— Едет,— шепнул, наклоняясь к своим, Колесников,— Глядите, ребята!

Лошадь задышала над самым ухом.

— А ну, уймись,— приказал Актер и ткнул в спину Нерубайлова карабином. В тот же миг Колесников рывком выхватил у Актера оружие. Лошадь взвилась, но Нерубайлов уже висел на всаднике. Он сбросил Аметистова на землю, тот руками и ногами отпихивал навалившегося Нерубайлова, но к ним кинулся Чалдон, блеснуло кайло, и с Актером все было кончено.

Колесников отвел глаза от лежащего тела и заметил прицельный, жесткий взгляд Соловово. Тот стоял на бруствере шурфа и смотрел прямо на него.

Чалдон и Нерубайлов занесли под сосны Аметистова. Положили его на мох, забросали ветками и хворостом. Лошадь привязали поблизости. Она еще могла понадобиться. Вдруг заскрипела трава, и голос Соловово крикнул:

— Едут! Скорее в канаву!

Колесников кинулся к лиственнице у самой просеки, выглянул из-за нее. В промежутках между деревьями виден был конный. Кажется, Глист. Надо его встретить так, чтобы он не успел выстрелить: один выстрел — и все пойдет прахом. У тех в руках Альбина, а у них одна только обойма на карабин.

— Чалдон,— сказал он,— возьми карабин и дай ему проехать. Стреляй только в крайнем случае. Лучше бы его напугать. Не надо тех, внизу, тревожить. Мы с Нерубайловым к канаве. Как только он подъедет к нам, заходи с тылу. И действуй.

Через несколько секунд Колесников рядом с Соловово орудовал кайлом, а Нерубайлов, присев на корточки, рассматривал комки, в которых, если их покорябать, тускло светилось золото.

Затопали копыта, и Колесников обернулся. Глист подъезжал лихо. Заметно было, что он пьян. У самого шурфа, почти наехав на сидящего на корточках Нерубайлова, он осадил лошадь и заорал:

— А ну, грузи золото, работнички! Мешки привез! И он сбросил прямо на Нерубайлова груду пыльных мешков.

Колесников осторожно, стараясь не спугнуть его, стал спускаться с бруствера шурфа. Глист веселился.

— Трудовой народ! — орал он, и лошадь приплясывала под ним, понукаемая каблуками,— жратву вам привез. Вкалывайте получше! Кто не работает — тот не ест.

Нерубайлов встал, почти касаясь его сапога, погладил лошадь по крупу и взглянул на Колесникова. Сзади неслышными прыжками подбегал Чалдон, держа наперевес карабин.

Слезь,— сказал подходя Колесников.— Чего гарцуешь-то? Расскажи, что там?

И тут неизвестно что встревожило Глиста. Он взглянул на Нерубайлова, на подходившего Колесникова и натянул поводья. Лошадь осела на задние ноги,, готовясь повернуть, и тут Чалдон ткнул сзади ему ствол под лопатку и сказал негромко:

— Однако, слазь, паря!

Глиста всего выгнуло вперед от прикосновения дула, он открыл рот, хотел что-то сказать, но вдруг вывернулся, вынося сбоку пистолет, попытался обернуться, и тогда грянуло. Выстрел был не слишком слышен, ствол был вбит в Глиста, и тело его, вышибленное страшной силой из седла, валилось, тяжелело, падало. Федор закрыл мертвому глаза и заторопил товарищей: «Ехать надо, давеча, как я уходил, Хорь с Лепехой баял, будут Альбину сильничать. Поспешать надо».

У Колесникова дернулось и остановилось сердце. «Альбина! Она же в их руках!»

— Порхов где? — спросил Чалдон.

— Лежит на бережке, однако. Отмыл им золото и лежит бормочет. Вроде не в себе он.

— Нерубайлов, на коня! — крикнул Колесников, выхватывая пистолет из застывшей руки Глиста.— Чалдон, на второго! Я у стремени побегу!

— Мне куда? — спросил подошедший Соловово. Глаза его глядели строго и осуждающе.

— Бегом! — сказал Колесников.— Надо успеть.