00. 02. Ницца. Улица Префектюр. Бар «Wayne’s».

– Карир, ты поэт и мыслитель. Что ты делаешь в полиции?

– А я тебе отвечу…

– Погоди секунду. Нет опять не он.

– Да. Не будем залезать глубоко в историю, но ты мне скажи, чем занимались мыслители в XVII веке?

– У нас, во Франции?

– А где еще можно назвать себя мыслителем и не получить удар в лицо. В английском пабе?

– Ну… в Германии.

– В Германии все мыслители заняты только одним. Они сидят дома и, как заведенные, пишут книги.

– А знаешь зачем?

– Зачем.

– Философ напишет книгу и издаст ее. Потом те пять человек, которые осилят такую книгу, станут профессорами в университете и будут перевирать по-своему то, что в них написано. И у каждого из пяти будет по пятьдесят слушателей, пятеро из которых тоже станут профессорами. Так возникает рынок интеллектуального труда.

– Тебе виднее. Ты ведь осилил сколько-то таких книг.

– Немецких – три.

– Трудно было?

– Не трудно долго. Много текста.

– Вот. А во Франции мыслитель – это, в первую очередь, человек слова, а не текста. Говорения, а не писания. Особенно это было важно в семнадцатом веке, когда мыслительный процесс стал производить какое-то впечатление на людей. Причем это впечатление уже не приводило, в ста процентах случаев, к назначению времени и места поединка. Именно тогда…

– Появились салоны.

– Да Мыслители сидели в салонах и мыслили на виду у всех. Это было зачем-то необходимо.

– Это нравилось дамам.

– Не пойму почему.

– Я тоже.

– Идем дальше. В восемнадцатом веке мыслители стали советниками королей. Они разрабатывали (или им казалось, что они разрабатывают) правила.

– Как Вольтер.

– Ну, хотя бы.

– А это оказалось не так. Бедный Вольтер.

– Сколько помню, бедным его назвать было сложно.

– Я в метафизическом смысле. Он не мог радоваться. А веселиться ему было не интересно.

– Да уж. И в девятнадцатом веке мыслители, все как один, стали революционерами или бунтарями.

– А в чем разница.

– Маркс – революционер. Бакунин – бунтарь.

– Да понял. Но они – не французы.

– Начинали-то Фурье и Прудон. Это оказалось заразно. А последний великий мыслитель девятнадцатого века, Петр Кропоткин, по духу – чистый француз. Не пора нам?

– Пора.

00. 27. Ницца. Улица Префектюр. «King’s Pub»

– На первый взгляд не видно.

– Очень много народа. Надо осмотреться получше.

– Итак?

– Да. А в двадцатом веке, по крайней мере, в его второй половине, мыслители отказались от стратегии бунта. Они объявили себя сторонними наблюдателями. Они препарировали действительность, расчленяли ее и даже, как бактерии способствовали ее разложению, расторгая все имеющиеся культурные стереотипы и разрывая сложившиеся связи.

– «Природа три».

(Примечание. Я коротко пересказал Кариру то, что услышал от Жан-Жака на заправке. Тот согласно кивал. И заявил, что самая правильная позиция современного мыслителя – это позиция полицейского. Общество нуждается в восстановлении утраченных связей и сохранении тех общих ориентиров, которые еще сохранились. Вот он вернется из туалета и все доскажет.)

– В туалете тоже никого похожего. И в современном мире мыслить – это значит собирать воедино то, что человечество не успело подвергнуть деконструкции. И даже если успело. Мыслить, как полицейский – если ты не полицейский авторитарного государства, а полицейский в значении «полис», ты мыслишь во имя общего блага…

– А вот та девушка в зеленом платье и в большой зеленой шляпе, это ведь мужчина?

– Где?

– Да вот через улицу.

– Фото у тебя в планшете?

– Да вот смотри… да подожди, давай я хоть…

11.35. Ницца. Квартира на улице Александр Мари.

Нет. Не сейчас. Надо кофе выпить скорее.

11.46. Там же.

Мое нынешнее физическое состояние в точности описано в предпоследнем куплете старинной бретонской песни с названием: «Был тот сидр так хорош, как Мадлен его хвалила».

А моральное – в последнем.

Это действительно был Лоренце. Гастон углядел его на улице перед баром, до которого мы еще не добрались. Лоренце в платье, парике и шляпке, в туфлях на высоком каблуке, переходил от одной компании к другой, заговаривая с мужчинами и женщинами (которые тоже, почти все были мужчинами). Он веселился. В руке у него был бокал с пивом. В другой – сигарета.

Карир двинулся к Лоренце первым, пока я закрывал планшет и совал его в карман пиджака. Он подошел к Лоренце с боку и лишь успел тронуть его за руку, как получил удар острым носком туфли под коленку. Взвыв, Гастон завалился на пышную даму в розовом, сидящую у столика, рядом с которым только что остановился Лоренце. Дама завизжала мужским голосом. Я подбежал к Лоренце, буквально секунду спустя, и получил в лицо остатки пива из его бокала.

Лоренце бросился наутек. Мне удалось его догнать и подсечь ногой под каблук. Мы оба покатились по желтым камням мостовой.

За моей спиной началось настоящее веселье, то самое, о котором мы с Кариром только что рассуждали. В толпе перед баром всячески демонстрировали, что опасность грозит не им. Вставать с мостовой было тяжко. Но Кариру было еще тяжелее. Он с дикой болью в ноге, отбивался от дамы неопределённого пола, ловко орудующей розовым зонтиком.

Лоренце убегал по улице «Sainte Reparate», и я едва успел увидеть, куда он свернул. Я бросился за ним и почти догнал его на улице «Du Jesus» но наступил на его туфлю со сломанным высоким каблуком и опять рухнул на мостовую.

Он бежал к площади Гарибальди по улице «Centrale». Я снова двинул за ним. Мелькнул «Le bar botch», потом «Pub Live Music». Я успел пожалеть, что мы в своих поисках Лоренце не добрались до самого интересного. А где-то здесь недалеко еще «Shapko club», русский джаз-клуб. И тут сообразил, что Лоренца мы не только нашли, но уже теряем. Я бросился по параллельной улице, испугался, что он может свернуть и выбежал на «Ru du Collet», увидел мелькнувший край зеленого платья и вновь рванул вперед. На улице «Droite» я его потерял, но разглядел зеленую шляпу на углу «Ru Saint-Francois», а вскоре увидел и самого бегущего Лоренце. Мы добрались до площади Гарибальди, он – фаворитом, я за ним, в оттяжке. Какое-то время Лоренце бежал по трамвайным путям. Я уже решил, что он попытается скрыться в районе улиц ведущих к Ниц-Рикер. Но он свернул направо, к кварталу антикварных лавок и порту. Там много мелких улочек и его расчет был на то, что я не успею увидеть, куда он свернет.

Может быть, так оно и случилось бы: выпитое пиво не давало мне набрать ту скорость, которая позволила бы приблизиться к Лоренце. Я еле-еле мог сохранить дистанцию между нами в двадцать пять – тридцать метров. Он же свернул налево в «Paassje Katrine Segurane», а там за этим переулком, начинался самый настоящий лабиринт. Еще немного и он, свернув пару раз, полностью затерялся бы в маленьких улочках антикварного городка. Но, внезапно, не углу «Martin Seytour» и «Ru Antoine Gautier» Лоренце рухнул, как подкошенный, и остался лежать без движения. Как будто снайпер в него попал. Но звука выстрела слышно не было.

Я перешел на шаг, быстро набрал номер телефона Гастона и сказал, где мы находимся. Потом подошел к Лоренце и проверил пульс. Пульса не было. Как потом мне сказал Гастон, это была реакция организма уже находившегося на грани передоза, на бешеную гонку и адреналиновый шок. Но тогда мне было не до теории. Я начал делать искусственное дыхание. Подтянувшийся (а как еще сказать про бег на одной ноге с подтягиванием другой?) Гастон стал мне помогать. И нам удалось вернуть Лоренце к жизни, если, конечно можно назвать жизнью то состояние бреда, пополам с лихорадкой, в которое он впал. Хорошо, что мы оба успели отпрыгнуть в момент бурного извержения из него всех ранее принятых жидкостей. Такого прыжка на одной ноге, который продемонстрировал Карир, я, никогда не видел и, видимо, уже никогда не увижу.

Я позвонил шефу, разбудил его и прослушал все пять модуляций утреннего кашля, которым сопровождались попытки говорить. Он мигом оценил ситуацию и приказал вызвать к Лоренце скорую помощь, но самим не светиться. Обвинений в превышении полномочий, да еще на территории, вне нашей юрисдикции, нам не нужно. Пусть его доставят в больницу, а там что-нибудь придумаем. Кха. Кхе. Кху. Кхо. Кх.

Лоренце толи спал, толи бредил. Мы оттащили его к «Place Ile de Btaute», где его легче было найти, и уложили под фонарь. Здесь я разглядел у него на безымянном пальце правой руки перстень-печатку с инициалами «L» и «B». Мы вызвали скорую. Подождали двадцать минут. Лоренце был жив, но желания встать и пойти у него не было. Да и желание дышать, было, прямо скажем, не акцентированным. То дышит, то нет. Страшно было так его оставлять на тротуаре. Но и представляться врачам скорой помощи было ни к чему.

Мы отошли в тень, затаились и еще через пару минут наблюдали, как Лоренце погрузили в машину скорой помощи. Потом, с чувством выполненного долга, доковыляли до моей квартирки. Мы исполнили долг дважды: сначала нашли подозреваемого, о потом вернули его к жизни, правда чуть не загубив ее своей погоней.

А кто его заставлял бежать?

Джинсы и футболку теперь, наверное, не спасти. Хорошо, хоть вода прогрелась за то время, что нас не было, и можно было хорошенько вымыться.

Кариру мы зафиксировали ногу жесткой повязкой, и он еще спит на дальнем конце моего дивана, который в своем разложенном состоянии, лишь чуть-чуть меньше комнаты. Пора его будить и жарить яичницу.

12.53. Управление полиции Капдая.

Итак, утро. Проснулись мы чуть после одиннадцати. Точнее, я проснулся и разбудил Карира. Его нога болела, и встал он с трудом. Мы позавтракали. Гастон отдал должное моей яичнице «Четыре перца» (рецепт изложу как-нибудь потом, сейчас надо много записать и осмыслить). Потом я отправил шефу выдержки из журнала, с отчетом о наших поисках Лоренце и довез Гастона на его машине к дому на «Ru de Quincenet» в Больё, где у него съемная квартира. Посмотрел, как он ковыляет к подъезду и отправился на электричку, чтобы доехать две остановки до Капдая, в управление. Дежурный офицер – Мериэль Селент – сказала мне, что шеф хочет со мной поговорить и просил его дождаться. Он в Ницце, беседует с комиссаром. Догадываюсь о чем. Мы с Кариром чуть не повесили на управление Ниццы труп. А теперь, когда этот труп, тьфу, дьявол, живой Лоренце лежит в больнице, шефу нужно как-то объяснить начальству, зачем он нам нужен. Нам, а не Ле Гуну, официально проводящему дознание.

А вот и лейтенант-колонель. Выглядит грозно. Дал знать, что ждет меня в кабинете.

12.59. Кабинет начальника управления полиции Капдая.

Первую часть беседы (разнос) я пропущу. Во-первых, в подборе эпитетов лейтенант-колонель сильно уступает моему отцу. Тот в юности, как я думаю, в тот момент, когда решил стать полицейским, задавил в себе поэта. А когда он устраивает разнос, неважно кому, подчиненному или сыну, поэтическое начало берет верх, и метафоры сыплются одна за другой, как горох из прорывшегося пакета в очередь к кассе в Карефуре.

А лейтенант-колонель ориентируется на народную мудрость и соответственно на устойчивые метафоры типа «сорваться с петель» и «танцевать на вулкане», которые я сейчас и услышал.

А во-вторых, шеф сказал что единственно, почему он не отстранил меня от дознания еще вчера (а вот и не правда, не вчера, а сегодня ночью, потому что вчера он сам мне разрешил поискать Лоренце) – это мой журнал, в котором содержится вся информация по этому делу.

– … и я очень надеюсь, что в данный момент вы настукиваете одним пальцем не эссе о роли мыслителя в современном мире, а ту информацию, которая будет, кха, полезна в дальнейшем,

Ладно. Как скажете. Но пока ничего особо нового не прозвучало.

– Итак, су-лейтенант. Первый результат этой вашей, кху, полицейской операции, это то, что мы, наконец, знаем кто такой этот Лоренце.

–????????

(Примечание. Это я делаю вопросительный вид, потому что «настукивать одним пальцем», как выразился лейтенант-колонель, и одновременно участвовать в диалоге, мне пока затруднительно. Вчера было как-то легче. То ли пиво помогало, то ли настроение веселья, которого, как мы, с Кариром решили, не бывает. А здесь, в кабинете начальства, мой палец все время хочет стать по стойке «смирно!», и потому я им попадаю не в нужную букву, а в соседнюю.)

– Лоренце Бернарди, тридцать два года, итальянец из Барри (ну или он сам так говорит), мелкий аферист. В сезон живет межу Сен-Тропе и Сан-Ремо. Зимой, уезжает домой. Паразит.

– Не то слово, шеф. Так садануть Карира…

– Паразит в данном случае не личная характеристика Бернарди, а род его занятий.

–?????

– Ну же, Секонда, это у вас классическое образование, не у меня.

– Ааааа… А! Греческий «παράσιτο» времен эллинизма, он же «cliens» в Древнем Риме, он же наш французский «parasite».

– Вот. Он может быть любовником…

– Мужчины? Женщины?

– Ему, судя по тому, что содержится в его досье, без разницы. Сколько у нас, в соответствии с последним циркуляром, может быть полов, при самоидентификации?

– Пять, кажется.

– Кажется… Надо точно знать. Значит, он работает в шести направлениях. Шестое – не любовник, а классический приживал. Что-то среднее между другом и слугой. Досье на него ведется последние четыре года, но ничего по-настоящему криминального, кроме двух сомнительных, с точки зрения семейной морали, завещаний, в нем нет.

– А наркотики?

– Судя по нашим сведениям, он не дилер и никогда им не был. Рядовой потребитель. Дозу вчера не рассчитал, а может кокаин был плохого качества. А то б ты так его и видел. Ты ж здесь новичок, Ниццы толком не знаешь. Повезло тебе, су-лейтенант. Причем дважды. Первый раз, когда Лоренце не упустил, А второй – что его откачал. Ладно. Идем дальше.

Я рассказал шефу о перстне Лоренце. Мы стали рассуждать.

След на скуле Жанны мог быть оставлен перстнем с правой руки Лоренце Бернарди, на котором есть инициалы «L» и «B». Синяк странной формы, по очертаниями и размерам совпадает с буквой «В». То есть Bernardi. Но этот же синяк мог быть оставлен и перстнем Владимира. Русское «В» – это наше «V» в имени «Vladimir». Я сказал, что если это след от перстня Владимира, то все становится непонятным.

– Что тут непонятного? Если Жанна погибла в результате ссоры с Владимиром, к чему склоняется теперь, капитан Ле Гун, то убийца – мертв и дело можно спокойно закрывать.

– Но это меняет все наше знание о том, когда пропал Владимир. По словам Жанны, она не видела его с ночи понедельника, а сама она погибла вечером во вторник. И убил ее муж, который, вроде бы пропал. Тут все не складывается.

– Вот тебе простое объяснение. Жанна позволила тебе и рассказала об исчезновении мужа. Только вы поговорили, как муж объявился. Между ними вспыхнула ссора, закончившаяся смертью Жанны. А уже после этого, находясь в полубезумном состоянии, Владимир отправился в подводное плавание и попал под винт. Как это тебе су-лейтенант?

– Мне это не нравится.

– Почему?

– Ну, во-первых. Я с трудом могу представить себе человека, который, убив жену, отправляется заниматься подводным плаванием.

– А Ле Гун – может.

– Значит у него хорошее воображение.

– Или наоборот – его нет совсем.

– Но, главное, шеф. Во-вторых.

– Кха.

– Судмедэксперт ставит время смерти – 48 часов до обнаружения. Или даже больше. А в этой версии смерть наступает за тридцать – тридцать два часа. Ошибка в проведении экспертизы?

– Случается.

– Все равно, мне это не нравится.

– Тогда предложи, свою. Кха, кха. Кха.

– Вот моя версия. След на лице Жанны остался от удара Лоренце. Тогда Владимир не причем. Он мирно плыл под водой навстречу своей судьбе. А в это время Жанна ссорилась с Лоренце. И доссорилась.

– Из-за чего?

– Что из-за чего?

– Из-за чего они ссорились?

– Ээээ… Не знаю пока. Может быть мне не надо уезжать сейчас? Давайте я возьмусь за этого Лоренце, допрошу его…

– Нет, ты поедешь. Браться за Лоренце мы не можем. В понедельник мы предоставим капитану Ле Гуну всю имеющуюся информацию. Он сам будет решать, привлекать ли Бернарди к дознанию. Это его право и нам сюда влезать не надо.

– А как же…

– Я поручу лейтенанту Кариру съездить в больницу в воскресенье и побеседовать Бернарди неофициально. Я думаю, им будет, что сказать друг другу.

– Но Карир…

– Пусть хоть на костылях туда едет, Это ж надо, дать наркоману и жиголо вывести себя из строя одним ударом женской туфли? Заодно и ногу ему посмотрят. А для тебя есть дело. Капитан Риволан, из нашей жандармерии, сообщил, что утром им позвонили с виллы Палома…

– Опять?

– Опять. Нет. На этот раз никакого убийства. Звонила дочь хозяина. Ты, кажется уже с ней разговаривал.

(Примечание. Мне нравится это «кажется». Можно подумать не он давал мне распоряжение побеседовать с Ириной и осмотреть яхту.)

– Да шеф, все есть в журнале.

– Ночью на виллу вроде бы залезли и пошуровали в паре комнат. Съезди туда, посмотри, каков ущерб. Порасспроси, что случилось, когда… ну и все, что сочтешь нужным.

– А она…

– Капитан Риволан установил охрану на вилле. Один жандарм у входа. Что-то вроде психологической помощи. Но вести дознание по факту незаконного проникновения в жилое помещение – прямая обязанность муниципальной полиции. Тут нам и Ле Гун не указ. У него свое дело, у на свое. Ты составишь предварительный отчет. А потом решим, отправлять ли его Ле Гуну. Все понял?

– Да шеф.

– Отправляйся.

13.37. Там же.

Я только лишь успел выйти из кабинета шефа, как мне позвонили. Номер незнакомый. Оказалось – дочь мадам Ронсо. Она сказала, что нашла мою карточку на столике в комнате матери. Я спросил, что случилось. Она ответила, что мать в больнице, На нее напали этой ночью. Я попросил разрешения приехать и мы договорились что я подъеду через пару часов.

13.39. Там же.

Это что же получается? На сегодня в живых остается двое более-менее постоянных обитателей виллы «Палома». И к обоим, точнее к обеим, влезли в дом этой ночью.

13.42. Там же.

Опять! Опять позвонил Сильви, хотя собирался – шефу. Я же перезапомнил его номер под коротким и ясным ником – ШЕФ. Нет, он опять рядом с Сильви. И я конечно же нажал не то. Она решит, что я совершенно одурел тут в Капдае. Но я не настроен сейчас с ней беседовать. Отменил звонок и, тщательно тыкая пальцем в контакт «Chef», вызвонил-таки лейтенант-колонеля. Передал ему информацию, полученную от дочери мадам Ронсо и получил прямое указание выяснить, что там случилось у самой мадам или у ее дочери.

13.47. Там же.

По электронной почте пришло письмо от капитана Риволана. В него вложено фото, сделанное камерой наблюдения на авеню Провансаль, при выезде из Кань Сюр Мер. На фото – автомобиль, превысивший разрешенную скорость: «MINI Cooper S Cabrio 1.6 AT» салатового цвета, с двумя темно-серыми продольными полосами на капоте. Отчетливо видно лицо водителя – это Ирина Андрейчиков. Дата: среда 10 сентября. Время: 07.48. Если учесть, что от Кань Сюр Мер до Капдая, без пробок, ехать минут 35 – 40, а она ехала с превышением скорости, то получается, что примерно в 8.20 она подъехала к вилле, и в 8.32 сообщила о смерти Жанны, звонком в жандармерию. Все сходится. Она ехала из Прованса, телефон был разряжен, она торопилась попасть на виллу, превысила скорость, попала в объектив камеры. Заплатит штраф, но алиби – железное.

13.58. Авеню Раймон Грамалья. В машине у виллы «Палома».

Только сейчас заметил, что виллу «Палома» очень любят местные голуби. Вилла построена в духе раннего Art Nouveau, но без кованых решеток и фресок в духе Югендстиль, без плитки, пришедшей из Испании. Просто игра объемов, легкая стилизация под позднее Средневековье и большое количество белой лепнины (растительный орнамент). Вот эту лепнину и облюбовали голуби. Они сидят на ней по двое по трое, под самой крышей и, судя по количеству оставленного помета, садятся сюда часто. Или надолго. От этого во внешнем виде здания есть какая-то запущенность. Не благородная запущенность древности, а запущенность помещения, в котором редко и небрежно сметают пыль. Впрочем, то, что я прошлый раз видел внутри, такого впечатления не производит.

Ладно, пойду, поздороваюсь с бригадиром Киленом и приступлю к дознанию.

14. 01. Там же.

Бригадир Килен говорит, что вызов поступил в 11.05. Поздновато для того, чей дом ночью посетили грабители.

15.21. Ницца. Авеню Voie Romaine. Больница Пастёр. Приемный покой.

Мадам Ронсо в коме. Я только что побеседовал с врачом. У нее сильная травма головы. Линейный перелом задней черепной ямки. К ней, естественно, никого пускают. Да и смысла нет. Подожду ее дочь.

А пока – отчет о беседе на вилле Палома.

Я принес Ирине свои соболезнования по поводу пережитых ею утрат (никак не вспомню, делал ли я это при прежних наших встречах). Она ответила, что начинает привыкать к потере близких: сначала ушла мама, теперь, вот, отец. О Жанне она мне упомянула.

Ирина выглядела не столь печальной, сколько растерянной и обеспокоенной. Что ж, это мне кажется естественным. Если за двумя подряд смертями, которые кажутся случайными, к вам в дом приходят грабители, значит случайности не случайны, а то, что мы считали несчастным случаем может обернуться намеренным убийством. И то, что она сама не пострадала еще не значит, что других покушений не будет. Я рассказал ей о мадам Ронсо. Она охнула и на секунду как-то поникла. Но потом взяла себя в руки и повела меня туда, где побывали грабители.

Ирина сказала мне, что не хочет больше жить на вилле, но не знает, что ей делать и как поступить. Хорошо, что завтра приезжает Виктор. Он может все заботы взять на себя. И, наверное, они уедут к нему в Прованс так быстро, как только позволят дела.

Мы говорили с ней, поднимаясь на третий этаж башни, примыкающей к основному дому. Там у отца Ирины был кабинет. Ну, вообще-то, по нашим меркам, это никакой не кабинет. Нет там ни огромных книжных шкафов, ни стеллажей для документов, ни офортов на стенах. Единственный предмет мебели, хоть как то соответствующий названию комнаты – большой письменный стол, на гнутых ножках. Стол новый, но стилизованный под рококо, с утяжеляющими элементами барокко. В общем, типичная современная поделка, для продажи в России и Китае. Как она оказалась у нас во Франции, ума не приложу. Все ящики стола были выдвинуты. Замки на тех ящиках, что запирались – взломаны. Если в этих ящиках хранились какие-то документы, то они все исчезли. А если Владимир использовал их для хранения сигар, то и сигары тоже унесли.

Одна полка с книгами, в этом кабинете, все же, была. На ней стояли да путеводителя по Франции, еще два – по Лазурному Берегу. То есть, стояли-то они раньше. А сейчас – валялись на полу, под полкой. Два путеводителя были на русском, а два – на французском. Еще одна книга (на французском) – что-то вроде самоучителя по подводному плаванию, Еще несколько однотипных томиков – какая-то русская энциклопедия, с военной тематикой, как мне показалось – лежали на полу в художественном беспорядке.

Почти все книги были раскрыты. Такое впечатление, что кто-то искал листы бумаги или документы, которые могли быть спрятаны между страниц.

Еще в этом кабинете были три кресла (одно – у стола), небольшой диван, журнальный столик. И музыкальный центр с огромными колонками. Если такую колонку выставить в окно, то не то что соседей – половину Капдая разбудишь. А если в сторону моря направить – так яхты парусами смогут звук ловить. Рядом, на отдельном столике, лежали несколько компакт дисков. Все коробки – раскрыты. Часть дисков – на полу.

Ирина сказала, что отец очень часто, приехав поздно вечером, или даже ночью, уходил к себе в кабинет и слушал любимую музыку из России.

– Русский шансон, – добавила она.

– Lyups?

– Nutipatogo, – произнесла она по-русски. И, увидев, что этого слова я не понимаю, перевела, – Из той же категории. Чаще – «Lyube».

Это слово, как мне показалось, я понял. Это что-то вроде «l’amour» Но оказалось, что нет, ближе к «la guerre». Совсем у меня с русским плохо.

Я спросил ее, мешала ли ей музыка, звучащая здесь. Она ответила, что ее спальня находится в основном доме, и ее отделяет от башни несколько помещений, так что слышно ничего не было. Я на всякий случай уточнил, не слышала ли она чего-то этой ночью, но ответ был ясен заранее. Ирина сказала, что – нет, не слышала. Она долго не могла заснуть и приняла таблетку отцовского снотворного, которое тот привез из России. Поэтому спала «kakubitaya» («как труп») и ничего не слышала. Утром проснулась очень поздно, увидела разбитое окно на первом этаже, со стороны сада и сразу позвонила в жандармерию.

Я спросил, почему не мне? Я же оставил ей свою карточку. Она ответила, что она «rasteryasha» и не помнит, куда положила мою карточку. А номер жандармерии отец забил в ее мобильный телефон, как только она к нему переехала. На всякий случай.

А потом она проводила меня в спальню Владимира. Она в той же башне, но этажом ниже. Там тоже был разгром: выдвинуты все ящики шкафов, одежда валялась на полу. Но мне, почему-то, показалось, что здесь или искали невнимательно, или все перевернули для виду. Не похоже было на настоящий обыск с точными и размеренными действиями по поиску чего-то того, что может быть спрятано. Не могу сейчас чем-то подтвердить это мое впечатление, но оно было именно таким.

На первом этаже башни, по словам, Ирины, незваные гости ничего не тронули. Там биллиард и бар, «для друзей», как говорил Владимир. Только Ирина никаких друзей, кроме Виктора, последний год на вилле не видела.

Я задал вопрос о ценностях, хранящихся дома. Ирина, произнесла механически, как будто отвечала на экзамене, что есть шкатулка с драгоценностями Жанны – в ее, Жанны, спальне. Это в главном здании. А сама Ирина драгоценностей почти не носит. А те, что дарил ей отец в разное время лежали не здесь, а в ее квартире, в Ницце.

Я попрощался с ней, потом с Киленом и поехал сюда, в Ниццу. Похоже осмотр дома и беседа ничего нового, для понимания цепочки смертей обитателей вилы Палома, не дали. Но хоть мадам Ронсо не умерла. А ведь она тоже жила на вилле и на нее тоже напали. Может быть, разговор с ее дочерью что-нибудь прояснит?

(Nota bene. Уточнить в словаре выражения «kakubitaya» и «rasteryasha». А заодно и «lube»)

17.09. Аэропорт Ниццы. Зал ожидания.

Никакой ясности беседа с дочерью мадам Ронсо не внесла. Маленькая сухонькая женщина, в возрасте около сорока лет, сразу вывалила на меня мешок слов, из которых я понял лишь, что она сильно переживает за мать. И попросил все рассказать по порядку, а, главное, на два порядка медленнее. Мы сидели на скамье в приемном покое. Она подсела ближе (хотя мне казалось до этого, что она и так собирается вытеснить меня со скамейки), и начала все заново.

Оказывается, даже не она сама обнаружила мать в луже крови, а ее муж, вернувшийся домой после ночной смены, вчера, в девятом часу. А она в пятницу повезла детей к родителям мужа, на выходные и думала там остаться до вечера воскресенья. А тут муж позвонил, говорит, мать упала, поранила голову. Он вызвал скорую, те сказали, вряд ли она сама упала, скорее всего, кто-то напал. Она вернулась домой, видит в доме разгром, какое-там «сама». Видимо ночью в дом забрались воры, а мать их услышала, встала с кровати, тут ее и ударили. И она всю ночь пролежала с разбитой головой. И когда она это сообразила, то решила позвонить в полицию. И позвонила мне.

(Примечание. Слово «она» приходится применять и к мадам Ронсо и к ее дочери. Получилось, что одна «она» – мадам Ронсо – пролежала всю ночь, а другая «она» – дочь сообразила и позвонила. Но я не могу же писать «я» если говорила она. Вот я и пишу «она». Надеюсь лейтенант-колонель, при чтении этого фрагмента журнала, разберется, какое «она» что обозначает. А то я и сам слегка запутался).

Я спросил, бывали ли такие случаи в их Валон де Батене. Она отвечала, что то-то и оно, что нет, никогда. Потому она и не стала звонить в местный участок. Ей все равно не поверят, скажут, что у них на памяти такого никогда не было, да и быть не может. И что мать упала сама, тоже скажут. Голова, например, закружилась. А такого тоже никогда не было. Мадам Ронсо совсем не старуха и ничем не болела и с чего бы то…

Я еле-еле сумел вклиниться в плотный поток одностороннего движения слов от дочери мадам Ронсо в никуда. Я не сумел его остановить, я лишь слегка его замедлил и сделав вид, что она уже все сказала, сбежал из больницы, попросив на ходу позвонить мне, когда мадам Ронсо очнется, и будет возможность с ней поговорить. А не сбежать я не мог. Во-первых, самолет скоро. А во-вторых, я уже не выдерживал этого напора. И, если бы не удрал, то позорно свалился бы с лавки. А офицер полиции такого допустить не может.

17.19. Там же.

Еще одно сообщение от капитана Риволаа. Авария автомобиля, врезавшегося в дерево, при подъезде к Арлю, произошла в пять часов пятнадцать минут, утром во вторник, девятого сентября. Марка автомобиля и регистрационный номер указывают на то, что это машина Виктора Агапкин. Это значит, что Виктор уехал из Капдая около половины третьего ночи. Жанна в это время была еще как жива. Владимир – с большой вероятностью – тоже. Ведь он звонил Жанне с яхты, часом позже.

18.25. Рейс AF6239 Ницца – Париж (Орли). В самолете.

Ну вот. Ничего не нужно записывать post factum, можно собраться с мыслями. Я думаю, пришло время распределить имеющуюся информацию по версиям произошедшего. И пусть ее, то есть информации, не хватает (Карир побеседует с Лоренце только завтра), но что-то мы имеем. А у кого есть вся необходимая информация? У шахматистов во время матча, да у сторонников палеоконтактов, когда они объясняют, кто и что изобразил на скалах в Перу и от какого типа оружия погиб Содом. А больше ни у кого.

Ладно. Поехали.

Версия первая. Мафия.

Я сам ее выдвинул, предположив, что Владимир и Виктор как-то связаны с нелегальной торговлей алмазами. Но за это время ни одного, сколько-нибудь стоящего факта, подтверждающего эту версию, не появилось. То, что мы узнали о Лоренце, тоже не связывает его, а, следовательно, кого-то из интересующих нас людей с организованной преступностью. Но, самое главное, что заставляет меня самого выступить против этой версии – это способ убийства.

Если предположить, что Виктор погиб не случайно, а был убит, то это никак не вяжется с тем, как обычно поступают преступники, организованные в синдикат. Если им надо кого-то наказать, они делают это демонстративно, с назиданием: смотрите, вот что будет с каждым, кто перейдет… Ну и так далее. Зачем тут придумывать несчастный случай, да еще такой сложный в исполнении?

Намекать кому-либо, вот он нас «кинул», а мы его за это надувной лодкой переехали (и замаскировали под несчастный случай) – это похоже на сцену из фильма «Великолепный», с поеданием шпиона в акулой в телефонной будке, опущенной на морское дно. В жизни так не бывает

Если же им надо убрать мешающего человека, то вот оно море. Опять-таки не надо ничего изобретать. Человек исчезает со всеми уликами, следствие упирается дно, которое не обшаришь. Вот тут хоть в телефонной будке топи, но так, чтобы тело не всплыло.

А оно всплыло. Значит, это было нужно. Но об этом порассуждаем, применительно к другим версиям.

Все написанное о Владимире, в равной степени касается и Жанны. В ее смерти если (оговорюсь снова) она была убита, нет демонстрации силы, нет угрозы. Есть желание замаскировать насилие, но не подчеркнуть его.

Версия вторая…

Боже! Ну почему, куда бы я не летел, за моей спиной сидит демон в возрасте восьми лет, и весь полет бьет меня в спину своими мелкими ступнями в драных сандалиях? Это мой вариант наказания за гордыню? Или это лотерея, в которой я всегда выигрываю, поскольку в любой другой мне не удавалось выиграть даже сумму равную стоимости билета?

(Примечание. Это был крик души. Кому не нравится, может не читать.)

Ну, ничего. Я его запомнил. Пройдет каких-то десять лет, и я арестую его за переход улицы в неположенном месте. А он обязательно перейдет. В Ницце все так делают.

Версия вторая. Два несчастных случая.

Изначально, при расследовании смерти Жанны, это была основная версия. В ее пользу говорят показания свидетелей. Жанна откровенно наслаждалась жизнью на вилле, ничем не была занята. Ходила по вечерам развлекаться. А когда оставалась одна, не отказывала себе в выпивке.

Вот вам мизансцена: вечер, одиночество, мартини, мартини, мартини… и еще мартини. В стремление погасить тревогу за мужа я как то не верю. Скорее – нет его и дьявол бы с ним, я выпью еще. Она нетвердо держится на ногах, а тут подвернулся каблук. Далее – понятно. Она в бассейне с травмой черепа, без сознания. Летальный исход.

Но эту логичную и в своей ординарности более всего приемлемую версию нарушают три обстоятельства.

Первое. На скуле Жанны обнаруживается синяк характерной формы, в вилле выдавленной буквы «В». Причем этот синяк, по заключению патологоанатома, появился примерно в одно время с травмой в височной части черепа на его противоположной стороне. А это уже иная картина. Которая будет внимательно рассмотрена в версиях «предумышленное» и «непредумышленное» убийство.

Факт второй. Надувной матрас. Это «сцена в участке», после «сцены в ресторане» в бухте Мала. Эти сцены были разыграны явно для того, чтобы привлечь внимание. Я в этом уверен. Не знаю, пока, к кому или к чему нужно было привлечь внимание. Мне кажется, что к Владимиру. Но, так или иначе, и Жанна, и Владимир погибают в течение двух суток после этих сцен. Вряд ли это случайность.

И факт третий. Собственно смерть Владимира. Она или предшествовала смерти Жанны, или последовала за ней, но, судя по отчету патологоанатома, между ними могло пройти часов двенадцать. Две смерти от несчастного случая в одной семье за один день. Такое бывает? Наверное, да. Но два убийства встречаются с большей вероятностью. А одно убийство и один несчастный случай, на мой взгляд, более возможный вариант.

Если смерть Жанны очень подозрительна, то Владимиром все иначе. Его смерть от несчастного случая мне представляется более вероятной, чем убийство. Да, по моей прежней теории, две сцены в воскресенье были нужны для того, чтобы показать живого «Владимира», в то время как он уже был мертв. Но тут возникают два вопроса, все сильно усложняющих.

Вопрос первый. Предположим, Жанна убила мужа, но хотела показать что он жив. Кто помогал ей? Кто изображал Владимира? Лоренце? Нет. Он совершенно не похож на мужа Жанны. Виктор? Это нужно обдумать. Он ведь покинул виллу в ночь с понедельника на вторник. С другой стороны, патологоанатом утверждает, что Владимир погиб не ранее утра вторника. Это значит, что изображать его живым в воскресенье не было никакого смысла.

И вопрос второй. Как это было осуществлено? Вчера, в разговоре с Патрисом Дедолем, я выяснил, сто смерть наступила в результате встречи с работающим лодочным навесным мотором. Организовать такое убийство очень сложно. Нужно не только обездвижить человека, но и протащить его под своей лодкой, с работающим мотором так, чтобы ему не ногу отрезало, а голову. Вопрос не в только в том, как это организовать. Важно и то, кто это смог сделать? Жанна погибла почти в то же самое время, что и Владимир. Виктор в ночь на вторник уехал в Прованс, а портом попал в больницу. Лоренце один на каком-то катере?

Да, еще. На яхте Владимира отсутствует лодка. И можно предположить, что именно ее использовали для убийства. Но Ирина говорила, что лодка пропала давно. Что, конечно, непроверяемо. Но, зачем ей врать, если она в убийстве не участвовала. А она во вторник была в Арле.

В любом случае, одно убийство и один несчастный случай более вероятная ситуация, чем два несчастных случая в один день. Вот мой вывод. А по сему…

Версия третья. Убийство и несчастный случай.

Убийство, разумеется, Жанны. Здесь, по крайней мере, просматривается мотив. Даже два.

Мотив первый. Брак Жанны и Владимира переживал не лучший период, а возможно клонился к закату. Супруги редко виделись, мало друг с другом говорили, но, при этом много сорились. По сути, любой разговор, в такой ситуации, становится ссорой. Плюс к тому, вполне возможно, Жанна, если речь зашла о разводе, могла потребовать раздела имущества. Ссоры между супругами проходили на фоне растущей привязанности Владимира к дочери, что Жанна могла воспринять как угрозу своему будущему. И у нее было два пути. Или во всем угождать мужу, в надежде, что все наладится. Или форсировать разрыв. Если она пошла по второму пути, ссора могла перерасти в оскорбления. Владимир не выдержал и ударил Жанну. (Именно этой версии, как я понял, сейчас придерживается капитан Ле Гун.) Жанна упала, ударившись головой о столик. Далее – известно что. Жанна, бездыханная, плавает в бассейне.

Причем, если она сама свалилась в бассейн, а Владимир, в ужасе, покинул сцену, в лучших традициях мсье Корнеля, то это убийство непреднамеренное. А если, в лучших традициях мсье Сименона, Жанна упала на пол перед бассейном, а Владимир помог ей оказаться в вводе, то убийство предумышленное. Но в любом случае, Владимир мертв, дело можно закрывать.

Теперь вспоминаем о существовании Лоренце. Сравнительно молодого и красавца (на любителя), который сопровождает Жанну везде, где только можно. И нельзя. Возникает мотив ревности, что совсем нее противоречит тому, что семья находится на грани распада. Владимир, по описанию, близких людей, «сильный мужчина», в русском понимании этих слов. Это значит, что он не признает за женщиной права на выбор. И любой намек на неверность жены воспринимает, как оскорбление. Ему нужна битва, для того, чтобы избавится от позора. Битва, в представлениях людей с архаическим сознанием, «обнуляет» все поступки. И все несчастия делает «небывшими». Это как рыцарский поединок. Или дуэль. А Владимир, с его военным опытом, русской агрессивностью, и есть человек архаики. Понимающий слово «честь», как неотъемлемое право дать кому-нибудь в рожу. Он затевает великую битву «у бассейна», закончившуюся известно как.

Все это могло произойти в том случае, если Владимир, которого не было на вилле почти сутки, вернулся и застал Жанну в объятиях Лоренце. В лучших традициях (уж, поскольку Лоренце – итальянец) сеньора Боккаччо. Трус Лоренце, при виде мужа, дает деру. Жанне бежать некуда и она погибает.

А далее Владимир покидает виллу. Для того, чтобы успокоится (и создать себе алиби), он решает поплавать в море, а потом уже отвечать на вопросы полиции: «не был», «не видел», «не знаю». А возможно и валить вину на Лоренце. Но не судьба. Попал под мотор. А в самоубийство на почве вины, да еще исполненное таким экзотичным способом, я не верю ни на грош.

А сейчас рассмотрим эту же версию, с теми же персонажами, но с другими ролями.

Версия третья-бис. Убийство и несчастный случай.

Убита Жанна. Но здесь ее убивает Лоренце. Он нее трус, а «сильный мужчина», как его понимают итальянцы. То есть готов у женщины брать деньги, если только она его боготворит. А Жанна с ним развлекалась. И ее деньги (которые, на самом деле – деньги Владимира) унижали его. Что-то в этом есть. Лоренце, не сдержав бури чувств, проникает на виллу и, в порыве жестокости, бьет Жанну рукой с перстнем, на безымянном пальце. А муж? А он просто поплавать пошел. Литературщина какая-то.

(Примечание: «сильный мужчина» – француз, это тот, кто отделяет себя от женщин – матери, сестры, жены – сваливает на них все заботы, а сам отправляется на охоту или в другие страны – воплощать свою судьбу. Он охотится за гусями, на стенах Рима и эта любовь к фуагра, дорого обходится всему его войску. Он плывет в Иерусалим с крестоносцами, оказываясь, при этом, то на Кипре, то в Константинополе, то в Тунисе. Он открывает бутылку бордо и раскуривает трубку в брошенном особняке в центре Москвы, а потом, бредя по колена в снегу, никак не может вспомнить, как и почему этот особняк (и этот город) сгорел. Он мчится с саблей наголо, преследуя отряд берберов, в надежде завоевать хоть что-то в Северной Африке и завоевывает-таки Алжир, нам всем на голову. Он добирается до Браззавиля с Де Голем, или вновь попадает в Россию, но уже летчиком, сопровождающим, на своем истребители, русские бомбардировщики. А сейчас, похоже, он собирается в Сомали. И пока он, таким образом, вписывает новые страницы в историю великих свершений страны, его мать стареет в одиночестве, сестра выходит замуж за русского солдата, решившего не возвращаться в свое крепостное право, а жена держит трактир и зарабатывает на хлеб себе и куче его детей, отцом которых он, вообще-то быть не может, в виду постоянного отсутствия.)

Версия четвертая. Два убийства – один мотив.

Кто-то постарался избавиться от Владимира и Жанны, причем таким образом, чтобы это либо не выглядело как убийство, либо убийство Жанны было приписано Владимиру, вскоре пропавшему под лодочный мотор. Мне нравится эта версия вот чем. Если целью был Владимир, а Жанна была сообщницей преступления, от которой почти сразу избавились, тогда понятно зачем нужно было демонстрировать Владимира в воскресенье, на пляже Мала и в управлении полиции Капдая. Убийце делают алиби, а Жанна в этом помогает. И убийцей, в таком случае, может быть Виктор, поскольку он был на вилле до ночи с понедельника на вторник. И мог сыграть роль Владимира. Телосложение у них похожее, а лицо мог никто не запомнить. Или спутать. Там на фото, с выпученными глазами, Владимир может быть и сам на себя не похож. Надо будет обязательно показать не фото, а живого Виктора Гастону Кариру. На опознание Лайной я не очень надеюсь. Она сама говорила, что на мужчину почти не смотрела. А Карир – другое дело. Он полицейский. Внимание к лицам у него выработано профессионально.

Если Виктор имел общие дела с Владимиром, то у них могло быть и совместно учрежденный бизнес. Тогда понятно, зачем нужен труп а не пропавший человек. Долю опознанного Владимира наследуют Жанна и Ирина. Жанна вскоре погибает. А Ирина должна стать женой Виктора. мы видим, как происходит консолидация капитала.

Версия хорошая, но есть пара загвоздок. Первая: пусть я сам Владимира вечером в понедельник не видел. Но я слышал два разных мужских голоса. И один, видимо был голосом Владимира.

Загвоздка вторая. Владимир звонил Жанне в ночь на вторник со своей яхты. Значит не только в воскресенье, но и в понедельник он был жив.

И загвоздка третья: патологоанатом утверждает, что Владимир умер не раньше полуночи в ночь с понедельника на вторник и не позже полуночи в ночь со вторника на среду. Это скорее подтверждает версию убийства Владимиром Жанны, чем убийство Виктором и Жанной Владимира. Если на фото кисти Владимира будут следы от удара, это (для меня) будет полным подтверждением того, что никто его в воскресенье не убивал. Ведь с Жанной я говорил вечером во вторник. Значит ее убийца в это время был жив.

Конечно в убийстве Владимира (финансово) и Жанны (по разным причинам) могла быть заинтересована и Ирина. Но лично принимать участие в убийствах она не могла. С субботы по среду она была или в Провансе или в дороге, что подтверждается биллингами телефонных разговоров и ее фото с дороги. Но самое главное не в том, кто убийца, а в том, что представлять Владимира живым в воскресенье не было смысла. В это время он и так был жив. Но, может быть: жив, но недвижим? Это тоже надо обдумать.

Остается понять, кто и почему убил Жанну. Лоренце? Виктор? Ирина? У двух последних – алиби на вторник.

Снижаемся. Сяду в рейс до Мариньяка и продолжу.

20.52. Рейс. AF6272 Оли – Бордо-Мариньяк. В самолете.

Уф, добежал. Это надо напечатать на плакатах и развесить во всех аэропортах мира: если объявили, что рейс «Эйр Франс» задерживается на десять минут, что означает – на сорок. Те, у кого пересадка – бегите. Начинайте бежать уже в приземлившимся самолете и не останавливайтесь, иначе не успеть. Хорошо, хоть, что в Орли бежать не так далеко, не то что в Руасси.

Продолжим.

Версия пятая. Два убийства с разными мотивами.

Предположим, что то на Владимира давно готовиться покушение. Разрабатывается план. Готовится снаряжение. Убийца (или убийцы) знают о новой страсти Владимира к подводному плаванию. Его (их) цель не только убить Владимира, но и сделать так, чтобы это убийство сошло за несчастный случай. Это значит, что они заинтересованы в том, чтобы все активы Владимира перешли, по закону, к новым владельцам. Сама заинтересованность в том, чтобы дело быстро закрыли (несчастный случай!) и знание привычек Владимира, указывает на то, что убийц надо искать в ближнем кругу.

Этими убийцами (вдвоем и поодиночке) могли бы стать Виктор и Ирина, но ни того, ни другой, вечером во вторник, в Капдае не было. Виктора – уже, Ирины – еще. Нельзя, правда, исключить, что у них был сообщник, остающийся в тени. И вот, когда план уже готов и убийца (убийцы) готовы действовать, Владимир, в ходе обычной ссоры переходит черту и убивает Жанну. И сразу, вслед за этим убивают его.

Здесь очень много вопросов. Во-первых, если убийство Владимира организовал Виктор (Ирина, Жанна, да хоть мадам Ронсо), то кто сообщник? Кто убивал.

Во-вторых, как он это провернул? Как он поместил Владимира под лодку с работающим мотором?

Версия пятая-бис. Перекрестное убийство.

Все, что происходит с подготовкой убийства Владимира – так же, как описано в предыдущей версии. Но только заказчиком выступает не Виктор и не Ирина, а Жанна. Она хочет избавиться от мужа и одновременно получить его активы, пусть даже поделив их с падчерицей. А там, может быть и ее черед бы наступил. Исполнителем же, в таком случае, мог бы стать Лоренце, которого Жанна не отпускала от себя все лето.

И вот: уже все готово, Жанна спровоцировала скандал, после которого Владимир уехал из дома в понедельник вечером. Она знает, что Владимир, протрезвев (а может быть и не очень), захочет поплавать под водой и дает команду Лоренце следить за ее мужем и быть готовым действовать в любой момент. Но тут Владимир внезапно возвращается на виллу. Далее, ссора, удар, падение в бассейн. Жанна мертва.

Но Лоренце же этого еще не знает! Он лишь видит, следя за Владимиром, что тот заезжает на виллу, а потом покидает ее и выходит в море поплавать. Лоренце приводит план убийства Владимира в действие, не догадываясь, что Жанна уже не сможет с ним расплатиться. В итоге, Владимир и Жанна мертвы. Лоренце не знает, что ему делать. Он погружается в наркотический туман, наружу всплывает его второе я (женское). И в этот момент ваш покорный слуга, вместе с Гастоном Кариром обнаруживают его в одном из баров Ниццы и тот, пытаясь избежать неотвратимого наказания, едва не отдает концы.

А мне нравиться. Красиво. Логично. Стильно. Хотя, конечно несколько мелодраматично. Для театра хорошо, не для жизни.

Версия шестая. Два убийства, с неизвестным мотивом.

Предположим все, что мы знаем, не имеет прямого отношения к случившемуся, а является лишь фоном, на котором эти убийства происходили. А на самом деле убийство произошли в логике, которую мы не видим, поскольку факты, в которых она проявляется, скрыты от нас. Например, мадам Раку вынужденная ночь за ночью слушать «русский шансон» (Lupse), доносящийся из кабинета Владимира и смотреть как нервная возбужденность Чипи ставит его на грань безумия, эта мирная мадам Раку, превращается в монстра. Конфликт доведенного до нервного срыва Чипи с мсье Моги становиться последней каплей. Мадам Раку выслеживает Владимира день за днем, наконец, находит удобный момент и, на одолженной у соседа надувной лодке, врезается в него когда, он ничего не подозревая, всплывает из морских глубин. Потом, вооруженная тяжелым тупым предметом, (например, серебряным пресс-папье с ее инициалами (и тогда синяк на скуле у Жанны – это не «B», а «R») проникает на виллу Палома и бьет этим пресс-папье нетвердо стоящую на ногах Жанну. А потом вновь обращается в милую старушку озабоченную лишь тем, хорош ли у Чипи стул и крепок ли его поводок.

И это никакая уже не литература. Это чистый Голливуд.

(Nota Bene. Не забыть составить, на основе шестого варианта, синопсис сценария для фильма «Загадка виллы Палома» и отправить его по электронной почте мсье Бессону. Или мсье Спилбергу. Или, чего уж мелочиться, сразу обоим).

Все, прилетели, пойду искать такси.