После того как он переоделся в гражданский костюм, в котором накануне приехал в Белград, Михаил на лошади, в сопровождении своего брата Воислава отправился на вокзал. Он надеялся, что поезда, по крайней мере международные, снова в ходу. Беженцы уже давно предпочитали уезжать пароходом через Саву в Венгрию, но он был не в курсе, восстановлено ли движение судов, и не хотел терять время на опасные расспросы на пристани. Нужно было считаться с тем, что Машин, возможно, с помощью военных проверяет отъезжающих.

Решение покинуть Сербию было вызвано не только страхом за свою жизнь. Печаль по Драге и отвращение к варварству, с которым осуществлялся путч, также были причиной. Михаил испытывал единственное желание — стереть эти картины из памяти, а их виновников никогда больше не видеть.

Воислав, ненадолго забежавший в партийный дом радикалов, сообщил Михаилу о последних новостях. Полковник Николич, командир Восьмого пехотного полка, отказался приносить присягу новому королю. Вследствие этого в Баньицкие казармы было направлено подразделение офицеров с приказом его расстрелять. Но выполнить приказ удалось лишь частично. Перед строем полка, собравшегося выступить в город с целью отомстить за смерть Александра, случилась перестрелка, в которой полковник был ранен, а двое людей Машина убиты. Ошеломленный такой трагической дуэлью, полк сдался без сопротивления.

Братья Василовичи объехали стороной центр города с его ликующими толпами, расцвеченными флагами домами и духовыми оркестрами и прибыли к вокзалу с боковой улицы. Неожиданно выяснилось, что вокзал со всех сторон окружен плотным кольцом солдат, а на входе осуществляется дополнительный контроль. Дежурному лейтенанту было предписано не выпускать из Белграда ни одного военного, какой бы ранг он ни имел.

После смерти Милана Михаил сменил военное удостоверение на гражданский международный паспорт, в котором указывалось, что он по положению помещик. Как оказалось, это было мудрое решение. Он не внял уговорам Воислава и решил идти прямо через контроль. Попрощавшись с братом, Михаил протянул лейтенанту свой паспорт. Ему повезло — лейтенант его не знал и после беглого взгляда на документ разрешил пройти.

Как он и надеялся, вскоре объявили об отправлении поезда в Вену, первая остановка за границей — Землин. Михаил занял очередь в кассу. Перед ним стояли пять мужчин и одна женщина. Он был слишком занят своими мыслями, чтобы обращать внимание на окружающих. Его целью была Вена, дальнейших планов он пока не строил; главное — как можно скорее покинуть Сербию, и по возможности навсегда. На Западе у него остались неплохие связи, и он мог рассчитывать найти убежище в Австрии или во Франции.

Довольно быстрая до настоящего момента продажа билетов вдруг застопорилась. Между женщиной и кассиром, казалось, назревал конфликт, и только сейчас Михаил разглядел ее как следует, высокая и статная, темноволосая, с раскрасневшимся лицом, голубыми глазами и зубами настолько белыми, что едва ли они были собственными. В ее французском отчетливо слышался английский акцент. Человек в кассе понимал только по-сербски, так что французский вперемешку с ломаным немецким и итальянским, которым она пыталась объясниться, был для него абсолютно непонятен. Вокруг женщины стала собираться толпа, все глазели на нее, как на какого-то зверя в зоопарке — чем она, по мнению Михаила, в известной степени и была: иностранка, в одиночку путешествующая по Сербии!

В своем твидовом костюмчике, дорогих туфлях и широкополой шляпке она в любом западном городе не вызвала бы ни малейшего любопытства. Здесь же, напротив, смотрелась как существо с другой планеты. Она была не молода и не стара, примерно средних лет, но ее хладнокровие и самоуверенность вызывали у стоявших вокруг неблагожелательные комментарии. В толпе громко рассуждали, кто бы она могла быть и откуда взялась.

Одна старушка высказала мнение, что в этом нет ничего особенного, если англичанка путешествует одна, она однажды уже встречала такую, которая одна проехала по всей Сербии.

— Может, они путешествуют вместе? — спросил кто-то из толпы.

— Вряд ли, — сказала старушка. — Та была здесь в 1864 году.

Между тем перепалка у кассы продолжалась. Михаил стал беспокоиться, и, хотя понимал, что может привлечь к себе внимание, предложил себя в качестве переводчика.

— Мне нужно в Шабац, но этот тип отказывается продать мне билет, — объяснила она Михаилу по-французски и назвала при этом свое имя: мисс Мюриэль Денхем из Солсбери.

Единственный железнодорожный путь из Белграда в Шабац пролегал через Землин. Это означало, что человек должен дважды пересечь Саву, а также сербско-венгерскую границу, и в Землине еще сделать пересадку. Добровольно пойти на такие неудобства, когда можно без хлопот добраться до Шабаца пароходом, могут только люди с темными намерениями, оправдывался кассир.

— Перестаньте. Я прекрасно знаю, что могу добраться пароходом, — решительно заявила она, — но поездом я доеду на полтора часа раньше.

В дело вмешался железнодорожный полицейский.

— Спросите ее, кого она собралась навестить в Шабаце, — потребовал он у Михаила.

— Никого. Я не знаю там ни единого человека, — ответила англичанка.

Ответ поверг полицейского в удивление.

— Но почему она хочет поехать именно в Шабац?

— Да потому, что я там никогда еще не была — весело ответила мисс Денхем.

Полицейского этот ответ не устроил.

— Вам не кажется, что она сумасшедшая? — спросил он у Михаила. — В таком случае я должен доставить ее в психушку или арестовать как шпионку.

Мисс Денхем терпеливо объяснила, что она посещает населенные сербами области, чтобы написать об этом книгу. Она побывала уже в Цетинье, Подгорице и Колашине в Монтенегро и собирается на следующей неделе объехать саму Сербию. При упоминании о Колашине полицейский пришел в неописуемый восторг.

— Колашин! Вот это да! Мой родной город! Я сам из Монтенегро. И она приехала черт знает откуда, чтобы повидать мой город!

Как и большинство жителей Монтенегро, он был довольно высокий крепкий парень, и в своей коричневой с красными полосами форме выглядел довольно живописно. Теперь он смотрел на англичанку с неподдельной симпатией и хотел узнать о ней все: где она родилась, есть ли у нее братья и сестры, и почему она до сих пор не замужем. Она с завидной выдержкой терпеливо отвечала на все вопросы. Тем временем стрелка вокзальных часов перевалила за семь, и очередь у кассы начала волноваться. Наверняка среди них, мелькнуло у Михаила в голове, немало тех, которые, как и он, хотят как можно скорее покинуть страну.

Лейтенант, к этому времени начавший гораздо строже проверять паспорта, подошел, чтобы выяснить, в чем дело. Поскольку маршрут мисс Денхем и его привел в удивление, он предложил ей пройти с ним в бюро, а так как он не говорил ни на одном иностранном языке, то приказал Михаилу следовать за ним.

Он задал ей те же самые вопросы, на которые она уже отвечала, но не дружеским тоном вокзального полицейского, а с заносчивостью упивающегося своей властью бюрократа. Он также предложил мисс Денхем отправиться пароходом.

— И не подумаю, — с непоколебимым апломбом возразила леди.

— Это почему же?

— Потому что не хочу лишать себя удовольствия поехать в Шабац поездом.

Этого молодому лейтенанту было просто не понять. Драгоценные секунды шли одна за другой, а он продолжал чуть ли не под лупой изучать паспорт мисс Денхем, каждую печать и отметку на заполненных всевозможными штемпелями страницах.

Время отправления поезда неумолимо приближалось. Длинная очередь отъезжающих становилась все нетерпеливее. Михаил тоже волновался.

Зазвонил висевший на стене телефонный аппарат. Лейтенант, который все еще занимался паспортом мисс Денхем, сделал знак полицейскому взять трубку.

— Звонит какой-то полковник Мишич. Он говорит, что является новым комендантом города и у него есть список лиц, которых нужно арестовать, если они попытаются покинуть страну.

— Запишите фамилии, — нервничая, приказал лейтенант. — Это уже третий звонок. Поезд вот-вот должен отправиться. Мне нужно еще проверить паспорта людей, иначе они упустят поезд.

Он протянул паспорт мисс Денхем.

— Очевидно, паспорт в порядке, — заметил он с явным сожалением.

— Я смогу теперь купить билет до Шабаца?

— Если Вы продолжаете на этом настаивать! — устало ответил молодой человек.

— Еще как настаиваю!

С триумфальным «Благодарю» в адрес лейтенанта и ослепительной улыбкой Михаилу она пулей выскочила из бюро.

У телефона полицейский продолжал записывать фамилии, которые ему диктовали. Михаил напрягся, когда услышал дважды повторенное свое имя. Но к этому моменту лейтенант проштамповал его паспорт, и Михаил поспешил на перрон. Обернувшись, он увидел, что лейтенант занимается паспортами состоявшей из семи человек еврейской семьи. Лист с фамилиями остался лежать возле телефонного аппарата.

Благополучно миновав жандармов, патрулирующих перрон, Михаил занял место в вагоне третьего класса. Здесь, как он полагал, он привлечет меньше внимания, чем в роскошном купе первого класса. В изнеможении он откинулся на спинку сиденья и спросил себя, не отвернется ли от него удача и тронется ли поезд прежде, чем лейтенант вспомнит о списке фамилий.

На соседний путь с грохотом и облаками пара прибыл встречный поезд. Это был такой же поезд, которым он накануне приехал в Белград. Михаил разглядывал лица приехавших и узнавал среди них многих сторонников Карагеоргиевича. Получив известие об успехе переворота, они наверняка с первым же поездом поспешили в Белград. Михаил смотрел на них с некоторой долей зависти: как бы он хотел, как и они, радоваться победе без этих неизгладимых воспоминаний об убийстве королевской четы, от которых теперь никогда не избавиться.

Его попутчики, возбужденно переговариваясь, занимали на скамейках свои места. Это были в основном крестьяне и рабочие. Михаил надвинул шляпу на лоб, делая вид, что спит, но продолжал внимательно слушать, их болтовню.

Речь шла главным образом о мисс Денхем и дурацких привычках иностранцев. Только после того, как эту тему основательно обсудили, речь зашла об убийстве короля. Все слышали об этом, но толком никто ничего не знал. В противоположность болтливым горожанам, эти крестьяне казались довольно равнодушными. Не высказывалось ни сожалений, ни восторга, общее мнение было, что Драга «это заслужила». Поругивали Александра за то, что он согласился быть у нее под каблуком. Насчет принца Петра почти ничего не говорили, он был им практически неизвестен.

— Одно ясно, — подытожил один из пассажиров, — хуже, чем при Александре, быть не может.

Перед закрытыми глазами Михаила, как картинки laterna magica, «волшебного фонаря», мелькали события прошедшей ночи. Зверское поведение убийц, холодное мужество Лазы Петровича, буйная фантазия воспаленного мозга Аписа. И поверх всего — дикое коло, которое в исступлении танцевали заговорщики перед штурмом Конака. Это был их боевой танец, ритуал, которому следуют многие дикие племена: индейцы, различные африканские народности и аборигены Австралии. Воины, приводящие себя в состояние фанатичного мужества и укрепляющие ненависть. Самогипноз — с целью стать недоступным состраданию и боли. Как он, Михаил, мог думать, что после такой варварской прелюдии, как это коло, его земляки будут способны исполнить свою роль с благородной храбростью и самообладанием средневековых рыцарей?

Внезапно на перроне возник какой-то шум и суета, слышны были чьи-то торопливые шаги. Михаил выглянул в окно и увидел взвод жандармов. Возглавляемые тем самым лейтенантом с паспортного контроля, они направлялись в сторону его вагона Михаил пригнулся. Не было никакого сомнения, что лейтенант заглянул в список, обнаружил его фамилию и намеревался сейчас снять его с поезда.

Он был настолько без сил, что ничего, кроме слабой досады, не ощущал. Когда он встал, чтобы снять с полки чемодан, то увидел, что жандармы миновали его вагон. Посмотрев им вслед, Михаил понял, кто был причиной их целеустремленной спешки — неукротимая мисс Денхем. Так как поезд еще не тронулся, она вышла на перрон и стала прогуливаться туда-сюда, причем несколько раз миновала плакат, по-сербски гласивший: «Проход для пассажиров строго запрещен».

С ругательствами и криком, который и мертвого разбудил бы, бедную мисс затолкали в купе, заперли дверь и приказали кондуктору до Землина ее ни в коем случае не открывать.

Дежурный по станции продудел в свою тройную трубу, и колеса медленно сдвинулись с места. Паспортист-лейтенант и жандармы стояли на перроне и как зачарованные смотрели на мисс Денхем, которая высунулась из окна купе и, выкрикивая всякие пожелания удачи, неистово махала платком. Они не сводили глаз с поезда, пока он катился по мосту через Саву. Потом со вздохом облегчения отвернулись и отправились выполнять свои обязанности.

Михаил смотрел на пенистые воды Савы и задавался вопросом: оказался бы он на пути к свободе, если бы мисс Денхем так долго не морочила голову персоналу вокзала? В любом случае, он всю жизнь будет вспоминать ее с благодарностью, не только потому, что она в этой на редкость рискованной для него ситуации фактически, сама того не ведая, спасла его, но и потому, что неожиданно придала его отъезду, омраченному трагедией во дворце, какую-то светлую, почти радостную ноту. Только благодаря ее благословенной англосаксонской взбалмошности она могла рассматривать путешествие через страну, в которой только что выбросили из окна голые тела казненных короля и королевы, как «прелестное приключение».