Фиакр миновал церковь миноритов и свернул в переулок Херренгассе. Уже по наличию многочисленных экипажей и автомобилей у подъезда Николас понял, что у матери собралось общество. Он намеренно не сообщил точный день своего приезда, чтобы она не сделала из его появления большого события.

Он расплатился с кучером и вошел во дворец с бокового входа. Еще с той поры, как он окончил военную академию, у него была на первом этаже своя холостяцкая квартирка. Здесь он жил и с Беатой после свадьбы. Сейчас, спустя три года после ее смерти, он мог уже зайти в квартиру без того, чтобы у него сжималось сердце. Три комнаты были полны воспоминаний: пустой стул перед письменным столом Беаты, ее трельяж, широкая кровать в стиле барокко.

Николас распаковал свой саквояж — основной багаж внес денщик, — побрился и принял ванну. Только после этого он хотел объявить о своем приезде. Он позвонил Рознеру, мажордому.

— Почему же вы не сообщили заранее день и час вашего прибытия? Госпожа графиня будет безутешна. У нее сегодня после обеда на домашнем концерте была Ее Высочество эрцгерцогиня, которой она, конечно, хотела бы с радостью вас представить.

Рознер служил в семье уже тридцать пять лет и мог позволить себе время от времени довольно свободный тон. Едва он удалился, как в комнату ворвалась графиня. От радости снова видеть сына она забыла упрекнуть его за то, что он проник в дом, пропустив ее традиционный чай.

— Ты такой бледный, это мне совсем не нравится. Ты, верно, совсем не бываешь на свежем воздухе?

— Не забывай, сейчас на дворе ноябрь.

— Но у тебя же есть автомобиль. К чему он, если ты не выезжаешь на природу. — Она замолчала. — Я бы тоже хотела иметь авто.

— И почему же его у тебя нет?

— Спроси у своего отца. Я уже давно умоляю его купить наконец «кадиллак», но ему доставляет удовольствие мне отказывать.

Целых пять минут не слышал Николас жалоб на своего отца, теперь же мать снова была в своей стихии.

— Ах, прекрати, пожалуйста, мама. Я приехал домой, чтобы хоть немного сменить обстановку, а не затем, чтобы слушать твои бесконечные жалобы на отца. Еще одно слово об этом, и мне придется возвращаться в Берлин.

— Прости, сынок, я не хотела тебя мучить. — И после испытующего взгляда: — В Берлине тебе не особенно по душе?

— Не очень.

— Этот процесс Мольтке был просто отвратителен. Я знаю, что ты особенно хорошо относился к князю Ойленбургу. Ты его видел в последнее время?

— Нет, в последнее время мы не встречались.

Она по-прежнему не сводила с него взгляда.

— Читать, что Годенхаузен был к этому причастен, было просто ужасно. Уж от него я такого никогда не ожидала, а я считаю себя знатоком мужчин. — Она ждала реакции сына, но напрасно. — Они будут разводиться?

— Откуда же мне это знать?

— Просто ты вращался в этих кругах.

— Это не так. За последний год я был у них, наверное, не больше двух раз.

— И с Алексой ты тоже кроме этого не встречался?

Скрывать свои чувства от матери ему никогда не удавалось; в сердечных делах она обладала даром провидицы. Но насколько глубоко может она с этим своим даром проникнуть? Вероятно, слухи о них с Алексой достигли ее окружения. Это было для него полной неожиданностью, до этого он полагал, что никто не знает их тайны.

Он попытался уклониться от ответа.

— Я не знаю, о чем ты.

— Ставлю одну крону против тысячи, что ты с ней спал.

— Все, что тебя только интересует, — это кто с кем спит.

— Нет, с кем ты спишь.

— Прекрати, пожалуйста, это тебя не касается.

— Ты говоришь это мне не в первый раз. Меня это, и ты знаешь отлично, очень даже касается. Отвечай: они будут разводиться? — Ее упрямство одержало верх над его скрытностью.

— Насколько я знаю, нет. Годенхаузен переведен в Восточную Пруссию, и она уехала с ним.

Его мать кивнула с удовлетворенным видом.

— Значит, у вас все кончено. Для меня это большое облегчение. Когда ты написал мне, что приезжаешь домой, я боялась, что ты ее привезешь. А сейчас ты снова свободен.

Он понимал, что она имеет в виду и что она приближается к этой теме. Я не сделаю ни одного шага навстречу, подумал он и медленно закурил сигарету.

— Ты точно такой, как твой отец. Когда я хочу поговорить с ним, он обязательно должен чем-то заняться, только чтобы не смотреть на меня.

— Я же смотрю на тебя. И пожалуйста, не начинай все сначала про отца.

— Ты помнишь Франциску Винтерфельд? — без подготовки начала она свою атаку.

— Довольно смутно. Такая пухленькая блондиночка. Это ведь она приходила со своей матерью к тебе на чай?

— Я ее довольно часто встречала и без ее матери, и она мне нравится.

— Даже так? И что же дальше?

— Тебе нужно жениться и завести детей. Это твой долг перед нами, мной и твоим отцом.

— С каких это пор тебя интересует, кто и что должен моему отцу?

Она пропустила шутку мимо ушей.

— Ты не становишься моложе, знаешь ли.

— Пока мне только тридцать шесть.

— Самое время прекратить спать с кем попало. Это не идет на пользу ни здоровью, ни твоей репутации Противно слышать, как ты прыгаешь из одной постели в другую.

Он вынужден был рассмеяться.

— Мама, не строй из себя моралистку. Это тебе не идет.

— Ты просто бессовестный. — Мать выглядела скорее польщенной, чем рассерженной. — Что касается малышки Винтерфельд, — продолжала она, не переводя дыхания, — то этот вариант не из самых блестящих. Денег у них практически нет. Они не приняты при дворе, да и у княгини Меттерних тоже. И все-таки я считаю, что она тебе подойдет. Гарантией ее целомудрия является религиозный фанатизм ее матери, я не знаю ни одной девушки, которая была хотя бы близко так непорочна, как Франциска. И так скромна и невзыскательна. С ней тебе даже не придется менять твой образ жизни. Отвези ее в Шаркани и сделай ей ребенка. И тогда она будет счастлива, а ты свободен.

— Я с удовольствием убеждаюсь, что ты все так же аморальна, как и раньше.

Она возмущенно нахмурилась.

— Я всего лишь реалистка и принимаю тебя таким, каков ты есть. Абсолютно как твой отец. Непригоден для супружеской жизни. Нужно найти кандидатку, которая будет мириться с твоими выходками. Моя самая большая ошибка заключается в том, что я пыталась переделать твоего отца. Надо было оставить все как есть. — Всякий раз, когда речь заходила о муже, на ее лице появлялось выражение обиженного ребенка.

— Знаешь, кого напоминает мне малышка Винтерфельд? — спросил он. И, не дожидаясь ее ответа, продолжил: — Тебя.

— Не строй из себя дурачка, мой сын.

— Да, да. Только не тебя, какая ты сейчас, а такую, какой ты была. Ты тогда была точно такая, как она, пухленькая и румяная. Ты, бывало, приласкаешь меня — я как в раю. Жаль, что у тебя на меня времени никогда не хватало.

— А у тебя теперь для меня времени никогда нет.

— Такова жизнь. Всегда один любит сильнее, чем другой. А поскольку с Беатой все было по-другому, я не хочу больше жениться.

Она помолчала мгновение.

— Мне очень хочется внуков.

Он весело покачал головой.

— Вот уж чего я от тебя не ожидал услышать.

— Ах, Ники, прошу тебя, ну, из любви ко мне, женись на малышке Винтерфельд.

— Ты говоришь, как будто все уже улажено. Откуда ты знаешь, что они меня готовы принять?

— Мать примет тебя с распростертыми объятиями. Они остались почти без средств.

— Но ты же хочешь, чтобы я женился на дочери, а не на матери.

Она оставила шутку без внимания.

— В пятницу я возьму их с собой на новую оперетту в Венский театр. Сделай мне одолжение, присоединяйся к нам.

Он решил, что нет смысла отказываться. В конце концов, через несколько недель он вернется в Берлин, а один такой вечер его ни к чему не обязывает. И чтобы не обижать мать, он согласился:

— Ну хорошо, мама. Нам предстоит большой вечер.

— Спасибо, мой милый! — Она порывисто обняла его, и на его щеки пролился дождь маленьких поцелуев.

Когда он положил голову на ее шелковистое плечо, пахнущее, как и в детстве, ароматом гиацинтов, он почувствовал ту радость, которую испытывает птенец, нырнувший под крыло матери. Всю свою жизнь он был очень привязан к матери, хотя иногда это было трудно объяснить. Бывало так, что страшно рассердившись, уже в следующий момент он был готов молиться на нее. Будучи весьма поверхностной и капризной, она неожиданно проявляла элементы мудрости. Неуравновешенность и непостоянство ее натуры всегда оставались для него загадкой. Отец, напротив, оставался всегда одним и тем же. Он мало интересовался сыном, а Николас находил его скучным. Но по матери он всегда тосковал, ему постоянно ее не хватало. Его приводили в восторг элегантность ее туалетов, теплота ее объятий. Этот сумасшедший доктор Фрейд, наверное, был прав. Были моменты, когда он был в нее влюблен.

Николас и Мелани забрали Франциску Винтерфельд из городского дома ее матери на Вайхбурггассе. Николас подумал, что молодая девушка задержалась в городе специально, чтобы избавить их от поездки за город и быть в распоряжении графини для любых ее проектов, касающихся молодых людей. Для него было неожиданным решение отца отправиться в театр вместе с ними и пригласить их всех после спектакля на ужин.

Франциске было двадцать два года, она была блондинкой с лицом, напоминавшим по цвету фарфоровую фигурку. В простом вечернем платье, со скромными украшениями, она держалась с достоинством принцессы, открывающей благотворительный базар: без лишнего воодушевления, но стараясь всем воздать должное. Без сомнения, ей были известны намерения графини, и поэтому она была вначале не слишком разговорчива. Пришлось графине по дороге в театр поддерживать беседу.

Граф был уже там на удивление в бойком расположении духа и делал галантные комплименты не только Франциске, но и своей жене. Николас задавался вопросом, вполне ли он трезв? Но он действительно был трезв. Когда они заняли свои места, Николасу сразу бросились в глаза направленные на их ложу многочисленные бинокли. Не исключено было, что его мать уже оповестила весь свет о его серьезных намерениях насчет Франциски.

Он не посмотрел программку и был удивлен, когда в первом же акте увидел на сцене Митци Хан. Его взяла злость на свою мать. Она знала о его афере с Митци, и то, что она притащила его с Франциской именно на этот спектакль, было одной из ее извращенных проделок, которые она всю жизнь так охотно вытворяла с людьми. Когда он обернулся к ней, то поймал искорку удовольствия в ее глазах.

Митци блистала на сцене с таким темпераментом, что ее всякий раз провожали аплодисментами. В антракте кто-то, по-видимому, сказал ей, что Николас в театре, потому что она играла далее с каким-то отчаянным самозабвением. Перед отъездом из Берлина она послала ему полное слез письмо, которое он оставил без ответа.

Франциска, казалось, наслаждалась спектаклем, и Николас позавидовал ее способности так беззаботно у легко смеяться над моментами, которые он находил просто глупыми. Она смеялась таким искренним, искристым смехом, который говорил о том, что у нее есть все задатки быть счастливой. Ужин в ресторане прошел также довольно оживленно. Несмотря на попытки графини с неодобрением отмечать каждый бокал вина, выпитый ее мужем, это отнюдь не уменьшило его жажду.

Первоначальная сдержанность Франциски под влиянием мелодий Иоганна Штрауса исчезла, и она весело реагировала на подшучивания графа, которому все время удавалось поддерживать веселое выражение на ее хорошеньком личике. Она, без сомнения, была очаровательной, достойной любви юной дамой. Чем дольше продолжался вечер, тем все более Николас соглашался в душе со своей матерью. Если он и женится когда-нибудь, вряд ли ему удастся найти жену лучше, чем Франциска Винтерфельд. Но как она все же наивна в сравнении с Алексой.

На следующий день после обеда Рознер, мажордом, сообщил ему, что его мать хотела бы с ним поговорить. Вверху, в будуаре графини, его уже ожидали родители. Графиня без лишних разговоров перешла к делу.

— Так ты принял решение? — спросила она.

— Если ты имеешь в виду, принял ли я решение относительно Франциски, то ответ гласит: нет.

— Разве она не была вчера просто обворожительной?

Он раздраженно покачал головой.

— К чему такая спешка, мама? Мы же были не одни, и у меня просто не было случая с ней хотя бы поговорить. Я согласен, она прелестна, умна, хорошо воспитана, но в Вене я знаю и других молодых девушек, обладающих такими же достоинствами. Вы с отцом привели нас в ложу, как новую пару обезьян в зоопарке, и сейчас вся Вена считает, что мы помолвлены. Но мы вовсе не помолвлены и не будем помолвлены в ближайшее время. Сначала нужно хорошо узнать друг друга, и только потом можно будет решать, как ей, так и мне.

Рассерженная Мелани накинулась на мужа:

— Не делай вид, что все это тебя не касается. Поговори с ним — ты же мне обещал.

С неожиданной как для сына, так и для жены горячностью, так не похожей на графа, он перебил ее:

— Конечно, это меня касается. Очень даже касается. Ты хочешь, чтобы я с ним поговорил, и я сделаю это. — Он подошел поближе к сыну. — Сорок лет я терплю эту женщину, твою мать. Сорок лет она упрекает меня, что я женился на ней из-за денег, но это неправда. Я женился только из-за тебя, хотя ты еще и не родился. Я женился на ней, потому что я хотел, чтобы Шаркани перешел моему сыну, а потом твоим сыновьям и их детям, чтобы имение не попало в чужие руки, в которых оно придет в запустение, эти люди вырубят деревья, которые были посажены Каради еще в семнадцатом веке, а в парке посеят кукурузу. Я вполне смог бы полюбить твою мать, потому что она была молода и обворожительна, но у нее есть омерзительная привычка унижать мужчин… пришлось терпеть сорок жалких лет, сорок лет без любви…

Графиня, слушавшая в изумлении мужа, наконец пришла в себя.

— Как ты можешь обвинять меня в том, что у нас не все шло так, как оно должно было быть? — Слезы катились по ее покрасневшим щекам. — А твои бесконечные похождения с женщинами? А твое пьянство?

— Замолчи! — рявкнул он на нее. — Я еще не закончил! — И, обратившись к Николасу, он продолжал: — Женись, Ники, и заведи детей, иначе вся моя жизнь пройдет попусту. Конечно, не все было в ней плохо, бывали и хорошие времена…

— Я бы тоже так считала, — вставила его жена.

— …в основном благодаря деньгам твоей матери. Между нами, я бы прекрасно обошелся и без ее денег, мне вполне хватило бы и дешевого вина вместо шампанского, а что касается женщин — за такое удовольствие я в жизни никогда не платил. Я мог бы вести приятную жизнь и без того — как любит выражаться твоя мать, — чтобы таскаться по бабам, но тогда бы я не смог оставить тебе Шаркани.

Графиня всплеснула руками.

— И это называется поговорить с сыном?

— Именно так.

Спустя несколько дней Мелани пригласила на ужин графиню Винтерфельд с дочерью. После ужина приглашенное трио музыкантов играло для гостей камерную музыку.

— Покажи Франциске мою коллекцию нимфенбургского фарфора, Ники, — проворковала Мелани, пока скрипачи и виолончелист настраивали свои инструменты. — Я знаю, что она обожает такие вещи. Брамс и Бах, так или иначе, это не твоя музыка.

Это были как раз его любимые композиторы, и, кроме того, он сомневался, что Франциску особенно интересует коллекция его матери. Тем не менее он повел Франциску в маленький салон, где хранились сокровища его матери. Как добросовестный гид, он рассказывал ей о каждом экземпляре собрания, не пропуская ни одной вазы, тарелки или фигурки, что сопровождалось благоговейными «ох!» и «ах!», причем «ох!» восклицалось значительно чаще. Николасу не удавалось выйти из несколько натянутой атмосферы, Франциска, скрестив руки на груди, казалась растерянной и смущенной. Он подозревал, что либо ее, либо его мать, а вероятно, и обе как-то подготавливали ее к этому tête-à-tête, а она сама, видимо, со страхом и надеждой ждет решительного объяснения.

— Наверное, вы гораздо охотнее послушали бы музыку, — начал он, надеясь, что ее ответ даст повод вернуться в салон, откуда слышалось уже звучание трио.

Франциска смущенно улыбнулась:

— Ах нет, эти классические вещи, признаться, меня мало трогают.

— А что же вам нравится? Оперетта?

— Я бы не сказала. Я смотрела оперетту только один раз, на прошлой неделе с вами и вашими родителями. Это был «Цыганский барон». Моя мама не любит оперетт. Она считает их слишком фривольными.

— Но вы наверняка ходите на концерты?

— У нас для этого почти не остается времени. Моя мать все время тратит на благотворительность. Мы вышиваем и шьем для бедных и раздаем им продукты.

— Не присесть ли нам? — Он положил руку ей на талию и подвел к маленькой софе. Она прислонилась к нему, и он почувствовал дрожь ее тела. Скорее из любопытства, чем из желания, он привлек ее к себе и прикоснулся губами к ее шейке. С легким вздохом она потянулась к нему губами.

— Вы были когда-нибудь влюблены, Франциска?

В ее глазах он читал: «Да, сейчас, в тебя», но она прошептала:

— Нет, никогда.

Николас нежно погладил ее по раскрасневшейся щечке.

— Я не знаю, что там наговорила обо мне моя мать, но наверняка что-нибудь преувеличила, как обычно, поэтому я хотел бы, чтобы все было ясно. Прежде всего: я мало гожусь в супруги, но был тем не менее женат, причем на женщине, которую я очень любил, люблю сейчас и буду любить всегда. С другой стороны, я не хотел бы всю жизнь оставаться одним и временами тоскую по упорядоченным отношениям и по семейному очагу.

Франциска встала и пересела в кресло напротив.

— Да, я знаю. Ваша мать очень мила со мной. Она относится ко мне как к дочери. Ваша мать просто боготворит вас, правда. Она показывала мне ваши детские фотографии, ваши грамоты в кадетском корпусе и даже ваш диплом Военной академии…

— С ума сойти, всю историю моей жизни.

— Далеко нет. О многом она умолчала. О многом мне пришлось узнать самой.

— И то, что вы узнали, вам не очень-то понравилось.

— Да, не особенно.

В ее голосе сквозила некоторая печаль, но в то же время и известная твердость. Ей было двадцать два года, женщине, которая еще не знала, чего требовать от жизни, но которой, тем не менее, было абсолютно ясно, что она может от нее ожидать.

— Вас не должно шокировать, что я буду так откровенна, — продолжала она, — но ведь ситуация абсолютно ясная. Вы хорошо знаете, что я имею в виду, — в наших кругах браки чаще всего устраиваются. Это относится к моей маме и, конечно, к вашей. И поэтому я не хочу, чтобы мы играли комедию друг с другом… — Франциска закрыла лицо руками. — Ах, все это так неприятно.

Скорее всего, она не так уж уверена в себе, подумал он и привлек ее из кресла к себе.

— Значит, вы откажете, если я вам сделаю предложение?

— Да… — Но, покачав головой, промолвила: — И нет. — Девушка нервно рассмеялась. — Но чего я уже точно не хочу, так это брака из тех, которые видишь повсюду, я не хочу, чтобы какая-то актрисочка посылала моему мужу со сцены воздушные поцелуи, когда я с ним сижу в театре.

Он понял намек.

— Мне это и самому не понравилось.

— Даже если так, мы же все равно не женаты.

— Поверьте мне, вы ошибаетесь. С этим давно покончено.

— Я вам верю, но ведь будут и другие Митци Хан. Мне сказали, что с этим я должна буду смириться, что вообще все мужчины такие и бесполезно плакать или пытаться их изменить.

— Эту мудрую мысль вы наверняка услышали от моей матери?

Франциска пропустила мимо ушей его вопрос.

— Так вот — поймите меня: если брак действительно таков, я не хочу выходить замуж. Во всяком случае, за человека, который так думает. — Внезапно она улыбнулась ему со всей искренностью. — Есть кто-то, кто будет мне всегда дорог, что бы ни случилось.

«Ах вот как», — подумал он. Есть кто-то, кто ее добивается.

— Кто-то, — продолжала она, — которого я не готова ни с кем делить, и это Иисус. — Она увидела его нахмурившееся лицо и рассмеялась. — Не делайте такое озадаченное лицо. Я не сумасшедшая и не фанатичка, но твердо убеждена, что жизнь в служении Христу гораздо лучше, чем супружество без любви или вообще без счастья.

Николас заметил, что она говорила совершенно серьезно, и почувствовал какое-то волнение.

— Вы хотели бы, значит, выйти замуж за человека, который был бы вам абсолютно верен, или вообще не выходить замуж?

— Не смейтесь надо мной, но примерно так я это себе и представляю. Я не стану упрекать его в прошлых грехах, но с той минуты, как мы вместе… — Ее голос дрогнул. Она быстро поцеловала его. Он прижал ее к себе, но она отстранилась. — Мне двадцать два года, — сказала Франциска, ласково проведя рукой по его щеке, и тем не менее вы единственный мужчина, которого я поцеловала.

Три недели спустя, перед возвращением в Берлин, он попросил у графини Винтерфельд руки ее дочери. Графиня в слезах дала свое согласие, не преминув указать Николасу на святость супружеских клятв и обещаний. Она распространялась довольно долго на эту тему и только после этого призвала Франциску, чтобы дать ей и ее будущему супругу материнское благословение. Самым забавным показалось Николасу то, что она не сочла нужным спросить свою дочь, готова ли та взять себе в мужья Николаса Себастьяна Каради.