Обычно за девять дней до судебного процесса Селина уже имела козыри на руках. Многие противник мог бы просчитать путем глубоких логических сопоставлений, анализа, корреляции. Но был один, неожиданный, о котором и догадаться-то было трудно. Где, из какой колоды доставала она свои неопровержимые, бесспорные факты и аргументы никто сказать не мог, вплоть до того момента, пока она решала, что пришло время открыть карты…

Селина только что переступила порог Художественного музея. Нетрудно догадаться, к кому и зачем она направлялась.

Алевтина Павловна выслушала все и, к удивлению Селины, не упала в обморок, не стала произносить вполне уместные по такому случаю «Не может быть!», «Как такое вообще могло случиться!», «Эх люди, люди…». Она даже не пустила слезу. Селине показалось даже, что Алевтина Павловна ждала кого-нибудь, кто откроет эту тайну, сбросит информационную бомбу, которая накроет весь Лесовск: обмен художественными выставками, вернисаж – просто-напросто блеф!

– Так что, дорогая моя Селиночка, не очень-то вы меня удивили. Я догадалась обо всем на следующий же день. Позвонила в министерство, там у меня подруга давняя. На двоих мы скоро восемьдесят лет служим картинам и скульптурам. Рассказала я ей все, она хохочет, мол, совсем ты, подруга, спятила. Ну разве такие обмены частные галереи проводят. Тут страховки одной на сотню миллионов зарубежных купюр. В общем, если до разговора с ней я только сомневалась, то после была морально готова, что решили бабку одурачить.

А так хотелось верить, что нужен был этот обмен. Застоялись, понимаете, движения нет, эмоций не хватает. Художники в растерянности, подумала, ну вот, пусть хоть так немножко воспрянут духом, чего-нибудь в итоге придумаем. Все-таки заграница, объясним, что не срослось в последний момент. Не беда, подготовка не пройдет даром, новые приглашения не за горами.

А Спицына жаль, искренне. Он так это вернисаж хотел, словно в первый раз. Даже не знаю, как теперь ему об этом сказать. Вначале в Скорую позвоню, пусть на всякий случай подежурят у мастерской, не дай бог, что случится.

– Ох, рисковая вы, Алевтина Павловна. И как же вы хотели, дорогая моя, перед властью и общественностью оправдываться, так сказать, задний ход включать?

– А никак. Сорвалась, мол, выставка по не зависящим от нас причинам. Да вот, хоть про природный катаклизм расскажу. Наводнение в Европе у всех на слуху, Дрезден в опасности. Сама видала по ТВ – по улицам реки. Так что отступим без боя и потерь. Картины – достояние народа. А мы на страже его интересов. Топить картины под европейскими дождями никак нельзя.

– Хорошо, просто отлично, Алевтина Павловна. Но я предлагаю сделать все иначе.

И Селина подробно рассказала о предложении лесных миллионеров.

– Поэтому пока, до конца месяца, пусть себе все идет своим чередом. А накануне процесса, за день, за два, соберете пресс-конференцию и сделаете сенсационное заявление. Дескать, пока частная фирма тянула время, выставку перехватили лесники.

– Ох молодца, ох молодца!

– Да что вы, Алевтина Павловна, это, так сказать, стечение обстоятельств.

– Да что ты, Селина Ивановна. Это я про себя любимую. Ведь ночи не спала, все думала, открывать правду или потерпеть, пока притупится, так сказать, информационная свежесть. И вот вымолила, видишь, как все складно сложилось. Не так, так эдак! Ох, молодца… А может, дорогулечка, коньячку по рюмочке? Ради спасения нашего информационного пространства, а?

Селина выразительно посмотрела на часы: 10 утра!

– Да и ладно, дорогуша, повод-то у нас могучий, – заговорщически прошептала Алевтина Павловна. – Мы с тобой только что разминировали информационную бомбу. Вот так и делаются великие дела, в тиши кабинетов, под тихую музыку и шелест страниц, под неспешный разговор. Эх, была бы пятница, поехали бы с тобой ко мне на дачу. У меня наливочек по старинным рецептам великих художников целый подвал. Ну ничего, к лесникам твоим прикатим и с собой возьмем, как экзотический подарок. Пусть «форинги» нашу домашнюю опробуют.

…Из Художественного музея Селина направилась в офис.

Вигдор был на месте.

– Ты хоть когда-нибудь бываешь на людях? Как ни приду – шеф в кабинете. Неправильно это, народ в конторе ропщет. Мамки, бабки не могут даже на базар сбегать. Боятся!

– Ага, испугали ежа голом задом. Что-то раньше я такой боязни не замечал.

– Каждый день меняет жизнь, дорогой. Ну вот еще каких-нибудь двадцать дней тому назад не было у нас с тобой ни одного козыря в игре с Майковым и К, а теперь кое-что имеется.

– Действительно? По твоей классификации «ого-го»?

– Еще какое!

– Что мы имеем?

– Что мы имеем? Мы имеем отказ Шпенбаха участвовать в майковской затее. И следовательно, у Майкова возникает проблема с целой цепочкой вымышленных доказательств. Ведь Шпенбах – первое звено в договорной линии. Это ведь он просил Икифорова купить для него картины Спицына. Дальше мы имеем полный край выставочной аферы. Дрезденом в Лесовске и не пахнет, точно так же, как с вернисажем Спицына. Это должно серьезно подорвать ставку Майкова на создание благоприятного общественного мнения вокруг художника.

– Причем мнения, которое могло бы давить на суд.

– Фу, Чижевский!

– Простите, товарищ прокурор, влиять на суд.

– Все равно плохо, но точнее.

– А еще Майков ничего не знает про Адель. И скажу тебе, Вигдор, честно, больше всего я не люблю мужиков за слабость в отношениях. Знаешь, в одной хорошей песне есть слова: «Любить – так любить». Но все это, дорогой мой «писхатель», ничего общего не имеет с законом об авторских правах. Это всего лишь штрих к портрету художника Спицына, так сказать, аргумент на фактах, которые в итоге должны подтвердить нашу главную версию, которая состоит в том, что вся эта сделка по приобретению картин у Спицына, была мнимая. Целая цепочка поддельных договоров. Они ничтожные, и денег никто никому никогда не платил и картины у Спицына не покупал.

…Звонил Кокорев, он был явно взволнован.

– Вигдор, мне что-то тревожно за Адель. Позвонила вчера, сказала, едет в Лесовск. Автобус с отдыхающими на экскурсию в Лесовск отправлялся, хотела забежать в мастерскую. И вот, нету. Я ночь прокараулил – нету. Телефон молчит. С утра прозвонил по музеям. Действительно, была такая группа. Но Адель они не знают и поэтому ничего сказать не могут. В общем, не похоже на нее. Она всегда пунктуальной была. Что думаешь?

– Ничего. В санаторий звонил?

– Звонил, говорят, отдыхает такая в санатории. Они же не отслеживают передвижение своих клиентов. Не их забота.

– Действительно, не их. Давай до вечера, что ли, подождем. Все-таки Адель девушка самостоятельная. Мало ли где может быть. К подруге заскочила, по магазинам отправилась, дела домашние, в конце концов. Не объявится, начнем экскурсантов расспрашивать. Уж они-то такую девушку точно запомнили бы.

– Хорошо, но, честное слово, что-то тревожно мне. Понимаешь, тут еще намедни Федька Спицын приходил. Как раз перед тем, как Адель звонила.

– Зачем пожаловал?

– У Спицына старшего сердце прихватило, корвалол понадобился. Ну мы же не звери. Запустил я Федьку и пошел искать лекарство, а он, похоже, углядел портрет Адели.

– Отсюда давай подробнее.

– Да чего там подробнее. Нашло на меня, понимаешь, вдохновение что ли. Я впервые за много лет природу писал. К Лесовке вышел, так захотелось ее предзакатную «ухватить». Ну и пошло-поехало, работал до темноты и в мастерской продолжал. Что-то торкнуло внутри, толкнуло к мольберту. До утра работал портрет Адели…

– Так ты попался значит, того! Молодой влюбленный?

– Да не знаю, может, и того, как ты говоришь. Федька портрет углядел. И отцовский портрет Веры Засухиной он тоже видел, сам мне сказал. И потом спросил, отчего мы с его папашей одну и ту же девушку картиним. Только у Спицына он взрослая, а у меня молодая. Думаю, он и с отцом, и с Майковым поделился непременно.

– Наверняка, и это плохо.

– Господи, Вигдор. не нагнетай, и без того тревожно.

– Если, предположим, он стал расспрашивать отца, то, конечно, градус был высокий: упреки и обвинения Федькины, если разобраться, будут по делу.

Но если открытие достигло и ушей Майкова… Он, конечно же, решит, что мы обязательно используем Адель как пример нравственного падения Спицына. У Майкова идея фикс – включить в игру общественность. Он старательно лепит образ Спицына, эдакого чудаковатого маэстро, бескорыстного и небогатого деятеля культуры, верного своему городу. И если ему это удастся, то мы автоматически становимся чудовищами, алчными и бессовестными, которые только и думают, как нажиться на Спицине и ему подобных.

И если честно, мне твоего коллегу Спицына становится жалко. Как он перенесет известие о том, что вместо его вернисажа в Дрездене пройдет выставка Савелия Кокорева в Америке!

– Господи, Вигдор, не до шуток.

– А я, маэстро, и не шучу. Вот возьмем да и поедем в Америку покорять тамоших донов Педров.

– Я обиделся. – буркнул Севелий. – Есть в закромах Кокорева и настоящие работы.

– Ну вот, поглядим «настоящее» и повезем в штаты. Ладно, об Америке чуть попозже расскажу. Ждем еще час-другой и начинаем бомбить санаторий. А пока суть да дело, приезжай в офис. Отсюда и поедем, коли не будет известий от девушки.

…Кокорев появился в кабинете Вигдора и прямо с порога известил: Адель не звонила, в санатории не появлялась. Ждать нечего, нужно что-то предпринимать.

– Савелий, ну хоть ты-то головы не теряй. Ничего ужасного не происходит. Молодой девушке надоело сидеть в твоем замечательном Доме творчества. Она не художник, на пленэры не ходит, рассветы с мольбертом не встречает. Я думаю, поехала в город, подружку встретила, сидит себе сейчас с ней в кафешке…

– Адель не такая!

– Какая не такая? Она нормальная, это мы с тобой сумасшедшие: работа-работа-работа. Это мы покалеченные трудоголизмом, а есть еще нормальные хорошие люди, которые живут, ходят в кино, путешествуют и счастливы не от покорения очередной творческой высоты, а от того, что травка зеленеет, солнышко блестит. Понимаешь?

– Понимаю. Давай, короче, пиццу съедим и начнем действовать.

– Ладно. Уговорил, будем делать то и другое одновременно. Телефон директора Дома творчества имеется?

– Конечно, вот…

– Как директора зовут?

– Михал Михайлович.

Вигдор оторвал кусок пиццы.

– Мне кажется, пицца – это единственный продукт, который не мешает звонить, – он придвинул телефонную коробку поближе. – Помолясь, начнем.

Вигдор набрал номер. Ответили на удивление быстро.

– Михал Михалыч! Здравствуйте, Чижевский. Если помните. Спасибо, спасибо, что не забыли. Извините, ради всех святых, Михал Михалыч, не сильно отрываю от дел санаторских? Конечно, Михал Михалыч, приглашайте, непременно буду. Вот как позовете, так и приеду. И Савелия Кокорева прихвачу, он в последнее время очень много и продуктивно работает. Да не говорите, Михал Михалыч, плодовит Савелий стал, не иначе влюбился. Все больше на пленэрах, все больше природу созерцает. От заказов коммерческих стал отказываться. Вот и я говорю, это любовь.

Михал Михалыч, вот, кстати, и спросить хотел. У вас племянница Савелия отдыхает. Девушка 22 лет. Зовут Адель Засухина. И вот понимаете, обещала вчера в Лесовск нагрянуть, повидать дядю. И что-то не объявилась. Беспокоимся, Михал Михалыч, справьтесь, не случилось ли чего?

Спасибо, ждем, телефончик мой высветился? Замечательно. Приедем, приедем, и вечер проведем. На вопросы ответим, развлечем ваших отдыхающих. Вот, Савелий и выставку организует, небольшую.

Спасибо, Михал Михалыч, спасибо, будем ждать вашего звоночка. Прямо тут у телефона и замерли в ожидании…

– Слушай, Савелий. А ведь это отличная идея на денек-другой вырваться в Дом творчества. Протрясемся, организуем пикник-шмикник, попоем под гитару у костра. Красотища, а? Кокорев, ну правда, неплохо будет. Марианну возьмем, не возражаешь?

Мечтания Вигдора прервал телефонный звонок.

– Михал Михалыч, оперативно вы, сразу видно, старая школа. Значит, не возвращалась из Лесовска? Понятно. Спасибо, Михал Михалыч! Да мы тоже так думаем. С подружками, наверное, встретилась. Да, сейчас друзей прозвоним. До встречи!

– Я же говорил, что-то случилось!

– Ничего пока не случилось. Пока что она уехала в город и не вернулась в Дом творчества.

– А ко мне она не зашла, хотя собиралась. Ох, чует мое сердце, без Федьки не обошлось. Увидел портрет, сболтнул Майкову и Спицыну.

– Пожалуй.

– Давай звонить в милицию, органы безопасности, авторитетным людям.

– Звонить будет Селина. Она у нас по части силовых операций дока.

Чижевский набрал номер Селины и рассказал о происшествии.

– Буду через полчаса. Ничего не предпринимайте. Дождитесь меня.