Галина Андреевна тяжело поднялась из глубокого ветхого «вольтеровского» кресла и медленно, слегка подволакивая больную ногу, двинулась в дальний угол комнаты к древнему комоду.
Еще несколько лет назад она проделала бы этот путь за несколько секунд, даже и не заметив, совершенно автоматически, но теперь это было для нее настоящим путешествием, сулившим немалые тяготы и опасные приключения.
— Эх, вот уж воистину старость — не радость! — прошамкала старуха с горечью. — Я превратилась в какую-то черепаху, едва ползаю…
Галина Андреевна немного постояла, переводя дух, и поковыляла дальше, размышляя о том, как стремительно, словно шагреневая кожа, уменьшается для нее окружающий мир. Еще совсем недавно его границы проходили по соседним улицам, потом он сузился до размеров ее двора, затем — ее подъезда, большой коммунальной квартиры, а теперь весь ее мир — эта старая, затхлая, пропахшая лекарствами комната, в которой воздух тяжелый и спертый, несмотря на постоянно открытую форточку.
По дороге старухе пришлось остановиться и нагнуться, чтобы поднять с пола неизвестно как очутившуюся там большую перламутровую пуговицу с когда-то шикарного вечернего платья. Едва она выпрямилась, как сердце ее вдруг часто-часто забилось, словно собиралось выпрыгнуть из грудной клетки. Галине Андреевне вдруг стало тяжело дышать.
— Только бы не упасть, только не это, только не сейчас, только бы не умереть! — Она представила свое старое морщинистое тело в каких-то полуистлевших тряпках лежащим посреди комнаты. Вот такой грудой мусора ее, слывшую когда-то первой красавицей на факультете и даже еще до войны снимавшуюся в кино, обнаружат посторонние люди! Какой ужас! Какой позор! Старуха закачалась, но все-таки устояла на ногах.
— Господи Иисусе, сын Божий! Не дай, не дай мне умереть вот так! — беззвучно шептала она, почти не шевеля губами. На желтой и тонкой, словно старая бумага, покрытой пигментными пятнами коже выступила испарина.
Так простояла она, покачиваясь из стороны в сторону, несколько минут. И — о счастье! — отпустило!
— Недолго мне осталось! — тоскливо прошептала она. — Ох недолго!
Передохнув еще пару минут и окончательно убедившись, что ей действительно стало легче, Галина Андреевна мелкими шажками, шаркая, медленно двинулась дальше.
Добравшись наконец до комода, она с трудом выдвинула нижний ящик. Рука привычно скользнула на самое дно, под ворох чистого белья. Нащупав заветную кнопку, она нажала ее, отодвинула крышку тайника и осторожно вытащила на свет божий небольшую шкатулку. Из нее она достала старинное массивное золотое кольцо с огромным темно-красным рубином и, взяв за ободок, приподняла его поближе к свету старинной бронзовой люстры, в которой горела одна-единственная тусклая лампочка. Поймав через оконное стекло еще и лучи заходящего солнца, камень в ее кривых обезображенных артритом пальцах вдруг вспыхнул ярким красным цветом, переливаясь и играя. Но потом как-то странно потемнел, став багровым, хотя и не потерял своей неземной красоты.
На высохшем лице старухи появилась счастливая улыбка, и она едва слышно произнесла: «Сохранила!»
Кольцо досталось Галине Андреевне от давно умершего мужа, офицера-разведчика. И она свято берегла его почти четыре десятка лет.
Галина Андреевна происходила из старинного дворянского рода князей Лопухиных. Но страшный двадцатый «век-волкодав» не пощадил ее семейство. Ее старшая сестра умерла от тифа на Украине. Мужчины их знатной фамилии все погибли на гражданской, финской, Великой Отечественной войнах… От былого богатства семьи — имений, домов в Питере и первопрестольной, драгоценностей — разумеется, ничего не осталось. Кое-кто из родственников благополучно эмигрировал, но следы их были потеряны…
В России Галина Андреевна осталась одна. Революции, войны, голод, перевороты и кризисы «вымыли» из ее рук остатки былой роскоши. Все ушло, было продано или обменено на продукты и лекарства. Она вдоволь хлебнула лиха в страшную студеную зиму в блокадном Ленинграде, когда полумертвая бродила по улицам гибнущего города, пока ее, как жену офицера, не вывезли на Большую Землю. Но вот трофейное кольцо она сберегла, хоть и голодала в тяжелые послевоенные годы, похоронив скоропостижно скончавшегося мужа.
Когда-то Галина Андреевна была буквально потрясена таким роскошным презентом от человека, ничего не понимающего в драгоценностях и вообще не умеющего делать подарки. Ее муж Степан был родом из простой крестьянской семьи. Но природа наделила его упорством и трудолюбием, он выучил немецкий язык, а в годы войны в специальной разведшколе в совершенстве овладел труднейшим венгерским. Он был скромным, добрым, тихим человеком, но каким-то будничным и незаметным. Наверное, таким, в сущности, и должен быть настоящий разведчик.
Собственно говоря, Галина Андреевна знала, что кольцо привезено из Венгрии, но при каких обстоятельствах оно попало к Степану, ей не было известно. Муж не рассказывал, она же не расспрашивала — просто привыкла к тому, что его работа всегда связана с чем-то таинственным и секретным. Однако Степан кольцом дорожил. На праздники и в гости всегда, пока был жив, просил жену надевать его.
После его смерти Галина Андреевна коротала век в огромной коммунальной квартире на улице Пестеля. Когда-то она преподавала французский язык в школе, потом давала частные уроки музыки, соседских детей обучала хорошим манерам, не всегда, правда, добиваясь успеха… Словом, трудилась и как-то перебивалась. Замуж второй раз она не вышла, а детей у них со Степаном не было.
Соседи относились к ней неплохо, с уважением, помогали чем могли. Со многими из них она прожила рядом долгие годы и даже вроде бы сроднилась.
И ни разу не поддалась Галина Андреевна искушению продать кольцо, хотя прекрасно понимала, что стоит оно целое состояние. Память о муже удерживала ее. Осознание того, что она обладает чем-то действительно значительным, уникальным, что в ее власти в любой момент изменить собственную жизнь, давало ей большее удовлетворение, чем реальные перемены!
Однако родственники у старухи все-таки были. Точнее — родственник. Внучатый племянник Петя, Петр Вихрев. Парень высокий, русый, худощавый, симпатичный, добрый, милый, с головой, хотя и не очень удачливый. Он ушел с филфака педагогического, курс не доучившись. Женился, но вскоре развелся, не успев обзавестись потомством, да так и остался «вечным женихом», а на самом деле бобылем, как прежде говорили, закоренелым холостяком. Занимался каким-то бизнесом, хотя это слово — «бизнес» — казалось старухе странным и чужеродным для Совдепии. Она решительно отказывалась понимать, что та страна — Советский Союз — безвозвратно канула в небытие и что в 1991 году настали совсем иные времена. Галине Андреевне все это было просто не важно, она уже не могла это переварить и усвоить.
Петр Вихрев когда-то с головой бросился в омут того самого «бизнеса» по-российски, которым была охвачена, словно эпидемией, страна в девяностых. Он торговал и компьютерами, и подержанными иномарками, и сомнительным алкоголем, и продуктами. Даже нефтью торговать пытался. Но, правда, без особого успеха. Петр быстро ненадолго богател, но также стремительно разорялся, опять шел в гору — и снова скатывался с нее в болото бедности…
Так в те годы происходило со многими, однако Петр все же существенным образом от этих многих отличался. Хотя бы недюжинным умом и талантом разруливать самые сложные и запутанные дела, выходить сухим из непростых и неприятных ситуаций. Человек он был по природе своей очень неглупый и, как говорится, с руками.
Считая Галину Андреевну «полубезумной старухой», он, тем не менее, изредка, но регулярно навещал ее, приносил продукты, иной раз баловал чем-нибудь вкусненьким. Он знать не знал и ведать не ведал, что ее «собственность» состоит не только из рассохшегося фортепьяно и полусгнившего комода… Просто заботился о дальней родственнице — как-никак родная душа.
Галина Андреевна решила подойти поближе к окну, чтобы получше рассмотреть свое сокровище. Оно всегда согревало ей душу и сердце, помогая хотя бы ненадолго забыть о старческих хворях. Она сделала несколько маленьких шажков, и вдруг что-то резко и очень сильно кольнуло ее в левый бок. В глазах у нее потемнело, и она почувствовала, что падает. В голове промелькнуло: «Вот теперь это конец!». И она прошептала на последнем вздохе: «Сберегла!». Галина Андреевна инстинктивно сжала ладонь правой руки, в которой держала кольцо с рубином…
Соседи хватились ее только под вечер следующего дня.
— Что-то Андреевны нашей давно не видать, — ни к кому особо не обращаясь, заметила на кухне Наталья — немолодая и дородная женщина, продавщица из овощного магазина.
— Совершенно верно, — проговорила старенькая Вера Петровна. — Надо бы к ней заглянуть, проведать, может, заболела…
Не сговариваясь, почти одновременно оставив свои кухонные дела, они направились по длинному коридору к дальней двери. На стук никто не ответил, хотя старушка последнее время отличалась сильной глухотой. Подождав какое-то время, более решительная Наталья распахнула дверь, и женщины протиснулись в комнату.
Галина Андреевна лежала навзничь на полу, широко раскинув сухонькие ручки. В открытых глазах ее было какое-то умиротворение, на узких старческих губах застыло подобие довольной улыбки, никак не вязавшейся со смертью.
Вызвали участкового, позвонили Петру, тот вскоре приехал. Милиционер, осматривая труп, с трудом разжал окоченевшие пальцы старухи, обнаружив массивное золотое кольцо, украшенное огромным красным камнем.
— Рубин, — констатировал он, — а кто из вас, граждане, родственником покойной является? Имеются таковые в наличии или нет?
— Имеются, — тускло пробормотал Петр и шагнул вперед.
— Что ж, если других не найдется, кольцо через полгода по закону ваше будет… Оно, очевидно, весьма ценное… И комната, конечно, тоже вам достанется. Если приватизирована, — добавил он.
Женщины со скорбными лицами тихо вытирали слезы.
— Отмучилась, сердешная, — проговорила баба Соня, соседка из квартиры напротив, и трижды истово перекрестилась.