Глупые розовые младенцы

Ой, да ладно, ладно. Что вы мне теперь, хвост открутите? Ну плюнул я на младенца, подумаешь. Он меня раздражал – лежал в своей колыбельке с оборками, кряхтел и гугукал. Это не-пойми-что надо мной смеялось. Кому понравится, чтобы над ним смеялись, а? Уж точно не мне. Меня не за красивые усы назвали Таффи – Крутышка. И прозвище «Кот-убийца» я получил вовсе не за то, что сидел на расшитой подушке и мурчал.

А потом этот младенец ткнул мне пальцем в глаз. Пальцем! Он же мог меня ослепить, так что мне, в сущности, повезло. Я мог его укусить. Или оцарапать. А я всего лишь плюнул. Слюна никому не может навредить, так чего ж все на меня окрысились?

– Таффи! – сказала Элли. – Сейчас же уйди от ребенка!

Ринулась к нему и схватила на руки. Ну и зачем? Он даже не захныкал. Младенец не возражал, чтобы на него плевали. Продолжал смеяться, словно все это такая большая, добрая шутка. Подумаешь, слюна потекла по щеке. Обитатели этого дома напрочь лишены чувства юмора. Чуть что – сразу орать.

– Этому коту нельзя доверять, – сказал отец Элли. – Он самое ревнивое существо на нашей планете.

Как вам это понравится? Ревнивое существо? Это я-то? Я поглядел на этого человека с таким презрением, что другой бы рассыпался в прах, а этот смотрит мне в глаза – хоть бы хны, и говорит Элли:

– Помнишь бедную Пушинку?

Элли побледнела. Конечно, она помнила. Пушинка – маленький котенок, за которым семейству пришлось приглядывать целых четыре дня. Вы просто не представляете, как они с ней цацкались.

– Красивая, правда? До чего пушистая! Такая милашка!

– Гляди, Элли. Пушинка научилась бить хвостиком!

– Смотри, какой у нее розовый язычок. Иди сюда, мам! Гляди скорей, пока она лакает молоко!

– Она не замерзла, нет? Если замерзла, сгони Таффи с коврика, пусть Пушинка погреется перед камином.

– По-моему, она проголодалась. Может, предложить ей сливок?

Предложить сливок? Я вас умоляю! Да она даже не живет с нами! Нас всего лишь попросили за ней приглядеть. Это я их домашний любимец, а никакая не Пушинка. Я с ними живу уже много лет, с тех пор, как Элли повзрослела настолько, чтобы уговорить своих на кота. Стоит ли удивляться, что я стал раздражаться по пустякам?

И не давал Пушинке спать на моих любимых местечках.

И случайно спихнул ее с подоконника.

И съедал ее специальный сочный корм для котят – по ошибке, прошу заметить.

И еще много маленьких глупых недоразумений, которыми они меня попрекали. В результате Пушинка вряд ли лелеет мечту снова пожить в нашем доме.

Впрочем, и возможности такой больше не представится. Потому что они отдали предпочтение глупым розовым младенцам.

И если не уследят, я снова на него плюну.

 

Паразит

Ой, ладно, ладно. Ну так обмажьте меня вареньем и суньте в коробку с осами. Сломал я им новый телевизор. Так я ж не нарочно! Я не хотел его ронять. Просто гнался себе за шмелем, и если бы их дурацкий телек не перекрыл мне дорогу, то и я бы в него не врезался. А что, пусть бы этот шмель всех искусал? Они еще должны быть мне благодарны.

А все дело в том, что кое-кто плоховато закрепил свой новенький плоский широкоформатный, с высоким разрешением, телевизор на подставке.

Да! Именно так. Отец Элли виноват, а вовсе не я. Видели бы вы, как этот Мистер Наверно-Так-Не-Упадет ленивенько, вполсилы закручивает шурупы. Да этому плоскому ничего другого не оставалось, кроме как грохнуться. Я мог бы в него и не вреза́ться.

И кто виноват, что мне не удалось перепрыгнуть его в суперпрыжке?

Вот именно. Мама Элли, кто ж еще. Это она меня кормит. И коли благодаря ее кормежке я слегка превысил идеальный прыжковый вес, то кого, скажите, винить?

Ясное дело, не меня.

Слышали бы вы отца Элли, когда он вошел и узрел нанесенный урон. И кто из нас дикарь?

– Кранты телевизору! Амба! По всему экрану царапины, верхние углы отбиты! Глядите, что натворил этот здоровый, жирный, тупой, надоедливый, идиотский, неприятный во всех отношениях, злобный, опасный паразит!

Что, простите? Паразит?

Ну, как нехорошо. На случай, если вы не в курсе, паразитами называют неаппетитных созданий вроде вшей, ленточных червей, блох и клещей, которые ничего не делают и живут исключительно за чужой счет. Я-то не такой. Я позволяю себя гладить. Позволяю себя кормить. Позволяю брать себя на руки. (Только Элли. И нечасто. Но суть вы уловили.)

Я не паразит. Как он посмел? Я не потерплю такой грубости. Клянусь, когда он в следующий раз заглянет в свой бельевой шкаф, там повсюду будет шерсть. На полке с носками. На брюках и пиджаках. Не волнуйтесь, мне хватит шерсти на все его нижнее белье.

Я ему отомщу.

 

Все те же скучные разговоры о коте

Но он оказался гораздо, гораздо коварней, чем я думал. Я вышел прошвырнуться – ну, знаете, помоечный тур с Тигром, Беллой и Снежинкой. А вернувшись, застал то, что он называет «семейным советом», а я – «Все теми же скучными разговорами о коте», свидетелем которым я бывал тысячу раз.

– Что нам делать с Таффи?

Собрались все, набившись в гостиную: Старый Мистер Ворчун, Королева Котят – и Элли.

Я, как всегда, занял позицию за дверью, удобную для прослушки.

– Я вам так скажу, – начал Мистер Смотрю-Футбол-Слетаю-С-Катушек, – это было последней каплей. Придется подыскать для Таффи новый дом.

Элли, как всегда, разразилась слезами:

– Нет! Нет! Не имеешь права! Таффи мой!

Ее мать обычно принимает мою сторону, но не в этот раз.

– Но он опасен для младенцев, детка. И для котят.

– И для телевизоров, – горько сказал отец Элли, не в силах смириться с утратой.

Но Элли топнула ногой:

– Но он мой!

Вот тут-то ее отец показал, сколь безгранично его коварство.

– Элли, я знаю, ты очень любишь Таффи. Но мы можем найти тебе взамен другую зверюшку.

– Да, – поддержала его мать. – И характером поприятней, и вреда чтоб от нее поменьше было.

– Может, котенка, – сказал папа.

– Похожего на Пушинку, – с надеждой поддержала мама.

– А как же Таффи? – сказала Элли сквозь слезы. – Что с ним будет?

– Нууу, знаешь, как с котами, – сказал Мистер Добьюсь-Во-Что-Бы-То-Ни-Стало. – Это же не собаки, которые будут любить хозяина до смерти. Дай коту тепло и удобства плюс приличную кормежку, и он будет счастлив где угодно. А в мире полно других мест, куда Таффи может пойти.

Я заглянул в щель и увидел, как мать Элли качает головой, глядя на выдранные нити из спинки дивана, где я пристроился точить когти, дабы не затупились.

– Да, – согласилась она, – есть дома, гораздо более подходящие для него, чем наш.

– Верно, – сказал папа. – Мы подыщем ему другой дом, где он будет наверняка счастлив.

Настал момент, когда Элли обычно бросается лицом вниз на диван с рыданиями и всхлипами и грозится убежать из дому, если они меня прогонят. Момент, когда она должна закричать: «Если вы не любите Таффи, значит, не любите и меня!»

Но она молчала.

Долго молчала, очень долго.

Дольше, чем когда-либо.

Я снова глянул в щель – и не поверил собственным глазам! Элли вытерла слезы и смотрела с надеждой.

– Правда? – уточнила она. – Другой дом, где Таффи будет наверняка счастлив?

– Точно, – сказал Мистер Все-Равно-Мне-Никогда-Не-Нравился-Этот-Кот.

– А мне можно будет завести другое домашнее животное? Красивого котеночка, навроде Пушинки?

– Конечно, можно.

Сказать вам, что я тогда сделал? Сел за дверью и принялся ждать. Но не просто ждать. Я считал. Один, два, три, четыре…

Знаете, сколько я насчитал до тех пор, пока Элли снова заплакала и стала упрашивать оставить меня?

Одиннадцать секунд! Можете поверить? Целых одиннадцать секунд прошло, прежде чем это вероломное дитя наконец вспомнило о Таффи – ее чудесном, любимом Таффи. Таффи, которого она собирается в четверг представить на школьном вечере «Мой замечательный домашний любимец». Таффи, которого она «так любит и всегда будет любить – вечно-превечно».

Одиннадцать гигантских, длиннющих секунд!

Вот нахалка!

 

Хоть одна причина, чтобы остаться

Тем вечером я сказал своим дружбанам:

– Я собрался сбежать.

Они уставились на меня в шоке.

– Сбежать? Почему?

– Потому что нет мне счастья в этом доме.

– А что такое с твоим домом? – спросил Тигр. – Там же, кажись, тепло.

– И вполне себе удобно, – сказала Белла.

– Да удобно, вполне себе, – с неохотой признал я.

Снежинка добавила:

– И кормежка у тебя там более чем достойная.

– Да, кормежка что надо, – говорю, – иначе я бы там не задержался. Но придумайте мне хоть одну уважительную причину, почему я должен там оставаться.

 

Глава о грустном прощании

– Кроме того, что там тепло, удобно и хорошо кормят?

– Да, – кивнул я. – Кроме этого.

Все трое надолго задумались. Но ни одной причины (кроме того факта, что там тепло, удобно и хорошо кормят) не нашли.

– Ну вот, видите, – сказал я победоносно. – Не ломайте мозги, все равно не придумаете. Так что мне ничего не остается, кроме как бежать.

Я прошелся по дому, сердечно прощаясь с любимыми вещами.

– Прощай, дорогое Комнатное Растение. Надеюсь, тебе будет не хватать моего рытья в твоей земле, когда на улице слишком холодно и мокро, чтобы выходить из дому по делам. – Я смахнул слезу. – Мне тоже будет тебя не хватать.

Я заглянул в кухню.

– Адью, моя дорогая Сковорода, – вздохнул я. – Сколько раз я вылизывал с тебя остатки жареного бекона, когда поблизости никого не было! Сколько лет были друзьями, Сковородка-Сковородочка. Но всему приходит конец.

Я поднялся на второй этаж.

– Время расставаться, – сказал я Будильнику. – Сколько раз я прокрадывался сюда при свете луны, когда Мистер Я-Не-Должен-Опаздывать аккуратно заведет тебя на семь утра. Сколько раз, невзирая на его раскатистый храп, мужественно вспрыгивал на тумбочку и беззвучной лапой нажимал кнопку ВЫКЛ. И как мы оба ликовали, слыша его отчаянный, панический визг, когда он обнаруживал, что проспал. О, я буду скучать по тебе, Будильник.

Я переместился под кровать Мистера Я-Не-Храплю-Просто-Тяжело-Дышу.

– Прощайте, Тапочки. Если бы я мог проронить слезу за каждую мертвую мышь, уложенную в вас, чтобы напугать Мистера О-Мой-Бог-Что-Тут-Такое, я наплакал бы реку, прощаясь с вами. Прошу вас, не страдайте от тоски и одиночества без моих маленьких даров. Прощайте! Прощайте!

Я спустился в гостиную к Пианино.

– Адьос, мой музыкальный друг! Не ходить мне больше по твоим клавишам, заставляя тебя плимкать и плямкать и сводя с ума домашних. Наши счастливые минуты позади. Ухожу странствовать, и – увы! – никогда не закончить мне произведение под названием «Фортепианный концерт для четырех лап Таффи».

Я подумал, было бы неплохо уйти под такие прелестные звуки, которые так и звенели у меня в ушах, и прошелся туда-сюда по клавишам. (Мне нравится наступать на черные. Звук получается более плим-плямистый. Всякий раз, как лапа у меня соскакивала на белую, я старался подпрыгнуть.)

– Что за какофония?

Упс! Мистер Ничуть-Не-Музыкальный сунул голову в дверь.

– Ты!? А ну брысь с пианино!

Скинул меня. Ненавижу это. Я перевернулся в полете и оцарапал его, сильно.

– А-а-а-ай!

Он смотрел на меня пылающим взглядом, я таким же смотрел на него.

Вот домашнее существо, с которым я не стану сердечно прощаться.

 

Ну так отшлерайте меня

Ну так отшлепайте меня по маленькой пушистой попке, я не попрощался с Элли. Нет, я хотел. За тем и поднялся наверх, в ее спальню. За тем и прыгнул к ней на плечо и замурлыкал в ухо.

И тут я увидел, что она рассматривала на экране компьютера.

Котята!

Забавные пушистики. Сладенькие мявкалки с огромными луполками. Не поверите, какие им дают имена. Сладкий-Пирожок. Бинти-Минти. Панси-Ванси. Присси-Мисси. (Пардон, что-то мне поплохело.)

Элли остановилась на фотографии с котенком по имени Титания. (Я вас умоляю! Титания! Кошка!)

– Смотри, Таффи. Правда, миленькая?

Иногда, знаете, я не жалею о том, что не наделен способностью разговаривать. Поскольку если б умел, непременно выдал бы юной Элли все, что думаю по поводу идиотских, безмозглых пуховых шариков, которые не могут ни помыться сами, ни поймать какое-нибудь уснувшее крепким полуденным сном в гнезде существо. Да что там, некоторые на десятый день жизни не в состоянии найти дорогу к лотку.

Хорошо, что я не говорящий. В противном случае, боюсь, последние слова, которыми я обменялся бы с Элли, прозвучали бы не слишком любезно.

В общем, так я и не попрощался.

 

Мертвые мыши и птицы? Фу!

На стене ждала вся честная компания.

– Ну, – нетерпеливо спросила Белла, – ты таки удрал?

– Да, – гордо говорю я. – Раз мне не рады, уйду прочь.

Но тревожные вопросы продолжали поступать.

– Но послушай, Таффи, если никто не наполнит твою миску, что ты будешь есть?

Я подумал, подумал, и наконец выдал ответ:

– Я кот, и если не найду ничего другого, то всегда остается старый, надежный традиционный способ.

Они не поняли.

– Мертвые мыши и птицы, – подсказал я.

По-моему, никогда еще я не видел на этих трех мордах такой степени отвращения.

– Мертвые мыши и птицы? Фу!

– Шутишь?

– В смысле, содрать с них все эти волосы, мех, перья и прочее и по-настоящему съесть?

– Мерзость!

– Страшно подумать!

– Фильм ужасов!

– Нездоровые идеи! Ты что, с катушек спрыгнул?

– Слушайте, – сказал я. – Мертвые мыши и птицы – это пища, которой раньше питались коты.

Это их не убедило.

– Ага. В каменном веке!

– До того как изобрели кошачьи консервы.

– Миллион лет назад.

– Не будьте такими слюнтяями, – поморщился я. – Помню, мне маман рассказывала, что мой прадед был знаменитым мышеловом.

– Спорим, он не ел тех, кого ловил.

– Спорим, ел, – напирал я.

Тигр не сдавался.

– Не поверю. Его бы стошнило.

– Меня бы стошнило от одного вида, – добавила Снежинка.

Не было у меня времени на споры. Темнело. Я попросил Беллу и Снежинку покрепче держать мой ошейник, пока от него освобождался. Потом сказал:

– Ну что ж, прощайте, друзья! Ухожу искать счастья. Пожелайте удачи!

Они проводили меня до конца стены. Тигр помахал лапой:

– Не забывай нас, Таффи!

– Да, не забывай нас! И мы тебя не забудем.

– Не забудем.

 

Таффи – уличный музыкант

Лучше всего отправиться туда, где меня никто не знает. Не хочется, чтобы на меня сверху вниз пялились доставучие люди.

– Не тот ли ты кот с Акация-авеню, что выкопал все мои петунии? Верну-ка я тебя хозяевам.

Поэтому я углубился в город дальше, чем обычно захаживаю. Движение было оживленное. Множество народу стояли на автобусных остановках или торопливо шагали по улицам. Я слонялся туда-сюда, пока не услышал, как за углом кто-то играет на губной гармошке. Эта мелодия мне нравится.

Остановился послушать. Игравший запел:

От мысли о еде у меня заурчало в брюхе. Я повернул за угол. У стены стоял молодой человек. Он положил на асфальт бумажную тарелку, а прохожие ставили на землю свои кошелки с покупками и лезли в карманы за мелочью.

Уличный певец!

Ему довольно много монет накидали. Каждые несколько минут он собирал их с тарелки и клал в карман. И снова пел.

И я так могу! Буду петь, может, кто-нибудь откроет пакет да и кинет мне кусок-другой курочки или копченого лосося.

М-м-м-м. Вкусняки-няки-няки!

Я прошел дальше, завернул за другой угол и нашел себе местечко у стены, а для подношений, которые, как я ожидал, скоро посыпятся на меня, вытащил из мусорного бака совсем чистую пластиковую тарелку.

И запел.

Я пел искренне, можно сказать, прямо сердцем пел. Сперва попытался растрогать их старинной жалобной песенкой про замерзающего в снегу котенка.

Потом запел песню, от которой люди мягкотелые непременно прослезятся: про полосатую кошку, скончавшуюся от голода на дереве. (Я вас умоляю! Сколько вам лет? И сколько в своей жизни вы встречали кошачьих скелетов, свисающих с ветки? Ни одного. Вот именно. О том и речь.)

А потом я во весь голос выдал свою любимую: «Хор диких котов».

Ничего не сработало. Ни одна песня. Люди только втягивали голову и спешили пройти мимо. Некоторые бросали сердитые взгляды. Ни одна живая душа не остановилась, чтобы сказать: «Какие чудесные песни! И до чего прелестный голос!»

И вообще, они были крайне невоспитанные. То и дело до меня доносились обрывки фраз:

– …Кошмарный вой…

– …Непозволительно…

– …Совершенно невыносимо…

– …Явно бродячий. Сдать в приют…

Потом один наглец взял и выкинул мою пластиковую тарелку в урну.

Тогда я сдался, прекратил пение и ушел. Ладно, придумаем что-нибудь другое.

 

Хор диких котов

На этот раз я был умнее. Нашел ухоженную улицу, приглядел себе ухоженный дом и ухоженную леди, выгружающую дивного вида пакеты из ухоженной машины.

Она показалось мне немного знакомой. Но я не придал этому значения. Я встречаю уйму народу. Короче, подумал я, местечко что надо.

Первым делом что? Знакомство. Я стал виться вокруг ее ног, дико мурлыча.

Женщина погладила меня и вдруг занервничала:

– Постой-ка. А я не могла тебя где-то видеть? Это не ты ли часом устроил драку с другим котом у нас на школьном дворе на виду у первоклашек?

Ой-ой. Вот теперь и я вспомнил, кто она такая. Это же классный руководитель Элли!

Но я был голоден, а сумки выглядели весьма аппетитно. И я усилил громкость мурлыканья до отметки 8. Сработало!

– Ох, да что это я, – сказала она. – Должно быть, спутала. Ты такой миленький, ласковый котик, а тот был просто ходячим кошмаром. У нашей школьной охранницы до сих пор шрам от его когтей.

Я постарался придать себе сочувствующий вид, проскользнув следом за училкой в дом. Мурлыкал изо всех сил, пока она разгружала покупки. Потом она наклонилась и пощупала мою шею.

– Ошейника нет.

Конечно, нет. На это мне ума хватило!

Она вздохнула.

– Ох, батюшки. Накормить тебя, что ли? Но учти, – она погрозила мне пальцем, – один раз, не больше.

Один раз? Ха, ха и еще раз ха. Все знают: покормишь кота один раз – и ты у него на крючке пожизненно. Так что она попалась с потрохами. Выдала мне тунца из консервной банки и взяла на руки, чтобы показать дом. Я не вырывался, нет. Терпел с трудом, однако продолжал мурлыкать.

Даже когда она показала попугая.

– Смотри, кто у нас тут, – поднесла она меня к клетке. – Познакомься с Грегори.

Попугай Грегори мигнул, глядя на меня, я мигнул в ответ.

– Надеюсь, вы подружитесь, – сказала она.

– Мур-р-р-р-р, мур-р-р-р-р, – заливался я.

– Грегори у нас умница. Я закрою тебя на кухне. Но если в мое отсутствие услышишь всякие странные шумы и голоса, не пугайся. Это Грегори имитирует звуки, которые слышит.

Я мурлыкал и кивал.

– Хорошо. А теперь, боюсь, мне нужно возвращаться в школу, чтобы подготовить кое-что к вечеру четверга для проекта «Мое чудесное домашнее животное». Завтра найду твоего хозяина. А сегодня – только одну ночь – можешь поспать у меня.

Она взяла сумку и вышла.

А в моем распоряжении, значит, осталась кухня.

Кухня, и больше ничего.

Скучно. Смертельно скучно.

И тут включился Грегори. Сперва изобразил «скрип двери» и «грохот мусорного бака на колесиках». Затем озвучил «ночь фейерверков». Потом свою хозяйку: «Ох, Грегори! Ты же знаешь, у меня от этих ужасных звуков голова раскалывается. Не мог бы исполнять что-нибудь тихое и милое?»

Ой, ладно, ладно! Ну так сварите из меня кроличье рагу! Я научил его песне «Хор диких котов». Я провыл ее из кухни, и попугай Грегори запомнил ее с полпинка. Вскоре мы выли ее вместе, и получалось вдвое громче, потом Грегори и за двоих петь научился. И к моменту, когда мне надоело с ним выть, Грегори сам уже звучал как четыре кота, а не один.

Звезда!

Проблема в том, что он настолько проникся новой темой, что не мог с нее соскочить целых два часа после возвращения домой классной руководительницы Элли.

Ну и меня вышвырнули, естессно.

 

Идеальный дом

Ночевал я в сарае с инструментами, а наутро отправился искать дом получше. Проскочила, конечно, мыслишка: не вернуться ли к Элли. Наверняка она уже осознала свою ошибку, и лежит лицом вниз на кровати, и выкликает мое имя в небеса, выплакивая слезами по капле свое бедное разбитое сердце.

Но бреду я по улице и что вы думали, замечаю? Листок, прилепленный к фонарному столбу.

И еще один на следующем.

И еще. И еще много, много листков, все одинаковые.

Подошел посмотреть. Это оказалось объявление «Потерялся кот» с фотографией противнейшего, упрямейшего, угрюмейшего, капризнейшего на вид четвероногого.

Я не удержался от мысли: кому захочется такого искать?

Потом пригляделся внимательней.

Ба, да это же мой портрет!

Посмотрел вперед, и точно: вдалеке мелькает мама Элли, останавливаясь у каждого фонаря, чтобы прилепить очередной оскорбительный постер.

Вот же елки-моталки! Во-первых, я не потерялся. Я ушел искать лучшей жизни! И во-вторых, они выбрали самый дрянной снимок. Он не отражает мои лучшие стороны. В смысле, я не так выгляжу. По крайней мере, не всегда. Не каждый день. Изредка, возможно, когда не в настроении. Но не всегда же! Почти никогда!

Никто не опознает меня по этой фотографии. Ни один человек. Никогда-преникогда!

Так что я пошел дальше вполне довольный, хотя многие, вот странное дело, бросив взгляд на объявление и затем заметив меня, пытались меня поймать. Я только успевал отплевываться.

А потом я нашел то, что искал.

Идеальный дом.

Широкие подоконники для лежбищ. Сад – джунгли (ох, и поохочусь!) На некоторых окнах нет сетки. Крышка с мусорного бака снята. И самое шикарное – пруд с беспечно плавающей милейшей золотой рыбкой.

Рай! Чистейшей воды райские кущи! Если и есть у меня любимое занятие, так это возлежать на бережке пруда с рыбками и полоскать лапку в водичке, пытаясь…

Нет. Сейчас не до мечтаний! Надо обаять хозяина. Он стирал. Мы разговорились. Вот как проходила беседа.

Он: Привет, котейка. Ты откуда такой?

Я: Мр-р, мр-р. (Вьюсь вокруг ног, намекая на пустой желудок.)

Он: Голоден? Любишь рыбьи головы?

Я: Мр-р-р-р-р!

Он (ставя передо мной тарелку): Ну-кась отведай. Тебе станет намного веселей жить.

Я: Чав, чав, чав.

Я на небесах, несомненно. Я наелся рыбы. (Чуть многовато укропа, на мой притязательный вкус, но, побойтесь Бога, не каждый же родится шеф-поваром.) Я подремал на подоконнике. Но подул ветерок, и я проскользнул в дом через открытое окно, а когда время, по моим ощущениям, подошло к обеду, направил стопы к пруду.

Обидно. Он маячил поблизости, развешивал белье.

Ну да ладно. Свежая рыбка подождет. Я обогнул дом и как следует порылся в мусорных баках.

Половинка рыбной палочки. Вкусняки-няки-няки, как в той песенке. О да, я нашел Идеальный Дом.

Так я подумал. Но в три тридцать мой сказочный мир рухнул. По тропинке затопали шаги. Куча вопящих и верещащих рыжих хулиганов.

– Гляньте! На окне! Котяра!

– Папка достал нам настоящее домашнее животное! Не просто тупую золотую рыбку, а натурального живого кота!

– Чур я первый его глажу.

– Не-е-ет! Я первый увидел, мне и гладить первому.

– А потом я.

– А потом я.

– А потом я!

– Ага, раз я последний, чур я его в школу понесу на вечер «Мое чудесное домашнее животное».

Хорошо, конечно, быть востребованным. Но честно, шум они подняли страшенный! Пока они спорили, я их сосчитал. Пять рыжих пацанов! Пять кошмарных горлопанов одновременно тянули ко мне цепкие ручонки. И уж пришлось мне как следует пошипеть и поплеваться, чтобы слинять с этого подоконника.

Но после этого запели они совсем по-другому, уверяю вас!

– Плохой кот!

– Он меня поцарапал! Гляньте! До крови!

– Наверно, он дикий.

– Кто захочет такого в школу нести? Я лучше возьму красивую золотую рыбку.

– Нам вообще-то никто другой и не нужен.

– Ну, этот нам точно не нужен.

Ага, Идеальный Дом, как же!

 

Вернись домой, я тебя задушу

Я подремал в соседском гараже. (Ой, ладно, ладно! Открутите мне хвост! Да, я оставил приличную вмятину в новой модной шляпке, которую хозяин прятал до дня рождения своей женушки. Но любой, кто вздумал бы вздремнуть там, лег бы именно на нее. До того уютная шляпа, слов нет. И вовсе не виноват я, что лента вокруг тульи спуталась и порвалась. Я просто пытался смести с нее кошачью шерсть. Да, я крутился, надо же было устроиться поудобней.)

Проснулся, чувствую – помираю с голоду. Раньше, в прежнем доме, проголодавшись, я мог просто развалиться где-нибудь на самом проходе и смотреть в глаза маме Элли, пока она не вспомнит о своих обязанностях кормилицы.

Увы, это не срабатывало с незнакомыми. Я крутился под ногами, терся и мурлыкал, но чужие так неуклюжи! На меня наступали, об меня несколько раз спотыкались. И ругали, представляете? Есть такие грубияны! Наконец я сдался и пошел проведать, что выбрасывают в ближайшей пиццерии. (Вы тоже неравнодушны к пеперони?)

Завернув за угол, кого, по-вашему, я увидел? Кто, как не сам Мистер Меня-Послали-Искать-Нашего-Кота, вышагивал в раздражении и обиде?

Меня не радовала перспектива вернуться домой, вися у него подмышкой, и я поспешно скрылся.

– Кис-кис! – орал он, сотрясая воздух. – Таф! Таффи-и-и-и, где ты-ы-ы? Вернись, чтобы я мог тебя придушить! Вернись, чтобы я мог сварить тебя в кипящем масле! Таф-фи-и-и! Знаешь, что сейчас идет по телику? Да! Лучшие пенальти сезона! И что же, я сижу смотрю? Нет, не смотрю. Не сижу. Отчасти из-за того, что телевизор сломан. А отчасти потому, что меня послали тебя искать! Так что возвращайся, Таффи! Кис-кис-кис! Вернись, чтобы я мог испортить тебе жизнь так же, как ты испортил мне!

Я простой вопрос вам задам, ладно? Услышь вы такое, вышли бы вы к нему?

Нет, не вышли бы.

Вот и я не вышел. Промелькнувшая было мысль податься домой исчезла, испарилась без следа, и я сделал ноги.

 

Я его не убивал!

(Предупреждение. Слабонервным эту главу лучше пропустить. Настоятельно рекомендую: нехорошая она.)

Я брел по улицам. Шли часы. Я становился все голоднее.

И голоднее.

И голоднее.

Все крышки на мусорных баках были плотно закрыты. Я осматривал дворы один за другим в поисках добычи, в надежде, что какая-нибудь добрая душа оставит для ежей хоть блюдце с молоком.

Но тщетно.

Дошел до конца улицы.

Ничего.

Вздыхая, потащился назад. Вот тогда-то я и увидел его в траве под ногами.

Птенец.

Я его не убивал! Понимаете? Наверно, он выпал из гнезда после того, как я прошел в первый раз. (Вероятно, от испуга.)

Но он был мертв. (Притом свеженький.)

А я хотел есть.

Я потрогал его лапой.

– Ну давай же, – подбодрил я себя, – не будь такой мямлей. Это же мясо. Свежее мясо. Вкусная, традиционная пища. А ты очень голоден.

Увы! Голоден, но не настолько. Нет, не настолько.

Белла, и Тигр, и Снежинка оказались правы.

Гадость! Фу!

 

Фото моего красавца Таффи

И вот стою я и пытаюсь убедить себя, что птенец на вкус не хуже пепперони, как вдруг на меня падает тень.

Из дома показалась женщина.

Я смотрю на нее. Она на меня. Я-то на нее смотрю, потому что она соорудила себе прическу наподобие мягкого мороженого в стаканчике. А она смотрела, потому что, видать, приняла меня за подарок с небес.

– Кот! – Она заметила несчастного заморыша у меня в лапах. – И явно охотник! Ты и мышей ловишь? А то у меня на кухне под дверью какое-то шебуршание. Боюсь, уж не грызун ли!

По тому, как она произнесла слово «грызун», было видно, что особа весьма требовательная. Но я устал и проголодался, и подумал: а что, собственно? Некоторые коты вынуждены зарабатывать на пропитание. Можно попробовать.

И я оказался прав, что решился. Ибо жизнь порой бывает верхом блаженства! Мисс Уиппи посчитала, что я стану ловить мышей, если меня не кормить, но она не знала, что я ас среди асов в обращении с помойными ведрами. Всякий раз, как она выходила, я наступал на педаль и выуживал то недоеденный кусочек мяса, то остатки цыпленка. Насытившись, я унес добычу в сад и зарыл позади клумбы с люпинами.

Она ничего не заподозрила, поскольку шуршание прекратилось. (Это оказался всего-навсего сухой листок, застрявший в щели под дверью. Я его выковырял, и – оп-ля! – грызунов как не бывало.)

Три ночи подряд она возносила мне хвалу:

– Ты просто чудо, Кискинс. Ты мне очень пригодишься на вилле в Испании.

Вилла в Испании? Она что, миллионерша?

Похоже на то. Сперва купила мне красивый ошейник, отделанный драгоценными камнями, и корзину для сна в форме лебедя. (Мрррр!) Потом принесла стильную мисочку для воды. На следующий день даже повезла в город фотографировать. Да! Это вам не какая-нибудь дешевка типа «Стой спокойно, на моем мобильнике медленная камера», как в доме Элли. Мисс Уиппи заказала мне студийный портрет! Фотограф усадил меня на подушку и вежливо – вежливей не придумаешь – попросил не отворачиваться от камеры.

– Кискинс! Посмотри, пожалуйста, сюда. Да! Так гораздо лучше.

Он нащелкал дюжину разных снимков, и, должен сказать, весьма недурных. Куда лучше, чем на тех ужасных объявлениях «Потерялся кот». Так они мне глянулись, что захотелось показать моей бывшей неблагодарной семье, чего они лишились. Я взял один снимок за уголок (только бы слюнями не закапать) и медленно, аккуратно понес к своему бывшему дому через весь город.

Элли сидела на крыльце и лила горькие слезы.

Я спрятался за кустом.

– Ох, Таффи! – плакала она. – Ох, Таффи! Тебя так долго нет! Я так соскучилась! Ох, Таффи, когда же ты вернешься домой?

Домой? Ха! Пардон, конечно, но теперь у меня новый дом. Гораздо, гораздо лучше прежнего. Дом, где я отлично питаюсь и люди ценят мою красоту.

Я выплюнул фотографию. Ветер подхватил ее и мягко опустил на дорожку прямо перед Элли.

Она подобрала ее и вытерла слезы, чтобы лучше рассмотреть. И взвыла:

– Не-е-ет! Это же Таффи! И я этой фотографии раньше не видела!

Вот именно, детка. Эта фотография гораздо круче и красивее, чем вы делали.

Элли ринулась в дом. Скрываясь за кустом, я подглядывал в окно. Элли мотала фоткой перед лицами родителей.

– Мам! Пап! Глядите! Таффи, наверно, похитили! Видите? В доказательство котокрады подкинули снимок.

Должен признать, мама Элли встревожилась. Но Мистер Не-Ждите-Что-Я-Раскошелюсь лишь пробурчал что-то неприятное вроде «Если этот дрянной кот стоит хоть горсти мелочи, то я банан». Не будь я в бегах, я бы на него сейчас плюнул. Прямо в лицо.

Элли снова разревелась, и я спрыгнул. Не жалейте ее! Не смейте! Она сама виновата! Пусть теперь страдает по любимому Таффи. Надо было раньше думать – вместо того чтобы грезить о слащавых котятах.

И нечего беспокоиться за эту девчонку, говорю вам.

Побеспокойтесь лучше обо мне.

Я лично так и сделал. Вдруг сообразил, что, если быстро не вернусь, строгая мисс Уиппи может выбросить мусор, прежде чем я добуду себе ужин.

И я поторопился.

 

Кошмар Кошмарыч

Мисс Уиппи много говорила с подругами по телефону о своей вилле в Испании, и, судя по разговорам, вилла эта была сущим кошмаром. Насколько я понял, там круглый год стоит нестерпимая жара, это раз, я не поклонник чеснока – это два, и я ненавижу ходить по плиточному полу, стуча когтями, – это три.

Да и какой мне прок от ее любимого бассейна? Я не водоплавающий кот. Всякий раз заслышав, как она хвастается виллой, я вздрагивал и радовался, что живу здесь, а не там.

Вот почему испытал такой шок, найдя бумаги.

Я не шпионил, как можно. Всем известно, что, если на столе лежит хотя бы обрывок бумаги, кот на нее усядется.

Даже если размером он не больше трамвайного билета – все равно сядем.

А это была полноценная такая бумажища. Я долго на ней сидел. (Ой, да ладно, ладно! Ну так намойте мне лапы в мыльной воде! Я прятал остатки добытого ужина за клумбой с люпинами, и лапы у меня были еще в цыплячьей подливке. Попачкал я ей эту бумагу, сильно.)

Потому-то и поглядел на бумагу – посмотреть, не подсохла ли подливка, нельзя ли ее уже стряхнуть на пол.

И тут я увидел слово «паспорт».

Пригляделся внимательней – и прочитал слово «домашнее животное».

Тогда я подвинул попу и прочитал фразу целиком. ЗАЯВЛЕНИЕ НА ВЫДАЧУ ПАСПОРТА ДЛЯ ДОМАШНЕГО ЖИВОТНОГО СРОКОМ ДЕЙСТВИЯ 24 ЧАСА.

Вот, значит, в чем дело. Мисс Уиппи носила меня фотографироваться вовсе не за красоту. Фотография нужна была ей для паспорта, чтобы я ловил мышей на вилле в Испании!

Я прочитал написанное мелкими буквами. Вот что я называю Кошмар Кошмарычем! Во-первых, требовалась справка от ветеринара о дате последних прививок. Прививок! На тот случай, если вы с Марса, напомню, что это означает иголки! А я их как-то не особо. И врачей. Их я тоже как-то не особо.

Потом шли правила о размере проволочной клетки. Заметьте: «клетки», а не «удобной корзинки» или «кошачьей перевозки». Проволочной!

Потом фраза о том, сколько времени ваше животное проведет в багажном отсеке. В багажном! Я же не какой-нибудь старый чемодан.

Еще было правило о том, что фотография должна быть крупным планом. Вот к чему были все эти вежливые разговоры: «Кискинс, посмотри, пожалуйста, сюда. Да! Так гораздо лучше». Теперь это воспринимается несколько иначе, правда?

И потом я прочел последнюю строку, под которой красовалась вычурная подпись мисс Уиппи.

Дата отлета.

5 мая, написала она.

Пятого? Я глянул на календарь.

Сегодня четвертое!

 

Вжик!

Видели когда-нибудь торнадо?

Даже если ваш ответ «да», я все равно двигался быстрее, улепетывая из этого дома. Быстрее ракеты. Вжик – и катапультировался через окно в сад, вы бы не успели моргнуть наполовину, а меня уже и след простыл. Я мчался с такой скоростью, что, оглянувшись, на миг увидел самого себя.

Это оказалось большой ошибкой. Надо было вперед смотреть, потому что меня схватили, и я услышал мужской голос:

– Ага! Задумал побег, да, Кискинс? Не свезло! Попался!

Я повернул голову посмотреть. Ой-ой! Человек в белом халате, наша ветеринарша облачается в такой перед тем, как делать процедуры.

Я бешено извивался, но он крепко держал меня за шкирку.

– Не борись со мной, Кискинс. Я не для того ехал на прием, чтобы дать пациенту сбежать.

Пациент? Скорее, жертва! Мне уже делали прививки! Мне больше не надо. Я продолжал вырываться, как сумасшедший. Я царапался. Я шипел. Я выл. Я развернул полномасштабные боевые действия. Но этот парень был настоящим профи в общении с сопротивляющимися животными, принес меня во внутренний двор мисс Уиппи, зубами стянул с вращающейся сушилки для белья большое полотенце и крепко-накрепко спеленал меня.

Меня! Закатал в махровый розовый рулет! Я напоминал теперь очень воинственную сосиску.

Что же удивительного в том, что я ненавижу ветеринаров? Они всегда побеждают. Небось, проходят спецкурс о том, как завернуть безобидных маленьких котиков в старое полотенце, чтобы напичкать пилюлями или истыкать иглой.

Он обошел дом и позвонил с парадного входа. Наверное, оторвал мисс Привереду от укладывания в чемоданы красивых нарядов.

Мой тюремщик улыбался во весь рот.

– А котик у вас умный. Пытался сбежать.

Мисс Уиппи всплеснула руками.

– Ну надо же! Огромное спасибо, что поймали. Без прививок его не пустят в самолет, а рейс уже завтра.

– Нет проблем, – ухмыльнулся пренеприятнейший гость. – Я вам его вечером верну со всеми надлежащими бумагами.

Я пытался объяснить им, что уколы мне в этом году сделали. Все до единого. В марте. Но получился только громкий вой.

А потом случилось ужасное.

Мисс Уиппи вдруг наклонилась и поцеловала меня в нос.

Меня! Таффи! В нос! Слюнявыми губами!

Только одно могу на это сказать: «Фу!»

 

Нет надежд на спасение, ни одной

Весело насвистывая, ветеринар отнес меня к машине и вытряс, иного слова не подберешь, из полотенца в клетку. Клетку поставил на переднее сиденье.

Ну так сварите из меня кроличье рагу. Я шипел и плевался.

– Спокойно, спокойно, – это ему не нравилось.

Мы проехали милю или две, и тут зазвонил телефон. Он съехал на обочину и перезвонил. Мне была слышна только его часть диалога.

– Привет, Ариф. Что стряслось?

Ариф, должно быть, объяснил, на что ветеринар сказал:

– Тебе нужен кот?

Что, простите? Он что, с каким-то психом разговаривает? Кому ни с того ни с сего может понадобиться кот? Мы же, коты, вроде не делаем ничего полезного. Кормить нас – серьезные затраты. Мы портим мебель. Делаем что хотим.

Я еще раз вас спрошу. Кому может понадобиться кот?

Однако Арифу явно понадобился, потому что дальше я услышал, как ветеринар звонит мисс Уиппи спросить, не возражает ли она, чтобы он одолжил меня другому ветеринару, его знакомому.

– Всего на полчаса, и должен вам сказать, ваш Кискинс идеально подойдет.

Слыхали? Идеально подойдет, так-то.

Очевидно, мисс Уиппи дала согласие. Должен признаться, когда спустя пять минут мы встретились в парке с Арифом, я уже весь раздувался от важности.

– Смотри за ним в оба! – предупредил ветеринар, вручая Арифу клетку. – Настроение у него буйное. Но сегодня я обязательно должен нашпиговать его уколами, он завтра летит в Испанию.

– Улетит, если самолет оторвется от земли!

Шутки я не понял, но они посмеялись, после чего ветеринар вернулся в машину.

– Поаккуратней с ним, – предупредил он Арифа, заводя двигатель. – Кот ужасно агрессивный, так что ни при каких обстоятельствах не вздумай открывать клетку!

Ну спасибо! А где же твое «идеально подойдет», интересно знать?

Ариф оказался совершенно бестолковым носителем. В смысле, клетку он нес ужасно, меня качало и кидало от стенки к стенке, как в бурю на корабле. Я отплатил чем мог: плевался, и высовывал сквозь прутья лапу с когтями, и вытянул столько нитей из его свитера, что меня было почти не видать за шерстяной паутиной на клетке.

Но делал я все это без огонька. Ибо сердце мое печалилось. Вы меня знаете. Я не из тех, кто готов погрузиться в пучину отчаяния и бояться всего неизвестного. Но признаюсь, я был крепко огорчен. Ведь я уже строил надежды: о лучшей жизни, о доме посимпатичней и более приятной компании. О людях, которые оценят меня по достоинству. Которые увидят во мне того красивого, храброго, изобретательного кота, каким я и являюсь.

А поглядите на меня теперь. Застрял в клетке. Скоро в меня всадят ужасные, бесполезные, бессмысленные уколы. И вообще одалживают кому попало, будто я какая-то ржавая стремянка или моток проводов для подзарядки аккумулятора в машине.

Это не считая оскорблений. Элли никогда в жизни не называла меня «ужасно агрессивным» или «буйным». Вместо этого она использовала такие слова, как «энергичный», «живенький». Она никогда меня не одалживала, не мотала в клетке, не заворачивала, как сосиску, в розовое махровое полотенце. И не грозила навсегда увезти в Испанию, за тридевять земель от старых друзей.

Друзья! Дорогой мой Тигр! Веселая Белла! Милая Снежинка! Где они сейчас, мои товарищи?

Дурачатся, небось, как всегда, на Акация-авеню.

Веселятся на полную катушку.

Без меня.

Ох, зачем только я так разобиделся и удрал! Зачем позволил прогнать себя какому-то ворчуну, Мистеру Рад-Видеть-Удаляющийся-Хвост-Этого-Кота? Как глупо было с моей стороны ревновать к пушистому комочку-котенку и даже к человеческому детенышу!

А детеныш-то, детеныш! Ведь эта малявка, скорей всего, смеялась не надо мной. Просто ей было весело со мной, вот и смеялась.

А это две большие разницы.

Как же я ошибался! И винить в этом некого, кроме самого себя и собственной глупости. А теперь надежд на спасение нет. Ни одной.

 

Разве вы не слышали?

И вдруг сквозь путаницу шерстяных ниток на клетке я увидел снаружи что-то знакомое.

Да! Продуктовая лавка миссис Пэтл. (Она ненавидит, когда я дрыхну на ее овощах.) А вот, кажется, и пиццерия. (Нет нужды спрашивать. Мой заказ – пепперони.) Потом я сообразил, что мы, наверное, около школы Элли, потому что увидел охранницу. (После той битвы на школьном дворе, когда шерсть летела по всей округе, она при виде меня всякий раз шикает: кыш, мол.)

Сзади раздались голоса. Это дети весело болтали на переходе.

– Что у тебя в коробке?

– Это Генри, палочник. А у тебя в банке?

– Берта, пчела.

– Я видел, Джордж несет кролика.

– А Сурина – мышку.

У меня подскочило сердце. Четверг! Вечернее шоу «Мое замечательное домашнее животное». Так может, Элли здесь пройдет? Я бы громко заорал, вдруг она узнает мой голос. Вдруг меня спасут!

Но мои надежды тут же испарились. Я услышал:

– Жалко бедную Элли, правда?

– Нашу Элли? Почему бедную? Разве она сегодня не придет?

– Нет. Разве ты не слышала? Ее домашнего любимца похитили.

– Кого, Таффи? Замечательного котика, о котором она болтала не переставая?

– Да. Его.

– Она говорила, он такой красивый.

– И сильный.

– И умный.

– Она по нему так скучает! Потратила все свои сбережения на листовку «Потерялся кот» и раздает ее по всему городу.

– Может, она сегодня все-таки придет, чтобы раздать листовки собравшимся?

– Может. Но вряд ли. Представь, каково ей будет смотреть на наших зверят и нас, таких счастливых. Нет, не пойдет она. Даже ради своего любимого Таффи.

– Ох, Элли. Бедняжка!

У меня сердце упало. Если Элли не отважится прийти, то и Таффи несдобровать!

 

Обычный набор

Дети побежали в школу. Потом сквозь шерстяную завесу я увидел классную руководительницу Элли. Она вышла навстречу Арифу.

– А вот и вы! Я уже начала беспокоиться. Все уже собрались. Я даже принесла своего попугая Грегори, пусть тоже поучаствует. Детям не терпится услышать вашу лекцию о том, как правильно заботиться о животных.

Да уж, горько подумал я. Вот уж кто заботливый сверх всякой меры. Как он раскачивал мою клетку, страшно вспомнить.

Ариф широко улыбался.

– Простите, – сказал он. – Не так легко было дотащить этого толстомясого от парка до школы.

Нет, вы это слышали? «Толстомясого». Мило!

Учительница взглянула на клетку, но за нитками меня не увидела, и мы вошли в школу втроем: Ариф Бесчувственный, любительница попугаев и я.

Ариф взгромоздил клетку на стол рядом с другими животными. Я огляделся. Жалкое зрелище! Парочка трусливых мышей, жмущихся к дальнему концу клетки. (Да я на них всего лишь взглянул. Я не притворялся, что сейчас поймаю.) Аквариум с безмозглой рыбой, выловленной из пруда банды рыжеволосых грубиянов. (Мальчишка, которого я оцарапал, до сих пор то и дело тянул в рот саднящую царапину, к моему удовольствию.) Кролик, такой старый, что еле-еле душа в теле. Попугай Грегори. (Думаю, он, но не скажу наверняка: клетка была накрыта платком.) Морская свинка. Змея. Семейство хомяков. Глупая собачонка, вполовину меньше меня. Две писклявые песчанки.

Короче, обычный набор.

Что ж, утешил я себя, по крайней мере, стану звездой этого шоу. Ведь это Ариф читает лекцию, и принес он меня. Наверное, считает котов особенными зверями.

Тут Ариф начал говорить, беря по очереди со стола клетки, банки и коробки. Рыбку похвалил:

– Ее не перекармливают, поэтому она в хорошей форме.

Посюсюкал с песчанками:

– Какие симпатяги. Но играйте с ними поаккуратнее.

Про собак:

– Их важно правильно дрессировать.

И так далее и тому подобное про то, как ухаживать за животными. (Как тебе такой совет, Ариф? Не раскачивайте их в клетке!) Вот скукота. Тыщу раз слышанное – мол, клетки нужно содержать в чистоте и следить, чтобы у этих смехотворных бедолаг, которые сами за собой ухаживать не в состоянии, была свежая вода. (Дополнительный совет от меня: не парьтесь, заведите кота!)

Щас взвою. Но мне дали понять, чтоб я не смел издавать никаких мявов, иначе получу пинок под столом, куда он до срока припрятал клетку.

Понимаете, я надеялся, что, несмотря на отсутствие Элли, когда Ариф наконец перейдет к рассказу обо мне и снимет с прутьев завесь из ниток, кто-нибудь с Акация-авеню непременно меня узнает и закричит:

– Котокрад! Это же кот Элли! Верни его немедленно!

И будет мне спасение.

Ну, наконец-то настал мой черед. Ариф сорвал нитки, чтобы меня было хорошо видно. И поднял меня на стол.

– Видите? – сказал он, печально качая головой. – Видите, что бывает, если не следовать правилам содержания животных?

Я мигнул. Чё-то не понял.

Он продолжал:

– Возьмите этого кота. Он явно из хорошей семьи. Шерстка у него густая и блестящая. Взгляд ясный. Лапы в отличном состоянии.

Ну, спасибо тебе, добрый человек. Спасибо, что указал на очевидное. Я отличный образчик семейства кошачьих.

– Но, – сказал Ариф.

Что, простите? «Но»?

Я повернул голову и уставился ему в глаза. Верите, нет? У него хватило наглости продолжать.

– Но этот кот – идеальный образчик того, чего все мы хотим избежать, заводя домашнее животное. Этому коту позволили разъесться. В недавнем времени его ужасно, ужасно перекармливали, и это видно невооруженным глазом, не правда ли?

Он поднял клетку над столом и покачал, как бы приглашая всех пялиться без стеснения. Какая наглость! Согласен: мусорное ведро мисс Уиппи – рог изобилия, полный великолепных отбросов, но вряд ли на них можно так уж сильно разжиреть за несколько дней…

Вранье.

Хотя, слушая Арифа, вы бы поверили. Он продолжал выставлять меня на посмешище.

– Поглядите, каков размер этого кота. Нет сомнений, что эта особь мужского пола всегда была склонна к полноте. Но вглядитесь внимательней. Данный кот – печальная иллюстрация того, что может случиться с вашим домашним любимцем, если не придерживаться строгой диеты. С грустью констатирую, что этот кот слишком толст.

 

И снова бой

Ой, да ладно, ладно вам! Ну так состройте грозную физиономию и погрозите мне пальчиком. Да, я его поцарапал. Сильно поцарапал, глубоко. Пока он распространялся о том, как я распустился и разжирел и как скоро мне грозит инфаркт, если я не похудею до прежнего нормального размера, я просунул лапу сквозь прутья и впился ему в запястье.

Умора! Как он завопит:

– Ай-й-й-яай-й-й-яай-й-й-й!

Клетку выронил. Неприятненько. Я ударился головой о прутья. Так что, понятное дело, я сделал то же, что и вы сделали бы, окажись на моем месте.

Поцарапал еще раз. За лодыжку.

Он заорал еще громче.

– Ой-й-й-ёй-й-й-й-ёй-й-й!

Угадайте, что дальше. Он разбудил попугая Грегори! Не надо винить меня. Разве виноват я, что Грегори спросонок не понял, где находится, и решил, что мы снова репетируем нашу распрекрасную песню «Хор диких котов».

Так что Грегори исполнил партию сразу четырех голосов.

Громко. Очень громко. Так громко, что некоторые критично немузыкальные люди, побросав печенье и сок, заткнули руками уши. Хомяки по соседству со мной принялись вкапываться в опилки. Пес завыл. Даже змея как будто поморщилась.

Я подумал – не выступить ли за компанию, это же моя любимая песня.

И вот тогда зрители один за другим стали выскакивать из зала. (Я считаю, это очень грубо.) Грегори продолжал петь. На самом деле он был в ударе и пел уже за восьмерых. Тут сломались и те, чьи звери стояли на сцене. Зажав пальцами уши, они подскакивали к столу и хватали свои коробки-клетки-банки. У дверей возник небольшой затор, потому что в проходе два человека пытались замедлить исход остальных, вручая им листовки.

И одной из них была Элли! Да! Элли! Я слышал, как она кричала бегущим мимо:

– Пожалуйста, прошу вас! Возьмите фотографию моего любимого котика и, если увидите, позвоните мне.

Можно было не выворачивать шею, я и так знал, что там мое изображение, а не какого-нибудь нового пушистого котенка, которого она назвала Сладкий Пирожок или Пенси-Венси. Я ей просто поверил и взвыл что есть мочи.

– ЙИ-ОУ-У, ЙИ-ОУ-У, ЙИ-ОУ-У, ЙИ-ОУ-У, ИЙ-ОУ-У, ЙИ-ОУ-У. ЙОУ-У-У-У-УЛ, ЙОУ-У-У-У-УЛ.

Элли знала эту песню! Она часто слышала ее лунными ночами. Она узнала мой голос. Народ бежал в обратном направлении, но Элли, роняя на ходу объявления, прорвалась ко мне.

И бросилась к клетке.

– Таффи! О, Таффи! Наконец-то я тебя нашла! Спасибо небесам!

Я мурлыкал, как бешеный.

Она потянулась открыть дверцу, но Ариф, перестав сосать царапину на руке, остановил ее.

– Стой! Не выпускай этого кота! Он опасен.

Элли вытаращилась на него.

– Ничего он не опасен! Я знаю. Это мой кот.

Ариф затряс головой.

– Нет, нет. Ты ошибаешься. Многие коты похожи, а этот не может быть твой, его зовут Кискинс, и я везу его на уколы, потому что он едет в Испанию.

Элли положила руку на клетку.

– Нет, не едет, – сказала она. – Его зовут Таффи, и уколы ему уже сделали. И хозяйка его – я. Видите, какой умница – нарочно запел свою любимую песню, чтобы я его узнала.

– Не твой он!

– Нет, мой. Могу доказать.

Быстрее молнии она подняла щеколду и распахнула дверцу.

Я не ласкун вообще-то. Но когда речь о спасении, тут уж не до гордости. Я не стал медлить. Я бросился прямо в руки Элли, и мурлыкал, мурлыкал, и терся, терся головой о ее подбородок, и делал все те глупые, постыдные вещи, что демонстрируют голодные коты, если у них кишка тонка просто глянуть на хозяина холодным взглядом, означающим:

– Давай корми.

– Видите? – сказала Элли. – Таффи совсем не опасный. Он замечательный, добрый, умный котик. И я вам его не отдам.

Ариф собирался заспорить, но тут к нам пробилась мама Элли и сказала:

– Да! Это явно наш кот. Его украли около недели назад. Мы по всему городу его портрет развесили, можете любого спросить.

Элли сжала меня еще крепче.

– Теперь верите? – сказала она Арифу. Потом сняла с меня покрытый драгоценными камушками ошейник и положила на стол. – Клетку и ошейник можете оставить себе.

Я был ей обязан спасением, и потому не стал спорить. Арифу я подарил такой примерно взгляд:

– А вы со своим дружком ветеринаром остались с носом!

После того как мисс Уиппи призналась по телефону, что и в самом деле похитила меня несколько дней назад, Ариф прекратил спорить, и Элли с мамой по очереди несли меня домой. Полный триумф!

 

Мой любимый, чудесный, удивительный Таффи

Когда мы подошли к двери нашего дома, я вывернулся из рук Элли. (Хватит баловать ребенка.)

Затем с видом более чем хладнокровным переступил порог. Проходя под новыми, блестящими, отросшими за неделю листьями, я дружественно кивнул:

– Славно выглядишь, Комнатное Растение!

Я помахал Сковороде и Пианино:

– Привет, дружбаны! Я вернулся! – и отправился наверх поздороваться с Будильником и Тапочками. Элли шла за мной со старым ошейником в руке.

– Ох, Таффи! Как я рада, что ты дома!

Она надела мне ошейник. Он был еще влажным от ее слез, но я, наверное, должен быть за это только благодарен. В конце концов, девочка спасла меня от худшей участи.

Я разрешил ей обнять меня нежно-нежно. Она зарылась лицом в мою шерстку.

– Ох, Таффи! Мой любимый, чудесный, удивительный Таффи! Таффи, которого я так люблю и всегда буду любить, вечно-превечно!

Я позволил ей еще одно объятие, а потом вырвался и отправился вниз к Сковороде. (Ведь Элли и ее мама не слышали, как этот противный ветеринар распинался о моей толщине. А я проголодался.)

 

Вы обещали, что никогда меня не забудете

Тигр, Снежинка и Белла развлекались, качаясь на косо лежащем водопроводном люке.

– Привет, – говорю, вскакивая на люк рядом с Беллой. – Это я. Я вернулся.

– Кто это? – спросил Тигр.

– Мы его знаем? – спросила Белла.

– Я что-то не припоминаю, – сказала Снежинка.

– Ой, да ладно, вы чего! Обещали ведь не забыть меня.

Они прекратили дразниться и давай расспрашивать. Я рассказал о своих опасных приключениях и случайном спасении. Они помогли мне снять ошейник.

– Только поглядите на этот ошейник, – сказал Тигр. – Мокрый! Заметь, я не удивлен. Последние дни Элли рыдала почти не переставая.

– Это правда, – сказала Снежинка. – Мама пыталась ее отвлечь, предлагала взять котенка, похожего на Пушинку.

– А она только громче ревела, – вздохнул Тигр.

Приятно слышать.

Полчаса мы играли в «метание кольца» с ошейником, пока он не высох. Потом они помогли мне снова натянуть его. Думаю, безопасности ради надо его немного поносить, пока все не утихнет и мисс Уиппи не найдет себе другого мышелова и не отчалит в Испанию.

Да. Здесь пока безопасней всего.

Да и приятней.

В родном-то доме. С Элли.