После того как Ланселот покинул пределы Британии и направился в Бретань, где у него было свое королевство, саксы стали усиливаться в оставленной им стране, и ежедневно длинные черные суда приставали к ее берегам. Бритты воссылали к небу мольбы, чтобы свирепые пираты миновали их, и в ужасе бросались внутрь страны при виде драконовой головы, прорезавшей путь в морском тумане. Воинственные варвары тем временем бросались с бортов и вброд бежали к берегу, жаждая добычи и крови.

Король Артур собрал большое войско и два года сражался с неверными, отстаивая северные пределы от разбойничьих шаек. В ту пору широкие римские дороги еще не запустели, не заросли травой, и конные отряды могли быстро передвигаться с места на место, разя наглых язычников и рассеивая их банды.

На севере король Артур выдержал десять сражений – шесть против саксов и четыре против скоттов, которые, прослышав о междоусобной войне, целыми полчищами устремились на юг, надеясь поживиться в богатой стране.

На юге король Артур выдержал два сражения с пиратами, дерзнувшими напасть на его столицу Карлеон-на-Уске, и нанес им такое поражение, что едва ли дюжина язычников успела скрыться на судах.

Немало добрых витязей потерял Артур в этих битвах: язычники отличались храбростью, и побеждать их было нелегко. Но самой тяжкой утратой для короля стала, конечно, гибель благородного Джирэнта.

Когда молва о доблести и силе короля Артура распространилась среди язычников, они устрашились и не дерзали большими шайками высаживаться на берегах Британии. Страна на некоторое время вновь обрела мир.

Тогда сэр Гавейн опять вспомнил о своей ненависти к Ланселоту и принялся убеждать короля собрать новое войско и высадиться с ним в Бретани, где мирно правил Ланселот. Долго король не желал слушать его советов, да и королева всеми силами боролась против этого. Но Гавейн и его войско оказали весьма значительные услуги в недавней войне, и король не мог оставить его речей без внимания.

Гавейна поддерживал брат его Мордред; он сообщил, что выходцы из Бретани передают, будто Ланселот собрал большое войско, хотя со своими соседями живет мирно и дружно. До него дошли также слухи, добавил Мордред, будто Ланселот только ждет минуты, когда язычники станут сильнее теснить короля, и тогда он переправит свое войско в Британию и захватит королевский трон, воспользовавшись тем, что Артур, истощенный войной, не сможет противостоять его свежим силам; кроме того, Ланселот намеревается похитить и королеву.

Сначала король не допускал злых толков о Ланселоте в своем присутствии, но многие из королевских советников считали их достоверными, и Артур, ввиду настояний Мордреда и его сторонников, в конце концов уступил. Он согласился переправиться с войском в Бретань и принудить Ланселота признать его верховную власть и вместе со своим королевством присягнуть ему на верность.

Перед отплытием король Артур созвал совет и провозгласил своего племянника сэра Мордреда регентом Британии, поручив ему королеву Гвиневеру и весь двор.

Когда Артур с войсками переправился в Бретань, сэр Гавейн приказал своим рыцарям жечь окрестные селения и опустошать крестьянские поля. Он надеялся таким путем вооружить Ланселота против короля.

До Ланселота дошли вести о высадке Артура и о грабежах, но благородный рыцарь в течение нескольких дней не решался поднимать оружие на любимого короля, посвятившего его в рыцари.

Наконец к нему явился сэр Борс с несколькими знаменитыми рыцарями, среди которых был сэр Алан с шестью братьями – также храбрыми и благородными рыцарями.

– Милорд Ланселот, – заговорил Борс, – не позорно ли терпеть, когда враги разъезжают по нашей земле, жгут наши дома и разоряют наши нивы?

– Ради любви к родине, сэр Ланселот, позволь помериться силами с коварными пришельцами, – вставил свое слово сэр Алан. – Мы не привыкли нежиться в замках и городах.

– Благородные милорды! – заговорил сэр Ланселот. – Вы знаете, как тяжко мне поднимать руку на моего любимого короля и проливать кровь христианскую. Однако я понимаю ваше негодование при виде того, как разоряют любимую вами родину из ненависти ко мне. Поэтому я хочу послать к королю Артуру гонца с предложением вступить со мной в переговоры. Когда получим ответ, тогда и подумаем о том, что предпринять.

Послом в лагерь короля Артура Ланселот отправил умную и благородную леди. Ее привели к сэру Лукану, королевскому дворецкому, и она рассказала ему, откуда пришла и зачем.

– Увы, благородная леди, – заметил Лукан, – я боюсь, ты напрасно беспокоилась. Мой государь любит сэра Ланселота и охотно примирился бы с ним, но сэр Гавейн ненавидит доблестного рыцаря.

В эту минуту вошел сэр Гавейн. Узнав, что дама не из их лагеря, он, гневно и высокомерно взглянув на нее, спросил:

– Откуда ты?

– Я желала бы говорить с королем Артуром, у меня к нему поручение от милорда Ланселота.

Гневным жестом сэр Гавейн схватил ее коня за узду и быстро повел его к краю поля.

– Уезжай! – крикнул он. – Да передай своему господину, пусть он напрасно не отправляет послов к моему дяде. Скажи также, что я, Гавейн, поклялся рыцарской честью не покидать этой страны, пока один из нас не будет убит!

Услышав ответ от возвратившейся леди, сэр Ланселот прослезился и удалился из зала, а его товарищи на совете решили настоять на том, чтобы он на следующий день дал сражение. Однако, выйдя поутру на крепостные стены, рыцари увидели воинов Гавейна, начавших приступ и осаждавших город. Враги старались по лестницам взобраться на стену, но воины Ланселота мужественно отражали их нападение. Бой был в полном разгаре.

Вскоре наступающие прервали приступ, и к главным воротам подъехал на высоком коне и в полном вооружении сэр Гавейн. Взмахнув копьем, он крикнул:

– Где ты, изменник сэр Ланселот? Почему ты трусливо прячешься за рвами и стенами? Помни же: если мне удастся добраться до тебя, я отомщу тебе за смерть моих братьев!

Друзья и родственники Ланселота, окружавшие его и слышавшие слова Гавейна, заявили:

– Теперь, сэр Ланселот, отбрось свою излишнюю учтивость и положи этому предел.

– Я согласен, – ответил Ланселот, – но мне тяжко биться с тем, кого еще недавно я называл своим братом по оружию. Я по неведению убил братьев Гавейна, и это вызвало кровавую междоусобицу.

Сказав так, он приказал приготовить для себя сильного коня, надел доспехи и, поднявшись на крепостную стену, крикнул королю Артуру:

– Милорд Артур, знай: мне больно сознавать, что ты посвятил меня в рыцари, а теперь вот преследуешь! Однако я вынужден защищаться, потому как сэр Гавейн нанес мне страшное оскорбление.

Сэр Гавейн усмехнулся и крикнул в ответ:

– О Ланселот! Ты мастер говорить! Если у тебя хватит смелости драться со мной, брось болтовню и выходи – потешимся боем.

Ланселот, окруженный верными ему рыцарями, не замедлил выехать из замка.

Оба войска согласились приостановить битву до окончания поединка сэра Ланселота и сэра Гавейна.

Рыцари сшиблись с такой силой, что кони не выдержали и пали на землю. Тогда рыцари спешились и, перетянув щиты наперед, стали рубиться мечами. Сколько мощи было в их ударах! Как искусно они их наносили и отражали! Окружающие не могли налюбоваться на рыцарей и, восхваляя обоих, утверждали, что никогда не видывали подобного поединка. Однако скоро противники были жестоко изранены друг другом, и кровь обильно потекла по их доспехам.

Никто не мог определить, кто же из рыцарей сильнее.

Сэр Гавейн обладал волшебной силой, которой при рождении наделила его подруга матери фея Моргана. Никто не знал об этой тайне, кроме короля Артура. Сила феи часто выручала Гавейна, спасая от засады или неожиданного нападения во время битвы; случалось, он выходил победителем, когда все вокруг были убиты и ранены или захвачены в плен. Волшебная сила его возрастала втрое между девятью часами утра и полднем, а в обычное время он уступал только сэру Ланселоту.

Сражаясь с Гавейном, Ланселот немало удивлялся, что тот, по-видимому, не только не уставал, но даже как будто становился сильнее. В душу Ланселота закралось опасение, не вселился ли в Гавейна демон.

Но мужество Ланселота не уступало его опытности; он решил утомить Гавейна, чтобы, улучив минуту, сразить его одним ударом. Ввиду этого Ланселот, принимая на щит мощные удары противника, стал сдержаннее в своих ударах.

К полудню сила Гавейна возросла до гигантских размеров, и левая рука Ланселота онемела под градом ударов, сыпавшихся на его щит.

Огромных усилий стоило Ланселоту выстоять под натиском Гавейна. Все восхищались доблестным рыцарем, но никто не мог представить себе, как трудно ему отражать удары.

Колокол в монастыре стал бить полдень, когда сэр Гавейн взмахнул мечом, готовясь нанести решительный удар; с двенадцатым ударом колокола он опустил меч, и Ланселот с удивлением почувствовал, что его опасения не оправдались – удар оказался не так силен, как он ожидал.

Заметив внезапное уменьшение силы Гавейна, Ланселот выпрямился во весь рост и промолвил:

– Я не ведаю, сэр Гавейн, с помощью какой злой силы ты сражался, но чувствую: дело твое проиграно. Теперь настала моя очередь, ибо никто не знает, чего мне стоило выдержать твой натиск.

С этими словами сэр Ланселот удвоил мощь своих ударов, и щит Гавейна раскололся. Затем Ланселот так ударил Гавейна по шлему, что тот пошатнулся, а при следующем ударе упал навзничь.

Зрители затаили дыхание. Все были уверены: после столь упорного и жестокого боя Ланселот немедленно прикончит противника.

Но вместо того сэр Ланселот с минуту постоял над сраженным сэром Гавейном, а потом, ко всеобщему изумлению, вложил меч в ножны и удалился.

Распростертый на земле рыцарь поднял голову и с удивлением посмотрел вслед Ланселоту.

– Почему ты уходишь? – гневно крикнул он. – Вернись, вероломный, и убей меня! Как только я оправлюсь, я снова начну искать случай убить тебя.

Всех поразили оскорбительные слова поверженного Гавейна, но еще более ошеломил присутствующих ответ сэра Ланселота:

– Я буду биться с тобой, сэр Гавейн, если Богу так угодно, но знай: я не убью тебя!

Многих из числа противников Ланселота тронули его слова и милосердие. Они находили, что во всем мире едва ли отыщется рыцарь, равный ему по благородству; исключением являлись Галахад и Персиваль, но их уже не было среди живых.

Сэр Ланселот вернулся в город, а сэра Гавейна отнесли в палатку короля Артура, где ему промыли и перевязали раны. Три недели провел он в постели, снедаемый ненавистью и мечтая о том, когда оправится и будет в состоянии снова попытать свои силы против Ланселота. В то же время он умолял короля идти на приступ города и взять его, пусть даже обманным путем. Но король не соглашался: он скорбел при мысли о войне с Ланселотом и горевал о тяжело раненном племяннике Гавейне.

– Увы, – ответил он, – никто из нас, Гавейн, не добудет славы под этими стенами. Ведь мы беспричинно враждуем с благороднейшим из рыцарей.

– Однако благородство не поможет ему, – возразил Гавейн, – когда мне представится случай вонзить в его коварное сердце мой острый меч!

Едва оправившись, Гавейн вооружился с головы до пят, вскочил на коня и с копьем в руке примчался к главным городским воротам.

– Где ты, Ланселот? – запальчиво крикнул он. – Выходи, трусливый изменник! Я здесь, чтобы отомстить тебе за предательское убийство моих братьев!

Ланселот услышал его слова и ответил с башни:

– Жаль, сэр Гавейн, что ты не хочешь прекратить своих злых речей. Мне известна твоя сила, ты можешь тяжко ранить меня и даже убить.

– Выходи же! – крикнул Гавейн. – Я леаледу твоей смерти. В прошлый раз ты одолел меня, и теперь я хочу отплатить тебе за это. Знай: я тоже сумею сразить тебя, как ты сразил меня.

– Я не заставлю себя ждать, – заметил Ланселот. – Раз ты обвиняешь меня в предательстве, значит, всегда будешь жаждать моей смерти, чем бы наш поединок ни кончился!..

И на сей раз все случилось так, как в предыдущий. Рыцари сшиблись, и копье Гавейна сломалось о щит Ланселота, после чего они спешились и бились на мечах.

Сэр Гавейн надеялся своей волшебной силой сломить Ланселота. Но сэр Ланселот вел себя еще осторожнее, чем в предыдущий раз, и, прикрываясь щитом, тщательно берег свои силы до полудня, когда сила Гавейна, как и в прошлый поединок, стала убывать.

Заметя это, Ланселот промолвил:

– Я вновь вижу, что ты сражаешься не честным путем, а с помощью злой силы. Трудно мне было, сэр Гавейн, противостоять твоим могучим ударам. Ты сделал свое дело. Теперь очередь за мной!

Сказав так, Ланселот нанес злобному рыцарю мощный удар по шлему, и старая рана Гавейна раскрылась.

Гавейн упал и несколько минут лежал как мертвый. Но на самом деле удар только оглушил его, и он, едва очнувшись, стал называть Ланселота гнусным предателем и даже в припадке безумия продолжал грозить ему мечом.

– Знай, презренный рыцарь: я еще жив! – кричал он. – Ложись на землю – будем биться до смерти!

– С меня довольно, – возразил Ланселот. – Когда же ты снова встанешь на ноги, я опять готов биться с тобой. Я не желаю добивать раненого, который не может стоять.

Сэр Ланселот направился в город, а поверженный сэр Гавейн продолжал неистовствовать и поносить его. Все дивились безумной ярости Гавейна и необычайной выдержке и благородству Ланселота. Многие говорили, что, скажи сэр Гавейн хоть половину таких оскорбительных слов кому-либо из них, они немедленно снесли бы ему голову с плеч.

После этого поединка Гавейн пролежал в постели целый месяц. Наконец лекарь объявил, что через три дня он сможет сесть на коня. Обрадованный Гавейн обратился к сидевшему подле него королю Артуру:

– Я снова сражусь с предателем Ланселотом, и если мне не удастся покончить с ним и на этот раз, плохо мне придется.

– Ланселот давно покончил бы с тобой, – заметил король, – если бы не его благородство. Он не желает твоей смерти.

– О, всем известна твоя привязанность к коварному изменнику, дядя, – возразил Гавейн. – Но мы не двинемся с места, пока не покончим с ним и не уничтожим его королевства, хотя бы это всем нам стоило жизни.

Едва он успел выплеснуть свой гнев, как в лагере затрубили трубы и в дверях королевской палатки появился сэр Бедивер. Суровое лицо старика было бледно, седые волосы нечесаны, на одежде тоже были видны следы спешного пути.

– Сэр Бедивер, ты с дурными вестями из Британии?! – воскликнул король. – Неужели случилось нечто еще более ужасное, чем то, что я переживаю сейчас?

– О мой король! Твой племянник Мордред восстал, – заговорил сэр Бедивер. – Он собрал вокруг себя много народу, разослал письма ко всем лордам и рыцарям, твоим вассалам, обещая им земли и богатства, если они провозгласят его королем. Он заключил под стражу твою супругу Гвиневеру и намеревается жениться на ней, как только убьют тебя.

– Мордред! Мордред! – воскликнул король. – Мордред оказался изменником, а я считал его рассудительным, стойким мужем!..

– Хоть Мордред и брат мне, – гневно заметил Гавейн, – но, увы, он всегда был предателем!

– Я с опасностью для жизни вырвался из Британии и поспешил к тебе, – продолжал сэр Бедивер. – После того как я с гневом отверг его предложения, он неотступно следил за мной. Государь, ты немедленно должен прекратить бесплодную и неправую войну с Ланселотом и со всей армией поспешить домой, чтобы уничтожить ядовитую змею, которую вскормил у себя на груди!

В тот же день король Артур снял осаду с города и замка сэра Ланселота и быстро направился к морю, горя желанием сесть на суда и, переправившись в Британию, достойно наказать изменника Мордреда.

С попутным ветром они переплыли пролив, но не успели достичь Дуврских отмелей, как увидели тысячи рыцарских шлемов, сверкавших на солнце: то было войско, выставленное Мордредом для воспрепятствования высадки короля Артура на берег. Король страшно разгневался; он приказал спустить на воду маленькие лодки и переправить рыцарей на сушу.

Но мятежники тоже спустили лодки и легкие галеры и вступили в ожесточенный бой с королевскими рыцарями. При этом много погибло славных рыцарей, баронов и прочих храбрых воинов.

Тогда король Артур и его главные сподвижники вскочили на коней и бросились прямо в море, преследуя мятежников. Скоро вся отмель и вода окрасились кровью убитых.

Немного спустя Мордред вынужден был отступить на берег. Король и сэр Гавейн быстро построили свои ряды и ринулись на врага, оказавшего весьма слабое сопротивление.

По окончании битвы король Артур приказал похоронить погибших, которых нашли в волнах, а раненых перевезти в Дувр.

Когда король отдавал приказания, к нему явился оруженосец:

– Государь, сэр Гавейн тяжело ранен. Он в лодке, и мы не знаем, жив он теперь или нет.

– Горе мне! – вскричал король, и всех поразила его скорбь. – Ужели это правда?

Оруженосец проводил короля к лодке, в которой находился раненый рыцарь.

– Государь, – заговорил Гавейн, слабо улыбнувшись, – пришел мой смертный час. Удар пришелся по прежней ране, нанесенной мне Ланселотом, и я чувствую, что умру.

– Увы! – воскликнул король, со слезами обнимая племянника и целуя его. – Вот он, самый ужасный день в моей жизни! Если ты умрешь, Гавейн, я останусь совсем один! Гавейн, Гавейн! Ведь ты и сэр Ланселот были мне дороже всего на свете; теперь я лишусь вас обоих, и мне уже не знать радости в жизни…

– Горе мне! – произнес Гавейн. – Ведь это я причинил тебе столько страданий, государь! Благородный Ланселот случайно убил моих братьев, а я от гнева лишился рассудка. Я раскаиваюсь и желал бы загладить зло, причиненное тебе и сэру Ланселоту. Но мой час пробил: мне не дожить до вечера.

Король и Гавейн заплакали; повлажнели глаза и у рыцарей, стоявших вокруг, – они вспомнили, сколько горя и бед причинила всем слепая ненависть Гавейна, побудившая доброго короля против воли вести войну с Ланселотом.

– Я повинен и в восстании моего брата-изменника Мордреда, – промолвил Гавейн, – и на мою голову падет проклятие. Не настаивай я так упорно, ты примирился бы с сэром Ланселотом, и он со своими храбрыми родичами сумел бы удержать в повиновении твоих врагов и вовремя отразить их нападение. Приподними меня, государь, и позови писца: перед смертью я хочу повиниться перед сэром Ланселотом.

Король помог Гавейну сесть, а священник написал под его диктовку следующее письмо:

Сэру Ланселоту, благороднейшему из всех рыцарей, каких я знавал и о каких мне случалось слышать, который некогда был мне близким другом.

Я, сэр Гавейн, сын короля Лота Оркнейского, племянник короля Артура, шлю тебе свой привет и извещаю сим письмом, что сегодня смертельно ранен в битве с восставшими изменниками. Удар пришелся по ране, дважды – мне нанесенной тобой под стенами твоего города. Но мне хочется признаться, что я искал смерти в поединке с тобой и получил эту рану вполне по заслугам; ты не убил меня только по свойственной тебе доброте и благородству. Я, Гавейн, умоляю тебя: прости мне мое безумие ради воспоминаний о прежней нашей дружбе и о давно минувших днях, проведенных вместе. Приди сюда из-за моря и поспеши со своими рыцарями на помощь к королю Артуру, нашему благородному государю: негодный предатель, мой брат Мордред, восстал на своего законного господина и короновался. Поторопись, сэр Ланселот, и, как только получишь мое письмо, присоединись к королю. Однако, прибыв на берег, сходи на мою могилу и помолись за мою грешную душу, ибо я в своем безумии причинил тебе много зла.

Затем сэр Гавейн исповедался и впал в забытье. А когда солнце спустилось и тени рыцарей и воинов, сновавших по берегу, удлинились, он пришел в себя и открыл глаза. В первую минуту Гавейн не узнал короля Артура, но потом ласково ему улыбнулся и проговорил тихим голосом:

– Поцелуй меня, государь, и прости!

Король опустился на колени и поцеловал сэра Гавейна в бледный лоб, чувствуя, что сердце его готово разорваться от горя.

Немного спустя сэр Гавейн умер, умер под шум прибоя, под крики чаек, под раскинувшимся в вышине необъятным небом… Так именно и мечтал он умереть – умереть после боя, в котором он мужественной рукой разил врагов и сам отражал удары.

Через три дня после битвы на берегу королевские войска встретились с войском Мордреда. На сторону мятежников перешли многие воины, ненавидевшие короля Артура за его вражду с Ланселотом. Король с грустью увидел на одном из знамен мятежников девиз сэра Ланселота, – коварный Мордред приказал его заготовить, рассчитывая таким маневром вызвать упадок духа в войске короля.

– Поистине настали дни мщения за мои злодеяния, – изрек король Артур. – Я несправедливо ополчился на Ланселота, и вот его сторонники восстали на меня.

Целый день на дюнах длился бой. За свежевозведенными земляными укреплениями развевалось знамя с большим красным драконом – там расположились главные силы Мордреда.

Наконец настойчивый натиск королевских войск увенчался успехом, и Мордред отступил. Его войска в беспорядке бежали к северу, преследуемые воинами Артура.

Много осталось убитых на поле брани; их широко раскрытые незрячие глаза глядели в синее небо, где плавно скользили перистые облака и кружились со звонкой трелью жаворонки… А сколько раненных в сражении жаждали смерти; белые дорожные колеи были залиты их алой кровью.

После битвы обе стороны отдыхали и, как борцы, набирались сил для последней, решительной схватки. Мордред разослал гонцов во все концы, созывая лордов и рыцарей под свои знамена. И земли, теперь называемые Кент, Сассекс, Суррей, Эссекс и Суффолк, встали на его сторону, тогда как западные окраины Уэльс, Девон, Корнуэлл и центр остались верными королю Артуру.

Мало-помалу север отходил в руки пиратов-язычников, пролагавших себе путь внутрь страны огнем и мечом. Британские лорды уже не имели сил сдерживать их. Король Урия погиб от предательского кинжала; та же участь постигла и двух других вождей. С печалью и страхом люди говорили друг другу, что север уже не принадлежит бриттам и отошел к диким язычникам.

Сэр Мордред избегал открытого сражения с королем Артуром и вместо того принялся со своими людьми жечь и грабить окрестности. Затем, прокравшись ночью через большой лес, он подошел к богатому городу Палладону, рассчитывая захватить его, однако план мятежника не удался – город имел сильный гарнизон и был слишком хорошо вооружен. Мордред при осаде потерял несколько дней, и этой задержкой воспользовался король Артур, предприняв трудный переход через густой лес. Проведав через шпионов о приближении короля, Мордред отодвинул свое войско, надеясь проникнуть в девонские пределы, находившиеся под властью короля Дьюэра, сына покойного Джирэнта, хранившего верность королю Артуру. Но король Артур, напав на Мордреда в дикой пустынной местности вблизи озера Неиссякаемых Слез, преградил ему путь. Король вспомнил эту местность, посещаемую трольдами и колдунами, где он был с Мерлином и где получил свой меч Экскалибур.

День уже клонился к вечеру, когда оба войска расположились друг против друга, намереваясь провести здесь ночь. Дул резкий ветер, по небу неслись облака, похолодало, будто весна внезапно сменилась зимою.

Для короля раскинули палатку в лесу. Перед самой зарей, когда кровь в жилах людей остывает и сердце бьется слабее, по лесу пронесся жуткий крик, а потом над палаткой прошелестели тяжелые крылья.

Воины, сидевшие вокруг догоравших костров, очнулись и похолодели от страха. Затаив дыхание, они услышали, как над их головами пролетело что-то большое к лагерю Мордреда, а вдали снова трижды прозвучал тот же крик. Воины в испуге жались друг к другу, лица их стали белее снега.

В палатке, где спал король, находились два рыцаря – сэр Кэй и сэр Оуэн; оба они дрожали от ужаса и не смели ни пошевельнуться, ни заговорить.

– Милорды, – послышался во мраке спокойный голос короля Артура, – то был предупреждающий, вещий крик. Говорят, он многим из моего рода предрекал смерть. Не знаю, верно ли это, но я покорюсь воле Господа, уповая на милость его.

– Аминь! – отозвались рыцари и не прибавили больше ни слова.

Когда взошло солнце, все страхи разом исчезли. Однако никто из напуганных воинов не отваживался говорить об услышанном жутком крике: из любви к королю они старались думать, что им приснился дурной сон или что они слышали обыкновенный крик ночной птицы.

Рыцари стали строить свои отряды в ряды, беседуя о предстоящей битве. В это время из лагеря Мордреда явились два епископа, и их провели к королю Артуру.

– Государь, – заговорил настоятель монастыря в Эмсбери, – не можем ли мы помирить тебя с твоим племянником? Прискорбно видеть доблестных рыцарей, враждующих между собой. Многие из них находятся в близком родстве, все они – дети одного народа и говорят на одном языке. Если эта братоубийственная война не прекратится, сколько горя она принесет! Сколько сердец перестанет биться, не вынеся невозвратных утрат! Сколько мужественных воинов, полных сил и желаний, жаждущих деятельности, станут добычей кровожадных волков и хищных птиц!

– Что говорит мой мятежный племянник? – сурово спросил король.

– Государь, – отвечал второй епископ мягким, вкрадчивым голосом, – он требует немногого и готов, если тебе угодно, заключить с тобой договор. Отдай ему графства Кент, Андред и лондонскую резиденцию и назначь его своим преемником. Ведь теперь, когда сэр Гавейн, сэр Гахерис и сэр Гарет убиты, он твой единственный племянник. Если ты обещаешь ему все это, он будет твоим верным союзником.

Некоторые из рыцарей советовали королю согласиться на предложенные условия, но другие говорили, что король не должен вступать в переговоры с изменником, и требовали, чтобы Мордред явился и отдался на милость своего государя и дяди.

Наконец после долгих совещаний король Артур согласился встретиться с Мордредом и его четырнадцатью военачальниками на полпути от обоих лагерей, куда и сам он выедет с четырнадцатью рыцарями. Епископы вернулись с ответом к Мордреду, а король Артур созвал к себе своих вождей.

– Я решил вступить в переговоры с предателем, моим племянником, – сказал он. – Посмотрим, каковы его намерения. Но я ему совсем не доверяю. Будьте наготове и, если увидите обнаженный меч, немедленно трубите наступление и истребляйте всех сторонников Мордреда, не щадя и его самого.

Приблизительно то же говорил и Мордред своим единомышленникам, сознавая всю преступность своего восстания.

– Король Артур и его рыцари наверняка будут мстить, если представится случай! – заключил он.

Оба отряда съехались на полпути, и обе стороны зорко наблюдали друг за другом. Король Артур обратился к племяннику с укором, но тот угрюмо и хитро смотрел на дядю и его рыцарей. Приспешники Мордреда, в большинстве жестокие, честолюбивые рыцари, высокомерно поглядывали на короля. Однако все держались, и переговоры шли своим чередом. Мордред подтвердил требования, изложенные епископом.

– Я не намерен уступить тебе Кент и Лондон, – заявил король. – Говоря откровенно, Мордред, я тебе не доверяю. Боюсь, ты вступишь в соглашение с язычниками-саксами и откроешь им путь в страну.

– Довольно переговариваться, отец! – воскликнул заносчивый Горфальк, сын Мордреда. – Брось! Мы в любом случае одержим верх и захватим все королевство!

Король сурово посмотрел на молодого человека; обе стороны в молчании ожидали, что он ответит юнцу.

В эту минуту молодой рыцарь, стоявший вблизи короля, почувствовал боль в ноге, повыше сапога. Глянув вниз, он увидел змею, собиравшуюся вторично ужалить его. Рыцарь с криком отшатнулся и, выхватив меч, перерубил змею пополам.

Сверкнувший меч вызвал громовой клич в обоих войсках, загремели трубы, загудели роги, и раздались слова команды.

Артур и Мордред увидели юношу с обнаженным мечом и поняли: битва неизбежна.

– Такова воля богов! – воскликнул Мордред.

Земля дрогнула от топота десятков тысяч лошадиных копыт. Один из рыцарей Мордреда извлек свой меч и вонзил его в грудь сэру Дигону, стороннику Артура.

– Вот тебе за землю, пограничную с моей! – крикнул он.

Этот удар положил начало рукопашной схватке. Сэр Оуэн, сэр Кэй и сэр Бедивер сплотились вокруг короля и помчались на соединение со своим войском. То же сделал и Мордред.

Войска сошлись сомкнутыми рядами; мечи сверкали, обагрялись кровью; слышались предсмертные вопли, треск разбитых шлемов и щитов; мелькали кинжалы; воины, еще недавно весело беседовавшие за рогом меда, с яростью набрасывались друг на друга и бились, пока их не разнимала смерть.

Яростный бой длился весь день, и весь день Артур тщетно искал изменника Мордреда. Много славных ударов нанес его меч Экскалибур. Оуэн и Кэй, Лукан и Бедивер не покидали короля. Под вечер они совсем изнемогли и, с трудом поднимая мечи, жаждали прекращения боя. Но на них нападали все новые и новые злобные шайки Мордреда, и рыцари мужественно сражались, пока не убивали или не обращали в бегство ненавистных врагов.

Вдруг король Артур словно бы очнулся и оглядел поле битвы. Еще утром склон холма покрывала грязно-зеленая захиревшая трава с лежащими тут и там серо-желтыми камнями, похожими на старые кости. Теперь, в тусклых лучах заходящего солнца, весь холм казался кровавым, и даже бледные лица мертвецов отливали багрянцем. Кругом сражались группы воинов, и крики ярости смешивались со стонами умирающих.

– Горе мне! – воскликнул король, озираясь. – Где все мои славные рыцари?!

Подле него оставались только двое – сэр Лукан и его брат Бедивер.

– А где Оуэн и Кэй? – спросил король.

– Увы, государь, – ответил Бедивер, – сэр Оуэн получил смертельную рану в последней схватке, а сэр Кэй убит наповал: когда несчастный упал и я наклонился к нему, он был уже мертв.

– Зачем я дожил до этого горестного дня?! – вскричал король. – Мой конец близок, и я желал бы перед смертью встретить изменника Мордреда, навлекшего на нас гибель.

Поглядев на восток, король Артур увидел прислонившегося к скале рыцаря и узнал в нем Мордреда, который, по-видимому, был ранен.

– Дай мне копье, – сказал король Лукану, – теперь предатель не уйдет от меня.

– Оставь его, государь, – сказал Лукан, – он один, а нас еще трое.

– Нет, – возразил король, – ценою жизни или смерти я уничтожу эту змею, иначе она погубит мое несчастное королевство.

– Господь да поможет тебе! – промолвил Бедивер и подал ему копье.

Король бросился к Мордреду, крича на ходу:

– Приготовься, изменник, твой час пробил!

Услышав голос короля, Мордред поднял голову и с мечом в руке направился ему навстречу.

Они сошлись под сенью большой скалы, и Артур метким ударом копья поразил Мордреда. Чувствуя приближение смерти, Мордред собрал последние силы и, взмахнув мечом, разбил шлем короля Артура и смертельно ранил его в голову.

Это был последний удар Мордреда – мятежный рыцарь замертво рухнул на землю, а на него без чувств упал король.

Бедивер и Лукан, изнемогая от ран, с трудом дотащили короля до пригорка, промыли и перевязали его рану. Вскоре король пришел в себя.

– Здесь мы не можем оказать тебе никакой помощи, государь, – сказал Лукан, – хорошо бы доставить тебя в город.

– Хорошо бы, – согласился король, – но я чувствую, что ранен смертельно.

Сэр Лукан, немного отдохнув, попробовал подняться, чтобы отнести короля в город, но тут же схватился за голову и закричал:

– Я не могу идти! Моя голова горит!

Тем не менее он все-таки встал и попытался приподнять короля. Но это усилие истощило его окончательно: он со стоном упал на землю и после недолгой агонии скончался.

– Увы, – воскликнул король, – как тяжко мне видеть смерть рыцаря Лукана! Он, не щадя себя, хотел помочь мне, но сердце его перестало биться…

Бедивер подошел к брату, поцеловал его и закрыл ему глаза.

– Подойди ко мне, Бедивер, – попросил король. – Мой конец приближается, и я вспомнил об одном обещании. Возьми мой верный меч Экскалибур, подойди с ним к озеру, где растет тростник, и брось его в воду, а затем возвращайся и расскажи, что увидишь.

Бедивер направился к озеру и по пути разглядел, какой великолепный клинок у меча, и залюбовался рукояткой, усыпанной драгоценными камнями.

«Грех бросить в воду такое благородное оружие», – подумал Бедивер и, спрятав меч в кустах, вернулся к королю.

– Что же ты видел? – спросил его Артур.

– Я видел, государь, как ветер гонит волны.

– Ты не исполнил того, о чем я тебя просил, – с укором произнес король. – Вернись и сделай, как я приказал; не жалей меча и брось его в воду ради моей любви к тебе.

Бедивер возвратился, достал меч из кустов, но и на этот раз не мог принудить себя бросить в озеро столь благородное оружие. Он снова спрятал его и возвратился к королю.

– Что же ты видел? – спросил король.

– Я видел, государь, как ветер гонит волны и колеблет тростник.

– А, предатель! – воскликнул король с глубокой грустью. – Кто бы мог сказать, что ты, благородный рыцарь, который всегда был мне близок и дорог, вдруг предашь меня за драгоценную рукоятку меча! Пойди же, прошу тебя! И помни: в свой смертный час ты ответишь за этот грех! Брось мой меч в воду!

В третий раз пошел Бедивер к озеру, пошел с тяжелым сердцем. Взял он меч и, отвернувшись, чтобы не соблазниться невиданной красотой, обмотал перевязь вокруг рукоятки и изо всей силы швырнул его в воду. В воздухе сверкнули драгоценные камни, а из воды вдруг поднялась огромная рука, поймала меч за рукоятку, трижды потрясла им и исчезла вместе с мечом под водой.

Бедиверу стало жутко, и он, возвратясь к королю, рассказал ему обо всем.

– Теперь я исполнил свое обещание, – промолвил король. – Помоги мне добраться до какой-нибудь деревни – я холодею, и мне хотелось бы умереть под кровом.

Сэр Бедивер взвалил короля к себе на плечи и пошел искать дорогу, по которой надеялся добраться до какой-нибудь деревушки. Идти ему пришлось по берегу мимо того места, где он забросил меч в воду; с удивлением увидел он в тростнике лодку, всю обтянутую черным сукном, а в ней толпу красавиц в черных плащах. Заприметив Бедивера, несшего на плечах короля, красавицы принялись плакать.

Одна из них, прекрасная и величавая, как королева, простерла руки к королю и неясным голосом промолвила:

– Приди ко мне, брат мой!

– Отнеси меня в лодку, – попросил Артур Бедивера, – я там отдохну.

Бедивер осторожно положил короля в лодку, и красавицы, рыдая, окружили его. Затем, без паруса и без весел, лодка отплыла от берега, повергнув Бедивера в печаль и трепет.

– Горе мне! – воскликнул он. – Что станет со мной, мой государь, если ты покинешь меня?!

– Утешься, – слабым голосом промолвил король, – и подумай о себе, а на меня уж не надейся больше. Я отправляюсь в долину Авалона, чтобы там найти исцеление от тяжкой раны. Если ты ничего обо мне не услышишь, помолись за упокой моей души.

Бедивер, рыдая, провожал лодку глазами, пока она не скрылась в вечернем тумане, а затем направился вдоль берега, раздумывая о минувшей славе Артура и о своей надвигающейся одинокой старости.

Когда рассвело, Бедивер увидел на холме посреди леса небольшую часовню и келью отшельника. Он вошел к отшельнику, и тот накормил его и дал ему отдохнуть.

В то время как лодка с королем Артуром направлялась на запад, сэр Ланселот со своим войском приближался к берегам Британии. Письмо сэра Гавейна глубоко потрясло его, и он спешил на помощь своему королю, не зная еще, что Артура уже нет среди живых: черная ладья увезла его в царство мертвых. Наконец достигли рыцари отмелей Дувра, где еще совсем недавно проходила первая кровавая битва между войсками Артура и Мордреда и где умирающий сэр Гавейн написал свое исповедальное письмо Ланселоту. Стал спрашивать сэр Ланселот у мужей Дувра об участи короля Артура. И поведали ему люди, что король убит и сэр Мордред тоже, и с ними еще много тысяч человек полегло мертвыми за один день.

– Увы, – сказал сэр Ланселот, – вести горестнее этих никогда еще не достигали моего сердца. А теперь, любезные друзья, покажите мне, где могила сэра Гавейна.

И проводили его в Дуврский замок, и показали ему могилу. И преклонил Ланселот колени на могиле, заплакал и стал горячо молиться за душу своего друга, который по злому велению судьбы стал его врагом. Две ночи пролежал сэр Ланселот на могиле сэра Гавейна, горько плача и молясь. А на третий день созвал он всех своих благородных рыцарей и сказал им:

– Благодарю вас, милорды, за то, что последовали за мной. Но мы опоздали. Теперь я пойду разыскивать могилу моего любимого государя и постараюсь найти также мою государыню, королеву Гвиневеру. А вы возвращайтесь обратно в Бретань – здесь нам нет больше места.

Ланселот отправился в путь совершенно один, он даже слышать не желал о попутчиках. Сначала пришел он в Эмсбери и в тамошнем монастыре нашел королеву Гвиневеру, ибо, узнав о смерти короля Артура и всех благородных рыцарей, она покинула королевский двор и постриглась в монахини. С той поры никто не мог ее развеселить, и она жила в неизменных постах, молитвах и делах благотворительных, и все люди дивились ее кротости и благочестию. Грустной была их встреча. Королева винила себя в том, что именно из-за нее возникла между рыцарями распря, приведшая в итоге к кровавой войне.

– И потому, сэр Ланселот, – сказала она, – я прошу и умоляю всей душой никогда более не искать встречи со мной. Ведь из-за нас с вами погиб весь цвет рыцарства. Поэтому отправляйтесь в свое королевство и храните владения свои от войны и разорения.

Сжалось сердце сэра Ланселота, потому как всю жизнь был он верным рыцарем королевы Гвиневеры и служил только ей.

– Госпожа моя, – ответил Ланселот, – никогда не нарушу я своей клятвы служить вам. Но поскольку вы обратились к святой жизни, я со смирением буду молиться за вас. И знайте: до последнего вздоха я останусь преданным вашим рыцарем и вассалом.

После Эмсбери сэр Ланселот отправился дальше и, миновав пустынные степи, добрался до поля сражения. Многие рыцари Круглого стола лежали непогребенные, и он сам вырыл для них могилы и нашел священника, который произнес надгробные молитвы и похоронил рыцарей.

Затем Ланселот стал бродить по берегу озера Неиссякаемых Слез и однажды обнаружил черную лодку. Когда он взошел на нее, она отчалила и поплыла сама, без весел и парусов. Ланселот поднял скорбные очи и увидел прелестный зеленый остров, на котором между холмов приютилась долина с небольшой часовней, утопавшей в цветущих деревьях.

Едва лодка пристала к берегу, послышался колокольный звон. Ланселот прошел прямо в часовню и прослушал мессу. Когда служба кончилась, к нему подошли епископ и отшельник; последний схватил рыцаря за руку. Ланселот, стоявший на коленях, поднял на него глаза и узнал в нем сэра Бедивера. Ни тот ни другой не могли произнести ни слова, и только слезы катились по их суровым лицам. Наконец Бедивер подвел Ланселота к белой мраморной плите, лежавшей посреди часовни, и Ланселот увидел глубоко высеченные на ней крупные черные буквы:

Здесь лежит король Артур, славнейший и благороднейший из мужей

Сердце Ланселота чуть не разорвалось от скорби. Кончив молиться, он преклонил пред епископом колени, прося отпустить ему грехи, а потом обратился к нему с просьбой поселиться при часовне; епископ разрешил. Сэр Ланселот отрекся от почестей и мирской славы и проводил дни и ночи в молитве, посте и воздержании.

Год спустя в Эмсбери, в своей монастырской келье, умерла королева Гвиневера. Сэру Ланселоту явилось видение о ее смерти, и, несмотря на то что в стране хозяйничали разбойничьи шайки, он перенес ее тело на остров Гластонбери и торжественно похоронил рядом с супругом ее, королем Артуром. С этих пор сэр Ланселот стал подвергать себя еще большим лишениям.

– Всему виной моя гордость, – говорил он. – Если бы я пошел прямо к государю моему, полагаясь на его любовь и справедливость, королеву не повели бы на костер и я не совершил бы нечаянного убийства. Я повинен в несчастьях и гибели этой страны и, пока жив, не прощу себе этого.

Дни и ночи проводил он в молитвах, только изредка забываясь сном. Он почти ничего не ел, и ни епископ, ни сэр Бедивер не могли принудить его отдохнуть. Самые счастливые минуты проводил он, распростершись на мраморной плите могилы короля Артура и королевы Гвиневеры.

В одно ясное июньское утро его нашли мертвым: он лежал на дорогой могиле, изможденное лицо его озаряла кроткая улыбка. Отслужив заупокойную обедню, епископ и сэр Бедивер похоронили Ланселота в ногах королевской могилы и на плите приказали начертать следующую надпись:

Здесь лежит сэр Ланселот Озерный, глава всех христианских рыцарей, добрейший из людей и вернейший друг, кроткий вершитель великих дел, защитник женщин и всех слабых.

Да почиет он в мире