Веспасиан. Фальшивый бог Рима

Фаббри Роберт

ЧАСТЬ V

Рим и Неаполитанский залив, август 38 года н.э.

 

 

ГЛАВА 22

оки Остии встретили Веспасиана непривычной тишиной. Куда только подевалась их обычная кипучая жизнь! Увы, ей на смену пришла ленивая сонливость. Оживлённый порт, причём в самый разгар сезона, напоминал мёртвое царство.

Не считая горстки грузчиков, разгружавших два небольших торговых судна, причалы были практически пусты. Лишь кое-где кричал продавец еды или редкая портовая проститутка пыталась продать свои прелести равнодушным прохожим. Даже чайки, и те притихли. Вместо того чтобы оглушать людей своими пронзительными криками и устраивать драки за добычу, птицы сидели рядами на крышах складов, уныло глядя вниз на царившую в порту пустоту, причиной которой — как для них, так и для людей — был недостаток пищи.

— Как ты думаешь, в городе опять эпидемия? — спросил Магн, как только трирема пристала к одному из пустынных причалов.

— В этом случае нас не пустили бы в док, — пояснил триарх, как только были опущены сходни.

— Ничего, скоро узнаем, в чём тут дело, — ответил Веспасиан, глядя, как к ним с озабоченным лицом спешит портовый эдил, за которым едва поспевает писарь.

— Есть ли на борту сенатор Тит Флавий Веспасиан? — выкрикнул эдил, поднявшись по трапу.

— Есть, это я.

— Хвала богам, сенатор. Я так рад тебя видеть. Может, с твоей помощью мы сумеем побороть это безумие и жизнь вновь наладится.

— Ты про что?

— Про императорский мост, про что же ещё. Торговля встала, люди голодают. Он забрал себе все суда, какие только были в водах Италии, и отправил в Неаполитанский залив. Их там тысячи. Они скованы цепями, и он заявил, что не выпустит их оттуда, пока не проедет по ним, как по мосту. А проедет он по нему лишь облачённый в то, что ты для него привёз. Надеюсь, что ради всех нас и в первую очередь ради тебя самого, ты привёз то, что ему нужно. Потому что терпение его на исходе. Она уже дважды или трижды отправлял сюда вестовых, узнать, прибыл ты или нет.

— Да, эта вещь у меня, — для убедительности Веспасиан даже приподнял мешок.

— Вот и отлично. У меня есть приказ отправить тебя в цепях в Рим, если вдруг ты вернёшься с пустыми руками. В любом случае ты должен немедленно предстать перед императором. Тебя уже ждёт быстрый конь.

— Я не один. Со мной благородная матрона.

— Она поедет следом в колеснице — сейчас я это устрою. Триарх, как только эти два торговых судна закончат разгрузку, ты должен отплыть вместе с ними в Неаполитанский залив и стать частью этого проклятого моста.

Сказав это, эдил с несчастным видом покачал головой и поспешил сойти на берег.

— В чём дело, мой дорогой? — спросила Флавия, выходя из каюты.

— Я должен немедленно предстать перед императором. Магн и Зири проводят тебя до дома моего дяди. Если мне повезёт, когда ты приедешь туда, я уже буду там.

— Везение тут ни при чём, — хмуро заметил Магн. — А вот очередной бзик сумасшедшего — это да. Ну ты понял, о чём я.

Одарив Магна сердитым взглядом, Веспасиан быстро спустился по трапу.

* * *

— Он отказался отдать её тебе? — негодовал Калигула и даже угрожающе замахнулся на Веспасиана трезубцем. Позади него через огромный атрий дома Августа под зорким присмотром преторианцев двигалась длинная вереница городской бедноты. — Почему ты не взял её сам?

— Я её взял, о могущественный бог морей, — ответил Веспасиан, используя форму обращения, которую посоветовал ему Клемент: за время его отсутствия Калигула решил занять в пантеоне богов место Нептуна. — Но для этого я был вынужден тайно проникнуть в мавзолей и, чтобы никто не заметил пропажи, заменить кирасу подделкой.

— Вот это приключение! — воскликнул Калигула, вылезая из имплювия, и засеменил ему навстречу.

Увы, это давалось ему с трудом: нижнюю часть тела и ноги императора обтягивала узкая чешуйчатая юбка, призванная заменить рыбий хвост.

— Теперь тебе есть что вспомнить!

— Да, пара весёлых моментов была.

— Зря я не поехал с тобой. Думаю, мне не помешал бы отдых от трудов, что возлагают на меня и боги, и люди.

— Я уверен, будь ты с нами, о могущественный бог Морей, всё прошло бы гораздо глаже.

— Что? — Калигула на мгновение растерялся, затем посмотрел на свой рыбий хвост, с которого стекала вода. — А, вот ты о чём! Тебе наверняка это непривычно. Но теперь, когда я вышел из воды, я снова просто Божественный Гай. Давай, показывай мне кирасу.

Веспасиан запустил руку в мешок.

— Клемент! — истошно взвизгнул Калигула.

Внезапно его трезубец оказался прижат к груди Веспасиана и даже прорвал ему тогу и оцарапал до крови кожу на груди.

Веспасиан тотчас окаменел. Растолкав вереницу черни, в страхе застывшей, услышав крик Калигулы, к ним уже спешил префект претория.

— Он пытался меня убить! — выкрикнул Калигула, глядя на Веспасиана запавшими глазами.

На каждом острие его трезубца застыло по капельке крови.

— Нет, божественный Гай, — успокоил его Клемент, беря у Веспасиана мешок. — Я проверил содержимое сумки. Там одна лишь кираса.

— Покажи её мне!

Клемент медленно запустил руку в мешок. Калигула убрал трезубец от груди Веспасиана, зато приставил его к горлу Клемента. Гордо вздёрнув подбородок и глядя в глаза Калигуле, Клемент вытащил из мешка кирасу.

— Ты прав. — Калигула издал облегчённый вздох. — Это просто кираса. Подержи, — с этими словами он вручил Клементу трезубец, как будто забыл, что всего мгновение назад тот был для него оружием, и взял у него кирасу.

Нежно погладив её, он посмотрел на Веспасиана и расплылся в улыбке.

— Это она! Ты, мой друг, не пытался меня обмануть! Это действительно она. Я помню это пятно. Помнится, я ещё спросил у отца, почему жрецов не распяли за то, что они позволили запятнать великого Александра.

С этими словами Калигула приложил кирасу к груди.

— Как я в ней выгляжу?

— Как сам великий Александр, только ещё более божественный, — серьёзно ответил Веспасиан, а про себя мысленно добавил: «Как идиот в рыбьей чешуе, который нацепил на себя кирасу с чужого плеча».

— Прекрасно! Сегодня вечером ты ужинаешь со мной и моими друзьями. Твой брат наконец вернулся из провинции и будет там. А также мой конь!

Услышав последнюю фразу, Веспасиан решил, что ослышался.

— Буду рад видеть их обоих, Божественный Гай, — пообещал он.

— О да, Инцитат будет особенно рад тебя видеть. Он уже устал ждать, когда же, наконец, провезёт меня в колеснице по моему мосту. И вот теперь мы можем это сделать, — произнёс Калигула, словно ребёнок радуясь кирасе. — Я должен показать её моим сёстрам. Правда, они слишком заняты, обслуживая бедняков.

— Обслуживают бедняков? — Веспасиан вытер со лба пот.

— Боюсь, что да, — ответил Клемент, рассматривая трезубец и не зная, что с ним делать. — С тех пор как Друзилла умерла, он стал страшно подозрительным, в том числе и к своим сёстрам. Ему повсюду мерещатся заговоры. Вот он и решил наказать их тем, что заставляет их раздвигать ноги перед каждым нищим, пришедшим на раздачу хлеба. В его помутнённом мозгу это должно компенсировать беднякам лишения, которые они терпят из-за его моста. Насколько мне известно, за три дня через дворец прошло более двух тысяч человек.

— Но ведь это убьёт их, как убило Друзиллу.

— Очень может быть. В конце концов, он убьёт всех нас. Так что какая разница. Лично мне уже всё равно. Я сохраняю ему верность лишь ради безопасности моих близких, — сообщил Клемент и устало посмотрел на Веспасиана. — Не знаю, надолго ли меня хватит. Увидимся за ужином.

Вручив трезубец Веспасиану, Клемент вернулся к своему тошнотворному поручению: следить за массовым изнасилованием дочерей Германика. Конца очереди между тем не было видно.

Чувствуя, как в нём нарастает омерзение, Веспасиан посмотрел на трезубец, затем на кровавые пятна на своей тоге и в сердцах бросил трезубец в имплювий. Похоже, выбора у него и его близких не было. Он повернулся и с тяжёлым сердцем зашагал к дому дяди.

— Даже не думай об этом, мой мальчик, — предостерёг Веспасиана Гай, беря с блюда очередное миндальное пирожное с мёдом. — Это равносильно самоубийству.

— Это почему же? Вдруг нам повезёт, — возразил Веспасиан.

В тенистом саду в доме Гая царила приятная прохлада. Лёгкий ветерок приносил облегчение от послеполуденного зноя. Миноги в бассейне с аппетитом пожирали свой обед.

— Даже если вы убьёте Калигулу и при этом останетесь живы, избежав острых мечей верных ему телохранителей-германцев, через пару дней вас самих всё равно не станет.

— Это почему же? — спросил Веспасиан, бросая миногам в бассейн очередной кусок рыбного филе.

— Потому, что об этом позаботится следующий император. Согласен, он будет премного благодарен вам за то, что вы освободили для него трон. Тем не менее он будет вынужден вас казнить. Ибо где это видано, чтобы кто-то покусился на жизнь императора, даже если император — последний развратник и безумец, и остался жив? Ведь это означает, что любой, кто недоволен императором, имеет право лишить его жизни. Ну как ты этого не понимаешь! И не надо пичкать меня наивной ерундой про восстановление республики. Преторианцы этого никогда не допустят. Они ведь затем и существуют, что есть император, которого они должны охранять.

— Но, дядя, пока не поздно, нужно что-то делать.

— Боюсь, что уже поздно. Слишком много людей заинтересованы в том, чтобы Калигула оставался императором. Лишь когда у него закончатся деньги и он больше не сможет им платить, они начнут присматриваться к другим кандидатурам. Впрочем, сомневаюсь, что это произойдёт, потому что когда казна опустеет, он просто начнёт грабить богатых.

— Так что ты мне посоветуешь?

— Две вещи. Во-первых, не клади привезённое тобой золото в банк, потому как Калигула об этом непременно узнает. Спрячь его где-нибудь. Когда Калигула начнёт трясти богатых, тебя он не тронет. Во-вторых, всячески поддакивай ему, ублажай его, боготвори, смейся его шуткам, делай всё, чтобы сохранить себе жизнь, и жди того момента, когда какой-нибудь глупец попробует его убить.

— Но что, если все станут рассуждать так, как ты? В этом случае он пробудет императором ещё долгие годы!

— Думаю, Калигула рано или поздно оскорбит кого-нибудь так, что поруганная честь заглушит голос разума, и тогда нам остаётся только молиться, чтобы заговорщикам повезло.

— Пожалуй, — мрачно согласился Веспасиан, бросая в бассейн очередной кусок рыбы. Миноги тотчас жадно набросились на пищу. — Страшно представить, какова будет месть Калигулы как по отношению к виновным, так и невинным, если заговор провалится.

— Вот видишь, мой мальчик, ещё одна причина сохранять ему верность. Вспомни, к примеру, Ливия Геминия. Он клялся, что на похоронах Друзиллы видел, как её дух возносится к небесам, чтобы общаться там с богами. Полная чушь, зато какого щедрого вознаграждения он за это удостоился!

Их беседу прервал звон колокольчика в атрии.

— Это Магн и Зири, — произнёс Веспасиан, вставая. — Они привезли с собой... Флавию.

— Флавию? — Гай вопросительно посмотрел на него. — Это какая-то твоя родственница? Кузина или что-то в этом роде?

— Думаю, да, мы с ней дальние родственники. Но вообще-то я хочу жениться на ней.

— Давно пора, мой мальчик, — произнёс Гай.

Он явно был доволен.

— Именно. А поскольку мой отец в Авентикуме и дела не позволят ему приехать, я бы хотел, чтобы брачный контракт ты взял на себя.

— С удовольствием! — воскликнул Гай. — Как зовут её отца и где он живёт?

— К северу от Рима, в Ференции. Флавия завтра уезжает туда и могла бы захватить твои письма. По-моему, ты его знаешь. Его имя Марк Флавий Либералис.

Гай нахмурился.

— Знаю. Он был нашим писарем, когда я служил квестором в Африке. Помнится, он был вынужден доказывать, что имеет полное гражданство, а не просто латинское имя.

Веспасиан пожал плечами.

— Сейчас оно у него точно есть. Судя по всему, он неплохо себя показал, если недавно был принят во всадническое сословие.

— А Флавия? Она ведь родилась ещё до того, как он уладил дела с гражданством. Я помню её ещё ребёнком.

— По её словам, она римская гражданка. В противном случае я бы на ней не женился.

— Это тоже нужно проверить, мой милый мальчик. Ты ведь не хочешь, чтобы твои дети потом доказывали, что они римские граждане?

* * *

— Веспасиан, дорогой! — воскликнула Флавия, элегантно входя в сад, как будто он был её собственным. — А это, как я понимаю, твой дядя. Будь добр, представь нас друг другу.

— В этом нет необходимости, Флавия, — ответил Гай, нежно пожимая протянутую руку. — Хотя это и было двадцать лет назад, я хорошо запомнил тебя шестилетней девчушкой. Скажи, вы ещё долго прожили в Африке?

— Мой отец уехал оттуда пять лет назад. Я же осталась. Так сказать, прикипела душой.

— Понятно. Помнится, когда я служил там, у твоего отца возникли какие-то трудности с римским гражданством.

Флавия даже бровью не повела.

— Даже если и были, мне он о них не рассказывал.

— Верно, с какой стати? Ты была ребёнком. Кроме того, как я понимаю, он всё уладил. Веспасиан сказал мне, что теперь он всадник.

— Да, и я надеюсь, что он даст со мной хорошее приданое, чтобы мы с Веспасианом могли ни в чём себе не отказывать.

— Уверен, что так и будет. Равно как и в том, что Веспасиан будет только рад тратить деньги на приятные мелочи, — сказал Гай и незаметно подмигнул племяннику.

Веспасиан воздержался высказывать своё мнение на столь щекотливую тему. Более того, внутренний голос подсказывал ему, что в будущем это станет поводом для многочисленных супружеских разногласий.

— А почему мы стоим? — Флавия жестом пригласила мужчин сесть. — Давайте сядем и пусть нам принесут вина.

— С удовольствием, — прогудел Гай, слегка задетый тем, что Флавия сама взяла на себя роль хозяйки его дома.

Веспасиан тем временем предложил ей стул.

— Боюсь, я должен вас покинуть. Сегодня я ужинаю с императором.

Флавия смерила его восторженным взглядом.

— О, как чудесно! Как ты думаешь, мне стоит пойти с тобой?

— Нет, Флавия, тебе лучше остаться здесь, — остудил её восторг Гай. — Боюсь, что император склонен допускать пугающие вольности в общении с женским полом. Со мной тебе это не грозит. Это я тебе обещаю.

Веспасиан наклонился и поцеловал её в щёку.

— Я не знаю, когда вернусь. Так что ждать меня не надо. Кстати, где Магн?

— Я попросила его и Зири помочь моим рабыням занести вещи в мою комнату.

— И он не возражал?

— С какой стати? Я попросила его очень даже вежливо.

Веспасиан недоумённо выгнул бровь и отправился на поиски Магна. Что, если его друг был прав насчёт Флавии?

* * *

— Это я лишь к тому, господин, — подвёл итог Магн, когда они достигли вершины Палатина, — что если Флавия и приехала с тобой в Рим, это ещё не повод на ней жениться. Если ты так поступишь, то совершишь огромную ошибку. Она превратит твою жизнь в кошмар. Согласен, в Александрии она проявила себя с лучшей стороны, и да, она родит тебе крепких, здоровых сыновей. Но видел бы ты её в порту, после того как ты ускакал. Лишь потому, что тебя призвал сам император, она принялась нами командовать, орать на нас, будто мы все — её рабы. Она использует тебя, что в принципе простительно, но что ты будешь иметь взамен? Ты не можешь пересилить себя, чтобы купить и кормить одного раба. Что же ты станешь делать, когда ей потребуется целый десяток? Дело кончится тем, что между вами будут постоянно вспыхивать ссоры по поводу того, сколько парикмахеров ей нужно, потому что такой женщине, как она, двоих будет явно мало. Это так же точно, как любой рекрут мечтает вернуться к маме.

— Двоих?

— А ты как думал? А то и больше.

Веспасиан поморщился. Что ни говори, а Магн прав. Он и сам уже понял, что Флавия дорого ему обойдётся. Правда, он в первую очередь имел в виду наряды и украшения, а не то, что им сопутствует. Похоже, один из них — и это явно не она, — будет вынужден вечно уступать, чтобы сохранить брак. С другой стороны, размышлял Веспасиан, какая другая женщина согласилась бы стать его женой, зная, что он не намерен отказываться от любовницы? Да и найди он другую, кто поручится, что она будет так же разжигать ему кровь, как это делает Флавия, стоит только ему о ней подумать?

Что ни говори, она пошла на жертву. Ценис пошла на жертву. Так что с его стороны будет резонно приобрести нескольких рабов, если он хочет, чтобы в его доме царили мир и гармония.

— Нет, Магн, я уже принял решение. Я женюсь на ней и постараюсь выполнять её желания. В конце концов, это не самое страшное.

— Верно, куда страшнее, если она потратит все твои деньги или тебя вышибут из Сената, — философски заметил Магн, когда они уже подходили к дому Августа. — Ну вот, пришли.

Здесь, господин, я должен тебя оставить. Я отправил Зири прямиком на перекрёсток, сообщить братьям, что я вернулся. Надеюсь, им хватит ума устроить по этому поводу весёлую пирушку. Кстати, готов поспорить, что она будет куда приличней, чем та, на которую собрался ты.

— Не исключено, — негромко произнёс Веспасиан, глядя на вереницу сенаторов, прибывавших ко дворцу в сопровождении испуганных жён.

Похоже, Магн, как всегда, окажется прав. Проводив друга взглядом, пока тот спускался с холма, он пару секунд стоял в задумчивости, затем тряхнул головой, разгоняя сомнения, и вслед за сенаторами шагнул внутрь. Почти мгновенно рядом с его ухом раздался знакомый голос.

— Я слышал, ты опустился до краж.

— Отстань, Сабин. — Веспасиан резко развернулся к брату.

— Это что, новая форма приветствия? Ну-ну.

— Если бы ты первым поблагодарил меня за то, что отправил в Вифинию твои вещи и проследил за восстановлением твоего дома, думаю, ты услышал бы в ответ куда более тёплые слова.

— Что ж, резонно. Спасибо тебе, брат.

— Где Клементина? Надеюсь, ты не привёл её с собой?

— Нет, конечно! Калигула, похоже, забыл о ней. С тех пор как я вернулся, он ни разу не упомянул её имя. Я оставил её в Аквах Кутиллиевых.

— Думаю, там она в безопасности.

— Будем надеяться. Поторопись, давай пройдём внутрь. Мне не терпится взглянуть, на чью жёнушку сегодня положит глаз наш император.

— А как ты узнал, что я выкрал кирасу? — спросил Веспасиан, когда они шагали к дверям дворца. — Я ведь вернулся только сегодня и отдал её прямо ему в руки.

— От Палла.

— От Палла? Но как он узнал?

— О, он знает всё на свете! Ведь теперь он живёт во дворце. Калигула приказал Клавдию переехать к нему, дабы иметь возможность ежедневно всячески его унижать. Палл — домочадец Клавдия и переселился во дворец вместе со своим хозяином.

— И Нарцисс тоже? — спросил Веспасиан, думая о золоте, спрятанном в доме дяди.

— Да, и Нарцисс, — подтвердил Сабин, покосившись на брата. — В твоём голосе прозвучала нотка тревоги. Или мне показалось?

— Просто в данный момент я не горю желанием его видеть.

— И не увидишь. Он сейчас в окрестностях Неаполитанского залива. Калигула поручил Клавдию собрать для моста все корабли, но при этом потребовал, чтобы тот оставался в Риме, чтобы и дальше его унижать. Клавдий был вынужден перепоручить это дело Нарциссу.

Веспасиан не поверил собственным ушам.

— Как! Вольноотпущенник командует кораблями! Это же возмутительно!

Лицо Сабина расплылось в улыбке.

— Ты только представь, каково Корбулону! Бедняга вынужден работать с Нарциссом в одной упряжке. Ему поручено проложить по мосту дорогу, и не просто дорогу, а с водопроводом!

— Водопровод на мосту?

— Видишь ли, это не мост от берега до берега. К нему присоединён полуостров с дворцом, обставленным так, как, по мнению Калигулы, подобает быть обставленным жилищу бога. Его триклиний может вместить триста пирующих, в атриях бьют фонтаны. Во дворце даже есть две бани.

— И всё это за два месяца! — воскликнул Веспасиан, входя в атрий, через который по-прежнему тянулась вереница городского отребья.

— Говорят, все мастерские Рима работали только на этот дворец. — Сабин наклонился и шепнул брату на ухо. — Какая колоссальная трата денег! С другой стороны, мне не терпится его увидеть.

— Ты собрался туда лишь затем, чтобы взглянуть на дворец?

— Не один, а на пару с тобой. Калигула приказал, чтобы его сопровождали все сенаторы как свидетели его триумфа.

* * *

Сады позади дома Августа были разбиты на двух уровнях, цепляясь за край Палатина. Из них открывался прекрасный вид на арочный фасад Большого Цирка. Вдоль низкой балюстрады верхнего уровня были расставлены пиршественные столы, причём так, чтобы пирующим был хорошо виден нижний уровень, где были устроены две сцены. Хотя до поздних летних сумерек было ещё три часа, по всему саду, а также рядом с каждой сценой и среди столов пылали факелы. По лужайке верхнего сада были разбросаны разноцветные полотняные шатры. В их тени гости императора пили охлаждённое вино и возбуждённо разговаривали, как то обычно делают люди, испытывающие неловкость, хотя и пытаются это всячески скрывать.

Веспасиан и Сабин стояли на верхней ступеньке лестницы, что вела вниз от дома, любуясь видом, яркостью красок и мягким вечерним светом.

— Согласитесь, господа, как было бы здесь чудесно, если точно знать, что уйдёшь отсюда живым, — раздался у них за спиной вкрадчивый голос.

Братья обернулись, улыбнувшись правдивости этого утверждения.

— Паял! — с искренней радостью воскликнул Веспасиан. — Как твои дела? Сабин сказал мне, что теперь ты обитаешь во дворце.

Похоже, Паллу было не до шуток.

— Думаю, ты сам ответил на свой вопрос. Да, я живу здесь.

— Неужели всё так плохо?

Палл указал на сад, вернее, на группу гостей, фальшиво хохотавших над каким-то человеком. Тот стоял, вытянув руки, точнее, обрубки руки, так как кисти на них отсутствовали. Или нет, кисти у него были, но они свисали с верёвки у него на шее вместе с табличкой.

— На ней написано «Я украл у императора», — пояснил Палл.

— Это правда? — уточнил Сабин.

— С ложа отвалилась полоска серебра. Он, чтобы починить поломку, взял её и хотел отнести управляющему. Но тут вошёл Калигула и увидел его с полоской серебра в руках. Увы, жизнь человека больше не стоит и ломаного гроша.

— А что, разве когда-то она стоила больше?

— Согласен. Но раньше хотя бы действовали рамки законов. Наш же новоиспечённый бог, похоже, про них забыл. В отличие от него мой патрон, Клавдий, любит и уважает закон. Подумайте об этом на досуге, господа.

Похлопав обоих по плечу, Палл удалился.

— Только не ввязывайся, — предостерёг Сабина Веспасиан, спускаясь с ним рядом по лестнице.

— У меня и в мыслях нет это делать, — ответил тот, беря у раба кубки с вином и протягивая один младшему брату. — Мне моя жизнь дорога. С другой стороны, приятно осознавать, что имеешь хорошего друга, который близок единственному на сегодняшний день наследнику пурпура.

В саду раздалось пение буцины. Разговоры тотчас стихли. Гости как по команде устремили подобострастные взоры к главным дверям дома. Те распахнулись. В сад вышел конь и с любопытством огляделся по сторонам. Откуда-то из-за него донёсся крик:

— Да здравствует Инцитат!

— Да здравствует Инцитат! — дружно подхватили гости. — Да здравствует Инцитат!

Веспасиану ещё ни разу в жизни не доводилось приветствовать коня. Изо всех сил пытаясь сохранить серьёзное лицо, он с воодушевлением присоединился к хору голосов — не столько из уважения к коню, сколько движимый абсурдностью происходящего.

Вскоре славословия в адрес коня Калигулы сменились славословиями в адрес самого императора.

— Да здравствует божественный Цезарь! — кричали сенаторы, когда рядом со своим любимцем показался и его владелец.

Сопровождаемый Клементом и Хереей, Калигула был одет весьма скромно, решил Веспасиан, вспоминая, в каких экстравагантных костюмах ему доводилось лицезреть императора. Сегодня на Калигуле была пурпурная тога с золотой каймой; голову венчал золотой лавровый венок.

— Этим вечером, — начал Калигула, — мы собрались здесь не только за тем, чтобы воздать почести мне, но также моему хорошему другу, союзнику, верному товарищу, тому, что привёз мне из Египта кирасу великого Александра — Титу Флавию Веспасиану! Завтра в полдень мы все отправимся к Неаполитанскому заливу, где я с триумфом проеду по своему самому великому творению. Выйди вперёд, Веспасиан, и прими мою благодарность. В следующем году ты будешь претором.

Веспасиан медленно поднялся по ступенькам к сияющему улыбкой Калигуле. Тот распростёр руки, как будто приглашая его в свои объятия. Так и произошло. Как только Веспасиан оказался на верхней ступеньке, Калигула заключил его в пурпурные объятия и расцеловал в обе щеки. Сенаторы и их жёны разразились рукоплесканиями.

— Только такому человеку, как он, — заявил Калигула, переворачивая Веспасиана лицом к публике и кладя ему на плечо руку, — я мог доверить столь ответственное задание: отправиться в Египет, в этот неисчерпаемый источник богатства Рима. Ни один сенатор не был там вот уже четыре года, с тех пор, как астролог Тиберия, Тразилл, предупредил о возвращении Феникса, этого вестника перемен, и сделал соответствующее пророчество. Скажи, Веспасиан, будучи в Александрии, ты видел Феникса?

— Нет, Божественный Гай, — ответил Веспасиан, что соответствовало действительности.

Калигула обвёл гостей торжествующим взглядом.

— Разумеется, нет, потому что он улетел. В прошлом году, спустя три года после его возрождения, его видели, как он улетел из Египта на Восток. Пророчество Тразилла не сбылось. Вы благословенны, овцы мои, что те перемены, о которых возвестил Феникс, наступили: отныне вами правит бессмертный бог! Я буду править вами ещё пятьсот лет, пока Феникс не возродится снова. Я вновь открою Египет любому из сенаторов, если у того будут веские причины для посещения этой провинции.

Ответом на его слова стал радостный хор сенаторских голосов. Многие из них были не прочь возобновить дела в личной провинции императора.

— А теперь все за стол. Веспасиан, сегодня ты как почётный гость займёшь место справа от меня, — сказал Калигула и, пройдя мимо него, начал спускаться по ступенькам.

— Божественный Гай, — писклявым голосом обратился к императору Херея, сбегая за ним по пятам. — Какой сегодня вечером у стражи пароль?

Калигула остановился и хохотнул.

— Как же я люблю его нежный голосок!

Обернувшись, он приложил палец к губам Хереи, слегка их раздвинул и игриво потрепал.

— Такой нежный голосок заслуживает столь же нежного пароля, не правда ли?

К вящему унижению трибуна, вопрос этот повлёк за собой дружные крики согласия.

— В таком случае пусть паролем будет «Венера», нежнейшая из богинь для нежнейших мужчин.

С этими словами Калигула повернулся и под оглушительный хохот гостей вприпрыжку сбежал по ступенькам. От Веспасиана не скрылось, как в глазах Херея промелькнул гнев, хотя внешне он остался невозмутим. Рука Клемента на всякий случай легла на рукоятку меча. Наконец Херея совладал с собой и, отсалютовав, зашагал прочь.

Магн точно бы выиграл пари, подумал Веспасиан, пытаясь проглотить очередной кусок рыбы и глядя, как на помосте в нижнем саду с плеч покатилась очередная отрубленная голова. Это кровавое действо резко контрастировало с тем, что происходило на втором помосте, где под нежные звуки флейты исполняли свои грациозные па танцоры.

— Каждому своё, — восторгался Калигула, угощая Инцитата яблоком.

Конская голова высовывалась между ним и Веспасианом.

— Искусство или смерть. Выбери то, что тебе больше нравится, и наслаждайся.

— Лично я п-п-предпочитаю смерть, о Б-б-божественный Гай, — заикаясь, произнёс Клавдий, словно зачарованный глядя, как из отсечённой шеи фонтаном брызжет кровь.

Его возбуждённый член был виден всем. Хорошенькая, светлокожая девушка рядом с ним отодвинулась от него как можно дальше, насколько то позволяли хорошие манеры.

— Я никогда н-н-не н-и-понимал, в чём смысл т-т-танцев.

— Это потому, что танцор из тебя никакой, калека, — заметил Калигула. — Твои ноги просто сломались бы под тобой.

С этими словами он расхохотался гораздо громче, чем того заслуживала плоская шутка. Впрочем, сотрапезникам ничего другого не оставалось, как присоединиться к его хохоту.

— Твоя божественная проницательность безупречна, — ответил Клавдий, также давясь от смеха.

— А теперь докажи это на деле. Иди и спляши вместе с ними, дядя.

У Клавдия от растерянности отвисла челюсть. Налитые кровью глаза забегали во все стороны, взывая о помощи. Увы, похоже, ждать её было не от кого, даже от его хорошенькой спутницы. Та отвернулась с печальной улыбкой на влажных, бледных губах.

— Давай! — угрожающе прошипел Калигула.

Глаза его сверкнули злобой.

Понимая, что выбора у него нет, — хочешь не хочешь, а придётся стать всеобщим посмешищем. — Клавдий поднялся на нетвёрдых ногах и заковылял по ступенькам в нижний сад.

— Вот это будет потеха! — воскликнул Калигула. — Чего только он у меня ни делал. Скакал, прыгал, бегал, ползал. Но танцевать — пока ещё не танцевал. — Он повернулся к хорошенькой спутнице Клавдия. — Скажи, Мессалина, а хотя бы членом своим он умеет действовать? Или ты откладываешь этот кошмар до первой брачной ночи?

Мессалина рассмеялась вместе со всеми. Правда, в её тёмных, холодных глазах смеха Веспасиан не заметил. Более того, она с ненавистью посмотрела на него, когда он притворился, будто смахивает в уголке глаза слезу.

Клавдий тем временем доковылял до помоста и принялся выделывать неуклюжие коленца — кружился, дрыгал ногами и размахивал руками. Растерянно посматривая в его сторону, танцоры продолжали свои грациозные движения. На соседнем помосте тем временем лев дожирал останки обезглавленного преступника. А ещё дальше, на западе, солнце постепенно садилось за Большой Цирк.

— Ты только взгляни на него! — сказал Калигула, давясь от смеха. — Не будь в нашем семействе бога, он вполне мог стать императором. В этом случае пророчество Тразилла уж точно бы сбылось.

— А что за пророчество, Божественный Гай? — поинтересовался Сабин.

Внизу под ними Клавдий обессиленно рухнул на помост, к вящей радости всех присутствующих.

— Он предсказал, что если, пребывая в границах Египетского царства, представитель сенаторского сословия окажется свидетелем возрождения из пепла Феникса, сенатор этот станет родоначальником новой династии.

Веспасиан едва не поперхнулся вином.

— То есть если сенатор увидит полёт Феникса, скажем, над Иудеей, то это не считается. Я правильно понял? — невинно спросил он.

— Тразилл выразился ясно и чётко. Это должно произойти в границах Египта. Именно по этой причине сенаторам так долго было запрещён въезд в эту провинцию.

Веспасиан задумчиво кивнул и потому не заметил, как брат пристально посмотрел на него.

Калигула откинулся назад, чтобы погладить Инцитата, после чего повернулся к Клементу.

— Инцитат говорит, что он устал и хочет спать. Как и я, он с предвкушением ждёт завтрашнего дня. Выгони обитателей всех домов на расстоянии четверти мили от его конюшни и выстави стражу, чтобы никто не мешал его сну. Я хочу, чтобы он как следует отдохнул перед нашим путешествием.

— Разумная мера предосторожности, божественный Гай, — без тени иронии произнёс Клемент, поднимаясь на ноги.

Калигула тоже встал из-за стола.

— Хочу проводить Инцитата до дверей. Он страшно оскорбится на меня, если я этого не сделаю, — с этими словами он поцеловал коня в губы. — Ну разве он не красавец? Пожалуй, я сделаю его консулом. В следующем году он станет мне прекрасным помощником, куда более разумным, нежели тот идиот с лошадиным лицом, которого я уже выбрал.

Ещё раз нежно поцеловав коня, Калигула повёл своего дорогого гостя к выходу.

— Что такого в этом пророчестве про Феникса, коль оно вызвало у тебя вопрос? — спросил Сабин, как только Калигула отошёл от них.

Веспасиан с хитрой усмешкой посмотрел на брата.

— Если верить старому шарлатану Тразиллу, я едва не стал основателем новой императорской династии.

— Ты же сказал, что не видел Феникса.

— Я не видел его в Александрии, но четыре года назад в Киренаике видел. Он на моих глазах возродился из пепла. Но Киренаика — не Египет, так что пророчество ко мне не приложимо.

— Когда-то она была частью Египетского царства. Помнится, я от кого-то это слышал в Иудее.

— Египетской провинцией, но не частью самого царства. Но даже будь она частью Египта, я видел Феникса в Сиве. А это оазис, затерянный посреди бескрайней пустыни.

Сабин пристально посмотрел на Веспасиана.

— Когда Александр завоевал Египет, он отправился к оракулу Амона в Сиве. Тогда она была частью Египетского царства. Частью Киренаики сделали её мы, чтобы нам было легче ею управлять. Исторически — это неотъемлемая часть Египта.

Глаза Веспасиана удивлённо округлились. Однако затем он покачал головой и махнул рукой, мол, к чему этот пустой разговор.

— Нет-нет. Уже после того, как я видел Феникса, я побывал у оракула Амона. Он говорил со мной, однако и словом не обмолвился о том, что я стану основателем новой династии. По большому счёту, он вообще ничего мне не сказал. Лишь заявил, что я, мол, явился к нему слишком рано, а в следующий раз должен принести с собой дар, равный дару, который оставил там Александр.

— Что за дар?

— Я задал ему тот же вопрос. Но решать тебе.

— Мне? Почему мне?

— Потому, Сабин, что оракул сказал, что брат всё поймёт, и нравится нам это или нет, мы всегда останемся братьями.

Калигуле не терпелось поскорее отправиться к Неаполитанскому заливу. По этой причине он сразу после наступления темноты завершил пир, объявив, что желает посвятить остаток ночи примирению с Нептуном, чтобы тот не наслал на него бурю и не раскидал его мост. Облегчённо вздохнув, гости удалились, довольные тем, что покидают дворец живыми и невредимыми, и, что немаловажно, их честь осталась не запятнана.

Веспасиан попрощался с Сабином. Тот один отправился к себе на Авентин. Веспасиан же, несмотря на поздний час, решил нанести один визит, который страшил его, но тянуть с ним он, увы, не мог.

Не считая «братишек» Магна, маячивших на углу, улица, на которой жила Ценис, была пуста. Кивнув часовым, Веспасиан решительно подошёл к её двери.

На его стук, как обычно, откликнулся великан-нубиец и молча впустил его в дом.

— Я знала, что ты придёшь, — нежно сказала Ценис, как только он шагнул в тускло освещённый атрий. — И потому не ложилась.

Она подошла к нему и, обняв за шею, поцеловала в губы.

Веспасиан закрыл глаза и со всей страстью ответил на её поцелуй, жадно вдыхая аромат благовоний и нежно гладя изгиб её спины.

— Как ты узнала, что я вернулся в Рим? — спросил он, наконец отрываясь от неё.

Ценис подняла на него влажные глаза и улыбнулась.

— Время от времени, когда мне становится скучно, я наведываюсь в гости к твоему дяде. Вот и сегодня вечером я тоже ходила к нему домой.

— Так, значит, ты... — Веспасиан шумно втянул в себя воздух.

— Видела Флавию? Да, любовь моя. Она настоящая красавица.

Веспасиан сглотнул комок в горле, подумав о том, как далеко могла зайти встреча обеих женщин.

— Я хотел первым рассказать тебе о ней.

— Именно поэтому я и ждала тебя. Но ты можешь ничего мне не говорить. Она сама рассказала мне всё, причём в мельчайших подробностях. Если ты хочешь жениться на ней, то я благословляю ваш брак.

— Ты всегда была и будешь для меня на первом месте, любовь моя.

— Я знаю и потому с лёгким сердцем отпускаю тебя. Это моя тайная победа над ней. Пусть я буду второй в том, что касается твоего внимания и никогда не смогу родить тебе детей. Но я всегда буду первой в том, что касается твоей любви, и мне этого достаточно.

Веспасиан взял её за плечи и, с улыбкой заглянув ей в глаза, нежно поцеловал в лоб.

— Мне остаться?

— Я бы не простила тебя, если бы ты ушёл.

 

ГЛАВА 23

имский Форум огласился звуками буцин, за которыми последовали отрывистые команды центурионов. Одновременно стукнув о камни мостовой подкованными подошвами сандалий, пять когорт преторианской гвардии застыли как вкопанные. Сопровождаемые взглядами зевак, двигаясь в ногу со звездой этого грандиозного зрелища, по Священной дороге рысью проскакали две алы преторианской кавалерии. Над их головами на высоте пятидесяти футов и примерно в ста шагах левее, по мосту, ведущему от Палатина к Капитолию, верхом на Инцитате гарцевал одетый Вулканом Калигула в тунике с одним открытым плечом. В одной руке император сжимал кузнечный молот, в другой — огромных размеров плоскую раковину. Следом за ним шествовали десять обнажённых женщин, покрашенных золотой краской. Они изображали десять рабынь, которых бог огня и кузнечного дела выковал себе в услужение из драгоценного металла.

По всему Форуму пылали костры; в них в качестве жертвы огненному богу люди бросали живую рыбу и мелких животных — крыс, мышей, щенков и котят — в надежде на то, что знойным, сухим летом Вулкан пощадит город от пожаров. Городская стража, в чьи обязанности также входило тушение пожаров, зорко следила за каждым таким костром.

Со ступеней Курии Веспасиан и другие сенаторы наблюдали за процессией на мосту. Доехав до Капитолия, Калигула спешился и, спустившись по Гемониевой лестнице мимо храма Конкордии, остановился перед святилищем Вулкана, одним из древнейших в городе. Здесь, в тени старого кипариса, перед алтарём его уже ждали рыжий телёнок и рыжий вепрь. Обоих животных предстояло принести в жертву богу, чей праздник начинался в этот день.

— Насколько я понимаю, заключив мир с Нептуном, наш император теперь ищет расположения Вулкана, чтобы тот в его отсутствие не спалил город, — заметил Веспасиан.

Между тем в руке Калигулы сверкнуло острое лезвие, и телёнок рухнул рядом с алтарём.

— А то вдруг нашлёт огонь из своей кузни под Везувием и спалит этот мост, — пробормотал Сабин.

— Ты ошибся горой, мой дорогой мальчик, — поправил его дядя Гай.

Тем временем, разбрызгивая фонтаны крови, рядом с телёнком упал и вепрь.

— Вулкан обитает под Этной на Сицилии, — продолжал свою лекцию Поллон. — В любом случае он пускает красного петуха лишь тогда, когда его супруга Венера ему изменяет. Поэтому, если мы не хотим нового извержения на Сицилии, нам в первую очередь следует задобрить её, чтобы она вела себя достойно, как то приличествует замужней матроне.

Веспасиан улыбнулся брату и дяде.

— Лично я должен непременно отблагодарить её за поведение Флавии сегодняшним утром.

— Ещё как должен! — согласился Гай.

— Кто такая Флавия? — не понял Сабин.

— Это, мой дорогой мальчик, женщина, на которой собрался жениться твой брат. Ты самая женщина, которая, когда Веспасиан на рассвете вернулся домой, проведя ночь в объятиях Ценис, поцеловала его и поинтересовалась, хорошо ли он накануне провёл вечер. Невозмутимо закончив завтракать, она собрала вещи и отбыла в дом своего отца, захватив с собой моё письмо, в котором я предложил условия брачного контракта. Твоего же младшего брата она предупредила, чтобы он не слишком усердствовал и к брачной ночи, которая состоится в следующем месяце, у него оставались силы и на неё.

Не веря собственным глазам, Сабин посмотрел на брата. Веспасиан невинно пожал плечами.

— Должно быть, она глупая женщина, коль не поняла, что он провёл ночь с другой.

— О, она всё прекрасно поняла. Более того, накануне вечером она познакомилась с Ценис и объяснила той правила.

— Какие ещё правила, дядя? — насторожился Веспасиан.

— Да-да, мой дорогой мальчик, правила.

— И каковы они?

— Они на редкость просты: если Флавия принимает гостей, если ей нужен отдых или же требуется приструнить детей, если ей хочется прогуляться по городу или же забеременеть, твоё внимание в первую очередь положено ей.

В любое другое время ты можешь уделять его Ценис, но не более, чем четыре ночи подряд. С рождением первенца, когда тому исполнится два года, это количество сократится до трёх, когда же ему исполнится семь — до двух, ибо детям нужен отец.

Сабин хохотнул. Стоявшие рядом сенаторы тотчас зашикали на него, и он поспешил сделать серьёзное лицо, более приличествующее проводимой церемонии.

— Похоже, они поделили его очень даже аккуратно.

— О да, ведь обе прекрасно знают, чего хотят. Они держались подчёркнуто вежливо и даже отпускали взаимные комплименты относительно причёски, украшений и тому подобного. И всё же, хотя обе не питают друг к другу тёплых чувств, они пришли к мирному соглашению. За этим было интересно наблюдать, и я в очередной раз убедился в мудрости моего образа жизни.

— И ты позволил им заниматься делёжкой, — возмутился Веспасиан, — будто я этакий гладиатор, который нравится им обеим?

— Я ничего им не позволял, мой дорогой мальчик, — возразил Гай, пожимая плечами. — Меня это вообще не касается. Я лишь наблюдал. Ведь это ты, а не я, внёс сложности в свою семейную жизнь. Остаётся лишь надеяться, что ты не заплатишь за это слишком высокую цену. Я имею в виду как деньги, так и сердце.

Оглушительный рёв толпы вернул их внимание к событиям дня. Похоже, ауспиции оказались благоприятными. Калигула взошёл на квадригу. Инцитат занял место слева от него. Сопровождаемые алой кавалерии, они вместе покинули Форум. Под ликующие возгласы толпы преторианцы, когорта за когортой, выдвинулись следом за ними.

— Думаю, причиной ликования плебса стало не столько это зрелище, сколько то, что как только Калигула проедет по своему мосту, корабли можно будет снова использовать по их прямому назначению. Например, доставлять зерно для голодных желудков, — заметил Гай, как только они вместе с другими сенаторами пристроились в хвост процессии.

— Будем надеяться, что это свершится как можно быстрее.

В двух милях от Капенских ворот, в поле рядом с Аппиевой дорогой, сенаторов уже поджидали кареты с их жёнами. Жара стояла невыносимая, так что рабам скучать было некогда: они суетились вокруг своих истекающих потом хозяек.

На то, чтобы более пятисот человек во всеобщей суматохе расселись по своим каретам, ушло около часа. Не способствовал этому и Калигула. Сопровождаемый турмой злорадно ухмыляющихся всадников, он, стоя в колеснице, направо и налево раздавал удары кнута, якобы для того, чтобы ускорить процесс, а на самом деле лишь создавая хаос. Часть мулов от испуга бросились в бегство, волоча за собой повозки с визжащими пассажирами. Что неудивительно: колёса подпрыгивали на ухабах, и для большинства дело окончилось падением в придорожную канаву.

— Я здесь, господин, — неожиданно раздался голос Магна.

Веспасиан, Сабин и Гай тотчас обернулись. К их великому облегчению, Магн восседал на козлах крытой повозки, в которую были впряжены четыре крепких мула. Рядом с ним сидел Энор и ещё один юный германец-раб. К повозке поводьями были привязаны две лошади. Одна — для Веспасиана, вторая — для Сабина.

— Хвала богам, Магн! — крикнул в ответ Гай и вразвалочку поспешил к повозке. Двое рабов тотчас сошли на землю, чтобы помочь хозяину. — Вот уж не думал, что найду тебя в этой суматохе.

Не успели они занять свои места, как колесница Калигулы появилась вновь. Император громко щёлкал хлыстом, гоня перед собой группу немолодых сенаторов.

— Ну почему старики вечно путаются под ногами у молодых? — ревел он на них.

Хуже всего доставалось последнему, на спину которому сыпался удар за ударом. В какой-то момент несчастный споткнулся и с истошным криком исчез под копытами турмы.

— Бесполезный старый хрыч! — с усмешкой крикнул Калигула, заметив братьев, и ловким движением остановил колесницу.

Испуганные сенаторы побежали дальше.

— Его семейка заседала в Сенате не больше двух поколений. Неудивительно, что ему отшибло память. Думаю, он не помнил даже, где у него задница. Не говоря уже о таких вещах, как найти собственную повозку.

— Ты как всегда прав, Божественный Гай, — согласился Веспасиан, не став напоминать Калигуле о том, что и он сам был сенатором лишь во втором поколении.

Калигула одарил его сияющей улыбкой.

— По крайней мере, ты успел вовремя. Как только мы приблизимся к заливу, ты поедешь со мной в голове процессии. Хочу видеть восхищение на ваших лицах, когда вы впервые увидите мой мост, — в глазах Калигулы читалась гордость. — Особенно на твоём, Сабин. Кстати, у меня для тебя есть приятный сюрприз.

Сказав это, Калигула щёлкнул хлыстом и вместе со своей турмой умчался вперёд. Изуродованное тело старого сенатора осталось лежать в дорожной пыли, пока его не подобрали родственники.

Гай трясся в немой ярости.

— Это возмутительно! С каких это пор мы топчем копытами сенаторов и оставляем их валяться в пыли, как будто это какие-то варвары, а не граждане Рима, прослужившие ему верой и правдой всю свою жизнь! Доколе это можно терпеть?!

— Дядя, — произнёс Веспасиан, кладя ему на плечо руку. — Вспомни, какой совет ты недавно мне дал?

Гай сделал глубокий вдох и постарался взять себя в руки.

— Ты прав, мой дорогой мальчик. Береги собственную шкуру и не позволяй уязвлённой чести взять верх над разумом. Пусть терпение лопнет у кого-то другого. С такими выходками долго ждать не придётся.

— По крайней мере, нетрудно представить себе, что произойдёт, — заметил Магн. — Можно заранее приготовиться и свыкнуться с тем, что будет. Скажу больше, так даже легче держать свои чувства в кулаке. Когда же вещи случаются неожиданно, разум частенько изменяет нам.

С этими словами он хмуро посмотрел на Сабина. Было видно, что тот горд собой. Ещё бы, ведь у всех на виду он удостоился внимания самого императора.

— Чего бы мне хотелось меньше всего, так это сюрпризов Калигулы. Ну, ты меня понял.

Процессия двигалась на юг по Аппиевой дороге. Никаких сюрпризов пока не было, если не считать изматывающего зноя и усталости. Калигула капризно решил отправиться в путь уже на следующий день после того, как Веспасиан доставил ему кирасу. Времени решать такие насущные, но, увы, приземлённые вопросы, вроде обеспечения людей в пути провиантом, не было. В результате процессия двигалась по той части Италии, что больше других пострадала от самодурства императора, конфисковавшего на строительство моста все корабли в итальянских водах. На пятый день у преторианцев кончились пайки. Съестные припасы, которые захватили с собой сенаторы, были либо съедены, либо протухли из-за жары.

На шестой день процессия не проделала и половины пути, а всё потому, что Калигула неожиданно стал проявлять интерес к дедам каждого городка, через который они проезжали. Когда его носилки пересекали Форум, он давал растянувшейся на целую милю колонне приказ остановиться и, сидя в тени навеса из лебяжьего пуха, творил правосудие — так, как он его понимал — и издавал новые законы. Его квартирмейстеры тем временем отнимали у горожан не только новый урожай, но и скот, и сделанные на зиму припасы. После чего, оставив после себя с десяток обезглавленных, распятых или покалеченных преступников, новые законы, касающиеся принесения в жертву богу-императору павлинов и прочей живности, а также город, которому в ближайшие месяцы грозил самый настоящий голод, колонна вновь приходила в движение. Отцы города могли утешать себя разве что тем, что теперь у них имелась выданная императором расписка на некую сумму, которая — как подозревали они — никогда не будет выплачена.

По вечерам Калигула отдавал преторианцам приказ строить походный лагерь, со рвом и палисадом, как будто они были на вражеской территории. В некотором смысле наверно так оно и было, особенно после их дневных «подвигов» и беспощадной рубки леса на многие мили вокруг.

За исключением тех немногих, что догадались захватить с собой собственную палатку, сенаторы и их жёны были вынуждены спать в душных повозках, стоящих впритык одна к другой в углу лагеря, без какой-либо надежды укрыться от посторонних взглядов.

Единственным утешением для женщин была возможность пользоваться уборной, которую сооружали специально для них. Их мужья, которые в своё время отслужили под сенью имперского орла, как и любые солдаты, без всякого стеснения спешили облегчиться во время первого же привала. Увы, природная стыдливость не позволяла женщинам последовать их примеру. Неудивительно, что к вечеру они превращались в злобных гарпий — мало того, что они весь день были вынуждены трястись в повозке, но и были лишены возможности справить нужду.

Веспасиан и его спутники старались привлекать к себе как можно меньше внимания и по возможности избегали участия в «развлечениях» Калигулы. Те сенаторы, кому вечером «повезло» получить приглашение в огромный императорский шатёр, возвращались бледные, с рассказами о насилии, содомии, издевательствах и прочих вещах, для которых у них, и в особенности у их напуганных жён, даже не находилось названия.

Увы, вскоре тот факт, что они столь успешно не попадались на глаза Калигуле и избегали его «приглашений», заставил братьев задуматься. Странно, почему вдруг император обходит их вниманием? Ведь обычно он причислял их к своим самым близким друзьям. До конца их путешествия оставался всего один день, а они ни разу так и не получили приглашения ни на одно из его пышных пиршеств, какими бы омерзительными увеселениями те ни сопровождались бы. Вскоре этот вопрос уже не давал Сабину покоя.

— На твоём месте я бы не переживал по этому поводу, мой дорогой мальчик, — прогудел Гай, путешествуя в относительном комфорте на мягких подушках. — Мне показалось, он был рад тебя видеть, когда мы только выехали из Рима.

— Вот именно, дядя, — ответил Сабин, гарцуя рядом с его повозкой. — Он знает, что мы здесь. Он вбил себе в голову, что мы его друзья, и неустанно это повторял. И тем не менее он забывает о нас пятнадцатый день подряд. Интересно, чем мы его оскорбили?

— Он, как и обещал, позовёт тебя к себе сегодня, ближе к вечеру, чтобы отпраздновать последний день путешествия.

— Но зачем ему было ждать так долго?

— Наверно, не хотел раньше времени раскрывать сюрприз, который он приготовил для тебя, — предположил Веспасиан, подставляя лицо порыву прохладного ветра, что дул с Тирренского моря, до которого было не более сотни шагов.

— Не смешно, паршивец ты этакий.

— Вот и я тоже так подумал, — поддакнул Магн.

Сабин одарил его колючим взглядом и снова повернулся к брату.

— Пойми меня правильно. Мне было бы куда приятнее знать, что я в фаворе у Калигулы, нежели ежеминутно мучиться вопросом, чем я ему не угодил, и жить в постоянном страхе, что он в любой момент может меня казнить.

— Тогда я точно получу приглашение на его пир, — пошутил Веспасиан.

— Ты на что намекаешь?

— По словам Клемента, пару месяцев назад Калигула приказал отцу присутствовать при казни сына. Естественно, отец пытался уклониться, сославшись на какую-то хворь, и тогда Калигула прислал за ним носилки. После казни он пригласил несчастного отца на пир и весь вечер развлекал его шутками. Не удивлюсь, если той же чести он удостоит и чьего-нибудь брата.

— Если это произойдёт, не удивлюсь, если ты станешь смеяться его шуткам, глядя, как льётся моя кровь.

Низкий звук трубы возвестил об окончании дневного марша. Колонна остановилась; преторианцы взялись разбивать лагерь. Пока Веспасиан с братом и дядей ждали в тени повозки, они заметили, что в их сторону по запруженной дороге спешит всадник. В простой тунике и широкополой шляпе, закрывающей от солнца лицо, — такие ещё любили носить всадники в Киренаике, — он явно был не из числа преторианцев. Проезжая мимо, он посмотрел в сторону братьев и тотчас развернул коня.

— Сабин, император велел мне найти тебя и передать, — объявил всадник, снимая шляпу, — что завтра утром ты и твои спутники должны предстать перед ним.

Веспасиан изумлённо посмотрел на всадника. Перед ним был Корвин.

— Спасибо, Корвин, — ответил Сабин, делая шаг вперёд, чтобы пожать протянутую руку. — Мы все будем у него с зарей. Но почему я не видел тебя, пока мы были в пути? Где ты прятался?

— Я только сегодня догнал вас. До этого у меня были другие дела.

Сабин повернулся и указал на Веспасиана.

— Ты знаком с моим братом? Его имя Тит Флавий Веспасиан.

Корвин посмотрел на него с лёгким прищуром.

— О да, мы встречались. Тогда до завтра! — он развернул коня и ускакал.

Веспасиан с тревогой посмотрел на брата.

— Откуда ты его знаешь?

— Корвина? Мы с ним живём на одной улице на Авентине и часто возвращаемся домой вместе с заседаний Сената. Когда я вернулся в Рим, мы с ним быстро подружились. Странно, что он ни разу не сказал мне о том, что знает тебя. А ведь он расспрашивал про нашу семью, и я не раз упоминал твоё имя.

— Что ещё ты ему сказал?

— Ничего из того, что я не сказал бы любому сенатору, который вежливо интересуется тем, кто мы, откуда, кто наши родители и родители моей жены. Не более того.

— Ты рассказал ему про Ценис?

— Вроде бы нет. Но почему ты спрашиваешь?

— Потому, что ему нет причин меня любить. Более того, он угрожал мне.

— Это с какой стати, мой дорогой мальчик? — спросил Гай, с тревогой глядя вслед Корвину.

— Когда я служил в Киренаике, он был префектом кавалерии. Обстоятельства вынудили меня принять пару решений, которые ему не понравились, хотя, возможно, он был по-своему прав. Ты его знаешь?

— Марка Валерия Мессалу Корвина? Конечно знаю. Похоже, ты нажил себе врага, который умеет быть влиятельной фигурой. Если только его будущий шурин останется жив, его сестра в один прекрасный день станет императрицей.

— Это как?.. — Веспасиан не договорил и шумно втянул в себя воздух, вспомнив пару тёмных глаз, с ненавистью посмотревших на него, когда он смеялся какой-то шутке Калигулы.

Гай хмуро кивнул.

— Да, мой дорогой мальчик. Его сестра — будущая жена Клавдия, Валерия Мессалина.

* * *

На следующее утро, едва рассвело, братья с замиранием сердца ехали к шатру Калигулы. Вокруг уже кипела работа. Преторианцы разбирали лагерь. Свежий морской ветер разносил дым и пар только что потушенных костров. Сбившись в небольшие кучки перед входом в императорский шатёр, свита Калигулы приготовилась приветствовать божественного цезаря.

Подъехав к шатру, братья спешились и отдали коней рабам. Внезапно от одной такой кучки у входа в шатёр, состоявшей из Клавдия, Азиатика, Палла и — к досаде Веспасиана — Нарцисса, отделилось знакомое лицо.

— Я всю дорогу гадал, увижу вас или нет, — произнёс Корбулон, подходя к братьям.

— А ты, Корбулон, я смотрю, жив и здоров, — ответил Веспасиан, пожимая ему руку.

— Да, в той мере, в какой может быть жив и здоров тот, кто менее, чем за два месяца, при помощи двух тысяч судов удлинил Аппиеву дорогу на три с половиной мили, — с этими словами Корбулон пожал руку Сабину. — Отныне я никогда не стану жаловаться в Сенате на состояние дорог.

— Так вот почему он взвалил на тебя эту работу! — Веспасиан с трудом сдержал улыбку.

Аристократическое лицо Корбулона приняло несчастное выражение.

— Да, он сказал, что коль мне не нравятся дороги, он даёт мне возможность построить для него хорошую новую. Теперь имя моей семьи навсегда связано с его самым расточительным капризом. Как будто мало того, что моя сводная шлюха-сестра опозорила нас тем, что при первой же возможности прилюдно служила ему подстилкой и даже исхитрилась от него забеременеть. По крайней мере, так она утверждает.

— Нет, мы ничего об этом не слышали, — сочувственно произнёс Сабин. — Какой позор! Мне искренне тебя жаль.

— Вас обоих здесь не было. Будет лучше, если вы узнаете об этом от меня. Как бы там ни было, она здесь вот уже несколько дней. Калигула отправил её ко мне, чтобы во время беременности она не слишком утруждала себя. Если она выносит ребёнка, он обещал на ней жениться. Впрочем, судя по измученному виду преторианских всадников, сопровождавших её сюда, ей явно было не до отдыха.

— Значит, дорога готова? — спросил Веспасиан, меняя тему разговора, чтобы не рассмеяться.

— Разумеется, готова, — огрызнулся Корбулон. — Ведь я из Домициев, а мы, как известно, привыкли доводить до конца даже самые дурацкие дела.

— Разумеется. Иначе почему император выбрал тебя?

— Правда, я бы не сказал, что необходимость работать в паре с этим выскочкой Нарциссом облегчила мне задачу. Этот человек просто помешан на власти. Он даже как-то раз пытался указывать мне. Как вы это себе представляете?

— Уверен, Калигула щедро вознаградит тебя за твои труды.

Корбулон гордо надул щёки.

— На следующий год он обещал сделать меня вторым консулом. Это хотя бы частично смоет позор с нашей семьи.

Веспасиан предпочёл не говорить Корбулону, что Калигула уже решил сделать вторым консулом своего коня.

— Меня он назначил претором.

Корбулон свысока посмотрел на Веспасиана.

— Довольно необычно, чтобы преторства удостаивался новичок, причём уже в самый первый год. Чем же ты заслужил такую честь?

— Беспрекословно выполнив не менее дурацкое задание, что и ты.

Внезапно толпа рядом с ними стихла. Из шатра показался Клемент.

— Сенаторы и народ римский! — объявил он. — Я вручаю вам вашего императора, Божественного Гая, владыку суши и морей.

— Да здравствует Божественный Гай, владыка суши и морей! — разразились восклицаниями присутствующие.

Спустя пару мгновений полы шатра распахнулись, и навстречу сенаторам вышел Калигула — в кирасе великого Александра, поверх которой, трепеща на ветру, была наброшена пурпурная шёлковая хламида, заколотая на правом плече фибулой. Голову венчал венок из дубовых листьев. В руках Калигула держал меч и серебристый щит аргираспида, украшенный инкрустацией в виде шестнадцатиконечной македонской звезды. При виде Калигулы хор голосов сделался громче: император действительно был похож на юного бога.

Воздев меч и щит к небесам, Калигула откинул голову назад, упиваясь всеобщим преклонением.

— Сегодня, — произнёс он в конце концов, — я завершу своё самое великое дело. Вместе с моим братом Нептуном я проеду в колеснице через залив. Наша вражда окончена!

Присутствующие хотя и терялись в догадках относительно природы этой вражды, разразились криками ликования.

— Как только этот день завершится, я вернусь в Рим и посвящу целый год подготовке к завоевательному походу, который состоится следующей весной. Дабы показать всему миру, что я — истинный владыка суши и морей, я поведу наши армии в Германию и искуплю позор, которым до сих пор запятнана честь Рима. Я верну последнего орла, утраченного в Тевтобургском лесу после поражения Семнадцатого легиона. Как только орёл будет найден, мы двинемся дальше, к краю известного мира, откуда, в согласии с моим братом Нептуном, я поведу мои армии через море и покорю для себя и для Рима Британию.

Даже Веспасиан поймал себя на том, что его, как и всех остальных, увлёк этот грандиозный замысел. Наконец, вместо пустого, бессмысленного мотовства свершится нечто такое, что, наоборот, принесёт Риму ещё большую славу и большую выгоду. Ему очень хотелось надеяться, что юный император наконец нашёл способ одновременно утолить и свою жажду увековечить собственное имя — скольких денег и человеческих жизней это бы ни стоило, — и жажду новых побед и новых открытий от своих подданных.

— За мной, друзья мои! — выкрикнул Калигула. — Следуйте за мной к мосту. Мы пройдём по нему к победе и славе, которые ждут нас на другом берегу.

В кои веки Веспасиан добровольно и с воодушевлением последовал за Калигулой.

 

ГЛАВА 24

еспасиан невольно ахнул, когда голова их колонны, которую вёл за собой Калигула, перевалила на западный склон горы Нуова в самой северной точке Неаполитанского залива.

Стоя в своей колеснице, Калигула обернулся и, увидев перед собой море изумлённых лиц, торжествующе крикнул:

— Что я вам говорил? Разве это не чудо, сотворённое богом?

Это действительно было чудо. Внизу под ними, переброшенный через лазурные воды залива от Байи, чуть севернее горбатого мыса Мизенум и до Путеол, в трёх с половиной милях на другом берегу, протянулся мост, составленный из двойного ряда кораблей. Скреплённые цепями, они лениво покачивались на волнах.

По ним была проложена дорога, такая же прямая, как и Аппиева, только шире, гораздо шире. При этом мост не был прямой линией. То там, то здесь от него, извиваясь, подобно щупальцам, отходили «отростки», которые заканчивались округлыми полуостровами, также составленными из судов. Суда эти были полностью закрыты настилом, на котором — в это верилось с трудом! — стояли здания. По ту сторону удивительного моста виделся порт Юлий, совершенно пустой, а ведь ещё недавно здесь стоял весь западный флот.

Щёлкнув кнутом и выкрикнув молитву собственному гению, Калигула устремил квадригу вниз, выбивая железными ободами колёс из каменистого склона искры. Воодушевлённые видом столь дивного творения, Веспасиан и другие молодые сенаторы с гиканьем, словно подростки, понеслись на своих скакунах вслед за ним. Каждый мечтал в душе оказаться на мосту первым, сразу за императором. Преторианская кавалерия скакала за ними следом, оставив пехотинцев и повозки далеко позади. Предполагалось, что те проделают остаток пути длиной в полмили со свойственной им скоростью.

Конь Веспасиана цокал копытами по главной улице небольшого рыбацкого городка Байи. Что касается всадника, то на его лице играла довольная улыбка. Стоило ему вслед за императором выехать к пристани, как перед ним, теряясь вдали, вырос мост. Его истинные размеры стали понятны лишь вблизи. Построенная Корбулоном дорога была более тридцати шагов в ширину и являла собой не просто дощатый настил, прибитый гвоздями к палубам судов. Она была проложена так, будто проходила по земле. Собственно, так оно и было. Палубы судов, от мачты и до кормы, были по самые перила засыпаны землёй. Чтобы их уравновесить, на нос каждого судна положили огромные валуны, а сами корабли, корпус к корпусу, в два ряда скрепили цепями, после чего, сняв с них рулевые вёсла, скрепили корму с кормой. Небольшие промежутки между судами прикрыли настилами из толстых досок, прибив их к палубам гвоздями длиной в целый фут. Землю утрамбовали, получив таким образом непрерывную ровную поверхность, протянувшуюся на три с половиной мили.

Как будто этого было недостаточно, землю замостили, положив на неё плоские квадратные камни шириной в один фут. Между камнями оставили промежутки толщиной в большой палец, чтобы они не наезжали друг на друга при покачивании моста.

Калигула повёл квадригу прямиком на своё творение и вскоре остановил её рядом с тремя десятками странного вида колесниц, в которые парами были впряжены низкорослые, лохматые лошадки.

Здесь он обернулся и обратился к тем, кто скакал следом.

— Это копии колесниц британских племён, а эти лошадки привезены из Британии и специально выдрессированы, чтобы возить их за собой. Вперёд, друзья мои, разбирайте колесницы, и мы вместе поскачем через залив! Как только британских дикарей достигнет слух о том, что мы не только умеем управлять их колесницами, но и ездим в них по воде, они падут ниц передо мной, вашим богом, и станут молить меня пощадить их! Вперёд, друзья мои, вперёд!

Соскочив с коня, Веспасиан наперегонки со всеми устремился вперёд, чтобы занять колесницу: желающих стать возницей оказалось гораздо больше, чем самих колёсных средств.

Выхватив у одного из рабов-кельтов поводья, он взобрался на ближайшую к нему колесницу. Та была проста, если не сказать, примитивна: деревянная платформа, поставленная на два обутых в железо колеса, каждое в два фута диаметром. По бокам — полукруглые плетёные перила, с просветом спереди и сзади. Хомуты лошадок пристёгнуты к гнутому шесту. Во рту у них были удила, от которых к вознице тянутся поводья.

— Ты умеешь управлять такими повозками? — крикнул Сабин, с довольной улыбкой запрыгивая на соседнюю колесницу.

— Есть только один способ это проверить! — крикнул в ответ Веспасиан и, как только раб вскочил на платформу и встал позади него, дёрнул поводья.

— Опустись на колено, господин, — сказал раб, как только колесница устремилась вперёд. — Как я. Тогда поводья не будут слишком высоко.

Веспасиан оглянулся: его спутник действительно опустился на одно колено. Стоило ему скопировать его позу, как поводья пролегли вдоль спин низкорослых лошадок. Веспасиан слегка натянул их вправо. Лошадки тотчас откликнулись на его требование и взяли ближе к середине дороги. Вокруг него другие возницы — правда, с разным успехом — получали точно такой же урок от своих наставников.

Как только колесницы были разобраны и выстроились за ним следом, Калигула решил, что ему хватит ждать. Воздев в воздух позолоченный меч, он неспешной поступью зашагал в сторону мерцавших в утреннем мареве Путеол, окружённых жёлто-коричневыми холмами.

Те из сенаторов, кто или не успели, или не захотели обзавестись колесницей, следовали верхом, вместе с турмой преторианской кавалерии. В полумиле позади них с холма спускалась тёмная масса преторианской пехоты. Замыкали процессию несколько сот повозок, только-только приближавшихся к Байи.

Веспасиан подъехал ближе к Корбулону.

— Как только тебе это удалось? — спросил он. — Мост почти не качается.

Корбулон едва ли не с детской радостью посмотрел на него, что случалось крайне редко. Обычно лицо его сохраняло каменное выражение.

— Всё дело в рабах, вернее, в их количестве. Я конфисковал всех рабов мужского пола в радиусе пятидесяти миль. Боюсь, последние пару месяцев кое-кому из богатых купцов пришлось обходиться без ежедневного массажа или приличного рыбного рагу.

Сказав это, Корбулон несколько раз фыркнул, что, по всей видимости, обозначало смех.

Преодолев треть пути, они миновали первый полуостров. Калигула между тем перешёл с шага на рысь. Для Веспасиана это лёгкое увеличение скорости имело своим последствием то, что он начал обращать внимание на покачивание моста. Теперь он переходил с корабля на корабль быстрее, так что любая, даже самая малая разница в уровне ощущалась сильней. Справа от него изгиб уходившего к полуострову ответвления огораживал гавань, в которой покачивались прогулочные лодки, чересчур крошечные и потому не пригодные для моста. Впрочем, потом здесь наверняка можно будет неплохо позабавиться на воде, подумал Веспасиан.

Тем временем за их спинами на мост въехали повозки. Замыкала процессию пехота. Примерно на середине моста, там, где от него в обе стороны к полуостровам тянулись ответвления, Калигула, щёлкнув кнутом, перешёл в карьер. Между тем любопытство среди возниц нарастало. Они во все стороны вертели головами. Увы, из-за плетёных стенок им была видна только вода и мелькание мачт; самих кораблей, составлявших мост, они не видели. Неудивительно, что им казалось, будто они несутся но бескрайней водной глади.

Когда до конца моста оставалась лишь четверть мили, Калигула пустил лошадей в галоп. Приземистые британские пони последовали их примеру, а вслед за ними и тысячная кавалерия.

Топот нескольких тысяч копыт гулким эхом отдавался в пустых корабельных трюмах. В этом оглушительном грохоте тонули выкрики возничих и всадников. Не замечая вкруг себя ничего, кроме этой бешеной скорости, барабанного стука копыт и порывов солёного ветра в лицо, разогнавшего все его мысли, Веспасиан вслепую летел за Калигулой, и из его горла рвался пронзительный крик.

Вскоре мост закончился, но Калигула не остановился, а понёсся дальше, на жителей Путеол, которые высыпали поглазеть на столь диковинное зрелище. Размахивая позолоченным мечом, он направил свою потешную армию прямо в гущу людей, сбивая с ног, давя копытами и колёсами тех, кому не хватило проворства отскочить в сторону.

В следующий миг, не имея возможности остановиться, так как сзади на них напирала кавалерия, колесницы, круша и давя, налетели на стену человеческих тел. Утренний воздух пронзили истошные крики и плач, заглушив даже дробь лошадиных копыт по мосту. Влекомые выносливыми лошадками, британские колесницы на полном скаку проложили кровавый след сквозь толпу, которая ещё несколько мгновений назад приветственно махала им руками.

Веспасиан с ужасом осознал, что его колесница врезалась в целую семью. В воздух с плачем взлетел младенец, а его родители и старшие братья и сёстры с душераздирающим криком исчезли под копытами. Увы, перед ним тотчас выросли новые лица. Окаменев от ужаса, они едва успели бросить прощальный взгляд на обезумевший мир.

По обеим сторонам от него Сабин и Корбулон, как и он, давили колёсами несчастных людей. Позади них, не имея возможности остановиться из-за напиравших сзади рядов, кавалерия расползлась влево и вправо. Теперь всадники летели на тех, кто пока ещё не пострадал, однако всеми силами пытался спастись.

В этом хаосе переломанных конечностей и проломленных черепов Веспасиану наконец удалось остановить свою колесницу. Сопровождавший его раб выбежал вперёд и, запрыгнув между вздыбленными лошадками, схватил удила и потянул лошадиные головы вниз. Пони замерли на месте. Постепенно вся их безумная колонна сбавила скорость. Остановились сначала всадники на мосту, а потом и колесницы.

Поскольку на людей перестали напирать, они обратились в бегство. Толкаясь и давя под собой слабых, — с тем же остервенением, как и те, что только что едва не отняли жизнь у них самих, — они устремились в узкие улочки, что вели прочь от гавани.

Внезапно среди кровавого месива раздавленных и изуродованных тел возник пеший Калигула, с истерическим хохотом ведущий за собой свою квадригу. Её колёса катились по мёртвым и раненым, но он, казалось, этого не замечал.

— Назад на мост, друзья мои! Сейчас мы совершим жертвоприношение моему брату Нептуну в благодарность за спокойное море, без чего эта блестящая победа была бы невозможна.

Веспасиан и Сабин переглянулись. Сердца обоих переполнял стыд и ужас. Внезапно братья прозрели. К обоим пришло осознание последствий того, в чём они только что с таким рвением приняли участие. Осознание собственной наивности, заставившей их поверить, будто они причастны к чему-то великому и волнующему, а сама эта безумная гонка — прелюдия к чему-то ещё более грандиозному.

Отказываясь верить собственным глазам и лишь молча качая головами, рабы развернули упряжки. Животные тоже были напуганы и шарахались от груд изуродованных тел. Не проронив ни слова, рабы взобрались на колесницы и повели их прочь. Вокруг них, среди царившего на пристани и на мосту хаоса, преторианцы пытались восстановить стройность своих рядов, правда, без особого успеха.

В отличие от них, Калигулу военный порядок не интересовал. Как только британские колесницы развернулись, он запрыгнул на свою квадригу и, щёлкнув кнутом, направил лошадей прямо на преторианцев. Тем ничего не оставалось, как разомкнуть нестройные ряды, уступая дорогу императору. Тем, кто всё ещё был на пристани, делать это было довольно легко. Но как только Калигула, подгоняя лошадей, въехал на мост, всадникам оказалось намного сложнее уступить ему дорогу. Не желая попасть под копыта императорской квадриги, они резко развернули коней в сторону, толкая тех, кто стоял рядом. Те, в свою очередь, толкнули следующих. В результате те, кто был ближе к краю дороги, под испуганное конское ржание упали или были вынуждены спрыгнуть на палубы кораблей, до которых, на их счастье, было не более четырёх футов. Веспасиан и другие возничие последовали за Калигулой через этот хаос. Наконец, император прорвался сквозь задние ряды. Дорога впереди была свободна. Щёлкнув кнутом, он снова пустил лошадей карьером, прямиком на сенаторские повозки и пехоту.

Когда колесница Веспасиана достигла середины моста, его лошадки уже были на последнем издыхании. Отсюда к самому крупному полуострову, выгнувшись дугой, пролегла ещё одна дорога. Калигула прибыл к этому месту первым, оставив других далеко позади, однако, судя по перевёрнутым повозкам, в которые всё ещё были впряжены перепуганные лошади, — как на самой дороге, так и на палубах кораблей с обеих её сторон — одновременно с сенаторами, ехавшими ему навстречу. Здесь Калигула сошёл со своей квадриги и, отвязав Инцитата, вместе со своим любимцем пешком повёл за собой сенаторов и их жён по изогнутому, опирающемуся всего на один ряд кораблей мосту туда, где высилось нечто вроде храма, со всех сторон окружённого колоннадой и ступенями.

В гавани, которую образовала изогнутая дорога, и вокруг платформы, на которой высился храм, на приколе стояли десятки небольших лодок. Правда, в отличие от лодок в первой гавани, эти имели экипаж. Их свёрнутые паруса были подняты, а вёсла вставлены в уключины.

Веспасиан, Сабин и другие возничие соскочили со своих колесниц и бегом бросились вдогонку за Калигулой.

— А, мои дорогие мальчики, я уже заждался вас! — крикнул им Гай из-под зонтика, который держал Энор. Второй раб усердно работал веером, стараясь создать посреди палящего зноя некое подобие ветерка. — И как вам? С той стороны это было потрясающее зрелище!

— Это было убийство! Самое настоящее убийство! — Веспасиан сплюнул и с благодарностью принял у Магна мех с водой. Сделав жадный глоток, он передал мех Сабину, а сам тыльной стороной ладони вытер рот. — Теперь мы должны отблагодарить Нептуна за то, что тот позволил Калигуле раздавить колёсами и копытами половину населения Путеол!

— Лишь половину? — ехидно уточнил Магн. — Да, похоже, он понемногу сдаёт!

Одарив друга колючим взглядом, Веспасиан зашагал по дороге к храму Нептуна.

Окружённый восемью телохранителями-германцами, Калигула, вместе с Инцитатом, стоял перед храмом. Руки его были в крови молодого бычка.

— Страшась моего могущества и не желая оскорблять меня, мой брат Нептун с благодарностью принял мою жертву, — объявил он сенаторам и их жёнам, до отказа набившимся на платформу перед храмам.

Сам храм, как успел заметить Веспасиан, зданием назвать было нельзя. Скорее, это была деревянная конструкция, обтянутая раскрашенным под мрамор холстом. Стволы деревьев были раскрашены, как колонны.

— Поскольку он, как это очевидно, испугался меня, его можно будет не опасаться, когда мы, перед пиршеством в честь нашей победы, выйдем в море. В лодки, друзья мои, в лодки!

Сопровождаемый телохранителями, он шагнул к краю платформы и спрыгнул в изящную восьмивесельную плоскодонную лодку. Германцы спрыгнули вслед за ним и сели на вёсла.

— Думаю, небольшая морская прогулка перед обедом не повредит, — заметил Гай, когда Веспасиан, Сабин и Магн помогли ему занять место в крошечной лодчонке, на вёслах которой сидели провонявшие рыбой и потом старик-рыбак и его внук.

Гай, Энор с зонтиком и второй раб с веером расположились на носу. Братья и Магн сели в середину лодки. Внук рыбака оттолкнул её от причала, старик развернул треугольный кожаный парус, и лодка, влекомая лёгким бризом, медленно вышла в воды залива.

Как только они начали рассаживаться по лодкам, настроение сенаторов и их жён, не видевших кровавой давки в Путеолах, тотчас улучшилось. Как и Гай, они решили, что морская прогулка перед обедом пойдёт на пользу их аппетиту. Вскоре на лазурной глади залива между храмом и мостом, на котором тёмными рядами выстроились преторианцы, покачивались более сотни лодок — часть под парусом, часть на вёслах.

Те, кому не хватило места, а также те, кто считал, что стихия морского бога несовместима с их телосложением, прогуливались по настилу, любуясь видом и махая руками тем, кто оказался удачливее или смелее их самих.

Лодка Калигулы сновала туда-сюда, поворачивая то влево, то вправо. Сам он стоял на корме, держа в руках рулевое весло, и время от времени издавал ликующий крик. Когда императорская лодка проплывала мимо лодки Флавиев, Веспасиан заметил, что Калигула растерянно повертел головой, как будто не понимал, где он, после чего сел и посмотрел на своих мускулистых германцев.

— Идём на таран! — пронзительно крикнул он.

Главный гребец послушно налёг на вёсла. Его примеру последовали остальные. Императорская лодка устремилась вперёд, к группе медлительных прогулочных лодок.

Не догадываясь, какая судьба их ждёт, судёнышки не изменили курса. В считанные мгновения лодка Калигулы налетела на них. Крепкий деревянный нос врезался в корпус ближайшей плоскодонной лодки и с лёгкостью её перевернул. Сидевшие в ней с визгом полетели в воду.

Не снижая скорости, лодка Калигулы понеслась дальше. Двумя руками управляя рулевым веслом, он направил её на следующую лодку. Результат был тот же самый. Он успешно протаранил ещё две, когда вокруг него началась паника. Впрочем, внезапно он развернул свою лодку и направился назад.

Проплывая мимо барахтающихся в воде людей, он вынул из уключины рулевое весло и, безумно хохоча, принялся бить им по головам несчастных мужчин и женщин. Те, потеряв сознание, шли на дно.

— Моему брату Нептуну на пиру нужны гости. Передайте ему от меня привет! — кричал он, пока его лодка, не снижая скорости, прокладывала себе путь среди барахтающихся в воде тел, идя прямиком на утлое судёнышко Флавиев.

Несколько мгновений те с ужасом следили за её приближением, затем повернулись к старику. Судя по ужасу в его глазах, он тоже её заметил. Из-за лёгкого ветра времени для манёвра у него не было. Старик сидел, окаменев от ужаса глядя на летящую на них императорскую лодку. Докричаться до него было невозможно. В любом случае, что он мог сделать? Его пассажирам ничего не оставалось, как схватиться за борт лодки и ждать удара.

Тот не заставил себя ждать. Лодка перевернулась, и Веспасиан полетел в воду. Правда, ему хватило присутствия духа нырнуть как можно глубже, чтобы избежать удара веслом по голове. Досчитав до тридцати, он решил, что можно выныривать обратно. Их с Сабином головы показались над водой почти одновременно. Братья быстро осмотрелись по сторонам. В следующий миг рядом с ними вынырнул Магн.

— Где дядя Гай? — крикнул Веспасиан.

Все трое в панике принялись вертеть головами. Из-за перевёрнутой лодки выплыли старик и его внук. Увы, дяди Гая нигде не было видно. Что делать? Веспасиан нырнул.

Пловцом он был посредственным, однако отчаяние придало ему сил и сделало правильными его движения. Он быстро спустился ниже, миновав тело Энора. Из пробитого черепа раба сочилась кровь. На его счастье, вода была прозрачной, и вскоре он разглядел пухлую фигуру дяди. Выпучив от напряжения глаза, тот слабо трепыхался, пытаясь всплыть на поверхность, но набрякшая водой тога не давала ему это сделать. Веспасиан устремился к нему на помощь, следом за ним — Сабин и Магн. Схватив Гая за руку, он потянул его наверх. Магн и Сабин тем временем попытались стащить с него тогу. Наконец им это удалось. Веспасиан уже собрался было всплывать, как в следующий миг дядя Гай страдальчески посмотрел на него и разжал губы. Изо рта и носа вверх тотчас устремились пузырьки воздуха, а в лёгкие хлынула морская вода.

Втроём они кое-как сумели вытолкать несчастного Гая на поверхность и сами попытались отдышаться. Увы, дядюшка не двигался. Губы его были бледными, глаза закрыты.

— Его срочно нужно доставить на берег! — крикнул Веспасиан своим спутникам.

Старик с внуком, оба хорошие пловцы, пришли им на помощь. Впятером они как можно скорее подтянули Гая к настилу. Здесь им навстречу, желая помочь, протянулись новые руки. Совместными усилиями тяжёлое тело удалось вытащить из воды. Тем временем за их спинами Калигула продолжал морское побоище.

Как только Гай оказался на суше, Веспасиан перевернул его на живот. Голове он позволил свеситься с настила, чтобы изо рта вытекала вода:

— Магн, помнишь, что ты сказал, когда мы занимались Поппеем? Что якобы надо немного подождать, прежде чем удалять из лёгких воду, потому что человек может прийти в себя.

Лицо Магна прояснилось.

— Ты прав, господин, — скал он, усаживаясь верхом Гаю на спину и кладя руки ему на рёбра. Веспасиан и Сабин опустились на колени по обе стороны от Гая.

— Готовы? — спросил Магн. — Начали. — Шесть рук одновременно надавили на грудную клетку. — Раз-два! — И снова. — Раз-два!

И так ещё несколько раз.

После полдесятка нажатий изо рта Гая вырвался фонтан воды; после ещё пары — второй, ещё более мощный, а вслед за ним — вздох. Ещё одно нажатие — и лёгкие освободились от остатка воды. Гай судорожно вдохнул и открыл глаза. Его тотчас вырвало морской водой. Очистив желудок, он сделал ещё несколько судорожных вдохов. Магн на всякий случай ещё пару раз нажал ему на грудную клетку, чтобы освободить лёгкие от последних капель, какие могли ещё там оставаться, после чего слез с него.

Вскоре Гай уже мог дышать — быстро, поверхностно, но всё же дышать. Он растерянно посмотрел на Веспасиана.

— Я помню, что упал в воду и начал тонуть.

— Зато теперь ты снова жив, дядя. Подозреваю, Нептун испугался, что ему придётся отдать тебе большую часть своего обеда, — пошутил Веспасиан.

Увы, лицо дяди мгновенно омрачилось.

— А где мои мальчики?

Веспасиан покачал головой и посмотрел в сторону гавани. Рядом с их перевёрнутой лодкой лицом вниз плавали два тела.

Устал ли Калигула отправлять гостей на пир к своему морскому брату или же озаботился тем, что если отправит их туда слишком много, то некому будет присутствовать на его собственном победном пиршестве, неизвестно. Однако вскоре после того как Гай пришёл в себя, император сошёл на берег и приказал всем отправиться в огромный триклиний, устроенный на полуострове к северу от моста.

Калигула явно пребывал в приподнятом настроении. Шагая вместе с Инцитатом по узкому мосту, он время от времени игриво сбрасывал в воду какого-нибудь сенатора, который с трудом пытался выбраться из лодки на берег. Впрочем, императора самого окружали верные германцы, так что никто не осмелился тронуть его даже пальцем. Присутствие на мосту преторианцев также служило ему надёжной защитой. Император был единственной причиной их собственного существования. Ради него они были готовы в любую минуту пожертвовать собой. Любая попытка покуситься на его жизнь закончилась бы быстрым и кровавым возмездием. От Сената просто ничего не осталось бы. И сенаторы знали это не хуже, чем сам Калигула.

В знак признания этого факта Калигула произнёс длинную речь в адрес своих верных гвардейцев, воздав им хвалу за их сокрушительную победу над городом Путеолы, и пообещал по возвращении в Рим выплатить каждому награду в размере годичного жалованья. И как после этого не постоять горой за императора?

Во второй половине дня Калигула по перешейку повёл Сенат на победный пир. Веспасиан и Сабин шагали позади него рядом с Гаем. Тот был всё ещё слаб и еле держался на ногах, однако не осмелился остаться в повозке. Переживая по поводу гибели своих любимцев, он ковылял в общем строю, поддерживаемый Магном.

— А, Сабин! — крикнул Калигула и даже остановился, поджидая, когда Флавии догонят его. — Мне кажется, настало время для твоего сюрприза.

Лицо Сабина осталось непроницаемым.

— Для меня это великая честь, Божественный Гай.

— Знаю. Но мне нужны люди, которым я могу довериться в течение года моих побед. Ведь даже я не в состоянии сделать всё один.

— Я верю тебе, Божественный Гай.

— Так и есть. Для моего похода в Германию в следующем году мне потребуется Девятый Испанский легион. Я намерен избавиться от трусливого идиота, который им сейчас командует, и назначить легатом тебя. Если не ошибаюсь, ты уже отслужил в качестве трибуна.

На лице Сабина, когда он посмотрел на Калигулу, читались смешанные чувства — и удивление, и благодарность, и недоверие. Впрочем, объект этих чувств тотчас разразился холодным смехом.

— Что, не ожидал? Думал, тебя ждёт наказание, а не награда? Я так и знал, что увижу на твоём лице это выражение, после того как ты столько дней томился неизвестностью!

— Я никогда не сомневался в тебе, Божественный Гай. Чем мне отплатить тебе за столь высокую честь?

Калигула похлопал его по плечу, и они вместе шагнули к высоким деревянным дверям триклиния.

— Я не знал, до вчерашнего дня. Но теперь такой случай представится, причём гораздо скорее, чем ты думаешь.

Херея уже ждал императора, чтобы доложить ему, что всё готово, когда пара рабов распахнула перед ним массивные двери.

— Сегодня, Херея, паролем будет слово «Евнух», — сказал Калигула, отталкивая его в сторону.

Шагая внутрь, Веспасиан заметил в глазах трибуна знакомую ему ненависть. Впрочем, та моментально была забыта, стоило ему оглядеться по сторонам. Внезапно до него дошло, что хотя день выдался безумный и непредсказуемый, ибо до сего момента буквально всё зависело от очередного каприза Калигулы, заключительная часть была осуществлена с точностью до минуты.

Помещение, в которое он шагнул, поражало размерами и величием. Триклиний был сооружён тем же способом, что и храм: обтянутая холстом деревянная конструкция с раскрашенными под мрамор колоннами, которые поддерживали крышу. Внутри было просторно и дышалось легко. В дальнем конце зала виднелись ещё одни двери, которые вели в другие помещения. Перед ними, с усердием перебирая струны лир и трубя в духовые инструменты, расположились музыканты. На огромном пространстве мраморного пола, на равном расстоянии друг от друга были расставлены несколько десятков столов в окружении пиршественных лож. Впрочем, поражало другое: над столами в потолке были прорезаны небольшие квадратные отверстия, причём так, что только в это время дня лучи солнца падали на каждый стол, освещая только его и ничего более. Даже пиршественные ложа вокруг, и те оставались в тени.

— Великолепно! — воскликнул Калигула, обращаясь к Каллисту. Низко склонив в поклоне голову, тот застыл рядом с Нарциссом с внутренней стороны дверей. — Каллист, ты потрудился на славу! Пожалуй, я вознагражу твои старания свободой!

Каллист поднял голову. На его лице не было заметно даже намёка на радость по поводу обещанной свободы.

— Как тебе будет угодно, божественный хозяин.

— Всё, как я и хотел, — сказал Калигула и повернулся к Нарциссу. — Позаботься об удобстве почётных гостей. Остальные могут занимать места по своему усмотрению.

— Разумеется, Божественный Гай, — проворковал грек.

Калигула тем временем шагнул мимо него к группе женщин — одна из них была с ребёнком на руках. Стоя у почётного стола в дальнем конце зала, они ждали, чтобы поприветствовать его. Рядом с женщинами стояли Клемент, Клавдий и — как ни странно — Корвин.

Когда Веспасиан проходил мимо, Нарцисс поймал его за руку и шепнул ему на ухо:

— Поздравляю с приобретённым богатством. Я пока ничего не сказал императору. Думаю, мы с тобой сами уладим это дело, не так ли? — с этими словами он похлопал Веспасиана по плечу и отправился рассаживать сенаторов, что толпой входили в широкие двери.

— Чего хотел от тебя этот скользкий вольноотпущенник? — спросил Сабин, пока они вслед за Калигулой шагали через зал.

В отличие от младшего брата, он буквально лучился гордостью по поводу своего нового назначения.

— Ничего. Просто плохо замаскированная угроза испортить мне жизнь, когда у Калигулы закончатся деньги.

— Ещё один такой день, и я не удивлюсь, если это произойдёт совсем скоро, мой дорогой мальчик, — кисло заметил Гай.

Веспасиан посмотрел на золотые блюда с изысканными деликатесами, которые рабы начали расставлять на столах по мере того, как сенаторы и их жёны занимали свои места.

— Кто-то должен положить этому конец.

Гай тяжело опустился на ложе.

— Признаюсь честно, будь я чуть посильней, я бы сделал это сам.

— Не волнуйтесь, господин, — успокоил его Магн, — это скоро пройдёт, а чувство самосохранения снова возьмёт верх.

— Надеюсь, ты прав, Магн. Я слишком стар и грузен, чтобы ловко орудовать кинжалом цареубийцы.

— В отличие от Хереи, — заметил Веспасиан. — Ещё несколько оскорбительных фраз Калигулы в его адрес, и он созреет для этого. Вопрос в другом: чью сторону займёт Клемент? — он посмотрел на и без того бледное лицо преторианского префекта и был поражён его измученным выражением. В отличие от него стоявший рядом Корвин с улыбкой смотрел на шагавшего к ним Калигулу.

— Агриппина и Юлия Ливилла! — воскликнул Калигула, приветствуя сестёр, и поцеловал каждую в щёку. — Надеюсь, вы усвоили свои уроки?

Похоже, недавнее тесное общение с римской чернью не слишком отразилось на их состоянии.

— Да, дорогой брат, — ответила Агриппина.

Её сестра ограничилась кивком.

— Мы снова в твоём полном распоряжении.

— Прекрасно, моя дорогая, — произнёс Калигула, поглаживая рыжие волосы ребёнка у неё на руках. — Как поживает наш юный Луций Домиций?

— Он крепок и своенравен.

— Он и должен быть крепок, если вдруг я буду вынужден отправить тебя в изгнание на пустынный остров, где закончила свои дни наша мать, — с этими словами он нежно приподнял ей подбородок и поцеловал в губы. — Прошу тебя, не вынуждай меня это делать. — Не дожидаясь ответа, он повернулся к следующей женщине. — Мессалина, твой брат Корвин оказал мне великую услугу. В следующем месяце я буду рад принять тебя в мою семью, даже если ради этого тебе придётся выйти замуж за этого недоделка, — с этими словами он бросил взгляд в сторону Клавдия.

Тот склонил голову и что-то раболепно пробормотал.

Мессалина улыбнулась и посмотрела на Веспасиана. На мгновение их глаза встретились. Корвин же одарил его высокомерным взглядом. Что касается Клемента, было видно, что тот едва сдерживается. Тем временем гости постепенно занимали места за столами.

Калигула перешёл к четвёртой, последней женщине. Она была старше предыдущих трёх и далеко не красавица: такое же вытянутое лицо и длинный нос, как и у её сводного брата Корбулона.

— Цезония Милония, — произнёс Калигула, кладя руку ей на живот. — Как протекает твоя беременность?

— Я ношу под сердцем ребёнка бога, божественный Гай, и он чувствует себя прекрасно.

— Разумеется. Тем не менее я не стану тебе докучать и буду искать удовольствий в иных местах. А пока прошу всех к столу!

* * *

— Вы только посмотрите на них! — презрительно бросил Калигула, жуя лебяжью ногу, и помахал в сторону расположившихся за пиршественными столами сенаторов. Слова эти предназначались Веспасиану и Сабину, с которым он делил пиршественное ложе. — Они все ненавидят меня после всего, что я делал с ними в последние два года. И всё же любой готов пожертвовать всем на свете, лишь бы оказаться там, где сейчас находитесь вы — рядом со своим императором!

— Твоя благосклонность для нас — великая честь, — ответил Веспасиан, равнодушно глядя на стоящие перед ними яства.

— О да, и каждый из этих баранов готов плеваться желчью от того, что они её лишены. Но как бы я ни обращался с ними, эти лицемеры всё равно изображают пылкую любовь ко мне.

— Я бы не стал называть это лицемерием. У них нет ненависти к тебе.

Калигула с проницательной улыбкой посмотрел на Веспасиана.

— Не надо лгать мне, друг мой. Что, по-твоему, я делал с тех пор, как облачился в пурпур? Справедливо правил Римом?

Веспасиан пристально посмотрел ему в лицо. К его великому удивлению, взгляд Калигулы был абсолютно ясен и разумен.

— Ты совершил ряд великих дел, и в следующем году тебя ждут новые свершения, — осторожно произнёс он, стараясь не вспоминать кровавые события этого дня.

— Верно. Но самое моё великое свершение это то, что я поднёс зеркало к лицу Сената, чтобы они увидели в нём себя такими, какие они есть: подхалимы и льстецы, которые не могут жить иначе. В те годы, когда шли суды над предателями и изменниками, они только и делали, что оговаривали друг друга, рассчитывая заручиться благосклонностью Августа, Тиберия, Сеяна. Ибо знали: если удачно избавиться от политического противника, можно будет прибрать к рукам его деньги, пусть даже ценой утраты всякой чести и совести. Из-за них я потерял почти всех моих родных, и теперь честь требует от меня отомстить этим алчным ничтожествам.

Веспасиан и Сабин переглянулись. Откровенность Калигулы слегка напугала обоих, тем более что в словах его была немалая доля истины.

— То есть все унижения были отмщением? — уточнил Сабин.

Калигула холодно улыбнулся.

— Естественно. Видишь ли, Веспасиан, твой брат пока ещё не понял главного. Постарайся это сделать ты. Скажи честно, я безумен?

Ответ, словно кость, застрял у Веспасиана поперёк горла. Что ещё хуже, как ни отвечай, он в любом случае выдаст себя.

— Отвечай! Причём отвечай правдиво. Ты действительно считаешь меня безумцем?

— Да, Божественный Гай.

Калигула расхохотался. Правда, взгляд его при этом остался холоден.

— Отлично, мой друг. Ты первый, кто честно сказал мне правду, даже если она может стоить тебе жизни. Конечно же, ты думаешь, что я безумен. Наверно, так оно и есть. Или же у меня просто нет желания сдерживать свои порывы. Как бы там ни было, но каждой своей безумной выходкой я унижаю Сенат. Мне интересно взглянуть, как низко они станут прогибаться и при этом льстить мне в надежде удостоиться моей благосклонности. Когда я лежал больной, они каждый день приходили под мою дверь, вознося молитвы и совершая жертвоприношения богам ради моего скорейшего выздоровления. Хотя на самом деле каждый в душе мечтал поскорее увидеть меня мёртвым. И я решил, что заставлю их униженно ползать передо мной, заставлю их делать то, чего ещё не делал ни один римлянин: поклоняться живому богу. Ты посмотри на них: они это делают. Но ведь я никакой не бог, и они это прекрасно знают. Более того, они знают, что мне известно, что они это знают. И, несмотря на это, мы все продолжаем притворяться. Ведь даже ты в моём присутствии делаешь вид, будто перед тобой бог.

Веспасиан сглотнул комок.

— Да, Божественный Гай.

— Разумеется, ведь тебе дорога твоя жизнь. В моих руках неограниченная власть, какой нет больше ни у кого в целом мире. Но что такое власть, если ею не пользоваться? Люди боготворят тех, в чьих она руках, в расчёте на вознаграждение. Это так приятно и забавно! Помнишь того идиота, который предложил свою жизнь в обмен на мою? Он ожидал, что его раболепие будет вознаграждено, я же поймал его на слове. Зато я подарил миллион сестерциев лжецу, который клялся, будто видел, как дух Друзиллы поднимается к небесам, чтобы там общаться с богами. И вот теперь эти бараны пребывают в растерянности. Я всё толкаю и толкаю их, потому что могу это делать, и главное, получаю от этого удовольствие.

Веспасиан нахмурился.

— Однажды ты толкнёшь кого-то слишком сильно.

— Неужели? Вряд ли. Если кто-то действительно сумеет меня убить, что крайне трудно сделать, этот человек умрёт вместе со мной. Скажи, кто из присутствующих осмелится на это, зная, что лишится всей свой собственности и таким образом пустит семью по миру? Вы?

Веспасиан и Сабин промолчали.

Калигула усмехнулся и поднялся с ложа.

— Вот видите. Конечно же нет. Вы такие же, как и все остальные. И я сейчас вам это докажу.

С этими словами он подошёл к стоящему у дверей Корвину. Клемент стоял рядом; на нём не было лица.

— Корвин, могу я тебя просить...

— С удовольствием, Божественный Гай, — ответил Корвин и, открыв дверь, скрылся за ней.

Оттуда раздался крик, и Корвин показался снова, грубо ведя за руку обнажённую женщину.

— Клементина! — крикнул Сабин, вскакивая с ложа.

Веспасиан в последний миг удержал его, крепко схватив за плечи.

— Нет! — прошипел он. — Калигула прав. Ты умрёшь, а твоя собственность будет конфискована. Клементина и ваши дети станут нищими.

— Какая прелесть, не правда ли? — с нескрываемым злорадством произнёс Калигула. — Корвин сам вызвался привезти её оттуда, где ты её спрятал. Мне даже не пришлось его об этом просить. Согласись, Клемент, это весьма любезно с его стороны.

Клемент закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Его буквально трясло от ярости. Позади Клементины и Корвина музыканты продолжали извлекать из своих инструментов нежные, гармоничные звуки.

Веспасиан крепко держал Сабина. Брат рыдал и пытался вырваться. Калигула схватил Клементину за руку.

— Твой муж только что ломал голову над тем, как ему отблагодарить меня. Как же ему повезло, что способ нашёлся так быстро, — с этими словами он злобно посмотрел на обоих братьев. — Бараны?

Казалось, время замерло. Звуки сделались едва различимы. Веспасиан подавил в себе ужас. Сделав каменное лицо, он выдержал взгляд Калигулы. Внезапно он понял: тот ошибался. Его убьют, причём убьют уже скоро. Потому что иначе просто быть не может.

Вот только кто потом займёт его место?

Веспасиан повернулся и, стараясь не выдать отвращения, посмотрел на Клавдия, единственного прямого наследника династии Юлиев-Клавдиев. Ёрзая и пуская слюни, тот таращился на голую Клементину и одновременно машинально тискал грудь Мессалины. Он также заметил, как Мессалина и её брат Корвин сначала пристально посмотрели на Клемента, после чего обменялись многозначительными взглядами. И тогда он понял: Корвин устроил это нарочно. Он умыкнул Клементину, сестру префекта претория, и привёз её сюда, чтобы её обесчестил Калигула. Так как знал, что в конечном итоге Мессалина окажется в выигрыше, ибо выбор невелик и следующим императором станет её муж.

Веспасиан украдкой посмотрел на сестру Калигулы Агриппину. Та, держа в руках рыжеволосого младенца, с нескрываемым отвращением глядела на Мессалину. Кстати, младенец этот также был наследником, правда, слишком юным. Затем взгляд Веспасиана переместился на Цезонию Милонию. Несказанно гордая тем, что беременна семенем Калигулы, она свысока посматривала на других женщин. Впрочем, что-то подсказывало Веспасиану, что плод её чрева будет недолговечным и не переживёт своего отца. Так что следующий претендент на императорский пурпур всё же Клавдий. В этом не оставалось сомнений. Веспасиан снова посмотрел на убогого сына Антонии. Туника Клавдия вздыбилась бесстыдной эрекцией. И это самый достойный из потомков Цезаря? Доколе Рим будет терпеть этот позор?

Из оцепенения его вывела дрожащая нота флейты, а в следующий миг, словно наяву, в его ушах зазвучала пронзительная песня Феникса. Он снова скользнул взглядом по наследникам Цезаря. Ему невольно вспомнилось пророчество Тразилла, и он понял, с каким вопросом однажды вернётся в святилище Амона в Сиве. Впрочем, озарение это длилось считанные мгновения. Вскоре в сознание вновь ворвались звуки флейты, и он из мира мечтаний и грёз перенёсся назад, в жестокую, безумную реальность.

Клементина с мольбой в глазах посмотрела сначала на мужа, затем на брата. Увы, те были бессильны что-либо сделать, ибо её грубо тащил за собой тот, в чьих руках были жизнь и смерть любого из них.

Двери закрылись. Гробовое молчание прорезал крик Клементины. Клемент подошёл к братьям и шепнул на ухо Сабину:

— Не здесь и не сейчас, но там и тогда, где я скажу. Вместе.

Сабин едва заметно кивнул; по его лицу катились слёзы. Впервые в жизни Веспасиан испугался за брата: поруганная честь легко может заглушить в нём голос разума.

Впрочем, ему тотчас стало страшно и за самого себя. Ведь когда Сабин в следующий раз вернётся в Рим, его сердце будет гореть мщением, и тогда он, Веспасиан, будет поставлен перед нелёгким выбором: или презреть священные узы кровного родства, или же вместе с братом лишить жизни самого императора.