Сю-сю-сю
Ладно. Признаю. Никто не даст мне приз «Самый терпеливый кот на свете». Но послушайте, вас бы так доставали, как меня! Я лежу себе на кровати, подремываю, никого не трогаю, и тут врывается Элли.
– Ой, Таффи! Таффи! – повалилась рядом и давай мне живот щекотать. – Как же я тебя люблю, Таффи. Люблю твою мягонькую шерстку, люблю твои ушки-завитушки, люблю твои лапки-царапки, люблю…
И пошло-поехало. Лалы-лалы-лалы. Люблю то, люблю се.
Хотя с утра вы могли бы стать свидетелем совершенно обратного. Посудите сами. Лежу я, значит, на крыше гаража, растянувшись вдоль водостока, чтобы вредина-грачиха, что прыгала по живой изгороди, не могла меня заметить. Я провел там много часов, пока эта подмигивающая (сущая ведьма!), утыканная перьями особа перестала обращать на меня внимание. Не подумайте, что мне там было удобно. Папа Элли (мистер Отложу-Ка-Я-Это-Дело-До-Следующих-Выходных) содержит водосток в чудовищном состоянии. Он забит ветками, гнилыми каштанами и покрыт колючей ржавчиной.
Я приготовился совершить наскок. Нет, ну сами посудите! Я ждал все время, пока мама Элли проветрит дом после сгоревших тостов и уйдет с крыльца. Я ждал, пока соседка развесит постиранные простыни. Я даже подождал, пока по трубам стечет вся вода: Элли принимала утренний душ.
Я почти досчитал: «Пять… четыре… три… два…»
И тут распахивается окно ванной комнаты.
– Таф-ф-ф-ф-фи-и-и-и! Нет! Не смей, Таффи! Брысь!
Я повернул голову, чтобы сказать Элли взглядом: «Ну спасибочки, удружила. Живи своей жизнью, а мою оставь мне!»
Тут ведьма-грачиха перелетела с изгороди на дерево и каркнула на меня. (Ой, ладно. Ладно. Грачи не каркают. Но на щебет это было еще меньше похоже.)
И я сдался.
И началось. Прямо программа «Свидетели преступления», ни дать ни взять. Элли выскочила в сад в ночной рубашке. Ей бы в руки рулон желтой полицейской ленты с надписью: «ПОЛИЦИЯ – МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ – НЕ ЗАСТУПАТЬ ЗА ЛЕНТУ», чтобы обмотать живую изгородь.
Она позвала:
– Таффи! А ну пойди сюда! Сейчас же спускайся, негодник!
Ха! – два раза. Как мне страшно.
Я спрыгнул с крыши гаража и потопал по Акация-авеню искать своих дружбанов.
Но потом-то все равно пришлось вернуться. (Вообще-то я начал подмерзать. К тому же Белла с Тигром играли в «Ударь полевку» во дворе Пушкинса. Пробыл я там недолго, потому что меня ужасно раздражает звук, который мышь издает, когда по ней попадаешь.)
Мама Элли меня дожидалась. Стоило мне войти в дверь, она меня – хвать!
– Кто у нас плохой, плохой котик? – заворковала она, почесывая мне шею. – Кто пытался обидеть бедную птичку-невеличку в мамочкином саду? Кто постарается измениться, не то мамочка больше не будет любить его? Нет! Не будет!
Опять же – ха! Перепугался прям не на шутку. Откровеннейшее лицемерие – вот что больше всего меня достает. Зачем заводить кота, если на самом деле тебе нужно мягкое желеобразное существо, которое не выходит на улицу и никакой личной жизни не ведет?
Так заведите себе пуховую подушку вместо домашнего животного!
Полюбите без памяти кресло!
Сами понимаете, когда я после этого поднялся наверх и Элли завела бодягу о том, как обожает мои лапки и усики, я был не в настроении!
Если любите, так любите во мне все. Вот что я вам скажу.
Любовь – это для неудачников
Ну ладно, ладно. Так обмажьте меня вареньем и швырните осам. Да, я был несколько грубоват.
Я всего лишь высказал Тигру и Снежинке то, что думаю.
– Любовь! Меня от одного этого слова тошнит. Любовь – бодяга для неудачников.
Снежинка склонила набок голову и захлопала на меня глазами.
– Ох, Таффи! Ну зачем ты так? Все знают, что благодаря любви земля вертится.
– Они ошибаются, – заявил я и пояснил: – Земля вертится по той простой причине, что, когда она отломилась от Солнца, ее здорово закрутило. И поскольку в космосе ничто не может замедлить это вращение, она с тех пор и крутится. Шурует себе по кругу, и все. И будет крутиться вечно. Почти.
– Спасибо тебе огромное за лекцию! – обиделась Снежинка и побрела прочь.
Я повернулся к Тигру.
– Ой, – сказал я, дуя на лапу. – Горячая штучка.
Тигр пожал плечами.
– Это оттого что она влюбилась.
– Порежьте меня на кусочки и посыпьте луком! – я был поражен. – Наша Снежинка влюбилась? В кого?
– В Джаспера.
Я вытаращился на него.
– Джаспера? Того дикаря-задиру, что ошивается в тупике Хаггета? Не может быть!
– Серьезно.
– Правда? Как она могла втюриться в этого шестипалого мужлана?
– Говорит, у него крутой стиль.
– Стиль? – поперхнулся я. – Да, тот еще стилек. У меня даже есть для него название – «тошнотный»!
Тигр глянул через плечо – убедиться, что Снежинка вне зоны слышимости.
– Она говорит, что Джаспер клевый.
– Клевый? Это без глаза-то? И с драным ухом? И с проплешинами?
– Снежинка говорит, проплешины зарастут.
– Но глаз-то не вырастет новый.
– Да уж, и ухо.
– Разве что шерсть.
– И то ненадолго, до следующей драки.
Тигр печально кивнул.
– Кому как не нам с тобой это знать, друг Таффи: некоторым девушкам даже нравится грубоватое отношение.
– Этот Джаспер не просто «грубоватый», – говорю. – Этот Джаспер – конченый бандюга. Этого Джаспера надо держать под замком. Этому Джасперу…
– Тш-ш-ш!
Тигр лапой указал мне за спину.
Я обернулся, холодея.
Упс!
– Привет, Джаспер, – поспешно сказал я. – Как делишки? Все нормалек в тупике Хаггета?
Он и усом не шевельнул в ответ. Только плюнул через плечо, проходя мимо.
– Видишь? – продолжал я, когда мы отошли на безопасное расстояние. – Совершенно невоспитанный головорез. Поверить не могу, что Снежинка в него втрескалась.
Тигр запрыгнул на стену.
– Дело твое. Мне не веришь – сам у нее спроси.
Алло! Земля вызывает Снежинку!
Позже в этот день я снова увидел Снежинку на стене. Вроде она была не сильно занята. Вам интересно, как я это понял? Или вы считаете, что коты вообще весь день сидят сиднем и ничего не делают? Что ж, признаю, мы не такие тупые и буйные, как собаки.
Изобразить вам собаку?
«Ух ты, отлично! Они проснулись! Обожаю! Чудесно! Он выпускает меня в сад. Обожаю. О, шикарно! Завтрак. Обожаю. Волшебно! Мы садимся в машину! Обожаю! Замечательно! Парк! Обожаю! Как я рад! Прогулка! Обожаю! О, это “фас”! Мне бросили мячик! Обожаю! О, супер! Меня зовут. Обожаю. О, счастливый день! Мы снова в машине. Обожаю. Ах, прелесть какая! Снова дома! Обожаю. Роскошно! Меня погладили! Обожаю. Ой, чудо! Со стола упала вкусняшка. Обожаю!»
Продолжать? Я могу так весь день.
Да, мы, коты, по сравнению с собаками много сидим на одном месте. Но у Снежинки был до того странный взгляд! Мечтательный, я бы сказал. Томный. Из далекого далека.
Я подсел к ней.
– Значит, – говорю, – это правда, что Тигр сказал? Про вас с Джаспером?
Сами знаете, коты не краснеют. (Может, и краснеют, но под шерстью не видать.) Но могу поклясться на миллион рыбных обедов, что, если бы коты краснели, она бы сейчас напоминала спелый помидор.
– Ох, Таффи! – пробурчала она. – Попробуй за меня порадоваться.
Я вытаращился на нее. (Ладно, томите меня в черносливовом морсе на медленном огне. Таращиться невежливо. Но я был поражен.)
– Почему?
– Потому что я влюблена. Потому что звезды светят ярче, и все в мире сияет нездешней красотой.
– Кроме Джаспера.
– А что не так с Джаспером? – подозрительно сощурилась Снежинка.
– Эй! Прием! Земля вызывает Снежинку. Что не так с Джаспером? Кроме того, что он одноглаз, с порванным ухом и асоциальным поведением?
– Со мной он вежлив, – сказала она.
– Может, с тобой и вежлив. А на меня только что плюнул. Безо всякой причины.
– Думаю, когда ты узнаешь его получше, он тебе понравится.
– Может, и так, – говорю. – А может, и нет.
(Я бы поставил на «нет». Но Снежинке этого не стал говорить. Правильно же?)
С самым невинным видом я спросил:
– Снежинка, а что именно тебя в нем так привлекает?
Она мурлыкнула:
– Он смелый и сильный.
– Что правда, то правда, – согласился я. – Джаспер далеко не хиляк. Мы все оценили, как ловко он убил ту гигантскую крысу, что как пушечное ядро выскочила из канализационного отверстия у дома Тэннеров. Я знаю, в драке он никогда не проигрывает. Я знаю, что он единственный кот в округе, кто может открыть с помощью рычага крышку мусорного бака у дома миссис Николас. Могу побиться об заклад, что ни одна пичуга не осмелится вить гнездо меньше чем в миле от тех мест, где Джаспер ошивается по ночам. Он, возможно, ест камни на завтрак. – Я развел лапами. – Но как, скажите на милость, в него можно влюбиться?
Снежинка надулась.
– Таффи! Джаспер великолепен!
– Отнюдь, – не согласился я. – Великолепен тот, чей облик являет собой зрелище необычное и вместе с тем величественное. Как мой. – Я грациозно поднял голову и распушил манишку. – Великолепен тот, у кого мех шелковистый и густой, без проплешин. Как у меня. – Я повернулся к ней боком – так я смотрюсь эффектнее. – Великолепен тот, у кого милые полоски и очаровательный персиковый окрас, а не медный, вульгарно броский.
После чего добавил с горечью:
– Великолепен тот, кто воспитан и не плюется в первого встречного.
Снежинка, прикрыв ротик лапой, издала смешной, котеночий мяф.
– Что за девичьи хиханьки? – строго спросил я.
– Таффи, скажи, а может, ты просто капельку, самую малость, ревнуешь, а?
Я оскорбился.
– Я? Чтоб ревновал к этому уродскому лысяку? Я вас умоля-я-яю!
– Странно, потому что очень на то похоже. – Тут Снежинка узрела Тигра, который как раз показался над стеной. – Привет, Тигр. Наш Таффи, кажись, меня к Джасперу приревновал.
– Ничего не приревновал, – рассердился я. – Просто пытаюсь вразумить Снежинку. Зачем влюбляться в такого неотесанного грубияна, когда вокруг полно всевозможных роскошных красавцев, прекрасно воспитанных?
– Потому, – со знанием дела пояснил Тигр, – что любовь не слушает голоса рассудка. Настоящая любовь слепа.
– Как и Снежинка, вероятно, – фыркнул я, – коли она такого милашку Джаспера себе облюбовала.
Ну, ладно, ладно. Покусайте меня. Да, это было грубовато. Снежинка наверняка обиделась, потому что, когда мы снова встретились в тот день, она прошла мимо, задрав голову.
– Видишь, что делает эта ваша любовь? – обернулся я к Тигру. – Раз – и превращает одного из твоих лучших друзей в мисс Надменность.
Тигр потряс ушами.
– Эх, Таффи, ни капли в тебе романтизма. Что ты можешь знать о любви?
Намочив лапы в океане страстей
Что я могу знать о любви? Я вам скажу. Кучу всего! Не думайте, что Таффи никогда не окунал свои пушистые лапки если не в бурные волны страсти, то хотя бы в легкую рябь.
Я барахтался в любви четыре раза.
Моей первой великой любовью была Коко. Чудесная, несравненная Коко! Черная! Блестящая! С золотыми глазами! Плыла, как пава! Я боготворил Коко издалека – из нашего сада, а жила она в нескольких домах от меня. Я был тогда юнцом, слишком незрелым, чтобы овладеть мастерством ухаживания за дамой. Всякий раз, когда Коко шла мимо, я отворачивался и «не замечал ее», делая вид, что слишком занят игрой «Закинь жука в ворота», где воротами служила решетка для стока воды под тротуаром.
Так и не осмелился заговорить.
Но в один скучный донельзя день я сидел и смотрел с Элли старый фильм по телику. Там приятная золотоволосая девушка танцевала с мерзотным богатеньким гадом, который поспорил со своими дружками, что женится на ней. Со сцены за ними печально наблюдал симпатичный розовощекий парень с лютней. Он был настолько беден, что до замка добирался на попутной повозке с сеном. Один из музыкантов услышал вздохи паренька и спросил, в чем дело. Наш герой указал на золотоволосую.
– Я влюбился, – чуть не зарыдал он. – Но увы мне! Этот человек богат, а я беден. Она никогда не станет моей.
– Да брось! – сказал приятель. – Трус красотку не завоюет!
И вот, когда музыка закончилась, бедный парень поймал красивую девушку за руку и увлек за колонну. До чего ж здорово у него был подвешен язык! Он повел речь о звездах, и луне, и своем переполненном любовью сердце. Умру, мол, от горя, если вы меня отвергнете.
– Выходите за меня! – взмолился он. – Убежим нынче ночью! Станем мужем и женой.
Разумеется, Элли к концу фильма рыдала в три ручья. Мне и самому пришлось украдкой стянуть ее скомканную салфетку, чтобы промокнуть подступившую слезу. «Трус красотку не завоюет, – сказал я себе. – Буду храбрым!»
Но судьба жестока. Когда я на следующее утро поспешил в сад Коко, ее уже не было. Вся семья как испарилась. Остался пустой дом, пара вывесок «Сдается внаем», три переполненных контейнера с мусором и куча старого хлама.
Я посмотрел в конец улицы и увидел медленно удаляющийся фургон для перевозки грузов.
– Они переезжают в Хаддерфилдс, – объяснил Тигр, заметив, как я горестно машу лапой вслед фургону. – Ты не знал?
Нет, я не знал. И даже по прошествии стольких лет у меня ноет сердце, когда я вспоминаю о Коко.
Права котов
Следующей была Тамара. Персидская кошка с серыми полосками и жестокими глазами. Я увидел ее в ветеринарной клинике, и мое сердце дрогнуло. Семь недель я выслеживал ее, пока не отыскал в элитной части города.
Она возглавляла местное Общество Борьбы за Права Котов. Похоже, они встречались каждый вечер. Добиться личного свидания не представлялось возможным, и мне пришлось вступить в общество, чтобы сидеть, любуясь крайне недовольной мордой Тамары, и слушать, как она скрипучим голосом выкликает требования общества.
– Мы, коты, требуем права гулять до утра!
Это было официальное собрание, и я поднял лапу.
– Зачем, у нас и так есть право гулять всю ночь. Даже те хозяева, у кого нет откидной дверцы для котов, обычно оставляют открытой форточку.
– Ну и что! – прервала меня Тамара. – Это просто везение. А нам нужно настоящее право.
Она перешла к следующему пункту в списке.
– Мы требуем права охотиться, чтобы нас потом за это не ругали.
Я вежливо покашливал в лапу, пока на меня не стали оборачиваться. Тогда я сказал:
– Оно у нас тоже есть. Никто не вынуждает нас приносить трупы домой и предъявлять хозяевам.
Тамара, как я заметил, решила меня игнорировать и перешла к следующему пункту.
– Мы требуем права залезать на кормушки для птиц.
Тут я начал терять терпение.
– Да кто вам мешает-то? – говорю. (В смысле, совсем, что ли, малахольные? Им в самом деле нужно разрешение?)
И снова ощущение, что меня не услышали. Словно мои слова были легким сквознячком, что пробежал над головами присутствующих.
Тамара сказала:
– Мы требуем права находиться на дереве столько, сколько захотим, чтобы нас не понуждали слезть и не бежали за лестницей.
– Люди просто пытаются помочь, – объяснил я. – Они думают, что вы застряли.
– Застряли? – Если бы взгляды могли обжигать, от меня бы уже шел дым. Вот теперь Тамара рассердилась по-настоящему. – В каком смысле – застряли? Как до такого можно додуматься?
– Среди двуногих ходит слух, что нам гораздо проще лезть вверх по стволу, чем вниз, у нас, мол, когти так устроены.
– Какая чушь! – взорвалась Тамара. – Они что, находили на деревьях скелеты кошек, умерших с голоду?
– Нет. Но, честно говоря, люди славятся своим скудоумием.
– Ладно, – фыркнула на меня Тамара. – Следующий пункт на повестке – хозяева! Мы, коты, требуем права жить сами по себе и никому не принадлежать.
Остальные участники собрания согласно закивали.
– Да! Мы не вещи, чтобы нами владеть!
– Ни за что!
– Это нечестно!
– Принадлежать, вот еще!
– Пф-ф-ф!
Все радостно поддакивали. Я был единственным, кто внес ложку дегтя в бочку меда.
– Мною лично никто не владеет. Кормить – да, кормят, но не более того. – «Назвался груздем – полезай в кузов», – подумал я и добавил: – И, честно говоря, я нахожу людей полезными существами. Поглядеть на человека подольше – и ужин тебе обеспечен. И все, после этого ты полностью предоставлен самому себе. Хочешь – раскидывай еду по всей комнате, дело твое. Они ничего не могут сделать. Еще я выяснил, что, если держать когти наточенными, тебе всегда откроют дверь, стоит немного поцарапать краску. К тому же на них приятно вздремнуть. Моя Элли гораздо удобней любого матраса. Я всегда на ней сплю.
В общем, было ясно: друзей я тут вряд ли заведу. Все перешептывались:
– Что за выскочка?
– Кто его пригласил?
– Уж не твой ли он приятель?
– Какие дикие взгляды на жизнь.
– Может, попросить его удалиться?
Тамара взяла слово. Она пронзила меня стальным взглядом и спросила:
– Зачем ты пришел?
Не говорить же правду, согласитесь. Не могу же я взять и выпалить: «Потому что ты красивая. Хочу с тобой встречаться». Посему я пробормотал что-то вроде: шел, мол, на хор, да перепутал дни.
И был таков.
Попался, Таффи!
В третий раз я влюбился в Дикарку – особу из неблагополучного района, так сказать. Не поймите меня превратно. Я не сноб. Но Дикарка была почти дикой. Она жила в лесу, клочкастая шерсть была вся в репьях, в колтунах застрял мусор, и пахло от моей любимой в основном плесенью.
Если особо не принюхиваться.
У нее было порядка четырех тысяч братьев, сестер и кузенов с кузинами. Некоторые проводили зиму в амбаре Мэллора, тех называли неженками. Я так и не выяснил, где ночует Дикарка, но неженкой ее бы никто не прозвал, это точно. Шипение ее было пугающим, а когти – жуткими.
У нее было весьма странное чувство юмора. Я как-то порезал лапу, так что вы думаете, она проявила сочувствие? Нет, она ходила следом, хромая сильнее моего, и перехихикивалась с дружками. Не по-доброму вышло, согласитесь.
В другой раз я принес ей в подарок чудесную искусственную мышку. Она ее немного покидала в воздух, потом сказала, что хочет кое-что мне прошептать.
Ну я и подставил ухо.
И она в него рыгнула.
Очень громко.
Кошмар какой-то!
На нашем последнем свидании в лесу я нашел ее лежащей на поваленном дереве – брюхом вверх, голова беспомощно свешена.
– Дикарка! – взвыл я в тревоге. – Дикарочка, что с тобой?
Ни один усик не шелохнулся на ее морде.
Нежно-нежно я толкнул ее в бок.
Ничего. Ни малейшего ответа.
Тогда я испустил горький вой. Я подумал, она мертва. Мертва! Моя возлюбленная! Так внезапно оборвалась ее короткая жизнь. Такая молодая! Такая красивая (если закрыть глаза на колтуны.) Как мне это вынести?
Я склонился, чтобы в последний раз прикоснуться носом к любимой…
И тут она как распахнет глаза.
– Надурили дурака! Попался, Таффи! Ха!
Мне это не понравилось. Не считая того, что выглядел я полным идиотом, я к тому же едва не помер от испуга. Там и закончилась моя великая любовь к Дикарке.
Последний заплыв
В четвертый раз я влюбился в Мелли. Но ненадолго. Это было все равно что проводить время с желе.
Спросишь ее:
– Хочешь посидеть на стене и поорать на луну?
– Ладно, – ответит она.
Потом мне надоедало, и я придумывал что-нибудь другое.
– А хочешь поохотиться на мышь соню у канала?
– Ладно.
И мы перемещались туда. Она молчала. Только сидела и смотрела на меня. Я загонял соню в угол. Мышь каменела от ужаса и отказывалась играть, и я ее просто отпускал.
– Скукота, – жаловался я. – Хочешь, пойдем разыщем наших?
– Ладно.
Но к этому времени вся компашка уже испарялась, придумав что-то интересненькое типа «Забеги в чужой дом» или «Напугай ребенка». (Надо скрести в окно детской, чтобы тебя приняли за монстра.) И гадай, куда они направились, район-то большой. Оставалось только проводить Мелли до дому, чтобы чинно расстаться под открытым окном ванной комнаты.
– Хочешь погулять завтра?
– Ладно.
На третьем свидании я пригляделся к Мелли повнимательней и подумал: «Этой кошке совершенно нечего сказать. Ни единой мысли. Под ее черепной коробкой звенящая пустота».
Дай, думаю, проверку ей устрою.
– Хочешь поиграть на автостраде в «Кто последний перебежит – неудачник»?
Угадайте, что она ответила?
– Ладно.
– А потом, – говорю, – можем залезть в амбар фермера Эллиота и попить из тех бутылочек, где наклейка с черепом и костями.
– Ладно.
Я вытаращился на нее. Поверить не мог, понимаете? Что же у нее между двумя этими симпатичными ушками? Опилки?
– А после, – говорю уже просто смеха ради, – можем походить по шаткому заборчику вокруг двора с питбулем на Тейт-стрит, чтобы поглядеть, куда мы упадем – внутрь или на улицу.
– Ладно, – ответила она.
– Может, разбежимся?
– Ладно.
Я препроводил ее до дому. Тем и кончился четвертый и последний заплыв Таффи в Море Любви.
Таффи, сердце-кремень
Как вспомню – аж мурашки бегут. Я сказал Тигру:
– Говоришь, я слишком бесчувственный и неромантичный? Знаешь, парень, уж лучше быть бесчувственным. С любовью я завязал. Навсегда.
Он, похоже, удивился.
– Не торопись с выводами, Таффи. Погоди, пока снова не накроет.
Я фыркнул.
– Скорее уж от сортира фермера Джека начнет пахнуть розами вместо д…
Я замолк, потому что Тигр меня не слушал. Его уши то и дело разворачивались к дому позади нас. Люди, арендовывавшие его много лет подряд, уехали четыре недели назад. В саду царил хаос.
Вдруг Тигр резво повернулся ко мне.
– Если мне не изменяет память, ты как-то был влюблен в черную красотку с золотыми глазами?
– Коко? – вздохнул я. – Ох, Тигр, это было сто лет назад. Она была особенной, но чего уж вспоминать.
– Так ты и впрямь думаешь, что больше не влюбишься? – он снова зыркнул в заросли сада. – Может, поспорим?
Я в себе не сомневался.
– Спорим! Бессердечный Таффи больше не влюбится до конца жизни.
– Знаешь, давай не будем так далеко загадывать – «до конца жизни», – усмехнулся Тигр. – Заключим пари дня на три.
– Ты продуешь. Ну, и на что спорим?
Тигр пожал плечами.
– Сам выбери, Таффи. Мне неважно, поскольку шансов на победу у тебя все равно нет.
– Ну смотри, сам напросился, – оскалился я и напряг извилины. Какую бы награду запросить за то, что я проживу три обычных дня без любви, шатаясь в безделье по дворам?
О, придумал!
– Победитель первым подходит к миске Фебы!
Позвольте кое-что объяснить. Дымчато-серая Феба живет у старой миссис Везерби в конце улицы. Мы считаем, что старая миссис В. немного тронутая, ибо каждый вечер она доверху наполняет миску Фебы свежесваренными ломтиками натуральной семги.
Это целая гора! Каждый вечер!
И в этом весь анекдот. Феба не любит вареную семгу. Я знаю, знаю. Странная она, правда? Но вот, представьте, не ест. Вообще. Ни в какую. Так что, проголодавшись, она проходит в кошачью дверцу мистера Фоллоуфилда и ест ту дрянь, которой кормят Пушишку.
Где же ест Пушишка, предвижу ваш вопрос. Ну, Пушишка на дух не переносит влажный кошачий корм в пакетиках. Ей нравятся сухие шарики. Так что, едва Харрисоны, ее соседи, засыпают, она прокрадывается через кошачью дверцу и лопает еду Гектора. А Гектор идет к мистеру Патрику и ужинает там.
Так что же, спросите вы, никто из нас не кормится дома?
Ну, в общем, не многие. Скажем, Милашка – примерная девочка. Кушает дома. И Альфи. Но, если честно, стоит людям погасить свет, у нас начинаются хождения. Одна злыдня на нашей улице додумалась поставить электронную кошачью дверцу, пропускающую только ее кота. Но бедолагу переехала машина, так что теперь взять там все равно нечего.
Конечно, дом старой миссис Везерби – лучшее место в нашей округе. Можете поверить! Если бы мы с Тигром не были так умны, чтобы хранить это в секрете, мы бы нарисовали на ее двери черного хода пять звезд за превосходное обслуживание. Но поскольку в уме нам не откажешь, мы ведем себя тише некуда и строго соблюдаем очередность. Тот, чья сегодня очередь идти первым, съедает сколько захочет. Часто случается, что второму ничего не остается, так это вкусно.
Бедняга Тигр испытывает нездоровую страсть к вареной семге. Ох и перепугался он, услышав мое предложение.
– Победитель первым подходит к миске Фебы? – переспросил он. – И долго?
– Раз уж ты так уверен, что я продую, то, может, на протяжении недели?
– Недели? – лишь бы он не помер от шока. – Ты хочешь есть первым из миски Фебы целую неделю? – Но он быстро пришел в норму. – Впрочем, ты прав. Мне не о чем волноваться. Тебе не победить. Так что давай. Заметано. Держим пари, что Таффи влюбится в течение трех дней. Время пошло!
Время пошло!
Мы стукнули лапами, запечатав уговор, и тут Тигр говорит:
– Обернись, Таффи!
Я оглядываюсь.
Коко! Коко вернулась в свой старый дом и сад!
Она сидела на крыльце перед дверью. Золотые глаза сияют, черный мех блестит. Чудные маленькие ушки такие же навостренные, как прежде. Ни капли не изменилась!
У меня сердце подпрыгнуло и замерло наверху – скок!
Можете завернуть меня в тесто и запечь в духовке – да, я столкнул Тигра со стены. Он сверзился в кучу ржавых консервных банок. Но он это заслужил!
Когда он вскарабкался обратно на стену, я уже взял себя в лапы.
– Ты это зачем, а? За что? – ворчал он, стягивая с плеча липкую спагеттину и слизывая селедочный жир с лап.
Я сочувственно смахнул заплесневелые зерна кукурузы с его ушей.
– Прости, – сказал я. – Чистая случайность. На миг потерял равновесие и свалился на тебя.
Тигр не дурак.
– Чушь! – не поверил он. – Ты разозлился на меня, верно же? Потому что наконец заметил ее.
Я растопырил глаза.
– Это кого?
– Сам знаешь. – Он повернулся, чтобы сделать жест в сторону Коко, но, к счастью, она исчезла из поля зрения, так что сердце у меня перестало колотиться как бешеное.
– Я никого не вижу.
– Она сидела там секунду назад. Ты должен был ее увидеть.
– Да кого?
– Коко! Кошку, по которой ты когда-то сох.
Я скорчил удивленную гримасу.
– Что-то не припомню…
– Да прям, помнишь ты! – взорвался Тигр. – Ты на нее молился! Только о ней и мог говорить.
– Не похоже на меня.
– Да, не похоже, но ты был без ума от нее. Просто слишком долго ждал. И когда наконец созрел сказать, что к ней испытываешь, семья Коко уехала.
– Правда?
Тигру надоело мое притворство.
– Можешь и дальше отрицать, Таффи, но, если ты продержишься три полных дня по соседству с Коко и не втюришься в нее по-новой, я сожру свою миску для воды!
– Прекрасная мысль, – фыркнул я. – Потому что семги тебе не видать, сечешь? Я выиграю пари и буду пировать всю неделю.
С этими словами я гордо зашагал восвояси.
Я дотянул до дому, кое-как поднялся в комнату Элли и там сломался. Слава небесам, что Элли еще не вернулась из школы, иначе подумала бы, что я взбесился. Я носился кругами по комнате с воплями:
– Коко! Коко! Коко, любовь моя!
Любимые мелочи Элли летели во все стороны из-под моих лап, но мне было все равно. Пусть вихрь безумия подхватит и завертит все эти памятные безделушки и сувениры, бережно хранимые на полках.
Когда пол был усеян осколками и бегать стало неудобно, я перемахнул на комод. Столкнул вниз стопку поглаженного белья и краем глаза заметил мелькнувшее в зеркале собственное отражение.
Потом, устав бегать, залез по занавескам на карниз и спланировал на кровать. Неоднократно.
Минут десять бесновался, не меньше, пока не отлегло. После чего рухнул на кровать с глупой улыбкой.
– О, Коко! Коко, моя любовь, наконец-то ты ко мне вернулась!
Я погрузился в мечты. Сначала представил, как мы вдвоем бредем по заросшему лютиками полю. Птички над головой заливаются. Солнышко сияет. Сверху нам улыбаются белые пуховые облачка.
Я дотронулся до ее лапы. Она дотронулась до моей…
Потом представил, как спасаю жизнь Коко. Мы стоим над бурлящей рекой. Коко поскальзывается и летит вниз. Ее бедная мокрая головка то пропадает, то появляется над водой. Мой прыжок был бесстрашным и ловким. Не думая об опасности, я подплыл, схватил ее за шиворот и вытащил на берег.
– Таффи! – шепнула она. – Мой герой! Такой храбрый! Такой сильный! Такой верный!
Потом я увидел нас через несколько лет. С котятами – полная корзинка котят! Некоторые блестяще-черные, в мать. Некоторые унаследовали мою породу – благородные полоски. Но все как один наши отпрыски отличались смекалкой и остроумием, красотой и добрым характером. Мы были идеальной семьей.
– О, Таффи! – шептала мне на ухо воображаемая Коко. – Кто бы мог подумать, что нам выпадет такое счастье?
Действительно, кто?
Только не мать Элли, вот уж нет уж. Она заглянула в комнату и узрела меня на кровати.
Потом обвела взглядом комнату…
Ладно, ладно! Ну так вычеркните меня из списка домашних питомцев, получивших золотую звезду. Может, я немного набедокурил. Может, и впрямь царил в комнате хаос и осколки глупой мелочовки усеивали пол. А занавески висели лохмотьями. Белье смято и переворошено, а книжки Элли попадали с полок. Я же не птичка, чтоб ничего не сшибить, мне место нужно. И кровать, да, вся в шерсти.
Не было, поверьте, не было никаких причин, чтобы миссис Что-Ты-Наделал-Негодник хватала меня за шкирку и вышвыривала под проливной дождь. Но именно так она и поступила.
В книгах об этом то и дело пишут. «Любить – значит страдать».
В песнях об этом то и дело поют. «Любовь ранит».
Только ты и я
И вот я сижу под крышей, грущу. Слишком сыро, чтобы отправляться на поиски Коко. (Кому охота при первом свидании с возлюбленной выглядеть мокрой курицей?) Что же я ей скажу, когда увижу?
Пойдем, мол, погуляем? Она, скорей всего, не из тех, кто захочет сыграть в «Забеги в чужой дом», или «Напугай ребенка», или даже в «Закинь жука в ворота». Надо придумать какое-то более взрослое развлечение.
О, приглашу ее на ужин. Да! Именно это предложил бы стильный котик вроде меня такой утонченной кошечке вроде Коко.
Но куда? Не в лес же. Мало того, что в любой момент с дерева на нас может напрыгнуть Дикарка, так ведь и дохлые полевки – не такое уж высококлассное лакомство.
Можно было бы, конечно, в моем доме отужинать. Но на этой неделе мистер Не-Пойду-В-Магазин-До-Следующих-Выходных подсовывает мне один просроченный сухой корм. Скорей всего, Коко не станет такое есть. Я и сам едва притрагиваюсь к неаппетитной отсыревшей массе. Заталкиваю под холодильник, и пусть там портится дальше.
Нет, эта идея как-то не очень…
Стоп! Натуральная вареная семга! Идеальный выбор. Чудный романтический ужин при неверном мерцании старомодного камина миссис Везерби.
Я принялся считать на пальцах. Чья сегодня очередь пировать, моя или Тигра?
У-у-у! Тигра.
Но завтра миссис Везерби с Фебой едут в гости к сестрице миссис Везерби с ночевкой. Ни тебе уютно тлеющих угольков, ни лакомства.
На следующий вечер снова будет очередь Тигра, потому что я задолжал ему один вечер на прошлой неделе и до сих пор не удосужился вернуть.
Три дня! Три целых дня до семги-семгушки.
И тут до меня дошло.
Я ведь ждал мою возлюбленную все время, пока ее семья была в Хаддерсфилде. Что мне стоит подождать еще каких-то три жалких дня? А пока буду притворяться, что мне дела нет до Коко. Обману всех – и Тигра, и Беллу, и Пушкинса. Я не выставляю свои чувства напоказ, как Снежинка, которая мявкает и хихикает, как дурочка, едва Джаспер окажется в поле зрения.
Нет уж, избавьте. Я выкажу полное равнодушие, а когда выиграю пари, эдак неспешненько, как бы мимоходом, спрошу Коко:
– Не желаешь со мной отужинать? Один на один? Как насчет свежесваренной семги перед камином?
Вот она удивится!
– Натуральная семга? Ты серьезно?
– Вполне, – скажу я. – Иди за мной.
И это станет началом чего-то прекрасного, потому что мы вдвоем будем целую неделю ужинать у миссис Везерби. Мы познакомимся поближе, будем смешить друг друга. Я расскажу о своих самых впечатляющих подвигах. Она поделится со мной своими девичьими секретиками.
На будущей неделе в субботу снова, конечно, настанет очередь Тигра, но к тому времени я уже завоюю сердце Коко и смогу сказать ей:
– Как насчет просроченных куриных шариков для разнообразия? У меня дома?
К субботе мы будем настолько без ума друг от друга, что даже тошнотворный запах подтухшего сухого корма из-под холодильника не испортит нам настроения.
Гениальный план!
Скукота!
Ну так повяжите мне на шею розовую ленточку и назовите милой девочкой. Да, я был не в настроении встречаться с Элли, когда она вернулась из школы и обнаружила в комнате кошмарный разгром.
И уж точно я был не в настроении идти на встречу со всей нашей компашкой: вдруг потеряю самообладание, если наткнемся на Коко.
Поэтому, когда дождь кончился, я отправился в лес.
Угадайте, кого я там встретил? Ага. Дикарку. Она сидела на том самом поваленном дереве, где когда-то скончалась наша любовь.
– Надо же, Дикарка, сколько лет сколько зим! Отчего такой грустный вид? Хочешь прогуляться к туннелю на старой железной дороге, попугать пешеходов?
– Нет, – сказала она, – спасибо. Как-нибудь в другой раз.
– Может, тогда смотаемся на канал, потираним полевок? Тебе это всегда здорово удавалось.
– Не сейчас, Таффи.
– Будешь сидеть тут и хандрить?
– Я не хандрю, – холодно ответила Дикарка. – Я жду.
– Чего?
– У меня свидание. Но он на два часа опаздывает.
– Невеселое времяпровождение, – посочувствовал я. – Я с ним знаком?
– Не исключено.
– И кто это?
– Джаспер, – призналась она.
– Джаспер? – У меня едва не вырвалось что-то вроде «Не боишься дурного влияния?», но я вовремя вспомнил, что Дикарка и сама не из рафинированных барышень. – Зачем тебе терять время с таким грубияном?
– Он веселый, – сказала она. – К тому же исключительно красив.
– Джаспер? Вот уж кому далеко до победителей на конкурсе красоты. Дальше некуда.
– Ничего подобного. Во-первых, у него всего пол-уха.
– Да, это, конечно, огромный плюс…
– Во-вторых, проплешины…
– Это потянет на целых два плюса.
– Ты просто завидуешь! – фыркнула Дикарка.
– Этому уродливому увальню? Вот уж вряд ли. У таких, как я, нет причины завидовать такому шелудивому головорезу, как Джаспер.
– Да ты и сам далеко не красавец, – гадким голосом сказала Дикарка.
Вот это новость.
– Знаешь, – хмыкнул я, – Джаспер, похоже, не считает тебя такой уж незаменимой, раз опаздывает на два часа. Небось, с кем-нибудь другим проводит время.
Вот это было большой ошибкой. Шерсть у нее встала дыбом. Когти наружу. Спина выгнулась, а из открытой пасти раздалось ужасное шипение. Жуткий видок, надо вам сказать.
Я знаю, когда пора сматываться. Беда в том, что я сделал это недостаточно быстро. Дикарка успела достать меня когтями по мягкому месту.
Иди на всхлипы
Не могу похвастаться, что дома меня ждала теплая встреча. Мистер Какая-Жалость-Я-Надеялся-Тебя-Больше-Не-Увидеть подловил меня на крыльце.
– Вернулся, поджав хвост? – саркастически поздоровался он. – Или вне дома тебе рады не больше, чем внутри?
Я окатил его ледяным взглядом, как всегда, и направился к лестнице.
– Давай, давай, поднимайся! – крикнул он. – На случай, если ты забыл, где комната Элли, иди на звук рыданий.
Увы, что правда, то правда. Она издавала жалобные звуки: подвывание, хлюпы и сморкание. Я едва осмелился заглянуть в щелку.
Она сидела с разложенными по кровати осколками и рыдала. Брала каждый в руки и оплакивала по очереди.
– Моя любимая стеклянная лошадка! Мой замок из разноцветного песка! Моя красивая фарфоровая куколка!
Упс! Неужели я столько всего набил?
Я быстренько убрал голову. Что же делать? Можно пойти вниз и выслушать еще порцию грубостей от мистера Я-Никогда-Не-Любил-Этого-Кота.
Или проскользнуть в комнату и спрятаться в шкафу с бельем за ванной комнатой.
– Таффи!
Я замер. Она бросилась ко мне и схватила на руки.
– Ох, Таффи! Как ты мог?
И крепко прижала меня к себе.
– Я так любила их, а ты все поломал! Слава богу, что тебя я люблю больше своих безделушек и смогла тебя простить.
Что? А я-то решил, что она меня сжимает, чтобы придушить. Не догадался, что это любовь.
Ладно, ладно. Ну так нарисуйте на моей морде улыбку от уха до уха и назовите Сладюсиком. Я был глубоко тронут и ткнулся носом в щеку Элли. Вот что значит настоящий друг: великодушный, прощающий – сама доброта.
Вопрос, где провести первую ночь после заключения пари, отпал сам собой. Как теперь уйдешь охотиться или играть с друзьями? Нет, не могу. Элли такая верная. Я тоже должен быть верным.
Я проспал всю ночь на кровати, свернувшись возле своей чудесной хозяйки.
Мне снилась Коко. Утром я едва сдержался, чтобы не рвануть сразу к ней, но был риск наткнуться на Тигра и компанию. Он наверняка уже разболтал про пари, и за мной будут следить во все глаза. Если я хотя бы заговорю со своей возлюбленной, они беспощадно поймают меня с поличным. Представляю их победный крик:
– Глядите! Таффи втюрился!
– Он с Коко глаз не сводит!
– И сидит с ней рядом!
– Все, пари он продул.
Нет уж. Лучше держаться подальше.
И эту задачу мне существенно облегчил мистер Я-Тебе-Отплачу-За-Драные-Занавески. Едва Элли ушла в школу, он запер меня в каморке под лестницей. (Потом он клялся миссис О-Нет-Как-Такое-Могло-Случиться, что он не нарочно, но я-то знаю. Это на мою ягодицу пришелся его пинок. Это я летел кометой через прихожую.) Ножища-то у него – будь здоров, и не ожидал я такой подлости.
Но он получил достойный отпор. Я ему носок порвал. Пусть теперь за ним волочатся нитки по улице. Думаю, и его самого я тоже достал когтем.
Метнул он меня в каморку и дверь захлопнул.
А ну и пусть, мне-то что. Я знаю, стоит мне позвать на помощь, как миссис Откуда-Этот-Кошмарный-Вой прибежит и выпустит меня. Не покажу я отцу Элли, что меня легко обидеть. Так что я сидел в темноте и ждал.
Но он оказался умней, чем я думал. Он выбрал день, когда она решила наведаться в спа. (Меня не спрашивайте, я не поклонник водных процедур. Но, сдается мне, спа имеет отношение к горячим ваннам и баням, а еще там платят людям, чтобы они намазывали тебе спину душистыми маслами.)
Так вот, я провел там весь день. Один. Выть даже смысла не было, ибо наш мистер отправился в огород мульчировать овощи. (Тоже не спрашивайте, что это. Я овощами не питаюсь. По-моему, это имеет какое-то отношение к раскидыванию смешанного с соломой конского навоза по грядкам с картошкой, чтобы быстрее росла.)
Время я зря не тратил. Репетировал песню, которую слышал по радио:
Мы с Беллой, Тигром и Пушкинсом притворялись, что нас тошнит всякий раз, как пели ее, и ухохатывались. Но сейчас она вдруг показалась мне совершенно иной. Миленькой, что ли. Романтичной. Идеальная песня для серенады.
Я нарепетировался всласть, и песня звучала практически идеально к тому моменту, как миссис Теперь-Я-Чувствую-Себя-Расслабленной-И-Красивой вернулась из спа. Ее ключ повернулся в замке как раз на последнем куплете «Удобряй меня поцелуями», и я услышал:
– Какой кошмарный шум. Таффи? Это ты?
Дверь кладовки распахнулась. Она стояла вся розовая, от нее до сих пор шел пар.
– Таффи! Бедняжка! Весь день просидел в темноте! Не удивительно, что ты так ужасно орал.
Ужасно орал, надо же!
Я вздернул хвост трубой и гордо пошел прочь.
Удобряй меня поцелуями
На следующий день стало ясно, что мое терпение иссякло. (Ладно, ладно. Ну так дерните меня за хвост. Я должен был хоть глазком взглянуть на мою любимую, больше не мог ни секунды ждать.) Наплевать, что остался еще один день до окончания срока действия пари. Что, я не могу посмотреть на Коко через забор? Не могу обожать ее на расстоянии?
Ее там не было. Белла и Пушишка баловались с канализационным люком как раз напротив ее дома.
Я не хотел сразу спрашивать о ней – а то они наверняка решат, что я втюрился, и доложат Тигру. Поэтому начал издалека:
– Привет, девчонки. Еще для одного игрока местечко найдется?
– Чем нас больше, тем веселее, – ответила Белла. – А тебе мы особенно рады, Таффи, потому что у нас с Пушишкой не хватает силенок раскачать люк.
– Да, моя суперсила пригодится, – скромно сказал я.
– Скорей уж супервес, – хихикнула Пушишка.
Я прыгнул на люк, и мы вволю навеселились, раскачивая его. Вдруг гляжу – Джаспер шествует.
– Берегитесь, девочки, – шепнул я, – сюда приближается нечто уродливое.
Джаспер все ближе. Проходя мимо, он на меня плюнул, снова здорово.
– Упс, – сказал он. – Дождик, что ли, начинается.
Я отвернулся и делал вид, что ничего не замечаю, пока он не удалился.
– Этот Джаспер такой грубиян, – сочувствующе сказала мне Белла.
– Да, – согласилась Пушишка. – Идеальная пара для Дикарки. Она тоже грубиянка.
– Сдается мне, что с их дружбой покончено, – сообщил я. – Вчера он опоздал на два часа, и она была в дурном расположении духа.
(Я не стал обнародовать, что получил от нее по заду, это несущественные подробности.)
– Ясное дело: он положил глаз на другую, – сказала Пушишка.
Я покачал головой.
– Сначала Снежинка. Потом Дикарка. Теперь еще кто-то. Да что это с вами, девчонками? Чем он вас так манит?
Снова хихикают.
– Сам поймешь, когда столкнешься с Коко.
Я разыграл сценку «Какая такая Коко?», но не уверен, что они поверили.
Моя любимая не показывалась до вечера. Зато явился Тигр.
– Привет, Таффи! Хочешь со мной к Фебе, посмотришь, как я ем рыбку?
– Кушай-кушай, наедайся на неделю вперед.
– Кто бы говорил!
– Я бы говорил!
– Если ты так уверен, что победишь, чего ж ты тут болтаешься, перед домом Коко?
– Это дом Коко? – удивился я. – Ах да, в самом деле. Ее так долго не было, что я уж и запамятовал.
– Кто бы говорил!
– Я бы говорил!
– Говорун нашелся.
– Да я уже считай что победил, – сказал я. – Осталось меньше суток, и тебе придется признать, что я не влюблен в Коко.
Он как-то занервничал.
– Почему? Ты что, еще не видел ее?
– Может, и видел, – сухо сказал я. – А может, и нет. Я не на сто процентов уверен, что помню ее.
Недовольно пыхтя, Тигр поплелся к дому Фебы. Едва он исчез из виду, я попытался направить стопы восвояси, но не смог. Не тут-то было. Глупые стопы все время тащили меня назад.
Все ближе и ближе к дому семьи Коко.
Вот я уже за живой изгородью.
Вот пересек лужайку.
Вот под окном.
Какой смысл репетировать любовную песнь, коли не собираешься ее спеть? Я встал около крыльца, вдохнул побольше воздуха и грянул. От переполняющих меня чувств я позабыл слова и на ходу досочинял свои:
Я прервал песню, услышав, как тихонько открывается окно.
«О радость! – подумал я. – Сейчас появится моя возлюбленная Коко».
Из окна вылетел старый ботинок. Чудом не попал в меня.
Настоящая любовь пробивает себе путь сквозь тернии. И я отправился восвояси.
Душ из розовых и серебряных сердечек
День третий, и последний. Признаю, я места себе не находил. Днем должен истечь срок пари, и чтобы поторопить время и нагулять аппетит к романтическому ужину с Коко, я отправился в другую часть города.
Угадайте, кого я встретил. Тамару! На дереве.
– Вся в делах? – спрашиваю.
– А что, не видно? – несколько раздраженно сказала она. – Мы все тут делом занимаемся, – и махнула лапой.
Я оглянулся. На каждом дереве, куда хватало глаз, сидело по кошке. Пожалуй, Общество Борьбы за Права Котов присутствовало здесь всем составом.
– Что вы делаете?
– А что, не ясно? – рявкнула она. – Демонстрация у нас.
– Думаешь, кто-нибудь это заметит? В смысле, отсюда, с земли, вы все выглядите просто как кошки на деревьях.
Мое замечание явно ее не обрадовало. Она нацепила самое угрюмое выражение морды, какое у нее было в запасе, и сказала сквозь зубы:
– Это только ты не заметил, потому что окончательно отупел.
– Не надо на мне срываться. Я всего лишь говорю, как есть.
(Я мог бы добавить: «Тебе бы с Джаспером познакомиться из тупика Хаггета. Вы бы двое поладили».
Но я разумно промолчал и пошел своей дорогой.)
За углом смотрю – Мелли. К этому моменту я уже сообразил, что это у меня Неделя Встреч Со Старыми Любовями, так что был готов.
– Привет, Мелли.
– Привет, Таффи.
И молчит. Что делать, из вежливости спрашиваю:
– Хочешь пройтись?
– Ладно.
Как соблазнительно!
– К старому каналу?
– Ладно.
Чувствую вдруг – так пошалить охота!
– Через все эти мерзкие заросли?
– Ладно.
– И осколки стекол?
– Ладно.
– А потом я тебя столкну и буду держать голову под водой, пока не задохнешься, ладно?
Ответа я не стал ждать. Внезапно придя в себя, сделал ноги.
Два оставшихся часа я провел на высокой стене, окружающей школу Элли. Я знал, что, когда она выйдет после звонка с последнего урока, я выиграю пари. Но Тигр, видать, запаниковал и побежал меня искать. Гляжу – вон он, внизу идет.
Я распластался по стене, чтобы он меня не увидел. Посчитав, что он уже прошел, снова сел. Ан нет, все еще здесь. Я снова лег, надеясь остаться незамеченным.
– Ты чего это, Тафф, отжиманиями занялся? – съязвил он.
Я снова сел и вытянул ногу.
– Ты ж меня знаешь, Тигр. Я приверженец здорового образа жизни.
– А может, ты просто скрываешься от Коко до окончания пари?
– Скрываюсь от Коко? Да нет, что ты! Просто зарядкой подзаняться решил на солнышке.
Он глянул вверх. Глянул вниз. Глянул вправо. Влево глянул. Никакого солнца, ни лучика.
– Должно быть, облако набежало, – буркнул я.
Он оскалился.
– Стало быть, ты не против прогуляться со мной по Акация-авеню, вместо того чтобы жульничать?
– Жульничать?
– Ну, ты понял. Прячешься тут, за тридевять земель от своей зазнобы.
Я не хотел, чтобы меня раскололи.
– Не могу в толк взять, о чем ты вообще, – высокомерно сказал я. – Но буду счастлив тебя сопроводить.
– Вот и славненько, – едко улыбнулся он.
И как припустит. Можно подумать, мы и впрямь фитнесом занялись. Добрались до дому вдвое быстрее, чем Элли, даже когда спешит из школы.
И там – на улице перед своим садом – сидела Коко.
Солнечный свет окружил ее розоватым ореолом. Золотистые глаза блестели. Красивый хвост лежал элегантной дугой. Она выглядела милой и нежной – приглашающей, как бы говорящей: «Ты славный. И ты мне нравишься».
А я стоял там как идиот. Не мог издать ни звука.
Зато Тигр мог.
– Привет, детка! – сказал он так, будто она наша старинная подружка-соседка. – Я вот своего дружбана Таффи привел знакомиться.
Она прелестно нагнула головку к одному плечу.
– Здравствуй, Таффи. Ты тот молодец, который всегда играл в «Закинь жука в ворота», когда я тут прежде жила?
Я так и не обрел голос, но, к счастью, ответила Снежинка.
– Да! Он самый, Таффи. Он в этой игре дока.
И Коко мне подмигнула.
Она мне подмигнула! И я вдруг увидел розовые и серебряные сердечки, падающие вокруг нее дождем, как конфетти. Я услышал нежный звон колокольчиков. Вся улица запахла духами, а под лапами я почувствовал лепестки роз.
Закинь жука!
– Таффи! Таффи, ты нормально себя чувствуешь?
Я собрался. Еще час продержаться – и пари выиграно!
– Простите, – сказал я всем. – Что-то голова закружилась. Видать, перестарался в отжиманиях на стене.
– Да ты всего два раза и отжался, – сообщил Тигр. Явно почувствовал себя на волосок от победы. Он обратился к остальным: – Пойдемте, друзья, оставим Коко и Таффи вдвоем, пусть поболтают в саду о прежних временах. – И подпихнул меня к отверстию в живой изгороди, а Коко последовала за мной, утопая в высокой траве.
– Пока, Таффи!
Миг – и компашка растворилась, как не было.
Коко села и вопросительно склонила голову к плечу.
– Ты меня помнишь?
Я еле протолкнул воздух наружу:
– Да, помню. – Мне хотелось заорать в небеса: «Разумеется, помню! Как я мог забыть такую красивую, грациозную, пепельно-угольную кошечку с плывущей походкой?»
Но слова снова застряли в горле. Я мог только тупо пялиться в ее золотистые глаза. Я хотел предложить погулять (пойти на свидание!) и попытаться наверстать упущенные годы, проведенные в бесплодных попытках обрести любовь с другими, пока она была в Хаддерсфилде. Я хотел скакать рядом с ней по лугам, заросшим лютиками. Хотел боготворить ее отныне и во веки веков. Хотел…
Позади в траве раздался шорох. Неужто Тигр подкрался подслушать, негодник? Я не обернулся, потому что Коко заговорила своим мелодичным, нежным голоском:
– Ну, здравствуй! Давненько не виделись. Но ты, как я погляжу, ничуть не изменился.
Кто бы мог подумать – она заметила мои формы, пока я там притворялся, что играю в «Закинь жука»! Я скромно потупил взгляд.
– Все такой же красавчик…
Я изобразил «Ах, ну что вы».
– Никогда не забуду, – продолжала Коко, – как ты потрясающе храбро набросился на ту крысу, когда она выскочила из канализации.
Кот, убивший крысу? Так ведь это же не я! Это же…
Ох-х-х-х-х!
Я оглянулся.
Да, это он, собственной персоной. Джаспер! Подошел и стоял позади меня, ухмыляясь. Коко не со мной разговаривала! Неудивительно, что такому безъязыкому идиоту, который только и умеет, что траву ковырять лапой, она предпочла Джаспера. И теперь подмигивала ему золотистым глазом.
Джаспер просто отодвинул меня с дороги и пошел навстречу Коко. А я сел в траву и сидел тихо-тихо. Наверно, я должен быть рад, что он, по крайней мере, не плюнул на меня. Я сидел и смотрел, как прекрасный душ из маленьких розовых и серебряных сердечек вокруг головы Коко превращается в месиво жалких серых обрывков. Звон колокольчиков затих. Сладкий запах испарился, и вместо розовых лепестков подушечками лап я ощутил битое стекло и колкие стебли сухой травы.
Кому нужна любовь?
Только не мне. А ежели я когда-нибудь передумаю, то пойду к Элли, которая умеет любить меня правильно.
Когда я поднялся и огляделся, Коко и Джаспера уже не было.
Я валялся в траве, принимая солнечные ванны, пока Элли не позвала меня:
– Таффи! Таффи-и-и-и! Я дома!
Раз она вернулась из школы, значит, уже половина четвертого. Срок пари истек. Отличненько! Я подождал, пока она перестанет кричать, и отправился разыскивать всю честную компанию. Нашел Тигра.
– Привет, старина.
Тигр явно не обрадовался, что я заявился один.
– Где же Коко?
Я пожал плечами:
– Обыщи меня.
Он сузил глаза.
– Ты что, не договорился о следующем свидании?
– Нет, – я выразил искреннее удивление. – С чего бы?
– С того, что ты должен был влюбиться! – рявкнул он. – Потому что ты по ней сох до ее отъезда! Ты тогда слетел с катушек! Ныл и распускал нюни! Я был уверен, что у тебя сердце дрогнет при виде нее!
– Я тебя с самого начала предупреждал, что Таффи с любовью завязал, – сказал я. – Навсегда.
– Ты не притворялся?
– Нет. Кому нужна эта любовь? Уж точно не мне.
Он нахмурился. Гляжу – Джаспер с Коко направляются к лужайке с лютиками. Тут я тоже нахмурился.
А потом подумал: «Хватит!» – и толкнул Тигра.
– Брось! – сказал я. – Пошли к нашим, сыграем в «Закинь жука в ворота». (В конце-то концов, какой толк упражняться, если хоть иногда не демонстрировать мастерство?)
Тигр продолжал хмуриться.
– А еще, – говорю, – раз пари длилось всего три дня, то и для награды мне трех дней хватит.
– Правда? – он поднял глаза, повеселев. – Значит, хватит?
– Давай считать, что я преподношу другу подарок из натуральной вареной семги.
– Таффи, ты прекрасный друг. И ты чертовски прав. Никому эта любовь не нужна.
– Вот именно! – подхватил я. – Пошли, зададим жару этим жукам!
Мы нашли остальных и потопали к решетке для сточных вод.