Веспасиан. Павший орел Рима

Фаббри Роберт

ЧАСТЬ 2

Германия, весна 41 года нашей эры

 

 

ГЛАВА 5

еперь мне понятно, почему наши родители решили поселиться здесь, — сказал Веспасиан, когда они с Сабином остановили своих лошадей, глядя на недавно построенную виллу на пологом склоне, что спускался к Муртенскому озеру. Это были земли, населённые племенем гельветов. — Похоже, дела отца идут неплохо, коль он может позволить себе такой дом.

— А ещё ему больше не нужно закупаться вином, — добавил Сабин.

Виллу окружали аккуратные ряды виноградников, которые затем тянулись выше в гору, радуя глаз чёткостью линий. Даже кучки рабов, трудившихся между ними, казалось, были расставлены на одинаковом расстоянии друг от друга. Упорядоченность поместья резко контрастировала с неровными очертаниями заснеженных вершин Альп вдали.

Яркое весеннее солнце не слишком согревало это высокогорное царство, откуда ещё не успела уйти зима. Но здесь, внизу, у подножия северного щита Италии, весна уже стремительно вступала в свои права. Освободившись от слоя снега, земля под копытами лошадей теряла свой бурый оттенок, возвращая себе зелень разнотравья, которое те охотно пощипывали.

К братьям подъехал Магн и отпустил поводья, чтобы его лошадь могла свободно пастись. Набрав полную грудь холодного воздуха, он улыбнулся и посмотрел на Зири. Тот ехал рядом, ведя за собой двух вьючных мулов.

— Ну как? Это тебе не иссушенная плоская пустыня, которую ты когда-то называл родным домом.

Зири огляделся по сторонам. Увиденное его явно не впечатлило.

— В пустыне просторно, там нет никаких преград, — юный мармарид указал на кирпичную стену, окружавшую поместье, затем на огромные горы вдали. — Как далеко может проскакать человек на коне по прямой линии в этой стране, пока не упрётся в чью-то собственность или гору?

— Много дальше, чем в Риме, и, главное, никакого тебе зловония.

— Но не дальше, чем в пустыне, хозяин, и там тоже не воняет, — Зири улыбнулся, обнажив крупные белые зубы. На его щеках появились симпатичные ямочки.

Магн нагнулся и добродушно потрепал мальчишку-раба по голове.

— Рабы не смеют выигрывать в споре, ты, кучерявый, гроза верблюдов. Да и вообще рабы не спорят.

Веспасиан рассмеялся и, ударив пятками в бока лошади, направил её вперёд, чтобы проделать последнюю сотню шагов их долгого и утомительного путешествия.

Сев на корабль, отправлявшийся в Массалию, они затем пересели на речное судно и вверх по Родану добрались на нём до Лугдунума.

Там они у командующего местным гарнизоном реквизировали лошадей и за пять дней проделали сто пятьдесят миль до Авентикума.

Найдя на Форуме быстрорастущего города ссудную лавку отца, они узнали от двух испуганных писарей, что отца здесь не было вот уже четыре дня, и причиной его отсутствия стала болезнь. Это известие вызвало у братьев беспокойство. Последние мили от города до поместья они проделали в расстроенных чувствах, что неудивительно, ведь их отцу Титу было уже за восемьдесят.

Лёгким карьером путники въехали в сложенные из кирпича ворота и поскакали далее по прямой дороге, по обе стороны которой тянулись свежевскопанные грядки, соседствовавшие с небольшими яблоневыми и грушевыми садами и рядами низких и длинных надворных построек. Дорога упиралась в аккуратно разбитый сад, посередине которого виднелся пруд для разведения рыбы и фонтан, а за ним — двухэтажный загородный дом их родителей.

Дом окружала широкая терраса, ограждённая невысокой, по пояс взрослому человеку, балюстрадой. Над террасой нависала покатая, крытая черепицей крыша, доходившая до первого этажа с его рядом квадратных окон и поддерживаемая деревянными столбами, увитыми ползучими растениями, чья первая зелень трепетала на лёгком ветру. Окна и двери в двух крыльях виллы поражали идеальной симметрией. Как только Веспасиан и его спутники спешились, одна из дверей, та, что слева, открылась, и на затенённой террасе выросла знакомая фигура.

— Клянусь мохнаткой Минервы! — воскликнул Магн. — Артебудз! Что ты тут делаешь?

Веспасиан был удивлён не меньше Магна, увидев бывшего раба, для которого он добился свободы у фракийской царицы Трифены, когда служил в тамошнем легионе трибуном. В последний раз он видел Артебудза десять лет назад. После того как на их поместье в Аквах Кутиллиевых совершили налёт бандиты Ливиллы и её любовника Сеяна, Артебудз сопровождал его родителей во время переезда из Италии на север.

— Магн, мой друг! — улыбнулся ему Артебудз. — Веспасиан и Сабин, рад видеть вас, господа!

Он направился по террасе к двойным парадным дверям. Оставив лошадей Зири и прибежавшему с конюшни мальчишку-конюху, Веспасиан, Сабин и Магн шагнули навстречу Артебудзу.

— Я здесь вот уже третий год, — сообщил он им, пожимая протянутую руку Магна и кланяясь братьям. Кудрявые волосы, когда-то иссиня-чёрные, теперь кое-где были тронуты сединой. — Прибыв вместе с вашими родителями в Авентикум, я вернулся к себе на родину, в провинцию Норик, и отыскал моего отца, Брогдуоса. Он был жив, но уже очень стар. Когда он умер, я похоронил его и начертал на могильном камне оба наших имени. Затем вернулся сюда, чтобы отплатить долг вашей семье за подаренную мне свободу.

Посмотрев на братьев, Артебудз нахмурил лоб с выжженной на нём греческой буквой Сигма.

— Но вы прибыли вовремя, господа. Ваш отец болен и вот уже несколько дней не встаёт с постели. Лекари говорят, что болезнь серьёзная и жить ему, по всей видимости, недолго, ибо ему с каждым днём становится всё хуже и хуже.

Радость Веспасии Поллы от встречи с обоими сыновьями была омрачена тревогой за мужа. Быстро обняв обоих в просторном атрии, полностью перекрытым высоким потолком, призванным защищать от местных холодов, она повела их по коридору, а потом по деревянной лестнице наверх. Некогда красивое и гордое, лицо матери несло на себе печать усталости и забот. Поседевшие волосы были наспех зачёсаны наверх и собраны в узел. В тёмных глазах затаилась тревога, под ними стали заметны мешки — верный признак слёз и бессонных ночей.

— Здешние лекари ничего не знают, — пожаловалась она, ведя сыновей по коридору второго этажа, откуда открывался вид на виноградники и отроги далёких Альп. — Я пыталась убедить Тита вернуться в Рим, но он наотрез отказался. Заявил, что, какую бы судьбу ему ни уготовили седые Парки, её уже не изменить ни грекам-лекарям, известным шарлатанам, ни в Верхней Германии, ни их собратьям по профессии в Риме, где те берут за лечение вдвое большую плату.

Веспасиан уловил логику в таких доводах, однако счёл нужным промолчать. Перед деревянной дверью мать остановилась.

— По его словам, момент, когда смерть решает перерезать нить человеческой жизни, это её личный каприз и не имеет никакого отношения к тому, в какой стране человек находится.

С этими словами Веспасия открыла дверь в комнату отца.

Братья следом за ней вошли в комнату. К их великому удивлению и конечно же радости, они застали Тита, бледного и исхудавшего, сидящим в кровати. Оторвав глаза от свитка, который читал, отец посмотрел на них и слабо улыбнулся.

— О, мои сыновья! Или посланники долетели до Рима и Паннонии на крыльях и вы быстро прибыли сюда, или я впустую потратил деньги, отправив четыре дня назад вам обоим послания, в которых просил вас приехать. — Он вытянул обе руки, и Веспасиан с Сабином почтительно их пожали. — Теперь, когда я увидел вас обоих, более того, чувствуя себя сегодня гораздо лучше, несмотря на все старания лекарей поскорее свести меня в могилу, я встану и отправлюсь на ужин.

Тит поставил кубок с вином на стол и недоверчиво посмотрел на Сабина. Затем, помассировав красноватый шрам, на месте которого когда-то было его левое ухо, повернулся к жене.

— Похоже, мы воспитали из старшего сына идиота с самоубийственным понятием о чести. — Посмотрев на Клементину, он добавил: — Нет, конечно, моя дорогая, за то зло, которое тебе причинили, отомстить было нужно, но только не за счёт жизни твоего брата и мужа.

Клементина молча кивнула в знак согласия. Глаза у неё были заплаканные. Узнав о смерти брата, она долго и безутешно рыдала. Одета она была в простую столу из жёлтой шерсти. Каштановые волосы не были убраны в причёску и спутанными прядями свисали ей на плечи.

Час назад, когда она вернулась с детьми с прогулки, ей рассказали о том, какую роль её муж и брат сыграли в убийстве Калигулы. И вот теперь она разрывалась между скорбью по Клементу и радостью по поводу спасения Сабина. Она решила присутствовать на ужине, чтобы быть рядом с мужем, но предпочитала молчать и почти ничего не ела.

— Мой позор не стоил того, чтобы мои брат и муж рисковали своими жизнями, — вздохнула Клементина, гладя мускулистую руку Сабина. — Но я благодарна богам, что хотя бы один из них остался в живых.

Сабин неловко поёрзал и накрыл ладонь Клементины своей рукой.

— Только бы нам найти римского орла!

Веспасиан поднял свой кубок и протянул его рабу, чтобы тот подлил ему вина.

— А для этого, считает Палл, мы должны найти сына Арминия Тумелика, который, по всей видимости, вернулся к своему племени. Но как нам это сделать? Мы ведь даже не знаем, как он выглядит.

— Думаю так же, как и его отец, — вступил в разговор Тит. — Во всяком случае, в детстве он был на него очень похож.

Братья в изумлении посмотрели на отца.

— Ты видел Тумелика? — спросил, нахмурившись, Сабин.

— Я видел его маленьким во время триумфа Германика. Был май того года, когда мы с твоей матерью отправились в Азию. Через два дня мы отплыли на корабле из Остии. Я тогда ещё обратил внимание на то, как сильно мальчик похож на своего отца, — длинные, почти чёрные волосы, пронзительные голубые глаза, тонкие губы. Правда, у сына была ямочка на подбородке, унаследованная от матери.

— Но как ты мог сравнить его с отцом?

— Просто я видел Арминия, когда тот был ребёнком. Более того, я спас ему жизнь. — Тит грустно улыбнулся. — Сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что, не сделай я этого, всё могло быть по-другому. Порой ход истории способны изменить самые простые люди.

— Как это случилось? — спросил Сабин.

Веспасиан вспомнил первым.

— Ну, конечно! Ты же служил в Двенадцатом легионе!

Стоило Титу вспомнить боевую юность, как на его осунувшемся лице появилось гордое выражение, и он как будто помолодел лет на двадцать.

— Верно, Веспасиан. После того как мы разгромили кантабриев в Испании, нас отправили в Германию. Мы входили в армию Друза, старшего брата Тиберия. Он выполнял волю Августа, приказавшего покорить Великую Германию до самых берегов Альбиса.

С ним мы совершили военные походы на лесистых землях вдоль берегов холодного Северного моря, населённых фризами и хавками. Мы бились с хавками и марсиями в тёмных лесах и на холмах вдали от моря. Когда мне исполнилось тридцать четыре, я уже два года был центурионом. Мы воевали с херусками на берегах Альбиса.

Мы разгромили их, и Сегимер, их царь, сдался Друзу в одной из тамошних священных рощ. Чтобы скрепить договор, было решено оставить его девятилетнего сына Эрминаца заложником в Риме. Поскольку в то время я был самым молодым центурионом, то сопровождать мальчика в Рим было приказано мне. Так что я близко с ним познакомился. Я спас его от хаттов, устроивших нам засаду на обратном пути к Рену.

— Эрминац — это ведь Арминий, отец? — уточнил Веспасиан.

— Да, его латинское имя — Арминий. Он прожил в Риме семь лет, получил всадническое звание, после чего поступил на службу в легионы в ранге военного трибуна. В конечном итоге, будучи префектом когорты, состоявшей из германцев, он вернулся в Великую Германию.

Остальное уже история: через три года после возвращения он предал Вара. Без малого двадцать пять тысяч легионеров и воинов-германцев из вспомогательных когорт были убиты. Наверное, зря его тогда не отдали хаттам.

Сабин сделал глоток вина. Вид у него был угрюмый.

— И чем это может нам помочь, отец? Ты видел Тумелика, когда ему было два года, а его отца — когда тому было девять. И ты считаешь, что в детстве они были похожи. Оба черноволосые и голубоглазые, как и тысячи других германцев, только у Тумелика, в отличие от Арминия, была ямочка на подбородке.

— Именно, — согласился с братом Веспасиан. — Но если бродить по Великой Германии и заглядывать всем мужчинам под бороду, это не приблизит нас к Тумелику.

Тит кивнул и взял сморщенное зимнее яблоко.

— Поэтому нужно сделать так, чтобы он сам к вам пришёл.

Сабин был готов расхохотаться, но вовремя вспомнил, что разговаривает с родным отцом, и придал лицу уважительное выражение.

— И как же этого добиться?

Вытащив из висящих на поясе ножен нож, Тит принялся чистить яблоко.

— Как я уже сказал, я близко познакомился с Эрминацем, или Арминием. Дорога до Рима заняла почти два месяца. Вскоре парень сообразил, что его увозят далеко от родного дома, и впал в отчаяние. Понял, что больше не увидит родителей, и особенно горевал о матери. Германцы любят и почитают своих жён и матерей и даже советуются с ними в делах, которые мы, римляне, считаем исключительно мужскими.

Услышав его слова, Веспасиан презрительно фыркнул. Тит же невозмутимо продолжил:

— В то утро я передал его жене Друза, Антонии...

— Ты в молодости был знаком с Антонией? — удивился Веспасиан.

— Не совсем. Она отправила меня восвояси, как только я вошёл в её дверь. Я занимал слишком скромное положение, чтобы на меня обращать внимание. Как бы то ни было, прежде чем расстаться с Арминием, я получил от него одну вещь, которую он попросил передать его матери. Я, конечно, пообещал, думая, что вернусь в свой легион, однако я не знал, что через два дня после нашего отъезда Друз упал с лошади, а через месяц умер. Мы встретили его погребальный кортеж на обратном пути, и мой легион принял в нём участие. Затем нас перебросили в Иллирикум, а ещё через несколько лет вместе с Тиберием мы совершили поход в Великую Германию.

На этот раз мы продвигались с юга и не дошли до земель, населённых херусками. Затем, спустя почти четыре года, я получил удар копьём в живот и по причине ранения был списан из армии. Я так и не попал в земли херусков и не вернул нож матери Арминия. Когда же я, оправившись от ран, возвратился в Рим, Арминий служил где-то далеко, и я не смог вернуть ему его вещь.

В глазах Сабина вспыхнула надежда.

— И эта вещь всё ещё у тебя?

— Да. Более того, я ей до сих пор пользуюсь, — ответил Тит, разрезая яблоко на четыре части.

— Как?

— Вот так! — ответил Тит, вырезая из четвертинки сердцевину.

Братья оторопели, глядя нож в отцовской руке.

— Твой нож?! — воскликнули оба одновременно.

— Да, нож, которым я пользуюсь каждый день. Я чищу им фрукты и использую во время жертвоприношений, — Тит поднял нож лезвием вверх. — Я дважды пользовался им на церемонии имянаречения, когда давал вам имена.

Веспасиан и Сабин встали и подошли ближе, чтобы свежим взглядом разглядеть нож, который они в детстве каждый день видели в руках у отца.

— Вряд ли Тумелик захочет помочь вам, но если сказать ему, что у вас есть нож Арминия, то он, по крайней мере, согласится поговорить с сыновьями человека, который спас жизнь его отца, в обмен на памятную вещь об отце, которого он почти не знал. После этого всё будет зависеть от вас, сумеете ли вы убедить его.

— Но как он поверит, что нож действительно принадлежал Арминию? — спросил Веспасиан, восхищаясь простотой оружия.

— Присмотритесь к лезвию.

— На нём нанесены какие-то странные буквы, верно, Тит? — спросила Веспасия, нахмурив брови. — Это тот самый нож, который ты вручил мне, чтобы я убила себя, в ту ночь, когда на виллу в Аквах Кутиллиевых напали головорезы Ливиллы. Я приставила его к груди и посмотрела на своё отражение в зеркальной поверхности лезвия. Мне стало страшно при мысли, что я в последний раз вижу себя в зеркале. Внезапно я заметила линии, искажавшие моё отражение, и попыталась успокоиться и понять, что это такое. Я хотела спросить об этом позднее, но из-за потрясения забыла. Просто вылетело из головы.

Веспасиан прищурился. На лезвии, ближе к рукоятке, проступали несколько тонких линий — очевидно, некие письмена.

— Что это такое, отец?

— Это руны — письмена германцев. Арминий сказал мне, что они складываются в слово «Эрминац».

* * *

Через пять дней братья поняли: отъезд больше откладывать нельзя. Сидя вместе с родителями на пристроенной к дому террасе, Веспасиан наблюдал за тем, как к ним приближаются Сабин и Клементина с детьми Флавией Сабиной и Сабином-младшим, которым было, соответственно, одиннадцать и девять лет.

Слева от виллы, возле конюшни, Магн и Артебудз давали указания Зири и паре рабов, которые были заняты тем, что навьючивали на коней провизию, которой им должно было хватить на сотню миль пути до Аргентората, где стоял лагерем Второй Августов легион.

— Я вчера отдал распоряжения — велел продать моё ссудное дело, — сообщил Тит. Несмотря на солнечный день, его бил лёгкий озноб. Не согревало даже наброшенное на плечи одеяло.

Веспасия посмотрела на мужа и нахмурилась.

— Ты, наконец, решил вернуться в Италию?

— Нет, Веспасия, я умру здесь, и это случится уже очень скоро.

Веспасиан промолчал: отец говорил правду — с таким здоровьем старик не протянет и до середины лета. Значит, это их последнее прощание.

— И что прикажешь делать мне, Тит? — возмутилась Веспасия.

— Что хочешь. Я оставляю тебе поместье. Доход от него и деньги от продажи ссудного дела обеспечат тебе безбедное существование. Ты можешь остаться здесь или вернуться в одно из наших поместий в Италии — в Аквы Кутиллиевы, которое я оставляю Веспасиану, или в Фалакрину, которая отойдёт Сабину.

— Ты думаешь, я останусь в доме, где каждая вещь будет напоминать о тебе? Как можно быть таким глупым, прожив на белом свете столько лет?

Тит усмехнулся и одарил жену любящей улыбкой.

— Потому, Веспасия, что в твоих глазах я всегда останусь таким.

— Я не могу понять, Тит, это оскорбление или комплимент? — сконфузилась Веспасия.

— Это и то, и другое, моя дорогая.

Веспасия презрительно фыркнула.

— Тит, если ты окончательно вознамерился умереть, предупреждаю, я не останусь в доме, где даже стены будут постоянно напоминать о твоём себялюбии. Флавии скоро второй раз рожать, а Клементина непременно захочет вернуться с детьми в Рим, так что там я буду нужнее. Пожалуй, я вернусь в дом моего брата Гая.

Веспасиан закрыл глаза и, представив, как его мать и Флавия будут уживаться под одной крышей, содрогнулся. Затем подумал, как поведёт себя дядя Гай. Скорее всего, будет постоянно заявлять, что у него много дел и надо срочно разобрать письма.

— И почему я не подумал об этом раньше? — пробормотал Тит с лёгкой усмешкой.

Веспасия строго посмотрела на мужа, но в следующее мгновение её лицо смягчилось. Она положила руку на его колено.

— Уверена, что ты подумал, однако решил, что я сочту это глупостью.

Тит сжал руку жены и посмотрел в сторону конюшни: там Сабин подсадил сына на коня и дал ему подержать свой меч. Махая клинком над головой, мальчонка издал воинственный клич. Старшая сестра радостно захлопала в ладоши. Не сводя глаз с детей, Сабин обнял жену за плечи.

Тит довольно улыбнулся этой трогательной семейной сцене. Затем повернулся к Веспасиану.

— Помнишь клятву, которую я заставил тебя и твоего брата принести друг другу? До того, как мы много лет назад переехали в Рим?

— Помню, отец, — ответил Веспасиан, с опаской покосившись на мать.

— Можешь говорить свободно, — сказала Веспасия. — Тит рассказал мне, зачем он заставил вас это сделать.

Тит подался вперёд.

— Какова была суть этой клятвы?

— Если один из нас не сможет помочь другому в беде, поскольку мы связаны предыдущей клятвой, то эта новая клятва отменит старую, ибо принесена перед всеми богами и духами наших предков.

— Как ты думаешь, для чего я заставил вас поклясться друг другу?

Веспасиан напрягся. Пятнадцать лет он мечтал поговорить об этом с отцом, однако знал: тема эта запретная.

— Она призвана отменить клятву, которую мать заставила принести всю семью, включая Сабина, на церемонии моего наречения. Через девять дней после моего рождения все поклялись не разглашать предзнаменований при жертвоприношении и того, что они пророчили. Я не знаю, каковы они были. Мне никто о них не рассказывал.

— Верно, ибо они поклялись держать это в тайне.

— Именно. Но с тех пор я столкнулся с двумя другими пророчествами, и они дали мне пищу для размышлений. Первое, очень туманное, было сделано греческим оракулом из Амфиарая. Из него следовало, что однажды некий восточный царь завоюет Запад, если с неким даром пройдёт по пустыне стопами Александра Великого.

— Что это означает?

— Не знаю, не уверен, но когда я был в оазисе Сива, в Киренаике, то стал свидетелем возрождения Феникса.

Тит и Веспасия недоверчиво посмотрели на младшего сына.

— Меня отвели к оракулу Амона, и бог говорил со мной. Он сказал мне, что я пришёл слишком рано, и не знаю, какой вопрос должен задать, и что я должен прийти снова, но только с даром, сравнимым с мечом, который оставил там Александр Великий.

— А что говорилось во втором пророчестве? — спросил Тит. — Что ты вернёшься?

— Нет, скорее это было приглашение вернуться туда с подарком и правильным вопросом. Мне показалось, что это как-то связано со словами Амфиарая. Второе пророчество было сделано Фразиллом, астрологом Тиберия. Он сказал, что если сенатор увидит, как в Египте возродится Феникс, то он станет родоначальником следующей императорской династии. Но я не видел Феникса в Египте. Когда-то Сива входила в его состав, но сейчас она принадлежит Киренаике. Поэтому я не знаю, что и думать. Скажи мне, отец, что за предзнаменования были в день моего рождения, чтобы я мог более отчётливо видеть дорогу своей судьбы.

— Мы не можем, сын мой.

— Лишь потому, что вы поклялись никогда не говорить об этом! — в отчаянии воскликнул Веспасиан.

— Я была права, когда потребовала от вас клятву сохранить пророчество в тайне, — заявила мать. — Это было сделано для твоего же блага. Но и твой отец тоже был прав, когда разрешил Сабину раскрыть её тебе, если он сочтёт, что это нужно.

— Но когда это будет? — Веспасиан был готов лопнуть от любопытства.

Тит пожал плечами.

— Кто знает? Я знаю лишь одно: если ты не найдёшь римского орла и Сабин поплатится за это жизнью, он скажет тебе об этом прежде, чем умрёт. Я вчера разговаривал с ним и убедил, что, поступив так, он не нарушит первую клятву. В какой-то момент тебе понадобится его помощь, и он окажет её тебе, пусть даже из загробного мира.

— Будем надеяться, что до этого не дойдёт, — пробормотал Веспасиан, хотя любопытство подталкивало его к противоположному выводу.

— Верно, будем надеяться, — согласился с ним Тит, с помощью жены поднимаясь на ноги.

Оглядев поместье, он одобрительно улыбнулся.

— Я рад, что прожил здесь свои последние годы, да и обитатели Авентикума обеспечивали меня приличным доходом.

Веспасия протянула ему палку, и он проковылял к двери. Здесь он остановился и посмотрел через плечо на Веспасиана.

— Наша семья должна вознаградить этот город за всё, что он сделал для Веспасии и для меня. Надеюсь, настанет день, и ты даруешь ему права колонии.

Веспасиан растерянно смотрел в спину удаляющемуся отцу, и в глубине его сознания вызревала мысль — смехотворная мысль, которую он безуспешно пытался отогнать от себя. Неужели такое возможно? Неужели когда-нибудь он займёт такое положение в обществе, что сможет выполнить отцовское пожелание?

 

ГЛАВА 6

накомо, как материнские сиськи, — заявил Магн, глядя вниз, на постоянный лагерь Второго Августова легиона, построенный на равнине в полумиле от берега Рена.

Веспасиан был вынужден согласиться с товарищем, хотя и не с самим сравнением.

— Я бы сказал, как глаза матери, но я тебя понял.

Он с восхищением посмотрел на высокие каменные бастионы со сторожевыми башнями, аккуратные ряды казарм, выстроенные на одинаковом расстоянии друг от друга.

Между хижинами и крепостными стенами протянулась лента свободного пространства, плац шириной примерно в двести шагов — расстояние полёта стрелы. На плацу центурии легионеров отрабатывали строевой шаг. Через лагерь, разделяя его на четыре части, проходили две дороги. На их пересечении, чуть в стороне от геометрического центра лагеря, вместо обычных кирпичных казарм теперь стояли внушительные административные здания. Высокие, сложенные не из кирпича, а из камня, они тотчас бросались в глаза на фоне остальных строений, однообразных и унылых. В целом же лагерь мало чем отличался от нескольких десятков ему подобных, разбросанных по всей империи.

Веспасиана удивило другое: пейзаж на противоположном берегу реки. Он ожидал увидеть тёмные, мрачные леса, не тронутые римской цивилизацией. Вместо этого на восточном берегу Рена, среди распаханных полей или пастбищ, на которых мирно щипали траву стада домашнего скота, располагались аккуратные фермы.

Это были отнюдь не те дикие земли, о которых рассказывали байки ветераны: мол, в Германии можно бродить днями, не видя неба из-за густого свода леса. Впрочем, вдали, на расстоянии нескольких миль от лагеря, пахотные земли сменялись поросшими хвойным лесом холмами, которые лучше соответствовали расхожим представлениям о Великой Германии. Торговля с землями по ту сторону границы империи, похоже, была оживлённой: широкую реку постоянно пересекали самые разные плавучие средства, а расположенный на западном берегу, неподалёку от лагеря, городок даже имел небольшую пристань.

— Увеличился лишь размер городка рядом с лагерем, — заметил Сабин, ударами пяток в бока подгоняя своего скакуна вниз по склону.

— И цена местных шлюх, — мудро изрёк Магн и, немного подумав, добавил: — И конечно же напыщенность болвана-командующего.

* * *

Гней Домиций Корбулон сжал Веспасиану руку.

— Значит, ты прибыл, чтобы занять моё место, Веспасиан? Не скажу, что я сильно этим огорчён. Калигула назначил меня командовать Вторым легионом исключительно с целью меня унизить. А всё потому, что я сказал своей сводной сестре, что она позорит нашу семью, расхаживая голой на императорских пирах. Мне, как бывшему консулу, должны были дать в управление провинцию, а не какой-то жалкий легион. Но тебе этот пост в самый раз.

Свободной рукой он обвёл просторный преторий — штаб легиона. В дальнем его конце в окружении горящих факелов и караула из восьми легионеров гордо возвышался орёл легиона.

— Спасибо тебе, Корбулон, — ответил Веспасиан, стараясь сохранить серьёзный вид. — Я считаю это для себя честью.

— Так и должно быть, — согласился с ним Корбулон, высокомерно глядя на собеседника. При этом он старательно не замечал стоявшего рядом Магна. — Чего я не понимаю, — добавил он, пожимая руку Сабину, — так это почему на смену мне прислали сразу двоих, — с этими словами начальник гарнизона издал нечто похожее на блеяние барана.

Веспасиан понял: это Корбулон великодушно снизошёл до шутки.

— Похоже, начальство испугалось, что один не будет сочтён равноценной заменой, — пробормотал Магн, причём довольно громко.

Корбулон слегка ощетинился, но ему не хватило мужества признать, что в комнате находится некто столь низкого происхождения, как Магн, не говоря уже о том, что этот мужлан позволил себе оскорбительные замечания.

— Впрочем, это вскоре станет ясно, Сабин. Я приглашу моих офицеров познакомиться с новым легатом.

— Вот тогда всё и обсудим, — ответил Сабин.

— Боюсь, Корбулон, я вынужден вручить тебе это, — сказал Веспасиан, протягивая Корбулону полученный от Нарцисса свиток. — Это приказ, подписанный императором.

— Понятно, — пробормотал Корбулон, хмуро глядя на свиток, затем посмотрел Веспасиану в глаза.

Тот понял причину настороженности начальника гарнизона.

— Я не знаю, что там написано, — поспешил пояснить он.

Корбулон несколько секунд разглядывал свиток, прежде чем его взять.

— Я буду не первым, кто получил приказ совершить самоубийство, — он взвесил свиток в руке, как будто пытался по весу определить его содержание. — Я не стал бы обвинять Клавдия. Он наверняка боится, что я заломлю за мою потаскуху-сестру высокую цену. Что же, он прав, но не больше, чем можно выжать из кончика пальца, уколовшись булавкой, — Корбулон снова издал блеяние умирающего барана. Веспасиан был сражён наповал: ему ни разу не доводилось видеть, чтобы его визави пошутил дважды в течение одного дня.

Корбулон взломал на свитке печать.

— Ты знаешь, что я заставил легион присягнуть на верность Клавдию, как только стало известно, что он стал новым императором? Я верен ему, как бы неуклюж и внешне жалок он ни был.

Он пробежал глазами содержание свитка и облегчённо вздохнул.

— Похоже, мне не придётся падать животом на меч. Я лишь должен вернуться в Рим и оставаться там под домашним арестом, пока не будет принято решение о моей будущей судьбе. Клянусь сиськами Минервы, мне никогда не получить в правление провинцию! Хвала богам, что моей сводной сестры больше нет в живых. Её неспособность держать ноги вместе не принесла нашей семье ничего, кроме бесчестья, и даже с того света эта шлюха ставит палки в колёса моей карьере.

— Думаю, тебе вечно бы ставили палки в колёса, не будь Нарцисс у тебя в долгу, — заметил Веспасиан. — То, что мы убили Поппея, помогло его патрону сохранить свои денежки.

Корбулон сморщился, как будто в нос ему ударило зловоние.

— Только не надо мне об этом напоминать. Впрочем, если из этого постыдного убийства вышло хоть что-то доброе, и на том спасибо. Однако я буду благодарен тебе, если впредь ты не станешь говорить об этом. Сейчас ты, возможно, пожелаешь принять ванну и переодеться. Через час я соберу офицеров для встречи с тобой. Думаю, тебе особенно понравится мой старший трибун Гай Лициний Муциан.

— Спасибо, Корбулон, но, думаю, лучше это сделать через два часа. Я должен представиться наместнику.

* * *

— Это нарушение всех правил! — рявкнул Сервий Сульпиций Гальба, как будто находился на плацу. Впрочем, другого тона он просто не знал. — Принять под командование легион, чтобы на следующий день его бросить и отправиться на другой берег реки выполнять какое-то задание, суть которого ты сам не в состоянии объяснить? Так не бывает! Это беззаконие! С другой стороны, сегодня возможно всё. Вольноотпущенники и калеки отдают приказы тем, кто может проследить свою родословную вглубь до первых дней республики и даже раньше! Новые люди вроде тебя из непонятных семей становятся легатами и заменяют бывших консулов, которым надлежит править провинциями. Пора вернуться к традиционным римским ценностям. Нам не хватает дисциплины, ты согласен со мной... Э-э-э-?.. — он быстро заглянул в письмо Клавдия. — Веспасиан?

— Да, наместник, — ответил Веспасиан, устраиваясь удобнее на твёрдом деревянном стуле.

Пока Гальба перечитывал приказ Клавдия, он успел оглядеться. Не таким он ожидал увидеть кабинет наместника провинции. Комната была обставлена более чем скромно. Мебель была простой и практичной. Украшения отсутствовали. Даже чернильница на грубо сколоченном столе была сделана из простой, закалённой на огне глины. Закончив читать, Гальба свернул свитки и один протянул Веспасиану.

— Сделать Корбулона, с его положением и происхождением, моим подчинённым... Большее оскорбление невозможно даже представить и для него, и для меня. Твоё назначение, по крайней мере, избавляет нас от этого. Ладно, бери всё, что тебе нужно для выполнения твоего задания. Но помни: германцы — кровожадный сброд, варвары, не имеющие понятия о дисциплине. Пару месяцев назад мне пришлось отбросить обратно за реку отряд хаттов, когда они по льду перешли реку ниже по течению.

— Если верить картам, я буду вынужден пройти через их земли.

— Тогда постарайся сделать это как можно быстрее, — сказал Гальба, помахав перед носом Веспасиана приказом Клавдия. — Я буду в лагере незадолго до полудня. Официально вручу тебе приказ и подтвержу твои полномочия, хотя зачем это, я не понимаю. Они обязаны делать то, что им приказано. Дисциплины никакой, как ты понимаешь. Никакой дисциплины.

— Самый лучший отряд для такого задания — первая ала батавов, — сообщил Гай Лициний Муциан, хотя его мнением никто даже не поинтересовался.

— Тебе придётся взять конницу, но эти парни будут полезны, как никто другой. Их родные земли находятся в устье Рена, и они учатся плавать раньше, чем ходить. Они также умело обращаются с лодкой и вёслами, что крайне важно, если учесть, что тебе придётся преодолеть немало рек. Более того, они — германцы и смогут общаться с местными племенами. И, наконец, они хорошо знают местность.

— Где они располагаются? — спросил Веспасиан.

Молодой военный трибун ему понравился — и за верную оценку обстановки, и за дельное предложение по поводу того, что может понадобиться в походе, высказанное сразу после того, как Веспасиан закончил разговаривать со старшими офицерами Второго Августова легиона.

— В Салецио, примерно в тридцати милях ниже по реке, к северу отсюда.

— Благодарю тебя, Муциан, — сказал Веспасиан и обвёл взглядом лица сидевших напротив него офицеров. Они сидели перед столом, который он занимал вместе с Сабином. Пять младших трибунов, чьи имена он не успел запомнить, были явно готовы поддержать его идею. Впрочем, его не интересовало мнение младших офицеров, не слишком опытных, в отличие от мнения примипила Татия, старшего центуриона, а также Публия Аниция Максима, префекта лагеря.

Оба кивнули, соглашаясь с новым командиром легиона. В отличие от них, на лице Корбулона читался скепсис.

— Кто теперь ими командует?

— Теперь ты, — ответил Корбулон. — Но я не уверен, что тебе понравится их префект. Заносчивый молодой человек, который в подмётки не годится своему отцу. Боюсь, преждевременная смерть Пета сыграла свою роковую роль: сын вырос без надлежащего отцовского присмотра.

— Ты имеешь в виду Луция, сына Публия Юния Цезенния Пета?! — воскликнул Веспасиан, вспомнив своего давно погибшего друга, их общего с Корбулоном боевого товарища во время службы во Фракии.

Десять лет назад он был убит Ливиллой. Тогда, будучи городским квестором, Пет по приказу Сената пытался арестовать эту особу после падения её любовника Сеяна. Умирая, Пет попросил Веспасиана присмотреть за Луцием. Веспасиан пообещал, но обещания не сдержал и теперь горько в этом раскаивался.

Сидевший рядом Сабин поёрзал на стуле.

— А другого отряда нет?

Корбулон отрицательно покачал головой.

— Есть две алы кавалерии галлов, но они слишком... как бы это сказать... слишком галльские. Они ненавидят всех германцев без исключения, и при первом же удобном случае будут пытаться ввязаться с ними в бой, что вряд ли будет способствовать успеху твоего дела. Если же дело и впрямь дойдёт до схватки, нашей собственной кавалерии далеко до германцев.

Боюсь, что Муциан прав. Для наших целей лучше всего подойдут батавы.

— Тогда берём их с собой. Кроме того, я в долгу перед молодым Луцием.

Веспасиан покосился на Сабина, но тот предпочёл не встречаться с ним глазами.

— Как и мой брат, — тихо добавил он. — Муциан, отправь немедленно послание Луцию Пету. Он должен быть здесь завтра утром с шестью турмами своих батавов. Думаю, что ста восьмидесяти воинов будет достаточно для обеспечения нашей безопасности и не слишком много, чтобы насторожить местные племена. И ещё скажи ему, что мне нужно несколько человек, хорошо знающих внутренние районы Великой Германии. Максим, приготовь шесть лодок. Завтра днём мы отчаливаем. Все свободны, господа.

— Ты не вернул семье Пета сто тысяч денариев, которые брал у него в долг, разве не так? — заявил Веспасиан брату, как только они остались одни. — Я же говорил тебе, что не надо было одалживать этих денег.

— Не читай мне нотаций, брат. Эти деньги Пет предложил мне сам. Я же занял их у него лишь затем, чтобы купить дом побольше. Если ты такой прижимистый, то это вовсе не значит, что все должны жить так, как ты. Да что там, у тебя даже нет своего дома!

— Возможно. Но у меня нет долгов, и поэтому я сплю спокойно. А как спится тебе?

— Поверь мне, что гораздо лучше и слаще, чем тебе.

— Но как ты можешь? Долг каждый месяц прирастает процентами. Когда ты собираешь его вернуть?

— Скоро. Такой ответ тебя устраивает? Я собирался отдать долг несколько лет назад, но, когда при пожаре на Авентинском холме сгорел мой дом, мне понадобились деньги на его ремонт. А потом я просто забыл о долге.

— Луций не забыл.

— Луций, наверно, даже не знает, что я ему должен.

Веспасиан бросил на брата колючий взгляд.

— Тогда я скажу ему.

Какой же ты всё-таки паршивец!

— Тогда поговори с ним сам, когда он появится. Я не хочу, чтобы это отравляло ваши отношения, пока мы будем скитаться по Германии, чтобы спасти твою расточительную жизнь.

С этими словами Веспасиан развернулся и стремительно вышел из претория.

На следующий день, выходя из ворот лагеря вместе с Гальбой на смотр Второго Августова легиона, Веспасиан старался держать спину гордо. Хотя гарнизон был не в полном составе, так как несколько центурий несли охрану небольших фортов и сторожевых башен вдоль берега Рена, всё равно он являл собой впечатляющее зрелище. На его плацу между цитаделью и рекой ровными рядами отдельных когорт выстроились более четырёх тысяч воинов.

Поднимаясь на помост, Веспасиан пожалел о том, что в эти мгновения его не видит отец. Впрочем, в глубине души он понимал: им с Титом уже больше не встретиться. В Авентикуме они попрощались навсегда, благодарные судьбе за такую возможность. Большинству людей не дано даже это.

— Второй Августов легион! — проревел примипил Татий. — Смир-р-р-но!

Стоявший рядом трубач поднёс к губам горн и издал три ноты, одна выше другой. Как только стихла последняя, центурионы одновременно проревели приказ. Легион, ударив о землю тупым концом копья и себя в грудь щитом с изображением Пегаса и Козерога, застыл по стойке смирно. Тишину нарушали лишь шелест трепещущих на ветру штандартов и карканье ворон на ветках соседней рощицы.

Веспасиан обвёл взглядом ряды суровых лиц, смотрящих прямо перед собой над краем щита. На шлемах играли бликами лучи солнца.

— Легионеры Второго Августова легиона! — пророкотал Гальба даже громче, нежели накануне вечером. — Император счёл нужным назначить Тита Флавия... — он быстро посмотрел на восковую табличку, которую держал в руке. — ...Веспасиана вашим новым легатом. Вы будете во всём ему подчиняться.

Коротко кивнув, он повернулся и передал новому легату императорский указ.

Стоя на помосте, Веспасиан приветственно поднял свиток с указом о своём назначении, салютуя тем, кем ему предстояло командовать. Ветерок трепал полы его красного плаща и белый плюмаж из конского волоса на шлеме. Повернувшись сначала вправо, затем влево, он показал указ, чтобы каждый мог увидеть символ власти законного командующего. Легион ответил ему оглушительным рёвом.

Затем он драматическим жестом опустил руку, и все до единого смолкли. Веспасиан сделал глубокий вдох, так что грудные мышцы изнутри упёрлись в бронзовую кирасу, и положил левую руку на пурпурный кушак.

— Воины Второго Августова легиона, я — Тит Флавий Веспасиан. Император назначил меня командовать вами. Вы меня хорошо узнаете, так же как и я вас. Не буду произносить долгих речей, прославляющих вашу храбрость. Если вы заслуживаете похвал, то вам должно быть достаточно и пары слов. Если же я увижу, что вам не хватает отваги, я скажу вам, и тоже коротко, всего парой слов.

— Тебе следует их высечь! — рявкнул Гальба «вполголоса», чтобы его могла слышать лишь половина легионеров.

— Я всегда найду время выслушать ваши жалобы, сообщайте мне о них и не пытайтесь разобраться самостоятельно. Мы связаны взаимными узами дисциплины, и эта связь станет гарантией того, что мы будем жить дружно и слаженно сражаться в бою. Если кто-то разорвёт эту связь, он подведёт всех своих остальных товарищей и будет наказан.

Однако я не сомневаюсь, что слова похвалы в ваш адрес будут звучать чаще замечаний. Я знаю, что вы как граждане Рима и солдаты прославленного Второго Августова легиона будете с честью и старанием выполнять свой долг. Я верю в вас и взамен прошу вашей преданности и подчинения. Я доверяю вам себя, легионеры Второго Августова легиона!

Примипил Татий выхватил из ножен меч и вскинул его над головой.

— Второй Августов легион приветствует тебя! Аве, Веспасиан!

Громоподобный хор голосов напугал ворон; птицы испуганно взмыли в воздух над соседним леском. Затем, следуя примеру старшего центуриона, весь легион вскинул копья. Ликующие крики сменились скандированием: «Веспасиан! Веспасиан!» Это слово повторяли солдаты раз за разом, в такт потрясая оружием.

Впрочем, Веспасиан не стал долго выслушивать их скандирование, зная, сколько легатов потеряли из-за этого свой пост. Ревнивые к чужой славе, императоры быстро смещали тех, кто пользовался солдатской любовью. Соглядатаев хватало повсюду. Прижав руку к груди, он подал знак, призывающий к тишине. Знак этот был понят сразу.

Легион опустил копья и стал ждать, что ещё им скажет новый легат.

Веспасиан помолчал, в очередной раз мысленно пожалев о том, что отец не видит его в эти мгновения, и думая о том, какими словами завершить свою речь. Вороны, покружив над легионом, начали возвращаться на деревья.

— Моя первая встреча с вами будет короткой. Сообщаю, что меня не будет здесь примерно месяц, ибо мне предстоит выполнить задание императора. Командовать вами останется мой старший трибун Муциан, ему будет помогать префект лагеря Максим. Им вы будете подчиняться так, как мне.

Вороны, устроившиеся было на деревьях слева от Веспасиана, внезапно с оглушительным карканьем вновь взмыли вверх. Откуда-то из-за деревьев донёсся громкий топот копыт. Веспасиан обернулся: ему навстречу, по четыре в шеренге, скакал отряд из двухсот всадников. Когда они подъехали ближе, он увидел, что всадники все как один длиннобородые и в штанах — излюбленной одежде германцев.

Впрочем, во главе колонны ехал молодой римский офицер. Примерно в полусотне шагов от помоста он выпустил поводья, вскинул обе руки, затем указал влево и вправо. Затем снова взял поводья и поехал уже медленнее. Всадники у него за спиной, начиная с последних рядов, на полном скаку рассредоточились влево и вправо и вскоре встали в одну шеренгу со своим командиром.

Не оглядываясь, командир отряда всадников заставил своего скакуна перейти на шаг, затем вскинул правую руку и через секунду опустил её. Его отряд мгновенно застыл на месте двумя идеальными шеренгами по девяносто человек.

— Луций Юний Цезенний Пет, префект первой алы батавов докладывает легату Веспасиану.

Луций Пет отдал салют и огляделся по сторонам.

— Надеюсь, я ничему не помешал? — невинно осведомился он, сверкнув белозубой улыбкой.

* * *

— Этот Луций Пет — ходячее воплощение наглости и зазнайства. Так было всякий раз, когда мне приходилось иметь с ним дело, — заявил Корбулон Веспасиану, наблюдавшему за тем, как Пет отдаёт распоряжения своим батавам. В слабом свете предзакатного солнца те заводили своих лошадей с берега на борт лодок. — Лишь потому, что в его роду десять консулов, он думает, ему можно обращаться со всеми, как он пожелает. Этот наглец даже критиковал моё руководство и оспаривал мои приказы. Ты можешь себе это представить?

— Неужели? Как это некрасиво с его стороны.

Впрочем, он легко себе это представил. Хотя ветвь Домициев, к которой принадлежал Корбулон, в течение двухсот лет относилась к сенаторскому сословию, сам Корбулон был первым, кто удостоился звания консула. Веспасиан прекрасно понимал: в глазах Луция Пета, происходившего из более древнего, аристократического рода, такой бездушный служака, как Корбулон, был самоуверенным выскочкой, недоразумением и ничтожеством. Впрочем, вслух он этого не сказал.

— Ладно, пусть ему сопутствует удача. Надеюсь, наши пути больше никогда не пересекутся, — пробормотал Корбулон, когда к ним приблизился предмет его негодования.

— Твои четыре лошади и запасные будут навьючены в последнюю очередь, господин, — доложил Пет, — прямо перед отъездом. Лошадки моих парней привыкли к лодкам и готовы подождать.

— Отлично, префект.

Пет насмешливо посмотрел на Корбулона.

— У меня нет лошади для тебя, бывший легат. Разве ты собираешься в поход вместе с нами?

Корбулон возмущённо фыркнул и, коротко кивнув Веспасиану в знак прощания, развернулся и быстро зашагал по причалу прочь.

— Когда будешь служить под моим началом, советую тебе соблюдать приличия. И поменьше самолюбования, — предупредил Пета Веспасиан, глядя вместе с ним вслед удаляющемуся Корбулону.

— Соблюдать приличия, — повторил молодой префект. — Я понял тебя, господин.

Впрочем, это явно не входило в его планы.

Веспасиан не стал развивать эту тему. Несмотря ни на что, сын старого друга ему понравился.

Луций Пет был копией отца — такое же открытое, дружелюбное лицо, голубые глаза с затаившейся в них лукавинкой. Именно таким был Пет-старший, когда Веспасиан познакомился с ним во Фракии. Всего этого, а также чувства вины, которое грызло его за то, что он не сдержал обещания следить за воспитанием Пета, было достаточно, чтобы прощать юному командиру конного отряда батавов его вольности.

Ему было понятно, почему Корбулон с его аристократической спесью так невзлюбил Луция Пета. Однако понимал он и то, что сможет по-настоящему оценить Пета, лишь увидев его в бою. Хотя Луций Пет был слишком молод для звания префекта вспомогательной кавалерии, Веспасиана это не удивляло. Патриции вроде Юниев, в роду которых было столько консулов, могли рассчитывать на скорое повышение по службе. Отец Пета-младшего достиг этого звания примерно в том же возрасте.

— Сколько ещё человек поедут, Ансигар? — крикнул Пет бородатому декуриону; батавы служили под командованием своих собственных офицеров.

— Четверо, господин, — ответил тот с сильным акцентом.

— Похоже, твоя турма победит, — Пет посмотрел на каменный причал и вереницу лошадей, ожидавших погрузки на пять лодок. — Когда мы вернёмся в лагерь, ты с твоими парнями получишь столько пива, сколько в вас влезет.

— Эх, только бы норны, что прядут нить нашей судьбы, не торопились её обрывать. Но эти стервы всё делают нам назло, — ухмыльнулся Ансигар.

— Бабы, что с них взять, — сказал Пет и хлопнул его по плечу.

— Нет, префект, не бабы — богини!

— Богини, это же надо! — рассмеялся Пет. — Хитрые твари. Что может быть хуже, верно?

— Неудивительно, что этот напыщенный болван не любит его, — заметил Магн, подходя к Веспасиану вместе с Зири, который протянул ему старый потёртый плащ, не раз бывавший в походах. — Ему неприятны собственные подчинённые. Что тогда говорить про хорошую шутку.

— Это ты про Корбулона, бывшего консула? Я правильно тебя понял?

— Про того, длинноносого. Он буквально изрыгал огонь, когда я прошёл мимо него. Был так разъярён, что расталкивал всех у себя на пути. Да, про него.

Веспасиан покачал головой и, сняв военный плащ, отдал его Зири. Затем поднял голову и посмотрел на красное солнце, повисшее над горизонтом.

— Где Сабин?

— Он раздобыл быка и теперь ждёт заката, чтобы принести животное в жертву Митре ради успеха нашего похода, — ухмыльнулся Магн.

Веспасиан затянул на кольчуге, какую обычно носили солдаты союзных когорт, пояс походного плаща.

— Ему стоит поторопиться. Я хочу отправиться сразу, как стемнеет.

— И куда же?

— Нам нужно как можно дальше спуститься вниз по течению, затем пересечь поля и пастбища на другом берегу реки, чтобы до рассвета нас видело как можно меньше людей.

— Знаю, господин. Я спрашиваю о другом: куда именно мы отправляемся?

— Что ты этим хочешь сказать? Ты же говорил, что знаешь дорогу.

— Разве? — удивился Магн, но потом, похоже, до него дошло. — Понял! Ты хочешь, чтобы я отвёл тебя в Тевтобургский лес.

— Да, именно с него мы и начнём наши поиски.

— Может, ты и прав, но если ты хочешь, чтобы я нашёл тебе то, что требуется, то поиски лучше начинать в другом месте. Мы тогда стояли в Новиомагусе, на севере. Сначала мы двигались вдоль морского берега на восток, после чего свернули на юг через земли хавков. До места битвы мы добрались вдоль реки, которая называлась Амизия.

— Да, это будет начало, мы отправимся на северо-восток и будем идти, пока не найдём эту реку. В отряде Пета есть люди, которые хорошо знают эти края. Как только мы придём туда, они покажут нам место великой победы Арминия. Мы отправим послание Тумелику, в котором напишем, что у нас есть для него кое-что интересное. Нечто, принадлежавшее когда-то его отцу. Любопытство возьмёт над ним верх, и он придёт.

Похоже, Магна он не убедил.

— А если он заподозрит, что это какая-то ловушка?

— Может быть. Но именно поэтому я беру с собой всего шесть турм. Человек с таким положением, как Тумелик, сможет легко собрать пару тысяч воинов. Мы не будем представлять для него серьёзной угрозы.

— Чего не скажешь о нас. Нам есть чего опасаться. Вот те раз! Мы возвращаемся на место самой страшной резни нашего времени и просим ещё раз повторить представление, пусть даже в меньших масштабах.

— Тебя никто не заставлял ехать сюда.

— Не заставлял, но я в долгу перед твоим дядей. Я обязан ему жизнью.

— Ты уже многократно вернул ему долг.

— Может быть, — пробормотал Магн. — В любом случае ты знаешь, где Тумелик?

— Нет.

— Тогда как же мы сообщим ему, что мы здесь?

Веспасиан пожал плечами.

— Ты не знаешь, я правильно понял?

— Не знаю, — согласился Веспасиан. — Пока не знаю.

 

ГЛАВА 7

олегче, парни! — прошипел Луций Пет, видя, что одна из лошадей испугалась, когда её повели по сходням на берег.

Веспасиан нервно перебирал за спиной пальцами, наблюдая за тем, как двое батавов пытаются совладать с упрямой лошадью. Они тащили её за поводья, поглаживали ей морду и ласково разговаривали с ней на резком, непонятном языке. Похоже, их слова успокоили животное, и оно наконец позволило отвести себя сначала вверх по одному трапу, затем, через борт, вниз по другому в мелкую воду, всего в нескольких шагах от восточного берега.

Веспасиан вздрогнул и плотнее закутался в плащ. Впереди, выше по течению реки, пять других лодок пристали как можно ближе к берегу, насколько позволила их осадка. В тусклом свете четвертушки луны были видны силуэты сходивших по трапу людей и лошадей. При каждом звуке — будь-то конское ржание или плеск воды — Веспасиан напряжённо вглядывался в темноту восточного берега. Но там не было видно ни зги.

Когда Сабин, совершив жертвоприношение, догнал их, они отчалили и шесть часов плыли вниз по течению, пока им не попался участок берега, где не было видно никаких огней в окнах крестьянских хижин. Впрочем, это не означало, что поблизости нет человеческого жилья. Веспасиан надеялся высадить свой небольшой отряд на берег, не привлекая внимания местных жителей. Не хотелось бы, чтобы весть об их прибытии разлетелась по всей округе.

Хотя племена, обитавшие на берегах реки, жили в мире с империей и охотно вели с ней торговлю, те из них, что занимали земли в удалении от реки, не брезговали нападать даже на хорошо охраняемые обозы римских купцов.

— Я отправил Ансиагара и восемь всадников на разведку. Они вернутся к тому времени, когда мы закончим высадку на берег, — сообщил Луций Пет, когда в воду, громко фыркнув, по самую грудь свалилась ещё одна лошадь.

— Отлично. Но нельзя ли высаживаться потише?

— Всё и так тихо. Наши лошади и раньше высаживались на берег. Ничего, ты сейчас поймёшь, что такое настоящий шум, когда мы попытаемся высадить четвёрку твоих лошадей, да ещё запасных. Им это явно не понравится.

Веспасиан досадливо поморщился.

— Тогда сделайте это как можно быстрее. А я схожу на берег.

— Давай, господин. Там будет не так шумно, и ты успеешь передохнуть.

Веспасиан одарил Луция Пета колючим взглядом, но тот уже повернулся к нему спиной и продолжил наблюдать за высадкой.

— Что, теперь ты согласен с Корбулоном? — игриво спросил Магн, взваливая свой вещевой мешок на плечи Зири.

— Отнеси и мой мешок на берег, Зири! — раздражённо бросил мармариду Веспасиан и, ругая себя за несдержанность, направился к сходням.

Когда он, продрогший и мокрый, вышел из реки, то застал на берегу Сабина. Тот энергично растирал мокрые бёдра какой-то тряпицей.

Вокруг него батавы уже готовили коней к походу. Высадка почти завершилась.

— Ты разговаривал с Луцием Петом? — угрюмо спросил у брата Веспасиан.

Купание не пошло на пользу его настроению.

— Разговаривал. Он был очень любезен.

С этими словами Сабин протянул брату тряпку, предлагая вытереться.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что он был благодарен мне за то, что я завёл разговор на эту тему. Он ничего не знал про долг и проявил любезность, отказавшись брать с меня проценты. Согласился лишь на те, что наросли за два первые года. Сказал, что я выплачу долг, когда смогу. Разумеется, если я вернусь живым из этого похода.

Веспасиан с видимым раздражением вытер руки.

— Он простил тебе огромную сумму. Поверить в это не могу.

— Я знал, что ты разделишь мою радость, брат, — сыронизировал Сабин. — Я прихожу к заключению, что Луций Пет — щедрый и порядочный молодой человек и, что ещё важнее, происходит из весьма влиятельной семьи. В один прекрасный день он наверняка станет консулом, если, конечно, его не убьют. Я бы хотел, чтобы у меня когда-нибудь был такой зять, как он. Моей Флавии уже одиннадцать, и через два-три года мне придётся искать для неё мужа.

— Хочешь отдать за Луция Пета свою дочь, чтобы воспользоваться его деньгами?

— А разве дочери не для этого нужны?

Топот копыт и лошадиное ржание помешали Веспасиану высказать брату, что он думает по этому поводу. Вместо этого он обернулся: на верхней части сходней какая-то лошадь встала на дыбы. В следующий миг передние копыта обрушились вниз и громко ударили по настилу. При этом задними ногами лошадь лягнула стоявшего рядом батава, задев ему руку. Рука хрустнула, как сухая ветка, и наружу вылез обломок кости.

Схватившись второй рукой за сломанную конечность, батав вскрикнул, чем ещё больше испугал лошадь. Та прыгнула вперёд, но приземлилась неудачно, под неестественным углом подвернув переднюю ногу. Потеряв равновесие, она, дрыгая тремя конечностями, с громким ржанием скатилась по трапу и, подняв фонтан брызг, шлёпнулась в воду.

— Пусть он замолчит! — крикнул Пет, указывая на стонущего батава со сломанной рукой. — Возьмите копья и добейте лошадь!

В следующее мгновение десяток батавов с копьями выстроились у борта лодки, рядом с которым барахталась в воде несчастная лошадь. Различив животное посреди фонтана поднимаемых им брызг, они прицелились и метнули оружие.

В следующий миг темноту прорезало душераздирающее ржание — знак того, что несколько копий попали в цель. Впрочем, оно тотчас оборвалось, сменившись бульканьем и сипением. Раненое животное ещё несколько секунд безуспешно боролось за жизнь, затем, пуская пузыри, пошло на дно.

— Спасибо богам, — пробормотал Веспасиан, когда вновь стало тихо.

— Наверное зря я не принёс жертвы духам этой реки, — задумчиво произнёс Сабин. — Тогда бы они смилостивились и не стали бы отнимать у нас эту лошадь.

Веспасиан обернулся и посмотрел на брата. Лицо Сабина было абсолютно серьёзным.

— Я думал, ты почитаешь одного лишь Митру.

— Мы слишком далеко сейчас от места рождения владыки, — пожал плечами Сабин. — Любая помощь способна...

Ему не дал договорить пронзительный крик, донёсшийся из глубины леса. Через секунду он повторился — тот же самый голос, но на более высокой ноте. Третий крик перешёл в вой, который тоже вскоре оборвался. Похоже, недалеко от берега кто-то только что умер, причём мучительной смертью.

Высадка прекратилась. Батавы замерли, напряжённо вглядываясь в темноту, напуганные звуками, которые жутким эхом отдавались в сознании. Внезапно тишину нарушил топот копыт. Кто-то стремительно приближался к берегу.

Веспасиан огляделся по сторонам. Большая часть отряда продолжала взнуздывать коней. Успели сесть верхом и приготовиться к бою лишь считаные единицы.

— Передо мной в две шеренги пешими, стройся! — проревел Веспасиан, вытаскивая из ножен меч.

Этим приказом он моментально привёл оцепеневших батавов в движение. Они живо сняли со спин овальные щиты, схватили копья или вытащили из ножен кавалерийские мечи-спаты, что были длиннее гладиев пехотинцев, и бросились выполнять распоряжение командира. Те их товарищи, что не успели спуститься с лодок на берег, по примеру Пета спрыгнули в реку и по воде побрели к берегу. Между тем топот копыт раздавался всё ближе.

Справа плеча Веспасиана коснулось плечо Магна, слева, сомкнув свой щит с щитом брата, встал Сабин. Веспасиан бросил взгляд вправо: батавы выстроились шеренгой, в центре которой стоял Луций Пет, будто чешуёй, прикрываясь щитами.

За первой шеренгой выстроилась вторая, к которой спешили опоздавшие, но в целом построение было закончено довольно быстро.

— Эти батавы знают своё дело, — буркнул Магн. — Во всяком случае, их кавалерия.

— Пет! Пет! Батавы! — раздался чей-то голос, перекрывая топот копыт.

Вскоре из темноты вынырнул небольшой отряд всадников. Веспасиан насчитал восьмерых.

Всадники во главе с Ансигаром резко развернулись рядом со стеной щитов. Часть воинов тотчас расслабилась и опустила оружие, но грозный окрик декурионов заставил их снова поднять щиты. Ансигар остановил коня и спешился. Луций Пет вышел из строя ему навстречу. Веспасиан и Сабин последовали его примеру.

— Ну, что там, декурион? — спросил Луций Пет.

— Я толком не понял, префект, — ответил ему Ансигар, снимая шлем и вытирая ладонью лоб. — Один из моих людей, Ротхайд, куда-то пропал. Его нигде не смогли найти, его никто не видел. Он просто исчез. Потом мы услышали крики. Похоже, кричали с расстояния полумили от того места, где мы находились, но потом снова стало тихо. Не обнаружив источника криков, мы поспешили вернуться.

— Так это был Ротхайд?

— Кричал ли он? Да, скорее всего, это был он. Но мы никого там не увидели.

— Спасибо, декурион. Отменяй боевую готовность, расставь караулы и прикажи высадить остальных лошадей на берег.

Ансигар отсалютовал и увёл своих разведчиков, по пути отдав приказ остальным бойцам возобновить высадку.

Луций Пет повернулся к братьям.

— Может, нам просто не повезло, и мы наткнулись на разбойников, но вообще-то как-то всё это подозрительно.

— Согласен, — произнёс Сабин. — Зачем разбойникам захватывать одного из наших разведчиков и тем самым привлекать к себе внимание?

— Дело даже не в этом, — ответил ему Веспасиан. — Зачем они так демонстративно, не таясь, убили его? Они ведь хотели, чтобы мы услышали его крики.

— Хочешь сказать, что это предостережение? Но от чего они решили нас отпугнуть?

— Именно. Мы ведь даже не знали, в каком месте будем высаживаться на берег, так что предательство можно смело исключить. Так что или нас выследили те, кто не столь дружелюбно настроен к Риму, как мы надеялись, или...

— Или нам просто не повезло, — вмешался в разговор Луций Пет. — В любом случае они не напали на нас, когда мы высаживались, из чего следует, что их не так много и пока мы можем не волноваться.

— Пока, — произнёс Веспасиан, и это слово как будто повисло в воздухе.

* * *

Когда колонна, оставив внизу речную долину, начала подъём по склонам поросших лесом гор, неба уже коснулись первые лучи зари. Больше никаких происшествий при высадке не было, и она завершилась благополучно. Пока отряд пересекал равнину, они не заметили ни единой души — никого, кто мог убить Ротхайда. Зато вскоре путники наткнулись на его тело. Убийцы перерезали батаву горло и выкололи глаза. Веспасиана поразило то, что при этом меч по-прежнему был зажат в правой руке убитого, хотя, судя по чистому клинку, он так и не пустил его в ход, чтобы защититься от убийц. Приказав соблюдать в походе абсолютную тишину, Веспасиан решил, что не имеет права нарушать собственный приказ, и потому не стал требовать немедленных объяснений.

Пока они поднимались выше, солнце уже взошло над линией горизонта. Стало светло, и можно было не опасаться, что лошадь споткнётся о камень или поваленное дерево. Вскоре река осталась в нескольких милях позади. Луций Пет выбрал пару батавов, утверждавших, что знают дорогу и выведут отряд к Амизии. Проведя колонну через гряду гор, а затем вниз, в густой лес, они свернули на северо-восток. Теперь, по словам проводников, отряду оставалось шесть или семь дней пути.

Лес, главным образом хвойный, был тёмным и густым, однако подлесок оказался на удивление редким.

Путники без особого труда продвигались вперёд, иногда даже пуская лошадей рысью. По словам Ансигара, это было бы невозможно, будь они в самой чаще леса, который протянулся на юг более чем на двести миль. Они же въехали в него в северной его части. Здесь лес был гораздо реже и светлее, что позволяло двигаться более свободно. Хотя на самом деле, сказал Ансигар, на его родном языке лес этот называется «чёрным».

Они двигались весь день, хотя прошлой ночью поспать не удалось никому. Ехать по лесной чащобе в темноте было бы вряд ли возможно. Веспасиан решил не останавливаться и сделать привал лишь с наступлением ночи. Чем дальше они углублялись в чащу леса, тем тяжелее делался воздух, а кроны деревьев плотнее. Казалось, они вступили в царство вечного мрака.

Дышать стало труднее. Веспасиан поймал себя на том, что то и дело оглядывается, всматриваясь в бесконечные ряды деревьев. Те покачивали над головами всадников ветками, как будто чем-то им угрожая.

Судя по хмурым лицам батавов и их перешёптыванию, он был не единственный, в кого лес вселял дурные предчувствия.

— Если так паскудно на краю леса, — проворчал Магн, разделяя тревогу Веспасиана, — то каково в самой его гуще? Германские боги там наверняка любят показать свою власть.

— Да, по-моему, они не слишком жалуют римлян.

— А, по-моему, они вообще никого не жалуют.

Весь день Луций Пет отправлял конные разъезды в разные стороны и спустя час или два те возвращались, чтобы сообщить, что не заметили ничего опасного, за исключением пары одичавших лошадей, нескольких оленей или диких кабанов. Кстати, двум кабанам не хватило проворства убежать от копий батавов.

Когда зашло солнце, они устроили привал, расставив по всему периметру лагеря караул — на каждом посту по паре воинов одной турмы. Когда стало совсем темно, лес, которого уже было не видно, словно ожил, полный зловещих ночных звуков: вокруг раздавалось то уханье совы, то вой и лай животных, то скрип раскачивающихся на ветру деревьев.

Забитых кабанов выпотрошили и поджарили на двух кострах. Каждому воину в дополнение к армейскому пайку досталось по куску мяса. Силы это подкрепило, но настроения не улучшило. Разговоры велись вяло, без привычных солдатских шуток.

Пять остальных турм тянули жребий, в какой очерёдности им ночью стоять в карауле. Тем, кому повезло, вытащили первую или последнюю смену. Остальные с ворчанием завернулись в одеяла, зная, что их сон будет коротким, если вообще это можно назвать сном. Ведь разве уснёшь по соседству со злобными духами леса?

Когда забрезжил рассвет, Магн легонько толкнул Веспасиана в плечо.

— Вот возьми, господин, выпей, — сказал он, протягивая кружку с горячим разбавленным вином и ломоть хлеба.

Веспасиан кряхтя сел. От сна на неровной лесной земле затекла и теперь ломила спина.

— Спасибо, Магн, — произнёс он, принимая из рук друга завтрак.

— Я тут ни при чём. Мне не пришлось вставать рано, чтобы развести огонь и разогреть вино. Это работа Зири. Рабы же не заслуживают благодарности.

— В любом случае спасибо ему, — сказал Веспасиан, макая хлеб в вино.

— Стоит раз его поблагодарить, как, того гляди, он потребует за свою работу денег, — проворчал Магн и стал будить Сабина. Весь лагерь постепенно просыпался. Воины разминали затёкшие тела и, тихо переговариваясь на родном языке, готовили завтрак.

— Доброе утро, господа, — приветствовал братьев подошедший к ним Луций Пет, на удивление бодрый и жизнерадостный. Позади него последняя турма, стоявшая ночью в карауле, строилась для переклички. — Я только что поговорил с нашими проводниками. По их словам, около полудня мы выйдем из леса и окажемся на более открытом пространстве.

— И что это означает? — спросил Сабин, отхлёбывая из кружки вино. — Деревья будут на расстоянии десяти шагов друг от друга вместо пяти, как здесь?

Луций Пет рассмеялся.

— Да, примерно так, Сабин, но только другие деревья, и подлеска почти не будет. Поэтому мы сможем двигаться быстрее, да и злобные духи германских лесов оставят нас в покое. Правда, нам придётся быть более осторожными: земли, по которым мы будем проходить, заселены гуще, а местные жители не слишком жалуют римлян.

— Дикари нас никогда не жалуют.

— Префект! — крикнул декурион возвращающейся из караула турмы.

— Что, Куно?

— Мы потеряли двух человек.

— Ты уверен? — нахмурился Луций Пет, усомнившись в арифметических способностях Куно.

— Батавы умеют считать, господин.

Веспасиан с тревогой посмотрел на Сабина.

— Что-то мне это не нравится.

Сабин принялся застёгивать сандалии.

— Нам стоит сходить и поискать их.

* * *

Взяв восьмерых воинов своей турмы, Куно отправился туда, где стояли на посту двое пропавших. Увы, их нигде не было видно, лишь следы ног там, где они расхаживали туда и обратно, находясь в карауле.

— Следов борьбы нет, — заметил Веспасиан, разглядывая землю. — Никакой крови, вообще ничего.

— Декурион, отправь своих людей в лес, пусть рассредоточатся и поищут в разных местах, — распорядился Луций Пет. — Но они должны видеть друг друга, ты понял?

— Понял, господин.

— Как ты думаешь, Луций Пет, они могли сбежать? — спросил Сабин, когда батавы скрылись в лесу.

— Это маловероятно. Они слишком далеко от дома. Эти земли для них чужие.

— А что в этих землях особенного?

— Проводники говорят, что скоро мы выйдем к реке под названием Мёнус.

Они знают там брод, и как только мы будем на другом берегу, то окажемся на землях хаттов. Они — враги батавов. Когда-то они были одним народом, но лет сто назад разделились на два племени. Не знаю, почему это произошло, — никто этого уже не помнит. Как бы то ни было, батавы ушли на север, хатты остались здесь. Но они до сих пор враждуют между собой. Бежать в одиночку по землям хаттов для батавов равносильно самоубийству.

— Префект, посмотри-ка сюда! — крикнул Куно, торопясь к ним. В руках у него был шлем, какие обычно носят батавы.

Луций Пет взял у него находку, быстро её осмотрел, после чего показал братьям. К краю шлема прилипли кровь и несколько волосков.

— Сомневаюсь, что мы когда-либо увидим их снова.

Весть об исчезновении и возможной гибели караульных быстро распространилась по всей колонне и была встречена с тяжёлым сердцем. Отряд снялся с места и по пологому склону отправился на северо-восток.

— Значит, ты думаешь, что всё делов давней вражде батавов и хаттов? — спросил Магн, после того как братья посвятили его в историю отношений между двумя племенами.

Сабин покачал головой.

— Вряд ли. Земли хаттов начинаются после Мёнуса. Это довольно далеко от Рена. Что им делать здесь?

— Гальба рассказал мне, что в этом году он отбил нападение вооружённого отряда, переправившегося с дальнего берега реки, — сказал Веспасиан. — Выходит, иногда они забираются далеко на запад.

Сабин пожал плечами.

— Даже будь это так, откуда им было знать, что шесть лодок с батавами высадятся именно в том месте?

— Разумно, — согласился Магн. — Но кто-то узнал и следует за нами. У меня есть подозрение, что пропавшие караульные — не последние, кого мы недосчитаемся в этом походе.

— Как бы ты не оказался прав, Магн, — сказал Сабин и повернул голову, вглядываясь в чащу леса. — Даже свет моего господина Митры с трудом пробивается сюда. Без его постоянного покровительства мы уязвимы, в отличие от тех, кто идёт за нами по следам. — Неожиданно Сабин схватился за меч. Из леса показались двое батавов. Узнав их, Сабин отпустил рукоятку. — Но какова их цель? Неужели они пытаются нас отпугнуть?

— Отпугнуть нас от чего? — уточнил Веспасиан. — Откуда они знают, куда мы направляемся? Я всё время думаю, как они вышли на нас, если мы высадились ночью, наугад, в совершенно случайном месте на восточном берегу.

— Пожалуй, я знаю ответ на твой вопрос, — ответил Магн. — Они не могли поджидать нас, потому что не знали, где это делать. Поэтому они явно шли следом за нами. Более того, вряд ли они всё время шли по восточному берегу. В этом случае они не увидели бы, как мы отплыли ночью из гавани. Это значит, что они или были в порту, но в таком случае мы бы заметили их, или уже ждали выше по течению и двигались впереди нас, всё время оставаясь незамеченными.

Веспасиан задумался над его словами и, поразмышляв, кивнул. Колонна между тем перешла на рысь.

— Да, наверно, Ту прав. Из чего следует, что, кто бы они ни были, они знали, что мы отплываем из Аргентората. Но ведь никто этого не знал до позавчерашнего дня. Более того, никто не знал, что мы отплывём сразу, как только прибудем в порт.

— Если только им не сообщили об этом до нашего прибытия.

— Но кто здесь мог знать о наших намерениях?

— Здесь никто, зато в Риме об этом было известно троим.

— Вольноотпущенникам Клавдия?

Магн кивнул.

— Но ведь они заинтересованы в успехе нашего дела. Зачем им подвергать нас опасности. В конце концов, это их идея!

— Тогда скажи мне, кому, кроме членов твоей семьи, известно, что мы здесь?

— Только Гальбе, — растерянно ответил Веспасиан, — но я не говорил ему, куда именно мы направляемся. Да и с какой стати ему помогать хаттам? Ведь он их ненавидит. Да что там! Он ненавидит всех, кто неспособен проследить свою родословную до основания республики.

— Стойте! — крикнул ехавший впереди них Луций Пет.

— Что такое? — спросил Веспасиан, устремив взгляд туда, куда указывал префект.

Лес впереди сделался светлее. Золотистые лучи пронзали поредевший свод, ослепляя после долгого пути в полумраке «чёрного» леса.

Луций Пет указал на пару молодых деревьев высотой не более шести футов, росших у них на пути примерно в двадцати шагах впереди.

Веспасиан прищурился. Как только глаза привыкли к яркому свету, он разглядел на каждом дереве по жуткому круглому плоду.

— Срежьте их! — приказал Пет двум батавам-проводникам.

Два батава с опаской направили лошадей к деревьям, к веткам которых были подвешены отрубленные головы их пропавших товарищей. Стоило им подъехать ближе, как одна из лошадей зацепилась передним копытом за какое-то препятствие, присыпанное прошлогодними листьями. Раздался громкий хруст, а вслед за ним скрип натягиваемой верёвки. Откуда-то сверху прямо на всадников вниз устремились две тёмные тени, раскачиваясь туда и обратно. Лошади испуганно заржали и сбросили с себя седоков. Тень справа врезалась в одну из них. Другая тень промахнулась, и вторая лошадь избежала удара. Тень же продолжила своё движение в сторону головы колонны.

Она коснулась земли, взбила опавшие листья, затем, разбрызгивая какую-то жидкость, взлетела вверх, где на мгновение зависла неподвижно. Пытаясь успокоить своего напуганного коня, Веспасиан поднял голову и понял, что перед ним обезглавленный труп одного из караульных. Из разверстой дыры в том месте, где на плечах когда-то находилась голова, капала противная липкая жидкость, ещё больше пугая лошадей. Обезглавленное тело между тем качнулось назад, туда, где застыли две лошади без седоков. Увидев его приближение, животные с испуганным ржанием в ужасе бросились прочь.

— Что-то мне всё это не по нутру, — буркнул Магн.

Колонна позади него сломала строй. Объятые паникой, лошади отказывались подчиняться и норовили пуститься наутёк.

Ловко увернувшись от копыт коня, на котором сидел Луций Пет, Веспасиан соскочил на землю и бросился вперёд. Обезглавленный труп качнулся прямо на него. Перенеся вес тела на левую ногу, Веспасиан резко выкинул вперёд правую. Удар сандалии пришёлся мертвецу в грудь. Столкновение было мощным. Веспасиана откинуло назад, и он спиной полетел на землю.

Рухнув навзничь, он тотчас поднял голову и увидел, что труп болтается, слегка вращаясь вокруг своей оси рядом со вторым подвешенным телом. Руки обоих убитых были привязаны к груди, причём к правой руке каждого верёвкой был привязан кинжал. Не успел Веспасиан осмыслить это жуткое зрелище, как тишину леса пронзили крики и испуганное ржание лошадей. Обернувшись, он увидел, как из чащи леса на всадников полетели стрелы. Несколько человек упали и были затоптаны копытами других лошадей. Обстрел продолжался не более десяти секунд и оборвался так же неожиданно, как и начался.

Посмотрев туда, откуда прилетели стрелы, Веспасиан заметил, как несколько силуэтов метнулись в лесную чащу.

— Пет, мы можем догнать их! — крикнул он, вскакивая на ноги и взглядом пытаясь отыскать свою лошадь. Увы, её нигде не было видно.

— За мной! — проревел Луций Пет, обращаясь к самым надёжным воинам. Ударив в бока свою лошадь, он бросился вперёд. Испуганное животное было только радо убежать с этого ужасного места. С десяток батавов устремились за ним следом. Вскоре они скрылись из вида.

Веспасиан вытянул руку и, схватив коня Сабина за уздечку, помог ему успокоить животное. Магн и Зири успели спешиться и поглаживали бока лошадей, помогая им успокоиться.

Постепенно турма восстановила некое подобие порядка. Тишину нарушали лишь стоны раненых и испуганное конское фырканье.

К братьям приблизился Ансигар.

— Мы потеряли трёх человек убитыми. Пятеро ранено, один из них тяжело. Ещё мы потеряли четырёх лошадей, — доложил он. — А где префект?

— Преследует нападавших, — ответил Веспасиан. — Пойдём, хочу тебе кое-что показать.

С этими словами он подвёл декуриона к подвешенным к ветвям обезглавленным телам. Два лишившихся лошадей проводника, кряхтя, поднимались с земли, с ужасом глядя на кошмарное зрелище.

— Как ты думаешь, что это значит? — спросил он, указывая на кинжалы в руках у повешенных.

— Твой человек, Ротхайд, был найден в таком же виде — ни капли крови и с мечом в руке, как будто его нарочно туда вложили.

Ансигар печально улыбнулся и погладил длинную ухоженную бороду.

— Да, меч нарочно вложили ему в руку.

— И что это значит?

— То, что мы сражаемся с достойным противником.

— Ты находишь нападение из засады и убийство достойным?

— Эти люди не обрекают своих жертв на то, чтобы те после смерти бродили по земле бесформенными уродами. Вложив им в руку оружие, после того как те погибли, они дали убитым шанс быть найденными валькириями, небесными девами Вотана, чтобы те забрали их в Валгаллу — пировать и сражаться, пока не настанет время последней битвы.

— То есть это лишь ритуал. Он ничего не значит и нам не стоит из-за него беспокоиться?

— О, ещё как значит! Кто бы ни охотился за нами, это определённо германцы, и они пытаются сказать нечто, но не нам, а батавам. Будь это так, они бы не стали беспокоиться о нашей достойной жизни после смерти. Они обращаются к тому, кого мы представляем, — к Риму.

Из леса донеслись крики. Вскоре из-за деревьев появился Луций Пет в сопровождении своих воинов.

— Вы догнали их? — спросил Веспасиан, когда префект соскочил на землю.

— Одного поймали.

Участвовавшие в погоне батавы спешились и сбросили с крупа одной из лошадей лицом вверх мёртвое тело. Это был молодой мужчина лет двадцати с небольшим. Его светлые волосы были собраны на макушке в пучок, длинная борода вся заляпана кровью. На убитом были простые штаны из коричневой шерсти и кожаные сапоги. Татуированная грудь была голой. Из раны в сердце, оставленной копьём, всё ещё сочилась кровь. Правую руку выше локтя украшал массивный серебряный браслет.

— Сколько их было?

— Человек двадцать, — ответил Луций Пет и, взглянув на убитого, покачал головой. — Он нарочно вступил с нами в бой, чтобы дать своим товарищам возможность уйти. К тому моменту, когда мы убили его, остальные скрылись в чаще леса. Растворились без следа.

Ансигар опустился на колени рядом с трупом и, приподняв ему подбородок, указал на широкий, в ладонь взрослого человека, металлический ошейник.

— Лишь одно племя носит такие железные воротники. Это — хатт, — сказал он и с отвращением сплюнул.

 

ГЛАВА 8

ри дня колонна двигалась по возможности быстро, углубляясь всё дальше в земли хаттов. Три ночи неуловимые охотники преследовали её по пятам. Нападали в ночные часы, убивали батавов, оставаясь при этом незамеченными.

После той засады их действительно больше никто не видел, однако их зловещее присутствие обнаруживалось каждое утро, когда число батавов неуклонно уменьшалось, а их обезглавленные тела колонна находила на своём пути спустя несколько часов, уже днём. Во вторую ночь, чтобы избежать безмолвных смертей своих солдат, Луций Пет приказал удвоить караул, чтобы дозорные ходили не по двое, а вчетвером, но это ровным счётом ничего не изменило. За ночь они недосчитались четырёх человек. В третью ночь префект не стал расставлять караулы по периметру лагеря и распорядился по-другому: караульные охраняли сон спящих товарищей, оставаясь среди них. Тем не менее ночью исчез один человек.

— Каждый день они оставляют мёртвые тела на расстоянии трёх или четырёх миль от места нашего ночлега, — заметил Веспасиан, когда на их пути им встретилось тело очередного обезглавленного батава. На этот раз он был прибит к стволу мощного дуба. — Они явно знают, куда мы направляемся.

— Но ведь об этом известно лишь троим — Нарциссу, Каллисту и Паллу, — произнёс Магн, отгоняя от лица мух, слетевшихся на зловоние смерти.

— Ничего не понимаю, — нахмурился Сабин. — Зачем было Нарциссу спасать мне жизнь, если он теперь пытается помешать нам?

— Это не он, это или Палл, или Каллист, — предположил Магн.

— Прикажи им снять убитого с дерева и похоронить, — велел Луций Пет Ансигару, снова садясь на коня.

Ансигар что-то рявкнул на своём языке. Несколько явно напуганных батавов принялись выполнять малоприятный приказ, о чём-то мрачно переговариваясь друг с другом.

— Терпение солдат на исходе, — сказал Пету Веспасиан, садясь на коня. — Сколько нам ещё ехать по землям хаттов?

— Проводники говорят, что ещё один день. Нам предстоит переправиться через реку под названием Адрана, после чего мы окажемся на сравнительно ровной местности, которая тянется до Амизии на землях херусков. Лесов там нет, в основном обработанные поля.

Надеюсь, там мы сможем двигаться быстрее, чем здесь.

— И будем более уязвимы.

— Так же как и те, кто преследует нас, — пожал плечами Луций Пет.

Веспасиан задумался о том, как их мучителям удавалось все эти дни оставаться неуловимыми.

— Я очень в этом сомневаюсь, Пет.

Когда солнце достигло зенита, они наконец выбрались из леса на всхолмлённую равнину. Здесь, посреди пастбищ, на которых мирно щипали траву коровы, виднелось несколько убогих хижин.

После бесконечного леса местность эта показалась им просторным, благословенным раем, залитым солнечным светом. Здесь можно было свободно дышать, здесь не надо было вглядываться в лесной сумрак, выискивая незримого врага.

— До Адраны не более четверти часа пути на север, префект, — сообщил Пету один из проводников, указывая на возвышавшийся примерно в миле от них холм. — С вершины мы сможем её увидеть. Но переправы там нет, придётся преодолевать реку вплавь.

— Что ж, купание нам всем не повредит, — жизнерадостно ответил Луций Пет. — Ансигар, отправь вперёд четверых человек, пусть выяснят, не поджидают ли нас на берегу наши загадочные друзья.

Когда дозор ускакал вперёд, Луций Пет приказал колонне перейти на лёгкий карьер. Веспасиан устремил своего скакуна вперёд, на открытое пространство. Страх быть замеченным врагом отступил, уступая место радости. Наконец-то можно прокатиться, что называется, с ветерком.

— Эх, поскорее бы смыть с себя вонь леса!

Магн не разделял его воодушевления.

— От купания в реке не жди ничего хорошего, особенно, когда на тебе эта штука, — буркнул он, потирая кольчугу. — Плавучести она точно не придаёт.

— Сними её и прицепи к попоне.

Магн пробормотал что-то невнятное и повернулся к ехавшему рядом с ним Зири.

— Ты умеешь плавать, Зири?

— Не знаю, хозяин. Никогда не пробовал.

— Ну, ты даёшь! Сейчас некогда учиться.

Проскакав через всё пастбище, колонна вскоре добралась до вершины холма. Луций Пет осадил коня. Веспасиан остановился рядом, ладонью прикрыв глаза от яркого солнца. Внизу на расстоянии пары миль, петляя между зелёными полями, протекала река. Её берега густо поросли деревьями, но в отдельных местах были голыми. В просветы была хорошо видна медленно текущая бурая вода. Четверо дозорных преодолели треть расстояния до её берега. За рекой, насколько хватало глаз, простирались поля, перемежающиеся с небольшими рощицами. Почва здесь была чёрная и жирная, пригодная для земледелия.

— На вид река не шире тридцати или сорока шагов, — уверенно заявил Луций Пет. — Переправа не займёт много времени. — Он поднял руку и повернулся в седле, чтобы отдать команду. И тотчас изменился в лице: — Проклятье!

Веспасиан обернулся: из леса появились какие-то тёмные фигуры. Это были всадники, десятки всадников, не меньше сотни.

— Не было печали, — процедил Луций Пет и, выкинув вперёд руку, пустил своего скакуна в галоп. Колонна устремилась вслед за ним.

Хатты не замедлили последовать их примеру.

Веспасиан пригнулся в седле и пустил своего скакуна вскачь. Ветер развевал за спиной его алый плащ. Рядом с ним батавы с криками на всём скаку устремились вниз по склону. Они в считаные мгновения преодолели половину расстояния и почти догнали дозорных. Оглянувшись, Веспасиан увидел, что на гребне холма появились первые хатты. Быстро оценив ситуацию, он принял её как неизбежность и крикнул Луцию Пету:

— Они перебьют нас всех до единого, пока мы будем переплывать реку! Нужно развернуться к ним лицом! Нас больше человек на пятьдесят, мы возьмём их числом!

— Мои парни — хорошие пловцы! — крикнул в ответ Луций Пет. — В воде мы потеряем меньше людей, чем в открытом бою. Это наша единственная возможность вернуться домой живыми.

Веспасиан уловил в его словах логику. Чем больше людей они потеряют сейчас, тем уязвимее станут, когда доберутся до Тевтобургского леса. Он снова посмотрел на реку. До неё было примерно полмили. Дозорные вот-вот окажутся на берегу. Он снова оглянулся на хаттов. Сейчас от них можно легко оторваться. Такая возможность всё ещё есть. Не успел Веспасиан проникнуться этой слабой надеждой, как одна из лошадей у дозорных споткнулась и, рухнув на землю, придавила собой седока. Через пару секунд на землю полетели ещё двое дозорных. Четвёртый развернул своего коня и устремился обратно к холму. Позади него, на том берегу реки, возникло какое-то движение. Через несколько мгновений там выстроились более сотни воинов.

Отряд Веспасиана оказался в ловушке.

— Стойте! — крикнул Луций Пет и вскинул руку: — Кругом!

Батавам не нужно было повторять приказ дважды: большинство их уже заметили противника на другом берегу. С поразительной ловкостью они остановили обезумевших лошадей и построили свои турмы в две шеренги. Заметив это, хатты сбросили скорость, перешли на рысь и, перестроившись клином, отправились дальше. Впереди двигался всего один всадник, остальные двумя «крыльями» следом за ним.

Луций Пет бросил взгляд на противника и повернулся к Ансигару:

— Две внешние турмы построить в колонну в тылу! Сначала мы метнём копья, затем быстро отскочим в стороны.

Декурион кивнул и выкрикнул приказ, который по цепочке передали дальше пять его товарищей. Левая и правая турмы отступили назад, встав позади четырёх центральных турм, и ловко построились в две шеренги.

— Батавы! К бою! — крикнул Луций Пет.

Его кавалеристы тотчас выхватили из кожаных чехлов, притороченных к попонам, копья и приготовились метнуть их в противника. При этом им стоило немалых трудов удержать на месте испуганных лошадей — те били копытами, громко фыркали и вскидывали головы.

— Попытаемся применить один хитрый манёвр, — сообщил братьям Луций Пет. — Будет лучше, если вы вдвоём и двое ваших спутников последуете за мной и Ансигаром.

Сабин оскорбился, что ему предлагают биться с врагом, находясь в задних рядах. Заметив это, Веспасиан положил ему на плечо руку.

— Я видел, как он маневрирует своей кавалерией. Думаю, нам стоит поступить так, как он предлагает.

— Я никогда раньше не воевал верхом на коне, — проворчал Магн, когда они заняли места позади турмы Ансигара прямо посредине шеренги. — Как-то непривычно.

— А как же в Киренаике, против соплеменников Зири? — спросил Веспасиан, закрепляя на руке ремешок щита.

— Я лишь тащился на коне позади тебя, а потом как можно быстрее спешился.

— Что мешает тебе поступить так же и на этот раз. Будете вместе с Зири прикрывать спину мне и Сабину.

— Обязательно. Заодно буду присматривать за тобой, чтобы ты не слишком увлекался. Ну, ты понимаешь, о чём я?

Веспасиан фыркнул в ответ. Что ни говори, а Магн прав. В прошлом Веспасиан не раз подвергал себя опасности, в пылу сражения забывая обо всём на свете. Сегодня он этого не допустит.

Когда расстояние между противниками сократилось до четверти мили, шедший впереди вождь вскинул вверх обрубленную по кисть правую руку. Хатгы замерли на месте. Вождь пустил свою лошадь вперёд, и когда его и колонну батавов разделяло всего пятьдесят шагов, остановился и, поглаживая белокурую бороду, внимательно посмотрел на батавов. Те в ответ молча разглядывали его.

Веспасиан оглянулся. Воины на дальнем берегу не сдвинулись с места.

— Выслушаем, что он скажет, префект! — крикнул он Пету.

— Римляне и батавы, получающие деньги от Рима! — крикнул вождь хаттов на удивительно чистой латыни. — Вас больше, чем нас, но мы занимаем лучшие позиции — на вершине холма. Возможно, вы перебьёте нас всех, но при этом потеряете много своих воинов. В живых вас останутся единицы, и им вряд ли удастся вернуться в вашу империю.

Вождь снял шлем и обрубком руки вытер с лысой головы пот. Веспасиана пронзило ощущение, что он уже видел это раньше. Он повернулся к Сабину, но хатт заговорил снова.

— Вам, батавы, я предлагаю следующее. Вы сдаёте нам римских офицеров и своё оружие, и мы провожаем вас до Рена. Там вы можете быть свободны.

Ансигар презрительно сплюнул.

— Сдать свои мечи хаттам? Причём такой горстке? Никогда!

Другие батавы принялись плеваться и разразились одобрительными возгласами.

Ансигар повернулся к Веспасиану.

— Хатты воюют главным образом пешими. Это не кавалерия, это обычные пехотинцы на конях. Они нам неровня.

Веспасиан кивнул.

— Благодарю тебя, декурион. Думаю, префект, что мы услышали достаточно. Пора с этим кончать.

— Не могу не согласиться, господин, — сказал Луций Пет и жестом дал вождю хаттов понять, что разговор закончен. — Возвращайся к своим людям. Нам больше не о чем говорить.

— Как скажешь, — ответит хатт.

Вернув на голову шлем, он быстро отъехал назад к своим воинам. Один из всадников протянул ему щит. Вождь хаттов надел его на изуродованную правую руку. В левую он взял меч.

— Декурионы, ждите моего сигнала. После него сразу рассыпайтесь в стороны! — крикнул Луций Пет. — Батавы, рысью, вперёд марш!

Звеня упряжью и топая копытами, шесть турм устремились вперёд. С вершины холма на них с рёвом устремился противник.

— Галопом вперёд! — проревел Луций Пет, когда расстояние между ними составило четыре сотни шагов.

Приказ был выполнен мгновенно, а вот Веспасиан отстал. Нет, ему было явно далеко до вымуштрованных всадников Пета.

Стараясь по мере возможности держаться клином, хатты во весь опор мчались вниз по склону, оглашая воздух воинственными криками и размахивая над головой копьями и мечами.

— В атаку, батавы! — крикнул Луций Пет, когда расстояние между противниками сократилось до двухсот шагов. Его ала — стена лошадей, щитов и кольчуг — устремилась вперёд.

Чувствуя, как его самого охватывает волнение предстоящей схватки, Веспасиан пустил скакуна в галоп. Во рту у него пересохло, сердце стучало так, будто было готово выскочить из груди. Все чувства обострились. В ушах стоял топот копыт, крики людей, лошадиное ржание. Скакавший впереди него Луций Пет вскинул над головой меч. Красный плюмаж его начищенного до блеска шлема развевался на ветру, словно знамя. Расстояние между батавами и хаттами стремительно сокращалось.

Четыре декуриона первой шеренги последовали примеру префекта и подняли оружие. Их воины одновременно отвели назад правую руку, крепко сжимая копья. Когда расстояние до врага составило пятьдесят шагов, Пет резко опустил меч. По его примеру то же самое сделали его декурионы. Когда хатты метнули копья, им навстречу в их клин полетели сто двадцать копий, выпущенных батавами.

В тот момент, когда в воздух с обеих сторон взлетели копья, турма Ансигара резко отклонилась на сорок пять градусов вправо, увлекая за собой внешнюю турму. Кавалеристы дружно выхватили из ножен мечи. Веспасиан устремился на своём коне вслед за ними. Две турмы слева от него свернули в противоположном направлении, весь строй разделился ровно пополам.

В следующий миг на батавов обрушился первый залп вражеских дротиков. Перед Веспасианом на землю вместе с их лошадями повалились двое ауксилариев. Впрочем, его конь легко перескочил через это препятствие и устремился вперёд. Мучительные крики раненых и умирающих перекрывали топот копыт. Веспасиан посмотрел вверх. Однорукий хатт во главе наступающего клина теперь скакал прямо на него. Однако, когда он прорвался через брешь шириной тридцать футов, перед ним никого не оказалось.

Несмотря на упавших лошадей, нарушивших боевой порядок хаттов, движущая сила напиравших сзади воинов толкала клин вперёд. Тем временем турма Ансигара на всём скаку вонзилась прямо в заднюю треть вражеского строя. На глазах у Веспасиана лошади противников в самый последний момент шарахнулись в стороны, стараясь избежать столкновения со своими собратьями. Увы, безуспешно. Под испуганное лошадиное ржание металл со звоном ударился о металл, плоть ударилась о плоть, и всё это закружилось в безумном водовороте ужаса и смерти. Сила столкновения отозвалась и на дальнем крае клина. Он оказался рассечён надвое. Как только задние ряды клина остановились, в образовавшуюся брешь хлынули другие всадники.

Веспасиан быстро обернулся, опасаясь, как бы враг не напал на батавов с тыла. Опасения оказались напрасными. Воины двух задних турм развернулись к колонне под углом в девяносто градусов и ударили по неприятелю. Когда же он снова переключил внимание на схватку, они одновременно ударили по обоим флангам отсечённой «головы» вражеского клина.

Ещё миг, и батавы с хаттами сошлись в рукопашной. Строй исчез. Звенели сшибающие мечи, гулко ухали от мощных ударов щиты, ржали кони, кричали люди. Во все стороны летела кровь. Краем глаза заметив какое-то движение слева, Веспасиан быстро прикрыл голову щитом, блокируя удар сверху вниз вражеского меча. Острое как бритва лезвие вонзилось в шишку щита.

Левая рука дрогнула, принимая на себя удар. Однако он заставил себя поднять её и, развернув туловище, вонзил меч в голую грудь противника. Кровожадные глаза хатта от боли полезли из орбит. С губ сорвался пронзительный крик. Ломая врагу рёбра, Веспасиан повернул клинок и вонзил его глубже, в лёгкие, пока тот не упёрся в позвоночник. Умирающий варвар отлетел назад.

Крепко сжав ногами бока коня, Веспасиан титаническим усилием выдернул меч, чтобы падавший на спину противник не увлёк его за собой. В этот момент конь хатта впился зубами в круп его собственного коня. Громко заржав от боли, тот взвился на дыбы. Веспасиан подался вперёд и, чтобы не упасть, обхватил животное за шею и уткнулся лицом в лошадиную гриву.

Позади него Магн глубоко вогнал остриё меча хаттскому коню в глаз, а затем в мозг.

— Ну ты и подлая тварь! — проревел он, когда лошадиная кровь брызнула ему на руку. Лошадь уронила голову, чем лишила его равновесия, а затем вообще рухнула на землю, увлекая за собой Магна.

Освободившись от зубов хаттского коня, конь Веспасиана опустил копыта, задев при этом по носу другого своего четвероногого родственника. Прильнув к шее своего скакуна, Веспасиан сумел удержаться и не упасть. Краем глаза он заметил, что справа от него Сабина оттолкнул назад подлетевший к нему конный хатт и обрушил удары на его щит. Веспасиан, не раздумывая, резко занёс правую руку и полоснул обидчика брата мечом по лопаткам.

Хатт выгнулся дугой. Острое лезвие рассекло сухожилие и кость. Веспасиан же быстро развернулся влево, оставив брата защищаться самостоятельно. Он сделал это вовремя, потому что заметил, что безоружный Магн, наконец, вскочил на ноги и тут же оказался на пути мчавшегося на него хатта с копьём в руке. Веспасиан выкинул левую руку вперёд, щитом отводя удар. Магн изловчился и, схватив за древко вражеское копьё, с силой рванул его на себя, стаскивая врага на землю.

— Слезай, волосатая скотина! — прорычал Магн, когда упавший противник повалился на него. Вырвав у хатта копьё, он вогнал его остриё ему же в затылок. Бездыханный варвар рухнул на землю и уже больше не встал. Зири соскочил со своего коня и, подбежав к хозяину, щитом отбил обрушившийся на него удар слева. Крутанув копьё, Магн вонзил его в грудь летевшей на него лошади.

Веспасиан вновь посмотрел вперёд.

В самой гуще схватки мелькал красный плюмаж Луция Пета. В окружении верных батавов префект яростно теснил врага. В воздухе постоянно мелькали окровавленные мечи, батавы смело прорубали себе путь в человеческой массе, такой плотной, что лошади хаттов больше не могли сдвинуться с места. Через мгновение крики и звон оружия перекрыл громкий хруст. Это две внешние турмы окружили фланги вражеского клина и обрушились на его незащищённый тыл.

Предвкушая близкую победу, батавы разразились ликующими криками. С удвоенным рвением заработав мечами, они устремились на врага, которому не оставалось ничего другого, как отступать вниз по склону. Что теснимые со всех сторон хатты и сделали. Остатки отсечённой «головы» клина были вынуждены отступить под натиском двух задних турм.

Хатты оказались в ловушке.

Сердце Веспасиана бешено стучало в груди. Он ощутил прилив радости, однако знал, что не должен терять головы. Ему хотелось одного: убивать. И он убивал, но не в приступе безумной ярости, а холодно и расчётливо. Как долго это продолжалось, он не знал. Ему казалось, что время как будто замедлило свой ход и сражение длится уже целую вечность. На самом же деле схватка продолжалась примерно столько, сколько требуется колеснице, чтобы совершить в заезде семь кругов.

Внезапно всё прекратилось.

Жуткая какофония битвы сменилась нестройными криками и стонами раненых людей и животных. Батавы неожиданно оказались без врагов. Впрочем, не все из них были убиты. Два десятка хаттов из острия клина рассыпались в разные стороны и теперь бежали к реке. То там, то здесь на склоне холма те немногие, что сидели верхом, в одиночку или парами пытались присоединиться к ним. Однако большая часть хаттов нашла свой конец под копытами лошадей противника. Рядом с ними на земле остались лежать бездыханные тела примерно трёх десятков батавов. Магн, Зири и пара пеших воинов взялись добивать раненых хаттов и тех батавов, чьи тяжёлые раны не позволяли им ехать верхом.

Веспасиан с ужасом наблюдал за этой резнёй, но затем посмотрел на собственные руки и ноги, густо забрызганные кровью. Странно, что они все при нём. Убедившись в том, что не ранен, он внезапно вспомнил нечто важное.

— Магн, оставь в живых пару хаттов и поищи того однорукого ублюдка.

С этими словами он спешился и стал искать среди убитых вождя хаттов. К нему подъехал Сабин. Из раны на лбу у брата сочилась кровь.

— Спасибо тебе, брат. Я справился с этим мерзавцем, но пришлось повозиться.

— Ты лучше помоги мне найти хатта с обрубленной рукой. Того, что предлагал нам сложить оружие.

— Что в нём такого особенного? — спросил Сабин, соскакивая на землю. — Ты собирался мне что-то сказать.

Веспасиан перевернул ногой очередного мертвеца.

— Я узнал его. Я видел его в Риме.

— Где ты мог его видеть?

— В день убийства Калигулы. Как ты знаешь, мы с дядей Гаем были тогда в театре. Нам удалось благополучно выбраться из давки в театре наружу. В переулке мы прошли мимо убитого германца-телохранителя. Затем в конце переулка увидели ещё одного. Он был ранен и сидел, прислонясь спиной к стене. Лысый, со светлой бородой. Это ты, убегая, отрубил ему кисть руки.

— Я?

— Да, ты. Я выбежал из переулка и увидел человека, который торопился прочь, сильно при этом хромая. Он был ранен в правое бедро. Это ведь был ты, верно?

Сабин подумал, затем кивнул в знак согласия.

— Да, пожалуй, ты прав. Точно. Когда я убегал из дворца, за мной следом бросились два телохранителя. Помню, одного я убил, но не знаю, что сделал со вторым, потому что он меня ранил. Он с криком упал, я же устоял на ногах и сумел скрыться. Так ты думаешь, что он мстит мне за то, что я лишил его руки, в которой держат кубок с вином?

— Нет, тут всё гораздо сложнее. Если предположить, что Магн прав и лишь вольноотпущенники Клавдия знали, куда мы направляемся, то, похоже, один из них пытается нам помешать. Это была идея Палла, но зачем ему мешать нам? Как ты верно сказал, в этом нет смысла и для Нарцисса. Зачем ему было дарить тебе жизнь, чтобы направить на верную смерть здесь, в Германии? Значит, остаётся Каллист. Уверен, что за всем этим стоит именно он.

— Но почему?

— Рассказывая мне, как он узнал, что ты ранен и поэтому находишься в Риме, Палл упомянул одну вещь. Оказывается, Каллист допросил раненого телохранителя.

Сабин смахнул с века каплю чужой крови и задумчиво посмотрел на свой палец.

— Что ж, разумно. Это связывает однорукого ублюдка с Каллистом, но не объясняет того, какой смысл Каллисту мешать нам в поисках пропавшего орла. Ему, как и Паллу с Нарциссом, выгодно, чтобы армия полюбила Клавдия.

— Верно. Но между ними идёт борьба за власть. Палл сказал мне, что Нарцисс — самый влиятельный из них троих, они же с Каллистом находятся на вторых ролях. Я видел, как они уходили с помоста в тот вечер, когда сенаторы пришли в лагерь преторианцев, чтобы увидеться с Клавдием. Нарцисс находился на почётном месте, помогая Клавдию спуститься. Затем Каллист и Палл попытались показать своё превосходство, уступая друг другу честь сойти вторым. Оба отказались от такой снисходительности и спустились одновременно. Так что, если замысел Палла удастся и мы вернёмся в Рим с орлом легиона, то Клавдий обласкает его и наградит, Каллист же сочтёт, что его отодвинули на третье место.

— Но если нам не повезёт, то вина ляжет на Палла.

— Именно. Каллист же решит, что в этом раунде победил он.

— Даже если тем самым он поставит под удар завоевание для Клавдия Британии?

— Нет, при условии, что у него имеется свой план, как Клавдию завоевать популярность у армии.

— И как же?

Веспасиан закусил губу и тряхнул головой.

— Не знаю. Но Каллист умён и наверняка что-то придумал.

К братьям подошёл Магн.

— Мы нашли парочку живых, которым можно задать вопросы, — сообщил он. — Вот только однорукого так нигде не нашли. Должно быть, пустился наутёк и сейчас на том берегу реки. Но, сдаётся мне, мы скоро его увидим.

Веспасиан повернулся и посмотрел на север. На противоположном берегу стояли не менее двухсот вражеских воинов, готовых не пустить туда батавов.

— Здесь нам не переправиться, это верно, но это дело потерпит. Для начала нужно выведать у наших пленников, что им известно.

* * *

— Отруби другой, Ансигар, — распорядился Веспасиан, — а потом спроси его снова.

Ансигар всем телом навалился на кинжал и с хрустом перерубил кость. Брызнула кровь. Отрубленный безымянный палец отлетел в сторону и упал рядом с мизинцем. Ансигар снова прорычал что-то на германском языке, но пленник, пожилой хатт, которого держали два батава, лишь скривился от боли, но ничего не сказал. Сам он тяжело дышал, голая грудь блестела от пота. В левом плече, чуть ниже железного ошейника, зияла глубокая рана.

Веспасиан посмотрел на изуродованную левую руку пленника. Та лежала на окровавленном камне, служившем неким подобием плахи. Кисть была вывернута под неестественным углом — руку сломали, когда хатт отказался отвечать на вопросы о том, зачем его соплеменники напали на отряд батавов.

— Руби третий! — прошипел он. — Скорее всего, это будет напрасная трата времени. Но, возможно, это развяжет язык его дружку.

Он посмотрел на второго пленника, молодого хатта, стоявшего на коленях со связанными за спиной руками. Полными ужаса глазами юноша наблюдал за мучениями своего пожилого сородича. Когда на землю упал третий палец, молодой хатт попытался вырваться из рук двух державших его батавов.

Хатт упорно отказывался говорить.

— Отрубить ему целиком всю кисть, господин? — спросил Ансигар.

— Давай!

Ансигар вытащил меч и положил его на запястье пленника. Тот напрягся. Молодой пленник, не выдержав жуткого зрелища, разрыдался.

— Постой! — крикнул Веспасиан, когда Ансигар поднял меч. — Отруби правую руку молодому!

Изувеченного старого хатта оттащили в сторону. Молодому разрезали на руках верёвки, и два батава подтащили его к окровавленному камню. Хатт закричал и задёргался, как выброшенный на сушу угорь. Батавы опрокинули его на спину и вытянули его правую руку. Ансигар показал ему свой меч. Хатт тотчас же что-то затараторил на своём наречии.

— Он говорит, что однорукий пришёл пол-луны назад и разговаривал с их царём Адгандестрием, — перевёл Ансигар. — Он не знает, о чём был разговор, но, когда однорукий ушёл, царь велел сотне воинов пойти с ним, с одноруким, и подчиняться всем его приказам. Он привёл их к Рену, напротив Аргентората, и приказал ждать на восточном берегу, а сам тем временем взял две рыбацкие лодки, посадил в каждую по три человека и переправился на запад.

Ансигар посмотрел на пленника, который добавил ещё несколько фраз, и продолжил переводить.

— Они ждали семь дней, а затем одна из лодок ночью вернулась с приказом идти на север берегом реки туда, где их будет ждать однорукий.

— Как его зовут? — спросил Веспасиан.

Ансигар перевёл его вопрос.

— Гизберт, — ответил пленный и вновь что-то добавил на своём гортанном языке.

— Когда они встретились с Гизбертом, — продолжил переводить Ансигар, — тот сказал им, что выследил римский отряд. Более того, в отряде были батавы, а они — враги хаттов. Он подтвердил свои слова, показав тело убитого им батава. Он сказал, что нужно идти по пятам за отрядом, каждую ночь убивать одного или двух батавов и каждый раз вкладывать в руку убитым оружие. — Ансигар помолчал, слушая пленника, затем заговорил снова. — Он сказал, что вы будете постоянно идти на северо-восток, а они каждый день будут оставлять на вашем пути тела убитых. Они не знали почему, но они подчинялись ему, ведь так велел им вождь. Вчера Гизберт отправил послание в Маттий царю Адгандестрию...

— Что такое Маттий? — спросил Веспасиан.

Ансигар перевёл его вопрос. Молодой хатт, прежде чем ответить, недоверчиво посмотрел на него.

— Это главное поселение хаттов, оно находится к востоку отсюда, — перевёл Ансигар. — В письме был приказ отправить на северный берег реки две сотни воинов, ждать вас там и, если вы попытаетесь переплыть реку, убить. Но они по глупости выдали себя, атаковав дозорных. Тогда Гизберт сказал им, что римский отряд пришёл убить их вождя в отместку за вылазку на другой берег Рена.

— Убить их вождя? Ты уверен, что перевёл правильно?

Ансигар переспросил пленного. Тот растерянно кивнул.

— Так он сказал. Он приказал им напасть на нас. Они знали, что их нам не победить. Обычно хатты сражаются пешими и не любят воевать верхом, но вождь приказал им подчиниться, и у них не было выбора.

— Спроси у него, чего пытался добиться Гизберт, погубив так много хаттских воинов?

— Он полагает, что Гизберт рассчитывал обескровить нас, — произнёс Ансигар, выслушав ответ пленника. — Чтобы мы не рискнули переправиться через реку, зная, что там натолкнёмся на две сотни его воинов.

— Он хорошо всё продумал, — заметил Луций Пет. — Теперь нас стало меньше — чуть более ста тридцати человек. Нам не выстоять против двух сотен врагов. С таким раскладом на тот берег нам не переправиться.

— Тогда мы пойдём берегом дальше и поищем другое место для переправы, — предложил Сабин.

Веспасиан посмотрел на другой берег реки.

— Они будут двигаться в том же направлении. Ансигар, спроси его, есть ли где-нибудь мост.

— Он говорит, что мост есть около Маттия, — ответил Ансигар после короткого разговора с пленным хаттом. — Но он хорошо охраняется.

— Кто бы сомневался. Похоже, что мы влипли. Какие будут предложения?

— Мне кажется, нам нужно или идти берегом на восток и переплыть реку ночью, или попытаться штурмовать мост. Или же вернуться назад.

Веспасиан и Сабин переглянулись. Они понимали, что означает для Сабина возвращение.

— Мы сложим для убитых погребальный костёр, — сказал Веспасиан, — а потом пойдём на восток и посмотрим, чем одарит нас Фортуна, — он посмотрел на пленных. — Кончай с ними, Ансигар.

Ансигар поднёс к горлу молодого пленника меч. У хатта от страха глаза полезли из орбит. Он быстро заговорил. Ансигар опустил оружие. Пленник посмотрел на Веспасиана и пару раз энергично кивнул.

— Он говорит, что поможет нам переправиться через реку, — перевёл Ансигар.

— Неужели? — равнодушно спросил Веспасиан. — И как, он думает, мы это сделаем? Перелетим по воздуху?

— Нет, он говорит, что люди на том берегу будут следовать за нами, но переправляться не станут, потому что потеряют много времени. По его словам, чуть дальше река изгибается излучиной на север, а потом, примерно в десяти милях к востоку отсюда, принимает прежнее направление. Если мы пойдём до того места, где начинается излучина, а затем двинем дальше на восток, то, проделав всего три мили, снова выйдем к берегу. Хатты на другом берегу будут следовать за нами, но им придётся идти восемь миль, и у нас будет время, чтобы опередить их и переправиться на другой берег.

Веспасиан заглянул в испуганные глаза молодого пленника.

— Ты веришь ему, Ансигар?

— Есть только один способ проверить его честность.

 

ГЛАВА 9

устой дым погребального костра поднимался высоко в небо и был хорошо виден даже с расстояния четырёх миль, которые проделала их колонна, двигаясь на восток, к излучине реки. Они шли медленно, берегли лошадей для предстоящего галопа по открытой местности. Все надеялись, что это позволит оторваться от преследователей и благополучно переправиться через реку. Как и предполагалось, хатты шли следом за ними по северному берегу, на расстоянии полёта стрелы. Их силуэты время от времени мелькали среди деревьев, которыми густо поросли оба берега реки.

Пейзаж постепенно делался менее диким. Среди пологих холмов чаще стали встречаться длинные дома, окружённые хижинами землепашцев. В небо поднимался дым очагов, на которых готовили пищу, иногда ветром доносило даже их запах. Работавшие в полях старики, дети, иногда женщины не обращали внимания на отряд Веспасиана, если только он не проходил довольно близко от них. Заметив колонну всадников, все разбегались и прятались в хижинах.

Через два часа пути отряд вышел на вершину поросшего травой холма. Впереди, примерно в полумиле от них, река изгибалась к северу, образуя излучину. Плавно петляя среди лесистых берегов, река затем скрывалась за грядой невысоких гор, вынуждавших её сменить направление.

Пленный хатт что-то возбуждённо рассказывал Ансигару. Выслушав его, Ансигар повернулся к ехавшим сзади Веспасиану, Сабину и Луцию Пету.

— Он говорит, что это то самое место. Если мы поедем прямо, то окажемся там, где река делает поворот назад.

Веспасиан бросил взгляд в сторону северного берега. Деревья там росли слишком густо, чтобы среди них можно было что-то разглядеть, но он знал: хатты где-то там.

— Тогда нам надо поторопиться. Если они будут гнать своих лошадей, то вполне успеют выйти к переправе через четверть часа после нас.

— Они загонят своих лошадей, — заметил Луций Пет.

— Верно, зато у них есть копья. С ними-то ничего не сделается, — проворчал ехавший позади них Магн.

Веспасиан оставил его слова без ответа. Он поддал лошади в бока, подгоняя её.

— Давайте кончим с этим делом.

Стуча копытами и звеня конской сбруей, отряд на полном скаку устремился вниз по отлогому склону, вдоль последней полумили текущей с востока на запад реки. Мелькание среди деревьев на северном берегу силуэтов означало одно: преследователи от них не отстают.

Веспасиан повёл отряд прямо, мимо излучины. Краем уха он слышал неразборчивые крики преследователей, вынужденных отклониться на север от своей добычи. Не оглядываясь, он летел вперёд, думая о том, сможет ли конь, которого он гнал галопом три мили, переплыть реку.

Между тем местность сделалась холмистой. Лошадям приходилось напрягать силы, потому что каждый новый спуск сменялся более длительным подъёмом. Спустя какое-то время они оказались на вершине невысокого холма. Отсюда излучина была видна как на ладони. Веспасиан облегчённо вздохнул: впереди прямо перед ним река возвращала себе прежнее направление. Значит, пленник не солгал. Затем его внимание привлёк дым на другом берегу реки, примерно в миле от излучины. Объяснение могло быть только одно: полной правды хатт им не сказал. Дым частично скрывал высокий частокол городища на вершине холма.

— Спроси его, что это! — крикнул Веспасиан Ансигару, уже зная ответ, который ему нисколько не нравился.

Но не успел Ансигар задать вопрос, как пленный хатт повернул своего коня и, ударив его в бока, помчался прочь. Ансигар было бросился в погоню, но Веспасиан его остановил.

— Пусть скачет! У нас нет времени его догонять.

— Я бывал здесь раньше, — сообщил Магн, когда Ансигар вернулся. — Двадцать пять лет назад мы разграбили это место, но они, похоже, заново его отстроили. Это Маттий — главное поселение хаттов.

— Мне следовало бы догадаться. Пленный сказал, что Маттий находится где-то восточнее на берегу реки, и привёл нас прямо к нему.

— Мы могли бы повернуть назад.

— Нет, будь я хаттом, я бы на всякий случай оставил часть людей на берегу, чтобы этого не допустить. По крайней мере здесь мы можем переправиться, не встретив сопротивления.

— Не встретив сопротивления остальной части хаттов.

Веспасиан не собирался спорить с другом. Он мысленно воззвал к милости Юпитера, чтобы они смогли переплыть реку прежде, чем их присутствие заметят зоркие глаза караульных на сторожевых башнях Маттия.

Когда они подошли к реке, батавы принялись снимать бурдюки с водой и опорожнять их. Веспасиан вопросительно посмотрел на Луция Пета, который сделал то же самое.

— Зачем вы это делаете?

— Для плавучести. Советую последовать нашему примеру. Нам нельзя терять ни секунды. Наполним их водой после того, как окажемся на том берегу.

Сидя в седле, Пет принялся надувать пустой бурдюк, превращая его в шар.

— Делаем, как он говорит, — сказал Магн и потянулся к своему бурдюку. — И ты тоже, Зири.

Юный мармарид с ужасом наблюдал за тем, как его хозяин выливает на землю воду.

— Нет, хозяин! Нельзя выливать воду! Дурная примета! Ты накликаешь беду!

— В пустыне — может быть, но не здесь. Чушь! Делай, как тебе говорят.

Когда они дошли до первых деревьев на берегу, Веспасиан уже закончил надувать свой бурдюк. Луций Пет соскочил с коня и положил щит на землю.

— Привяжите надутые бурдюки к рукоятке щита, — посоветовал он братьям и Магну, когда те спешились. — Проверьте, чтобы горловина была крепко завязана. Мех не должен пропускать воду.

— Префект! — крикнул Ансигар, показывая назад.

— Проклятье! Они преследуют нас! — воскликнул Луций Пет. — Все в реку! Быстро!

Веспасиан бросил взгляд на холм. Из-за его гребня, примерно в миле за их спинами, выросла шеренга всадников и теперь летела вниз, прямо на них. Их было не меньше сотни.

Значит, хатты разделили свои силы.

Веспасиан торопливо завязал горловину надутого бурдюка кожаным ремешком и прикрепил его к щиту. Остальные воины, явно привычные к этому занятию, уже заводили лошадей в воду, заставляя их переплыть расстояние в пятьдесят шагов.

Положив на воду щиты с привязанными к ним бурдюками, они ложились на них сверху. Даже несмотря на тяжёлую кольчугу, деревянные щиты, удерживаемые на плаву пузырями с воздухом, выдерживали вес их тел. Держась за попоны коней и работая ногами, батавы поплыли к другому берегу.

Хатты успели преодолеть примерно половину расстояния до реки. Их крики уже были явственно различимы. Завязав наконец горловину своего бурдюка, Веспасиан бросился вслед за Сабином к кромке воды.

— Быстрее, Зири! — прорычал Магн, хватая щит. Большая часть воинов уже была в воде. Он посмотрел на Зири: тот по-прежнему возился с верёвкой на горловине своего бурдюка.

— Ты безмозглый дурак! Ты же не вылил воду. Как ты будешь переплывать реку?

— Я не стану выливать воду, хозяин. Это неправильно.

— Воевать верхом на коне тоже неправильно. Выливай воду! Кому говорят!

— Нет, хозяин.

Магн посмотрел на холм. От хаттов их теперь отделяло меньше полмили.

— Не дури! У нас нет времени! Быстрее! Моли своих богов, чтобы щит выдержал твои тощие кости. Шевели задницей, пока в неё не угодило вражеское копьё!

С этими словами он погнал свою лошадь в воду. Зири последовал за ним. Когда Магн лёг на щит, и лошадь потянула его за собой, первые батавы уже вылезали на противоположный берег.

На полпути Веспасиан оглянулся, чтобы проверить, как там его друг, и увидел, что хатты уже в четырёх сотнях шагов от берега.

— Поторопись, Магн!

— Кричи на своего коня, а не на меня! — огрызнулся Магн, пытаясь удержаться на импровизированном плоту, пока конь тащил его на другой берег.

Зири вошёл в воду последним и безуспешно пытался лечь на щит, которому не хватало плавучести. Его барахтанье лишь ещё больше пугало коня.

Веспасиан уже почти добрался до противоположного берега. Большая часть воинов уже выбралась на сушу и в спешном порядке наполняла бурдюки про запас водой. Прижав уши к голове, его собственная лошадь энергично работала в воде ногами, преодолевая последние футы пути. Затем её копыта коснулись речного дна, и она, вспенивая бурую речную воду и брызжа в глаза Веспасиану, устремилась к берегу.

Отпустив лошадь и схватив щит, Веспасиан ногами нащупал дно и по скользкому илу двинулся к берегу. Заметив брата, Сабин протянул ему руку и вытянул на твёрдую почву.

— Спасибо, брат! — поблагодарил Веспасиан, тяжело дыша.

Между тем Ансигар и другие декурионы покрикивали на своих подчинённых, подгоняя их из воды. Когда два последних воина ступили на берег, Веспасиан обернулся, чтобы посмотреть, как там Магн и Зири. Его другу до берега оставалось шагов десять, а вот Зири был ещё на середине реки. Он потерял щит и отчаянно барахтался в воде, цепляясь за попону своего коня. Лошадь мотала головой и возмущённо всхрапывала, однако плыла дальше.

Хатты тем временем приблизились к южному берегу, улюлюкая и потрясая копьями.

— Держись, Зири, и сильнее работай ногами! — крикнул Веспасиан, забираясь на коня.

В воду, туда, где барахтался Зири, полетели первые копья преследователей.

— Уходим! — крикнул Пет. — Нет времени ждать, пока он выплывет!

Наконец Магн выбрался из воды.

— Ступайте, я подожду его!

— Они схватят тебя. Мы можем оторваться от них на целую милю, пока они будут переправляться через реку.

Лицо Магна приняло суровое выражение.

— Я же сказал, что его подожду!

Луций Пет развернул своего коня и устремил его вслед своим батавам. Веспасиан посмотрел на брата.

— Скачи за ними, Сабин. Я потороплю его.

Выбравшаяся из воды лошадь Зири душераздирающе заржала: в круп ей вонзилось брошенное с другого берега копьё. Несчастное животное задёргало задними ногами. В следующее мгновение в шею ей впился ещё один дротик. Воздух снова огласило пронзительное конское ржание. Вспенивая вокруг себя кровавую воду, лошадь пыталась встать на дыбы. Её «пассажир» выпустил спасительную уздечку, за которую держался.

— Хозяин! — крикнул Зири, высунув голову над поверхностью воды.

— Ему уже не помочь, — сказал Веспасиан Магну. Тот, разинув рот, наблюдал за происходящим, в бессилии сжимая и разжимая кулаки. — Если, конечно, ты не хочешь составить ему компанию.

Голова Зири снова ушла под воду. Его лошадь, ослабев, барахталась рядом с ним. Мармарид отчаянно бил по воде руками и сумел-таки снова высунуть голову над поверхностью. Обезумевшими от страха глазами он посмотрел на Магна.

— Хозяин! Хо!..

Зири недоговорил. Голову ему пронзило брошенное с берега копьё. Проткнув мозг и небо и выбив передние зубы, окровавленный наконечник выскочил наружу и остался торчать из подбородка.

При виде этого зрелища Магн издал вопль отчаяния, похожий на рык раненого животного. Вскинув над головой руки, Зири ушёл под воду. Над поверхностью реки осталось торчать лишь древко копья, обозначая место, где мармарид погрузился в водную стихию, столь не похожую на его жаркую родину.

— Безмозглый болван! — процедил сквозь зубы Магн, садясь на коня. — Я велел ему вылить воду из бурдюка, но этот паршивец заявил, что, это, мол, плохая примета и он накликает на себя беду. Теперь он будет пить воду целую вечность, потому что не вылил ни капли.

С этими словами он поскакал вперёд.

— Это я называю мерзкой иронией судьбы, — сказал Веспасиан, следуя его примеру.

Тем временем в воду бросился первый хатт.

Веспасиан и Магн погнали скакунов вдогонку батавам, опередившим их примерно на четверть мили. Поскольку путь на восток им закрывал холм, на котором возвышался обнесённый частоколом Маттий, а впереди — отряд хаттов, который двигался на север вдоль реки, им осталось единственно возможное направление — на северо-восток.

В непосредственной близости от главного селения хаттов земля была хорошо обработана. Отряду то и дело приходилось преодолевать низкие каменные стены и живые изгороди.

— Мой конь долго так не протянет, — посетовал Магн, повернувшись к Веспасиану, когда они перепрыгнули через очередную преграду.

Веспасиан не ответил, видя, что и его скакун выдыхается, хотя и не так быстро, как кони скакавших впереди них батавов. Чтобы не слишком растянуться и никого не потерять, колонна двигалась со скоростью самой уставшей лошади. Отставшие примерно на сотню шагов, Веспасиан и Магн постепенно сокращали это расстояние. Оглянувшись, Веспасиан увидел, как из-за деревьев на северный берег реки, от которого они удалились уже на целую милю, высыпал целый отряд хаттов.

— Вот же дерьмо! Не нравится мне это! — воскликнул Магн, указывая в сторону Маттия.

Ворота поселения распахнулись, и с холма вниз, по петляющей дороге, ведущей на равнину, навстречу колонне устремился конный отряд.

По всей видимости, Луций Пет тоже заметил всадников, потому что колонна отклонилась севернее, но, проскакав несколько секунд, взяла первоначальное направление. Веспасиан, даже не глядя, понял, что это означает. Хатты, следовавшие за ними по берегу реки, изменили направление движения и теперь пытаются перерезать им путь. Отряд попал в окружение.

Пет приказал колонне остановиться, и Веспасиан с Магном наконец догнали её.

— Придётся или сразиться, или сдаться в плен. Третьего не дано, — сказал он братьям, когда те подъехали к нему.

— Тогда я скажу, что выбора у нас нет, — ответил Веспасиан. — Если вступим в бой, то все погибнем. Гизберт предлагал, если мы сдадимся, проводить наших батавов до Рена. В этом случае мы хотя бы сохраним нашим воинам жизнь.

— Батавы не сдаются, — презрительно сплюнул Ансигар. — Особенно хаттам. Мы не смогли бы вернуться домой, если бы сдались в плен. Это было бы несмываемым позором.

Луций Пет безрадостно улыбнулся.

— Похоже, господа, как ни крути, а нас в самом сердце Великой Германии ждёт кровавая смерть. Хотя лично я предпочёл бы сражаться, чем быть казнённым варваром, который называет себя вождём лишь потому, что его прапрадед когда-то спустился с гор и поотрубал всем головы. Ансигар, прикажи своим людям построиться лицом к северу. Попытаемся с боем вырваться из окружения.

Декурион отсалютовал ему и ускакал к своим воинам, выкрикивая приказы. Турмы начали выстраиваться в одну шеренгу. Хатты уже с трёх сторон окружали их. Расстояние составляло не более пятисот шагов.

— Прости, Веспасиан, — произнёс Сабин с удивительной искренностью в голосе. — Ты оказался в Германии по моей вине, это я притащил тебя сюда.

— Нет, это все вольноотпущенники Клавдия. Они интригуют друг против друга, — улыбнулся брату Веспасиан.

— Ублюдки.

— Похоже, пророчество, сделанное при моём рождении, оказалось ложным. Хотя, кто знает, вдруг в нём говорилось, что мне суждено погибнуть в тридцать один год от рук германцев?

— Что? Да, я понимаю, к чему ты клонишь. Нет, в предсказании ничего такого не было. Впрочем, я никогда в него не верил, хотя мать утверждала, что отметины на печёнках трёх жертвенных животных означали именно это.

— Что именно?

Сабин пожал плечами и посмотрел на наступающих с трёх сторон хаттов. Те тоже замедлили шаг и начали выстраиваться в одну шеренгу.

— Ну, давай, Сабин, теперь ты можешь мне сказать. Сам видишь, что всё это было полной чушью.

Сабин пристально посмотрел на брата, взвешивая все за и против.

— Хорошо. Во время церемонии твоего имянаречения отец принёс в жертву быка, свинью и барана. Когда он стал разглядывать печень животных, то заметил на них одинаковые пятна. Помню, я сильно тогда обрадовался. В моих глазах это означало, что Марс отвергает тебя. Видишь ли, в ту пору я тебя ненавидел.

— Почему? Что я такого сделал?

— Я слышал, как отец обещал Марсу хорошо кормить тебя, заботиться о тебе, даже в ущерб мне. Я ужасно ревновал тебя.

Увы, эти пятна не означали, что Марс отвергает тебя, отнюдь. На каждой печёнке была своя отметина, но очертания всех были узнаваемы. Впрочем, то, что тогда представлялось неким посланием, похоже, оказалось не более чем...

— Эй, римляне!

Братья оглянулись. Появившиеся со стороны Маттия хатты остановились в пятидесяти шагах от них. Один из них выехал вперёд.

— Проклятье! Да это же наш пленник, который вёл нас сюда! — воскликнул Веспасиан, моментально узнав «проводника поневоле». — Должно быть, он воспользовался мостом.

Хатт выкрикнул пару предложений на своём наречии.

— Вдруг это ещё не конец, брат, — задумчиво произнёс Сабин. — Слава моему повелителю Митре. Я не нарушил моей клятвы.

Веспасиан смерил брата негодующим взглядом. Через секунду к ним подъехал Ансигар и перевёл слова беглого проводника.

— Они не просят сдаваться, но предлагают поехать с ними, чтобы избежать дальнейшего кровопролития. Они оставляют нам наше оружие, сохраняя наше достоинство. Это справедливое предложение.

— Что им от нас нужно? — спросил Сабин, не обращая внимания на брата.

— Их вождь хочет поговорить с римскими офицерами. Вас приглашают во дворец Аргандестрия.

Ворота Маттия распахнулись, открыв взгляду множество деревянных хижин разных размеров, выстроенных без малейшего намёка на какой-либо порядок. Возведённые из толстых, загнанных в землю брёвен, они не имели окон. Дверные проёмы были завешаны шкурами. Дым выходил наружу через дыру в соломенной крыше.

Проводник повёл колонну по главной улице по плотно утоптанной земле. Дорога извивалась и постепенно поднималась вверх. От неё в обе стороны расходились узкие переулки. В ноздри Веспасиану ударил запах дровяного дыма и зловоние нечистот. Женщины и старики с любопытством разглядывали проходивших мимо них чужаков. Белобрысые дети бросили игры и убежали с дороги, чтобы не попасть под копыта лошадей.

— Дяде Гаю тут понравилось бы, — задумчиво произнёс Веспасиан, глядя на симпатичных мальчишек, правда, довольно чумазых.

— Надо узнать, вдруг нам удастся купить парочку и привезти ему в подарок, — рассмеялся Сабин.

— Непременно, а то он постоянно жалуется, что не может купить на невольничьих рынках свежих мальчиков. Он обожает дрессировать их.

— Они явно не свежее этих. Главное, смыть с них грязь, и они будут готовы к употреблению.

Братья рассмеялись. Веспасиан посмотрел на Магна. Тот мрачно восседал на коне, явно не в настроении. Ему всё ещё было не до шуток.

Наконец дорога привела их к некоему подобию площади с несколькими торговыми прилавками, расставленными по кругу. На дальнем конце этого рынка возвышался длинный дом высотой по меньшей мере в двадцать футов, крытый соломенной крышей, кое-где тронутой тёмно-зелёным мхом.

Проводник спешился и что-то сказал Ансигару.

— Нам велено остаться здесь, — перевёл декурион. — Нас сейчас накормят. Вы трое идёте на встречу с вождём в его зал.

— Не желаешь пойти с нами? — спросил Веспасиан Магна, когда они спешились.

— Лучше не стоит. Я могу испортить встречу, отомстив им за Зири.

— Как хочешь, — ответил Веспасиан и, похлопав друга по плечу, вместе с Сабином и Луцием Петом зашагал следом за проводником ко «дворцу».

Войдя в дверь, он оказался в скудно освещённом помещении. Впрочем, вскоре его глаза приспособились к полумраку, и он разглядел четыре ряда длинных столов, на которых на равном расстоянии были расставлены сальные свечи. Столы занимали переднюю половину зала. В дальней половине пылал очаг. Поднимаясь вверх, его дым частично скрывал высокий сводчатый потолок с отверстием, через которое этот дым выходил наружу.

Вдоль всей стены, перемежаясь со щитами, мечами и прочим военным снаряжением, тянулся ряд оленьих рогов и кабаньих клыков. Позади очага было пусто, если не считать помоста, по углам которого в карауле застыло по огромному воину. На помосте стояло кресло с высокой спинкой. На нём сидел старик с длинной седой бородой и с золотым обручем на голове. Серебряные волосы были собраны на макушке в пучок.

— Я — Адгандестрий, вождь хаттов, — произнёс он на латыни без всякого акцента. — Подойдите сюда.

Проводник повёл римлян вперёд по проходу между столами. Под ногами у них хрустел разбросанный по полу камыш. Не доходя до вождя хаттов, он остановился и отвесил поклон. Вождь жестом велел ему отойти. Молодой хатт отошёл в сторону и встал перед красным занавесом, сшитым из квадратных лоскутов размером примерно в квадратный фут.

Адгандестрий несколько секунд рассматривал римлян. Затем его взгляд остановился на Веспасиане.

— Значит, вы те самые римляне, которых Гальба, по словам Гизберта, послал убить меня?

— Он солгал, — коротко ответил Веспасиан.

— Я знаю. Теперь знаю, — сказал Адгандестрий и указал на проводника. — Вам повезло — вы оставили этого юношу в живых. Иначе лежать вам мёртвыми там, на равнине. Когда вы спросили, что такое Маттий, он понял, что Гизберт обманул меня. Как вы могли убить меня, если даже не знаете названия места, где меня искать?

Мы, хатты, люди чести. Говорим правду и презираем тех, кто пытается обмануть нас наветами и полуправдой. Я не стану требовать от вас денег за убитых вами моих воинов, ибо вы защищались от лжи, в которую я — моя вина — поверил. Я заплачу вам и пощажу ваши жизни.

— Ты справедлив, Адгандестрий.

— Я — вождь. Я должен быть справедливым, иначе моё место займёт кто-то другой. Но я стар и уже не так прозорлив, как раньше. Иначе разве поверил бы я Гизберту? Хотя мне и показалось странным, что Рим подослал ко мне убийц из-за какого-то мелкого набега.

Как-то раз я предложил Тиберию отравить Арминия, но он отказался, заявив, что Риму нет необходимости убивать своих врагов. Рим победит их в сражении. Зачем же Риму подсылать ко мне убийц? Потом я услышал, что у вас появился новый император, пускающий слюни идиот. Я подумал, что идиот не столь благороден, как его предшественники. Поэтому я проглотил ложь. Но теперь я хочу знать правду. Зачем вы здесь?

Веспасиан понимал: было бы бесчестно лгать вождю хаттов после того, как тот благородно и по-доброму отнёсся к ним, и поэтому решил сказать правду.

— Мы пришли, чтобы найти орла Семнадцатого легиона, потерянного в битве в Тевтобургском лесу.

— Почему же так поздно? Ведь прошло сколько лет.

Начав говорить правду, Веспасиан понял, что останавливаться на полуслове нельзя, и рассказал вождю хаттов про план вольноотпущенников Клавдия, решивших подкрепить репутацию нового императора.

— Значит, Британия? — задумчиво произнёс Адгандестрий. — Неужели Рим не устал от завоеваний?

Вопрос был риторическим. Ответ знали все, кто присутствовал в этом зале.

— Так почему же Гизберт пытался помешать вам? — продолжил вождь.

— Мы не знаем причину, но, думаем, дело тут в политике.

— Тогда давайте спросим его самого, — сказал вождь и что-то приказал своим телохранителям.

Двое из них поспешно вышли из зала. Вскоре они вернулись, ведя с собой Гизберта, надёжно связанного верёвками. Пленника грубо швырнули на устланный камышом пол перед помостом.

Адгандестрий с видимым отвращением посмотрел на него.

— Лжец!

Гизберт с трудом поднялся на колени и склонил голову.

— У меня не было выбора. Ты бы не помог мне, скажи я правду.

— Верно. Ибо знаю, что в дела Рима лучше не соваться. Римские легионы стоят за Реном, и у меня нет желания провоцировать их, чтобы они вновь высадились на правый берег.

Я не желаю ввязываться в войну. Кто заставил тебя это сделать? Кто в Риме не хочет, чтобы эти офицеры нашли орла легиона? Кто намерен бросить на меня тень, сделав виноватым?

— Не могу сказать, — покачал головой Гизберт.

Телохранитель занёс было для удара руку, но вождь жестом его остановил.

— Если ты мне не ответишь, смерть твоя будет долгой и мучительной. Я не подарю тебе меча, и ты не попадёшь в Валгаллу. Если же скажешь правду, то умрёшь быстро и достойно, и в твою руку будет вложен меч.

Гизберт поднял глаза на вождя.

— Ты даёшь слово?

— Получается, что лжец сомневается в слове достойного и честного человека.

— Хорошо. Это был вольноотпущенник Клавдия по имени Каллист.

— Но почему? — спросил Веспасиан, радуясь тому, что его предположение подтвердилось.

— Он хочет, чтобы слава того, кто нашёл римского орла, досталась ему. Дело в том, что он знает, где спрятан орёл, и боится, что ты можешь его опередить.

— Где же этот орёл?

— Это мне неизвестно, но я знаю, что Каллист отправил за ним своих людей. Мне поставили цель — убить тебя и Сабина, и я сделал бы это с великим удовольствием, потому что твой брат отрубил мне руку. Но ты усложнил задачу тем, что захватил с собой так много воинов. Я ожидал, что у тебя будет лишь несколько спутников и ты попробуешь пройти незамеченным. Поэтому я пытался запугать твоих людей, выбирая одну или две жертвы. Когда же вы подошли ближе к Маттию, я смог вызвать подкрепление и напасть на вас открыто.

— Но почему ты оставил часть своих людей на другом берегу? Ты ведь мог легко раздавить нас, зажав с двух сторон.

— Не хотел убивать батавов. Мне был нужен только ты и твой брат.

— Ты убил немало наших воинов. Ты убивал их каждую ночь по пути сюда.

— Верно, но я всегда вкладывал им в руку оружие и не убивал больше, чем то было необходимо. Видишь ли, телохранителей римского императора набирают из двух племён с западного берега Рена, убиев и батавов. Так что я сам — батав. Я не люблю убивать моих соплеменников.

Внезапно Веспасиану всё стало ясно. Он мысленно поблагодарил трибуна Муциана, который предложил взять в поход ауксилариев-батавов. Это спасло ему жизнь.

Адгандестерий задумчиво погладил бороду.

— На этот раз он говорит правду. Хочешь ещё о чём-нибудь его спросить?

— Лишь об одном. Как Каллист узнал о том, где спрятан орёл?

— Я точно не знаю, но это как-то связано с кораблями.

— С кораблями?

— Да. Когда он вызвал меня, чтобы отдать приказ, он сказал, что только что получил послание от кого-то на севере, кто собирает там корабли. Не знаю, для чего они ему понадобились, но этот человек знает, где спрятан орёл легиона.

Веспасиан посмотрел на Сабина.

— Каллист говорил, что генерал на северном побережье будет пытаться решить проблему нехватки кораблей, необходимых для вторжения. Он упоминал его имя. Ты не помнишь, как его зовут?

Немного подумав, Сабин покачал головой.

— Прости, но в то время мои мысли занимало совсем другое.

— Нет ничего проще, — вмешался в разговор Луций Пет. — Его знают все обитатели берегов Рена, потому что начиная с февраля он отбирает у них корабли и лодки. Его имя Публий Габиний.

— Да, это он. Гизберт, тебе знакомо это имя?

— Нет. Каллист не посвящал меня в подробности.

Веспасиан кивнул вождю хаттов, показывая, что больше вопросов у него нет. Адгандестрий подозвал одного из телохранителей и что-то сказал ему на своём наречии. Тот шагнул к пленнику и кинжалом перерезал на нём верёвки. Гизберт остался на коленях, глядя в лицо своему палачу. Воин вынул из ножен свой меч и протянул его пленнику рукояткой вперёд.

Тот взял его здоровой рукой. В следующий миг хатт вонзил кинжал ему в основание шеи и проткнул плоть до самого сердца. Стоило ему вытащить клинок, как из раны хлынула кровь. Гизберт продолжал смотреть на палача. Грудь его вздымалась и опускалась, но свет в глазах начал меркнуть. Прежде чем им закрыться навек, на губах Гизберта мелькнула улыбка. Он повалился лицом на окровавленный камыш и замер с мечом в руке.

Мёртвое тело быстро выволокли из зала, и Адгандестрий обратился к Веспасиану и его спутникам.

— Я не знаю, у кого этот орёл. Да и не знал никогда.

Он сделал знак проводнику, стоявшему перед красным занавесом, и они вместе потянули его в разные стороны. Занавес распахнулся.

От неожиданности все три римлянина ахнули. Со стены на них взирал Козерог, эмблема легиона, а также штандарты пяти когорт, увенчанные поднятой рукой с открытой ладонью. Сами половинки занавеса были сшиты из флагов и свисали с древка штандарта центурии. И каждый такой флаг символизировал восемьдесят давно уже мёртвых солдат.

— Арминий тайно поделился трофеями. Привёз он их в огромном количестве. Чтобы между племенами не возникло ревности, трофеи делили по жребию. Каждый вождь поклялся никому не говорить, что досталось ему. Я получил серебряную эмблему Козерога Девятнадцатого легиона, пять штандартов когорт и все эти флаги центурий. Про остальное знал только Арминий, однако его больше нет.

— Зато жив его сын.

Адгандестрий нахмурился.

— Верно, он жив и наверняка знает секреты отца. Так вот что вы собирались сделать — расспросить Тумелика?

— Я подумал, что если мы доберёмся до Тевтобургского леса, то сможем отправить ему послание. У меня есть одна вещь, некогда принадлежавшая его отцу. Она наверняка его заинтересует.

Веспасиан вынул из-за пояса нож и протянул его вождю.

Адгандестрий вытащил его из ножен и, внимательно изучив выгравированные на нём руны, вернул нож Веспасиану.

— Да, это будет ему интересно. Возможно, тебе удастся убедить его, и он согласится на встречу. Я знаю, где он, и отправлю ему послание. Сообщу ему, что в следующее полнолуние, через пять дней, ты будешь на горе Калькризе в Тевтобургском лесу. Если, конечно, он пожелает встретиться с тобой.

Старик с трудом поднялся с кресла и, подойдя к трофеям, вытащил из подставки Козерога Девятнадцатого легиона.

— Я дам тебе в сопровождение моих воинов, чтобы ты без опаски мог добраться туда. Когда будешь уезжать, получишь от меня в дар эмблему этого легиона.

С этими словами он вручил эмблему Сабину. На лицах римлян читалась растерянность.

— Удивляетесь, что я помогаю вам? — Адгандестрий усмехнулся. — Я делаю это по той же самой причине, по какой прошу Тумелика оказать вам содействие. Не ради ножа его отца, но ради большей награды. Если этот идиот в Риме получит орла, а заодно эмблему Девятнадцатого легиона, это наверняка позволит ему заручиться уважением армии. И победа в Британии ему обеспечена.

Однако при этом стоящие на Рене и Данубии легионы уйдут из Германии. Это по меньшей мере четыре легиона, а также их ауксиларии. Поражение кельтов в Британии будет нам выгодно. Если Рим двинет на север острова, у него не останется сил угрожать нам. Я помогу вам, и Тумелик, я надеюсь, тоже поможет. Благодаря нам Германия останется свободной на многие годы, а возможно, навсегда.

 

ГЛАВА 10

то оно! — воскликнул Магн, когда колонна с двадцатью воинами Адгандестрия во главе замедлила движение, выйдя на узкую тропу, к северу от которой простирались болота, а с юга высилась гора. — Я помню это место. Здесь на четвёртый день битвы Арминий взял в кольцо наших воинов. К тому моменту из двадцати пяти тысяч человек оставалось всего тысяч семь или восемь.

Вар под моросящим дождём гнал их на северо-запад, пытаясь опередить германцев, но тем удалось вырваться вперёд. Они срезали путь по короткой дороге, среди гор, и ждали в лесу над открытой местностью.

Наши солдатики заметили их лишь тогда, когда пять тысяч волосатых варваров закидали их копьями. Пятьдесят тысяч копий всего за сотню ударов сердца, ты можешь себе такое представить?

Веспасиан смог и даже содрогнулся при этой мысли.

— И колонна остановилась?

— Верно. Через болота они уйти не могли, потому что дождь лил без остановки несколько дней подряд, и те, кто попытался уйти туда, утонули в трясине. Они не могли сдвинуться ни вперёд, ни назад. Ещё пять тысяч варваров перекрыли путь к отступлению, а впереди враг вырыл рвы и поставил препятствия.

— То есть выбора у них не было. Только сражаться, верно?

— Да, выбора у них не было. Скоро мы увидим длинный земляной вал, который они насыпали как последнюю линию обороны. Он тянется примерно на четверть мили. Те, кто остался в живых, какое-то время отбивались от варваров, но вскоре к тем присоединились другие племена, которые наблюдали за ходом битвы, но до поры до времени не вступали в неё.

Поняв, что мы обречены, Вар совершил достойный поступок. Всего один час, и большая часть наших парней осталась лежать на поле боя. Спастись удалось лишь немногим. Некоторые из них прибились к нам и, когда мы двинулись в обратный путь, стали нашими проводниками. Я даже близко сошёлся с двумя-тремя.

— А как вообще это произошло? — уточнил Сабин.

— Вар вёл своих воинов из летнего лагеря на реке Визургис на зимние квартиры на берегу Рена.

Три легиона, шесть когорт ауксилариев и три конных алы. Более двадцати тысяч человек за вычетом нескольких когорт, которые он оставил по просьбе германских племён якобы для поддержания римского мира.

Хитрые ублюдки сделали это нарочно, чтобы внушить Вару ложное спокойствие, и их уловка сработала. Он даже отправил на зиму домой, в Рим, нескольких легатов и трибунов. Он был уверен, что всё обстоит отлично, когда выступил на запад по военной дороге берегом реки Лупии.

Её ещё называли Длинные мосты, потому что там было много мостов. Жуткое местечко, нас едва не постигла участь Вара, когда несколько лет спустя мы пытались по ней вернуться домой.

— Мы перешли то, что от неё осталось, примерно в пятидесяти милях к югу отсюда, — заметил Луций Пет. — Как же они отклонились на такое огромное расстояние?

— Арминий отправил фальшивое письмо, в котором утверждал, что к северу отсюда вспыхнуло восстание. Вар доверял ему и любил его и потому принял письмо за чистую монету, хотя полководца и предупреждали, что против него плетётся заговор. Он не стал разделять колонну и взял всех с собой на север. Взял даже маркитантов, обслугу и обоз с провиантом. Вся эта пёстрая компания двинулась по густо поросшим лесом горам, вдобавок ко всему изрезанным глубокими оврагами. Болван! Более того, он позволил, чтобы этот растянувшийся на шесть или семь миль хвост повели проводники-германцы. В конечном итоге они вывели нас на равнину к юго-востоку отсюда, где в лесу на каждом шагу враг.

— Неужели он не отправил дозорных в обе стороны? — удивился Веспасиан, глядя на холм слева от него, и живо представил себе, как легко среди дубов, буков и берёз можно спрятать целую армию.

— По словам немногих выживших, дозоры были, и много. Беда в том, что это были люди Арминия, которые «случайно» не заметили пять тысяч германцев на обоих склонах горы, как не заметили ещё десять тысяч вооружённых варваров, которые пришли просто «понаблюдать», однако были готовы выступить на стороне Арминиия, если тот начнёт побеждать.

Как бы то ни было, Вар не видел нечего необычного в том, чтобы послать в дозор ауксилариев из числа херусков и хаттов.

Эти племена были верны Риму, что означало, что его легионеры могут идти маршем стройными рядами по восемь человек в шеренге. Идти красиво и в ногу, как это нравится генералам.

— Но очень медленно.

— Именно. А чтобы не ломать строй, они были вынуждены валить деревья. Учтите, что шёл сильный дождь, а с запада, завывая, дул свирепый ветер с такой силой, какой я никогда не видел в Германии. Никто из наших парней не заметил и не услышал варваров до тех пор, пока в самую гущу нашей колонны не полетели их копья и выпущенные из пращи камни. Их собственные копья были привязаны к походным мешкам. Да, бойня была ещё та, скажу я вам. Затем варвары и наши, с позволения сказать, союзнички лавиной, с криками и улюлюканьем обрушились на наших ребят сверху, с вершины горы, и рассекли колону надвое.

— Как же они добрались сюда? Как погибли на этой дороге? — спросил Сабин, глядя на эмблему Девятнадцатого легиона и думая о том, где та могла упасть на землю.

— В конечном итоге они восстановили некое подобие порядка. Вар приказал одной половине войска строить лагерь, а второй — отбиваться от этих варваров. С наступлением ночи германцы отступили, и Вар разрешил нам поспать несколько часов. Затем мы уничтожили все повозки и за два часа до наступления рассвета тайком покинули лагерь. Проснувшись, германцы увидели, что римский лагерь пуст, но в нём осталось много брошенного имущества. Как ты понимаешь, у них не возникло настроения преследовать наших парней, пока они не перерыли всё, что было там брошено.

Между тем Вар пытался уйти на северо-запад, на помощь Арминию. Он был уверен, что нападение на его легионы было всего лишь попыткой помешать ему бросить силы на подавление мятежа. Напыщенный болван! Впрочем, в армии такие никогда не переводятся.

— А, по-моему, он повёл себя достойно, — не согласился с другом Веспасиан. — Ведь он не знал, что письмо было фальшивым. Он пытался выполнить долг перед Римом и проявил благородство, спеша на помощь другу Арминию.

Магн фыркнул и косо посмотрел на Веспасиана.

— Как бы то ни было, они шли целый день, лишь изредка ввязываясь в короткие стычки с врагом, и снова построили лагерь. На следующий день подтянулась основная масса варваров, и всю ночь легионеры почти без передышки сражались, стараясь не пустить их в лагерь. Утром четвёртого дня германцы отступили. Остатки легионеров построились в колонну и продолжили движение.

Однако германцы постоянно нападали на них, чтобы убедиться, что легионы движутся в нужном направлении. В конце концов они пришли сюда. И тут их окружили со всех сторон. Отступать было некуда. Оставшиеся в живых всадники попытались с боем вырваться из окружения, но были уничтожены. Вар заколол себя мечом. Легионеры были поставлены перед выбором: сражаться, добровольно лишить себя жизни или сдаться в плен. В последнем случае их или принесли бы в жертву местным богам, или сделали бы рабами. Лишь немногим удалось бежать. Таких счастливцев оказалось не больше пятидесяти.

Магн резко натянул поводья.

— Вот дерьмо! Мы же тогда всё это сняли!

Впереди них к деревьям по обе стороны дороги длинными гвоздями сквозь глазницы были прибиты человеческие черепа.

— Похоже, германцы прибили их обратно, — заметил Сабин.

Магн с отвращением сплюнул и сжал большой палец правой руки, страхуя себя от сглаза. Впрочем, вскоре деревья с черепами закончились, и дорога вывела колонну на песчаное пространство две сотни шагов в ширину и полмили в длину, усеянное тысячами человеческих костей, ссохшихся и покрытых лишайником.

— Да они, я смотрю, откопали наших ребят.

Колонна двинулась дальше по огромной поляне, с хрустом давя раскиданные кости. Земляная насыпь — дело рук легионеров Вара — была во многих местах сильно разрушена, как будто её топтала не одна сотня ног. Веспасиан заметил торчавшее из земли копыто дохлого мула. Справа простиралось болото, от которого тянуло зловонием затхлой воды. Впереди деревья смыкались снова, образуя сплошную стену, — идеальное место для убийства. Хотя среди первых зелёных листьев на ветках безмятежно пели птицы, Веспасиану было не по себе. Ему казалось, будто за ним наблюдали тысячи невидимых глаз.

Он старался не смотреть на кости легионеров, однако нездоровое любопытство взяло верх. Кисти, руки, ноги, позвоночники, рёбра, черепа и тазовые кости беспорядочно валялись вокруг. Некоторые были целы, другие разрублены или раздроблены. Многие носили следы зубов диких животных. То здесь, то там виднелись грубо высеченные каменные алтари. На них тоже лежали кости, только почерневшие от огня.

— Как давно ты здесь был, Магн? — спросил Веспасиан.

— Лет двадцать пять назад.

— Странно, что останки наших воинов за это время не истлели. Как будто кто-то специально о них заботится.

— Может, они? — предположил Магн, когда в ста шагах перед ними из леса им навстречу выехали пятеро всадников и перегородили дорогу.

Ехавшие впереди колонны хатты вскинули руки, призывая отряд остановиться. Двое из них поскакали вперёд, коротко переговорили с пятёркой всадников и, вернувшись, что-то сказали Ансигару.

Декурион кивнул и повернулся к римским офицерам.

— Это херуски. Тумелик ждёт нас на вершине холма.

Холм был невысок, не более трёхсот пятидесяти футов. Они поднялись на неё быстро, хотя его склоны густо поросли лесом. Веспасиан легко представил себе, сколько воинов могли когда-то прятаться здесь, среди деревьев.

Ближе к вершине они объехали поляну с берёзовой рощей в центре. Здесь рядом с алтарём мирно паслась белая лошадь. Привязанные за длинные волосы, с ветвей деревьев свисали три отрубленные головы. Одна была явно свежей, две другие — в разной степени разложения. На земле, словно перезревшие плоды, валялись черепа с ошмётками плоти и остатками волос. С алтаря стекала кровь.

Подъём закончился, закончился и лес. Колонна достигла голой вершины. Здесь деревья были вырублены, уступая место пестревшему весенними цветами лугу. На поляне их ждало удивительное зрелище — шатёр из красной кожи высотой десять футов и площадью в пятьдесят, стоявший рядом с одиноким древним дубом.

Веспасиану хватило одного взгляда, чтобы понять, что это такое.

— Клянусь нежной задницей Меркурия! — воскликнул Магн. — Это же шатёр Вара. Не иначе как его захватили тогда со всем остальным имуществом.

Сабин был в равной степени ошарашен.

— Похоже, они прихватили весь обоз. Шатёр они сжечь не смогли. Из-за дождя он был слишком мокрый.

Пять всадников-херусков спешились возле входа в шатёр и знаком велели колонне сделать то же самое. Их предводитель, старик лет шестидесяти, вошёл внутрь шатра. Спустя несколько секунд он вышел и что-то сказал Ансигару.

— Вы можете войти, — сказал тот Веспасиану, Сабину и Луцию Пету. — А мы пока дадим лошадям возможность пощипать траву.

— На этот раз ты пойдёшь с нами? — спросил Веспасиан Магна, шагнув ко входу в шатёр.

— Ты ещё спроси, заикается ли император!

Раздвинув полы шатра, Веспасиан оказался в коротком коридоре с кожаными стенами — точь-в-точь как в шатре претория в лагере Поппея во Фракии. Правда, здесь не было переносного мраморного пола, а лишь простой, дощатый, из навощённых деревянных половиц. Сделав несколько шагов по коридору, Веспасиан вошёл в главную часть шатра.

Вокруг мерцали сальные свечи, освещая довольно искусно обставленную комнату — обтянутые кожей диваны, бронзовые статуи, резные кресла и столы, которые украшали керамические и стеклянные чаши и вазы. В дальнем конце комнаты стоял массивный дубовый стол, заваленный свитками. Перед ним в курульном кресле сидел римский наместник в полной военной форме. Что было тем более невероятно, ибо сидевший за столом человек был слишком молод, чтобы быть наместником. Вдобавок у него была пышная чёрная борода.

— Добро пожаловать, римляне! — произнёс «наместник». — Я — Тумелик, сын Эрминаца.

Веспасиан открыл было рот, чтобы приветствовать Тумелика, но тот не дал ему заговорить, упреждающе подняв руку.

— Имён можете не называть, — произнёс чернобородый вождь, буравя его исподлобья холодными голубыми глазами. — Не желаю даже запоминать их. После того как сбежал из империи, я поклялся громовержцу Донару больше не иметь дел с римлянами и, если вдруг нарушу данное слово, да поразит меня его гнев. Однако по просьбе моего старого врага, Адгандестрия, я попросил бога один раз сделать исключение ради блага моего племени и всей Германии. — Тумелик указал на расставленные по комнате ложа. — Садитесь.

Веспасиан и его спутники приняли предложение и устроились поудобнее, насколько это было возможно под тяжёлым взглядом Тумелика. У их хозяина был крупный, но красивый нос, явно несколько раз перебитый. Ухоженная пышная борода скрывала лицо почти до высоких скул. Из-под длинных усов виднелись тонкие, бледные губы. Приглядевшись к его подбородку, Веспасиан сумел разглядеть за густой растительностью ямочку. Это точно был тот, кого они искали, — Тумелик.

— Адгандестрий сказал мне, что вы просите моей помощи в поисках имперского орла, утерянного вашими легионами после того, как мой отец разбил их здесь, в Тевтобургском лесу.

— Это так.

— Почему вы решили, что я стану вам помогать?

— Это будет в твоих интересах.

Тумелик презрительно усмехнулся и, подавшись вперёд, ткнул пальцем в Веспасиана.

— Римлянин, когда мне было два года, меня с моей матерью Туснельдой провели по улицам Рима в качестве победных трофеев Германика. Сделано это было нарочно, чтобы унизить моего отца. И как будто этого было мало, нас с ней отправили в Равенну, жить с женой его брата Флавуса. Того самого Флавуса, который всегда сражался на стороне Рима даже против своего собственного народа. Третье унижение состояло в том, что меня в восьмилетием возрасте отдали учиться на гладиатора. Я, сын освободителя Германии, сражался на арене на потеху городской черни!

Я выиграл свой первый бой, когда мне было шестнадцать, а четыре года спустя, когда мне исполнилось двадцать лет, я получил деревянный меч, символ свободы, после того как провёл ещё пятьдесят два поединка. Первое, что я сделал, когда получил свободу, — это свёл счёты с дядей Флавусом и его женой. После этого я вместе с матерью вернулся сюда, к моему народу. Как же могут совпадать мои интересы и интересы Рима после всего того, что твоя империя сделала со мной?

В свою очередь, Веспасиан рассказал Тумелику о готовящемся вторжении в Британию и о том, что думает Адгандестрий по поводу последствий этого похода.

— И ты считаешь, что Рим не наберёт ещё три или четыре новых легиона и не заменит ими те, что находятся в Британии? — спросил Тумелик. — Конечно, наберёт. Риму хватит людей ещё ни на один десяток легионов, и старик должен это понимать. Если только империю не поразит мор, её население будет расти и дальше. Уже сейчас римское гражданство даётся всё большему числу жителей провинций. Рабы тоже постоянно получают свободу и римское гражданство. Им нельзя вступать в легионы, но их сыновья такое право имеют.

Но я согласен с Адгандестрием в том, что касается ближайшего времени. Вторжение в Британию обезопасит нас на время жизни одного поколения или даже дольше.

Тумелик снял с головы шлем с высоким плюмажем и поставил его на стол. Длинные волосы упали ему на плечи. Посмотрев на римлян, он рассмеялся неестественным, деревянным смехом.

— Если бы не мой отец, эту форму здесь, в Германии, носил бы какой-нибудь римлянин. Но благодаря отцу я могу в таком виде общаться с преемниками человека, которому она принадлежала. Я также могу принимать их в этом шатре и подавать им закуски на его блюде.

С этими словами Тумелик дважды хлопнул в ладоши. Дверь у него за спиной открылась, и в комнату, неся подносы, уставленные серебряными чашами, кубками с пивом и блюдами с едой, вошли два бородатых раба лет пятидесяти. Когда они подошли ближе и принялись разносить угощения, Веспасиан с ужасом заметил, что волосы у них подстрижены коротко, на римский манер.

— Да, ты угадал, Айюс и Тибурций, оба взяты в плен в этом лесу тридцать два года назад, — подтвердил подозрения Веспасиана Тумелик. — С тех пор они наши рабы. Они не пытались бежать. Верно, Айюс?

Обслуживавший Веспасиана раб повернулся и кивнул.

— Верно, хозяин. Не пытались.

— Скажи им почему, Айюс.

— Я не могу вернуться в Рим.

— Почему?

— Потому что это позор, хозяин.

— Это почему же?

Айюс с опаской посмотрел на Веспасиана, затем снова на своего хозяина.

— Можешь сказать им, Айюс. Они пришли не для того, чтобы забрать тебя с собой.

— Потому что мы потеряли орла, хозяин.

— Потеряли орла? — задумчиво переспросил Тумелик и холодно посмотрел на старого раба, а в прошлом воина.

Годы рабства и позора сказались на Айюсе. Он понурил голову и горестно вздохнул, пытаясь сдержать рыдания.

— А ты, Тибурций? — спросил Тумелик, бросив тяжёлый взгляд на второго раба. Тот был постарше Айюса, почти полностью седой. — Тебе тоже до сих пор стыдно?

Тибурций покорно кивнул и поставил перед Тумеликом на стол чашу.

Стоило Веспасиану увидеть двух римских граждан, сломленных долгими годами рабства и бесчестия, как его удивление тотчас сменилось гневом.

— Где ваше чувство собственного достоинства? Почему вы не убили себя? — холодно спросил он, не скрывая презрения.

Уголки рта Тумелика скривились в улыбке.

— Можешь ответить ему, Айюс.

— Арминий предложил нам выбор: нас или принесут в жертву, предав огню в плетёной клетке, или мы можем принести клятву всем нашим богам и остаться в живых, чтобы выполнять приказания наших новых хозяев. Тот, кто когда-либо видел сожжение в клетке, никогда не сможет без содрогания смотреть на огонь. Мы выбрали то, что выбрал бы любой человек.

— Да, тут не поспоришь, приятель, — вставил словечко Магн.

Айюс посмотрел на него. Во взгляде старика промелькнуло смутное узнавание.

— Если бы мне предложили поджарить на костре собственные яйца, я бы согласился принести любую клятву, — продолжил Магн.

— Их не стали бы поджаривать, — сообщил Тумелик, снимая с кувшина крышку. — Перед сожжением мы всегда отрезаем у наших жертв тестикулы.

— Какое милосердие с вашей стороны.

— Уверяю тебя, милосердие здесь ни при чём.

С этими словами Тумелик запустил пальцы в кувшин и извлёк небольшой белый предмет размером с куриное яйцо и откусил от него половину.

— Мы верим, что, съедая тестикулы врага, мы обретаем их силу и ярость.

Веспасиан и его спутники с ужасом наблюдали, как Тумелик начал громко жевать, с показным удовольствием смакуя каждый кусочек. Затем он сунул в рот вторую половину и доел её. К удивлению гостей, оба раба сели у дальнего края стола.

Тумелик запил жутковатое лакомство пивом и сказал:

— После здешней битвы и после всех прочих сражений и боевых походов моего отца в борьбе за свободу нашего народа мы засолили шестьдесят тысяч тестикул врагов. Мой отец поделился ими с другими племенами. Это последний кувшин из доставшихся нам, херускам. Я храню его для особых случаев. Думаю, нам пора пополнить запас. Что вы скажете?

— Даже не пытайтесь, — произнёс Сабин. — Вам никогда не переправиться через Рен.

— Верно, — кивнул в знак согласия Тумелик. — Если мы останемся разъединёнными, как сейчас. Но даже если бы нам это удалось, Рим собрал бы всю мощь своей империи и разгромил нас. Вы же, в отличие от нас, обладаете силой, чтобы переправиться в противоположном направлении. Иначе почему сейчас я разговариваю с вами, хотя это против моих убеждений и правил. Насколько я знаю, у одного из вас есть нечто такое, что вы хотите мне показать.

Веспасиан достал отцовский нож и протянул его Тумелику.

— Как он попал к тебе? — спросил вождь, разглядывая лезвие.

Веспасиан поведал ему историю ножа. Тумелик внимательно его выслушал и провёл пальцем по выгравированным рунам. Затем задумался и кивнул.

— Ты говоришь правду, римлянин. Отец рассказывает эту историю в своих воспоминаниях.

— Он записал воспоминания? — уточнил Веспасиан, отказываясь верить собственным ушам.

— Ты забыл о том, что он с девяти лет воспитывался в Риме. Он научился читать и писать, хотя не очень хорошо, потому что грамоту в него приходилось вколачивать. Мы не считаем учёность мужской доблестью.

Но ему пришла идея получше. Он решил продиктовать свои воспоминания покорённым врагам и сохранить им жизнь, чтобы они могли читать их вслух, когда это понадобится. И вот сегодня такой день настал. Матушка, ты выйдешь к нам?

Занавес приподнялся, и в комнату вошла высокая седовласая женщина с горделивой осанкой и пронзительными голубыми глазами, каких Веспасиан ни разу не видел. Кожа её была морщинистой, а грудь обвисла, но было ясно, что в молодости она была красавицей.

— Мать, должен ли я рассказать этим римлянам отцовскую историю? Что говорят кости?

Туснельда достала из привязанного к поясу кожаного мешочка пять тонких прямых костей, испещрённых с четырёх сторон значками, в которых Веспасиан узнал руны. Затем подышала на них и, еле слышно пробормотав заклинания, бросила их на пол.

Наклонившись, она какое-то время рассматривала их и трогала.

— Мой муж пожелал бы, чтобы этим людям рассказали его историю. Чтобы понять тебя, они должны узнать о твоём происхождении, сынок.

— Да будет так, матушка, — согласно кивнул Тумелик. — Тогда начнём.

Веспасиан указал на рабов, которые взялись наводить на столе порядок.

— Значит, он пощадил этих двух, чтобы они записали историю его жизни?

— Да, это так. Кто мог бы лучше рассказать о жизни Арминия, чем аквилиферы Семнадцатого и Девятнадцатого легионов?

К тому времени, когда два старых раба, некогда горделивые римские воины, носившие священные эмблемы легионов, закончили читать рассказ о жизни Арминия, о том, как тот был убит своим соплеменником, солнце давно село. Впрочем, это было не просто чтение. Туснельда что-то дополняла по памяти, а Тумелик поручил Веспасиану и его спутникам расспросить Айюса и Тибурция о битве в Тевтобургском лесу. Он также велел старикам записывать ответы.

Как оказалось, Магн, служивший в своё время в Пятом легионе Жаворонков, участвовал в сражении у Длинных мостов, а на следующий год — в битвах на Ангриварии и Идиставизусе, где Арминий потерпел своё первое поражение. Он также поделился воспоминаниями о двух походах Германика, состоявшихся, соответственно, через шесть и семь лет после пресловутой резни. Он так увлёкся, что напуганный его успехом Тибурций был вынужден из зависти его перебить.

Похоже, Тумелик остался доволен, услышав новую точку зрения на те далёкие события. Он велел рабам делать записи. Те послушно повиновались. Они слушали грубоватый рассказ гостя, и в глазах их читалась тоска. Их старые, измождённые лица горели стыдом — и не только по поводу потери священных эмблем. Обоим было стыдно, что они не нашли мужества пойти на костёр и в результате обрекли себя на жалкое, рабское существование без надежды на прощение.

Кроме редких вопросов Веспасиану, Сабину и Луцию Пету сказать было нечего. Главным образом они слушали других, попивая пиво и изредка пробуя расставленные на столе угощения. Тумелик несколько раз предложил им отведать «лакомства» из его кувшина, но гости вежливо отказались.

Наконец два старых раба закончили свою работу. Не поднимая глаз, они скатали свитки и положили их в футляры. Никто при этом не проронил ни слова.

Тумелик задумчиво заглянул в свой кубок с пивом.

— Мой отец был великий человек, и мне жаль, что я никогда его не видел, — с этими словами он в упор посмотрел на Веспасиана. — Но я не затем заставил вас сидеть здесь со мной и слушать этот рассказ, чтобы потом предаваться жалости к самому себе. Я хотел, чтобы вы поняли, почему я сделаю то, что я намерен сделать. А намерен я пойти против всего того, за что когда-то сражался мой отец.

Сабин, не вставая, подался вперёд.

— То есть ты скажешь нам, где спрятан орёл?

— Я могу сказать, у какого племени он находится, это несложно. У хавков, что обитают на землях к северу отсюда, на побережье. Но я сделаю даже больше. Я помогу вам.

— Но зачем тебе это нужно? — удивился Веспасиан.

— Мой отец пытался стать вождём всей Верхней Германии, хотел объединить все племена. Представляете, какой бы властью он обладал, если бы это ему удалось. Ему бы хватило сил захватить Галлию, но разве смог бы он потом её удержать? Вряд ли. Пока Рим силён, это невозможно. Но это была его мечта, а не моя.

Когда я заглядываю далеко в будущее, я вижу время, когда Рим, как и все империи до него, одряхлеет и придёт в упадок. В наше же время идея Великой Германии видится мне угрозой для всех германских племён. Она — причина для столетней войны с Римом, войны для нескольких поколений, войны, для победы в которой у нас пока нет сил.

По этой причине я не хочу быть вождём объединённого германского народа, хотя немало моих соплеменников подозревают, что такое желание у меня есть. Некоторые даже призывают меня к этому и даже шлют письма поддержки. Другие же завидуют мне и жаждут моей смерти, чтобы добиться исполнения собственных честолюбивых замыслов. Я же хочу, чтобы меня оставили в покое. Хочу жить так, как не имел возможности жить в юности. Хочу жить, как херуск в свободной Германии. Мне ничего не нужно от Рима — ни мести, ни справедливости. Однажды мы уже освободили себя от его власти. Было бы глупо вновь оказаться в таком положении, когда мы будем вынуждены отстаивать нашу свободу.

Однако Рим не оставит желания вернуть себе орла, и, пока его легионы остаются на нашей земле, он будет пытаться его найти. Хавки его вам не вернут, да и с какой стати? Но то, что они хранят его у себя, навлекает опасность на всех нас. Я хочу, римляне, чтобы вы забрали его. Избавьте нас от вашего орла, пусть он сопровождает вас в Британию, но только оставьте нас в покое. Я помогу вам его похитить. Как только племена узнают, что я помог Риму, они больше не захотят — или побоятся, — чтобы я стал подобием моего отца.

— А разве хавки не воспримут это как объявление войны? — спросил Веспасиан.

— Да, если бы ни кое-какие обстоятельства. Я знаю, что Рим собирает дань с многих германских племён. Недавно мне стало известно, что ваш наместник потребовал у живущих на побережье племён вместо золота корабли. Соседям хавков, фризам, очень дороги их корабли. Чтобы не лишаться их, я слышал, будто они продали секрет того места, где спрятан орёл...

— Публию Габинию!

— Именно. Поэтому хавки скоро лишатся орла, но если мы придём на их земли раньше Публия Габиния с римской армией, то спасём жизни многим из них.

— Это далеко?

— В тридцати милях к востоку отсюда протекает река Визургис. По ней мы доберёмся до земли хавков на северном побережье. Если мы поплывём на лодках, то будем там послезавтра.

 

ГЛАВА 11

тром следующего дня колонна въехала в развалины небольшого речного порта, построенного римлянами. С тех пор как двадцать пять лет назад последние легионы вернулись на другой берег Рена, он пришёл в запустение. Хотя крыши большей части одноэтажных казарм и складских помещений были относительно целы, осыпающиеся кирпичные стены были плотно увиты тёмно-зелёным плющом и прочими ползучими растениями.

Под крышами заброшенных строений лепили гнёзда ласточки. Их стайки порхали туда-сюда в открытые окна, ставни на которых давно сгнили. За колонной увязалась свора диких собак, видимо, единственных местных обитателей. Не обращая на них внимания, всадники двигались в сторону реки по некогда мощёной, а теперь буйно поросшей травой дороге.

— Мои соплеменники не стали сжигать этот порт, потому что отец считал, что он ещё нам пригодится, — пояснил Тумелик.

Он снял форму Вара и теперь был одет в простую тунику и штаны. В эти минуты он ничем не отличался от остальных своих соплеменников.

— Он превратил его в факторию, — продолжал Тумелик, — откуда можно было по реке быстро доставлять всё, в чём нуждались войска. После того как его убили, это место пришло в запустение.

— Почему? — спросил Веспасиан. — Порт мог бы вам пригодиться.

— Верно, я думал, что ты так и скажешь. Но дело в другом — кто привезёт сюда запасы и кто станет их охранять, — заметил Магн. — Думаю, желающих их охранять будет более чем достаточно, а вот что касается первого, тут я не уверен.

— Похоже, ты отлично понимаешь мой народ, — усмехнулся Тумелик. — Ни один вождь не доверит охрану своего зерна и солонины воинам из другого клана, даже если они все херуски. Мой отец держал их в кулаке, и они жили мирно, но после его смерти распри разгорелись с новой силой. Забывают же они о взаимных обидах лишь перед лицом внешней угрозы.

— Как же близки мы были к тому, чтобы подчинить себе целую провинцию, — произнёс Пет, когда они проехали мимо полуразрушенного римского храма. — Коль мы построили всё это в самом сердце Германии, значит, были уверены, что останемся здесь навсегда.

— Да, уверенность, а точнее самоуверенность, и сгубила Вара.

Магн презрительно скривил губы.

— Скорее заносчивость. Ещё один напыщенный болван.

Веспасиан открыл было рот, чтобы в очередной раз встать на защиту давно умершего полководца, однако понял бессмысленность такого спора. Тем более что они мимо рядов хранилищ вышли к речной пристани.

Прямо перед ним, привязанные к кольям причала, на воде покачивались четыре лодки — длинные, с изогнутыми боками и высоким носом, одной мачтой и скамьями для пятнадцати гребцов по каждому борту.

— Мы живём в длинных домах и плаваем на длинных лодках, — усмехнулся Тумелик. — Это наша германская шутка.

Когда никто не улыбнулся, он нахмурился и посмотрел на Веспасиана и его спутников. Было видно, что все они в растерянности.

— В чём дело?

— Лошади, Тумелик, — ответил ему Пет. — Как мы возьмём с собой лошадей?

— Лошади останутся здесь. Они — ваша плата за лодки.

— Но как тогда нам вернуться за Рен?

— Вы вернётесь домой морем, следуя вдоль берега на запад. Ваши батавы справятся с ладьёй. Они искусные мореходы.

— Но хорошие мореходы не защитят нас от шторма, — возразил Магн. — В прошлый раз, когда Германик плыл обратно в Галлию, он потерял в Северном море половину флота. Некоторых из его бедняг даже выбросило на берег Британии.

— Значит, вы останетесь там и будете ждать прибытия вашего флота.

Сабин угрюмо посмотрел на Тумелика.

— Это очередная германская шутка? Почему-то я не нахожу её смешной.

Мысль о предстоящем плавании не способствовала его настроению. Мореход из него был никакой.

— Нет, это просто замечание. Но уговор такой: лошади за лодки. И вы уже завтра будете на земле хавков.

Веспасиан отвёл Сабина и Магна в сторону.

— Выбора у нас нет. Придётся согласиться. Если Габиний опередит нас и найдёт орла, то Каллист припишет эту заслугу себе. Тогда Нарцисс скажет, что Сабин не выполнил уговора и его следует лишить жизни. Кроме того, вернуться домой морем будет легче, нежели по суше, особенно, если хавки устроят за нами погоню.

— Но тогда хотя бы со мной остаётся содержимое моего желудка.

— Если тебе не вспорет живот копьё какого-нибудь хавка, — возразил Веспасиан. Сабин задумался над его словами.

— Пожалуй, ты прав, брат, — сказал он. — Хорошо. Значит, лодки.

Веспасиан повернулся к Тумелику.

— Договорились.

— А как же мои лошади? — процедил сквозь зубы Луций Пет. — Чтобы объездить их, нужно несколько месяцев, и...

— Ты будешь делать так, как тебе сказано, префект! — резко оборвал его Веспасиан и снова повернулся к Тумелику. — Но мы оставим себе попоны и уздечки.

— Договорились.

Луций Пет слегка успокоился, но всё равно вид у него был недовольный.

— По-моему, префект, это хорошая идея, — сказал Веспасиан, соскакивая на землю.

— А по-моему, дерьмовая, — проворчал Магн, оставаясь в седле.

— Это что же, ты неожиданно вошёл во вкус верховой езды?

— По мне, уж лучше сидеть в седле, чем плыть морем.

Ладья плыла вниз по течению. Батавы что-то меланхолично пели в такт неспешной работе вёсел. На случай неожиданного нападения каждый привязал к борту лодки щит. Над гладью реки, а также среди густой прибрежной растительности порхали птицы, наполняя неподвижный воздух весенними трелями.

Увы, благоуханные ароматы весны перебивал тяжёлый дух потных тел. Обнажённые по пояс гребцы энергично работали вёслами, щурясь от яркого полуденного солнца. Лодки плавно скользили на север по реке, которая неторопливо несла свои воды к морю по однообразной плоской равнине.

Веспасиан с Магном стояли на корме второй лодки рядом с Ансигаром, выполнявшим роль кормчего. Он держал курс ровно на середину реки, ширина которой в этом месте составляла около сотни шагов. Тумелик находился на передней лодке, поручив рулевое весло одному из своих людей.

Течение было ленивым, и лодки, даже несмотря на усилия гребцов, двигались медленно, что жутко раздражало Веспасиана.

Он посмотрел на стоящего рядом Магна. Тот, после того как спешился и ступил на борт лодки, не проронил ни слова. Впрочем, выбора у него не было, если он не хотел, чтобы его бросили одного.

— Ты сказал, что знаешь, как германцы спрятали орлов.

Магн хмуро посмотрел вперёд, как будто не расслышал его слов.

— Да ладно тебе, Магн, лодка не так уж плоха.

— Она не плоха, господин, — пробудился от молчания Магн. — Просто мне кажется, что Германия всегда приносит несчастья. Когда я гляжу на разбросанные повсюду кости римских воинов, мне кажется, что на этой земле нам вечно сопутствует какое-то проклятие.

Где-то неподалёку отсюда мы сражались против войска Арминия. Место называется Идиставизус. Германцы отступили с тяжёлыми потерями. Германия заявил, что одержал победу, но это было не совсем так. В тот день я потерял много боевых товарищей, — он бросил взгляд на восточный берег реки. — Их останки покоятся где-то здесь, подобно Зири, чьё тело сейчас лежит на речном дне. Все они лишились жизни на земле, где властвуют чужие боги.

— Наверняка твои боги следуют за тобой, куда бы ты ни отправился. Разумеется, если ты веришь в них и почитаешь их всесилие.

— Похоже на то. Но чем дальше от родных месте, тем больше их могущество ослабевает. Здесь, в Германии, Вотан и Донар и другие местные боги сильны, можете не сомневаться.

Ты видел рощу, когда шагал к шатру Тумелика. Те отрубленные головы... Они ведь не сами выросли на деревьях, их поместили туда после жертвоприношения. С тех пор как мы переправились через Рен, нас преследуют одни лишь беды. И вот теперь мы плывём на лодках навстречу новым. Даже если мы принесём в жертву Нептуну целое стадо белых быков, чтобы он был милостив к нам во время плавания по Северному морю, как же он нас услышит и как поможет нам, если здешние боги охотно принимают человеческие жертвоприношения?

— Человеческие жертвоприношения — это просто мерзость.

— Скажи это германским богам. Вряд ли они согласятся с тобой, судя по тому, как хорошо они заботятся о своём собственном народе. Мне не нравится эта затея — сначала похитить орла и навлечь на себя гнев германских богов, а затем морем отправиться в Рим.

— С какой стати им гневаться на нас? Мы ведь заберём орла не у них, а у германского племени.

Магн посмотрел на друга с выражением искреннего изумления.

— Ошибаешься, мой друг. Мы похитим орла у местных богов. Я же сказал тебе, что видел, как германцы прячут орла. Он будет в одной из их священных рощ, в которых они поклоняются своим кровожадным богам, которые их якобы защищают. Боги эти не слишком обрадуются, если мы его заберём. Именно если, потому что это будет непросто. Это тебе не беспечная прогулка по роще, где на поляне стоит римский орёл и надо лишь вытащить из земли шест. Нет, надо быть готовым ко всему. Эти паскуды — любители устраивать ловушки.

— Какие ловушки?

— Хитромудрые.

— Это как понимать?

— Вот послушай. Когда мы нашли орла Девятнадцатого легиона на земле марсиев, молодой трибун, который попытался взять его с алтаря, на котором тот лежал, провалился в яму глубиной десять футов. При этом бедняга напоролся задом на кол и последнее, что почувствовал в жизни, был запах собственного дерьма.

— Да, это паскудство.

— Вот и я о том же. Затем двое наших парней, которые попытались помочь ему, были раздавлены всмятку двумя валунами, подвешенными к сукам деревьев. Ты сам видел, как хатты подвесили на верёвках трупы и, раскачав, толкнули их на нас! Они горазды на такие пакости.

— Значит, мы должны проявлять осторожность. В любом случае они ведь забрали орла.

— Да, забрали, но они переправили его на другой берег Рена. Если мы найдём орла, нам придётся возвращаться домой морем. Когда Германик после своих побед повёл нас обратно морским путём, германские боги в отместку наслали на нас бурю. Остальное ты знаешь сам. И вот теперь мы собираемся повторить ту ошибку.

— Тогда мы принесём жертвы нужным богам. Батавы их почитают и знают, кого нужно умилостивить.

Веспасиан повернулся к Ансигару. Лицо германца было хмурым. Похоже, он подслушал их разговор с Магном.

— Кто у вас бог моря, Ансигар?

— Есть несколько, которые могли бы нам помочь, но в данном случае придётся взывать к Нехаленнии, богине Северного моря. Мы всегда молимся ей перед тем, как отправиться в плавание. Уж если кто способен помочь нам, так только она.

— Какие жертвы она требует?

Декурион задумчиво поскрёб бороду.

— Чем больше мы пожертвуем ей, тем скорее она нам поможет.

Когда на следующее утро начало светать, опустился седой туман, а на земле лежал тонкий слой снега. Мир вокруг как будто сделался черно-белым, лишённым красок. Деревья вдали казались плоскими — сероватые тени, чуть темнее молочно-белого фона.

Веспасиан принял сидячее положение и протёр глаза. Батавы тоже просыпались, сбрасывали с себя влажные от ночной сырости одеяла, жалуясь на затёкшие и озябшие за ночь конечности. Было холодно; изо рта вырывались облачки пара. За исключением пары часов ближе к вечеру, когда усилившийся ветер позволил поставить парус с изображением тотема херусков — кабаньей головы, — накануне они гребли до полуночи. В небе висела почти полная луна: её свет отражался от водной глади и направлял их. Теперь же, после короткого сна на твёрдой, припорошённой снегом земле, руки и ноги гребцов отчаянно болели.

— Боги Льда, — сообщил Ансигар Веспасиану, стряхивая снег со своего одеяла.

— Что?

— Каждый раз в мае боги льда три дня ходят по Германии, оглядывая наши земли, прежде чем вернуться в своё царство и ждать там, пока придёт срок снова принести зиму в наши края. Только после того, как они завершат свои странствия, духи весны смогут вернуться к нам.

— Видишь ли, — сказал Магн, снова взявшись от сглаза рукой за большой палец, — боги у них очень странные.

Через полчаса после скромного завтрака, состоявшего из хлеба и квашеной капусты, запасы которой хранились в каждой лодке, они отчалили и продолжили путешествие вниз по течению. Пелена тумана, скрывавшая оба берега, а также приглушённое пение невидимых птиц, придавали реке несколько зловещий вид.

На фоне притихшей природы ритмичные шлепки вёсел и скрип уключин казались едва ли не оглушительными. Вскоре сидевшие на вёслах батавы начали испуганно озираться по сторонам. Впрочем, этих людей можно было понять: их отряд, как сообщил после отплытия Тумелик, находился на земле хавков.

Они гребли всё утро. Солнце тем временем поднялось выше, и небо слегка прояснилось. Но хотя власть богов льда ослабла, туман полностью не рассеялся.

— Что за племя, эти хавки? — спросил Ансигара Веспасиан, чтобы отвлечься от дурных предчувствий, которые нарастали в нём в последнее время.

— Как и у их соседей, фризов, племя состоит из двух частей. На побережье, там, где низменность, где сыро и трудно заниматься земледелием, они живут за счёт мореходства. Ловят рыбу и на таких вот лодках совершают набеги на прибрежные поселения. В этих же краях хавки разводят скот и лошадей и обрабатывают землю.

У них есть договор с Римом отправлять воинов во вспомогательные когорты, и до сих пор они выполняли его. Кроме того, они платят условный налог. Как и большинство племён, они стараются не портить с Римом отношений. Это позволяет им сосредоточить усилия на вражде с соседними племенами, а также с теми, что живут дальше на востоке. Те — большие любители пройтись с грабежами по нашим краям. Вместе с лангобардами хавки сдерживают дикие племена, населяющие земли к востоку от Альбиса.

— А что за племена там живут?

— До нас доходят разные слухи, но лучше всего нам известно о саксах и англах, населяющих побережье, и свевах, живущих на берегах Альбиса. Земли к востоку населяют готы, бургунды и вандалы. Все они — германцы. С большинством из них мы не общаемся и лишь изредка имеем дело с саксами и англами, когда те ведут торговлю или совершают набеги. В последнем случае приходится применять против них силу.

Неожиданно Ансигар налёг на рулевое весло. Лодка резко развернулась. Веспасиан обернулся на головную лодку. Та проделала то же самое. Позади неё он разглядел причину столь внезапного манёвра. В редеющем тумане силуэты приобрели более резкие очертания: к берегу пристала римская флотилия. Легионеры сходили на берег. Их было много — тысячи человек.

Публий Габиний всё-таки опередил их.

— Это главное поселение хавков, — прошептал Тумелик, указывая на крупное городище на расстоянии мили от них, прилепившееся к подножию невысокой горной гряды — единственной возвышенности посреди плоской, заснеженной равнины, укутанной лёгкой завесой тумана.

— Их священные рощи находятся в лесах к востоку отсюда. Орёл наверняка в одной из них.

Веспасиану поселение хавков было неинтересно, равно как и лес. Взгляд его был устремлён на северо-запад — туда, где высаживались римские легионы. Шесть вспомогательных когорт пехоты выстроились в шеренгу на припорошённой снегом земле, прикрывая легион, который из колонны перестраивался в боевой порядок. Напротив римского войска, увеличиваясь на глазах, стоял отряд хавков. К нему со всей округи стекались всё новые и новые воины в ответ на пронзительное пение горнов, которое разносилось на расстояние.

— Будем считать это приятным разнообразием, — пошутил Веспасиан.

Из его рта вырвалось облачко пара.

— Впервые нам повезло, — с ухмылкой согласился Магн. — Похоже, им будет чем заняться в ближайшее время.

У Сабина вид был в равной степени довольный.

— Нужно делать отсюда ноги, прежде чем мы отморозим себе причиндалы. Если мы двинемся окольным путём на юг, нас не увидят за завесой тумана, и мы доберёмся до леса незамеченными.

Тумелик не разделял его уверенности.

— Это не лучший выбор. Хавки узнают, для чего прибыли римляне. Они или перепрячут орла, или отправят большой отряд воинов на его защиту.

— Тогда нам нужно сделать это как можно быстрее, — сказал Веспасиан, согревая дыханием замерзшие руки. — Расстояние до лодок — миля. До леса — полторы. Если нам повезёт, то через час мы с орлом будем снова на реке.

Пока он говорил, от войска хавков отделились несколько всадников и медленно направились к шеренге римских легионеров. Один держал над головой зелёную ветку.

— Они вступят в переговоры, — улыбнулся Тумелик. — Это даст нам небольшой запас времени. В путь!

Они вернулись через лесок к тому месту, где их ожидал Ансигар с пятью турмами батавов. Шестую оставили охранять лодки, вытащенные на берег, подальше от глаз приплывших по реке римлян.

— Оставь здесь одну турму, прикрывать наш отход! — приказал Пет. — Остальные пойдут с нами. Идти нужно тихо, пригибаясь к земле, но быстро.

Тумелик и его воины побежали вперёд по равнине. Остальные последовали за ними. Их по-прежнему скрывал холодный туман, который, однако, по мере того как солнце в небе поднималось всё выше и выше, начинал понемногу таять. Временами он становился таким редким, что можно было различить человеческие фигуры. Впрочем, те всё ещё неподвижно стояли на одном месте.

Они преодолели примерно милю, когда до них донёсся сначала громкий крик, а затем рёв и размеренные удары оружия о щиты. Это хавки принялись подбадривать себя перед грядущей схваткой с врагом.

— Похоже, они решили отказаться от дружбы с римлянами, — фыркнул Магн, тяжело дыша от быстрого бега. — Будем надеяться, что силы у них равные и они ещё какое-то время будут биться друг с другом.

Отряд перешёл на бег и, разбрызгивая бурую ледяную воду, пересёк какой-то ручей — в него явно сливали нечистоты из поселения хавков. Оказавшись на другом берегу, все побежали ещё быстрее на юг от горной гряды.

Тем временем басовито пророкотали трубы, давая знак когортам готовиться к бою. Им в ответ раздалось пение горнов со стороны хавков, призванное не столько оповестить соплеменников, сколько ответить противнику.

Воздух наполнился какофонией труб и воинственных криков, за которой раздались хорошо знакомые крики и завывания, — это варвары двинулись в атаку. С места сражения доносились звон и лязг мечей, гулкие удары копий о щиты. Вскоре к ним присоединились крики раненых и умирающих.

Между тем Тумелик привёл их отряд к лесу.

— Первая роща находится к востоку отсюда. До неё примерно четыре сотни шагов, — сообщил он и прибавил шагу.

Все побежали следом за ним по заснеженной тропинке, время от времени перескакивая через поваленный дуб или берёзу. Бежавшие сзади декурионы отчаянно пытались сохранить подобие колонны по два человека в шеренге. Увы, из их усилий ничего не вышло: кавалеристы не привыкли передвигаться пешим строем. Сердце Веспасиана гулко бухало в груди — бежать в кавалерийской кольчуге было трудно. Он с облегчением вздохнул, когда Тумелик наконец сбавил скорость.

Луций Пет обернулся и сделал знак Ансигару. Тот дважды вскинул руку над головой, приказывая колонне перестроиться по одному. Его батавы выполнили распоряжение так, как если бы были верхом: держа копья наготове, они осторожно двинулись между деревьями дальше, пригибаясь к земле и стараясь не производить шума.

— Роща там, впереди, — шёпотом пояснил Тумелик, жестом приказывая остановиться.

Веспасиан вгляделся в чащу леса. Сквозь плотные кроны деревьев туда почти не проникали солнечные лучи. Впрочем, над головой, там, где светило солнце, было гораздо светлее. Издалека доносились приглушённые звуки битвы, однако лесную тишину нарушало лишь пение птиц.

— Оставь своих людей здесь, — приказал он Пету. — Сабин, Магн и я пойдём вперёд вместе с Тумеликом и его воинами. Вдруг что-нибудь найдём.

Тумелик, пригнувшись, повёл их вперёд. Луций Пет кивнул и шепнул несколько слов Ансигару. Когда они приблизились к роще, туман сделался ещё реже. Лес тоже поредел и чуть дальше уступил место поляне, в центре которой росли четыре древних могучих дуба. Между ними на двух плоских камнях лежала глыба серого гранита. Рядом высилась гора поленьев. Над ней свисала, покачиваясь, плетёная клетка в виде распятого человека, чуть больше натуральной величины.

Магн сплюнул и схватил себя за большой палец.

— Похоже, они собрались принести эту штуку в жертву. Они это дело любят.

— В ней никого нет, — заметил Веспасиан, подходя ближе. — В её прорехи виден свет. Тумелик, что ты скажешь?

— Поблизости никого не видно. Если орёл здесь, то он где-то возле алтаря. Но поскольку это место никто не охраняет, то его, скорее всего, здесь нет.

Сопровождаемый своими воинами, он вышел на поляну. Помня о коварных ямах с кольями, Веспасиан, Сабин и Магн зашагали следом, протыкая землю наконечниками копий.

Осмотр алтаря и земли вокруг него ничего не дал. Они заглянули в кучу дров и в дупла деревьев, постоянно помня о том, чем рискуют. Если их поймают, жизнь свою они закончат внутри плетёного человека, подвешенные над пылающим костром.

— Его здесь нет, — в конце концов заявил Тумелик. — Нужно идти к следующей роще. Она в полумиле к северу отсюда.

Веспасиан дал знак Луцию Пету и его солдатам, ожидавшим их на краю поляны, идти дальше на север.

На этот раз они двигались ещё более осторожно. Разделившись на пары, турма шла впереди вместе с Тумеликом и его людьми, едва различимыми в редеющей завесе тумана. Звуки битвы сделались громче, хотя от её места они отходили всё дальше и дальше.

Свежие запахи первой зелени, перегноя и чистый лесной воздух вызвали у Веспасиана прилив ностальгии. Внезапно ему захотелось оказаться дома, совершить прогулку по поместью в Козе. Увы, между полной опасностей чужой землёй и домом было огромное расстояние. Мысленно воззвав к своему покровителю Марсу, он попросил бога больше никогда не возвращать его в Германию, если только он уйдёт отсюда живым.

В его сердце как будто начал зарождаться ответ на его мольбы. Нет, это было не обещание вернуться живым. Это было всего одно слово — Британия. Веспасиан вздрогнул, представив себе, какие ужасы ожидают римские легионы на этом туманном острове, не тронутом цивилизацией. Впервые ему в голову пришла мысль, что он может оказаться там вместе со Вторым Августовым легионом.

Он выбросил эту неприятную мысль из головы и торопливо зашагал дальше, радуясь тому, что рядом с ним Сабин и Магн. Шедший впереди Тумелик поднял руку и опустился на одно колено. Веспасиан и его спутники поспешили к нему.

— Священные лошади, — прошептал Тумелик.

Вторая поляна оказалась больше первой, и на этот раз в её центре они увидели рощицу вязов в окружении кольев высотой в десять футов, врытых в землю на расстоянии шага друг от друга. На каждый кол был насажен череп. Четыре белых лошади мирно жевали сено, разбросанное по присыпанной снегом поляне вокруг частокола. Эта сцена напомнила ту, какую они видели по пути к Тумелику. Как и там, здесь с веток над деревянным алтарём тоже свисали три мёртвых головы, одна свежая и две, тронутые разложением.

Они подождали несколько секунд, прежде чем убедились, что в роще никого нет, и лишь тогда двинулись дальше. С любопытством посмотрев на людей, лошади продолжили мирно лакомиться сеном, как будто поняли, что пришельцы не станут посягать на их жизнь и пищу.

Веспасиан прошёл между двумя кольями. На земле валялись отрубленные человеческие головы в разной степени разложения. Судя по прядям волос на ветках, нетрудно было понять, где они висели, прежде чем кожа сгнила и они упали с веток на землю.

— Кто были эти люди, Тумелик?

— Наверное, рабы. Иногда воины из чужого племени, взятые в плен. Любой, кто окажется в таком положении, знает, что его ждёт.

Тумелик смахнул с алтаря снег. Дерево под ним было покрыто коркой запёкшейся крови.

— Какая прелесть, — пробормотал Магн, тыкая в землю кончиком копья в поисках следов свежих жертвоприношений. — Выходит, ваши боги лакают кровь.

— Наши боги хранят нам свободу и наверняка ценят человеческие жертвоприношения.

— Свободу воевать друг с другом, — заметил Сабин, заглянув под алтарь: вдруг там что-то окажется?

— Так заведено у всех людей. Злейший враг всегда рядом до тех пор, пока новый враг не сделает из него твоего самого ценного союзника. Послушайте, его здесь нет. Если я не ошибаюсь, есть ещё одна роща, к востоку от этой.

Они ещё больше углубились в лес. Туман здесь ещё висел клоками, цепляясь за заросли папоротника и низко нависшие ветви.

Хотя они ещё удалялись от места битвы, её звуки как будто сделались ещё громче.

— Похоже, наши парни теснят местных, — заметил Магн спустя какое-то время. — В кои-то веки могу сказать, что это не слишком-то хорошо.

— Значит, нам надо поторопиться, — пожал плечами Сабин. — Не хватало нам, чтобы Габиний поймал нас с этой штукой, за которой охотится он сам. В таком случае между ним и нами возникнет интересный обмен мнениями.

— Будем надеяться, что до этого не дойдёт... — ответил Веспасиан и осёкся, потому что Тумелик сделал знак умолкнуть и пригнуться.

— Что такое? — прошептал Веспасиан, сев рядом с ним на корточки.

Тумелик наклонил голову и указал вперёд. Все прислушались. Откуда-то донеслись приглушённые туманом голоса.

— Они примерно в ста шагах от нас. Это означает, что они, скорее всего, охраняют рощу. Пожалуй, нам повезло.

Веспасиан жестом подозвал Луция Пета.

— Отправь своего человека вперёд. Пусть узнает, сколько их там.

Префект кивнул и вернулся к своим воинам. Через мгновение один из батавов скрылся в тумане. Пет вернулся к братьям.

— Они ожидают нападения или с севера, или с запада, — высказал предположение Веспасиан. — Поэтому нам нужно разделиться. Ты берёшь две турмы и обходишь их с севера. Я беру две другие, и мы нападём на них с юга, откуда они не ожидают нападения. Ждите до тех пор, пока не услышите, как мы вступим в бой. После этого ударьте по ним с тыла.

— Я дам тебе турмы Ансигара и Куно.

Веспасиан кивнул в знак согласия и стал всматриваться в чащу леса. Вскоре вернулся отправленный в разведку батав.

— Пятьдесят или шестьдесят человек, — сообщил он с сильным акцентом.

— Спасибо, воин, — поблагодарил его Веспасиан и повернулся к префекту. — Думаю, мы справимся. Ступайте. Мы досчитаем до пятисот, давая вам время подойти к ним с тыла.

— От этих воинов не стоит ждать жалости, — предупредил римлян Тумелик, когда префект ушёл. — Они поклялись защищать орла до последней капли крови.

— Если он там, — заметил Магн.

— Должен быть там. Иначе зачем им охранять эту рощу, а не те две?

Магн проверил, что меч свободно выходит из ножен.

— Разумно.

Сабин выпрямился.

— Тогда вперёд!

Поляна то скрывалась из вида в клочьях тумана, то снова делалась видимой. Время от времени римляне могли разглядеть фигуры хавков, стоявших к северо-востоку от рощи из двух десятков разных деревьев.

— Заостри наши мечи, Донар, и подари нам победу! — прошептал Тумелик, сжав в руке амулет, висевший у него на шее на кожаном шнурке. — Благодаря этому орлу мы навсегда избавим наше отечество от Рима!

— Тогда вперёд, к победе! — добавил Магн.

Выстроившиеся в шеренгу воины готовились к бою: проверяли оружие, затягивали туже ремешки сандалий, возносили молитвы своим богам-покровителям.

— Верно, к ней самой, — произнёс Веспасиан, ещё раз попросив победоносного Марса помочь ему сохранить в пылу сражения хладнокровие. Ему посчастливилось в бою против хаттов, и теперь им снова должно повезти. Он сделал знак стоявшему слева Ансигару и справа — Куно, вперёд!

Почти шестьдесят человек строем в две шеренги двинулись к краю поляны. Хавки пока их не видели. Ничего не подозревая, они о чём-то беспечно переговаривались, точили о камень мечи и наконечники копий или разминали руки и ноги. Любые звуки заглушал собой шум сражения с отрядом Габиния.

Веспасиан поднял руку, глубоко вздохнул и посмотрел налево и направо. Убедившись, что декурионы не сводят с него глаз, он выкинул руку вперёд. Дружно выкрикнув боевой клич, батавы выскочили из леса и устремились на врага, щит к щиту, с копьями наперевес.

Застигнутые врасплох хавки, подгоняемые своими командирами, в спешном порядке пытались выстроиться в две шеренги и закрыться щитами. Увы, было слишком поздно. На них уже обрушился град копий, легко пробивая неплотную стену щитов. Поляна огласилась криками. Пронзённые копьями, более десятка хавков, заливаясь кровью, упали на землю. На глазах у Веспасиана светловолосому гиганту-хавку его собственное копьё пронзило горло: его ударом отбросило назад. Германец упал, уткнувшись окровавленной бородой в древко копья. Выхватив из ножен меч, Веспасиан бросился через всю поляну.

Хорошо держа строй, две турмы батавов одновременно обрушились на хавков, круша щитами им головы, вонзая длинные кавалерийские спаты врагу в пах и живот, кромсая, выпуская наружу осклизлые серые кишки.

Кое-где хавки сумели создать из щитов стену и теперь бились с яростью обречённых, нанося противнику удары длинными копьями. Удары были такой силы, что пробивали кольчуги батавов, хотя сами раны были не очень глубокие, примерно в половину длины большого пальца, — не смертельные, но болезненные. Такого удара было достаточно, чтобы вывести врага из строя, а потом прикончить мечом.

Упёршись в щит сзади левой ногой, Веспасиан со всей силы вогнал его в плоский деревянный щит молодого германца, который, оскалив зубы, замахнулся на него мечом. Рядом с его правым плечом Магн вскинул вверх свой щит, парируя удар вражеского меча. От удара полетел сноп искр. Веспасиан машинально присел. Ему бросилось в глаза то, что нога противника обнажена. Не раздумывая, он, с яростью ломая кости, пригвоздил кончиком меча стопу германца к земле.

Пронзительно вскрикнув, молодой хавк отшатнулся назад и попытался поднять ногу. В то же мгновение Веспасиан плечом надавил на щит. Германец потерял равновесие и упал на спину. Быстро шагнув вперёд, Веспасиан пинком отбросил щит противника в сторону и вонзил меч поверженному врагу между ног. Крепко сжимая рукоятку, он повернул меч влево, затем вправо. Германец зашёлся в крике и забился в агонии. Выдернув окровавленный меч, Веспасиан набросился на следующего врага. Оказавшийся у него за спиной батав вонзил меч в горло катающемуся по земле хавку. Крики оборвались, а с ними и его жизнь.

Тем временем меч Веспасиана обрушился на чей-то щит. Слева и справа от него тотчас же возникли Сабин и Магн и встали с ним плечо к плечу — потные, забрызганные кровью, объятые яростью. Неожиданно в самую гущу боя ворвались воины Луция Пета, ударив хавков с тыла. Исход боя был предрешён. Батавы не замедлили воспользоваться преимуществом и удвоили усилия. Поредевшие же ряды противника, наоборот, ослабили сопротивление. Через считаные секунды последний из тех, кто защищал священную рощу, полетел на землю с разрубленной головой.

— Стоять! Ни с места! — проревел Луций Пет, когда два отряда батавов сошлись по обе стороны от груды убитых и раненых германцев. Декурионы криками пытались образумить охваченных яростью и жаждой крови батавов, прежде чем те в пылу сражения нанесут увечья друг другу.

Веспасиан втянул в себя холодный воздух, пытаясь успокоиться после короткой, но ожесточённой схватки. Как всё-таки хорошо, что он сдержался и не впал в безумную ярость.

— Теперь на поиски орла! — сказал он Тумелику, сжимавшему в руке окровавленный меч.

Германец кивнул и, приказав пятерым воинам следовать за ним, направился к роще.

— Скажи своим людям, что, как только мы вернёмся, все быстро уходят отсюда! — велел Веспасиан Пету, вместе с Сабином и Магном зашагав следом за Тумеликом.

Роща представляла собой два десятка деревьев самых разных пород. Веспасиан решил, что много лет назад все они были высажены здесь людьми. Тумелика он застал возле каменного алтаря в самом её центре, между древним падубом и священным тисом.

— Орла нигде не видно, — озадаченно произнёс германец.

Он топнул ногой по мёрзлой, покрытой мхом земле, но та была твёрдой и явно некопаной.

— А соседние деревья? — спросил Сабин.

После тщетных поисков Тумелик молча покачал головой.

— Его тут нет.

— Но ты же говорил, что он здесь! — едва не сорвался на крик Веспасиан.

— Я не утверждал, что он непременно будет здесь. Возможно, его перевезли в другое место.

— Но зачем тогда им было охранять эту рощу?

— Не знаю.

— Может, для того, чтобы мы поверили, будто орёл спрятан именно здесь, — предположил Магн. — В конце концов, пятьдесят-шестьдесят человек не в состоянии помешать тем, кто решил любой ценой завладеть орлом. Но такого числа достаточно, чтобы убедить пришельцев искать орла не в том месте.

Веспасиан нахмурился.

— Где же они могли его спрятать?

— Не знаю, может, стоит расспросить кого-то из раненых хавков.

— Они ничего не скажут, чем бы вы им ни пригрозили, — сказал Тумелик.

— А если снова попытать счастья в первой роще, где висит плетёный человек? Вдруг там...

— Ну, конечно! — воскликнул Веспасиан и посмотрел на Магна. — Ты прав. Они пытались отвлечь нас от того места, где на самом деле спрятан орёл. Значит, он в первой роще. Мы смотрели всюду, но в самого плетёного человека не заглянули. Ведь кто осмелится приблизиться к этой мерзости?! Он показался пустым, потому сквозь него проникал свет.

— Но почему он раскачивался, хотя ветра там не было? Не потому ли, что они подвесили его к ветвям и ушли незадолго до того, как в роще появились мы? Мы едва не застали их. Орёл там!

Сабин хлопнул себя ладонью по затылку.

— Ну конечно! Какой же я глупец! Я едва не сказал шутки ради, что это отличное место для тайника.

— По-твоему, это было бы смешно? — спросил Тумелик.

— Не особенно.

— Вот и я так думаю. Пойдём туда.

— Мы ищем не в том месте! — сообщил Веспасиан Пету, вслед за Тумеликом выходя из рощи. — Нужно поторопиться.

— Как быть с моими ранеными?

Веспасиан не ответил. Пет наверняка знал, как поступить с тяжело раненными воинами, которых им быстро не унести из рощи.

Тумелик повёл их на юго-запад вдоль той стороны воображаемого треугольника, по которой они ещё не шли. Несмотря на напряжение последнего часа, Веспасиан не чувствовал усталости. Напротив, при мысли, что сейчас они, возможно, найдут орла, он ощутил прилив сил. Звуки битвы римлян с хавками сделались громче и теперь доносились откуда-то справа: сражение шло совсем близко. Значит, нужно поторопиться. Ведь, как только легионеры разобьют германцев, в лесу появятся не только убегающие хавки, но и солдаты Габиния, которые бросятся на поиски орла.

Бегом преодолев расстояние примерно в милю, они выбежали на первую поляну, но только с противоположной стороны. Плетёный человек по-прежнему висел над алтарём в центре рощи из четырёх дубов. Тумелик подбежал к нему и застыл на месте, разглядывая зловещий предмет.

— Ты его видишь? — спросил Веспасиан, встав рядом с ним.

— Нет, внутри ничего не видно. Придётся его снять.

— Только как можно осторожнее.

Тумелик надменно посмотрел на Веспасиана.

— Ты на самом деле считаешь, что мне неизвестно, какие ловушки могут здесь быть?

Он повернулся к пяти своим соплеменникам и что-то сказал им на родном языке. Те тотчас же принялись подсаживать своего самого лёгкого товарища на дерево.

— Отойдите от алтаря, — посоветовал вождь братьям и Магну.

Они послушно отступили в сторону и с опаской посмотрели вверх, услышав, как зашелестела листва у них над головой. По мере того как германец забирался выше на дерево, плетёный человек начал вращаться. Посмотрев на него, Тумелик что-то крикнул на своём языке — наверно, предостережение. Херуск начал карабкаться медленнее. Плетёный человек тоже замедлил вращение.

Предостерегающий крик, следом за которым послышался скрип натягивающихся верёвок, заставил Тумелика отпрянуть назад.

— Ложись!

Треск усилился, Веспасиан бросился на землю. С деревьев обрушились вниз два огромных, заострённых с обоих концов бревна и пролетели над поляной по обе стороны алтаря, на уровне груди взрослого человека. Взлетев к своей высшей точке, они на мгновение застыли в воздухе, а затем этот гигантский смертоносный маятник под скрип пеньковых верёвок устремился в обратном направлении.

Пока они двигались мимо него, Веспасиан успел разглядеть, что посередине брёвна соединены тонким железным лезвием, чей острый конец приходится между поверхностью алтаря и ногами плетёного человека.

— Это сделано для того, чтобы разрубить пополам любого, кто попытается снять эту штуку с дерева.

— Молодцы, эти германцы, — проворчал Магн, когда брёвна качнулись назад, правда уже с меньшей силой.

— А, по-твоему, римляне лучше, потому что они распинают своих жертв на кресте или бросают на растерзание диким животным? — спросил Тумелик, вставая с земли.

— Что ж, разумно.

Наконец брёвна начали раскачиваться медленнее. Тумелик приказал своим людям остановить эти зловещие качели и перерезать канаты. Они сделали это осторожно и, как только справились с канатами, быстро отошли в сторону, с опаской поглядывая на деревья. Впрочем, никаких сюрпризов не последовало.

Тумелик что-то крикнул своему соплеменнику, забравшемуся на дерево. Тот быстро ответил ему.

— Он не видит наверху больше никаких верёвок, кроме той, на которой висит плетёный человек, — сообщил Тумелик Веспасиану. — Думаю, к нему можно подойти.

Он взобрался на алтарь и выпрямился. Его голова была на уровне колен плетёного человека.

— По понятным причинам тайники делают так, чтобы их можно было открыть, — сказал он, разглядывая переплетения. — Этот открывается сбоку. Его нужно спустить вниз.

Вытащив меч, он привстал на цыпочки и потянулся к верёвке, чтобы её перерезать. Два его воина встали с обеих сторон алтаря, чтобы успеть поймать плетёного человека, когда тот упадёт вниз. Рассекаемые волокна с лёгким пением лопались. Веспасиан поднял голову, пытаясь рассмотреть, к чему крепится верёвка, с которой свисал плетёный человек, чтобы тот оказался как раз посередине между четырёх дубов. Разглядеть лучше не удалось — деревья были слишком высоки, да и клочья тумана наверху не позволяли что-либо увидеть.

Тумелик принялся резать энергичнее. Волокна один за другим лопались, пока не осталось одно или два. Он посмотрел на своих соплеменников, желая убедиться, что те готовы подхватить зловещий груз, когда тот упадёт. Наконец он перерезал последнее волокно. Верхний конец верёвки устремился вверх. Плетёный человек соскользнул вниз и, хрустнув «ногами», встал на алтарь.

Два херуска схватили его за «ноги», чтобы он не слетел на землю. В следующий миг у них над головами раздался лёгкий металлический звон. Тумелик мгновенно застыл на месте и вскинул голову, чтобы разглядеть источник звука. На лице его читался ужас. Сквозь завесу тумана прорвались солнечные лучи света, а вместе с ними откуда-то с высоты, сверкнув, словно молнии, вниз устремились два острых лезвия.

— Донар! — крикнул германец, обращаясь к небесам.

В алтарь с глухим ударом вонзился меч и, покачнувшись, со звоном упал на землю. К его рукоятке была привязана тонкая верёвка, второй конец которой уходил вверх, к кронам деревьев. Веспасиан поискал глазами второй меч, но увидел лишь, как ноги Тумелика неожиданно подкосились. Он посмотрел выше. Голова германца была откинута назад. Из открытого рта, подобно врытому в холм для казни кресту, торчала рукоятка второго меча.

Изо рта, капая Тумелику на бороду, вытекала струйка крови. Войдя в горло, клинок пронзил его насквозь, проложив себе путь сверху вниз через внутренние органы, и застрял в кости где-то в районе таза. Взгляд германца растерянно скользнул по рукоятке меча, как будто Тумелик отказывался понять, как тот оказался в его горле.

Затем из горла вырвался булькающий звук. Рукоятка и привязанный к ней шнурок обагрились кровью. Тумелик повалился на плетёного человека. Тот соскользнул с алтаря вниз. Оставляя после себя кровавый след, Тумелик упал вместе с ним. Они рухнули на землю — сначала плетёный человек, затем, сверху него, поверженный германец.

При падении упругие ветки прогнулись, и Тумелика слегка подбросило вверх. Когда же он упал во второй раз, плетёный человек лопнул, и из него выкатился какой-то предмет, завёрнутый в тонкую кожу. Веспасиан наклонился и поднял его. Предмет оказался тяжёлым. Он посмотрел на Тумелика. Свет в глазах вождя уже померк, но Веспасиану показалось, будто в самый последний момент в них промелькнула искорка торжества. Сабин бросил на брата недоверчивый взгляд. Веспасиан поднял брови и протянул ему свёрток.

Сабин положил его на землю и потянул шнурок, стягивавший горловину.

— Мы нашли его, — прошептал он, убирая последний слой кожи. Перед ними был золотой орёл — распростёртые крылья, гордая голова, в хищных когтях молнии Юпитера. Тот самый, которого Август более пятидесяти лет назад подарил Семнадцатому легиону.

Сабин посмотрел на Веспасиана. Тот впервые в жизни заметил в его взгляде искреннюю братскую любовь.

— Спасибо, брат. Я обязан тебе жизнью.

 

ГЛАВА 12

зыки огня плясали на соломенных крышах хижин. В воздух, разгоняя последние клочья тумана, поднимались клубы дыма. Ноздри щекотал сильный запах гари. Последние группы хавков покидали поле боя, двигаясь в поисках укрытия в сторону леса. Их преследовали шесть римских когорт, сохранявших относительно стройный боевой порядок. Остальные предавались насилию и грабежу. Из посёлка то и дело доносились истошные женские крики.

Веспасиан скакал рядом с Луцием Петом во главе первой турмы. Магн и Сабин ехали сзади. Колонна возвращалась к леску, в котором её ждал арьергард.

Соплеменники Тумелика несли на плечах тело своего вождя. Меч по-прежнему торчал из его окоченевшего тела. Они не осмелились вынимать его без жреца, опасаясь проклятия. Веспасиан охотно им верил. Он помнил слова Тумелика: «Я поклялся громовержцу Донару никогда не иметь дел с римлянами, и если я нарушу моё слово, да покарает меня его гнев».

Шлёпая через зловонный ручей, Веспасиан посмотрел направо, затем с тревогой — на Луция Пета.

— Смотри, они заходят с той стороны. Они наверняка нас заметят.

Не сбавляя шага, Луций Пет посмотрел в указанном направлении: почти полная ала союзных войск обходила посёлок с запада, преследуя около полусотни конных хавков.

— Если нам повезёт, в пылу преследования они не заметят нас. Да и, в конце концов, мы ведь тоже римляне.

— Так-то оно так, — буркнул Магн, — но мы — римляне, бегущие не в том направлении.

— В таком случае давайте пойдём шагом, — предложил Веспасиан.

— Неплохая идея, брат, — прохрипел запыхавшийся Сабин, замедлив шаг.

Предложение перейти на шаг встретило одобрение со стороны изрядно уставших батавов. По сигналу Пета и по приказу своих декурионов они замедлили шаг и теперь двигались относительно стройной колонной.

— Пусть Ансигар заберёт оружие у людей Тумелика, — приказал Веспасиан Луцию Пету. — И пусть одна турма их окружит, как будто сопровождает пленных. Объясни им, что это нужно для маскировки и лишь до тех пор, пока мы не выйдем к реке.

Пет усмехнулся и пошёл искать старшего декуриона. Сабин переложил увесистый трофей под мышку.

— Зачем это нужно? — спросил он у брата.

— Вскоре сам увидишь, — ответил Веспасиан, глядя, как от алы отделились три турмы и поскакали в их направлении.

Вскоре префект догнал братьев.

— Они всё поняли. Причём быстро. Если ты не возражаешь, господин, я возьму людей Габиния на себя. Я знаю, что им сказать.

Ожидание не было долгим. Не успели они проделать и сотни шагов, как кавалеристы перекрыли им дорогу. Луций Пет велел батавам остановиться, а сам шагнул вперёд, изобразив на патрицианском лице праведное негодование.

— Что ты возомнил о себе, декурион?! — проревел он, обращаясь к офицеру центральной турмы. —• Как ты смеешь перекрывать мне дорогу, как будто мы — тот самый сброд, который мы только что разгромили? Мы проделали за вас самую трудную работу, а вы здесь прохлаждались, катаясь верхом и делая вид, будто вас тут под каждым кустом подстерегает опасность.

Декурион — гладко выбритый, лет тридцати — с опаской посмотрел на Луция Пета из-под края кавалерийского шлема.

— Извини, префект, но мой командир велел мне узнать, что тут происходит.

— Не его собачье дело, чем мы занимаемся! Пусть он и дальше гоняется за шайками германцев. А настоящие воины несут тело вождя, которого они отправили в германский Аид, назад к лодкам, чтобы переправить убитого на его далёкую родину. Убирайся с дороги, солдат!

Декурион посмотрел за спину Луция Пета, туда, где в гуще Ансигаровой турмы под видом пленников стояли воины Тумелика с его телом.

— Но вы же кавалеристы, господин.

Пет побагровел от гнева.

— Конечно, мы — кавалеристы, ты — баран! Но когда кавалерия теряет лошадей из-за идиотов-моряков, чьи суда отстали от флотилии, что бывает тогда? Они становятся вшивой пехотой, декурион, вот что. А теперь отойди прочь, пока я не разозлился окончательно!

Декурион проворно отсалютовал ему.

— Извини, господин.

Он взмахнул рукой, чтобы турма расступилась, давая проход колонне. Луций Пет прорычал нечто невразумительное. Ансигар рявкнул приказ своим батавам. Те двинулись вперёд, посмеиваясь над своими конными товарищами, пока грозный окрик Аисигара не положил конец неуместному веселью.

Проехав мимо задних рядов, Веспасиан облегчённо вздохнул. Он по-прежнему не сводил глаз с леска, до которого оставалось примерно полмили.

— Ты напомнил мне своего отца, когда тот докладывал Поппею, нашему командующему во Фракии, — печально улыбнулся он, обращаясь к Луцию Пету.

Тот грустно улыбнулся.

— Когда я был маленьким, он смешил меня тем, что разговаривал со мной голосом центуриона.

Веспасиан похлопал префекта по плечу, с любовью вспомнив о своём давно умершем друге. Проехав сотню шагов, он оглянулся и посмотрел вправо. Турмы мчались на восток, догоняя свою алу.

— Пора переходить на бег, — сказал он Пету и пустил своего коня рысью, постепенно увеличивая скорость, чтобы те, кто ехал сзади, не отстали от колонны.

Равнина перед въездом в посёлок была усеяна телами погибших. Между ними брели раненые и помощники лекарей с носилками, тащившие подававших признаки жизни воинов в шатры лазарета рядом с рекой.

Вскоре разорённый и горящий посёлок остался позади. Колонна вошла в рощу, а оттуда двинулась к реке. Веспасиан поехал медленнее, помня о том, что люди устали, впереди же их ждёт долгий утомительный путь. Более того, им, возможно, предстоит уходить от римской флотилии Габиния.

— Будет лучше, если мы оставим пару лодок, а две оставшиеся загрузим полностью. Мы сможем грести по очереди, и у нас будут воины, чтобы отразить нападение, если Габиний отправит за нами погоню, — сказал он Луцию Лету.

Префект мысленно прикинул, после чего подозвал Ансигара.

— Поместятся в лодках по семьдесят человек?

— Поместятся, но лодки сильно просядут и будут плыть медленнее.

— Тогда берём три лодки, — решил Веспасиан, когда перед его взором открылась река.

Колонна спустилась по пологому склону к воде, и турма, охранявшая лодки, принялась сталкивать их с берега в реку.

Ансигар что-то приказал другим декурионам, и те стали распределять своих воинов по лодкам, по две турмы в каждую.

— Что будут делать люди Тумелика? — спросил Веспасиан Ансигара.

После короткого разговора с херусками декурион вернулся и сообщил:

— Они возьмут последнюю лодку, господин, и поплывут на юг, чтобы вернуть тело вождя его матери.

— Неужели пятеро справятся с большой лодкой?

Ансигар пожал плечами.

— Они говорят, что справятся, если будут держаться ближе к берегу, сторонясь главного течения, — декурион послюнявил палец и поднял его. — По их словам, этот лёгкий северный ветер усилится и скоро они смогут поставить парус.

Веспасиан посмотрел на палец Ансигара и сделал то же самое, что и он. Та сторона пальца, что была обращена к северу, ощутила холодок.

— Это означает, что ветер будет дуть нам навстречу. Что же, пожелай им удачи и поблагодари от моего имени.

Он снова повернулся к лодкам батавов — те были уже почти полностью загружены. Затем вошёл в воду и по верёвочной лестнице забрался на корму одной из них.

Магн помог ему перебраться через борт.

— Пора отправляться. Что скажешь, господин?

— Давно пора, Магн, — ответил Веспасиан. Ансигар вскарабкался на борт следом за ним и, взявшись за рулевое весло, что-то крикнул. Насколько Веспасиан понял, это была команда на «раз, два, три», потому что батавы одновременно погрузили вёсла в воду и налегли на них. Лодки плавно скользнули вперёд, увлекаемые медленным течением.

* * *

Веспасиан приказал Ансигару держаться ближе к противоположному берегу и как можно дальше от римской флотилии. Течение же увлекало их дальше, так что когда они достигли другого берега, то поравнялись с римскими судами, до которых теперь было около пятисот шагов. Туман окончательно рассеялся, и те были видны как на ладони. Впереди, примерно через две мили, река поворачивала на запад.

— Пусть гребут быстрее, Ансигар! — приказал Веспасиан, когда декурион взял,из его рук рулевое весло и направил лодку на север. — Если нам удастся скрыться за тем поворотом раньше, чем они увидят нас, мы оторвёмся от них.

Он не сводил глаз с римских кораблей. Главным образом это были вытащенные на берег биремы. Над гладью реки, сверкавшей на полуденном солнце как зеркало, разносились крики гребцов.

— Будем считать, что нам повезло, если они нас не заметят, — сказал Сабин, прижимая к груди свёрток с золотым орлом. — Представляю, какое лицо будет у Габиния, когда он поймёт, что мы — спасибо Тумелику — опередили его.

— Очередная ирония судьбы, верно? В этой стране это случается сплошь и рядом, — заметил Магн. — Сын Арминия попытался украсть золотого орла, который был трофеем его отца, чтобы вернуть его Риму. Тем самым он нарушил клятву, которую дал Донару, и тот поразил его, подстроив смертоносную германскую ловушку. И всё потому, что три бывших раба захотели упрочить власть своего хозяина, да и свою собственную. Что не мешает им соперничать друг с другом, дабы единолично заручиться благосклонностью слюнявого идиота Клавдия.

— Ты задумываешься о том, какое правление будет при Клавдии? — нахмурив лоб, спросил Веспасиан.

— Думаю, такое же, как всегда.

— А я не согласен. При каждом новом императоре оно бывало разным. Августу удавалось править вместе с Сенатом, причём так, что было незаметно, в чьих руках власть, хотя всё это прекрасно знали. Тиберий был не столь тонок, чтобы играть в подобные игры, и его отношения с Сенатом испортились. Ни одна из сторон не понимала, чего хочет другая.

Калигула прибрал к рукам всю власть и правил с одобрения толпы. Сенат раболепно ему повиновался, напуганный казнями невинных людей всякий раз, когда у императора кончались деньги. Теперь же мы вместо императора имеем подставное лицо. Клавдий не доверяет Сенату, потому что тот не поддержал его. От его имени правят три грека-вольноотпущенника, которым нет доверия, хотя одного из них я называю своим другом. Похоже, эти трое будут править империей ради собственной выгоды.

— Потому-то я и не лезу в политику, — буркнул Магн. — Мне наплевать, как нами правят и кто, главное, чтобы никто не совал нос в мой маленький уголок в Риме. Но ведь они лезут в мои дела именно потому, что мне на них наплевать. А мне на них действительно плевать. Будь у тебя такое же отношение к жизни, мне было бы гораздо спокойнее. Ну, ты понял, о чём я?

— Тебе легко говорить, — фыркнул Сабин. — Но как может сторониться политики сенатор?

— Значит, надо перестать быть сенатором или же, если достоинство не позволяет, удалиться от государственных дел. На худой конец, можно перестать бывать в Сенате и не стремиться к назначению на новый, выгодный пост.

— Но как же тогда добиться положения и влияния в обществе?

— Вот я, например, без особых усилий имею влияние в своём кругу.

— Это потому, что ты — патрон Братства перекрёстка.

— Именно. Я возглавляю мою... моё... дело, и мне больше ничего не нужно. Вы же ведёте политические игры на хорошо знакомом вам поле, но не можете попасть наверх, потому что вам мешает ваше происхождение. Тогда зачем вам всё это? Какой в этом смысл?

— Я думаю, смысл в том, чтобы стать консулом, — ответил Веспасиан. — Это была бы великая честь для моей семьи.

— Была бы двести лет назад, но что это значит теперь? Что тебя будут сопровождать двенадцать ликторов, что ты получишь возможность когда-нибудь управлять провинцией где-нибудь в заднице империи, вдали от удовольствий жизни в Риме.

Как хотите, господа, сейчас всё не так, как в старой доброй республике, а с вашей помощью всё становится ещё хуже.

— Это лучше, чем сидеть в поместье, где единственное занятие — следить за тем, чтобы вино этого года получилось не хуже прошлогоднего, — вступил в разговор Сабин.

Веспасиан не спешил с ним согласиться.

— Не знаю, Сабин. В молодости я мечтал именно об этом. Иногда мне кажется, что было бы неплохо вернуться в поместье.

— Чушь! Ты бы сразу заскучал там.

— Ты думаешь? Ну, я не знаю, — ответил Веспасиан, снова посмотрев на римскую флотилию.

Его внимание привлекло движение на берегу. К реке приближался большой конный отряд. Во главе его ехал человек в генеральской форме: на груди бронзовая кираса, на голове начищенный до блеска шлем. За спиной развевался красный плащ.

— Проклятье! Это Габиний. Тот самый отряд, который преградил нам дорогу. Похоже, они поняли, кто мы такие. Ведь у них точно нет никаких пеших кавалеристов.

Произнося эти слова, он заметил, что генерал, прикрыв глаза от солнца, смотрит в их сторону, после чего предполагаемый Габиний что-то крикнул своим людям. В следующее мгновение команда ближней биремы пришла в движение, готовясь броситься в погоню за подозрительными пешими кавалеристами.

— Мы можем плыть быстрее, Ансигар? — забеспокоился Веспасиан.

— Можем, но мы рискуем поломать вёсла.

— Давайте всё же рискнём. Иначе они догонят нас.

Ансигар что-то крикнул батавам, и те сильнее налегли на вёсла. Веспасиан почувствовал, что лодка ускорила ход. Впрочем, заметил он и то, что поверхность реки пошла рябью. Херуски были правы — северный ветер крепчал. Однако он тотчас выбросил эту мысль из головы. Встречный ветер замедлит движение не только их лодок, но и бирем.

— Пока что это единственная бирема, которую они смогли спустить на воду, — процедил Магн сквозь стиснутые зубы, когда большая группа воинов столкнула судно в воду. — И как это нам всё время везёт на стычки с собственным флотом? Я помню, как нас в своё время обстреливали в Мёзии.

— Мерзкие ублюдки, — буркнул Сабин.

Подобно многим пехотинцам, он был невысокого мнения о римских мореходах.

Веспасиан с тревогой наблюдал за тем, как воины Габиния спустили на воду ещё пять кораблей. Мгновенно ощетинившись вёслами, они напоминали рассерженных гусей, готовых броситься на соперников.

Когда лодки приблизились к излучине, от шести бирем их отделяло менее мили.

Ансигар крикнул своим воинам, и пятнадцать человек, которые ещё не гребли, сменили за вёслами своих товарищей. Веспасиан не почувствовал увеличения скорости, однако понял: постоянная смена гребцов — их единственная надежда поддерживать темп и, возможно даже, оторваться от бирем, которые не могут позволить себе такую роскошь.

В третий раз за день он мысленно обратился к Марсу с молитвой оберегать их, не дать противникам отобрать у них орла, которого они добыли с таким трудом.

Излучина реки становилась ближе. Батавы заработали вёслами ещё энергичнее. Из-за поспешного бегства они не успели снять кольчуги, и теперь пот градом катился по их спинам. Ансигар криками подбадривал их. На его бороде блестели брызги слюны, голубые глаза горели азартом. На небольшом расстоянии, стараясь не отставать, за ними следовали две другие лодки.

Река начала изгибаться на северо-запад. Веспасиан оглянулся на биремы, и в душе его вспыхнула искра надежды. Похоже, флотилия Габиния отстаёт. Может быть, им всё-таки удастся уйти от погони. Увы, как только преследователи скрылись из вида, Ансигар что-то крикнул, заставив его обернуться.

— Клянусь задницей Юноны! — воскликнул Магн. — Что это такое?

От неожиданности Веспасиан разинул рот Менее чем в полумиле от них, ниже по течению появились десять квадратных парусов с изображением волка. Под ними виднелись резные носы и гладкие бока длинных лодок.

Лодки были до отказа забиты воинами. Веспасиан вопросительно посмотрел на Ансигара. Вслух вопрос можно было не задавать.

— Это волк хавков, — ответил декурион и озабоченно прикусил нижнюю губу. — Прибрежные кланы хавков пришли на помощь своим собратьям из глубины леса.

— Они нас пропустят? — спросил Сабин с ноткой отчаяния в голосе.

— Сомневаюсь. И мы не сможем обойти их, потому что ветер сейчас благоприятствует им, а не нам. Они остановят нас и когда услышат наш акцент, то поймут, что мы — батавы. Они решат, что мы — часть войска Габиния, и тогда...

Ансигар недоговорил. Впрочем, все и так поняли, что тогда случится.

— Они наверняка развернутся и поплывут назад, когда увидят римские биремы, — сказал Веспасиан и оглянулся. — Против римлян им не выстоять.

Ансигар покачал головой.

— Каждой из этих лодок командует вождь клана. Если хотя бы один из них уклонится от боя с врагом, то домой он вернётся уже не вождём. Если вообще вернётся.

— Тогда нам остаётся одно. Ждём приближения бирем. Они вступят в бой с хавками, и у нас появится возможность ускользнуть в возникшей неразберихе. — Веспасиан повернулся к своим спутникам. Лучших предложений не последовало. — Значит, гребём обратно, Ансигар.

По команде Ансигара батавы дружно опустили вёсла в воду, замедляя движение лодки. В следующий миг от флотилии хавков оторвались пять лодок хавков и устремились на них. Лодка Луция Пета поравнялась с лодкой Веспасиана, и тот быстро сообщил префекту, что намерен предпринять. Затем Веспасиан поговорил с Куно, плывшим в третьей лодке. К тому моменту, когда все три лодки развернулись и легли на обратный курс, из-за поворота появилась первая бирема.

— Не ждали, красавцы! — усмехнулся Магн, когда с неприятельских лодок донеслись крики. Пять лодок, находившихся на середине реки, развернулись и поплыли назад к своей флотилии, которая продолжала двигаться в направлении батавов.

Вскоре флотилия римлян поравнялись с ними и, развернувшись в боевой порядок, шла на расстоянии всего сотни шагов. Под пронзительный вой дудок гребцы всё сильнее налегали на вёсла. Артиллеристы заряжали небольшие баллисты, установленные на носу каждой биремы.

Расстояние между хавками и их новым противником стремительно сокращалось.

— Похоже, что они на время забыли о нас, — сказал Веспасиан. — Ансигар, давай вперёд. Попытаемся проскользнуть мимо них.

Три длинные лодки рванули вперёд, ближе к своим бывшим преследователям. Веспасиан, Сабин и Магн схватили щиты и шагнули к носу лодки, заодно прихватив копья из оружейного сундука рядом с мачтой. Именно сюда Сабин сложил орла и эмблему Козерога. Их примеру последовали батавы, уступившие места на вёслах своим товарищам. Потные и угрюмые, они разминали мышцы и пробовали на вес оружие.

Вскоре справа раздался треск. Это артиллеристы бирем произвели с расстояния четырёхсот шагов первые залпы. Рядом с лодками хавков вверх взметнулись фонтаны воды.

— Мазилы! — крикнул Сабин артиллеристам, как будто те могли его услышать.

Голос его потонул в надрывных стонах ста двадцати гребцов каждой биремы, усердно работавших вёслами, криках судовых офицеров и визге дудок старших гребцов.

Две флотилии разделяло менее трёхсот шагов. Хавки налегли на вёсла, пытаясь набрать скорость и уйти из-под залпов римской артиллерии. Теперь Веспасиан мог хорошо их рассмотреть. Помимо полного числа гребцов в каждой лодке было не менее двадцати воинов, готовых к бою. Они криками подбадривали своих сидевших на вёслах товарищей, призывая их ускорить темп.

Грянули ещё шесть залпов. В следующее мгновение на ближайшей к ним лодке ядром разодрало парус, а троим хавкам оторвало головы.

Те, что стояли рядом, тотчас сделались красными от крови, хлеставшей из разорванных шейных артерий. Тем не менее тела убитых всё ещё сохраняли вертикальное положение: лодка была до отказа забита воинами, горевшими желанием вступить в схватку с ненавистными римлянами. Одна из лодок хавков, шедшая в середине флотилии, начала крениться. Воины принялись вёдрами и щитами вычерпывать стремительно прибывавшую через пробоину воду. Гребцы же как ни в чём не бывало налегали на вёсла.

Когда расстояние между сторонами сократилось до сотни шагов, баллисты римлян произвели последний залп. Поскольку борта бирем были на десять футов выше лодок хавков, баллисты чуть наклонили, чтобы их тяжёлые каменные ядра попадали точно в цель. Ещё один залп, и полдюжины вёсел на одной из лодок нестройно взметнулись вверх. Это, убивая и калеча гребцов, по лодке хавков проложило свой смертоносный путь каменное ядро.

Тела убитых повалились вперёд, на живых товарищей, сбивая их с ритма вёсел. При этом мёртвые выпустили из рук свои вёсла, и те опустились в воду. Лодку стало заносить в бок, прямо на соседнюю. Столкновение было неизбежно. Ударившись о борт другой лодки, вёсла рикошетом отскочили в своих гребцов, круша грудные клетки, выбивая из суставов руки. К ликующим возгласам римлян присоединились пронзительные крики боли. Однако восемь других лодок неуклонно двигались вперёд.

Тогда на палубе бирем свои места заняли лучники, принявшиеся осыпать врага стрелами. Однако хавки тотчас подняли щиты, защищая себя и своих товарищей на вёслах от смертоносного ливня.

Чувствуя, как живот ему сводит тугим узлом, Веспасиан вытащил из ножен длинную кавалерийскую спату и тотчас поймал себя на мысли, что в данный момент предпочёл бы сжимать в руках короткий пехотинский гладий. Впереди две германские лодки шли прямо на три лодки батавов. Расстояние было небольшим, и он сумел даже рассмотреть искажённые яростью лица варваров на их носах. Справа от него до ближайшей биремы было не более пяти длин вёсел. Она летела вперёд, рассекая вспененные воды бронзовым тараном.

— Пли! — скомандовал он и швырнул копьё, как только ему стали видны белки глаз его противников. Ансигар проревел приказ. Прикрывшись щитами, батавы обрушили на врага первый залп. Гребцы втащили вёсла и, схватив щиты и копья, выстроились вдоль бортов лодки, которая теперь шла вперёд лишь по инерции. Ансигар повёл её прямиком в брешь между двумя лодками хавков. Те тоже втащили свои вёсла.

В следующий миг последовал ответный залп. По носу лодки и щитам воинов застучало стаккато копий. Веспасиан взял в руки второе копьё, воздав должное дисциплине и выдержке батавов. Он не услышал от них ни единого крика, а в стене их щитов не возникло ни единой трещины. Слева от него воины Луция Пета и Куна с рёвом выпустили по врагу очередной залп. Несколько хавков тотчас полетели в воду, где моментально пошли ко дну, оставив после себя на поверхности воды красные пятна.

— Пли! — в очередной раз скомандовал Веспасиан, когда от врага их отделяло десять шагов. Второй залп достиг цели. В воду свалились ещё несколько хавков. Остальные приготовили для удара длинные копья.

Оглушительный треск дерева справа от него заставил Веспасиана обернуться. Это длинную лодку хавков пронзил таран ближайшей к ней биремы. Германцы принялись прыгать в воду и цепляться за вёсла биремы. Кое-кто пытался совать копья в вёсельные отверстия в надежде ранить гребцов. Самые отважные попытались вскарабкаться на борт. Эти становились лёгкой добычей лучников, которые расстреливали их в упор.

Между тем Ансигар неуклонно вёл их лодку вперёд, в брешь между двумя лодками хавков. Но и их рулевые знали своё дело. В последний момент обе лодки отклонились вправо, взяв курс на лодки Веспасиана и Пета. Лодку Куно они оставили без внимания.

— Держитесь крепче! — проревел Веспасиан, поняв, что столкновение неминуемо.

— Да чтоб мне лопнуть! — проворчал Магн рядом с ним, схватившись за борт. — Сначала лошади, теперь эти длинные лодки. Здесь вообще бывает хоть что-то, как у людей?

Лодка содрогнулась от сокрушительного удара, обрушившегося на правый борт. Те батавы, которые ни за что не держались, рухнули на колени. Лодку стало разворачивать поперёк реки, и в их щиты полетели брошенные врагом копья.

Веспасиан мечом обрубил древко копья, что впилось в щит стоявшего позади него Магна. Ансигар крикнул своим воинам, чтобы те взялись за вёсла и остановили лодку. В следующий миг один батав, вырвав из челюсти наконечник копья, с криком упал навзничь. Увы, прежде чем брешь удалось закрыть, в неё запрыгнули два хавка с копьями наготове. В следующий миг на сомкнутые щиты батавов обрушился град ударов. Ауксиларии начали постепенно отодвигаться, тем более что на лодку, горланя боевые песни, хлынула масса хавков. Под их натиском батавы неуклонно отходили с носа лодки к сиденьям гребцов. Хавки продолжали напирать, осыпая ударами стену батавских щитов.

Справа от Веспасиана стоял Сабин, слева — Магн. Сам он то и дело вскидывал щит вперёд и вверх, прикрываясь от вражеских копий и одновременно стараясь нанести ответный удар. Увы, все усилия были тщетны. Сабин тоже вскинул свой щит, прикрываясь от мощного удара сверху. Тот с оглушительным стуком пришёлся чуть выше шишки щита. Отскочив от брата, Сабин рванул копьё, чтобы вытащить из строя его владельца.

Одновременно Веспасиан подался вправо и под нижним краем щита полоснул врага по ногам. Лезвие, словно мясницкий нож, с влажным чмоканьем разрубило лодыжку. Взревев от боли, хавк шагнул вперёд, чтобы не упасть, но лишь обнаружил, что нижней части ноги у него больше нет. Разбрызгивая кровь из культи, он рухнул на палубу под ноги своим товарищам.

Веспасиан поспешил закрепить своё преимущество, увлекая за собой тех, кто стоял рядом, он ринулся в образовавшуюся брешь, исступлённо работая окровавленным мечом. Ещё миг, и лезвие впилось в лицо следующего варвара, перерубив ему переносицу. Раненый хавк удивлённо посмотрел на него, как будто отказывался верить собственным глазам.

Хавки дрогнули. Увлекая за собой в атаку батавов слева от него, Магн, рыча, бросился вперёд и молниеносно обрубил древко нацеленного в него копья. Поскользнувшись на мокрой от крови палубе, его противник на миг опустил щит. Меч Магна мгновенно нашёл свою цель.

Увернувшись от копий, они оказались нос к носу с абордажной командой врага. Второй ряд батавов моментально сомкнулся и вскинул щиты над головами товарищей в первой шеренге, защищая их от ударов копий хавков, которые всё ещё находились на абордажном мостике.

Веспасиан ощутил, как его подтолкнули сзади. Это стоявший позади воин устремился вперёд. Между тем сам он вслепую сделал несколько выпадов спатой, пока не понял, что попал в цель. Тогда он с силой повернул меч и тотчас был вознаграждён криком раненой жертвы. По обе стороны от него батавы неумолимо продвигались вперёд. Теперь на абордажном мостике оставалось всего несколько хавков, загнанных в ловушку без всякой надежды на помощь со стороны соплеменников. Смерть не заставила себя ждать. Воины на абордажном мостике отступили, чтобы враг ненароком не полоснул мечом им по ногам. Похоже, сражение зашло в тупик.

Веспасиан отступил назад, давая возможность батавам шагнуть вперёд и занять его место. Тем временем Ансигар и пятеро гребцов продолжали без устали работать вёслами, не давая врагу пристать к борту. Слева воины Луция Пета отчаянно бились с хавками, которые неуклонно теснили их к мачте.

Однако лодка Куно пропала из вида. Справа поверхность реки была усеяна обломками судов. Из вёсельных отверстий одной биремы вырывались языки огня. Хавки карабкались на её борта с длинной лодки, прицепленной к корме абордажными крючьями. Остальные биремы окружили три последние лодки хавков, что всё ещё были на плаву. Лучники Габиния обрушивали на хавков град стрел, и тем оставалось лишь прикрываться щитами.

Длинная лодка неожиданно накренилась, и на миг шум речной битвы перекрыл многоголосые крики. Какой-то хавк слетел с абордажного мостика в воду, остальным, чтобы не упасть, пришлось схватиться за борт. Воспользовавшись тем, что противник потерял равновесие, Магн и Сабин вместе с батавами устремились вперёд. Веспасиан бросил взгляд вперёд, поверх их голов, и увидел причину удара. Лодка Куно развернулась и зашла в тыл хавкам, которые не спускали глаз с ладьи Веспасиана.

Воины Куно набросились на растерявшегося противника, врезаясь в самую гущу хавков и кромсая их своими мечами. Когда, наконец, с абордажного мостика слетел последний варвар, Сабин и Магн оттолкнули лодку хавков в сторону, предоставив Куно и его людям добивать неприятеля.

— Ансигар! — крикнул Веспасиан, указывая на лодку Луция Пета, где примерно три десятка хавков уже оттеснили воинов префекта к мачте.

Поняв, что нужно делать, Декурион налёг на рулевое весло, направляя лодку к соседней, где шла ожесточённая схватка. Несколько гребков, и обе лодки почти поравнялись. Вооружённые остатками копий батавы с близкого расстояния дважды метнули их в хавков.

Более десятка копий попали в цель. Увидев смерть своих товарищей, хавки пришли в замешательство. Несколько человек оглянулись, не зная, как поступить дальше.

Для Пета и его ауксилариев этого оказалось достаточно. Объятые яростью, они набросились на хавков, избегая вражеских копий и энергично работая мечами, нанося удары там, где стена из щитов хотя бы на мгновение раздвигалась. Когда лодка Веспасиана подплыла ближе, хавки, стоявшие ближе к борту, обратились в бегство. Понимая, что численное преимущество вскоре будет не на их стороне, они, чувствуя смертельную опасность, оставили сражаться на абордажном мостике трёх своих товарищей, обрекая их на неминуемую смерть от острых мечей батавов.

Ансигар что-то крикнул. Его воины тотчас набросились на них, работая в основном щитами и кулаками, а не мечами.

Когда упал последний хавк, без чувств и безоружный, лодка его соплеменников оттолкнулась от лодки батавов. Уцелевшие воины принялись вылавливать своих товарищей из воды.

— Оставьте их! — крикнул Веспасиан. — Беритесь за вёсла! Уходим отсюда!

— Думаю, это будет неразумно, легат, — прозвучал голос у него за спиной. — Ты сам видел, как метко бьют наши баллисты.

Веспасиан обернулся и увидел в двадцати шагах от их лодки римскую бирему. Опершись на поручень, на её палубе стоял Публий Габиний — в бронзовой кирасе, шлеме с красным плюмажем и алом плаще.

— На твоём месте я бы принял моё щедрое предложение подняться на борт моей биремы, — произнёс он с холодной улыбкой. — Да, и захвати с собой ту безделушку, которую ты нашёл в здешних лесах.

* * *

С борта биремы Веспасиан посмотрел на три ручейка крови, стекавших в воду реки. Это был дар Нехаленнии, богине Северного моря. Ансигар прочёл на родном языке слова молитвы.

— Это было обязательно? — поинтересовался Габиний, когда обескровленные тела трёх пленников, принесённых в жертву богине, полетели за борт. Веспасиан пожал плечами.

— Не знаю. Не могу сказать.

— А я могу, — встрял в разговор Магн. — И я скажу, что, по-моему, германская богиня моря будет довольна и позволит нам благополучно вернуться домой.

— Вреда от этого точно не будет, — сказал Габиний и принялся разворачивать свёрток с орлом. Достав трофей, он взял его в руки и стал с неподдельным восхищением разглядывать. — Конечно же я прославлюсь тем, что верну его в Рим.

— А Каллист похвастается императору, будто это был его замысел? — со злостью в голосе спросил Сабин.

Габиний поднял голову. Было видно, что он не ожидал таких слов.

— Откуда тебе это известно?

— От того, кого Каллист послал в Германию помешать нашим поискам. Он признался мне в обмен на обещание после его смерти вложить ему в руку оружие.

— Да, для местных жителей нет ничего важнее, — усмехнулся Габиний. — Это похоже на наш обычай вкладывать в рот умершему монетку для оплаты лодочнику. В любом случае он сказал правду. Каллист с радостью припишет эту победу себе. Я же останусь в анналах римской истории как тот, кто нашёл орла Семнадцатого легиона.

Веспасиан бросил взгляд на медленно проплывавший мимо восточный берег. Море было уже совсем близко. Позади, держа путь домой, шли остальные корабли флотилии.

— Ты в курсе, Габиний, что твоя кража орла будет стоить жизни моему брату? — спросил Веспасиан.

— Кража — это слишком сильно сказано. Не напади я на хавков, неизвестно, чем бы закончилась для тебя эта эпопея. Но теперь орёл у меня в руках, а это самое главное. Что до жизни Сабина, которую он потеряет якобы из-за меня, то я в этом сильно сомневаюсь.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что так сказал мне Нарцисс.

— Значит, Нарцисс знал, что вы тоже отправитесь в Германию за орлом, хотя отправил и нас туда же?! — Веспасиан был вне себя от ярости.

— Разумеется, знал. Но ему наплевать, кто принесёт ему орла. Главное, чтобы тот был найден. Ему нужен результат. Ради этого он готов столкнуть лбами всякую служивую мелюзгу.

— Вот же подлый грек! — с негодованием сплюнул на палубу Магн.

Габиний усмехнулся и с гордостью посмотрел на находку.

— Да, этим грекам нет доверия, — ответил он.

— А Палл? Он знал об этом? — уточнил Веспасиан. — Он знал, что Каллист послал тех, кто должен был убить нас?

— Не могу утверждать, был ли он в курсе планов Каллиста, но про отправленных следом за вами убийц он точно не знал. Будь это так, он сказал бы Нарциссу. Нарцисс не упоминал о верных Каллисту головорезах. Напротив, в своём письме он прямо сообщил мне, что, если я встречусь с вами, вас ни в коем случае нельзя убивать. Я уверен, он не одобрил бы лжи Каллиста.

От этих слов у Сабина отлегло от сердца.

— Это уже что-то. Если он не хочет нашей смерти, то я могу свободно вернуться в Рим. Я даже смогу выдать Нарциссу намерения его мерзкого соплеменника.

Веспасиан вздохнул, чувствуя накопившуюся за день усталость и злясь на вольноотпущенников Клавдия.

— А вот я бы не стал этого делать. Разве у нас есть иные доказательства кроме наших слов? Каллист будет всё отрицать и затаит против тебя злобу. Нарцисс проявит полное равнодушие, ибо его интересуют куда более важные дела. Да и вообще, хозяин получил своего орла, значит, можно заняться чем-то другим.

— Думаю, Веспасиан, что ты прав, — согласился Габиний. — В любом случае, Сабин, тебе пока рано возвращаться в Рим. В письме содержался приказ относительно вас двоих на тот случай, если орёл будет найден. При условии, если вы оба останетесь в живых.

Ты, Веспасиан, должен вернуться во Второй Августов легион. Тебя же, Сабин, Нарцисс или, точнее, император, назначил легатом Четырнадцатого Парного легиона, который расквартирован на Рене, в Могонтиаке.

— В Четырнадцатый? Но почему? — растерялся Сабин.

— Не знаю, — пожал плечами Габиний. — Имперская политика становится всё более и более запутанной. Решения нередко принимаются наобум. Но, думается мне, что в твоём случае имели место некие соображения.

— Я тоже так думаю. Скорее тут дело связано с честолюбивыми замыслами Нарцисса, нежели с моими заслугами.

— Пожалуй, ты прав. Мы живём в странном мире, в котором люди моего сословия вынуждены выполнять приказания вольноотпущенников. В любом случае ты не сможешь вернуть себе свой старый легион, Девятый Испанский. Им теперь командует Корвин, брат императрицы.

— Знаю. Единственное, что в этом есть хорошего, так это то, что его какое-то время не будет в Паннонии.

— Всего лишь год.

— Что?

— В следующем году, в конце военного сезона Авла Плавтия, которого сделали губернатором Паннонии в знак благодарности за то, что он поддержал Клавдия, переводят в Гезориакум, на северное побережье Белгики. Он отправится туда вместе с Девятым легионом. Туда же будет переброшен Двадцатый легион, а также два ваших, вместе с союзными когортами. Вам, господа, предоставлена честь в составе войска Авла Плавтия поучаствовать в покорении Британии.

Стоило Веспасиану представить себе окутанные туманами леса Британии и её незнакомых богов, как по его спине пробежал холодок. Он посмотрел на Сабина.

— Я уже начинаю опасаться такой сомнительной «чести».

Сабин был растерян не меньше брата.

— Похоже, Нарцисс не мытьём, так катаньем решил избавиться от нас.

Довольным выглядел один лишь Луций Пет. Магн снова сплюнул на палубу.

— Ну и денёк! — язвительно произнёс он.