Попугай принес золотой ключ со сверкающим рубином в свое гнездо, а гнездо скрывалось в дупле высокой секвойи. Там под мягким пухом, устилавшим гнездо, и покоился ключ, и, наверное, жители острова никогда не увидели бы этот ключ, если бы не случай… На беду попугая около этой секвойи пристроилась прижимистая лиана. День за днем она все крепче и плотнее обвивала ствол секвойи. Могучее дерево сохло, сжимаемое, как обручем, твердыми стеблями лианы. А лиане как будто этого было мало! Она поднималась по стволу все выше и все плотнее опутывала ствол упругими жесткими листьями. Настал день, когда попугай едва пробрался в свое гнездо. Так плотно закрыли его стебли и листья лианы. И тут птица решила, что пора искать себе новое пристанище. Как и человеку, птице тяжело было расставаться со своим жилищем, и она последний раз цепкими лапами перебирала пух и перышки в гнезде и наткнулась на драгоценный ключ. Но здесь в темноте рубин не блестел, и попугай даже удивился, как попал в его гнездо такой невзрачный тяжелый предмет. Он вылез из гнезда и швырнул злополучный ключ. И надо же случиться, что такое счастье упало прямо на голову Лови-Хватаю. Ведь именно он, Лови-Хватай, шел в то время по дороге и с грустью размышлял о том, что с тех пор, как на острове появился Петрушка, ему все труднее и труднее стало выполнять приказы Равнодушного. «Поймать бы этого беззаботного мальчишку и спровадить куда-нибудь с острова», — рассуждал он, и именно в этот момент ключ стукнул его по голове, а потом отскочил и упал на землю.
— Гм-м, кокосовый орех упал. А пальм здесь нет, да и не осталось их на острове, — успел проговорить Лови-Хватай и нагнулся. Перед ним в дорожной пыли сверкал драгоценный камень на золотом ключе от сундука Равнодушного. Лови-Хватай схватил ключ, поднес его к самому носу и разглядывал, все еще не веря, что именно ему посчастливилось разыскать ключ. «Теперь Равнодушный у меня попляшет, — стал рассуждать Лови-Хватай. — Я выполнял все его приказы, а теперь напишу в волшебной книге, и он будет мои приказы выполнять. Эх!»-обрадовался Лови-Хватай. И стал подбрасывать от радости ключ высоко вверх и ловить его то левой, то правой рукой. Недаром его звали Лови-Хватай. Хватать для него было подлинным удовольствием — так он выражал свою радость. Как раз в это время по этой дороге шел к поселку Петрушка. Начинай-Незаканчивай и Бабочка никак не могли найти работы, да и Петрушке с работой не везло. Вот и пошел он к Пальмовой Коре попросить у него немного рису. Авось выручит. Шел и вдруг увидел, как впереди, подбрасывая что-то в воздух и ловя обеими руками, идет Лови-Хватай.
«Что он там делает?» — заинтересовался мальчик. Он зашел подальше в чащу, потом припустился бегом, обогнал медленно идущего Лови-Хватая и спрятался под кустом впереди него. Наконец, разглядел, что тот подбрасывает ключ от сундука. План в голове мальчика созрел мгновенно. Он увидел невдалеке магнолию, которая протянула ветви прямо над дорогой. А взобраться на дерево было для Петрушки делом нескольких секунд. Он уселся на сук, протянувшийся над дорогой, и стал ждать. Вот, наконец, Ло-ви-Хватай поравнялся с тем местом, где засел Петрушка. И только помощник подбросил ключ вверх, Петрушка ловко поймал его и спрятался в ветвях. Лови-Хватай, как обычно, протянул руку, чтобы поймать ключ, но пальцы не ощутили ключа. Он протянул правую руку — и тоже ничего.
Лови-Хватай стал шарить руками по дороге, думая, что ключ упал, зарылся в пыль, но ничего не нашел. Тогда помощник посмотрел вверх. Может быть, ключ схватила птица! Не может быть, он не слышал шелеста крыльев. Но на всякий случай, а скорее от злости на самого себя и всех, Лови-Хватай стал трясти магнолию. Листья, как показалось Лови-Хватаю, сердито зашумели, но ни одна птица не взмыла вверх. А Петрушку, прижавшегося к самому стволу магнолии, снизу было не видно. Долго еще Лови-Хватай то ползал по пыли, то тряс дерево, и наконец, решил, что никакого ключа у него не было. «Наверное, вздремнул немного по дороге. А впрочем… Ключ-то держал в руках…».
Весь день Лови-Хватай бродил вокруг магнолии и все размышлял, то ли это было наяву, то ли это ему пригрезилось. Но как пригрезилось, когда он ощущал тяжесть ключа, когда слышал его стук о дорогу!