со слезами проговорила Элейна, – ты должен позволить мне отправиться на поиски того, кого я люблю! Я не успокоюсь, пока не найду его и брата.

– Поступай по своему разумению, дочь моя, – отвечал ей отец, – ибо я не желаю препятствовать воле твоего сердца.

Элейна быстро снарядилась и отправилась в путь в сопровождении вооруженных людей, которые должны были охранять ее.

В течение двух дней все ее поиски в Камелоте оставались безуспешными. Элейна почти ничего не ела и не спала от волнения и беспокойства. На третий день, проезжая по долине, она увидела рыцаря, ведшего под уздцы двух лошадей, и узнала своего брата Лавейна. Пришпорив коня, девушка стрелой подлетела к нему и вскричала:

– Лавейн, Лавейн! Скажи, где мой рыцарь, сэр Ланселот?

Брат обрадовался сестре и спросил, откуда ей известно имя заезжего рыцаря. Элейна обо всем поведала ему.

– Мой рыцарь не назвал себя, – признался Лавейн, – но приютивший нас отшельник узнал его и сообщил мне, кто он. Несколько дней ему было очень плохо, он бредил, но теперь самочувствие его улучшается.

– Я счастлива слышать это, – проговорила Элейна.

Когда Лавейн привел ее в комнату, где лежал бледный раненый рыцарь, она от волнения не могла произнести ни слова и упала в обморок. Очнувшись, девушка со вздохом спросила:

– Мой рыцарь, сэр Ланселот, что с тобой случилось?

– Что с тобой, благородная леди? – спросил в ответ Ланселот. – Мне тяжело видеть твою печаль; моя рана не так серьезна, чтобы ты о ней тревожилась. Если ты прибыла ухаживать за мной, благодарю тебя! С твоей помощью я быстро встану на ноги.

– Я с радостью буду служить тебе, пока ты не поправишься.

– Спасибо, благородная Элейна, – сказал рыцарь. – Но откуда тебе известно мое имя?

– От сэра Гавейна, – ответила девушка. – Он ночевал в доме моего отца и видел твой щит.

Ни на минуту Элейна не отходила от Ланселота, сидела подле него дни и ночи. Такой внимательной сиделки еще никогда ни у кого не было.

А сэр Ланселот, в свою очередь, был ласков и не подозревал, как глубоко Элейна привязана к нему.

Вскоре Ланселота навестил его двоюродный брат, сэр Борс, нанесший ему столь тяжелую рану. Он очень сокрушался, что причинил своему родственнику такое увечье, но Ланселот успокоил его:

– Я получил по заслугам и едва не погиб из-за собственной гордости. Стоило мне только предупредить тебя о своем прибытии на турнир, и я не получил бы раны. Потому не станем больше говорить об этом.

– Благородный кузен, – начал Борс, наклоняясь над постелью и понижая голос, – мне кажется, девица, которая ухаживает за тобой, очень опечалится, когда ты поправишься и уедешь.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Ланселот.

– Ответь, не зовут ли ее Лилейная дева из Астолата?

– Да, именно так, – подтвердил Ланселот, – и лучшей сиделки нельзя найти!

– Она тебя любит, – заключил сэр Борс, чувствуя сострадание и нежность к кроткой девушке.

– Нет, брат, ты ошибаешься! – возразил Ланселот. – Элейна явилась из-за моей болезни. А на турнире я просто надел ее цвет, вот и всё.

– Ты доблестен, Ланселот, – произнес Борс. – Ты всегда деликатен и мил с женщинами; но мне кажется, ты не знаешь сердца этой благородной девушки. А я вижу: она любит тебя и ревниво следит за нашей беседой.

– Клянусь небом, я глубоко огорчен твоим предположением! – с грустью воскликнул Ланселот. – В таком случае я должен отослать ее от себя.

– Почему, дорогой брат? – спросил Борс. – Она благородная девушка, ты мог бы полюбить ее тоже. Впрочем, я не могу и не смею советовать тебе – любовь не приходит по принуждению.

– Мне бесконечно жаль Элейну, – печально повторил рыцарь и снова впал в уныние.

Желая только одного – поскорее поправиться и уехать, – через несколько дней Ланселот договорился с Борсом, что с его помощью встанет, наденет доспехи и сядет на коня; таким образом он даст понять отшельнику и Элейне, что выздоровел.

В назначенный срок рыцари услали отшельника и молодую девушку в лес собирать травы. Сэр Ланселот поднялся с постели, облачился в доспехи и сел в седло. Рыцарь так жаждал снова почувствовать себя здоровым, что взял копье наперевес, пришпорил коня и стремительно понесся по лугу, словно хотел поразить противника. Но его рана внезапно открылась, он лишился чувств и упал на землю.

Элейна, не успевшая уйти далеко, услышала крики брата и сэра Борса и примчалась к ним. Увидев смертельно бледного Ланселота, она зарыдала и, опустившись перед ним на колени, принялась целовать его и умолять, чтобы он очнулся.

– Изменники! – крикнула она брату и сэру Борсу. – Как вы могли позволить ему встать? Знайте же: если он умрет, я обвиню вас перед судом в его смерти!

Вернулся и отшельник и тоже очень разгневался. Он уложил Ланселота в постель, остановил кровь и привел рыцаря в чувство.

– Почему ты подвергаешь свою жизнь такому риску? – спросил он Ланселота.

– Мне наскучило здесь, – ответил рыцарь, – я хочу уехать.

– Ах, сэр Ланселот, – с укоризной заметил отшельник, – ты не научишься сдерживать себя до самой смерти. Но теперь тебе придется повиноваться мне и остаться здесь, пока я не скажу, что ты здоров.

Сэр Борс вскоре уехал; перед отъездом отшельник обещал ему, что через месяц он сможет забрать Ланселота.

Элейна день и ночь усердно ходила за больным рыцарем, ободряла и развлекала его, не давая скучать. Ни одна жена не проявляла такой заботливости к своему мужу и ни одна мать не питала такой нежности к своему ребенку, каковыми отличалась Элейна, ухаживая за Ланселотом.

Рыцаря печалила ее преданность. Он ласково обращался с молодой девушкой, но сожалел, что в его душе нет любви к ней.

Когда миновал месяц и прибыл сэр Борс, рыцарь уже совершенно поправился и рвался в путь.

Двор короля Артура находился в ту пору в Лондоне. Элейна выехала из Камелота вместе с Борсом и Ланселотом; она радовалась выздоровлению рыцаря, но и грустила – ведь ее заботам о нем пришел конец. А как девушка была признательна, когда Ланселот во время пути к Лондону иной раз обращался к ней и со спокойной улыбкой говорил о ярком солнечном дне, о птицах и деревьях, о встречных всадниках и прохожих!

В Астолате барон Барнард радушно принял их и устроил пир.

Утром рыцари собрались в дальнейший путь. Элейна, хотя и бледная, выглядела спокойной, пока сэр Ланселот не начал прощаться. Тогда она подошла к нему и сказала:

– Милорд, я вижу, ты уезжаешь. Прошу тебя, сжалься надо мной! Мне придется говорить о том, чего обыкновенно девицы и дамы не говорят.

Ланселот серьезно взглянул на нее и понял, что она собиралась сказать.

– Леди, – заговорил он, чувствуя себя совсем удрученным, – сам того не ведая, я поверг тебя в печаль и очень огорчен этим.

– Благородный рыцарь, не дай мне умереть от любви к тебе! – воскликнула Элейна, поднимая на него взор, полный отчаяния и мольбы. – Я ни за кого, кроме тебя, не выйду замуж.

– Благородная леди, – произнес Ланселот, – как мне ни больно, но я вынужден отказать тебе. Женитьба – не мой удел.

– Увы, – с горькой улыбкой промолвила Элейна, – в таком случае не о чем говорить.

– Благородная леди, я желаю тебе найти рыцаря более достойного, – продолжал Ланселот. – Когда я уеду, ты перенесешь свою привязанность на кого-нибудь из своих друзей или родственников, а за твою дружбу я буду вечно тебе обязан.

– О, знай же, сэр Ланселот: раз ты меня не любишь, мне не видать счастья! – возразила Лилейная дева.

– Не говори так, леди! – воскликнул рыцарь. – Тебя ждет любовь и долгая жизнь!

Элейна вскрикнула и упала в обморок. Подоспевшие служанки подняли ее и унесли.

С тяжелым сердцем уезжал Ланселот из Астолата. Когда он уже собрался сесть на коня, вышел и сэр Лавейн.

– А ты, сэр Лавейн, что намерен делать? – спросил Ланселот.

– Я могу только сопровождать тебя, – ответил юноша, – и хотел бы поехать с тобой, если, конечно, ты меня не прогонишь.

– Хорошо, – согласился Ланселот.

– Я думаю, сэр, – сказал, подходя к Ланселоту, барон Барнард, – моя дочь погибнет из-за тебя. Она всегда была неясна сердцем.

– Этого не должно произойти, – отвечал Ланселот. – Развлекай ее, и, когда я уеду, она забудет меня. Никогда я не давал ей повода подумать, что люблю ее. Но я очень огорчен печалью Элейны, потому как она благородная и добрая девушка, с кротким нравом.

– Отец, – вмешался сэр Лавейн, – с моей сестрой случилось то же, что и со мной. С той минуты, когда я впервые увидел сэра Ланселота, я уже не мог расстаться с ним.

Элейна грустила дни и ночи, не зная сна, не принимая ни пищи, ни питья.

– Я не могу и не хочу преодолеть своей печали, – возражала она на все утешения. – В том нет греха, что я люблю благороднейшего из рыцарей. Да мне уж и недолго жить, я чувствую.

Вскоре Элейна призвала к себе отца и младшего брата и, плача, продиктовала им прощальное письмо, после чего попросила их выполнить ее последнюю волю.

– Когда я умру, вложите это письмо в мою правую руку. А тело мое отнесите к Темзе и поместите в лодку под черными парусами. И пусть один из наших верных слуг поведет ее вниз по течению к городу Лондону и там оставит.

Так проговорила Элейна, вздохнула в последний раз и умерла.

Горько рыдали над ней отец и брат, а потом вложили в ее похолодевшую руку письмо, а тело доставили с молитвами к Темзе и там поместили в лодку. Лодку покрыли черной парчой, и старый преданный слуга ступил в нее. С печалью отчалили лодку от берега, и кормчий повел ее вниз по течению, к Лондону, где находился двор короля Артура.

Случилось, что король с королевой стояли у дворцового окна, выходившего на Темзу, и заметили черную лодку. Король приказал остановить ее и в сопровождении королевы и многочисленных рыцарей спустился к берегу. В лодке лежала красавица и, казалось, спала; в правой руке она сжимала письмо.

Дивясь увиденному, король осторожно вынул письмо из руки девушки. Вернувшись во дворец, он приказал всем рыцарям собраться, вскрыл письмо и прочел вслух:

Благороднейший рыцарь, милорд Ланселот! Смерть пришла за мной, видя, что ты – не любишь меня. Сделай теперь, когда меня уже нет в живых, то немногое, о чем я тебя прошу: помолись за мою душу и похорони меня. Вспоминай иногда обо мне, несравненный, милый рыцарь.

Печаль омрачила чело Ланселота, он побледнел; все поразились, видя его столь удрученным.

– Государь, – сказал он, когда король кончил читать письмо, – поверь, я скорблю всей душой о благородной девице Элейне, и Богу известно, что я был лишь невольной причиной ее смерти; сэр Лавейн, брат почившей, может подтвердить мои слова. Она преданно ухаживала за мной во время моей болезни; она любила меня беспредельно, и я сильно опечален этим.

– Отчего ты не полюбил ее? – спросила королева, переживая о горькой судьбе благородной девушки.

– Государыня, – ответил сэр Ланселот, – сердцу не прикажешь; но я скорблю о ее смерти.

– Да, нельзя любить по принуждению, – согласился король, – и тут бессильны все мольбы. Но ты, сэр Ланселот, согласно желанию благородной девицы, конечно, пожелаешь похоронить ее?

– Да, я похороню ее со всей подобающей пышностью и торжественностью, – ответил Ланселот.

Рыцари Круглого стола с грустью проводили тело прекрасной Элейны к могиле.

На могильной плите крупными буквами высекли надпись, которая гласила:

Здесь покоится Элейна,

Лилейная дева из Астолата,

умершая от великой любви