ГЛАВА 17
х ты! Вот это высота! Такой я ещё ни разу не видел! — восхищённо пробормотал себе под нос Веспасиан, глядя на маяк, устремившийся на четыреста футов ввысь, к небу, и произвёл мысленные расчёты. Будь многоэтажная римская инсула, в каких обычно селился плебс, такой высоты, в ней было бы не меньше пятидесяти этажей. Интересно, сумеет ли Калигула затмить своим мостом эту гигантскую башню?
Крепко взявшись за борт императорской триремы, чтобы устоять на ногах, Веспасиан наблюдал за тем, как, ударившись об огромный мол, защищавший большую гавань Александрии, им навстречу катится очередная волна.
Солёный морской ветер приносил с собой мелкую водную пыль, что в жару было даже неплохо. Капли приятно освежали лицо, чуть влажная тога холодила кожу. Начальник гребцов замедлил темп барабана. Главный парус свернули. Плавание подходило к концу.
— Обделаться можно, какая громадина! — воскликнул Зири, чья латынь успела обогатиться самыми разными словечками и выражениями. — Поставь её посреди пустыни, была бы зашибись какая гора!
— Это сколько ж времени на неё угрохали? — высказал своё мнение Магн.
— Семнадцать лет, — ответил Веспасиан. — Закончили строить триста лет назад. Строительство началось при первом Птолемее, завершилось при его сыне. Если хочешь войти в историю, есть смысл оставить после себя что-нибудь грандиозное.
— Как, например, мост Калигулы? — с улыбкой спросил Магн.
— Нет, мост запомнится лишь как причуда. Я имею в виду нечто такое, что послужит людям. Тогда они наверняка запомнят того, кто это соорудил.
— Кто же построил Большой Цирк?
Веспасиан на мгновение задумался.
— Не знаю.
— Вот видишь, не всегда это работает.
Веспасиан снова поднял взгляд на Фаросский маяк. Тот весь день постепенно становился ближе и рос буквально на глазах. Первый раз друзья заметили его свет за пятьдесят миль. Днём это были лучи солнца, ночью — пламя костра, отражённое и усиленное огромным бронзовым зеркалом. Построенный на восточном конце длинного, узкого острова Фарос, маяк высился на основании в девяносто футов высотой и площадью в триста пятьдесят футов, сооружённым из тесно подогнанных друг к другу гранитных блоков. Швы между ними были прочно запечатаны расплавленным свинцом, чтобы противостоять натиску моря.
Сама башня состояла из трёх секций. Первая была квадратной и в высоту чуть более половины высоты самого маяка. Вторая — восьмиугольной, и самая верхняя — там, где размещалось зеркало и огонь — круглой. Маяк венчала гигантская статуя Посейдона, а по углам основания разместились четыре статуи бога Тритона. Веспасиан с трудом представлял себе более грандиозное сооружение.
— Хватит таращиться, Зири, — рявкнул Магн, дав юному мармариду полюбоваться маяком. — Иди, собери наши вещи. Мы скоро швартуемся.
— Слушаюсь, хозяин.
Зири тотчас как ветром сдуло. Мальчишка бросился в их каюту на корме корабля.
— И не забудь... — крикнул ему вслед Веспасиан.
— Не волнуйся, господин, я не забуду твою клятую коробку, — крикнул в ответ Зири. Веспасиан выразительно посмотрел на Магна.
— Скажи, должен ли я сделать вид, что ослышался?
Магн пожал плечами.
— Как пожелаешь. Ты можешь велеть мне держать его от тебя подальше. С другой стороны, если ты не захватил собственного раба, кто же должен присматривать за тобой, а?
— Ты прав. Пора и мне обзавестись собственными рабами, — согласился Веспасиан.
До сих пор ему и в голову не приходило купить себе рабов, ибо он привык пользоваться рабами родителей или дяди Гая. В Киренаике же в его распоряжении были официальные рабы резиденции наместника. Одна беда: рабы дороги и их нужно кормить.
— Как только обналичишь расписку у Фалеса, сможешь купить их себе целую армию. А пока хватит вертеть носом, когда пользуешься моим, и притом бесплатно.
Корабль вошёл в гавань, и все мысли Веспасиана по поводу рабов и связанных с ними непомерных расходов тотчас улетучились. Александрийская гавань по своим размерам была под стать маяку: почти две мили в поперечнике и полторы мили в глубину. Справа высился Гептастадион — огромный мол, семь стадий и тысячу четыреста шагов в длину и двести шагов в ширину — соединявший Фарос с материком. По другую его сторону, в торговом порту, столь же необъятном, как и сама Великая Гавань, Веспасиан разглядел массивные зерновозы, стоящие на приколе рядом с огромным зернохранилищем. Слева проплывала Диабатра — ещё один мол, такой же длинный, но только изогнутый, протянувшийся от устья гавани до храма Артемиды рядом с царским дворцом Птолемеев на морском берегу. Между этими двумя гигантскими творениями человеческих рук, ограждавшими гавань от прихотей моря, высились разнообразные здания, способные затмить своими размерами римские. В центре, на небольшом мысу, стоял окружённый колоннадой Тимоний, построенный Марком Антонием после поражения у мыса Акций, нанесённого ему Августом. К западу от него к Гептастадиону протянулись причалы военного порта.
Здесь на якорях покачивались массивные триремы, квадриремы и квинкверемы Александрийского флота, чистые и выдраенные до блеска во время зимнего ремонта. Солнечные блики играли на их обшитых бронзой таранах. На палубах копошились многочисленные фигуры людей. На трёх квадратных милях гавани сновали десятки судов меньшего размера: с треугольными парусами, сопровождаемые крикливыми чайками, эти скромные труженики делали своё ежедневное дело — развозили грузы, рыбаков и пассажиров. Неудивительно, что Веспасиану показалось, что перед ним самая главная гавань мира.
А ещё он изумился прозорливости человека, благодаря которому это чудо возникло из ничего. Александр Великий, чью кирасу он должен доставить в Рим. Так повелел ему император, который замыслил превзойти величайшего полководца. Глядя на величественный город — один из многих, основанных Александром на завоёванных землях, Веспасиан понял всю глубину заблуждений Калигулы. Александра не дано превзойти никому. Ни Август, ни даже Юлий Цезарь не совершили и доли того, чего он достиг за свою короткую жизнь. Самое большое, на что можно надеяться, — это стать бледной тенью человека, чьё наследие, вернее, малая его часть, сейчас открывалась Веспасиану в лучах палящего солнца. Ибо что было здесь до Александра? Жалкая рыбацкая деревушка в окружении раскалённых песков.
Между тем их трирема гладко скользила к якорной стоянке. Капитан проревел приказ, и вёсла левого борта выскользнули из воды. Остались работать лишь вёсла правого борта. Ещё несколько мгновений, и под крики матросов судно мягко стукнулось бортом о толстые брёвна, оберегающие каменный причал. Матросы закрепили лини, свернули парус и опустили трап. Плавание завершилось.
Напомнив триарху, что судно должно ждать его ровно столько, сколько времени понадобится на выполнение поручения императора, Веспасиан, сопровождаемый Магном и Зири, зашагал по трапу на берег. На причале его уже поджидал портовый эдил, а также шестнадцать легионеров и опцион Двадцать второго легиона. Проведя десять дней в море, Веспасиан шёл, покачиваясь — или это качался каменный причал под его ногами? Спасибо Магну, который поддерживал его под локоть.
— Спокойнее, господин, шире шаг. Не хватало нам, чтобы сенатор у всех на виду упал на спину, как та весталка, у которой истёк тридцатилетний обет девственности.
— Спасибо, Магн, что напомнил, — слегка раздражённо ответил Веспасиан, старательно поддерживая равновесие, прежде чем вручить эдилу императорский ордер. — Сенатор Тит Флавий Веспасиан прибыл сюда по личному распоряжению императора.
Эдил внимательно прочёл свиток, поднял глаза на трепещущий на ветру императорский штандарт и изумлённо выгнул бровь.
— Похоже, сенатор, это приказ. Последний раз представитель твоего сословия был здесь четыре года назад. Предыдущий император запретил вам являться сюда по совету своего астролога, — эдил кисло усмехнулся. — Но поскольку ты прибыл сюда на личном судне императора, я в твоём полном распоряжении.
— Я хотел бы немедленно поговорить с прокуратором.
Эдил кивнул и повернулся к опциону.
— Гортензий, проводи сенатора в Царский дворец. Ты останешься с ним на всё время его визита, на тот случай, если ему понадобится твоя помощь.
Веспасиан пробормотал слова благодарности, подозревая, однако, что к нему приставили военную стражу.
* * *
— Это исключено, — заявил Веспасиану прокуратор Авл Авилий Флакк, когда тот передал ему пожелание Калигулы. — Если я отдам кирасу, восстанет всё греческое население города, а это большая его часть. Александр для них — бог, и осквернение его мавзолея будет воспринято как объявление войны.
Довольно того, что Калигула издал эдикт, предписывающий поставить свои изображения во всех храмах. Евреи, узнав об этом, тотчас взялись за оружие. Мне не по силам одновременно усмирять и евреев, и греков.
Прокуратор сурово посмотрел на Веспасиана из-под густых, седеющих бровей. Его тёмные глаза казались чёрными на фоне загорелого лица. В окне за его спиной в лучах полуденного солнца поблескивало лазурное пространство гавани. Дувший со стороны моря бриз приносил приятную свежесть в зал для аудиенций, в котором когда-то восседали Клеопатра, Юлий Цезарь и Марк Антоний.
— Но таково желание Калигулы.
— В таком случае пусть этот недоносок пожелает себе что-то другое.
Веспасиан оторопел, не веря собственным ушам. Где это слыхано, чтобы наместник открыто оскорблял императора?!
— Как ты смеешь так отзываться об императоре, тем более в присутствии сенатора!
— А кто ему об этом скажет? Ты? Давай, лично мне наплевать на это!
Веспасиан гордо расправил плечи.
— Как член Сената я выше тебя по рангу и потому требую, чтобы ты отдал мне кирасу.
— Можешь быть кем угодно. Да, я лишь простой всадник, но здесь, в Египте, хозяин я. И я говорю тебе, если только император не желает, чтобы до конца лета в Рим не поступило и горсти зерна, пока я буду усмирять оба восстания, то пусть он скачет по своему дурацкому мосту в чём-то другом. Можешь передать ему эти мои слова.
— Но ведь он заменит тебя кем-то другим, а тебя вернёт в Рим и казнит.
— Он собирался заменить меня Макроном, но затем приказал ему покончить с собой, и продлил срок моего наместничества. Когда я увидел тебя, я надеялся, что ты привёз императорский мандат, но, похоже, император забыл это сделать. В любом случае я уверен, что тот скоро придёт. Но даже если Калигула передумает и решит отозвать меня, в Рим я не вернусь. Пусть отсюда до Рима тысяча миль, но слухи до нас доходят. Калигула окончательно свихнулся. Если он казнил собственного кузена лишь за то, что тот кашлял, я не намерен возвращаться в Рим, пока там правит этот безумец.
— Нои здесь ты не останешься?
— Нет, конечно. Но мир велик, а египетское наместничество — должность хлебная. Мне хватит денег уехать куда угодно.
Веспасиан открыл было рот, чтобы возразить, но передумал, а потом и вообще решил сменить тему разговора.
— У меня есть одно личное дело, которое займёт несколько дней. Я был бы весьма признателен, если бы мне на это время нашли крышу над головой.
Флакк примирительно улыбнулся.
— Вот в этом, сенатор, я могу помочь. Я выделю тебе несколько комнат. Думаю, ты останешься доволен. А ещё я надеюсь, что сегодня вечером ты отужинаешь вместе со мной, моей супругой и ещё несколькими гостями.
— Спасибо за приглашение, прокуратор, принимаю его с удовольствием, — не совсем искренне ответил Веспасиан, не желая лишний раз раздражать наместника, которому хватило дерзости воспротивиться приказу самого императора.
— Будут ещё какие-то просьбы?
— Да. Где я могу отыскать банкира Фалеса, а также алабарха?
Флакк нахмурился.
— Фалес каждый день с раннего утра бывает на Форуме. Алабарх живёт рядом с еврейским храмом у городских ворот. Но зачем тебе его видеть?
Веспасиан вкратце рассказал про деньги вольноотпущенника своего отца, Атафана, которые он обещал передать его семье в Парфию.
— Что ж, на него можно положиться; за небольшой процент он это сделает, — ответил Флакк. — Что ему никогда не поставишь в вину, так это нечестность. Но он скользкий политик — не дай ему использовать тебя в его корыстных целях. Последнее время евреи выдвигают массу требований: полноценное александрийское гражданство, право селиться за пределами еврейского квартала, не говоря уже о требовании убрать статуи императора из их храмов. Думаю, он попытается втянуть тебя в это дело. А теперь прошу меня извинить. У меня назначена встреча кое с кем, кто, я надеюсь, поможет мне совладать с евреями. — Флакк холодно улыбнулся и проводил Веспасиана до двери. — Увидимся за ужином, сенатор. Если тебе захочется прогуляться по городу, я распорядился, чтобы тебя повсюду сопровождал эскорт. Он будет ждать тебя у ворот. Это единственный выход из дворца. И единственный в него вход.
* * *
— Придётся вломиться туда и выкрасть эту штуковину, — сказал Магн.
Они сидели, попивая охлаждённое вино на террасе покоев Веспасиана на втором этаже, глядя, как солнце садится в воды Великой гавани.
— Мы не можем этого сделать, — в ужасе возразил Веспасиан.
— У тебя есть предложения получше? Как насчёт того, чтобы вернуться к Калигуле и сказать, что, мол, Флакк не позволил тебе это сделать?
— Ага, и чья шея будет подставлена в этом случае под удар, моя или прокуратора?
— Вот и я о том же. Итак, есть ли другие идеи?
— Нет, — был вынужден признать Веспасиан и в утешение отхлебнул вина.
— В таком случае остаётся только моя идея.
Веспасиан поднялся, пошёл к мраморной балюстраде и, облокотившись на неё, задумался, Магн подошёл и встал рядом.
— Если мы это сделаем, — заговорил спустя какое-то время Веспасиан, — надо, чтобы никто ничего не заподозрил. Иначе местные греки поднимут мятеж.
— Предлагаешь раздобыть копию и подложить её вместо подлинника?
— Именно. А ещё нужно незамеченными выбраться из дворца.
Магн бросил взгляд вниз; там, в пятидесяти футах под ними, плескалось море.
— Самый прямой путь.
— Нам понадобится лодка.
— А разве я предлагал добираться вплавь?
— Кроме того, нам придётся дважды миновать стражу у входа в мавзолей. По пути туда и обратно.
— Мы проведём разведку.
— С нашим эскортом?
— Почему бы нет?
— Флакк узнает.
— И что? Мы просто осматриваем достопримечательности.
— Пожалуй.
— Нам понадобится кто-то из местных, кто знает, хорошо ли мавзолей охраняется изнутри, а также тот, кто мог бы дать нам лодку.
Веспасиан на мгновение задумался.
— Феликс?
— Ему можно доверять?
— А ты как считаешь?
— Боюсь, что выбора у нас нет.
— Антония ему доверяла.
Магн подумал с минуту и кивнул.
— Думаю, да, ему довериться можно. Но как его найти?
— Он говорил, что алабарх всегда скажет, где его искать.
— И ты завтра его спросишь?
Их разговор прервал стук в дверь. Они обернулись и увидели, что Зири открыл дверь красивой юной рабыне.
— Господин! — крикнул Зири. — Она говорит, что пришла проводить тебя на ужин.
— Отлично, — ответил Веспасиан и посмотрел на Магна.
Тот не сводил глаз с девушки.
— Что ты намерен делать?
— Скажи, ты не заблудишься, если попробуешь сам найти дорогу в триклиний?
— Думаю, что нет, — ответил Веспасиан, вопросительно выгнув бровь.
— В таком случае я весь вечер проведу дома. Ну, ты меня понял.
Поплутав какое-то время по лабиринту дворца, Веспасиан наконец вышел в длинный и широкий коридор, уставленный статуями. В конце его располагались двери, из-за которых доносился чей-то оживлённый разговор. Следуя на эти голоса, он прошёл мимо статуй, любуясь на ходу каждой из них. Это оказались изображения всех представителей династии Птолемеев, мужчин и женщин. Первым в их ряду стоял основатель династии, генерал Александр Птолемей Сотер. Каждый мужчина был в воинских доспехах — в шлеме, кирасе, поножах, с мечом в руке. Всё это настоящее и потому очень древнее. Женщины были в шёлковых платьях, трепещущих на сквозняке. Их головы украшали замысловатые парики. Обнажённые части тела были покрашены краской телесного цвета, лица тщательно прорисованы и казались живыми.
Дойдя почти до самого конца коридора, Веспасиан остановился напротив статуи Клеопатры VII и пристально посмотрел в лицо той, что сначала приворожила Юлия Цезаря, а затем и Марка Антония. Красавицей её назвать было трудно — крупный нос, мальчишеский рот и подбородок. И всё же была в ней некая неотразимая чувственность. Если её статуя приковывала взгляд, то что говорить о живой Клеопатре, подумал Веспасиан.
— По-прежнему пялишься на женщин, квестор? Или я должна сказать «сенатор»?
Веспасиан резко обернулся. В дверях застыла женская фигура.
— По крайней мере, эта не заставляет тебя её выслушать.
— Флавия! Что ты здесь делаешь?
Флавия Домицилла шагнула ему навстречу.
— Я здесь с тех самых пор, как бежала сюда от беспорядков в Кирене. А как здесь оказался ты?
Веспасиан как будто лишился дара речи. Он смотрел на неё, не в силах отвести глаз. Флавия ничуть не изменилась. Равно как и его страсть к ней, судя по приливу крови к известным частям тела. Перед ним по-прежнему был идеал женщины.
— Я здесь по приказу императора, — наконец произнёс он, чувствуя, как от её благовоний голова его идёт кругом.
Флавия широко раскрыла глаза, и, сделав ещё один шаг ему навстречу, соблазнительно улыбнулась.
— Смотрю, ты вращаешься в самых высоких кругах. Как интересно! Думаю, тебе будет что рассказать мне во время ужина.
Взяв Веспасиана за руку, Флавия повела его к двери. Он покорно следовал за ней. Как же приятно было ощущать нежное прикосновение её шелковистой кожи!
— А, Флавия, смотрю, ты нашла нашего сенатора! Весьма разумно с твоей стороны. А теперь можно и к столу, — с этими словами им навстречу, сияя улыбкой, поспешила невысокая, пухлая и круглолицая женщина лет сорока с лишним. В глазах её играл лукавый огонёк.
— Сенатор Веспасиан, я Лелия, супруга здешнего прокуратора.
Веспасиан осторожно пожал протянутую руку.
— Приятно познакомиться. И прошу простить меня за опоздание.
— Я послала за тобой рабыню. Неужели она так и не появилась? Завтра прикажу её выпороть.
— Нет-нет, ни в коем случае. Она пришла за мной, но в моих покоях для неё нашлись другие дела. Я оставил её там, а дорогу в триклиний решил найти самостоятельно.
— Ну что ж, в любом случае ты здесь. Поскольку первой тебя обнаружила Флавия, то пусть она в качестве вознаграждения разделит с тобой пиршественное ложе. Представляю, как будут завидовать другие женщины!
— Она сделала это для того, чтобы меня не лапал её муж, — шепнула Флавия на ухо Веспасиану, когда они вслед за Лелией прошли в обеденный зал. Там за низким столом их уже поджидали пятеро других гостей, а также сам Флакк.
Губы Флавии были так близко, что Веспасиан невольно вздрогнул, ощутив на себе её нежное дыхание.
— А что, он пытается это делать?
— Да, иногда я даже это ему позволяю.
— Но почему? Что мешает тебе сказать «нет»?
— Я здесь вот уже три года. Как, скажи, я могла прожить всё это время, не имея мужчины, который бы позаботился обо мне?
ГЛАВА 18
еспасиана разбудил стук в дверь спальни. Затем, не дожидаясь ответа, внутрь просунул голову Магн.
— Я распорядился, чтобы тебе... Всё понятно. Доверяю это дело тебе... — Голова исчезла за дверью.
Веспасиан перевернулся на бок и посмотрел на Флавию. Она открыла глаза.
— Когда он говорит «это дело», он имеет в виду меня? — спросила она, зевнув.
— Почему же, он вполне мог иметь в виду это дело.
— Что ж, разумно. Но я поверю тебе только в том случае, если ты докажешь, что так и есть.
Веспасиан улыбнулся и поцеловал её. Тем временем кончики его пальцев скользнули по её груди, по плоскому животу, пока не оказались у неё между ног. Флавия негромко простонала — что, собственно, она делала почти всю ночь, в перерывах между страстными соитиями лаская его губы. Веспасиан ласкал её так, как ни ласкал ни одну женщину, за исключением Ценис.
Он решил, что положит её к себе в постель, как только её увидел. Желание это явно было взаимным, особенно после того как он рассказал Флавии, как он отыскал Капеллу и вернул его из пустыни. Иными словами, сдержал данное ей слово.
Впрочем, гибель Капеллы от когтей льва, похоже, не слишком её расстроила. Более того, она искренне удивилась, что, оказывается, он не покупал никаких верблюдов. Правда, Веспасиан предпочёл умолчать о том, чем занимался Капелла. Когда же Флавия попыталась выведать это у него, он ограничился туманной фразой о поручении императора. Ей лучше ничего не знать. Так гораздо спокойнее для них обоих. Было видно, что Флавия находилась под впечатлением его высоких связей, что ещё больше подогрело её интерес к его персоне. Пустив в ход женские чары, она, — к великой радости Веспасиана и неловкости остальных гостей, — взялась всячески обольщать его. Когда ужин наконец завершился, Флакк был сердит, зато Лелия явно праздновала победу. Она даже не поинтересовалась у Флавии, нужен ли той паланкин.
Сквозь щели ставней в спальню просачивался свет оранжевого диска восходящего солнца. После бурной ночи Веспасиан ощущал себя разбитым. Он соскользнул с Флавии и сел на край кровати.
— Мне пора. Меня ждут дела.
— Это какие же? — оторвала голову от подушки Флавия.
— Личные. Причём много.
— Я с тобой.
— Нет, жди меня здесь.
Флавия вздохнула и откинулась на подушку.
— Что ж, почему бы нет.
* * *
— Вижу, ужин удался, — усмехнулся Магн, когда Веспасиан наконец вышел из спальни.
— Ещё как удался! — ответил Веспасиан.
Зири тем временем принялся облачать его в тогу.
— А дальше?
— А дальше то, что первым делом мы нанесём визит алабарху, затем заглянем на Форум к Фалесу, после чего попробуем отыскать Феликса.
— Я знаю, куда нам нужно. Я имел в виду другое, кто она?
— Вряд ли ты обрадуешься.
Магн подумал, после чего хлопнул себя по лбу.
— Дай Венера тебе сил сопротивляться ей! Флавия!
— Согласись, что мир тесен.
— Ещё как тесен! Стоит тебе обналичить банковскую расписку на четверть миллиона денариев, как она вытянет их из тебя, а потом упорхнёт, не успеешь ты и глазом моргнуть.
— Не упорхнёт, если я на ней женюсь.
— Когда тебе в прошлый раз в голову пришла эта идея, она стоила жизни уйме людей. Мой тебе совет: наслаждайся её утехами, пока ты здесь, а про женитьбу забудь. Зачем она тебе?
— Затем, что в этом году мне стукнет двадцать девять, и мне нужны сыновья. Родители только об этом и пишут мне в каждом письме.
Придирчиво осмотрев складки тоги, переброшенной через левую руку, Веспасиан довольно кивнул.
— Безупречная работа, Зири. Наконец-то ты научился это делать.
— То есть ты собрался взять её с собой в Рим? — нахмурился Магн.
— Но ведь я не собираюсь здесь жить.
— А если она не захочет уехать с тобой?
— Захочет, ещё как захочет! Лучшего предложения здесь она ни от кого не получит. Кстати, как прошёл вечер?
— Примерно так же, как и у тебя, с той разницей, что я никому не давал обещаний.
— Эй, как это так получилось, что вы оба нашли себе женщин прошлой ночью, а я нет? — возмутился Зири.
— Потому, Зири, что ты раб, — сказал Магн и легонько ущипнул его за ухо. — К тому же я здесь не заметил верблюдов. А теперь хватит ныть, тащи сюда сундук господина.
* * *
Опцион Гортензий и его стражники уже ждали их у дворцовых ворот, сидя в тени огромной статуи, чем-то напомнившей Веспасиану статую Амона из храма в Сиве. Правда, если верить греческой табличке, это было изображение первого Птолемея, выполненное в египетском стиле.
— Коль тебя к нам приставили, веди нас к дому алабарха у Канопских ворот, опцион, — сказал Веспасиан, садясь в паланкин, который заказал для него Магн.
Гортензий отдал салют. Его солдаты встали в строй.
— Можешь заодно рассказать нам про местные достопримечательности, — пошутил Магн. Гортензий сделал вид, будто не расслышал его слов.
— Его лучше не раздражать, — шепнул Магну Веспасиан, когда они через дворцовые ворота вышла к Великой гавани. — От него ещё может быть польза.
— Что-то я не припомню, когда в последний раз от Двадцать второго легиона была хоть какая-то польза. Его солдаты уже разучились держать оружие.
Миновав Царскую пристань, они вошли в город и прошли мимо двухэтажного здания бывшей македонской казармы. Теперь здесь жили легионеры, нёсшие службу в пределах городских стен. Сам же римский лагерь располагался к востоку от города. Свернув налево, они по шумной, многолюдной улице прошагали вдоль её унылого фасада с квадратными окнами, затем свернули направо и вошли в Еврейский квартал.
Атмосфера тотчас стала иной. Нет, людей на улице было так же много. Однако в воздухе чувствовалось явственное напряжение. Хотя они шагали посередине дороги, Веспасиан не раз ловил колючий взгляд, предназначенный не только легионерам, но и его сенаторской тоге с её пурпурной каймой. В ответ он ещё выше вскинул голову и гордо смотрел прямо перед собой, как и подобает римскому сенатору. Пусть это не Рим, но ведь и эта часть империи принадлежит Сенату и народу Рима.
Чем дальше они углублялись в еврейский квартал, тем чаще местные жители отказывались расступаться перед ними. В конце концов, легионеры были вынуждены вытащить для острастки мечи, а самых упрямых евреев отталкивали в сторону щитами.
— Может даже, оно и к лучшему, что нам выделили сопровождение, — заметил Магн из-за плеча Веспасиана. — Похоже, нас здесь не слишком жалуют.
Они прошли ещё полмили вдоль ряда домов с белыми греческими фасадами — двухэтажных, возведённых вокруг продолговатого центрального двора, с парой крошечных окон и простой деревянной дверью, — после чего свернули на восток к Канопской дороге.
Веспасиан оказался не готовым к этому зрелищу. Три с половиной мили в двину, шестьдесят шагов в ширину, застроенная с обеих сторон храмами и общественными зданиями, она стрелой пролегла от Канопских ворот в восточной стене до западной, а сквозь неё — к некрополю. Ничто в Риме не могло даже отдалённо соперничать с ней. Веспасиан пытался не таращиться по сторонам, подобно неотёсанному провинциалу, коим он себя в эти минуты ощущал.
Поскольку дорога была широкой, идти стало легче. Толпа на улице тоже сделалась более пёстрой и разноязыкой.
Слева и справа в промежутках между зданиями Веспасиан краем глаза замечал небольшие площадки, формой напоминающие половинки Большого Цирка. На открытом конце сидели около сотни человек, главным образом греки, и слушали оратора, стоявшего на возвышении в овальной части.
Когда они приблизились к четвёртой такой площадке, по шуму, с неё долетавшему, стало понятно, что там кипят отнюдь не философские дебаты. Вскоре Веспасиан разглядел, что аудитория состоит не только из греков, но также из евреев и местных египтян. Все как один с пеной у рта что-то доказывали. Время от времени вспыхивали потасовки. Стало понятно и то, что участники спора поделены отнюдь не по расовому признаку. Скорее, горстка евреев о чём-то громко спорила с остальной аудиторией, которая была довольно разношёрстной. В частности, в ней были и их соплеменники. Люди, похоже, поддерживали основного оратора. Стоя в дальнем конце, этот невысокий, лысеющий человек пытался перекричать всех остальных. Веспасиан почти мгновенно узнал его по кривым ногам и властному голосу. Перед ним был Гай Юлий Павел.
— А этот что тут делает?! — воскликнул Магн.
Он тоже заметил Павла.
— То, что умеет делать лучше всего, — ответил Веспасиан. — Вносит смуту и подстрекает народ к беспорядкам.
— Какой отвратительный тип!
— Это дом Александра Алабарха, сенатор, — сообщил Гортензий, когда они приблизились к большому дому на северной стороне улицы с краю еврейского квартала.
Дом был построен в греческом стиле, однако величием не уступал другим зданиям на Канопской дороге.
— Я и мои солдаты будем ждать тебя снаружи.
— Спасибо, опцион, — ответил Веспасиан, сходя с носилок, и взял из рук у Зири шкатулку Атафана. — Магн, вы с Зири тоже ждите меня здесь. Я постараюсь освободиться как можно быстрее.
* * *
— Я до сих пор обмениваюсь письмами с его семьёй, сенатор, — сообщил Веспасиану Александр, алабарх александрийских евреев. — И потому обещаю, что сделаю всё для того, чтобы передать им эту шкатулку. В следующее полнолуние, а это через три дня, в Парфию отправится караван. Хозяин каравана — мой родственник. Я ему доверяю. Могу я взглянуть, что там внутри?
Веспасиан приподнял крышку шкатулки Атафана, стоявшей на столе между ними. Они с Алабархом сидели в прохладном кабинете в северной стороне дома, куда не проникал дневной зной. Комната была завалена свитками, с пометками на греческом, еврейском и арамейском языках, а также на латыни, и своим затхлым запахом напоминала хранилище какой-нибудь библиотеки. Единственным источником света были два зарешеченных окна, открывавшихся во внутренний двор, откуда доносились голоса двух юношей, громко и быстро что-то читавших.
— Похоже, твой вольноотпущенник был человек богатый, — заметил Алабарх, трогая золотые монеты и украшения. — Сколько их здесь?
— Боюсь, что точно не знаю.
— В таком случае придётся их взвесить.
С этими словами Алабарх достал из деревянного сундука, стоявшего в углу комнаты, большие весы.
— Мой гонорар, покрывающий все расходы, как мои, так и моего родственника, составит восемнадцать процентов от веса золота. Я не стану принимать во внимание стоимость ювелирных работ. Тебя это устроит?
— Десять.
— Шестнадцать.
— Одиннадцать.
— Пятнадцать.
— Двенадцать.
— А ты мастер торговаться, как я погляжу, хотя это и не твои деньги. Хорошо, пусть будет двенадцать, — улыбнулся Алабарх в рыжую бороду.
— Договорились, — ответил Веспасиан.
Александр принялся взвешивать золото.
Кстати, его внешность явилась для Веспасиана неожиданностью. Он представлял себе Александра Алабарха старым, мудрым, согбенным, седобородым, со слезящимися глазами и шмыгающим носом. Реальность же оказалась иной. Александр был крепким, здоровым мужчиной лет пятидесяти, с пронзительными синими глазами, с длинными белокурыми волосами и такой же светлой рыжеватой бородой. Единственное, что выдавало в нём еврея, — это его одежды и крупный нос.
В нём чувствовалось спокойствие, присущее уверенным в себе людям. Веспасиан с первого взгляда понял: Алабарху можно доверять.
— Шесть мин, двадцать четыре драхмы, три обола, — наконец произнёс Александр.
— То есть твой процент составит семьдесят пять драхм без одного обола, — добавил Веспасиан, произведя мысленные вычисления. — Иными словами, один римский фунт золотом.
Александр быстро произвёл расчёты на восковой табличке и удивлённо выгнул брови.
— Смотрю, тебя не обманешь.
— Думаю, ты не стал бы этого делать, — ответил Веспасиан.
Александр принялся взвешивать свою долю.
— Мне с детства внушали, что нужно быть честным во всех делах. Надеюсь, это же качество я передал и своим сыновьям. — Он махнул рукой в сторону доносившихся из внутреннего дворика голосов. — Они заняты изучением Торы. Думаю, как когда-то и я в их возрасте, они бы предпочли заниматься чем-то другим, однако я требую, чтобы они это делали. Иначе, достигнув совершеннолетия, как они смогут принять решение, следовать им религии их предков или же нет, как поступил я.
— Разве ты не еврей?
— По крови да, еврей, но не практикующий. Иначе как, по-твоему, я стал бы алабархом? В моём лице Рим имеет сущий клад: еврея, который заправляет делами еврейской диаспоры Александрии и собирает с них налоги, что устраивает самих евреев.
— Даже если ты не разделяешь их веру? — удивился Веспасиан.
Александр усмехнулся.
— Ну, до известной степени разделяю, чтобы быть в их глазах человеком благочестивым. Например, недавно я заплатил за позолоту девяти ворот иерусалимского храма, так что они вынуждены считать меня своим. Вместе с тем в моём лице Рим имеет алабарха, не скованного религиозной догмой. То есть в глазах Рима я человек непредвзятый и справедливый.
— Флакк отзывался о тебе иначе, — сказал Веспасиан и тотчас понял, что перебил собеседника. — По его словам, последнее время ты выдвигаешь слишком много требований.
— О, это извечный вопрос александрийского гражданства, а также могут ли евреи селиться за пределами еврейского квартала, не говоря уже про статуи императора в их храмах. В последнее время я также пытался выступить посредником между нашими старейшинами и префектом по другому вопросу. Они хотят, чтобы он разогнал эту новую секту, которая в их глазах практикует ересь. Они видят в ней происки Рима против их религии.
— Но ведь это курам на смех! Рим не имеет к ней никакого отношения!
— Главный проповедник имеет римское гражданство.
— Павел? — нахмурился Веспасиан. — Но ведь, насколько мне известно, он сам страстный борец с этой ересью и пытается её искоренить.
— Он пытался искоренить так называемый «Путь». Четыре года назад, когда Павел был здесь, он всячески портил кровь любому, на кого только падало его подозрение. — Алабарх указал на весы: обе чаши застыли в идеальном равновесии. Веспасиан кивком подтвердил согласие на двенадцать процентов комиссии.
— Да, я встречался с ним в Киренаике. Его безжалостность не знала границ. Я велел его арестовать и первым же судном отправить назад, на Восток.
— Жаль, что ты не приказал его убить, — сказал Александр и сгрёб своё золото в мешочек, который положил в ящик стола. — Он утверждает, что по дороге в Дамаск пережил нечто вроде духовного прозрения. Пару месяцев назад он объявился из пустыни, где отшельником прожил три года, и без всякого разрешения принялся проповедовать. Утверждает, что так повелел ему сам Господь. К еврейской вере это не имеет никакого отношения, и по-своему он прав. Ибо проповедует он не обновлённую версию иудаизма, как то делали последователи «Пути», утверждавшие, что проповедь Иешуа бар Иосифа предназначалась только евреям. Он проповедует совершенно новую религию, и язычникам, и евреям, причём бог этой новой религии — наш, еврейский бог. Чего в ней нет, так это Торы. По его словам, Иешуа бар Иосиф есть сын божий, который пришёл в этот мир, чтобы умереть за грехи всего человечества и своей смертью искупить их. Лишь через него, Иешуа, проповедует Павел, те, кто искренне раскаиваются в своих грехах, будут жить вместе с богом в Царствии небесном, которое не от мира сего, вместо того, чтобы ждать воскресения из мёртвых в земном раю, который наступит в конце света, как полагают евреи. Этот Павел также нагнетает страх, утверждая, что конец света, или Судный день, как он его называет, близок, и надо быть готовыми к его наступлению. Кстати, забавно то, что он обвиняет евреев в том, что они распяли Иешуа, хотя распятие — типично римская казнь. К тому же, не будь он распят, на чём бы в таком случае Павел строил свои несуразные доводы? Надеюсь, теперь тебе понятно, почему наши старейшины, и не только они, так разгневаны?
— Да, я почувствовал это, как только вступил в еврейский квартал. Но почему Флакк не хочет ничего сделать с этим Павлом?
— Спроси его сам, — ответил Александр, возвращая золото Атафана в шкатулку. — Я не знаю, но думается, причина в том, что ему всё равно. Ведь что для Рима ещё одна религия? Ведь вы готовы принять любую.
— Верно, при условии, что она не требует от человека обрезания крайней плоти. Но эта новая, похоже, совершенно иная.
Александр закрыл шкатулку.
— Да, она иная и крайне опасная, ибо не признает земной власти. Её притягательность заключается в обещании спасения и воздаяния в грядущем мире, а не здесь и сейчас. Стоит позволить ей пустить корни, как философские основы нашей цивилизации коренным образом изменятся. Вместо того чтобы жить настоящим, люди начнут спорить о том, как лучше подготовиться к жизни после смерти. Я долго размышлял на эту тему и мне не даёт покоя вопрос, что станет с наукой и знанием, если люди в первую очередь озаботятся идеей бессмертия души.
— Боюсь, у меня нет ответа на этот вопрос, — честно признался Веспасиан, пока Александр Алабарх составлял расписку. — Хотя религия, которая не признает верховной власти императора, — каким бы тот ни был, — представляется мне опасной. Впрочем, надеюсь, это лишь небольшая секта, основанная одним человеком.
— Да, но она будет расти, — возразил Александр. — Проповедь Павла предназначена в первую очередь беднякам и рабам, которым нечего терять в этом мире. Так что идея спасения и воздаяния после смерти кажется им привлекательной. Павел крайне честолюбив. Ему кажется, что его таланты не получили должного признания, отчего он не смог занять подобающее ему место в обществе. Перед тем как отправиться в Дамаск, он просил, вернее сказать, требовал, чтобы верховный жрец выдал за него замуж свою дочь. Разумеется, тот ему отказал. Предполагаю, это стало последним ударом по его самолюбию, и он решил искать иных путей к власти, ибо вскоре после этого исчез. И вот теперь он вернулся и, как мне кажется, нашёл-таки способ перевернуть весь мир вверх дном и самому занять место в самом верху.
— Я поговорю с Флакком. Попытаюсь убедить его арестовать Павла, — сказал Веспасиан и тотчас понял, что Александр всё-таки сделал то, что и предрекал префект: втянул его в местные политические дрязги.
Александр улыбнулся и протянул ему расписку о получении золота Атафана.
— Спасибо, Веспасиан. Я был бы тебе весьма за это благодарен. Правда, одного ареста недостаточно. Павла нужно казнить.
Веспасиан посмотрел в пронзительноголубые глаза своего собеседника и понял: тот говорит серьёзно. Новая секта действительно внушает ему страх.
— Хорошо, Александр, я предложу Флакку это сделать, — согласился он, после чего встал и протянул руку. — А теперь мне пора. Меня ждут дела. Кстати, ты не мог бы подсказать мне, где я могу найти Феликса, управляющего покойной Антонии?
Алабарх через стол пожал ему руку.
— Сейчас он в городе. Ты найдёшь его в доме Антонии. Это рядом с гимнасием, с южной стороны.
Веспасиан вместе с Алабархом вышел во внутренний двор. Чтение Торы тотчас же прекратилось. В присутствии старших оба юноши почтительно встали.
— Сенатор Веспасиан, это мой старший сын, Тиберий, — сказал алабарх, указывая на того из мальчиков, что был выше ростом. Веспасиан дал бы ему лет семнадцать. — А это его брат, Марк.
Юноши склонили в поклоне головы.
— Я смотрю, ваш отец строго следит за вашим образованием, — заметил Веспасиан.
— Ему нравится нас мучить, — с улыбкой ответил Тиберий.
— Либо он пытается притупить наш ум бессмысленной зубрёжкой, — предположил Марк, который был на пару лет моложе своего брата.
Александр с гордостью посмотрел на сыновей и улыбнулся.
— За эту дерзость вам придётся выучить дополнительно пятьдесят строк. Я проверю их вечером.
— Сначала тебе придётся нас найти, — с лукавой улыбкой ответил Тиберий.
— Довольно, — рассмеялся Александр. — Марш учить уроки! Сенатор, позволь проводить тебя.
* * *
Хотя Веспасиан передвигался в носилках, пот катился с него градом. Они двигались в западном направлении по Канопской дороге, и хотя до полудня было ещё далеко, палящий зной и полное безветрие делали пребывание на улице невыносимым, особенно в шерстяной тоге. В отличие от Кирены, построенной на плато и потому обдуваемой морским ветром, плоская Александрия казалась раскалённой печкой.
— Как вы только терпите эту жару, Гортензий? — спросил у опциона Магн. Он был в одной лишь тунике, но и та была мокра от пота. — В ваших шлемах и латах недолго изжариться заживо.
— Привыкнешь ко всему, приятель, — дружески ответил опцион. — Особенно, когда прослужишь десяток лет, а то и дольше.
— То есть вы просто не обращаете внимания на жару?
— Угадал, приятель, — со смешком согласился опцион. — Я прав, ребята?
Солдаты добродушно поддакнули. Веспасиан отметил про себя, что пока он сам находился в доме алабарха, Магн не терял времени даром и постарался расположить к себе стражу.
— Похоже, наш Павел отправился дальше, — заметил Веспасиан, увидев, что арена, на которой тот проповедовал, пуста.
— Ты узнал у алабарха, что он здесь делает? — спросил Магн.
— Узнал, и ты мне не поверишь...
Его прервали озлобленные крики и топот ног. С южной стороны дороги на северную, преследуемая толпой греков, метнулась пара евреев. Их преследователи потрясали дубинками и швыряли в несчастных евреев камни.
Один такой камень попал одному беглецу в затылок. Сделав пару нетвёрдых шагов, с криком боли, он полетел лицом вниз на мостовую и до крови ободрал кожу. Толпа тотчас окружила свою жертву. Бедного еврея принялись избивать дубинками и пинать ногами. Второй еврей успел юркнуть в еврейский квартал.
— За мной, ребята! — скомандовал Гортензий, вытаскивая меч. — Идём двойной шеренгой. Щиты поднять, мечами бить плашмя!
С этими словами опцион и его солдаты бросились вперёд. Женщины разразились истошными воплями. Мужчины отпрянули назад, и в зависимости от национальности, либо сыпали оскорблениями, либо, наоборот, подбадривали стражников. Веспасиан сошёл с носилок и вместе с Магном и Зири медленно направился следом за легионерами, которые уже налетели на толпу погромщиков. Те так увлеклись избиением жертвы, что не заметили, как их окружила стража. Лишь когда им в спины, круша кости и сбивая с ног, ударила стена щитов, они сообразили, что попали в ловушку. В следующее мгновение на головы им обрушились удары мечей. Те, что стояли ближе, потеряли равновесие и рухнули на мостовую, где их самих тотчас начали пинать ногами легионеры. Те, кто мог, повернулись и бросились в бегство.
— Довольно, Гортензий! — крикнул Веспасиан. — Скажи своим солдатам, чтобы они прекратили!
На приказ опциона легионеры отреагировали не сразу. Сломав ещё пару рук и раскроив ещё один череп, они нехотя отступили назад, оставив на земле с полдесятка окровавленных тел. Одни громко кричали от боли, другие либо валялись без сознания, либо прижимали к себе повреждённые члены и громко стонали.
— Иди, посмотри на него, — велел Магну Веспасиан, указывая на окровавленного еврея, неподвижно лежащего на мостовой.
Перешагнув через нескольких раненых, Магн опустился на колени и осторожно перевернул неподвижное тело. Одного взгляда в его остекленелые глаза было достаточно, чтобы всё понять.
— Мёртв! — объявил он.
В следующий миг к нему уже бежали обитатели еврейского квартала.
Гортензий тотчас велел своим легионерам образовать вокруг мёртвых и раненых нечто вроде защитной стены.
— Не подходить близко! — предостерёг он первых из подошедших евреев.
— Это мой брат! — крикнул немолодой мужчина, делая шаг вперёд из толпы.
Веспасиан узнал в нём того, кто всего несколько минут назад вместе с погибшим перебегал улицу.
— Пропусти его, Гортензий! — приказал он. — Раненых же посади под замок. Они предстанут перед префектом по обвинению в убийстве.
Легионеры расступились, пропуская вперёд второго еврея. Тот опустился на колени и, взяв в руки безжизненную голову брата, расплакался.
— Почему они преследовали вас? — спросил Веспасиан.
— В городе завёлся один проповедник ереси. Этим утром он тоже здесь был. Мы с братом пошли поспорить с ним, но он отказался нас слушать. Всё время твердил, что бог-де любит всех, и не важно, следует человек Торе или нет. И что путь к богу лежит через поедание плоти и питьё крови некоего Иешуа, который, по его словам, был Сыном Божьим. Возмутительное святотатство!
— Через поедание плоти и питьё крови? Но ведь это курам на смех. Иешуа нет в живых вот уже пять лет!
— По словам проповедника, он обращает хлеб и вино в его плоть и кровь.
— В буквальном смысле или как? — уточнил Веспасиан.
Лично у него это плохо укладывалось в голове.
— Не знаю. Могу лишь предположить, что так оно и есть. Иначе зачем он это говорит? После того как собрание завершилось, проповедник сказал своим последователям, что он сейчас исполнит эту церемонию. Мы с братом решили пойти следом за ним и выяснить, что же произойдёт. Они подошли к дому рядом с Озёрной гаванью, в паре сотен шагов от берега. Но мы сумели взобраться на крышу и заглянуть в щель между черепицами. Увы, прежде чем мы успели хоть что-то разглядеть, они заметили нас, и мы были вынуждены спасаться бегством.
— От последователей проповедника?
— Нет, от греков. Нас, евреев, в городе не слишком жалуют, особенно за пределами еврейского квартала. Они с криками погнались за нами. Раньше до таких вещей ни разу не доходило, — с этими словами он указал на бездыханное тело брата и вновь разрыдался.
— Забери тело и предай его земле, — сочувственно произнёс Веспасиан. — Кстати, как твоё имя?
— Нафанаил, — ответил несчастный еврей сквозь слёзы.
— Я приложу все усилия к тому, чтобы его убийц настигла кара. Даю тебе слово римского сенатора. Тем более что я в долгу перед Алабархом за одну услугу, которую он только что оказал мне.
— Спасибо тебе, сенатор, — поблагодарил его Нафанаил, поднимая с земли тело брата, и посмотрел на Веспасиана заплаканными глазами. — Сомневаюсь, что мой брат — последний убитый в этом городе лишь за то, что он еврей.
Веспасиан повернулся к Гортензию. Того теперь сопровождали лишь восемь легионеров. Остальные занимались убийцами еврея.
— Пойдём, опцион! — устало распорядился он. — Нас ещё ждут дела.
— Нехорошо, когда людей убивают лишь за то, что они евреи, — заметил Магн, как только они отправились дальше.
— Людей убивают и за тугой кошелёк.
— Я не это имел в виду, господин. Сдаётся мне, что если дело так пойдёт и дальше, если людей будут убивать лишь за то, что они евреи, не ровен час, они в отместку начнут убивать греков, или египтян, или, упаси боги, римлян. — Магн выразительно посмотрел на пурпурную кайму тоги Веспасиана. — Ну, ты меня понял.
«Отлично понял», — подумал Веспасиан.
К тому времени, когда они наконец достигли Форума, был уже пятый час. Как и всё другое в Александрии, Форум поражал своими размерами и панорамным видом на гавань. С восточной стороны расположился театр, вмещавший тридцать тысяч зрителей, с западной высился дворец Цезареум, на страже которого застыли два обелиска. Дворец был воздвигнут Клеопатрой и назван в честь её великого любовника.
Двести шагов в длину и сто в поперечнике, окружённый гигантской колоннадой, построенной из разноцветного мрамора, Форум поражал своим многоголосием и многолюдьем. Это было в прямом смысле живое сердце огромного города.
Фалеса они нашли без труда: он оказался одним из самых крупных и уважаемых банкиров Александрии. Свою роль сыграла также сенаторская тога. Благодаря ей Веспасиан сумел попасть к банкиру без очереди. Впрочем, к облегчению обойдённых клиентов, свои дела Веспасиан уладил быстро. Уже через четверть часа он вышел от лысого и грузного Фалеса с распиской и обещанием, что, когда на следующее утро Веспасиан придёт к нему, его уже будут ждать 327 тысяч денариев золотом, чтобы их было легче отправить в Рим. Правда, со сделки Фалес взял 12 500 денариев комиссионных. Однако Веспасиан решил не слишком огорчаться по этому поводу.
Уладив денежные дела, они миновали обширный комплекс гимнасия и вскоре вышли к Александрийскому дому их покойной благодетельницы. Магн позвонил в колокольчик. Дверь открылась почти мгновенно, и перед ними вырос темнокожий курчавый раб, очень похожий на Зири.
— Сенатор Тит Флавий Веспасиан прибыл к Марку Антонию Феликсу, — объявил Магн.
Их тотчас впустили внутрь и провели в атрий со множеством фонтанов. Водные струи били не только в имплювии, но и через равные промежутки по всему периметру, освежая воздух и наполняя его нежным журчанием.
— Сенатор Веспасиан, — раздался голос с дальнего конца атрия, — как я рад тебя видеть! Я слышал о твоём прибытии, однако не ожидал, что ты так скоро почтишь меня своим визитом.
С этими словами, из-за фонтана в виде изливающей изо рта воду статуи Посейдона, — небольшой копии той, что венчала Фарос, правда, всего в два человеческих роста, — показался Феликс.
— Но ведь ты сам сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне вдруг понадобится помощь, — ответил Веспасиан, делая шаг навстречу хозяину дома. — И боюсь, она действительно мне понадобилась.
* * *
— Я не говорил, что это невозможно, — тихо напомнил Веспасиану и Магну Феликс. — Я лишь сказал, что это будет крайне трудно.
— Лично мне это кажется невозможным, — буркнул Магн.
— В любом случае сделать это придётся, — заявил Веспасиан, теряясь в догадках, что конкретно предложил Феликс.
Они стояли в полумраке погребальной камеры в мавзолее Александра, в самом сердце сомы — замкнутого пространства, где покоились останки его египетских наследников, Птолемеев. В десяти футах перед ними, на гранитной плите, положенной на две других, стоял саркофаг из прозрачного хрусталя, вставленный в ещё один, решетчатый бронзовый. В свете трёх факелов в дальнем конце плиты древняя бронза отливала золотом, как будто подсвеченная изнутри.
Внутри хрустального саркофага Веспасиан различил очертания мумифицированного тела величайшего полководца этого мира, Александра Македонского.
Обычно на саркофаг можно было взглянуть сверху, из храма, через отверстие в полу. Сама же погребальная камера была закрыта для простых смертных. Однако храмовые жрецы сделали для высокопоставленных гостей исключение: Веспасиан стал первым сенатором, посетившим Александрию за последние четыре года. Неудивительно, что жрецы столь охотно откликнулись на его просьбу. Внутрь не пустили только Зири, поскольку он был раб, так что юный мармарид ждал Веспасиана и Магна в храме Александра в тридцати футах над их головами.
Несмотря на практическую причину визита, Веспасиан ощутил нечто вроде благоговейного трепета, воочию убедившись, что Александр — не вымысел, не герой мифа. В своё время он однажды соприкоснулся с ним через века во дворце царицы Трифены во Фракии. Тогда он стоял рядом со столом, за которым когда-то сидел великий полководец, глядя в окно на тот же самый пейзаж, какой представал взору Александра, когда тот прибыл во Фракию набрать наёмников для своего дерзкого похода на Восток. Но разве сравнится это с тем трепетом, который Веспасиан испытывал сейчас, глядя на бренные останки величайшего героя былых времён?
Веспасиан шагнул вперёд, чтобы лучше рассмотреть тело, а заодно понять, как открывается саркофаг.
— Можешь подойти ближе, но только не прикасайся. Трогать саркофаг запрещено! — предупредил стоявший за их спинами жрец.
Посмотрев сквозь хрусталь, Веспасиан увидел перед собой лицо, одновременно древнее и молодое. Коричневая кожа, явно потемневшая от времени, была гладкой и полупрозрачной, натянутая на череп без единой морщинки, словно тончайший пергамент, отчего под ней легко можно было различить кости, что создавало впечатление ещё большей древности.
Тонкие губы сжаты и слегка искривлены в улыбке; глаза, видевшие больше богатств и чудес, чем кто-либо из живших на этой земле, закрыты, словно во сне.
Длинные, светлые волосы, по-прежнему густые и пышные, закрывали уши и аккуратно лежали на подушке, обрамляя, словно золотистая рама, лицо. Всё это вместе взятое создавало впечатление мирно спящего молодого человека.
Веспасиан присмотрелся и обнаружил лишь единственный недостаток: на затенённой стороне лица отсутствовала, отвалившись, ноздря.
— Её случайно задел великий Август, когда по его просьбе крышку саркофага открыли, чтобы он мог прикоснуться к останкам Александра, — пояснил жрец, поняв, на что обращён взгляд Веспасиана.
— Тогда крышку вскрывали в последний раз?
— Нет. Германик привозил сюда своих сыновей. Мы также открываем её раз в год, чтобы заменить благовония, предохраняющие тело Александра от разложения.
Веспасиан обошёл саркофаг, надеясь обнаружить печать, скрепляющую верхнюю и нижнюю его половины, и к своему удивлению обнаружил, что вместе их держит лишь тяжесть крышки.
— Как вы думаете, вдвоём её можно поднять? — спросил он у Феликса и Магна, обойдя гробницу.
Магн пожал плечами.
— В конце концов, её можно не снимать, а лишь приподнять один край.
Веспасиан взглядом скользнул к кирасе, украсть которую Калигула и прислал его сюда. Увы, она оказалась совсем не такой, какой он ожидал её увидеть: ни золота, ни причудливых украшений, ни драгоценных камней. Судя по всему, в ней Александр действительно разил в бою врагов. Как и меч Марка Антония, это была кираса воина: сделанная из толстой, грубой кожи, она была призвана защитить того, кто носил её на своей мускулистой груди. Единственным её украшением была инкрустация золотом в виде пары вздыбленных друг напротив друга коней и бронзовая окантовка горловины, плеч и талии для придания доспехам прочности.
— Ты запомнил узор инкрустации? — шепнул Веспасиан на ухо Феликсу.
— В этом нет необходимости. Почти каждая статуя Александра в этом городе изображает его в этой кирасе.
— В таком случае на сегодня мы своё дело сделали. — Веспасиан выпрямился и повернулся к жрецу. — Благодарю тебя за ту великую честь, которую ты оказал мне, разрешив вблизи лицезреть величайшего из смертных, — с искренним чувством произнёс он.
— Спасибо. Я задержусь на пару минут. Я должен совершить ритуал очищения, обязательный после каждого посещения, — ответил жрец, кивком головы принимая благодарность, и отступил в сторону, пропуская гостей на каменную лестницу, ведущую из гробницы наверх, в храм.
Шагнув с тёмной лестницы мимо вооружённого стражника в македонской форме на солнечный свет, Веспасиан невольно прищурился и, как только глаза привыкли к яркому свету, обвёл взглядом огромное, круглое помещение, которое не успел рассмотреть по пути к гробнице, ибо их сразу провели сквозь главный вход вниз.
В алтаре высилась гигантская конная статуя Александра. Восседая верхом на мощном Буцефале, великий полководец был без шлема, с развевающимися волосами. Под мышкой у него было копьё, как будто он приготовился сразить им врага. Рядом с ним — совершенно не к месту — стояла обязательная статуя Калигулы.
В самом центре зала располагалась круглая балюстрада высотой в половину человеческого роста, окружавшая узкую щель, сквозь которую широкая публика имела возможность взглянуть на тело великого полководца. Прямо над ней, на высоте пятидесяти футов, в потолке было сделано такое же отверстие.
— В полдень, десятого июля по римскому календарю, в годовщину смерти Александра, — сообщил жрец, поднявшись к ним из гробницы после того, как завершил свой ритуал, — солнце стоит так, что его лучи падают Александру на лицо. Боюсь, вы опоздали на целый месяц.
— Как жаль! — вздохнул Веспасиан, глядя на отверстие в потолке. — А что бывает, если идёт дождь?
— Дождь в наших краях — великая редкость. Но если такое случается, мы закрываем отверстие крышкой.
Веспасиан задумчиво кивнул.
— Ещё раз спасибо тебе за то, что принял нас, — произнёс он и уже повернулся, чтобы уйти, но в следующий момент поскользнулся и наверняка бы упал, не поддержи его Магн за руку. Посмотрев на пол, он увидел какую-то зелёную слизь.
— О, прими мои глубочайшие извинения, сенатор, — поспешно произнёс жрец. — Я велю наказать рабов за то, что они не вытерли как следует пол.
— Что это?
— Мы держим при храме гусей и по ночам выпускаем их гулять. Если кому-то взбредёт в голову напасть на стражу, гуси своим гоготаньем поднимут тревогу. Боюсь, ты наступил на следы их ночного пребывания.
* * *
— Ты прав. Окна исключаются. Самый надёжный способ попасть внутрь — сквозь крышу, если конечно люк достаточно крепкий и выдержит верёвку, — согласился Магн. Они сидели в тени в просторном внутреннем дворе сомы, вокруг которого высились мавзолеи представителей династии Птолемеев. Храм Александра располагался в северном его конце. В центре двора располагался алтарь, у которого жрец принимал подношения горожан. Люди приходили сюда в надежде на то, что их мёртвые полубоги правители замолвят за них словечко перед настоящими богами, и те решат в их пользу личные проблемы, будь то денежные или сердечные.
— Да, но сначала нужно будет попасть внутрь сомы, — напомнил Веспасиан, посмотрев на ворота в высоких стенах храмового комплекса.
В них входила группа греков, ведя за собой ягнёнка.
— Это можно проделать довольно быстро, — заверил их Феликс. — Главные ворота охраняются, но их никогда не запирают, чтобы круглые сутки обеспечивать доступ к алтарю.
— То есть мы притворимся молящимися?
— Именно.
— Ну, хорошо. Предположим, что мы действительно попадём внутрь, — скептически буркнул Магн, — и даже незамеченными прошмыгнём к храму, заберёмся на крышу и по верёвке спустимся вниз. Но как нам быть с гусями, будь они прокляты? — он указал на небольшой загон слева от храма, в котором вразвалочку прогуливались два десятка пернатых ночных стражей.
Веспасиан пожал плечами и посмотрел на Феликса.
— Гусей я беру на себя, — успокоил их Феликс. — Для этого нужно, чтобы накануне вечером кто-то уже был внутри раньше нас. Думаю, это мог бы сделать Зири. Куда сложнее раздобыть копию кирасы.
— А в чём сложность? — удивился Веспасиан. — Ты ведь сам сказал, что инкрустацию воспроизвести легко.
— Меня беспокоит не она. Ты сказал, что подмену никто не должен заметить. Что вообще-то осуществимо, если бы жрецы лишь смотрели на неё сквозь хрустальное стекло. Дело в том, что раз в год они снимают крышку саркофага. Тогда они сразу поймут, что кирасу подменили. Как ни старайся мы состарить кожу, она никогда не будет выглядеть по-настоящему древней.
— Значит, нам нужно найти кожаную кирасу, которой триста лет. Я верно тебя понял? — спросил Веспасиан, удивлённо выгнув бровь.
— Совершенно верно, — ответил Феликс.
— А вот это не проблема. Прошлым вечером я видел их не один десяток.
ГЛАВА 19
тлично, Феликс, даже более чем, — произнёс Веспасиан, с восхищением глядя на кожаную кирасу на столе в кабинете у Феликса.
— По мне, она очень даже старая, — подтвердил Магн, одобрительно кивая.
— Думаю, что она сойдёт, — согласился Феликс, — хотя при ближайшем рассмотрении станет ясно, что это подделка.
— Я с трудом представляю себе, что кто-то нарочно остановится, чтобы внимательно рассмотреть статую Птолемея Сотера. И даже если кто-то это и сделает, скорее всего, статую он будет видеть впервые. Откуда ему знать, каким был оригинал? Он вполне примет за него копию.
Веспасиан взял кирасу и внимательно осмотрел бронзовую окантовку горловины, плеч и талии. Она отличалась от окантовки на кирасе Александра, зато была точной копией окантовки на кирасе первого Птолемея, которую им предстояло подменить.
Веспасиан специально выбрал кирасу Птолемея Сотера, ибо та была самой простой по сравнению с кирасами его потомков, чьи доспехи — по мере того как их военные таланты увядали и скукоживались — становились всё более изысканными и дорогими.
Генерал в армии Александра, Сотер подражал своему военачальнику, предпочитая простые, зато надёжные македонские доспехи. На кирасе не было никаких украшений, за которые могло бы зацепиться копьё, чтобы затем проткнуть крепкую дублёную кожу. Всё, что требовалось сделать с этой кирасой, — это заменить окантовку и добавить инкрустацию в виде вздыбленных коней.
— А как нам быть с Флакком? — спросил Магн.
— Он каждый день ходит по этому коридору и, возможно, даже не глядит на статуи, — ответил Веспасиан, трогая кожу кирасы. Он невольно восхитился мастерством ремесленника, сумевшего придать кирасе очень древний вид. — В любом случае, даже если он и заметит, что кирасу подменили, и поймёт, что это сделал я, и, главное, почему, неужели, — по-твоему, — он объявит греческому населению города, что император Рима, тот самый, кого он здесь представляет, приказал украсть самую почитаемую в городе реликвию? Да ни за что на свете! Ибо не успеет он произнести «Калигула сошёл с ума», как город поднимется с оружием в руках.
— Тем более что в городе и без того неспокойно, — добавил Магн, — причём, если судить по дыму, который сегодня утром клубился в разных частях города, обстановка накаляется.
— Причём с каждым днём, — согласился Феликс. — Греки воспринимают требования евреев о равном гражданстве как угрозу своему привилегированному положению и готовы отстаивать его собственными силами. Что, кстати, нам даже на руку, ибо отвлечёт от нас внимание.
В течение десяти дней, пока они ждали, когда поддельная кираса будет готова, обстановка в городе обострялась буквально на глазах. Евреи отомстили за своего соплеменника, убитого на Канопской дороге. Однако когда Флакк распорядился высечь убийц, вместо того, чтобы их распять, греки осмелели и взялись жечь и громить дома евреев, живущих за пределами еврейского квартала. Они нападали на любого еврея, который осмеливался высунуть нос в город. Со своей стороны, евреи начали устраивать дерзкие вылазки, во время которых, случалось, убивали тех, кто не были евреями. Для поддержания порядка Флакк ввёл в город дополнительные силы. Считалось, что это поможет удержать евреев в границах еврейского квартала. Увы, вместо этого легионеры превратились в мишень для обеих противоборствующих сторон.
— То есть нам остаётся лишь подменить кирасу, — подвёл итог Магн. — Кто же этим займётся?
— Я, причём уже сегодня вечером, — ответил Веспасиан, примеряя кирасу к груди. — Думаю, сделать это довольно просто. Я под плащ надену кирасу, заменю ею ту, что на статуе. Затем, надев настоящую на себя, вернусь с ней во дворец. Никто не посмеет остановить меня. Никто не станет задавать мне вопросов, мол, что я там делаю. Тем более что в той части дворца по ночам обычно пусто.
Феликс одобрительно кивнул.
— Согласен. По словам моего мастера, ему нужно пять дней на то, чтобы изготовить инкрустацию и сменить окантовку. То есть, если мы отдадим ему кирасу уже завтра, главную подмену мы можем произвести через шесть дней.
— Сколько же он запросит на этот раз?
— Двойную цену плюс стоимость золота для украшений, которая по его расчётам равна десяти золотым.
Веспасиан быстро произвёл мысленные подсчёты и побледнел.
— Шестьсот пятьдесят денариев! Но ведь это грабёж среди бела дня!
— Он не глуп и прекрасно знает, какую вещь делает. Конечная цена включает плату за молчание.
Веспасиан не стал спорить. Мастеру причитается вознаграждение за то, что он не задавал лишних вопросов. К тому же, получив у Фалеса деньги, сам он теперь был далеко не беден: на корабле его ждал сундучок, а в нём — солидная сумма денег. Иное дело, что ему не хотелось расставаться даже с малой её частью.
— Убедил. Я заберу часть денег по пути во дворец.
— Спасибо. Итак, господа, у меня есть верёвка и лодка. Я также придумал, как попасть на крышу храма так, чтобы стража снаружи ничего не заметила. Нерешённой остаётся лишь одна проблема — гуси.
— Мне казалось, ты знаешь, как её решить.
— Да, но единственный способ заставить их молчать — это чем-то их отвлечь. А отвлечь их можно лишь предложив им корм. Поэтому, как я уже говорил, нам понадобится помощь Зири. До того, как мы спустимся вниз по верёвке, он должен рассыпать внутри храма корм. Вопрос в другом — где ему спрятаться? Я вчера наведался в храм. Внутри него спрятаться негде, поэтому остаётся лишь погребальная камера. Там между двумя плитами, на которых покоится третья, с саркофагом, есть небольшой промежуток. Думаю, наш Зири мог бы протиснуться между ними, но...
— Как нам провести его мимо стражника, который днём охраняет спуск вниз? — закончил его мысль Веспасиан.
— Стражника можно отвлечь, — предложил Магн.
Феликс кивнул.
— Да, но как? Жрецы знают нас, и если мы туда войдём и начнём спорить или же устроим драку, они тотчас заподозрят неладное.
— Я мог бы упасть и притвориться больным.
— Согласен, мог бы. Но, скажи, какой стражник ради тебя оставит на длительное время свой пост, чтобы Зири успел за его спиной прошмыгнуть вниз?
— Он прав, Магн, — усмехнулся Веспасиан. — Посмотри на себя. Ты можешь сколько угодно выть и корчиться в судорогах на полу, однако вряд ли вызовешь к себе сочувствие. Иное дело красивая женщина, верно?
* * *
— Приманка? Я нужна тебе лишь как приманка?
— Нет, Флавия, я просто хочу, чтобы ты привлекла к себе внимание.
— Твоё?
— Нет, кого-то другого.
— То есть ты хочешь, чтобы я предложила себя кому-то другому?
Веспасиан закрыл глаза и сокрушённо вздохнул. Разговор не клеился.
— Ты можешь меня выслушать? Мы... Мне нужно, чтобы ты отвлекла внимание стражника, пока Зири прошмыгнёт мимо него.
— Какого стражника?
— В храме Александра.
— Зачем?
— Чтобы он мог спуститься в погребальную камеру.
Флавия подозрительно посмотрела на Веспасиана и села в постели. Лучи солнца просачивались сквозь полузакрытые ставни, солнечными зайчиками играя на её светлой коже и блестящих, распущенных волосах.
— Что ты задумал?
Веспасиан понял: если он рассчитывает на её содействие, ему следует быть с ней предельно честным.
— Калигула хочет, чтобы ты выступил в роли вора? — сказала Флавия, как только он вкратце обрисовал ей ситуацию. — Он сошёл с ума!
— Согласен, но, к сожалению, он пока ещё император.
— А если ты не украдёшь для него эту вещь?
— Он никогда мне этого не простит, если не хуже.
— Почему бы тебе не отвезти ему копию, которую для тебя изготовили?
— Я думал об этом. Но Калигула видел настоящую кирасу, когда был в Александрии вместе с отцом. Я не хочу рисковать. Вдруг на ней есть какая-то особая метка или что-то ещё, чего мы не заметили, но он о ней помнит?
— Но ведь в этом случае жрецы тоже обнаружат подмену.
Веспасиан пожал плечами.
— На этот риск я готов пойти. В любом случае к тому времени мы уже будем в Риме.
— Мы? Ты сказал «мы»?
— Если ты согласна поехать со мной, то да, мы.
Флавия пристально посмотрела на него и улыбнулась.
— Означает ли это, что я должна поехать с тобой как любовница или жена?
Веспасиан сглотнул комок и во второй раз в течение их разговора выбрал честность.
— В Риме у меня уже есть любовница, с которой я никогда не расстанусь.
Флавия настороженно посмотрела на него.
— Тогда чего ты хочешь от меня?
— Сыновей, поэтому я склоняюсь ко второму.
— Но что будет, если твоя любовница забеременеет? Ты разведёшься со мной и женишься на ней?
— Я не могу на ней жениться. Она вольноотпущенница.
— То есть она не угроза моему будущему семейному счастью?
— Нет, Флавия.
— Ты можешь мне это обещать?
— Да. Ты всегда будешь моей женой и матерью моих детей.
После этих его слов Флавия повалилась на него и расцеловала.
— В таком случае, Веспасиан, — сказала она между поцелуями, — я буду только рада. В последнее время меня посещали невесёлые мысли.
— Ты думала, что я тебя здесь брошу?
— Нет, что мне суждено быть вечной любовницей и никогда не иметь детей, о которых я каждый день молю матерь Изиду.
* * *
Веспасиан спускался из своих покоев на первый этаж царского дворца, и его шаги гулким эхом отдавались на огромной лестнице. Он не стал делать секрета из свой прогулки по хорошо освещённым коридорам верхнего этажа. Рабы, что попадались навстречу Веспасиану, спешили отвесить ему почтительный поклон. Он же делал вид, будто не замечает их. Столь же равнодушно прошествовал он мимо двух легионеров, застывших в карауле у нижней ступени лестницы, хотя они, заметив его приближение, вытянулись в струнку. Со своей стороны он всем своим видом пытался показать, будто нет ничего странного в том, что римский сенатор в середине ночи бродит по дворцу. Его положение, рассудил он, даёт ему право поступать так, как ему вздумается. Главное, сохранять самоуверенный вид, и никто ничего не заподозрит.
Свернув мимо стража налево, он зашагал по широкому коридору, по обеим сторонам которого располагались ниши с бюстами бывших префектов. Отражаясь от мраморного пола, свет факелов играл на каменных лицах. В дальнем конце коридора, в окно, выходившее на царскую гавань, вместе с лунным светом проникал гул голосов и скрежет втаскиваемых вёсел. Судя по всему, это на прикол становилось какое-то крупное судно.
Свернув у окна направо, Веспасиан бросил взгляд на царскую пристань в восточном углу гавани. В бледном лунном свете он различил трирему. Та быстро скользила к причалу. На её борту, готовая сойти по трапу на берег, застыла группа людей. Странно, подумал Веспасиан, с какой стати судно прибыло в порт в глухую полночь? Но тотчас понял: это возможно благодаря Фаросу. Его свет способен привести судно в порт в любое время суток.
Свернув ещё пару раз и никого не встретив на своём пути, он наконец оказался в тёмном коридоре. В его жутковатом мраке статуи Птолемеев застыли подобно безмолвным часовым. Отогнав от себя малоприятные мысли, Веспасиан быстро оттянул плащ на статуе Птолемея Сотера и принялся отстёгивать кирасу. Что, кстати, оказалось делом непростым. Мешала темнота, да и пряжки и кожаные ремни тоже поддавались с трудом. Спустя несколько мучительных мгновений, когда его сердце было готово выскочить из груди, кожаные ремни наконец вышли из пряжек, и кираса соскользнула со статуи.
Положив её на пол, Веспасиан вытащил из-под плаща копию и начал надевать её на статую. Он застегнул последнюю пряжку, когда краем глаза заметил мерцание оранжевого пламени. Обернувшись, он увидел, что в конце коридора появился свет факела, а в следующий миг до него долетели гулкие шаги обутых в сандалии ног. В тусклом свете он различил три силуэта — два мужских и один женский. Они шли прямо на него.
Схватив с пола кирасу, он быстро юркнул статуе под плащ и крепко прижался к каменному изваянию, моля всех известных ему богов, чтобы в полумраке никто не заметил, что у Птолемея Сотера вдруг выросла лишняя пара ног, а на спине появился горб.
— Меня не интересует, как давно префект лёг спать, — донёсся до Веспасиана властный голос, причём хорошо знакомый. Вот только чей же? — Передай ему, что я только что прибыл из Рима и желаю передать ему, причём немедленно, послание от нашего возлюбленного императора.
— Я постучу в его дверь, хозяин, — раздался другой голос, дрожащий и раболепный.
— Ты не просто постучишь, а разбудишь его! Я буду в триклинии, где, я надеюсь, моей жене и мне, пока я буду ждать Флакка, подадут вино и пищу. А теперь, ступай, но факел оставь мне.
В коридоре раздались торопливые шаги — это раб поспешил выполнять поручение. Внезапно Веспасиан понял, кто сейчас пройдёт в трёх шагах от его укрытия. Ирод Агриппа.
Как только Ирод и его жена в конце коридора свернули в триклиний, Веспасиан осторожно выглянул из-под плаща и осмотрелся. Похоже, никого. Он быстро покинул своё укрытие и, прижав кирасу к груди, зашагал назад.
Увидев его, легионер у нижней ступени лестницы снова вытянулся в струнку. Веспасиан прошествовал мимо него с гордым видом и, как только поднялся на второй этаж, поспешил в свои покои.
— Почему тебе не спится, сенатор? — раздался голос, когда он уже почти подошёл к своей двери.
Веспасиан обернулся. С другого конца коридора на него смотрел сонный Флакк.
— Я услышал, что в порт вошло судно, и мне стало любопытно, кто это прибыл в такое время суток, — солгал Веспасиан, прижимая к себе кирасу, чтобы та не выскользнула из-под плаща.
Похоже, Флакка он не убедил.
— Ты мог бы просто посмотреть вниз с веранды.
— Она не выходит на царскую гавань, — ответил Веспасиан, что, в общем, соответствовало истине. — Вот я и отправился искать окно, которое на неё выходит.
— И как, удовлетворил своё любопытство?
— Да. Я увидел, что это Ирод Агриппа, и вернулся к себе.
— В постель к прекрасной Флавии? Боюсь, ей придётся подождать чуть дольше. Ирод хочет меня видеть, и коль ты не спишь, пойдём со мной в качестве свидетеля. У меня нет доверия к этому скользкому восточному царьку.
* * *
— Я не имею намерения задерживаться здесь даже на один лишний день, — заявил Ирод, сделав глоток вина. — Завтра я засвидетельствую моё почтение Алабарху, верну ему деньги, которые он мне ссудил, затем сделаю ещё пару кое-каких дел и на следующее утро отплыву из города.
— Таково, возможно, твоё намерение, — ответил Флакк, беря в руки свиток с императорской печатью, который ему только что вручил Ирод. — Но ты не можешь вручить мне мандат, подтверждающий мой статус перфекта, в частной обстановке. Это должно быть сделано по всем правилам, в присутствии городского совета, еврейского совета старейшин и делегаций городских советов Мемфиса, Сеса, Пелузия и других городов, с тем, чтобы все знали, что я облечён властью самим императором и правлю здесь от его имени.
— В таком случае пусть это собрание состоится завтра.
— До Мемфиса два дня пути на быстроходном судне. Так что собрание мы сможем созвать самое раннее через пять дней.
— К тому времени я уже уеду, — заявил Ирод.
— Нет, Ирод, ты будешь здесь.
Ирод со снисходительной улыбкой посмотрел на Флакка, после чего повернулся к жене.
— Мне кажется, моя дорогая Кипрос, что префект забывается.
Веспасиан наблюдал их разговор, сидя рядом с Флакком, но не принимая в нём участия. Ирод с самого начала был с ним учтив и даже поздоровался за руку. Со своей стороны, Веспасиан был несказанно рад, что прежде чем спуститься к Флакку в триклиний, успел юркнуть к себе в комнату и оставить там кирасу.
Увешанная драгоценностями Кипрос подняла тонкие чёрные брови.
— Префект, тебе известно, что император сделал моего мужа царём?
— Я римлянин, да будет тебе известно. И независимо от того, кто твой муж, царь или нет, он покинет эту провинцию только с моего разрешения.
Ирод поднялся из-за стола и помог встать жене.
— Это был прелюбопытнейший разговор, префект, но, боюсь, ты меня не убедил. Моя жена устала, и мы идём спать. Насколько я понимаю, нам отведены те же покои, в которых останавливались в прошлый раз.
— Боюсь, в данный момент их занимает сенатор Веспасиан.
Ирод посмотрел на Веспасиана и нахмурился.
— Твоя семья вечно доставляет мне неудобства, — произнёс он и быстро вышел из зала.
— Какой, однако, нахал! — воскликнул Флакк, как только шаги в коридоре стихли.
— Если ты хочешь его приструнить, думаю, я знаю, как это можно сделать, — сказал Веспасиан.
— Ты на что намекаешь?
— Смею предположить, что в первую очередь сюда его привели дела, о которых он обмолвился. И я даже догадываюсь, что это за дела.
— Продолжай.
— Разумеется, эти сведения не бесплатны и имеют свою цену.
— На кирасу Александра можешь не рассчитывать.
— Я не о ней. Я хочу, чтобы ты арестовал проповедника Павла.
— Что? Этого кривоногого коротышку с наполовину отрезанным ухом? Зачем тебе это нужно?
— Я хочу, чтобы ты осудил его за подстрекательство и, желательно, казнил.
Флакк понимающе улыбнулся.
— Ты хочешь сказать, что меня об этом просит Алабарх? А ведь я предупреждал, чтобы ты не дал втянуть себя в эти еврейские интриги.
— Павел — опасный смутьян. Я уже встречался с ним в Киренаике, когда он преследовал сторонников секты, которой сам же пришёл на смену. Если он будет проповедовать с тем же рвением, с каким когда-то преследовал ересь, нас ждут большие неприятности. Ибо он сеет лишь вражду и смуту.
— Ты хочешь сказать, что в данном случае наши с Алабархом интересы совпадают?
— Думаю, что да.
Флакк на минуту задумался.
— Ну что ж, завтра я прикажу арестовать этого Павла.
— Спасибо тебе, префект.
— Так с помощью чего я могу приструнить Ирода Агриппу?
— Зерно. Смею предположить, что дела, которые привели его сюда, связаны с зерном. Чтобы расположить к себе своих новых подданных, он намерен отправить в подаренное ему царство груз зерна.
— Откуда тебе это известно?
— От Антонии.
Флакк кивнул.
— Да, она была в курсе таких вещей. И где же это зерно?
— Точно не знаю, но где-то в Египте.
— От таких сведений мало проку. Как я арестую этот груз, если я не знаю, где его искать?
— Боюсь, это всё, что мне известно.
— А у кого он купил это зерно?
— У Клавдия.
— Вот как? В таком случае я знаю, кто поможет нам его найти. Это агент Клавдия в Египте, Фалес.
* * *
Утро на забитой до отказа арене в самом центре гимнасия тянулось долго. Делегации по очереди произносили бесконечные витиеватые речи, клянясь в верности императору и превознося Флакка, который мудро правит Египтом от его имени, и каждая пыталась превзойти остальных по количеству риторических фигур и разного рода цветистых оборотов. При этом все делали вид, что не слышат крики бесчинствующей толпы и цоканье легионерских сандалий по мостовой. Похоже, город был на грани анархии. Стражи порядка тщетно пытались разогнать смутьянов. Когда же ораторы делали вдох, чтобы, набрав полные лёгкие воздуха, продолжить свои славословия, им приходилось вдыхать едкий дым горящих еврейских домов и лавок.
Веспасиан, как и положено человеку его ранга, сидел на возвышении справа от Флакка, лицом к трёхтысячной толпе. Ирод Агриппа с каменным лицом сидел слева от префекта. Самолюбие его по-прежнему было уязвлено. Где это видано, чтобы его, царя, насильно заставили остаться ради какой-то там рядовой церемонии! Кто он такой, этот Флакк, и что он о себе возомнил?
Как только Флакк сообщил Фалесу, что императорский мандат прибыл и теперь он останется в должности префекта самое малое ещё два года, банкир сделался на удивление уступчив и, без малейшего нажима со стороны Флакка, сообщил префекту местонахождение незаконных запасов зерна. Более того, он по собственной инициативе передал Флакку копии купчих и свидетельств права собственности, а также предложил префекту щедрую беспроцентную ссуду, — предложение, которое тот, неохотно уступив настоятельным просьбам Фалеса, с благодарностью принял.
Фалес покинул дворец, клятвенно заверив префекта, что если вдруг кто-то ещё раз попытается незаконно купить через него зерно, Флакк будет первым, кто об этом узнает. Префект искренне поблагодарил его и пообещал небольшими суммами возвращать ссуду всякий раз, когда Фалес придёт к нему с такого рода сведениями. Они расстались, прекрасно поняв друг друга.
Столь же прекрасного взаимопонимания Флакку удалось достичь и с Иродом. Если новоявленный царёк останется на церемонии, он сможет сразу по её окончании отбыть в своё царство. Если же он хорошо сыграет свою роль, то сможет даже забрать с собой половину зерна. Вторую он, разумеется, пожертвует Риму — в знак благодарности за царский венец.
Неудивительно, что утром, на открытии церемонии Ирод процедил свою речь сквозь зубы. Сначала зачитал мандат Калигулы, подтверждающий статус Флакка как префекта Египта, после чего произнёс высокопарную речь, в которой воздал дань мудрости императора. Слова же в адрес Флакка были гораздо скромнее — в отличие от речей тех, кто выступал следом. Впрочем, как отметил Веспасиан, в целом свою половину зерна Ирод честно отработал. Когда же Ирод выразил лицемерную скорбь по поводу того, что, мол, его пребывание в обществе старого друга Флакка, увы, коротко, и он вынужден отправиться в свои владения, Веспасиан едва не расхохотался.
Наконец делегации египетских городов закончили свои речи. Наступил черёд представителей народов Александрии превозносить добродетели того, от кого зависела их жизнь и смерть. Первым выпало говорить евреям. Грекам, как более многочисленным, была предоставлена честь выступить перед ответным словом самого префекта.
Александр Алабарх вышел вперёд из группы старейшин. Одетые в свои долгополые мантии, те обливались потом, стоя под палящим солнцем.
— Мы, евреи Александрии, — произнёс он по-гречески, — рукоплещем мудрости нашего возлюбленного императора, утвердившего нашего благородного префекта в этой должности. Мы благодарны судьбе за то, что выбор императора Гая пал на такого человека как Авл Авилий Флакк, чтобы он правил нами. Его справедливость и беспристрастность известны всем. И мы надеемся, что именно так, справедливо и беспристрастно, он накажет тех, кто в настоящее время творит зло по отношению к представителям нашего народа.
Флакк моментально напрягся. Среди делегаций других городов и александрийских греков пробежал ропот. Обычаи и просто хорошие манеры запрещали касаться подобных тем в поздравительных речах.
— Хотя погромы продолжаются, хотя каждый день по отношению к нам творятся убийства и грабежи, мы не сомневаемся, что наш благородный префект положит конец этим беззакониям и сурово накажет преступников. Мы также уверены, что он даст царю Ироду Агриппе, другу императора и самому влиятельному из евреев, обещание это сделать.
Ропот в рядах греков сделался громче. Ирод раздражённо поёрзал на стуле, явно не горя желанием быть втянутым в местные интриги.
— Мы также благодарим префекта Флакка за его старание выследить и арестовать богохульствующего проповедника Гая Юлия Павла и положить конец его омерзительной ереси. Хотя Павел, к нашему прискорбию, пока скрывается от правосудия, мы не сомневаемся, что префект сделает всё для того, чтобы этот опасный еретик и смутьян был пойман.
Ответом на это заявление стали возмущённые крики присутствующих. Какая неслыханная дерзость публично намекать на то, что префект не справляется со своими обязанностями! Неподалёку от Веспасиана у выхода на арену возникло какое-то движение.
Что касается Флакка, то он оставался внешне спокоен и продолжал невозмутимо улыбаться. Облачённый в тогу, он сидел, правой рукой расслабленно облокотившись о подлокотник кресла и положив левую на колени, как будто считал ниже своего достоинства одёргивать Алабарха.
Тот тем временем продолжал свою речь.
— И потому мы клянёмся в своей верности ему и, как только он выполнит нашу просьбу, принесём благодарственные жертвы Богу, дабы тот был к нему благосклонен.
В глазах греков это было худшее из оскорблений. Фактически Алабарх отказался признать власть Флакка, пока тот не выполнит их требований, которые, помимо всего прочего, предполагали выплату внушительного штрафа за причинённый греками ущерб.
Следующие слова Александра утонули в гуле недовольных голосов. Впрочем, вскоре возмущённые крики сменились оглушительным хохотом: это на арену, рядом с той частью амфитеатра, где сидела Флавия и другие римские женщины, вышла странная процессия. Сквозь толпу на носилках несли грязного, беззубого нищего, завёрнутого в пурпурный плащ. Голову его венчал шутовской венец, сделанный из полоски кожи и кусков железа. В руке вместо скипетра он держал насаженную на палку губку, какой в гигиенических целях обычно пользовались в общественных уборных. Венценосный нищий заливался противным хохотом, а его телохранители, такие же омерзительные, как и он сам, с криками «Дорогу царю, недавнему нищему!» прокладывали путь сквозь толпу.
— Слава Царю! — разразилась весёлыми криками толпа.
Веспасиан посмотрел на Ирода: тот сидел, стиснув зубы.
В глазах сверкали гневные молнии. Ещё бы! Новоиспечённый царь мгновенно понял, кому этот фарс предназначен. Ведь ещё совсем недавно он сам, без гроша за душой, как и этот нищий, томился в темнице.
И вот теперь, чтобы его прилюдно унизить, на улице подобрали грязного оборванца и, завернув в пурпурный плащ, несли на носилках вокруг арены. Явный намёк на то, что Калигула вырвал его из-за решётки и сделал царьком.
Ирод поднялся на ноги и, собрав остатки достоинства, направился прочь. Следом за ним, под улюлюканье греков, к выходу потянулись Алабарх и еврейские старейшины.
— Ты был прав, Веспасиан, — с лёгкой улыбкой заметил Флакк, кивком указав на арку, откуда вышла шутовская процессия. — Он действительно умеет сеять раздор и смуту.
Веспасиан оглянулся по сторонам и увидел в тени арки кривоногого коротышку. На губах его играла злобная ухмылка. На какой-то миг их взгляды встретились. Затем Павел повернулся и на кривых ногах поспешил прочь.
ГЛАВА 20
е понимаю, почему Флакк смотрит на это сквозь пальцы! — воскликнул Магн, с отвращением глядя на бездыханные тела двух еврейских женщин. Погромщики, перед тем как перерезать им горло, гнусно надругались над обеими. Под голову одной из них, словно этакая жуткая подушка, был подложен трупик грудного ребёнка.
— Потому что греки делают за него его работу, а именно, не дают евреям высунуть носа за пределы еврейского квартала, — отвечал Веспасиан, стараясь не смотреть на мёртвые тела. Вместо этого он с тревогой обернулся и посмотрел на сидящую в паланкине Флавию. Несмотря на старания Зири, обдувавшего её опахалом, она была бледна. Что ж, может, оно даже к лучшему, подумал Веспасиан с нездоровой иронией. В этом случае ей не составит большого труда изобразить в храме Александра обморок, особенно если по пути туда им встретятся новые трупы.
Весть о прилюдном унижении Ирода и его спешном отплытии из Александрии — он даже не стал требовать вторую половину зерна — быстро разлетелась по городу. Евреи восприняли это как личное оскорбление и с возмущёнными криками двинулись в греческий квартал. Греки, на чьей стороне было численное превосходство, в ответ оттеснили ненавистных им евреев назад в еврейский квартал и блокировали все выходы из него. Казалось бы, инцидент был исчерпан. Увы, грекам показалось мало, что они заперли евреев в их квартале. Затем двинули дальше, тесня евреев, пока те не оказались зажаты на нескольких улочках неподалёку от берега, к востоку от Царского дворца. Этим, можно сказать, повезло. Потому что те, кто имел несчастье быть пойманным, закончили свою жизнь в страшных мучениях. Сначала жестоко избив, их затем распяли и сожгли заживо на крестах.
Из окон дворца Веспасиан в то утро наблюдал, как тысячи женщин и детей сгрудились на берегу, пока их мужчины, вооружившись первым, что попало под руку, пытались удержать ту часть еврейского квартала, которая всё ещё оставалась цела. Потому что другая была охвачена такими сильными пожарами, что даже в двух милях от них, на подходах к храму Александра, в воздухе стоял резкий запах гари. Хотя погромы ограничивались еврейским кварталом, Гортензий запросил — и получил — дополнительно шестнадцать легионеров. И всё потому, что Веспасиан, — узнав от Феликса, что копия кирасы готова, — решил, что тянуть нет смысла, и под предлогом, что-де хочет показать Флавии тело Александра, отправился в храм.
— И всё равно мне не понятно, как можно допускать убийства, — буркнул Магн, когда мимо них, что-то возбуждённо выкрикивая, в направлении горящего еврейского квартала пробежала группа греков.
Правда, им хватило сообразительности обогнуть Гортензия и его легионеров, шагавших перед обоими паланкинами.
— Потому, что, чем сильнее накалится обстановка, тем больше будут благодарны Флакку евреи, когда он наконец снизойдёт, чтобы вмешаться и положить конец творимым безобразиям. Тогда они согласятся на его условия, — слабым голосом пояснила Флавия.
— По-моему, чем дольше он будет тянуть, тем больше настроит их против себя.
— Тоже верно, — согласился Веспасиан, — но что мешает Флакку сказать им, что в следующий раз ради них он даже пальцем не пошевелит. Они тотчас закроют рты и оставят свои требования, испытывая благодарность за то, что остались живы.
И тогда всё пойдёт так, как раньше. Что-то подсказывает мне, что именно так и задумано.
— Я ничуть в этом не сомневаюсь, — отозвалась Флавия.
— Ты хочешь сказать, что он нарочно не стал вмешиваться?
— Нет, я думаю, что он сам всё это устроил. Я в этом уверена.
— Откуда у тебя такая уверенность?
— Я видела, кто устроил шутовской парад на арене, и я узнала его. Это он подстрекал к беспорядкам в Киренаике. Он главный смутьян.
— Павел? Я знаю. Но это вовсе не значит, что Флакк использует его. Более того, он пообещал мне, что приложит все усилия к тому, чтобы его арестовать.
— И ты ему поверил?
— Да. А почему? Взамен он получил полезные сведения об Ироде. Более того, арестовать Павла в его же собственных интересах.
— Тогда спроси себя: если он намеревался арестовать Павла, то почему не сделал этого вчера и почему не отправил ему вдогонку ни единого человека. Павлу не было необходимости убегать. Он спокойно ушёл, как будто знал, что ему ничто не грозит.
А ведь она права, подумал Веспасиан. Мысль эта ударила его сродни выпущенному из пращи камню.
— На протяжении всей его речи Флакк слушал Александра с улыбкой на лице. Он знал, что именно вот-вот произойдёт. Потому что это была его идея. Он знал, каков будет результат. Евреев спровоцируют на беспорядки. Он же и пальцем не пошевелит, чтобы их остановить, ожидая, пока евреи униженно не приползут к нему, чтобы покорно принять любые его условия — так, как он планировал. Я же помог ему это сделать, рассказав, какой мастер сеять раздор этот Павел.
Флавия вскинула брови.
— Только не вини себя, мой дорогой. Флакк и сам это знал. Видишь ли, я вижу Павла в Александрии не впервые. Он был у входа во дворец в тот вечер, когда мы с тобой встретились снова. Когда я приехала во дворец, он из него выходил.
Вспомнив, что в тот раз Флакк, коротко переговорив с ним, поспешил уйти, Веспасиан даже простонал.
— Флакк давно уже использует Павла, чтобы сеять недовольство среди евреев. И не собирался его арестовывать. С его помощью он получил всё, что хотел: официальную церемонию, во время которой Ирод как посланник императора официально, на глазах у всей провинции, вручил ему мандат, после чего подвергся публичному унижению и поспешил уехать без всякого зерна, которое — я ничуть в этом не сомневаюсь — Флакк теперь объявит своим. Евреи же оскорбились так сильно, что устроили уличные беспорядки, не подумав о том, что тем самым поставили себя в глупое положение. Флакк встанет на их защиту лишь в том случае, если они согласятся на его условия.
— А он хитрец, я погляжу, — одобрительно прокомментировал Магн, когда они подошли к соме. — Но мне кажется, господин, что хватит перемывать ему косточки. Давайте лучше сделаем то, ради чего мы пришли сюда, и поскорее унесём из этого нужника ноги.
Гортензий остановил легионеров у ворот сомы. Веспасиан вздохнул. Магн прав: в первую очередь надо делать дело. Любые же попытки отомстить Флакку за то, что тот, словно глупого мальчишку, обвёл его вокруг пальца, придётся временно отложить. Частично утешало то, что он, по крайней мере, увёл у Флакка Флавию.
Веспасиан помог ей спуститься с носилок.
— Тебя устраивает мой план, моя дорогая?
— Да, Веспасиан.
— Отлично. Гортензий, жди нас здесь, мы долго не задержимся. Флавия желает взглянуть на великого Александра.
Солнце уже клонилось к закату, и храм Александра был наполнен умиротворяющим янтарным светом. Даже не верилось, что всего в двух милях отсюда горят дома и льётся человеческая кровь.
Стоя рядом с огромной конной статуей, Веспасиан и Магн наблюдали за тем, как жрец повёл Флавию мимо стражника вниз по ступенькам в погребальную камеру. Зири, как и положено рабу, сопровождающему хозяйку, застыл рядом со входом.
Веспасиан отклонил предложение жреца вторично посетить гробницу, сославшись на то, что даже сам великий Август был в ней лишь один раз. Истинная же причина отказа заключалась в том, что пока жрец будет совершать очистительный ритуал, Флавия должна появиться на верхней ступеньке лестницы одна.
Как только её голова исчезла ниже уровня пола, Веспасиан повернулся к Магну.
— Иди и встань напротив лестницы. Когда Флавия появится снова, она направится в мою сторону. Как только над полом появится голова жреца, почеши нос, и я дам Флавии сигнал, чтобы она упала в обморок.
— Понял, господин. Будем надеяться, что Зири, пока будет ждать внизу, не слопает хлеб, предназначенный для гусей, — сказал Магн с кривой улыбкой и, обойдя храм, встал, где ему было велено.
Веспасиан посмотрел на Зири. Тот кивнул ему в ответ и похлопал по переброшенному через плечо мешку. Убедившись, что юный мармарид готов, Веспасиан посмотрел на бородатого стражника, облачённого в доспехи аргираспида — ветерана-фалангита, которые составляли костяк пехоты Александра: на голове бронзовый фракийский шлем с высоким гребнем, на груди коричневая кожаная кираса, надетая поверх простого хитона, бронзовые поножи и круглый, посеребрённый щит — от которого, собственно, и получили своё название пехотинцы-аргираспиды, — украшенный шестнадцатиконечной бронзовой Македонской звездой.
Вооружён он был коротким мечом, висевшим слева на перевязи, переброшенной через правое плечо, и устрашающей длинной пикой, которая, если ею размахивать, сжав двумя руками, обращала в бегство многие армии, пока наконец не столкнулась с римским копьём.
Стражник и четверо его товарищей — двое у входа в храм и двое у ворот сомы — были единственными, кому Рим из уважения к Александру до сих пор позволял облачаться в греческие доспехи.
Веспасиан молил воителя-Марса, чтобы этот церемониальный страж не был приверженцем той строгой дисциплины, которая позволила его предкам создать огромнейшую империю, и, оставив свой пост, бросился на помощь бедной Флавии, которой после посещения гробницы сделалось дурно.
Спустя вечность — а на самом деле, в два раза быстрее, нежели он сам несколько дней назад провёл в погребальной камере. — Флавия появилась вновь. Дойдя до верхней ступеньки, она, как только оказалась рядом со стражником, замедлила шаг и, слегка покачнувшись, простонала, как будто от увиденного ей сделалось дурно, и, чтобы сохранить равновесие и не упасть, ухватилась за его мускулистую руку.
Стражник с тревогой посмотрел на неё с высоты своего роста. Веспасиан невольно улыбнулся: а ведь она мастерица располагать к себе мужчин. От её прикосновения грозный страж наверняка внутренне растаял.
Флавия тем временем виновато улыбнулась ему и, похлопав его по руке, медленно, неверным шагом направилась к Веспасиану. Тот не сводил глаз с Магна. Флавия успела сделать четыре шага, когда рука Магна потянулась к носу.
Веспасиан посмотрел на Флавию и кивнул. Та, негромко крикнув, упала в «обморок». Страж обернулся на крик. Пика со звоном полетела на пол, а сам он бросился на помощь той, что пару мгновений назад так нежно прикоснулась к его руке. В следующий миг на верхней ступеньке показался жрец. Поняв причину переполоха, он также счёл своим долгом уделить внимание бедной женщине.
— Флавия! — крикнул Веспасиан, подбегая к ней.
Стражник уже опустился рядом с ней на колени и приподнял её голову с холодного мраморного пола.
— Что случилось? — спросил жрец, озабоченно заглядывая стражнику через плечо.
— Не знаю, — отвечал Веспасиан, изобразив на лице растерянность и тревогу, и обвёл взглядом храм. Магн направлялся в их сторону. Зири исчез.
— Магн, отправь Зири готовить паланкины.
— Он уже побежал.
— Отлично, помоги мне поднять её.
— Всё хорошо, — прошептала Флавия, приоткрыв глаза. — Сейчас всё пройдёт. Просто это такое потрясение.
Она позволила стражнику придать ей сидячее положение. Тот осторожно поддерживал её за плечи.
— Такое случалось и раньше, — серьёзно произнёс жрец. — Люди теряли сознание, даже просто глядя на лицо Александра сквозь отверстие в полу.
— Оказаться там, внизу, рядом с великим мужем, о, это такое потрясение, особенно для женщины! — прощебетала Флавия. — Я бы советовала вам не пускать туда женщин. Это для них опасно.
Жрец согласно кивнул.
— Пожалуй, ты права, достопочтенная матрона. Я соберу совет жрецов, и мы пересмотрим наши правила в отношении женщин.
— О, спасибо тебе, — искренне произнесла Флавия, когда страж помог ей подняться на ноги. — Мне уже лучше. Дремлющая сила Александра поразила меня, словно молния. Веспасиан, поспешим домой. Я хочу как можно скорее ощутить себя в крепких мужских объятиях.
— Хорошо, Флавия, — ответил Веспасиан, надеясь, что это была завершающая реплика в разыгранной мелодраме.
Флавия взяла его за руку и томным взглядом посмотрела на стража.
— Спасибо тебе, мой сильный страж Александра.
Губы стража над кустистой бородой растянулись в довольной ухмылке.
— Пойдём, дорогая. — Веспасиан настойчиво потянул Флавию к выходу.
— Я буду молиться о твоём здравии! — крикнул им вслед жрец, когда они уже выходили в двери.
* * *
Феликс, с мешком через плечо, ждал их на нижней ступеньке лестницы, глядя на небольшой загон рядом с храмом, полным гусей.
— Он уже там? — спросил он, как только они отошли подальше от стражей.
— Да, — ответил Веспасиан. — Всё прошло без сучка без задоринки. Правда, к концу это уже напоминало театральную постанову. Увидимся позже, Феликс.
— Отлично, я буду ждать в лодке, под вашей террасой, в пятом часу ночи. Кираса будет со мной. А пока мне нужно достать две последние вещи, которые нам понадобятся.
— Это, мой дорогой, был никакой не театр, — заявила Флавия, как только Феликс растворился в сумерках, направившись к загону с гусями. — Это было нужно для того, что когда эти двое, жрец и страж, мысленно представят себе произошедшее, они увидят в нём лишь меня. Они не вспомнят, что Магн никак не мог отдать распоряжений Зири, ибо тот за такое короткое время просто не успел бы выскочить за дверь, после того как ты так неумно привлёк внимание к его отсутствию.
— Они наверняка этого не заметили.
— Верно, не заметили, потому что я постаралась, чтобы этого не произошло.
Веспасиан не стал с ней спорить. Флавия проявила редкую выдержку. Без неё они бы ничего не добились.
— Более того, я уверен, им будет приятно вспоминать этот эпизод. А теперь, дорогая, когда мы вернёмся, вели рабыням, чтобы они поторопились собирать вещи. Если нам повезёт, то мы отплывём отсюда уже на рассвете.
— Я уже отдала им распоряжение. Если бы ты знал, как мне хочется поскорее вернуться с тобой в Рим!
— Я тоже не дождусь этого момента, — улыбнулся Веспасиан.
Когда они приблизились к дворцу, ночное небо полыхало заревом пожаров, а из еврейского квартала долетали истошные крики.
— Похоже, обстановка накаляется! — крикнул Гортензий, заметив, что группа греков тащит им навстречу визжащего еврея. — Думаю, сенатор, вам лучше сойти с носилок и проделать остаток пути пешком.
— Хорошо, — согласился Веспасиан и дал знак носильщикам остановиться.
— Почему мы должны идти пешком? — спросила Флавия у Магна, когда тот помог ей спуститься на землю.
— Потому, что если на нас нападут, нам будет легче обороняться. Мы же не можем допустить, чтобы с тобой что-то случилось, — пояснил Магн.
После сегодняшних театральных подвигов Флавия существенно выросла в его глазах.
До дворца оставалась последняя сотня шагов. Мимо них то в одну, то в другую сторону то и дело пробегали погромщики. Веспасиан не удивился, не заметив на улице ни одного легионера. Судя по всему, Флакк решил испытать евреев на стойкость и ждал того момента, когда они сами униженно приползут к нему.
Ближе к дворцу на улице стало заметно тише. Похоже, погромщики побаивались мускулистых легионеров в полном боевом снаряжении, стоявших перед входом.
— Опцион Гортензий сопровождает сенатора Тита Флавия Веспасиана! — доложил центуриону опцион.
— А-а-а... сенатор... — отозвался центурион. — Последние полчаса тебя ждёт какой-то человек. Говорит, что его имя Нафанаил. Он вплавь добрался сюда вдоль берега от еврейского квартала. — С этими словами он подтащил ближе избитого до крови еврея. — Сначала мы не поверили, что он знаком с тобой, — добавил центурион в качестве пояснения к внешнему виду просителя.
— Сенатор, помоги нам! — взмолился Нафанаил, делая в свете факелов шаг вперёд.
Веспасиан пригляделся. Перед ним стоял человек, чей брат несколько дней назад был убит на Канопской дороге.
— Чего ты хочешь, Нафанаил?
— Ты сказал, что добьёшься наказания убийц моего брата, ибо должен за добрую услугу Алабарху. Как ты знаешь, убийц пощадили. Так что твой долг по-прежнему не оплачен.
— И что из этого?
— Алабарх и его сыновья укрылись в храме неподалёку отсюда. С ними ещё несколько человек, но долго они не продержатся. Павел и его последователи объединили силы с греками. Алабарх послал меня просить твоей помощи, прежде чем погромщики возьмут храм в кольцо. Ты придёшь?
— Что скажешь? — Магн посмотрел на Веспасиана, вопросительно выгнув бровь.
— То, что я действительно у него в долгу, и мне неприятна сама мысль о том, что Павел издевается над ним и его сыновьями. Кроме того, это возможность уничтожить этого мерзкого смутьяна.
— Если мы поспешим им на помощь, то только не в таком виде. Тога не спасла Цезаря в театре Помпея.
— Ты прав. Мы должны вооружиться. Гортензий, жди меня здесь со своими легионерами, и пусть они пока точат мечи. Я скоро вернусь.
Гортензий отдал салют.
* * *
— Ты не можешь отвести легионеров в еврейский квартал! — возразил центурион.
— Это почему же?
— Потому, что это против правил. Префект запретил нам это делать.
— Не сомневаюсь. Но разве он запрещал делать это сенаторам?
Центурион был явно озадачен таким ответом.
— Я пойду туда, центурион, и если Гортензий и его солдаты откажутся пойти вместе со мной, тем самым они нарушат приказ префекта повсюду сопровождать меня, пока я в Александрии.
Вскоре Веспасиан, — с мечом, щитом и в бронзовой кирасе, — сопровождаемый Магном и Нафанаилом, уже вёл за собой Гортензия и его солдат. Звуки ожесточённой схватки между тем слышались всё ближе и ближе. Еврейский квартал был окутан дымом пожаров. От их пламени было жарко, как в преисподней. Под доспехами градом катился пот. Голова под простым солдатским шлемом нещадно чесалась.
Охваченный яростью, Веспасиан торопился, и каждый его шаг сопровождался ударом меча Марка Антония о правое бедро. Подумать только, он впервые пустит его в ход в городе, в котором этот меч когда-то унёс жизнь своего первого хозяина!
Присутствие вооружённых легионеров в той части города, куда власть обычно даже не заглядывала, возымело своё воздействие. Заметив их, мародерствующие греки побросали свою самую крупную добычу и бросились в тёмные переулки. Время от времени в солдат летели камни. Правда, они не причиняли вреда, отскакивая от щитов и шлемов. Скорее, это был знак ненависти.
— Ещё два квартала — и сворачиваем налево, к морю, — сообщил Веспасиану Нафанаил сквозь стиснутые зубы. Дым пожаров висел такой плотной пеленой, что было невозможно дышать. — Храм находится в самом конце улицы.
Они зашагали дальше. Вокруг повсюду валялись обезображенные трупы, части тел, битый кирпич, поломанная мебель. По сравнению с этим разгромом, беспорядки в Кирене казались невинной ссорой между соседями, которая легко простится и забудется.
— Не знаю, как думаешь ты, господин, но, по-моему, четырёх контуберний маловато, чтобы приструнить распоясавшихся греков, — заметил Магн, когда от его щита со звоном отлетел очередной камень. — Я бы предпочёл слышать за спиной топот ещё пары сотен подкованных сандалий.
— Лучше об этом не думать. Это всё, что у нас есть, — раздражённо отозвался Веспасиан. — Будем надеяться, что власть Рима возобладает, и погромщики оставят евреев в покое.
Магн презрительно фыркнул, но ничего не сказал.
Они быстро достигли конца второго квартала и свернули налево на широкую улицу. Веспасиан замедлил шаг. Улица была усеяна телами, в том числе обугленными. По обеим сторонам дороги полыхали пожары; в воздухе стоял резкий запах горелой плоти. Впереди, на расстоянии пятидесяти шагов, улицу заполонила огромная толпа, из гущи которой доносились истошные вопли и стоны. Чуть дальше Веспасиан различил очертания еврейского храма. Как и другие здания на улице, он был объят пламенем.
— Мы опоздали, — простонал Нафанаил. — Греки заживо сдирают кожу с пленников.
Веспасиан остановил свой небольшой отряд.
— Гортензий, построй своих солдат квадратом, лицом в каждую из четырёх сторон.
— Неужели мы вклинимся в них? — недоверчиво спросил Магн, занимая позицию справа от Веспасиана, пока легионеры перестраивались.
— Посмотрим на их поведение. Обнажить мечи, вперёд шагом марш!
Плотно сомкнув щиты и выставив между ними острые клинки, зловеще поблескивающие в зареве пожаров, небольшой отряд двинулся вперёд. Часть легионеров шагала, пятясь, другие — боком, словно крабы.
Из гущи погромщиков всё ещё слышались крики. Однако вскоре до греков дошло, что на улице они не одни. Когда легионеров от них отделяло два десятка шагов, сотни лиц уже были повёрнуты в сторону наступающих римлян.
— Стой! — приказал Веспасиан.
Громко топнув подошвами сандалий, отряд остановился.
Толпа тотчас притихла. Тишину нарушали лишь крики несчастных жертв где-то в её глубине.
— Кто тут у вас главный? — крикнул Веспасиан.
На пару секунд воцарилось молчание, после чего вперёд шагнули четверо.
— Что тебе нужно, римлянин? — спросил главарь, высокий, мускулистый грек, с короткими курчавыми волосами и пышной бородой. В руках у него была дубинка с торчащим из неё длинным гвоздём.
— Не хотелось бы убивать никого из вас. Как твоё имя?
— Изодор, и я не делаю из него секрета. Флакк меня знает.
— И он разрешил вам убивать людей и поджигать дома?
Изодор холодно улыбнулся.
— Префект нам ничего не обещал. Но и не стал нам препятствовать. Мы всего лишь очищаем наш город от заразы, которая отказывается признавать божественность великого Цезаря и при этом требует для себя статус, равный нам, его законопослушным подданным.
— Это понятно. Но я не Флакк, и его власть не распространяется на меня. Я прибыл в эту провинцию по приказу самого императора и в своих действиях подотчётен только ему. По возвращении в Рим я доложу ему обо всём. Поэтому, Изодор, ставлю тебя перед выбором; подойди и убей меня, и тогда мы посмотрим, сколько твоих людей падут от наших мечей, прежде чем вы сумеете одолеть нас вашими ножами и дубинками. Или же добровольно передайте нам ваших пленников, которых вы захватили в храме, прежде чем мы первыми отнимем их у вас.
— Вам это не удастся.
Веспасиан холодно посмотрел на своего противника.
— Давай, Изодор, осмелься поднять на нас руку, и мы за каждого легионера запросто убьём десяток твоих приспешников, то есть более трёхсот, а первым делом тебя самого.
Он окинул взглядом толпу.
— Кто из вас, лавочников, корчмарей и воров, желает стать одним из трёхсот, которые умрут вместе с Изодором, отказавшись отпустить пленённых евреев?
С этими словами он указал остриём меча на толстого лысеющего мужчину с окровавленными руками и в заляпанной кровью тунике.
— Может, ты?
Грек поспешил раствориться в толпе.
— Или ты? — крикнул Веспасиан, указывая на его соседа, который тотчас отпрянул назад. — Похоже, у тебя возникли сложности, Изодор. Твои храбрые горожане предпочитают остаться в живых, а не удерживать бедных евреев, чтобы ты мог заживо содрать с них кожу. Итак, Изодор, решение за тобой.
Грек окинул взглядом своё разношёрстное воинство. Оно явно не было готово противостоять хорошо вооружённым легионерам. Изодор нехотя отступил в сторону.
— Мудрое решение, — съязвил Веспасиан. — Легионеры, вперёд шагом марш!
Отряд медленно двинулся вперёд. Это требовалось для того, чтобы те, кто были вынуждены пятиться, не отставали и весь отряд был спрятан за сплошной стеной щитов. Толпа как по команде расступилась и отпрянула в стороны, напуганная видом зловеще торчащих между ними мечей.
— Не знаю даже, что нам светит, если они вдруг разом отрастят себе яйца, — пробормотал Магн, когда они вклинились в толпу погромщиков.
Крики пленников стихли. Гробовую тишину нарушал лишь стук солдатских сандалий по мостовой.
В следующий миг их взору предстало омерзительное зрелище. На грубо сколоченной деревянной раме за запястья были подвешены трое мужчин и одна женщина. Их ноги едва касались земли; головы безвольно свисали на грудь. Несчастные едва дышали, превозмогая боль мучительных ран. Все трое в разной степени были жертвами зверства греков. Ближайшему к Веспасиану мужчине повезло больше других. С его спины сняли всего одну полоску кожи, шириной в ладонь, оставив её болтаться на талии наподобие окровавленного ремня. Двоим другим не повезло. Кожа свисала с их талии отвратительной кровавой бахромой. Когда бедные жертвы извивались от боли, она слегка колыхалась. В середине деревянной рамы, растерянно глядя то на римлян, то на нечастных соплеменников, в ожидании жуткой участи застыла группа еврейских мужчин. Среди них Веспасиан увидел и Алабарха Александра. Тот, присев на корточки, обнимал за плечи своего младшего сына, Марка.
— Оцепить это место! — приказал Веспасиан.
Легионеры разошлись, чтобы образовать вокруг рамы кольцо. Погромщики даже не пытались им помешать. Более того, они с мрачным видом отпрянули от своих жертв, как будто появление римлян разогнало злые чары их ненависти, и теперь они устыдились содеянного.
— Я даже не надеялся, что Нафанаил доберётся до вас, — сказал Александр и указал на мужчину, пострадавшего менее других жертв. — Поскорей снимите его!
Одним взмахом меча Веспасиан разрубил верёвки, и несчастный упал в распростёртые руки Александра.
— О, мой сын, мой сын! — зарыдал Алабарх. — Что они с тобой сделали!
Опустившись на колени, он положил на них голову сына. Только тогда Веспасиан понял, что перед ним был юный Тиберий, старший сын Александра. Он негромко стонал.
— С ним всё будет в порядке, — успокоил алабарха Магн. — Я видел подобные вещи в Германии, когда мы спасали наших товарищей от местных племён. Если снят лишь один кусок, как у него, человек будет жить. — Магн посмотрел на других жертв, двоих мужчин и женщину. Их тела напоминали куски сырого мяса. — Боюсь, эти трое — не жильцы. Лучше их прикончить, чтобы не мучились, и поскорее убираться отсюда.
— Хорошо, я это сделаю сам, — сказал Александр. — Марк, помоги брату. — С этими словами он приподнял голову сына и поднялся на ноги. — Веспасиан, друг мой, дай мне твой меч.
— Удар должен быть быстрым, — произнёс Веспасиан, вручая ему оружие.
Александр кивнул и шагнул к женщине. Та была без сознания. Кожи на груди не было, как не было и одной молочной железы. Что-то прошептав ей на ухо, Александр вонзил ей в сердце остриё меча. С её губ сорвался лишь лёгкий вздох.
— Филон, — обратился он к седобородому мужчине лет за шестьдесят. — Мы с тобой понесём её.
— У нас нет времени забирать с собой тела, — возразил Веспасиан.
Александр одарил его гневным взглядом.
— Она была моей женой. Я не оставлю её здесь. Мы с братом вместе понесём её тело.
Двое других мужчин так же быстро отправились в мир иной. Их тела забрали другие пленники.
— Как ты понимаешь, он был здесь, — сказал Александр, возвращая Веспасиану меч. — Именно он и его сторонники подстрекали греков к этим зверствам.
— Павел? Да, я знаю. Но почему, он ведь сам еврей.
— Нет, он больше не еврей. Не забывай, он проповедует собственную религию, которая ненавидит евреев.
— Но где же он?
— Он и его прихвостни улизнули, как только заметили вас.
— Звери они, а не люди. — Филон с презрением сплюнул. — Они секли нас кнутами, как будто мы простые египетские земледельцы. Они отказали нам даже в праве на розги, как то подобает нашему рангу. При этом греки, что махали кнутами, были самого низкого происхождения. Какой позор!
Веспасиан посмотрел на него, недоумённо нахмурив брови, затем повернулся к Гортензию.
— Опцион, построй своих солдат полным квадратом, два человека в глубину, лицом вперёд. Мы, в отличие от этих недоносков, гордо выйдем отсюда маршевым шагом, как и подобает римлянам.
В считанные секунды солдаты образовали вокруг Алабарха и его соплеменников квадрат. Нафанаил помог Марку нести брата. Тот пришёл в сознание и теперь испытывал страшные мучения.
Веспасиан отдал приказ выступать. Обнажив на всякий случай мечи, солдаты быстро зашагали по улице.
— Думаю, нам стоит идти быстрее, — сказал Магн, когда они с главной улицы свернули направо. — Вскоре нас будет ждать Феликс.
— Ничего, подождёт, — ответил Веспасиан. — Я не намерен бегом покидать место, которое по идее находится под властью римских законов.
Магн пожал плечами и обернулся.
— Нас вроде бы никто не преследует. Эти ублюдки рыщут сейчас по всему городу в поисках других жертв, с которых можно содрать кожу.
— Возможно, но есть ещё один ублюдок, и что-то подсказывает мне, что у него иные намерения, — пробормотал Веспасиан, заметив, как в четырёхстах шагах впереди из боковых переулков начали стекаться тёмные фигуры. Вскоре их толпа уже перегородила улицу. Судя по холодному блеску металла, то там, то здесь мелькавшему в их гуще, вооружены они были не только дубинками и ножами.
— Думаю, у этого ублюдка даже имеется имя, — буркнул Магн, оценивая ситуацию.
— Да, имеется, но мне противно его произносить. Пусть он будет просто кривоногим недоноском, — мрачно улыбнулся Веспасиан.
Не доходя пятидесяти шагов до противника, Веспасиан приказал отряду остановиться и сам вышел вперёд.
— Именем императора, дайте нам пройти, и ни один из вас не пострадает! — громко крикнул он, чтобы наверняка быть услышанным.
— Мы признаем лишь власть бога и его помазанника-сына Иешуа, господа нашего и спасителя. Его именем мы требуем, чтобы ты передал нам старейшин племени, обрёкшего его на смерть! — крикнул в ответ знакомый голос, после чего сквозь завесу дыма вперёд шагнул сам Павел.
— Ты не имеешь права выдвигать такие требования, Павел. Кому сказано, убирайся с дороги!
Проповедник явно не ожидал, что его назовут по имени, и пристально посмотрел на своего противника.
— Напоминаю тебе, Павел, в Кирене мой нож мог легко задеть тебя. Это спасло бы не одну жизнь.
— Ты?! Вот это удача! Теперь в придачу к промыслу божьему я могу отомстить тебе лично. Передай пленников мне, Веспасиан! Иначе мы сами вырвем их у тебя. Мы окружим твой жалкий отряд и разорвём вас на части. Запомни, на этот раз ты имеешь дело не с робкими лавочниками. Мои люди вооружены и готовы умереть во имя Господа, так как знают, что попадут прямиком на небеса, ибо грехи их искупил своей смертью Иешуа, или, как мы его называем, Христос.
— Я не знаю и знать не желаю, о чём ты говоришь. Но если на эти ваши небеса попадают такие фанатики, как ты, я не хочу иметь с этими небесами ничего общего, — с этими словами Веспасиан резко развернулся и скомандовал: — Построиться клином!
Сам он занял место на острие клина, за его правым плечом — Магн, за левым — Гортензий. Легионеры образовали веер, в середине которого находились спасённые евреи.
— С тех пор как мы виделись в последний раз, манеры его лучше не стали, — заметил Магн, проверяя, крепко ли сидит шлем. — Интересно проверить, готовы ли его головорезы умереть за своего бога.
— Что-то подсказывает мне, что они будут биться за право быть первыми, — ответил Веспасиан.
При мысли, что Павел нагло обманывает своих последователей, обещая им награду, если они отдадут жизни за своего бога, его начинал душить гнев. Александр прав: это крайне опасная религия, ибо ставит ни во что человеческую жизнь.
— Да, сенатор.
— Тогда вперёд. Наступаем!
Веспасиан повёл за собой клин прямо на Павла. Тот поспешил спрятаться за спинами своих сторонников. При виде грозного клина те слегка отошли назад. Римских солдат от них отделяло не более двадцати шагов, причём расстояние это с каждым мгновением сокращалось.
— Что-то он не спешит попасть на свои хвалёные небеса! — презрительно буркнул Магн.
Ощущая в руке приятную тяжесть меча, Веспасиан, прищурившись, выглянул из-за щита. В этот момент им владело одно-единственное желание — убить Павла.
Когда расстояние сократилось до десяти шагов, Веспасиан перешёл на бег. Солдаты, чтобы сохранить строй, последовали его примеру. Сторонники Павла остались стоять, правда, переминаясь с ноги на ногу. Тем временем клинообразная стена щитов, с торчащими из неё мечами, неумолимо надвигалась на них. Внезапно какой-то молодой человек с криком прыгнул вперёд и левой рукой схватился за край щита Веспасиана. Тот, не раздумывая, вогнал шишку щита ему в живот, а головой в шлеме боднул побелевшие пальцы. Раздался хруст переломанной кости, из трещины в коже брызнула кровь. Гортензий счёл своим долгом вмешаться. Один ловкий удар мечом, и нападавший, разбрызгивая фонтаны крови, рухнул на мостовую. Впрочем, если в первое мгновение клин врезался в дрогнувшую шеренгу, то пример павшего товарища только разогрел сторонников Павла. Они, истошно крича и потрясая мечами, как безумные налетели на клин, слепо раздавая направо и налево удары и ломая грудные клетки о шишки щитов. Правда, вскоре поняв бесполезность лобового столкновения, они попытались обойти римлян с флангов.
Держа перед собой щит, Веспасиан проложил себе дорогу через первые две шеренги. Вскоре мышцы левой руки уже ныли от напряжения. Он работал мечом, как будто тот был продолжением его руки. Один взмах, и клинок вонзился в живот немолодого мужчины. Резкий поворот кисти, и меч, описав кровавую дугу, снова взлетел вверх. Последовал ещё один удар, после чего тяжёлая солдатская сандалия, круша сустав, врезалась жертве в коленную чашечку. Тяжело дыша, Веспасиан ногой отбросил раненого с дороги. Тем временем Магн отсёк руку другому нападавшему, занёсшему меч справа. Веспасиан прорвал третью шеренгу. За его спиной легионеры продолжали теснить сторонников Павла. Справа и слева сквозь щели в стене щитов то и дело, словно молнии, мелькали мечи, впиваясь в незащищённую плоть, вспарывая животы, из которых по улице затем тянулись осклизлые серые кишки, наполняя воздух тошнотворным запахом фекалий и кишечных газов.
Как только последний ряд легионеров, с дружным вздохом, встретил на своём пути изрядно потрёпанную шеренгу, Веспасиан снова устремился вперёд. Прорвав третью линию обороны, он вогнал шишку щита в рёбра противнику слева, а рукоятку меча — в рот последнему, что оказался у него на пути, выбив ему зубы и вывихнув челюсть. С перекошенным от боли лицом, тот с криком упал навзничь рядом с горящим домом и стукнулся затылком о камни мостовой. По телу пробежала судорога, а в следующий момент крик оборвался. Это какой-то легионер, по старой военной привычке, оседлав его, вогнал ему в горло остриё меча.
Они прорвались.
Веспасиан замедлил шаг, давая солдатам возможность сохранять плотность рядов, по мере того, как широкая часть клина прокладывала себе путь через горы тел, как мёртвых, так и ещё живых, При этом они отчаянно старались избежать атаки со стороны тех смутьянов, что пытались зайти им в тыл с флангов. Их задачу существенно облегчили крики раненных и изувеченных. Боевой дух сторонников Павла, тех, что оказались ближе всего к кровавой бойне, начал постепенно слабеть и улетучиваться. Видя участь своих товарищей, они, толкая друг друга, начали отходить назад. Видимо, желание сохранить себя в целости и сохранности перевесило их готовность переместиться на небеса. Линия их обороны дала трещину, и забрызганный кровью клин вышел из неё, не потеряв ни одного человека. Веспасиан ещё пятьдесят шагов вёл отряд дальше, затем обернулся и посмотрел через плечо. Их никто не преследовал, и он дал команду остановиться. Усталые легионеры получили возможность набрать полную грудь воздуха. Хотя схватка длилась чуть более минуты, казалось, что они сражались в десять раз дольше.
— Гортензий, дай команду перестроиться в колонну! — приказал Веспасиан и оглянулся на два десятка тел, оставшихся лежать на земле там, где прошёл их клин. В воздухе всё ещё стояли крики и стоны раненных. Те, кому повезло остаться в живых, стояли, печально глядя на своих несчастных товарищей. Среди следов кровавого побоища, утешая раненых, мелькала кривоногая фигура Павла. Сам он не получил и царапины.
Веспасиан сплюнул, затем повернулся и приказал колонне идти к дворцу, до которого оставалось пятьсот шагов.
Дойдя до ворот царской гавани, Веспасиан остановил колонну и повернулся к Гортензию.
— Опцион, выдели две контубернии, чтобы они проводили этих евреев на мой корабль. Думаю, до утра они будут чувствовать себя там в безопасности.
— Но, сенатор...
Было видно, что Гортензий растерян.
— Делай, что тебе приказано. С префектом разберусь я сам.
Гортензий пробежал вдоль колонны. Спустя полминуты, сопровождаемые легионерами, Александр и его соплеменники уже шли в направлении порта.
— Я обязан тебе жизнью, Веспасиан, — сказал Алабарх, — а также жизнью моих сыновей. Я буду помнить об этом до конца моих дней.
— Прости, что мы не спасли твою жену, — ответил Веспасиан, глядя на окровавленное тело, которое несли Александр и его брат Филон. — А теперь поторопитесь. Легионеры отведут вас на мой корабль. Встретимся там завтра утром.
— Мы должны похоронить наших мёртвых, — возразил Филон.
— Нет, в первую очередь вы должны быть в безопасности. Кроме того, кто-то должен заняться раной Тиберия.
— Но ведь наши законы...
— Пойдём, брат, забудь про свои бесценные законы, — перебил его Александр. — Если мы начнём их сейчас соблюдать, придётся хоронить ещё больше тел. Увидимся утром, Веспасиан, — с этими словами он повёл за собой евреев, отягощённых жуткой ношей.
— Нам тоже стоит поторопиться, — напомнил Веспасиану Магн.
— Ты прав, — со вздохом ответил Веспасиан, внезапно ощутив страшную усталость.
Он провёл за собой остаток колонны в ворота дворца и в царскую гавань. Причалы были пусты. В свете факелов то там, то здесь дорогу им перебегали крысы.
Они почти дошли до дальнего её конца, когда ворота дворца распахнулись и из них, облачённый в парадную форму, в сопровождении легата и трибунов Двадцать второго Дейотарова легиона, вышел Авл Авилий Флакк.
— Что ты себе позволяешь, сенатор? — взревел он.
Его лицо было багровым от гнева.
— Я спасал жизни достойных людей. То, что по идее должен был сделать ты сам, а не вступать в преступный сговор с религиозными фанатиками.
— И сколько же римских жизней это стоило?
— Ни одной. А теперь прочь с моего пути! — с этими словами Веспасиан плечом оттолкнул префекта, едва не сбив его с ног.
— Ты не смеешь покидать своих покоев, сенатор, пока я не решу, что с тобой делать! — крикнул ему вслед Флакк. — Стража получила приказ не выпускать тебя!
— Проклятье! — Магн в сердцах даже сплюнул. — И как мы теперь попадём утром на корабль?
— Соберём вещи и отправимся вместе с ними в мавзолей.
— А как же Флавия?
— Флавию ждёт неприятный сюрприз.
ГЛАВА 21
щё десять футов! — негромко воскликнул Веспасиан Флавии, свисавшей с конца верёвки.
Сорока футами выше, на террасе виднелся силуэт Магна, который медленно спускал её вниз. Веспасиан постарался принять устойчивое положение, что было довольно нелегко делать, стоя в лодке, которая покачивалась на ленивых волнах гавани. Со своей стороны Феликс с помощью единственного весла пытался удержать её на месте впритык к стене дворца.
Наконец, спустя несколько напряжённых мгновений, Веспасиан схватил Флавию за лодыжки.
— Главное, не брыкайся, если не хочешь, чтобы мы все полетели в море.
Вняв его совету, Флавия осторожно соскользнула с верёвки в лодку.
— Мне ещё ни разу не приходилось покидать дворец столь унизительным способом, — сообщила она, как только он развязал узел у неё на талии. — И таким болезненным.
— Однако необходимым, — напомнил он ей, дёрнув за конец верёвки. — А теперь садись в лодку и прекращай свои жалобы.
Флавия с кислой улыбкой покачала головой и села на носу лодки рядом с их огромными походными сумками. В следующий момент, перекинув через плечо мешок, в лодку по верёвке удивительно ловко спустился Магн.
— Флакк тотчас поймёт, в чём дело, как только увидит её, — сказал он, задрав голову вверх на верёвку.
— Флакк лишь подумает, что мы удрали из-под стражи, — возразил Веспасиан.
— Что тоже ему не понравится, — парировал Магн, сбрасывая с плеча мешок, который занял место рядом с остальными вещами.
— Мы готовы или будут новые сюрпризы? — спросил Феликс.
Веспасиан посмотрел на Флавию.
— Нет, Феликс, как только мы оставим Флавию на корабле, дальше всё пойдёт по плану.
Феликс фыркнул и оттолкнулся от стены веслом.
Как только лодка отплыла от стены, он ловко поднял треугольный парус и занял своё место у руля. С мягким хлопком парус наполнился ветром, увлекая лодку вперёд по залитой лунным светом воде.
* * *
Магн избегал прикасаться к ягодицам Флавии, пока они с Веспасианом помогали ей вскарабкаться по приставной лестнице на корму корабля. Увы, обойтись без этого оказалось невозможно.
— Прости, господин, — пробормотал он, подставляя правую руку под упругую левую ягодицу, чтобы подсадить её выше.
— Успокойся, — с усмешкой ответил Веспасиан.
Его собственная рука уже поддерживала не менее соблазнительную правую ягодицу. Совместными усилиями он подтолкнули Флавию наверх. Та с писком полетела прямо в руки триарху и Александру. Ей на помощь, квохча, словно куры, бросились две её рабыни.
— Будь готов отплыть через два часа, — велел Веспасиан триарху, вслед за Флавией вскарабкавшись на борт с походным мешком.
— Но, сенатор, это всё ещё будет ночь. Я не смогу получить у портового эдила разрешения покинуть порт, — возразил триарх. Между тем на палубу с двумя последними мешками вскарабкался Магн.
— Вот именно. Сделай это тайком.
Триарх пожал плечами и приказал разбудить команду. Матросы спали, завернувшись в одеяла, здесь же на палубе.
— Тебе, Александр, придётся поехать вместе с нами, — сказал Веспасиан, помогая Феликсу влезть на корабль.
Через плечо у грека был перекинут внушительных размеров кожаный мешок. В руке — небольшая клетка с двумя гусями.
— Мы не можем бросить наших соплеменников. Мы должны остаться и вернуться к ним.
— Думайте сами. Выбор за вами. Мы вернёмся через пару часов. За это время решите, как вам поступить с тремя покойниками и одним раненым.
— А ты куда?
Веспасиан улыбнулся. Не говоря ни слова, он похлопал Александра по плечу и направился прочь.
Не считая пьяных матросов, уснувших там, где они рухнули без чувств, пристань была пуста. В свете четвертушки луны Веспасиан, Магн и Феликс быстро зашагали мимо безлюдных причалов и вскоре уже поднимались по ступенькам, что вели к променаду, выходившему к Цезареуму. Рядом с одним из обелисков, охранявших здание, Веспасиан на миг замедлил шаг, любуясь полумесяцем. Тот, казалось, застыл на его острие, как будто был его частью. «Вдруг это знамение», — подумал он и поспешил вдогонку своим товарищам. Те уже шагами среди теней колоннады, окружавшей здание.
— Думаю, нам лучше поскорее отсюда уйти, если мы не хотим привлекать к себе внимание, — сказал Феликс, спускаясь по ступенькам и выходя на широкую дорогу.
Хотя комендантского часа объявлено не было, после наступления темноты большая часть горожан разумно предпочла остаться за запертыми дверьми. Тем не менее отдельные прохожие на улицах были.
Перейдя на быстрый шаг, Веспасиан и его товарищи пересекли главную дорогу и юркнули в боковую улицу, что вела к югу. Ночное небо на востоке всё ещё освещало зловещее зарево пожаров, полыхавших в разграбленном еврейском квартале, однако уличные беспорядки, похоже, стихли. Никем не замеченные, Веспасиан, Магн и Феликс прошли ещё четверть мили и наконец оказались у ворот Сомы, рядом с которыми, скрестив пики, застыли два македонских стража.
— Мы принесли подношение, — пояснил Феликс и приподнял клетку с гусями.
— Да, нелёгкая выдалась ночка нашему жрецу, — заметил один из стражников, отступая в сторону. — Вы тоже пришли наложить на евреев проклятье?
— Что-то вроде того, — усмехнулся Феликс, когда они шагнули под своды арки.
Освещённый тонким серпиком луны, внутренний двор казался даже больше, чем в дневное время. Пламя на жертвеннике в его центре, вокруг которого столпились принёсшие подношение, казалось, пылало далеко-далеко.
Держась в тени стены, Феликс свернул вправо. Веспасиан и Магн последовали за ним, двигаясь в северном направлении мимо многочисленных мавзолеев к храму Александра. Вскоре они без приключений добрались до последнего мавзолея, ближайшего к храму, до которого оставалось шагов тридцать. Пространство между двумя зданиями было залито лунным светом. На верхней ступени лестницы в тени портика маячили фигуры двух ночных стражников.
— Посмотрите вокруг, вдруг найдёте с полдесятка камней, — прошептал Феликс, ставя на землю клетку с гусями. — Думаю, столько нам хватит.
— Это ещё зачем? — удивился Веспасиан, ощупывая вокруг себя землю. И верно, вскоре его пальцы нащупали несколько небольших камешков.
— Подогнать гусей вперёд, — пояснил Феликс, вынимая из клетки гуся и вручая его Магну. После чего извлёк второго и крепко зажал его под мышкой. — На счёт три, Магн, швырни своего гуся как можно дальше и кинь им вслед камни, чтобы они двинулись вперёд.
— А вдруг они улетят? — спросил Веспасиан, подобрав с земли ещё несколько камешков.
— У них подрезаны крылья. Они способны пролететь самое большее пару шагов. Итак, раз, два, три!
Феликс и Магн швырнули своих гусей в направлении храма. Гуси захлопали крыльями, пытаясь взлететь, однако, возмущённо шипя, были вынуждены тяжело опуститься на землю в нескольких шагах от лестницы. Пара метких бросков, и Веспасиан сумел сдвинуть их с места. Громко гогоча, гуси вразвалочку двинулись дальше. Пернатые собратья внутри храма, похоже, услышали их гогот и поспешили присоединиться. Стражи недоумённо посмотрели друг на друга и перебросились парой фраз. Затем один из них, вручив второму свою пику, начал медленно спускаться по лестнице. Гуси с подозрением следили за его приближением. Как только между ними и стражем осталось не более трёх шагов, они вытянули шеи, захлопали своими бесполезными крыльями и угрожающе зашипели. Страж прыгнул вперёд и, пока его товарищ давился от смеха, попытался поймать одного из гусей. Прежде чем это удалось, ему пришлось хорошенько за ним побегать. Наконец гусь был пойман на ступенях лестницы. Крепко схватив гуся обеими руками, стражник смеясь взбежал на лестницу к своему товарищу. Тот снял с шеи верёвку с ключами и повернулся к двери.
— Вперёд! — прошептал Феликс.
Пока оба стража возились с замком, пока открывали дверь и под возмущённый гусиный гогот засовывали в клетку гуся, Феликс бегом провёл за собой Веспасиана и Магна через открытое пространство и забежал за угол храма, где их не могли видеть стражники. Кстати, те уже запихнули гуся в клетку и теперь запирали дверь.
— Откуда ты знал, что они постараются поймать гусей? — спросил Веспасиан, когда они дошли до того места, где храм упирался во внешнюю стену Сомы.
— Этим вечером я выкрал гусей из загона, — пояснил Феликс, останавливаясь рядом с приставленной к стене деревянной лестницей. — Стражники наверняка недосчитались двух гусей, и когда увидели этих двоих, весьма разумно решили, что это и есть те самые недостающие двое. А теперь давайте наверх!
С верхней перекладины лестницы они перелезли через парапет на плоскую крышу храма и крадучись приблизились к отверстию в её середине.
— Выдержат, — сказал Феликс и облегчённо вздохнул, пробуя железные петли, к которым крепился деревянный люк, закрывавший отверстие в крыше. — Меня не слишком прельщала необходимость самому держать толстую верёвку. — Порывшись в мешке, он вытащил моток конопляной верёвки, к одному концу которой был привязан груз, и закрепил свободный конец вокруг петли. — Давайте немного подождём.
— Это ещё зачем? — удивился Веспасиан, заглядывая в отверстие.
Не успел он произнести этих слов, как помещение озарилось тусклым светом, и он различил внизу силуэты вразвалочку гуляющих по храму гусей. В следующее мгновение, хлопая крыльями, к ним присоединился ещё один гусь. Его товарищи встретили его оглушительным гоготом. Затем дверь закрылась и свет погас.
— А теперь за дело! — произнёс Феликс и начал спускать верёвку вниз.
Там виднелось смотровое отверстие. После пары неудачных попыток Феликсу удалось направить в него конец с грузом. Слегка раскачивая его, чтобы груз стукался о камень, он продолжал осторожно разматывать верёвку.
— Это чтобы Зири слышал, что она опускается к нему, — пояснил Феликс. — Мы же не хотим разбить хрустальную крышку.
Спустя несколько мгновений верёвка пару раз натянулась, как будто за неё подёргали снизу.
— Отлично, он знает, что мы здесь.
Веспасиан всмотрелся в темноту и вскоре сумел различить на верхней ступени лестницы, что вела в погребальную камеру, человеческую фигуру, махавшую руками. Снизу до него донеслись шлепки по полу птичьих лап и гусиный гогот, который, как ему показалось, сделался чуть громче.
— Прошу вниз, господа, — сказал Феликс, вручая Магну кожаный мешок. — В нём кираса. Давайте, делайте своё дело как можно быстрее. Гуси не станут клевать зерно ночь напролёт.
— Я спущусь первым, — предложил Магн, — всё-таки я тяжелее.
Взявшись за верёвку, он осторожно опустился в отверстие в крыше и заскользил вниз.
Веспасиан наблюдал за его спуском. Достигнув балюстрады, окружавшей смотровую щель, Магн слегка покачнулся и спрыгнул на пол храма, в самую гущу гусей. Те моментально оживились, однако хлеб и зерно сделали своё дело. Пернатые стражи храма вновь принялись жадно набивать желудки.
Феликс помог Веспасиану ухватиться за верёвку.
— Гуси сейчас беспокойны. Так что стражи вряд ли заметят разницу в их гоготе. Главное, ненароком не наступить на этих обжор.
— Спасибо за совет, Феликс, — поблагодарил его Веспасиан и скользнул в темноту храма.
Следуя примеру Магна, Веспасиан легонько качнулся над балюстрадой и приземлился с ней рядом. Ближайшие к нему гуси отреагировали на его появление громким гоготом, правда, быстро вернулись к своему ночному пиршеству. Осторожно ступая, чтобы не задеть в полумраке гуся, Веспасиан добрался до лестницы, быстро спустился вниз и вскоре уже стоял вместе с Магном и Зири в погребальной камере.
В тусклом мерцании масляных ламп тело Александра в хрустальном коконе казалось ещё более нереальным, нежели днём, когда в погребальную камеру сквозь смотровую щель проникал солнечный свет.
— Зири, отвяжи от верёвки груз! — велел мармариду Веспасиан. Они с Магном стояли по обеим сторонам хрустального саркофага. — Мы лишь слегка приподнимем крышку, чтобы просунуть под неё верёвку.
Магн кивнул. Просунув пальцы под край крышки рядом с грудью Александра, оба приготовились.
— Зири, ты готов?
— Да, господин, — ответил юный мармарид, встав у изголовья саркофага.
— Раз-два взяли!
Неимоверным усилием они приподняли хрустальную крышку саркофага. Помещение погребальной камеры тотчас наполнилось ароматов благовоний. Зири быстро продел под крышку конец верёвки, после чего тяжёлая крышка вернулась на место. Из груди обоих похитителей вырвался облегчённый вздох.
— Клянусь сиськами Минервы, вот это тяжесть! — воскликнул Магн, потирая пальцы. — Эй, Зири, дай мне верёвку! — Взяв свободный конец, Магн обвёл его вокруг крышки и закрепил прочным узлом. — Отлично. Теперь мы с тобой слегка поддержим эту дуру, а господин тем временем сделает своё дело.
С этими словами Магн легонько дёрнул за верёвку. Та мгновенно напряглась. Это Феликс на крыше потянул её на себя.
Крышка медленно начала подниматься. Ещё пара мгновений, и взору Веспасиана предстало мумифицированное лицо великого полководца, не искажённое хрустальным стеклом. В тусклом свете ламп оно выглядело очень древним. Потемневшая кожа была сухой, лишённая матового блеска, присущего живой плоти. У Веспасиана вырвался невольный вздох облегчения: слава богам, он не разбудит великого мужа от его вечного сна, ибо великий муж мёртв, окончательно и бесповоротно.
Теперь крышка саркофага была приподнята довольно высоко и из-под неё можно было извлечь кирасу. Магн и Зири на всякий случай придерживали верёвку, облегчая работу Феликса на крыше храма.
Веспасиан наклонился и, нащупав пряжки по бокам кирасы, принялся их расстёгивать. Впрочем, тотчас выяснилось, что они не застёгнуты. Кираса просто прикрывала Александру грудь и не была закреплена.
— Что ж, это упрощает задачу, — пробормотал Веспасиан и, просунув пальцы в проймы, попробовал приподнять кирасу. Та легко отделилась от тела. Придерживая её левой рукой, правой он осторожно приподнял Александру руки, сложенные на уровне талии.
Прикосновение древней кожи наполнило его благоговейным трепетом. Приподняв руки мумии всего на толщину большого пальца, он бережно вытащил из-под них кирасу и приподнял, чтобы её рассмотреть.
— Проклятье! — невольно вырвалось у него.
— Что такое? — испуганно спросил Магн.
— На ней пятно, — ответил Веспасиан, указывая на потемневший участок кожи под левой грудью.
— Кровь?
— Похоже, что она.
Вынув из мешка копию, Веспасиан положил кирасы рядом на пол, затем вынул из ножен кинжал и надрезал мякоть большого пальца. Показалась кровь. Веспасиан осторожно потёр пальцем копию в нужном месте, в надежде, что оставленный им след крови будет похож на оригинал. Вроде бы сойдёт. Осторожно промокнув остаток крови туникой, чтобы пятно поскорее высохло, он взял копию и примерил её на грудь мёртвому полководцу. Кираса легла идеально.
— А теперь давайте отсюда! — поторопил его Магн и дважды дёрнул за верёвку.
Крышка начала медленно опускаться. Веспасиан посмотрел на творение своих рук. В тусклом свете было почти невозможно заметить какую-либо разницу. Увы, внезапно что-то привлекло его взгляд.
— Проклятье! Погодите!
Магн и Зири взяли на себя вес хрустальный крышки. На какой-то миг верёвка ослабла, однако затем вновь напряглась, беря тяжесть на себя.
— Что такое? — прошипел Магн.
— Я оставил след крови на горловине, — ответил Веспасиан и, подавшись вперёд, стёр кровь, накапавшую с порезанного большого пальца.
Магн дёрнул верёвку ещё пару раз. Крышка опустилась и, поддерживаемая Магном и Зири, застыла на высоте, равной ширине ладони. Веспасиан быстро развязал узел и вытащил конец верёвки, после чего Магн и юный мармарид осторожно опустили крышку на место. С лёгким скрежетом та легла на место.
— Даже не верится, как легко мы провернули это дело, — произнёс Веспасиан, засовывая кирасу в кожаный мешок.
— Мы ещё не унесли отсюда ноги, — ответил Магн, направляясь к лестнице. — Пойдём, Зири, и смотри не наступи на гуся.
Стоило им подняться в главный зал храма, как их приветствовал гусиный гогот, правда, не слишком дружный. Осоловев от обильной пищи, гуси пребывали в сладкой дремоте.
Зири вскарабкался по верёвке первым, причём на редкость шустро. Веспасиан вторым, хотя по части ловкости ему было далеко до юного мармарида.
— Ну что? Получилось? — спросил Феликс, помогая Веспасиану выбраться из отверстия в крыше.
— Ещё как! — ответил тот и, услышав звук водяной струи, обернулся. Как оказалось, это Зири звучно облегчал мочевой пузырь.
— Наконец-то! А то я едва не обмочился, — произнёс тот с заметным облегчением. — Сколько можно было терпеть!
— Теперь понятно, почему ты быстро вскарабкался вверх, — улыбнулся Веспасиан и повернулся к Феликсу. — Назад мы пойдём той же дорогой?
— Нет, вы трое в этом месте перелезете через стену Сомы, после чего я перекину вам верёвку, а сам спущусь вниз по приставной лестнице. Если меня вдруг здесь застукают, при мне будет лишь пустая клетка.
Как только Магн вылез на крышу, Феликс отвязал верёвку, и они, пригнувшись, двинулись к дальнему краю крыши. Здесь Феликс обмотал себя верёвкой, а свободный её конец перебросил через стены Сомы. Зири и Магн быстро спустились по ней на соседнюю улицу. Веспасиан пожал Феликсу руку.
— Спасибо тебе. Увидимся, когда ты вернёшься в Рим. Теперь я твой должник.
Громкий шум у ворот Сомы помешал Феликсу ответить на слова благодарности. Оба как по команде обернулись: к храму, во главе с центурионом с факелом в руке, спешил отряд легионеров. Следом торопился жрец.
— Клянусь дряблой задницей Кибелы! — воскликнул Веспасиан. — Флакк догадался!
— Давай спускайся! За меня можешь не волноваться. Они пойдут прямиком в храм.
Перебросив через плечо мешок, Веспасиан занёс ногу через парапет. Феликс напрягся, принимая на себя натяжение верёвки. Обжигая об неё ладони, Веспасиан соскользнул вниз и вскоре приземлился на улице. Вслед ему полетела и сама верёвка.
— Что за шум? — спросил Магн, подбирая верёвку.
— Бежим! — с этими словами Веспасиан со всех ног побежал к докам. Магн и Зири бросились за ним следом.
Впереди маячил силуэт корабля. Парус был поднят, значит, судно готово к отплытию. Перепрыгнув на бегу через моток канатов и пьяного матроса, Веспасиан пронёсся по каменной набережной и свернул налево, к причалу, у которого был пришвартован его корабль. Хотя признаков погони не было, ему хотелось лишь одного: прежде чем будет обнаружена пропажа кирасы, как можно скорее оказаться на борту и выйти в море.
— Триарх! — крикнул он, взбегая по трапу. — Немедленно отплываем!
— Смотрю, ты куда-то торопишься, — раздался рядом знакомый голос, как только Веспасиан спрыгнул на палубу. — Интересно, с чего бы это?
Веспасиан обернулся: привалившись спиной к мачте, перед ним стоял Флакк. Спасённые евреи и Флавия сгрудились на палубе. Рядом с ними в карауле застыли два легионера.
— Когда я обнаружил свисающую с террасы верёвку, я подумал, что ты просто решил бежать, — произнёс Флакк, когда на палубу поднялись Магн и Зири. — Я тотчас бросился сюда, однако здесь выяснилось, что ты отдал приказ готовиться к отплытию, а сам куда-то исчез, сказав, что вернёшься через час. Насколько я понимаю, прежде чем отправить своих еврейских друзей и прекрасную Флавию в Рим, ты решил напоследок совершить небольшую кражу. Что там у тебя в мешке?
— Это тебя не касается, Флакк.
— Вот как? А, по-моему, ещё как касается! Если ты совершил то, от чего я тебя предостерегал, оно касается меня в такой степени, что я был бы весьма тебе признателен, если бы ты открыл мешок.
— Префект, со свой стороны считаю своим долгом напомнить тебе, что это императорское судно. — Веспасиан указал на императорский штандарт на мачте. — Следовательно, оно находится в юрисдикции императора. Ты же не имеешь здесь никаких прав. Что бы ни было в этом мешке, это собственность императора.
Флакк скептически улыбнулся и наклонил голову.
— В известной мере ты прав. Тем не менее я счёл своим долгом отправить одного из жрецов из храма Александра проверить гробницу. Если он обнаружит там отсутствие некой вещи, боюсь, я буду вынужден пересмотреть границы моей юрисдикции.
— Можешь пересматривать всё, что угодно, но посягать на собственность Калигулы я бы тебе не советовал, — сказал Веспасиан и протянул мешок Зири. — Отнеси это в каюту.
— Эта вещь не была бы собственностью Калигулы, если бы её не похитил присланный Калигулой вор. Впрочем, сейчас мы это выясним. Сюда уже спешит жрец.
Веспасиан обернулся: по причалу, сопровождаемый легионерами, бежал жрец.
— Он может подняться на борт, но солдаты останутся на пристани. — Веспасиан положил руку на рукоятку меча.
Магн шагнул и встал с ним рядом.
— Хорошо, — согласился Флакк и подошёл к началу трапа. — Пока обойдёмся без грубой силы. Центурион, пусть твои солдаты ждут внизу, но они должны быть готовы по первому моему зову подняться на борт. Жрец пусть идёт сюда.
На палубу поднялся тот самый жрец, который несколько дней назад показывал им погребальную камеру.
— И?.. — спросил его Флакк.
— Ничего не понимаю, — ответил жрец и покачал головой. — Там явно кто-то побывал. Скорее всего, они проникли в храм через крышу. Солдаты обнаружили там свежую лужу мочи. В самом храме на полу разбросано зерно и крошки хлеба. Они явно кормили гусей, чтобы те не кричали. Стражи утверждают, что никого не видели, кроме пары гусей, которых они сначала недосчитались, а затем те откуда-то появились снова. Стражи их поймали и посадили обратно в загон.
— Хорошо. А кираса? — спросил Флакк.
— Этого-то я и не понял. Она на месте. Я велел солдатам приподнять крышку и осмотреть её. Она оказалась подлинной. Я могу в этом поклясться. Там с левой стороны есть пятно. Всё на месте, ничего не исчезло, и всё же крышку кто-то поднимал.
— Что вселяет в тебя такую уверенность?
— Потому что на горловине туники Александра была свежая капля крови. Она даже не успела высохнуть.
Флакк злобно посмотрел на Веспасиана.
— Проклятье, что ты сделал, сенатор?
— Ничего, префект, — пожал плечами Веспасиан. — А пока, прошу меня извинить, но я должен отплыть назад в Рим. Триарх, мы отчаливаем, как только префект и его люди покинут борт судна.
— Хорошо, ты свободен, но евреев я заберу с собой.
— Только попробуй, и мой отчёт императору будет ещё более для тебя нелицеприятным, чем он уже есть. Поверь мне, Флакк, все твои деньги будут бессильны купить тебе жизнь. Калигула достанет тебя даже из-под земли, и тогда твоей участи я не позавидую. Ведь он безумен. Или ты ещё этого не знал?
Флакк посмотрел на Веспасиана. Было видно, что он колеблется. Затем, плюнув себе под ноги, он резко развернулся и направился к трапу.
— Будь в твоей голове хотя бы капля разума, — крикнул ему вслед Веспасиан, — ты бы оградил евреев от творимых греками зверств и навёл в императорском городе порядок.
С этими словами он подошёл к двум солдатам, приставленным охранять евреев.
— Убирайтесь вон отсюда!
— Какой ужасный человек, — прокомментировал Филон, как только легионеры ушли. — Я сочиню о нём такую диатрибу, что его имя на века останется замаранным чёрной краской.
— Моя к тебе просьба, брат: постарайся не злоупотреблять чересчур цветистым слогом, на который ты горазд, — отозвался Александр с печальной улыбкой. — Только факты.
Филон фыркнул.
— Мёртвых придётся похоронить в море, — сказал Веспасиан, как только трап был поднят и корабль отвалил от причала.
— В этом нет необходимости, — произнёс Александр, — мы решили остаться.
— Как? Мы ведь уже плывём.
— В той лодке, в какой ты доставил нас на это судно. Как только мы выйдем из гавани, мы пересядем в неё и доберёмся до берега где-нибудь рядом с еврейским кварталом.
— Флакк убьёт вас, как только узнает, что вы вернулись.
— Не убьёт. Я буду нужен ему, если он решит навести в городе порядок. Если мои люди увидят, что я не жажду мести за мою замученную жену, думаю, они тоже откажутся от возмездия.
— И Флакк получит то, что хотел?
— Возможно. Но если мы станем сражаться дальше, нас всех перебьют. Иное дело, что мы никогда не простим Флакка. Как только восстановится мир, мой брат возглавит делегацию к императору с жалобой на притеснения нашего народа.
— А как быть с Павлом?
— Нашим единственным условием будет, чтобы Флакк по меньшей мере изгнал его из города, а ещё лучше — казнил. В этом случае мы даже согласны вернуться к тому положению вещей, какое было до него. Нам стало понятно, что мы недостаточно сильны, чтобы выдвигать требования. Мы готовы довольствоваться положением граждан второго сорта, даже если это означает присутствие статуи безумного императора в наших храмах.
Ведомый пламенем Фароса, корабль — под парусом и на вёслах — выскользнул из гавани. Между тем на востоке уже забрезжил рассвет. Как только мол остался позади, судно сбавило ход, чтобы евреи могли сесть в лодку. Сначала в неё опустили мёртвые тела, следом за ними быстро спустились живые.
— Спасибо тебе, Веспасиан, — поблагодарил Тиберий, прежде чем спуститься в лодку. Торс его был перебинтован. На спине проступало кровавое пятно. — Я обязан тебе не только жизнью, но и шкурой. Я твой вечный должник.
— Что ж, когда-нибудь я потребую с тебя старый должок, — пошутил Веспасиан, помогая ему перелезть через борт.
Последним в лодку спустился Александр.
— Я слышал твой разговор с Флакком, а потом и со жрецом. Скажи, кираса у тебя?
Веспасиан похлопал его по плечу.
— Александр, друг мой, скажем так: если бы ты оказался перед выбором, что вручить человеку, в чьих руках твоя жизнь и смерть, то, за чем он тебя послал, или копию этой вещи, что бы ты выбрал?
Александр кивнул.
— Скажу честно: мне даже приятно, что греки лишились чего-то для себя ценного, даже если сами они об этом не подозревают.
Веспасиан посмотрел через плечо Александра на пожары, всё ещё полыхавшие в еврейском квартале, и печально покачал головой.
— А по мне, лучше бы она осталась у них. Мне претит сама мысль о том, что я должен доставить её Калигуле. Кто знает, к каким новым безумствам она его подтолкнёт?