Но, увы, надежду я лелеял тщетно. Они просто заклеили пластырем царапину и взялись за другую песню, более безопасную, — «Динь-дон-донце, кот в колодце!»

Конечно, колодец, в который меня решили засунуть, был не настоящий. Люсиль и Ланцелот сделали его, покуда Элли выманивала меня из буфета крошечными тарталетками с лососем. (Тетя Энн ради пущей важности называет их «канапе».)

Близнецы раздербанили для этого коробку от кофейного столика. Они вытащили из нее скрепки и расплющили. Потом срезали верхнюю часть, сложили кольцом и снова скрепили, разрисовали серыми квадратами — и вот вам каменный колодец.

Так, похоже, во второй части спектакля главным действующим лицом будет Ланцелот. Он откопал в коробке с маскарадными костюмами какие-то красные вельветовые бриджи и галопирует по комнате, без конца распевая две фразы: «Кто так пошутил с котом?» и «Кто же вытащил его?»

Они не решились посадить меня в свой дурацкий колодец.

— Сначала отрепетируем песню, — сказал Ланцелот, глядя на меня с недоверием, — а то мало ли что.

— Да, — согласилась Люсиль.

— Таффи посадим в самый последний момент, когда будем готовы.

Элли глянула на свой пластырь, потом на меня.

— Да, Таффи. Ты будешь играть в спектакле, но позже.

Мне надоело, что люди помыкают мною в моем собственном доме — туда ходи, туда не ходи… Я вывернулся из рук Люсиль и запрыгнул прямо в их идиотский колодец.

Все пришли в восторг:

— Ой, Таффи! Ты гений!

Я задрал голову и завыл.

Все впали в экстаз.

— Смотрите! Таффи вошел в роль! Он притворяется, что застрял в колодце!

— Какой же он умный!

— Скорее пой, Ланцелот!

И Ланцелот завел свою бодягу:

— Динь-дон-донце, кот в колодце! Кто так пошутил с котом?

Девочки запели:

— Томми Линн, это Том.

— Кто кота потом достал?

— Джонни Стар, Джонни Стар, — спели Люсиль и мисс Коростель.

— Следующие две строки пою я! — сказал Ланцелот и запел: — Кто так дурно поступил…

Но девчонки встряли и допели сами:

— Кота едва не утопил. Ланцелот обиделся.

— У меня главная роль в этом спектакле! Так что последние две строчки я спою сам.

— Ничего подобного, — заспорила Люсиль. И они с Элли заорали, пытаясь его заглушить:

А между прочим, этот кот Их дом от мышек бережет.

Они мне так надоели со своим пением и спорами, что я лег на дно колодца и принялся наблюдать за большущим жирным и волосатым пауком, который вылез из старой дыры от скрепки и начал сооружать новую сеть.

До того приятно было дразнить паукашку! Я давал ему сплести пару кругов, а потом дергал за паутинку — не сильно, чтобы не порвать нить, а только чтобы раскачать старого охотника.

Вот он плетет — шур, шур.

Вот я дергаю — дерг, дерг.

Вот он раскачивается — туды, сюды.

Смеху! Я дергал. Паук упорно продолжал плести. Я так увлекся, что не заметил, как Три Плохих Певца закончили спор и снова взялись за песню.

— Динь-дон-донце, — громко запел Ланцелот, — кот в колодце!

— Кто так пошутил с котом? — чирикнула Люсиль.

— Томми Линн, это Том, — скрежетнула мисс Коростель.

— Кто кота потом достал? — прощебетала Люсиль.

И тут Ланцелот перегнулся через край колодца, чтобы меня вытащить.

Знаете, не надо меня винить в том, что произошло в следующий миг. Я вам уже дважды объяснял: не слушал я их. Мне интересней было дергать паутину — с каждым разом все сильнее. И откуда, по-вашему, мне было знать, что на очередной дерг паукашка не удержится и отправится в полет?

Или что наступит очередь Ланцелота петь очередную строку.

И он разинет рот.

Очень, очень широко.

Ой, да ладно, я вас умоляю! Чего орать-то на весь дом? Ланцелот проглотил паука. Подумаешь, велика важность! Рыбу-то он ест, я сам видел. А рыбы гораздо больше пауков. (И глаза у них мерзопакостные — жуть.)

А вчера на ужин он лопал свинину. Ага, здоровенный кусок свинячьей задницы. Так чего ж поднимать такой шум из-за крошки паучка? Он уже давно провалился внутрь Ланцелота и перемешался с обедом. И зачем с визгом выписывать круги по комнате, затыкать ладонями рот и так жутко мычать?

Паук уже в тебе и там останется.

У него, бедняги, гораздо больше поводов нервничать, уж если рассуждать здраво.

Люсиль и Элли, как водится, насели на меня с обвинениями:

— Таффи, как это жестоко!

— Это ужасный поступок — запустить паука в рот Ланцелоту!

— Бедный Ланцелот!

Бедный Ланцелот? Это мне нравится! Почему все сочувствуют исключительно Ланцелоту? А кого на целый день оставили с Тремя Кривляками?

Меня, вот кого.

И кто меня пожалеет?