Фалакрины, восемьдесят миль к северо-востоку от Рима, 9 г. н. э.

– С доброй помощью богов да увенчаются успехом труды наши. Прошу тебя, отец Марс, очисти поместье мое, мою землю и семью так, как сочтешь наилучшим. – Обращаясь к покровителю рода словами древней молитвы, Тит Флавий Сабин воздел руки к небесам.

Из уважения к божеству, милости которого он добивался, римлянин покрыл голову полой белоснежной тоги. Рядом с ним стояли все домочадцы: супруга Веспасия Полла с новорожденным младенцем на руках, мать Тита и его старший сын, которому скоро исполнялось пять. Чуть поодаль располагались вольноотпущенники и вольноотпущенницы, и наконец, рабы. Все собрались вокруг пограничного столба, отмечающего северный край имения, расположенного в напоенных ароматом сосновой смолы предгорьях Апеннин.

Тит закончил молитву и опустил руки. Его первенец, тоже носивший имя Тит Флавий Сабин, подошел к камню и ударил по нему четыре раза оливковой ветвью. На этом ритуальный обход периметра земель Тита был завершен, и процессия двинулась к дому.

Этот круг, начатый на рассвете, занял восемь часов, и, насколько мог судить юный Сабин, все прошло как надо. На каждом углу имения отец произносил требуемую молитву, никаких сулящих дурные предзнаменования птиц не было замечено, с ясного, холодного ноябрьского неба не ударила молния, а жертвенные бык, свинья и баран не изъявляли непокорности.

Сабин вел барана. Рога животного были украшены яркими лентами, а тусклые глаза взирали на окружающих, не догадываясь о том, что видят этот мир последние минуты.

В обычных обстоятельствах неизбежная смерть барана не смутила бы Сабина. Он множество раз видел, как животных приносят в жертву или забивают на мясо, а иногда даже помогал Паллону, сыну управляющего, сворачивать цыплятам шеи. Смерть – естественная часть жизни. Но эту смерть ему хотелось предотвратить, поскольку посредством ее предстояло очистить новую жизнь, жизнь его новорожденного брата. Мальчик мечтал прервать церемонию, приближающуюся к своей кульминации, но понимал, что может тем самым навлечь на себя гнев богов, которых боялся так же сильно, как ненавидел своего юного родича. В день рождения брата, девять дней назад, Сабин подслушал разговор отца с бабушкой Тертуллой. Та принесла весть, что растущий в имении дуб, посвященный Марсу, дал побег столь сильный, что из него произрастет не просто сук, но новое дерево. Когда родилась сестричка, дуб пустил лишь слабенький, болезненный отросток, который вскоре стал засыхать и погиб. Как и сама девочка. Но в этот раз побег был длинным и здоровым, обещая удачу, но самое главное, стал добрым предзнаменованием в судьбе брата. Мальчик слышал, как отец возблагодарил Марса за дитя, и обещал во время очистительной церемонии, когда ему предстоит официально признать сына и дать ему имя, принести в жертву богу лучшего быка, свинью и барана.

– Я буду очень заботиться о нем, мать, – сказал Тит, целуя Тертуллу в щеку. – Этому парню суждено далеко пойти.

Женщина разразилась громким смехом.

– Ты вперед меня выжил из ума, Тит! Когда республика мертва, а во главе империи стоит один человек, как далеко может пойти отпрыск из рода всадника, владеющего скромным имением в предгорьях?

– Смейся, если хочешь, мама, но когда предзнаменование говорит о величии, это воля богов, а с ней даже император не может не считаться!

После этого разговора мальчик готов был плакать всякий раз при виде того, как мать держит на руках маленького братика. В течение почти пяти лет вся любовь и забота в семье доставалась именно ему, Сабину, и вот теперь появился некто, кто норовит забрать часть этой любви себе.

Ко времени, когда процессия достигла дома, мальчик постарался взять себя в руки, ведь ему предстояло сыграть свою роль в церемонии так, как полагается настоящему Флавию, представителю древнего сабинского рода, к которому он принадлежит, и не разочаровать отца, Тита-старшего.

Втянувшись во двор, все собрались в дальнем его конце, перед каменным алтарем Марса, на котором были сложены политые маслом поленья. Справа от него в железном держателе горел факел, слева на деревянном столе лежали топор и нож.

Сабин убедился, что баран расположился у него с правой руки, как учили, потом обвел глазами собравшихся. Рядом с отцом, держа в руках спеленатого малыша, стояла мать. На ней было торжественное черное одеяние, стола, ниспадавшее до щиколоток; палла, длинная бордовая накидка, наполовину скрывала заплетенные в тугую косу волосы цвета воронова крыла. Она обвивалась вокруг тела и укрывала левое предплечье. Почувствовав на себе взгляд Сабина, женщина посмотрела на мальчика и ее тонкие губы изогнулись в улыбке, осветившей худое лицо. При виде старшего сына в тоге, выглядевшего уменьшенной копией мужа, глаза Веспасии наполнились любовью и гордостью.

Рядом с ней стояла бабушка. Она приехала из своего имения в Козе, что к северу от Рима, к рождению младенца и церемонии наречения. Перевалив на восьмой десяток, Тертулла продолжала убирать волосы по моде, господствовавшей в последние годы республики: завитые по краям, они были собраны в пучок на затылке, подчеркивая округлость лица, которую матрона передала по наследству своему сыну и внукам.

Позади семьи располагались вольноотпущенники, живущие в имении. Сальвион, управляющий, никогда не забывающий угостить Сабина медовым пряником или сушеной фигой, держал за кольцо быка. Его сын Паллон, которому исполнился двадцать один год, отвечал за свинью. Оба животных смирно ждали, легкий ветерок колыхал ленты, украшающие их головы. Чуть далее толпилось десятка два мужчин и женщин, о чьем существовании Сабин знал, но чьи имена и обязанности оставались для него загадкой.

Дальше шли рабы, почти пятьдесят человек, которых в обычный день мальчик практически не видел. Однако сегодня все они собрались, чтобы присутствовать на церемонии наречения нового члена семьи и принять участие в последующем празднике.

Тит подошел к алтарю, склонил голову и произнес короткую тихую молитву. Потом взял из держателя пылающий факел и поднес к поленьям. Те занялись сразу же, и едкий черный дым спиралью стал подниматься к небу.

– Отец Марс, даруй моим хлебам, виноградникам и моим садам процветание и плодородие, для чего я обвел эти жертвы вокруг своих земель. Дай здоровья моим мулам, пастухам и стадам. Дай доброго здоровья мне, моим домашним и новорожденному сыну.

Веспасия бережно вручила сверток мужу. В торжественном молчании Сабин глядел, как отец поднимает младенца.

– Призвав в свидетели и очевидцы Нундину, богиню очищения, я принимаю сына в свою семью, нарекаю Титом Флавием Веспасианом и объявляю свободнорожденным гражданином Рима. Этой буллой я помещаю его под твою защиту.

Он повесил на шею малыша серебряный амулет на кожаном ремешке. Этот талисман мальчики носили для защиты от дурного глаза и снимали только по достижении совершеннолетия.

Тит вернул ребенка матери, а сам взял стоящий рядом с алтарем сосуд с вином и три плоских твердых лепешки, испеченных из соленой муки. Он капнул вина и покрошил хлеба на голову каждого из жертвенных животных. Взяв топор, римлянин подошел к быку, коснулся лезвием его шеи и занес руку для смертельного удара. Бык опустил голову, как бы смиряясь с судьбой. Приведенный в замешательство такой покорностью, Тит замер и обвел глазами близких. Встретившись с ним взглядом, жена едва уловимым движением век подбодрила супруга.

– Во имя очищения своего поместья, земель и почв, и искупления ради, – Тит возвысил голос, обращаясь к синему небу, – я приношу тебе в жертву лучшего быка из моих стад. Отец Марс, внемли моей просьбе и прими сей дар.

Топор с неожиданной силой рассек воздух. Бык пошатнулся, когда отточенное лезвие перебило ему хребет, наполовину отрубив голову. Алый фонтан брызнул на Сабина и всех стоящих рядом людей и животных. Все четыре ноги быка подкосились одновременно, и он замертво рухнул наземь.

Перепачканный кровью Тит высвободил топор и взял нож. Он подошел к свинье, которую держал Паллон. Скотина явно не была встревожена насильственной смертью, приключившейся у нее на глазах. Римлянин повторил молитву, затем пропустил руку под нижней челюстью свиньи, приподнял ей рыло и стремительным, жестоким рывком рассек горло.

Пришла очередь барана. Отерев с глаз теплую, липкую жидкость, Сабин обнял своего подопечного и удерживал на месте, пока снова звучали слова молитвы. Баран вскинул голову и успел проблеять, обращаясь к небесам, и в этот миг Тит резко чиркнул ножом поперек шеи. Тотчас хлынула кровь, заливая подкашивающиеся передние ноги животного. Сабин поддерживал несчастное существо, не делавшее попыток сопротивляться. Вскоре у барана подломились задние ноги, а через несколько секунд остановилось и сердце.

Сальвион и Паллон перевернули жертвы на спины, чтобы Тит мог сделать длинный надрез на брюхе. Собравшиеся затаив дыхание наблюдали за тем, как двое мужчин раскрывают туши, раздвигая ребра. Когда Тит погрузил руки сначала в быка, потом в свинью, а затем в барана, воздух наполнил смрадный запах внутренностей. Римлянин ловко извлек у каждого из животных сердце и бросил его в огонь, предлагая в жертву Марсу. Весь перемазанный кровью, он вытащил печени закланных и разложил на дощатом столе. Обтерев органы, Тит оторопел от изумления и знаком приказал остальным подойти поближе, после чего показал им печени одну за одной. На поверхности у каждой имелся большой изъян. Сердце подпрыгнуло у Сабина в груди – внутренности не совершенны! Ему приходилось видеть достаточно жертвоприношений, чтобы знать: печень с неестественными отметками является худшим из всех предзнаменований. А отметины на всех трех – наверняка настоящая катастрофа. Марс не расположен принять этого недоростка!

Подойдя поближе, Сабин хорошо разглядел форму отметин. Но пройдет много лет, прежде чем ему станет понятен их смысл.