Приключения Черчилля и Николы были главной темой дня. На каждой из лодок обсуждали их исчезновение и возвращение. Удивлялись, как они сумели выбраться из страшного гиблого места. Может, кто помог им, вытолкнул за пределы аномалии?..
К здешней природе уже стали привыкать. Один берег более пологий с перелеском, где высоченные хвойники соседствуют с обычной березой, осиной, кустарниками. Другой более суровый, местами скалистый, обрывистый. Здесь уже явлена была вся мощь енисейского кряжа, живописно проглядывало его древнее происхождение.
Плыли спокойно вот уже несколько часов. После вынужденной остановки в рыбацком стане, после больших волнений к путешественникам постепенно возвращался покой. Слава Богу, очередное препятствие удалось преодолеть без потерь. Хоть к трудностям и неожиданностям наши герои стали уже привыкать, но усталости от этих преодолений меньше не становилось.
Ниже рыбацкого стана Енисей оказался на удивление спокойным. Изредка на поворотах, где река вдруг вихляла из стороны в сторону, появились небольшие скальные обнажения. Но куда ни кинь взгляд, пока еще природное однообразие, сплошняком таежный лес. Местами, и это было видно даже с берега, он шел чахлый, скорее всего, стоял в болотистых низинках. То тут, то там среди великанских лиственниц поднимались высокие и стройные ели. А выше, на самых верхушках больших холмов, виднелись шапки сосновых рощ.
– Отец! – позвал Степан.
Катаев оторвался от карты и взглянул на левый берег, куда указывал сын. Там на бережку примостился медведь. Время от времени он бил своей лапой по воде, поднимая фонтаны брызг.
– Амикан рыбу ловит, хороший рыбак, – с удовольствием и с улыбкой сказал Дженкоуль.
Течение стало заметно быстрее. Люди увидели впереди выступ скалы, которую огибала река.
Дженкоуль насторожился. Его острый слух уловил, что там, за поворотом, река течет не так, как обычно.
– К берегу, хозяин, к берегу гребите. Порог очень злой, хватает всех без разбора. К берегу, хозяин!
Путешественники вцепились в весла – с каждым гребком лодка все хуже поддавалась управлению. Навалились на весла с еще большей силой, с трудом стали выгребать к берегу. В обычной ситуации они бы уже давно заметили несколько небольших деревянных строений на взгорке. Но сейчас никто не обратил на них внимания, все были заняты спасением экспедиции…
Наконец первая лодка уткнулась в поросший лесом берег, следом вторая, третья. Гребцы устало бросили весла. Лодки наполовину вытащили из воды, для пущей безопасности, чтобы не стянуло обратно, привязали к дереву.
– Давайте осматриваться, остановка незапланированная. Поглядим, что вокруг. Никола и Черчилль пусть останутся с лодками, я и Сидоров поднимемся на сопку. Остальные – как хотят, но далеко не разбредайтесь, – скомандовал Катаев.
После приключений Черчилля и Николы никому не хотелось разбредаться, и все увязались за Катаевым.
За скалой русло реки раздваивалось. Теперь уже две реки бежали бурными потоками между каменных нагромождений. Левый – противоположный – берег подходил к реке высоким обрывом. Вода у порога кипела и вышвыривала на скалистые берега клочья пены вперемешку с песком, отчего пена казалась коричневой. За порогом русла вновь соединялись, вода влетала в общее русло с каким-то особым шлепком. Путешественники смотрели во все глаза. Только теперь они поняли, от какой беды спас всех Дженкоуль.
Катаев подошел к проводнику.
– Спасибо, Дженкоуль. Твоя бдительность спасла нас. Уж без лодок и снаряжения мы остались бы точно.
– Спасибо, хозяин. Моя работа, а Дженкоуль любит работать.
– Отец, смотри, какая интересная скала – к низу заточенная, словно карандаш.
– И впрямь карандаш. Ну, если нет у нее своего имени, так и назовем ее – Карандашная.
Но ты не все подметил, Степан. Погляди на те черные прослойки, вон видишь, словно разграфили Карандашную. Не угольные ли это пласты? Давай-ка запишем координаты, может быть, опытным рудознатцам и пригодится.
Путешественники дошли до грубо сколоченного домика, примостившегося почти у самой скалы.
Здесь образовалась терраса, которая уступами спускалась к воде. Получалась, что с одной стороны зимовье опиралось на естественный откос, и эта часть жилья была защищена скальником, другая стена выходила на небольшую полянку, которая продолжалась склоном, спускающимся к воде. Отсюда хорошо просматривалась и сама река, и ее берег.
Домик, посеревший от времени, заметно покосился и обветшал. Зимовьюшка словно вросла в эту землю и в эту скалу, единственное оконце, затянутое пузырем, щекотала трава. По всему видать, человек здесь давно не жил, да и не бывал.
– Похоже, сегодня это будет нашим домом. Самое необходимое для ночевки поднимем к зимовью, – предложил Катаев. —
Думаю, и шалашик придется соорудить, маловат охотничий приют для нашей большой компании.
На том и порешили. Как могли, благоустроились: вымели зимовьюшку, на пол набросали сосновых веток – приятный запах отбил запах сырости. Растопили старенькую печурку, и казалось, что лучшего и желать невозможно.
Вадим Петрович, Элен и Григорий Сидоров занялись приготовлением ужина. Никола и Черчилль, все еще слабые для физической работы, настроили рыболовные снасти и примостились на лодках рыбачить. Катаев, Степан и Дженкоуль отправились осматривать окрестности.
Начать движение решили с едва-едва видневшейся, густо поросшей тропинки – то ли охотники проложили ее, то ли собиратели ягод или кедрового ореха. А кто еще может забраться, в этакие-то дебри. Шли медленно, в траве по пояс, Дженкоуль впереди, затем Степан, замыкал группу Китаев.
Время от времени проводник останавливался, осматривался, пытался увидеть, что там, за густым подлеском смешанного леса.
Наконец Дженкоуль отвел ветку березы и замер. Степан не понял маневра и шагнул дальше. Он подтолкнул Дженкоуля вперед. Следом за Степаном, не сбавляя шага, шел Катаев. Все трое вылетели на свободную от леса прогалинку.
И замерли от ужаса. Прямо перед ними огромный медведь поедал свою добычу. Острый запах тухлятины ударил в нос. Степан инстинктивно отступил назад, в голове его мелькнула мысль о побеге. Но отец сильно прижал его к себе и прошептал еле слышно:»
Спокойно стой. Почует страх – конец».
Встревоженный зверь зарычал. Глаза его налились кровью, он поднялся на задние лапы во весь свой исполинский рост. Катаев держал Степана, Дженкоуль не шевелился и, казалось, не дышал. Медведь снова поднялся на задние лапы, потом упал на все четыре, запрыгал, как мячик, поднялся, вновь опустился. Наверное, собирался в два-три прыжка достать непрошенных гостей.
Дженкоуль медленно, не снимая ружье с плеча, стал опускать его, подтягивая ружейный ремень.
Зверь, заметив движение, попятился назад, злобно скалясь и оглашая окрестности ревом. Дженкоуль выиграл секундную паузу. Он мог бы снять ружье и убить медведя. Но вместо этого он вдруг стал… разговаривать с исполином.
– Уходи, амикан, уходи в лес, тайга ходи. Там твой дом. Мы худо не сделаем, уходи, амикан.
Тунгус осторожно сделал шажочек в сторону медведя.
– Уходи, прошу тебя, уходи, амикан. Тайга твой дом, нельзя в доме без хозяина.
Медведь попятился было назад, но вдруг остановился. Если бы кто-нибудь мог взглянуть в это мгновение на проводника, то увидел бы глаза, полные отчаяния: Дженкоуль понял, почувствовал, что не вышло у него уговорить медведя. Зверь, не желая уступать чужакам своего владычества в этой тайге, бросился вперед. Дженкоуль выстрелил. Медведь успел приблизиться к проводнику, так что, падая, завалил его своей тушей. Выстрел был удачный – зверь захрипел, и потом все стихло.
Катаев и Степан бросились к Дженкоулю, которого подмял медведь. Они с трудом отвалили звериную тушу.
– Дженкоуль, Дженкоуль, это я, Степан.
Вставай, ты медведя подстрелил! Степка, скорей воды, и подмогу из лагеря зови.
В этот момент проводник открыл глаза и слабо улыбнулся.
– Живой, живой, следопыт ты наш. – Катаев стал гладить проводника по голове, по руке, словно бы проверяя, а действительно ли жив человек, действительно ли все счастливо закончилось.
– Я цел, упал от страху, сознание потерял. – Дженкоуль шевельнул одной рукой, другой, потом ногами. Что-то бормоча на своем языке, он стал медленно подниматься.
– Говори, говори, дорогой. А хочешь, так поругайся. Ты же нас всех спас, подстрелил зверюгу. – Катаев поддерживал проводника, помогал ему подняться.
– Духов леса я уговариваю простить нас за то, что хозяина тайги потревожили, – грустно объяснял Дженкоуль. А потом посерьезнел: – Выстрел, да, хозяин. Выстрел был.
Тунгус сделался задумчив. Он был уверен, что в медведя не попал, и за это у духов леса прощения не просил. Вышла осечка. Он хотя и пальнул в медведя, но приклад из рук, мокрых, как после купания, выскользнул, заряд ушел в небо. Но кто же тогда убил зверя?.. Свои мысли Дженкоуль решил держать под замком, на язык не пускать. Зачем тревожить путешественников? Ведь коли спасение, а не зло имеют они от «третьей тени», пусть пока остальные ничего не знают.
А Дженкоуль не сомневался, что и в случае с Черчиллем, и сейчас оберегает их что-то одно.
Степан вернулся с баклажкой воды и подмогой.
Элен, как заправский доктор, стала осматривать Дженкоуля, тот не сопротивлялся. Может быть, впервые в жизни он стал объектом такого пристального уважительного внимания, благодарности и всеобщей любви.
– Цел и невредим. Одна царапина и две ссадины на лице, – радостно констатировала Элен. При этом она с нескрываемым ужасом поглядела на медвежью тушу, которая раза в три была больше охотника.
А Катаев призадумался, отчего зверь кинулся на людей. Такой странный случай опытные охотники знают, что медведь сторонится человека, редко нападает.
Все ушли к лагерю. На поляне остался только Дженкоуль. Он попросил друзей оставить его одного, он хотел поговорить с духом убитого медведя, задобрить амикана, объяснить ему, что никто не хотел его смерти. Его всего лишь просили уйти в тайгу.
Тунгус долго возился около убитого зверя. Он приседал на корточки то с одной стороны, то вставал, обходил тушу и приседал с другой, все рассматривал, словно выискивал что-то. Когда он снял, наконец, с туши шкуру, то удивлению охотника не было конца. Он обнаружил смертельное ранение прямо в сердце. Добравшись до пули, он убедился, что она выпущена не из его ружья. Значит, рядом был еще стрелок, который незримо и осторожно следует за ними. «Уж не Барбуда ли?», – подумал с тревогой Дженкоуль, но тут же отверг даже саму мысль об этом. С чего вдруг разбойнику рисковать своей шкурой и спасать то одного, то другого путешественника? Тунгус взял кусок медвежьего мяса, взвалил на плечо тяжелую шкуру и побрел в лагерь.
В лагере медвежье мясо приняли на ура.
– Никогда не думал, что медвежатина такой вкусный продукт! – удивлялся Вадим Петрович, уплетая за обе щеки запеченную Дженкоулем медвежатину.
– Между прочим, великий путешественник Нансен во время дрейфа на «Фраме» постоянно охотился на белых медведей, и это было единственным способом делать запасы свежего мяса.
Собственно, медведи сами приходили в лагерь полярников и становились добычей экипажа исследователей, – напомнил Катаев.
– Но я за то, чтобы здешние мишки обходили нас стороной. Мы лучше на водоплавающую дичь поохотимся, – усмехнулся Сидоров. – Оборони нас Бог от таких ужасов. Ты согласен, Дженкоуль?
Дженкоуль кивнул.
– Амикан – хозяин тайги. Плохо обижать хозяина, – очень тихо сказал тунгус. Его не расслышали. Всем показалось, что он по привычке разговаривает с лесными духами, попыхивая своей трубочкой.
– Через несколько дней доберемся до Енисейска, там сделаем остановку, поправим снаряжение, запасемся продовольствием и двинемся дальше, на Тунгуску. Эх, Николай Миронович, скорей бы Енисейск! Приходилось читать о нем, замечательный, пишут, город. Когда-то ведь был одним из главнейших сибирских городов. Отсюда шли экспедиции по всей Сибири, в особенности на Лену.
Сидоров потер руки.
– Трапани очень серьезно хочет осваивать сибирские реки. Енисейск, Тобольск, Туруханск – главнейшие транзитные пункты.
– Да уж пусть лучше наш одесский Трапани, чем иноземные компании, – заворчал Яковлев.
Черчилль нахмурился.
– Свободный рынок, господа, мы за свободный рынок. Пусть все решает предприимчивость и фарт.
– Ой-ой-ой! – опять не удержался Яковлев. – Слыхали мы про ваш рынок и предприимчивость. А ваши заградительные тарифы, а ограничительные пошлины, а трастовые сговоры, а стачки предпринимателей?! Уж вы-то свободный рынок? Это мы свободный рынок, всякого принимаем сразу в объятия, а нам вместо стоящих товаров, как древним индейцам, конкистадоры бусы и конфеты завозят.
Ну уж нет, друг мой! Мы за честную торговлю, а уж как ты ее назовешь – свободный рынок, или таможенный союз – мне лично все равно.
– Ну вот, опять наши Рикардо Смиты лбами столкнулись, – захохотала Элен. – Они у меня знатные специалисты по торговле. Ни разу в жизни ничего не продали и не купили, но рассуждают, как крупные коммерсанты. Но радует патриотический настрой. И потом, все же давно решено: Черчилль начинает разработку галечников, а ты, Вадим Петрович, создаешь транспортную компанию.
Будешь доставлять добытый камень, песок на промывку. Глядишь, а там и самоцветы и золото обнаружатся! То-то станем все мильонерами! А может, лучше тугуном займемся? Начнем эту рыбку разводить и ловить и продавать по всему свету.
Консервный заводик поставим, Федор-Григор нам поможет с уловом.
Элен не могла остановиться и заражала всех своим хохотом. Только автомобилист и велосипедист не разделяли общего веселья.
«Рикардо Смиты» были серьезны.
– Мадам, вы гениальный предприниматель, – подчеркнуто вежливо ответил Черчилль. – Как это говорится по-русски? Вашими устами да Богу в уши. Вы еще услышите о моей предпринимательской жилке. Не сомневайтесь!
Наконец Яковлев, который вдруг осознал всю смехотворность ситуации, громко захохотал, так что расположившийся где-то неподалеку филин встрепенулся и заухал свою ночную песню. Уханье филина так комично сочеталось с басовитым смехом Вадима Петровича, что все, сидевшие у костра, разразились поистине гомерическим хохотом. Окончательно растревоженная ночная птица, ухнув еще несколько раз, зашумела крыльями. Наверное, сменила свою позицию, перебралась на другой холм, откуда не было видно костра и где ей никто не мешал спокойно выслеживать добычу.
За разговорами прошла часть ночи. Уснули все очень поздно. Слишком много переживаний выпало в этот день.
Утренняя тайга встретила путешественников разноголосием. Оно было везде, оно окружало путешественников. Это был успокаивающий голос самой природы. Звучала, казалось, даже сама земля. Если опуститься на землю и замереть, то непременно услышишь необычные шорохи, увидишь то, чего никогда не замечаешь, стоя в полный рост. Каждый сантиметр таежной земли существовал в напряженной деятельности.
Первым пропажу заметил Сидоров. Вечером, он помнил это хорошо, Дженкоуль растянул на молоденьких сосенках медвежью шкуру – метрах в тридцати от дома, с ветреной стороны, почти у самого края террасы, ведущей к реке. Дженкоуль тогда сказал ему, что, увидя шкуру, другой медведь не придет в лагерь, будет бояться запаха большого амикана. А теперь шесты повалены, и лишь клок шерсти напоминал о вчерашнем происшествии.
– Какой презент пропал! – сокрушался Сидоров. – Мистер Трапани был бы очень рад иметь шкуру сибирского медведя. Да, Дженкоуль, сплоховал ты, братец. Надо было ее куда-нибудь поближе да повыше повесить.
Поскольку прямого вреда пропажа никому не принесла, никто не стал углубляться в расследование. Все решили, что это сделали лесные звери, может быть, лисицы, а может, забредшие в эти места волки.
После завтрака в лагере стало тихо. Дженкоуль ушел на охоту. Никола увязался за Черчиллем, любимым занятием для которого стал сбор минералов, попросту – камешков. Сидоров писал отчет о пройденном пути. Яковлев и Элен хлопотали у костра, придумывая новое блюдо из медвежатины и в конце концов решили запечь ее в глине, благо глины было по всему речному откосу в изобилии. Куски мяса оборачивали в широкие листья лопуха, затем обмазывали глиной, так что получались большие глиняные лепешки, лепешки закапывали в жаркие угли.
Крики Степана заставили всех, кто был в лагере, бросить свои дела и стремглав нестись к мыску, что выдавался в реку, образуя естественную бухточку, удобную для стоянки судов. Когда запыхавшиеся путешественники прибежали на зов, Степан молча ткнул рукой в гальку у себя под ногами.
Катаев осторожно ощупал выступавший из галечника остроконечный предмет. Ножом стал снимать верхний слой гальки и грунта, который был под ней. Он удалял верхний слой речного наноса. Наконец четко проступили очертания какого-то конусовидного предмета.
Катаев продолжал свою работу, пока наконец принадлежность предмета не определил Вадим Петрович.
– Но это же бивень, господа, самый настоящий слоновий бивень!
– Мамонта, – поправил его Катаев.
Он осторожно, миллиметр за миллиметром, отбрасывал грунт от бивня, пока наконец нож на уткнулся во что-то твердое.
– Да, да, да! – воскликнул Катаев. – Мерзлота! Скорее всего, бивень – только начало уникального открытия. Под землей, в мерзлоте, может быть целый сибирский мамонт!
– Какая прелесть, – прошептала Элен. – Вдобавок ко всем нашим находкам и приключениям мы нашли мамонта!
– Точно, мерзлота, – Вадим Петрович, стоя на коленях, рассматривал почву, из которой торчал кусок мамонтового бивня.
– Если здесь сохранился и весь его скелет, это будет находка мирового уровня. Степан, слышишь, это твое открытие!
Катаев еще какое-то время очищал пространство вокруг бивня, но скоро понял, что это работа не одного дня и даже не одной недели.
Увы, у нас нет ни времени, ни сил провести полноценные раскопки. Отметим это место на карте и по возвращении передадим сведения в ВСОРГО. Возможно, это подвигнет их на специальную экспедицию.
Он потрепал сына по голове и не удержался еще раз похвалить мальчика.
Тем временем Дженкоуль, ушедший из лагеря совсем в другую сторону, вышел к Енисею в том месте, где река делала крюк. И если смотреть сверху, то была видна водная петля. У берега, в этой естественной гавани, вода, кажется, застыла на месте. Тунгус спустился к воде, зачерпнул из реки и напился маленькими глотками. Потом сел, раскурил трубочку и стал думать. Он знал, что взял медвежью шкуру.
Зачем понадобилась шкура маленькому хозяину? А зачем Никола ночью в тайгу ходил, да еще американца сманил? Случайно или нет? Правда, что нашел он необычную зеленую гору? И как они вернулись живыми, если оказались у Чертова кладбища? Кто помог им выбраться из адского круга, коли зашли в него? Догадки одна за другой рождались в голове проводника. И по всему следовало, что надо бы поговорить со Степаном. Предупредить маленького хозяина, что с Николой-то шутки плохи. Попадешь под руку, как комарика раздавит без жалости.
Для Дженкоуля ясным было, что медвежья шкура заинтересовала Степана не случайно. И ночная вылазка Николы и Черчилля могла быть как-то с этим связана.
Выкурив трубочку забористого табаку и передохнув, Дженкоуль встал, повернулся к реке спиной, чтобы выйти на тропинку, ведущую в лагерь, и остолбенел. Метрах в двадцати вправо от тропинки стояло пять или шесть огромных вековых лиственниц. На них он увидел то, что повергло его в трепетный ужас и заставило упасть на колени.
Потом тунгус вскочил, бросился к деревьям и обнял самое большое.
На стволе одной из огромных лиственниц, верхушки которой не было видно с земли из-за ее собственных веток, он увидел вырезанное изображение лица. Дженкоуль знал, что это значит: когда умирал шаман, тунгусы вырезали его личину на стволе живой лиственницы. Отныне это место считалось священным для любого лесного человека.
Дженкоуль из рода Сычегир заплакал. Он не показывал слабины ни тогда, когда по трагической случайности оказался на каторге, терпя страдания и боль от тяжкой работы, от одиночества и потери близких; ни тогда, когда, еще будучи свободным человеком, он, увлекшись охотой, не заметил глубокого ручья и провалился по пояс: казалось, лед, сковавший всю его одежду, сантиметр за сантиметром отнимал у него жизнь.
Он сумел выжить на каторге, сумел, попав в бедственное положение, развести огонь и не погибнуть зимой в таежной глуши. А сейчас, стоя же у лика, он плакал. Но плакал от счастья. Он узнал его великого шамана из рода Сычегир. Узнал сразу, по лбу с глубокими характерными морщинами, по бровям вразлет, по тонким губам, узкая складочка которых ясно говорила о твердости характера этого человека.
Дженкоуль стоял и раскачивался в такт никому не слышимой музыки, которая играла у него внутри и называлась волнением сердца. Он вспоминал свое детство, своих родителей, бабушку, которая садила его к себе на колени и с удовольствием рассказывала о том, как жили их предки, за что лесные люди так любят свои леса и почему тайга тоже любит своих лесных людей. Она говорила о великом шамане из рода Сычегир, о его шаманском чуме, который никто никогда не видел, ведь если человек побывает возле него или покажет его другому человеку, духи накажут ослушников. Дженкоуль раскачивался и вспоминал первую охоту, раненого медведя, который достал его огромной лапой и глубоко поцарапал грудь.
И камлание шамана, просящего у духов исцелить молодого охотника Дженкоуля…
Экспедиция к берегам Сибири
Историческое отступление, составленное автором по страницам сибирской печати, из которого читатель узнает о новой экспедиции русских моряков к берегам Сибири по северным морским путям
«5 июня Августейшему Генерал-Адмиралу великому Князю Алексею Александровичу представлялись офицеры экспедиции лейтенанта Добротворского, которая в половине будущего июля отправится через Ледовитый океан к берегам Сибири. Его высочество подробно расспрашивал лейтенанта Добротворского о предстоящем плавании, рассматривал чертежи судов и пожелал успеха в экспедиции.
Задача лейтенанта Добротворского заключается собственно в том, чтобы довести до устья Енисея вверенные ему суда, а затем доставить на них вверх по реке до города Енисейска груз рельсов для строящейся сибирской железной дороги. Груз этот прибудет к устью Енисея ранее лейтенанта Добротворского, на особо зафрахтованном пароходе для экспедиции. Как известно, в настоящее время строятся в Англии, в Думбертоне, на заводах братьев Денни три специальных судна. Одно из них – двухвинтовой пароход в 370 тонн, длиною в 117 футов, а шириною в 23 фута. На нем будет 18 человек команды, 3 офицера и доктор. Предполагаемая скорость хода 8,5 узлов.
Другие из строящихся судов – речной колесный пароход в 165 футов длины и 22 фута ширины. На нем будет 19 членов команды и 3 офицера. Предполагаемая скорость 7,5 узлов.
Третье судно – стальная парусная баржа длиною 116 футов, шириною 32 фута, сидящая при полном грузе на 9 футов. На ней будет 12 человек команды и три офицера. Суда эти, как известно, названы именами исследователей нашего севера – двухвинтовой пароход «Лейтенант Овцын», колесный «Лейтенант Малыгин» и парусная баржа «Лейтенант Скуратов» – и зачислены в третий ранг судов. По сообщению «Кронштадского вестника», на двухвинтовом пароходе кроме лейтенанта Добротворского отправятся лейтенант Цим, мичман Пизани и доктор Бунге: на колесном пароходе – лейтенант Шведе, лейтенант Семенов и мичман Коломейцов; а на барже – лейтенант Тундерман и лейтенант Патон и мичман Балк.
Чтобы следить за постройкой и подготовкой строящихся судов, лейтенант Добротворский 6 июня выехал уже в Думбертон. Часть команды отправлена в Англию еще ранее, на эскадренном броненосце «Император Николай 1», а другая часть и офицеры выедут около 1 июля. Баржа пойдет до Вардэ на буксире частного парохода и, вероятно, несколько ранее других. Винтовой и колесный пароходы пересекут ближайшим путем Немецкое море, войдут в норвежские шхеры и поднимутся до Вардэ. Здесь все три судна возьмут полные запасы угля, морошки (одно из лучших противоцинготных средств), теплой меховой одежды, которая будет выслана из Архангельска, и по одному ледяному лоцману. Продовольственных запасов предполагается взять на 14 месяцев. Морское начальство приняло все меры к тому, чтобы суда экспедиции были снабжены всем необходимым. Суда будут снабжены ледяными якорями, водолазными аппаратами, пешнями для колки льда, пилами, необходимым запасом тросов, сетками для ловли рыбы и т. д.
На каждое из судов предполагается отпустить по одной пушке Энгстрема, а также ружья и револьверы по числу команды. Кроме офицеров на каждом из судов будет по одному боцману, несколько рулевых, сигнальщиков, марсовых, водолаз и нужное число машинной команды. Кроме доктора в экспедицию назначается особый фельдшер.
После погрузки суда рассчитывают идти все вместе, придерживаясь пути экспедиции барона Кнопа, т. е. через Югорский Шар к северной оконечности полуострова Ямал, затем суда пойдут в устье Енисея. Здесь экспедиция в конце августа или начале сентября будет встречена промерной партией лейтенанта Залевского, которая проводит ее до Енисейска, где решено сложить рельсы.
Партия лейтенанта Залевского, кроме помощи в разгрузке рельсов, имеет целью сделать беглый промер Енисея и обставить фарватер его предостерегательными знаками. Партия эта, состоящая из 14 нижних чинов под командой лейтенанта Залевского и его помощника, мичмана Ведерникова, выехала уже 3 июня из Петербурга и с возможною скоростью отправится прямо в Красноярск».