Ноги мистера Картрайта качнулись под столом подобно маятнику, его голос перекрыл волну недовольного ропота.

— Ничего страшного, если сейчас вы не можете сосредоточиться, — обратился он к своему новому классу. — Я с удовольствием объясню все еще раз во время перемены.

Кое-кто и вправду попытался взять себя в руки. Несколько ртов расстались с недогрызенными ручками. Один или два ученика, чей взгляд был прикован к руке дворника, подписывающей мусорные баки большими белыми цифрами, смогли наконец оторваться от этого захватывающего дух зрелища. Но в целом обращение учителя произвело довольно жалкий эффект. Казалось, половина класса забыла свои мозги дома, а остальным и забывать было нечего.

Четвертый «В» этого года. Все как на подбор! С большинством из них мистер Картрайт уже успел как следует познакомиться — одна шайка-лейка, все те, чью безнадежность особенно часто и громко обсуждали в учительской на протяжении последних двух лет. Все более или менее нормальные, что называется, парни достались, как всегда, мистеру Кингу и мистеру Хендерсону. Доктор Фелтом забрал себе ботаников. До сих пор никто не попадал в четвертый «В» случайно.

Только один новичок — как бишь его, Мартин Саймон? — сидел за последней партой и спокойно читал. Мистер Картрайт немного воодушевился. Это уже кое-что. По крайней мере, один из них умеет читать. Должно быть, мистеру Картрайту доставались классы и похуже.

— Соберитесь, — сказал он. — Мы не можем заниматься этим весь день. Я оглашу список еще раз, но потом вам придется голосовать. Можешь съесть свой бюллетень, Джордж Сполдер, но другого ты от меня не получишь. А теперь внимание, слушайте все.

Развернувшись на своей необъятной пятой точке, он принялся шлепать ладонью по доске, где пять минут назад расписал опции, которые доктор Фелтом предложил четвертому «В» для участия в школьной ЭКСПО: «Текстиль, продукты питания, потребительский спрос, развитие ребенка, семейная экономика», — проговаривал он вслух еще раз для тех, у кого были проблемы с алфавитом.

Возгласы протеста заглушили нетерпеливый шепот, шарканье ног и скрип раскачиваемых стульев.

— Это нечестно, сэр.

— Тоска смертная!

— Разве это ЭКСПО? Бред какой-то!

— Да я половины из этого не понимаю.

Специально для Расса Моулда мистер Картрайт прочел список еще раз, попутно переводя каждую позицию на доступный ему язык: «Одежда, еда, покупки, дети и всякое такое, домоводство».

Но Расс Моулд по-прежнему недоумевал.

— Дымоводство? Что значит дымоводство?

Мистер Картрайт решил не обращать на него внимания.

— Ради всего святого, четвертый «В», — сказал он. — Возьмите себя в руки. Я знаю, что у большинства из вас круг интересов такой же, как у недобитого комара, и тем не менее… Не может быть, чтобы хоть одна из этих тем не заинтересовала вас чуть больше, чем все остальные. Что бы там ни было, запишите это на своем листе. И, пожалуйста, постарайтесь не перепутать буквы, Расс Моулд, иначе я не смогу это прочесть. Пишите, я начинаю собирать.

Навстречу ему поднялась новая волна протеста.

— Глупости!

— Они над нами издеваются…

— Одежда! Домоводство!

— Будьте любезны, посетите наш стенд. Полюбуйтесь, как мы умеем пришивать пуговицы.

— Увлекательно, ничего не скажешь!

— Готов поспорить, таких пуговиц вы никогда не видели.

— Зачем делать то, что может сделать любой?

— Дымоводство!

Наиболее связно общее недовольство выразил Саид Махмуд.

— Так нечестно. Разве такое показывают на ЭКСПО? Ничего подобного. Почему бы нам не приготовить взрывпакеты с заварным кремом?

В тот же миг класс словно с цепи сорвался.

— Вот это было круто!

— Зашибись!

— Брату Хупера чуть руку не оторвало.

— А Пень потерял бровь.

— Она потом отросла, но другая.

Рик Туллис так перегнулся через парту, что она чуть было не опрокинулась.

— Или мыло, сэр!

— Даешь мыльную фабрику!

— Фуллер на спор съел целый кусок.

— Его восемь раз стошнило.

— Вот это было весело.

— Вы бы видели его лицо. Он был бледный, как опарыш!

Последнее слово подхватил Филип Брустер, и все началось по новой.

— Да! Опарыш!

— Ферма по разведению опарыша!

Вот именно! Почему бы нам не устроить такую ферму?

— В прошлом году была. И в позапрошлом — тоже.

— Моя мама даже смотреть на них не могла. Сказала, что это омерзительно.

— А управлять хозяйством было поручено этому барану Флетчеру.

— Они у него под конец были практически дрессированные!

Мистер Картрайт покачал головой. Его огорчала необходимость подавления энтузиазма в любой сфере образования. Но факт остается фактом, тем более в школе:

— Позволь мне задать тебе личный вопрос, Саид. Сдал ли ты в прошлом году экзамен по физике?

Саид злобно сверкнул глазами.

— Нет, не сдал, сэр.

— А ты, Рик. Сдал ли ты химию?

Рик Гуллис рассмеялся. Рассмеялись все, кто в прошлом году был с Риком Туллисом в одном классе по химии.

Мистер Картрайт обратился к Филипу, глаза которого еще горели желанием устроить ферму по разведению опарыша.

— Филип? Как у тебя с биологией?

Филип заметно скис.

— Я решил вообще на экзамен не ходить, сэр. Бесполезно.

Мистер Картрайт вздохнул.

— Коротко и ясно. Боюсь, четвертый «В», что так оно и есть. Никто из вас не мог оказаться здесь случайно.

Неожиданно для всех из-за последней парты впервые за весь урок донесся голос новичка, Мартина Саймона:

— Мне кажется, я мог.

Но мистер Картрайт, набирая обороты, решил не обращать внимания на выскочку.

— В этом и кроется причина того, что ваш класс, к сожалению, не может заниматься взрывпакетами с заварным кремом. Не имея возможности полностью положиться на ваши знания и чувство ответственности, мистер Фелтом доверил вам только приятные, безопасные и простые темы. Взрывпакеты с заварным кремом достанутся тем, кто сдал экзамен по физике в конце прошлого года.

Его взгляд пробежал по лицам учеников, восемнадцать из них выражало тоску, и лишь одно — некоторое любопытство.

— Хоть кто-нибудь из вас сдал физику?

Новичок поднял руку. Больше в классе никто не пошевелился. А поскольку Мартин Саймон сидел за последней партой, вне поля зрения остальных учеников, мистер Картрайт решил не отвлекаться на одинокий жест и продолжил драматизировать ситуацию.

— Кто-нибудь сдал химию?

И опять рука Мартина Саймона взметнулась вверх. Мистер Картрайт сделал вид, что ничего не произошло. Класс хранил молчание.

— Прощай, мыльная фабрика, — сказал мистер Картрайт. — А что у нас с биологией? Может, кому-нибудь повезло?

Рука Мартина Саймона качнулась одинокой тростинкой в болоте академических надежд четвертого «В». В третий раз мистер Картрайт притворился, будто ничего не заметил.

— Что ж, — сказал он. — Выращивать опарышей нам тоже не светит.

Он развел огромными испачканными мелом руками.

— Вы же не станете отрицать, что вас предупреждали? — продолжил он. — Я захожу на чашечку кофе в учительскую. У меня есть уши. Мистер Спенсер, мистер Харрис, мистер Дюпаск, мисс Арнотт — все они не раз говорили: «Мы многократно предупреждали их, — говорили они. — Если эти дети не будут работать, они окажутся в четвертом „В“». И вот вы здесь.

— Но мы же не виноваты, что мы такие идиоты, — решил поспорить Джордж Сполдер.

— Если бы вы попали в четвертый «В» по слабоумию, вам бы платили пожизненное пособие, — саркастически заметил мистер Картрайт.

— Тогда почему мы здесь?

Мистер Картрайт обратился к Библии:

— Вы пожинаете плоды труда своего. И раз уж мы заговорили о труде, потрудитесь, наконец, заполнить свои бюллетени. За что вы голосуете? Текстиль, продукты питания, потребительский спрос, развитие ребенка, семейная экономика?

— Я вообще голосовать не буду, — сказал Гуин Филлипс. — Все темы дурацкие.

Учитель промолчал, поскольку в глубине души разделял это мнение. Но когда Джордж Сполдер добавил: «Бабские штучки, вот что это такое!» — мистер Картрайт счел своим долгом поставить четвертый «В» на место:

— Не обманывайте себя. Пока вы тут сидите и ворчите, девчонки всей страны варят мыло, разводят опарышей, взрывают пакеты с заварным кремом. Они учат химию, биологию и физику. Победителей не судят. Они свои экзамены сдали.

Неожиданно для себя он вдруг почувствовал усталость от бесконечных препираний и быстро засеменил вдоль парт, на ходу поторапливая учеников: «Пора с этим кончать, Робин Фостер. Поторапливайся, Рик. Какая тебе разница? Ты все равно в школе редко объявляешься, если верить мисс Арнотт. Спасибо, Тарик. Я хочу, чтобы все посмотрели на Тарика. Вот вам пример, достойный подражания. Он сделал выбор. Он заполнил свой бюллетень, не очень аккуратно, но вполне разборчиво. И вот он опускает листок в урну. Спасибо, Тарик. Благодарю тебя. И тебе спасибо, Генри. Не надо так запихивать. Спасибо, Расс. Спасибо. Спасибо, Мартин, я надеюсь, что все останутся вполне до…»

Мистер Картрайт запнулся. Было очевидно, что новичок его вообще не слушает. Когда тень мистера Картрайта легла на его парту, он просто вытащил указательный палец из правого уха на пару секунд, взял аккуратно заполненный бюллетень и опустил его в пластиковый контейнер. При этом взгляд его ни разу не оторвался от книги.

Мистер Картрайт был не на шутку озадачен. Осторожным движением он вытащил пальцы Мартина Саймона из ушей и спросил его:

— Что ты делаешь?

Теперь ученик был озадачен не меньше, чем его учитель.

— Читаю, сэр.

— Читаешь? Что ты читаешь?

— Бодлера.

Глаза мистера Картрайта округлились.

— Бодлера?

Он окинул классную комнату быстрым взглядом, допустив на секунду безумную мысль, что никто из учеников не услышал этого диалога. Как бы не так. Весь класс навострил уши.

— На французском или на английском? — спросил мистер Картрайт, полагая, что ему удастся разрядить напряжение невинной шуткой.

Щеки Мартина Саймона залила краска стыда.

Мистер Картрайт перевернул раскрытую на столе книгу.

— На французском!

— Простите, — автоматически произнес Мартин Саймон.

— Ты тоже, мальчик, прости меня.

Возникла пауза. Затем мистер Картрайт сказал:

— И чего же ты ждешь? Собирай свой портфель и отправляйся.

Мартин Саймон поднял изумленный взгляд.

— Куда отправляться, сэр?

— Куда угодно. Думаю, ты имеешь полное право выбирать. Можешь пойти к мистеру Кингу. Или к мистеру Хендерсону. Уверен, что любой из них будет счастлив взять тебя в свой класс.

— Но зачем?

Мистер Картрайт по-свойски разместил свой огромный зад на парте Мартина Саймона. Такой умный мальчик, подумал он, мог бы и сам сообразить.

— Пойми меня правильно, — начал он. — Здесь тебе оставаться нельзя. Во-первых, ты умеешь читать. Уже поэтому тебе здесь не место. Но мало того. Ты умеешь читать по-французски.

Учитель повернулся к классу и обвел кабинет одним широким жестом, словно желая привлечь остальных учеников в свидетели.

— Думаю, языком в этом классе мы будем заниматься немало, — продолжил он свое объяснение. — Я и сам порой могу наговорить лишнего. Кроме того, здесь будут звучать весьма выразительные местные наречия. Возьмем, к примеру, Тарика. Насколько мне известно, он ругается сразу на трех различных субконтинентальных диалектах. Вот только по-французски здесь не говорит никто.

Мистер Картрайт посмотрел на Мартина Саймона.

— Увы, — подвел он итог. — Боюсь, тебе придется покинуть этот класс.

И вдруг он подумал:

— Если ты действительно сдал все экзамены, почему бы тебе не отправиться к мистеру Фелтому? Может, он тебя примет.

Наконец Мартин Саймон понял, чего от него хотят. Он встал из-за парты и принялся запихивать свои немногочисленные пожитки обратно в портфель.

Мистер Картрайт заметил на лице у мальчика легкое разочарование.

— Прости, дружище, — сказал он. — Поверь мне, это для твоего же блага. Здесь тебе делать нечего. Произошла какая-то ошибка.

Мартин Саймон кивнул.

— Спроси в учительской, — посоветовал мистер Картрайт, провожая мальчика до двери. — Скажи, что они все перепутали и что ты не можешь сюда вернуться. Я не могу взять тебя в свой класс. Тебе здесь не место.

Он постоял, глядя, как Мартин Саймон удаляется по длинному зеленому коридору.

— Пока, дружище, — печально крикнул он ему вслед. — Удачи!

Он захлопнул дверь и, полный решимости, повернулся к классу.

— Итак, — сказал он. — Убери этот шарф, Саид. Луис Перейра, ты что, решил перекусить? Немедленно выплюнь все в ведро. Посмотрите, сколько времени мы потеряли. Предупреждаю вас, я намерен покончить с этим до звонка.

Вполне возможно, что с любым другим классом ему бы это удалось. Но учитывая, что оба члена счетной комиссии не отличались арифметическими способностями, а народ то и дело критиковал все предлагаемые способы подсчета голосов («Голос Рика считать нельзя, сэр! Он все время прогуливает»), времени провести голосование как следует просто не было. Еще не закончили третий подсчет, а Робин Фостер и Уэйн Дрисколл уже сверлили мистера Картрайта своими взглядами, зажав в руках воображаемые секундомеры, а в зубах — несуществующие свистки.

Время было на исходе…

Мистер Картрайт сполз со стола, доверив свою огромную тушу ногам. Неспроста его за глаза называли Старым Мерином.

— Пошевеливайтесь! — рыкнул он, перекрывая своим голосом все шумовые частоты. — Все! С меня хватит! Сейчас прозвенит звонок, и мы так или иначе покончим с этим. Но предупреждаю вас, четвертый «В», если сейчас хоть кто-нибудь нарушит тишину, если я услышу хоть малейший шорох, этот человек запустит руку в контейнер, достанет первый попавшийся бюллетень и мы примем его без голосования, что бы там ни было написано.

И тут воцарилась полная тишина. Пусть никто из них не блистал интеллектом, но каждому хватило ума понять, что он может на целых три недели стать в глазах остальных виновником жестокого эксперимента, разработанного доктором Фелтомом ради того, чтобы выявить у них скрытый интерес к шитью, приготовлению пищи или ведению домашнего хозяйства.

Никто не смел вздохнуть. Мистер Картрайт слышал даже щебет птицы на водосточном желобе за окном.

Вдруг, без предупреждения, эта тишина была прервана.

Обратная сторона двери подверглась жестокому удару. Ручка загремела, дверные панели задрожали.

В класс ввалился неуклюжий юный великан.

Его появление было встречено ревом одобрения.

— Здорово, придурок!

— Кто последний, тот урод!

— Сайм, я придержал тебе местечко!

— Что, нашел нас наконец, ты, рыбная котлета!

— Голову не забыл, Саймон Мартин?

Саймон Мартин… Мартин Саймон…

Ну конечно.

Мистер Картрайт снова взгромоздился на свое привычное место на столе. Вот и объяснение. Все просто. Кто-то перепутал имена.

Мартин Саймон… Саймон Мартин…

Он подождал, пока возбуждение в классе не улеглось.

— Где ты был, Сайм?

— Что, заждались? — гордо провозгласил вновь прибывший. — Я был в классе доктора Фелтома.

— Доктора Фелтома?

И снова безудержный гогот, и далее мистер Картрайт не смог сдержать улыбки, представив этого громадного неуклюжего разгильдяя в окружении высоколобых ботаников доктора Фелтома.

— Я говорил ему, что это ошибка. Думаете, он меня послушал? Как бы не так! Пока наконец не пришел этот зубрила и не спас меня. Но даже тогда…

Мистер Картрайт понял, что если дать Саймону волю, то он будет возмущаться весь урок, и, чтобы остановить его, он протянул своему новому ученику избирательную урну.

— Возьми бумажку, — сказал он.

Явное недовольство на лице Саймона Мартина сменилось еще более явной подозрительностью.

— Это еще зачем?

— Тащи, и все, — голос мистера Картрайта уже звучал как приказ. — Ну же!

Саймон Мартин опустил руку в урну и вытащил листок с очень аккуратной надписью.

— Что там написано?

Парень уставился на листок. Его густые брови-гусеницы морщились от натуги, пока он силился разобрать безукоризненный почерк Мартина Саймона.

— Раз-ви… раз-ви-ти-е… ре-бе-нка, — запинаясь, прочел он вслух.

— Ребёнка.

Мистер Картрайт успел поправить его, прежде чем разразился взрыв.

— Это же про детей, да?

— Мы не будем это делать, сэр!

— Это для девчонок!

— Я здесь вообще больше не появлюсь! По крайней мере, пока все это не кончится!

— Это все ты виноват, Сайм!

— При чем тут наука? Одно сплошное надувательство!

— Давай тащи снова, Сайм!

Мистер Картрайт быстро вытряхнул содержимое урны в мусорное ведро. Оставшиеся бюллетени спланировали вниз, скрыв то, что Луис Перейра выплюнул туда чуть раньше.

Мистер Картрайт листал обширные методические указания доктора Фелтома к школьной ЭКСПО. Какое дикое начало четверти! Почему бы им не учиться, как во всех нормальных школах, а поклонение чудесам науки оставить на последние две недели перед каникулами, когда классам вроде четвертого «В» можно дать спокойно расслабиться? С энтузиастами одна беда. Они никогда не испытывают снисхождения к чужим слабостям.

Отыскав, наконец, нужную страницу, мистер Картрайт повысил голос, словно готовился объявить победителя очередного «Оскара», и торжественно провозгласил:

— Итак, эксперимент, избранный доктором Фелтомом для этой темы, называется…

Он обвел взором свой класс. Он еще ничего не сказал, а лица его учеников уже скривились от омерзения.

— «Мучные младенцы»!

Насмешка сменилась замешательством.

— Сэр?

— Мучные или ручные?

— И то и другое — полный бред!

— Что это такое?

— Что бы это ни было, к науке это не имеет отношения.

Честно говоря, мистер Картрайт и сам так думал. Он снова посмотрел на список. Может, это ошибка? Еще одна ошибка?

Нет. Все верно, черным по белому.

Мучные младенцы.

Все так.

Мистер Картрайт швырнул методические указания доктора Фелтома на стол. Что бы это ни значило, разбираться сейчас времени не было. Уэйн Дрисколл уже надул щеки, приготовившись свистеть, и изо всех сил размахивал своим воображаемым секундомером.

И действительно, вот и звонок.

Еще один небольшой ритуал, и урок можно считать оконченным. Кто будет первым сегодня?

Билл Симмонс.

Извини меня, Билл Симмонс. Разве тебе сказали, что урок окончен? Вернись, пожалуйста, на свое место.

— Но сэр! Звонок же прозвенел!

— Звонок звенит для меня, Билл. Не для тебя.

Однако на самом деле он кривил душой. Сегодня ему было не до этого. Чтобы поскорее избавиться от них, он даже притворился, что не видит, как Расс Моулд вызывающе оторвал свой зад от стула на целых десять дюймов, приготовившись свалить куда подальше.

— Ладно, четвертый «В», марш отсюда.

Дети бешеной толпой бросились на выход, оставив его одного в полном недоумении.

Мучные младенцы… Что за бред?