Звонила Марианна. Судя по голосу, она была чем-то встревожена, и разговор начался без всякого приветственного вступления.

– Вигдор!

– Привет, хорошо, что позвонила.

– Вигдор, послушай меня. В музее прошла пресс-конференция для журналистов.

– А почему в голосе тревога? Когда в музей приходят журналисты, это же здорово! Или никто не пришел?

– Полный аншлаг. Такое впечатление, что космический корабль должен был стартовать прямо из выставочного зала. Сенсация! Все прошло просто замечательно. Директриса обьявила, что в скором времени будет сформирован оргкомитет по подготовке международного музейного обмена. Федора представила как члена комитета. Он был в ударе. Вел пресс-конференцию. Трезвый он даже ничего!

– Я ревную!

– Перестань. Но Федор действительно хорошо справился с ролью ведущего. Он замечательно управлял журналистской братией. И знание предмета ему помогало.

– Тогда что тебя встревожило?

– А то, что я облазила весь Интернет, и не нашла даже намека на частную артгалерею «Шпенбах и сыновья»! Понимаешь, ничегошеньки! Странно все это. Такой музей, как Дрезденский, не будет иметь дело с кем попало. А тут полное отсутствие информации.

– Марианночка, успокойся. Слава богу, ничего не произошло. А то я уж было подумал, у вас ограбление века. Ну, посуди сама, а вдруг эти ребята живут по старинке и просто не стали создавать сайт, а может быть, дела у них идут так хорошо, что они обходятся без «паутины». Они ведь не торгуют оптом, не возят бананы из Эквадора или апельсины из Египта. Можно привести с десяток причин отсутствия в сети.

– Ну, положим, в это можно поверить, но на сайте самого Дрезденского музея нет и намека ни на какие обменные выставки, зарубежные поездки в Лесовск. Это как?

– Да ты просто детектив! Но и тут множество объяснений. Официальных переговоров пока не было?

– Не было.

– Специалисты друг к другу пока не приезжали?

– Не приезжали.

– Договор подписями не скрепляли?

– Не скрепляли.

– И самое главное, Дрезден пока еще не упал к ногам такого замечательного, тонкого и проницательного искусствоведа, как Марианна лесовская.

– Ааааа, какой ты несерьезный сочинитель. Хорошо, пусть будет так, как ты говоришь. Все равно мне кажется, как-то все уж больно просто складывается. Только не вздумай мне сказать в ответ: «Все гениальное просто!»

Оба рассмеялись.

– Что поделывает господин сочинитель?

– Обдумываю новую главу, в которой главная героиня – лучший знаток западноевропейского искусства эпохи Возрождения.

– Это хорошо, господин сочинитель. Надеюсь, знаток эпохи хоть чуть-чуть похож на скромного провинциального служащего лесовского музея.

– Практически прототип.

– Да?

– Конечно, но я в полной растерянности.

– Отчего же, господин сочинитель?

– А вот не пойму, этот самый знаток любит еще что-то кроме своей работы.

– Ой, я знаю ответ, я чувствую, что любит, любит, любит. И завтра господин сочинитель, не позднее обеда, при желании сможет в этом убедиться. А пока я пойду смотреть новости, где показывают этого искусствоведа. Потом сяду писать релизы для музейных изданий про пресс-конференцию и предстоящие «гастроли». Обзвонились уже. Даже из министерства интересовались. Вот как позитивные новости быстренько расходятся. Ну все, чмок-чмок-чмок.

– Бай-бай, мой вернисажный труженик, и передай спасибо искусствоведу за завтрашний обед.

Вигдор включил диск «Крылья» своей любимой группы «Наутилус». Представил Бутусова, сидящего на краешке высокого стула. Вот он прикрыл глаза и начал петь. Наверное, это помогает ему сосредоточиться, – подумал Вигдор. Он тоже закрыл глаза.

Правда-правда. Одна-одна. Женщина, окна. Двери. Марианна! Мне кажется, она тоже из тех, кто выходит через окно…

Размышления Вигдора прервал звонок. Он машинально посмотрел на часы. Ровно двадцать два.

– Слушаю!

– Господин Чижевский?

– Он самый.

– Простите за беспокойство. Это Шпенбах беспокоит, из Германии.

Голос, который раздался в телефоне, Вигдор бы отнес к человеку, не спешащему каждый день на работу. Этому звонку нужно и можно было бы удивиться, но не в этот раз. Что-то подсказывало Вигдору, инициативный звонок разрешит какие-то вопросы.

– Это владелец частной артгалереи «Шпенбах и сыновья»?

– Примерно так, осталось обзавестись сыновьями и самой галереей.

– Здравствуйте, господин Шпенбах. Не скрою, уже удивлен: вы немец, а говорите по-русски практически без акцента.

– Я такой же немец, как вы. Это фамилия моей жены. Шпенбахом стал из практических соображений.

– Чем обязан, господин Шпенбах, уж не на выставку ли вы решили пригласить меня в столь поздний час?

– Вот именно, о ней родимой и хочу прояснить ситуацию.

– Позвольте узнать, как вы нашли меня?

– Это самое простое, что можно сделать из Германии. Позвонил в ваш писательский союз, представился агентом международного издательства и мне любезно дали телефон, а попутно рассказали историю вашей жизни за последние пять лет. Все-таки, мы, русские – самый открытый народ.

– Итак, я вас слушаю господин галерист.

– Знаете ли, душой я все равно в Лесовске. Сегодня увидел сообщения в интернете о предстоящем обмене художественными коллекциями музеев и обалдел. Оказывается, я уже не просто Шпенбах, а видный частный галерист, возглавляющий компанию «Шпенбах и сыновья». Поймите меня правильно, кое-чем я Майкову, безусловно, обязан, но он совсем оторвался от реальной жизни. Сообщения на такую тему, а их уж слишком много в сети, да еще с конкретными именами, фамилиями, музеями вскоре станут достоянием и немецких русских, которые, как и я, по ночам ностальгируют у радиоприемников и компьютеров. И не может быть, чтобы парочка бывших русских немцев, узнав о приезде родного лесовского музея, не позвонила бы в Дрезденский за подробностями или с просьбой забронировать билетики. И что они услышат?

– Ничего они не услышат.

– Вот именно. Но они будут допытываться до истины и в итоге окажется, что все это блеф чистой воды. Но далее возникнет вопрос, кто такой Шпенбах? А я лицо реальное и окажусь втянутым в международный скандал. Поверьте, я помогал Майкову по делам заводским, но такое!

– А что ж вы раньше-то не отказались, так сказать, сотрудничать с ним?

– Он не поставил меня в известность о сути своего проекта. «Шпенбах и сыновья»! Полня чушь. У меня нет детей!

– Почему звоните мне, а не Майкову, я не знаю правил немецкой полиции.

– Но ведь вы именно тот человек, против которого Майков затевает судебный иск. Он просил меня стать, так сказать, покупателем каких-то картин местного художника. Сказал, что это чистая формальность, в России очень уважают иностранцев и идут им навстречу. Майков утверждал, что так он получит хорошую скидку, если в покупателях буду я. Точнее, человек с иностранной фамилией и паспортом. И я сыграл свою маленькую роль. Согласился подписать ничего не значащий договор с неким Икифоровым на приобретение картин. Но это же милая шутка, розыгрыш, ерунда. Но вымысел с музейным проектом, как говорится, совсем другое дело. Это уж слишком. Помогать вам и свидетельствовать против Майкова мне бы тоже не хотелось, но и в его афере участвовать – увольте.

– Понимаю. Что же вы хотите от меня, Шпенбах?

– Вы умный человек и наверняка придумаете, как избежать такого обмана. В неловком положении окажется прежде всего лесовский музей. Так сделайте что-нибудь. Может быть, вам удастся убедить Майкова перестать блефовать. Обьясните ему степень опасности.

– Нет уж, увольте. Я должен уговорить Майкова, который организовал против меня дело, вчинил иск в сто тысяч евро, отказаться от выигрышного, по его мнению, дела?

– Огромные деньги! Что же делать, не бежать же мне в джунгли Амазонки.

– Действительно, что будете делать вы? Беспокоиться по этому поводу мне как-то раньше не приходило в голову.

– Чижевский, давайте помогать друг другу. Я теперь добропорядочный немецкий гражданин. Мне все это ни к чему.

– Поверьте, мне тем более. Хорошо, я пока ничего не могу сказать конкретного. Как только что-то прояснится, свяжусь с вами. Телефонный номер высветился, я запомнил его. И бога ради, не звоните сразу же Майкову, если все, что я услышал, не блеф!

– Это вы зря, я все карты открыл и тоже надеюсь на понимание. Спасибо, надеюсь на звонок.

…Вигдор прибавил звук. Бутусов пел «Где эти крылья, которые нравились мне!».

«Ну дела, – подумал Вигдор, – всегда прилетает что-то, откуда не ждешь. Это сколько же тайн образовалось, о которых Майков даже и не ведает! Если учесть визит Селины в Акатск!»

Вигдор взял планшетник и стал накидывать перечень «козырей», о которых так любила поговорить Селина.

Частная галерея «Шпенбах и сыновья». Мнимый галерист Шпенбах не желает участвовать в майковских аферах.

Сестра Майкова – жена Икифорова. А ведь Икифоров – одно из центральных звеньев всей аферы, именно он якобы получил по договору авторские права на использование работ Спицына и первоначально действовал якобы в интересах Шпенбаха.

Все договоренности с Дрезденским музеем об обмене выставками и открытием вернисажа Спицына – блеф.

Впрочем, это все эмоции. На судебном Майков, во-первых, заявит, что факт существования или не существования частной галереи не имеет к делу никакого отношения. Во-вторых, кто чья сестра, жена, подруга может только наводить на размышления. Сами по себе родственные связи никоим образом не являются доказательством в деле об авторском праве. Наконец, выставочная деятельность и контакты музеев и вовсе дело музеев, а не судебного разбирательства.

Любой судья тут же сделает замечание за отвлечение от сути дела, а вот настроение общества и градус его жизни для любого судьи – дело вполне осязаемое. И уж коли город начинает «гудеть» по части вернисажа Спицына, то давление это на судью скажется непременно, и фон для принятия окончательного решения будет явно не в пользу Вигдора и Савелия. Хотя, конечно, когда все мелочи, фактики и нюансики собираются «до кучи», аргументы становятся весомее и от них уже трудно будет отмахнуться честному судье.

Все, что рассказала Селина по телефону о поездке в Акатск, конечно же, было важно. Теперь, когда проявился Шпенбах, нужно искать Икифорова. Он – важный свидетель и обладатель знаний. Только он может подтвердить, что сделка со Спицыным была мнимой…