1

«У Маллигана» – так назывался маленький фенвикский ресторан на Бейнбридж-Роуд. Он славился своими макаронами с приправой из мясного фарша и помидоров. О непревзойденном мастерстве поваров этого ресторана, перещеголявших не только самих себя, но и своих коллег в Италии, было написано в пожелтевшей заметке из газеты «Фенвик фри пресс», висевшей в рамке на самом видном месте при входе. В молодости Ник частенько сюда забегал.

Фрэнк Маллиган давно умер. Теперь рестораном владел Джонни Фрешет. Он был на пару лет старше Ника и Эдди и учился с ними в одной школе. В свое время Джонни отсидел три года в тюрьме за торговлю наркотиками.

Ник не заходил в этот ресторан уже много лет и сразу отметил его потрепанный вид. Столы были обшарпаны, со следами от горячих кружек и тарелок.

В этот утренний час ресторан был готов накормить своих посетителей завтраком, и в воздухе витали запахи кофе, кленового сиропа и бекона.

Судя по всему, Эдди был знаком с местными официантками. Возможно, он часто тут завтракал.

Ник с Эдди сели за столик в углу подальше от окна. Пара других посетителей что-то поедала за стойкой. Больше в ресторане никого не было.

– Ты отвратительно выглядишь, – сказал Эдди.

– Спасибо за комплимент, – раздраженно ответил Ник. – Ты тоже.

– У меня плохая новость.

– Что такое? – затаил дыхание Ник.

– Полиция идентифицировала пистолет.

– Ты же сказал, что выбросил его! – побледнев, воскликнул Ник.

– А я его и выбросил.

– Так как же они его идентифицировали?

Эдди ничего не ответил, потому что к их столику подошла источающая невыносимый запах духов официантка и наполнила из кофейника их большие белые кружки.

– Оказывается, теперь у них есть всякие мудреные баллистические базы данных, – пробормотал Эдди, когда официантка удалилась.

– Я вообще не понимаю, о чем ты! – буркнул Ник, отхлебнул кофе и обжег себе язык. На самом деле, он догадывался, к чему клонит Эдди Ринальди, но боялся себе в этом признаться.

– Они определили, из какого пистолета вылетела пуля.

– В каком смысле? – рявкнул Ник, осознал, что срывается на крик, и понизил голос: – Ведь пистолета-то нет! Ты же сказал, что его выбросил!

– Вероятно, теперь они могут делать это без пистолета, – сказал Эдди, расковырял пару ванночек со сливками и лил их себе в кружку до тех пор, пока ее содержимое не приобрело неаппетитный бурый оттенок. – Им достаточно иметь несколько пуль, и с помощью большой базы данных они определяют, которые из них вылетели из одного пистолета. Наверное, они сопоставили пули из трупа Стадлера с пулями с того давнишнего места преступления, где я раздобыл пистолет. Не знаю. Человек, от которого я все узнал, не стал вдаваться в подробности.

– А от кого ты это узнал?

– Неважно, – покачал головой Эдди.

– Но это точно?

– Точнее не бывает.

– Боже мой, Эдди! – дрогнувшим голосом заговорил Ник. – Ты же утверждал, что нас не найдут. Ты говорил, что пистолет не зарегистрирован на твое имя, что ты подобрал его на месте преступления, и он вообще нигде не фигурирует!

– Я так думал! – Эдди выглядел нехарактерно растерянным; он побледнел, на лбу у него выступили капельки пота. – Но иногда события принимают нежелательный оборот.

– Что же нам делать? – хрипло спросил Ник.

Эдди поставил кружку на стол и смерил Ника ледяным взглядом.

– Ничего. Мы ничего не будем говорить и все будем отрицать. Ясно?

– Но если они знают, что пистолет, из которого я стрелял, подобрал ты?

– Они могут это подозревать, но доказательств у них нет. Возможно, они докажут, что пуля, убившая Стадлера, вылетела именно из того пистолета, но им не доказать, что подобрал его я. Все их улики косвенные. У тебя дома они тоже ничего не нашли, а просто пытались взять тебя на испуг. У них множество косвенных улик вроде этой истории про пистолет, но у них нет ни прямых улик, ни свидетелей. Единственное, что они могут сделать, – это запугать тебя до такой степени, что у тебя развяжется язык. А я не хочу, чтобы ты раскололся. Ничего не признавай. Ясно? – Эдди глотнул кофе, не сводя глаз с Ника.

– А они не могут нас арестовать, чтобы им легче было на нас давить?

– Если ни один из нас ни в чем не признается, не могут.

– Но ты же не собираешься ничего признавать? – прошептал Ник. – Ты будешь молчать, правда?

Губы Эдди медленно расползлись в такой гнусной ухмылке, что у Ника мороз побежал по коже.

– Вижу, ты начал понимать, что происходит, – пробормотал Эдди. – На самом деле, на меня им глубоко наплевать. Кто я такой? Мелкая сошка. А ты – важная птица, которую в этом городе все ненавидят. Я их не интересую. Они охотятся на тебя! Понял?

Ник кивнул, и весь ресторан поплыл у него перед глазами.

– Они могут докопаться до правды только в том случае, если ты расколешься, – сказал Эдди. – А ведь ты можешь пойти с ними на сделку. Ты ведь можешь меня продать, правда? Но ты совершишь очень большую ошибку, потому что я сразу об этом узнаю. Даже если ты просто намекнешь, что готов что-то сообщить полиции, я мгновенно об этом узнаю, и мой адвокат тут же отправится к окружному прокурору и выложит ему все, как было.

– Твой адвокат? – прохрипел Ник.

– Скажу тебе прямо, Ник. Мне много не дадут. Я ведь просто им на тебя не донес. На первый раз мне могут дать месяцев шесть, а может, и вообще осудят условно. Особенно если я во всем чистосердечно признаюсь и расскажу на суде присяжным о том, кто настоящий убийца.

– Но ведь ты же не будешь этого делать! – пробормотал Ник, словно со стороны слыша свой доносившийся откуда-то издалека голос.

– Я сделаю это только в том случае, если ты что-нибудь скажешь в полиции. Вообще-то мне нужно было все им рассказать в самый первый день. Я вообще не понимаю, как это меня угораздило во все это вляпаться. Наверное, я, по доброте сердечной, решил помочь приятелю, попавшему в очень скверную историю. Лучше бы я остался тогда в постели и спокойно спал. Так нет же, понесла меня к тебе нелегкая, и смотри, как все оборачивается! Наверное, мне давным-давно нужно было тебя заложить. Не знаю, почему я этого не сделал. Теперь поздно рассуждать, но, будь уверен, если ты хоть на миллиметр откроешь в полиции рот, я буду защищать свои интересы. В тюрьму я из-за тебя не сяду.

– Никому я ничего не скажу, – с трудом переводя дух, сказал Ник.

Эдди покосился на Ника с таким видом, словно получал от этого разговора большое удовольствие.

– Ну вот и молодец, – сказал он. – Держи язык за зубами, и все будет в порядке. Не распускай нюни, не теряй головы, и мы обязательно выкрутимся.

– Может, еще кофе? – спросила подошедшая с кофейником официантка.

– Нет, спасибо. С меня довольно, – с трудом выдавил из себя Ник.

 

2

Насколько было известно Нику, фенвикский клуб «Ракетка» носил это гордое имя совсем не потому, что его завсегдатаи были фанатичными приверженцами тенниса. Например, для Генри Хаченса он просто стал вторым домом. Хаченс работал на «Стрэттоне» финансовым директором в те времена, когда его должность более скромно именовалась «финансовым контролером». Хаченс работал на Мильтона Девриса двадцать пять лет, а с приходом Ника помогал ему подготовить все необходимые бумаги для продажи акций «Стрэттона» «Фэрфилд партнерс». Он блестяще справился с этой работой и всегда держал себя безукоризненно вежливо, хоть и немного суховато. Когда пришло время, и Ник, не желая вызывать Хаченса к себе, лично пришел к нему в кабинет и сообщил, что «Фэрфилд партнерс» хотят посадить на его место своего человека, Хаченс не вымолвил ни слова протеста.

Тогда Ник сказал Хаченсу чистую правду, но оба они знали, что, если бы Ник заупрямился, «Фэрфилд партнерс» наверняка не стали бы настаивать на новой кандидатуре финансового директора. Хаченс был очень опытный и умелый финансовый контролер старой закалки, а «Фэрфилд партнерс» кишели новоиспеченными финансистами, разглагольствовавшими о преимуществах интерактивной калькуляции и систем учета экономической добавленной стоимости. В их глазах Хаченс был живым динозавром, не желавшим рассуждать о «стратегическом планировании». «Фэрфилд партнерс» гораздо приятнее было иметь дело со Скоттом Макнелли, по их мнению, способным помочь Нику «поднять „Стрэттон“ на новый качественный уровень». В свое время и сам Ник днем и ночью мечтал о «новом качественном уровне», а теперь эти слова вызывали у него зубную боль.

– Давно не виделись, Ник, – сказал Хаченс, приветственно поднимая бокал с мартини, но не вставая из-за стола. – Желаете что-нибудь выпить?

Издали Хаченс казался пышущим здоровьем крепышом, но вблизи становилось ясно, что у него просто обычная для любителя выпить красная рожа. Казалось, он насквозь пропитан джином.

– Рановато еще, – пробормотал Ник, покосившись на показывающие одиннадцать утра часы.

– Ну да, конечно, – пробормотал Хаченс. – Вы же на работе. Какой пример вы подали бы тысячам своих подчиненных!

С этими словами Хаченс осушил свой бокал и подал официанту знак принести следующий.

– Да. Пока я вынужден ходить на работу.

– Слышал я о вашей работе, – потирая руки, сказал Хаченс. – В городе только и говорят, что об увольнениях. А в Бостоне вами наверняка жутко довольны! Подумать только, что моя скромная персона оказалась первой в бесконечном списке уволенных. За что такая высокая честь?

– «Стрэттон» очень многим вам обязан, – побледнев, пробормотал Ник. – Я всегда говорил вам, как высоко ценю ваш труд.

– Конечно, где бы вы нашли другого идиота, так старательно строившего себе эшафот!.. Спасибо, Винни, – поблагодарил Хаченс принесшего ему следующий коктейль пожилого официанта с клубным красным галстуком-бабочкой на бычачьей шее.

– Принесите мне, пожалуйста, стакан томатного сока, – попросил официанта Ник.

– Вы всех очень удивили, – заявил Хаченс, выудил из коктейля оливку и стал с задумчивым видом ее жевать.

– Мне очень нелегко давались такие решения. И я прекрасно понимаю, как трудно пришлось многим…

– Вы меня не поняли, – перебил Ника Хаченс. – Я не об увольнениях. Многие не думали, что из вас выйдет хороший директор. Никто не сомневался в вашей преданности «Стрэттону», но на роль его руководителя вы как-то не тянули.

– Что ж, – разглядывая большой каменный камин, белые скатерти на столиках и широкий ковер от стены до стены, протянул Ник. – Но сам Деврис…

– Мильтон тут ни при чем! – перебил Ника Хаченс. – Если бы он строил на вас планы, он еще при жизни назначил бы вас своим первым заместителем или на другую очень высокую должность, как всегда делается, когда руководитель выбирает себе преемника.

– Согласен, – стараясь не раздражаться, сказал Ник.

– Мильтон вам просто симпатизировал. Мы все вам симпатизировали, но, на самом деле, Мильтон считал вас слишком зеленым, – сказал Хаченс, изучая содержимое своего бокала. – Вы были таким рубахой-парнем. Казалось, вы готовы на все, лишь бы все вас любили. Настоящие руководители не такие. Мильтон считал, что вы не сумеете проявить жесткость, когда в этом возникнет необходимость. Но он ошибался. Какая ирония судьбы!

– Судьба гораздо ироничней, чем вам кажется, – сказал покрасневший от услышанного Ник. – Вот, взгляните.

С этими словами он вытащил из черной кожаной папки контракт, расшифрованный специалистами Эдди Ринальди, и подал его Хаченсу.

– Что это такое?

– Это я хотел бы услышать от вас, – ответил Ник, искреннее надеясь на то, что Хаченс не слишком пьян и что-нибудь поймет.

Водрузив на нос очки в тонкой проволочной оправе, Хаченс начал листать документ. Читая его, он несколько раз криво усмехнулся.

– Вот это да, – наконец сказал он. – Насколько я понимаю, это не ваших рук дело?

– Нет.

– О, Мильтон! Как жаль, что тебя больше с нами нет! «Стрэттону» без тебя придется туго… «Пасифик-Рим»! Ну и название! – пробормотал Хаченс, убирая очки в карман и протирая осоловелые глаза. – Кто это? Итальянцы или малайцы? Впрочем, я и сам догадываюсь, что джентльмены из Бостона решили утопить «Стрэттон» в Янцзы.

Ник рассказал Хаченсу услышанное им от Стефании Ольстром, считавшей, что настоящий покупатель – китайская армия.

– Какая прелесть! – рассмеялся Хаченс. – Изумительно. Даже как-то неудобно так надувать коммунистов.

– Надувать?

– Если этот бухгалтерский баланс отражает истинное положение вещей, «Стрэттон» процветает. Но я почему-то подозреваю, что баланс насквозь фальшивый.

«Очередная комбинация Скотта Макнелли!» – подумал Ник.

– Окажись у меня в руках ваши последние отчеты о прибылях и убытках и появись у меня такое желание, я бы разложил вам все по полочкам так, что даже вы поняли бы, где кроется обман, – отхлебнув из бокала, заявил Хаченс. – Но даже с пустыми руками я авторитетно вам заявляю, что кто-то пытается выдать желаемое за действительное. Автор этого документа использует счета нераспределенной прибыли за прошлый год, чтобы скрыть текущие убытки. Знаете, что бывает за такой бухгалтерский учет? Помните фирму, которую не так давно поймали на аналогичных махинациях? Так вот, ей пришлось выплатить штраф в размере трех миллиардов долларов. Не стоит шутить с начисленной кредиторской задолженностью!

– Но зачем это нужно? – спросил Ник. – Ведь новый владелец «Стрэттона» очень скоро поймет, что его надули, и подаст на «Фэрфилд партнерс» в суд.

– В том-то и дело, что не подаст!

– Почему?

– Тут есть очень хитрая статья, запрещающая любые тяжбы, – ткнув пальцем в бумаги, объяснил Хаченс. – После подписания контракта не допускаются никакие судебные разбирательства по поводу содержащихся в нем утверждений и заявлений.

– Зачем же покупателям на это соглашаться?

– Думаю, ответ напрашивается сам собой, – сказал Хаченс. – Должно существовать какое-то дополнительное соглашение, гарантирующее очень крупную выплату какому-то лицу, возможно, китайскому правительственному чиновнику, способному гарантировать и ускорить заключение сделки.

– За взятку?

– Я бы избегал таких вульгарных выражений. У китайцев есть чудесная традиция. Празднуя начало нового года по лунному календарю, они дарят друг другу на счастье деньги в конвертах.

– Десять миллионов долларов – дорогой подарок.

– На первый взгляд такая сумма может показаться излишней, но на самом деле многие заплатят гораздо больше, чтобы прорваться сквозь китайские бюрократические препоны с их бесконечными придирками.

– Но ведь новый год по лунному календарю еще не скоро!

– То-то и оно! Значит, это все-таки не бескорыстный подарок на счастье. Бьюсь об заклад, что деньги, перекочевавшие на анонимный счет в Макао, немедленно перекочевали на другой счет в коммерческом банке на Лабуане.

– Где?

– Лабуан – это остров у побережья Малайзии. На этом кусочке песка процветает мощная индустрия оффшорных банковских операций. По сравнению с лабуанскими, швейцарские банкиры кажутся очень щепетильными. Именно на Лабуане китайские чиновники прячут свои наворованные деньги.

– Вот уж не знал!

– Именно на это они и рассчитывали. Послушные мальчики и девочки не знают о Лабуане и уж конечно не переводят туда своих денег.

– Боже мой! – воскликнул Ник. – Сколько же народа участвует в этой махинации?!

– Трудно сказать. Но с вашей стороны достаточно двух подписей. От «Стрэттона» вполне может подписаться ваш очаровательный финансовый директор, а от «Фэрфилд партнерс» – какой-нибудь активный пайщик-руководитель. Признаюсь, мне кажется, что сделка будет осуществлена наспех, но эти двое друзей наверняка очень спешат. В наше время вообще все спешат… Может, все-таки выпьете со мной бокал мартини?

– Я заказал томатный сок, – сказал Ник, – а его все не несут.

– Знаете, его, наверное, вообще не принесут! – прошептал Хаченс. – Как же я сразу не сообразил! Ведь нас обслуживает Винни!.. Впрочем, вы наверняка привыкли к такому обхождению…

– О чем вы?

Хаченс покосился на официанта и медленно покачал головой.

– Вы же уволили его брата…

 

3

Одри нашла Роя Багби по мобильному телефону. Багби обедал в своей любимой закусочной. Он с трудом слышал Одри. Вокруг него раздавались раскаты смеха, ножи и вилки стучали о тарелки, гремела хриплая рок-музыка.

– Когда вы вернетесь? – несколько раз переспросила Одри.

– Я обедаю! – заявил Багби.

– Я понимаю, но у меня важное дело.

– Что?

– Приезжайте скорей!

– А это не может подождать?

– Нет.

– Но мне только что принесли гамбургеры! Я сижу в… – Багби назвал ресторан и его адрес.

– Сейчас я приеду! – сказала Одри и выключила телефон, прежде чем Багби успел возразить.

Сначала Багби разозлился на то, что Одри не дала ему спокойно пообедать с приятелями – тремя мужчинами его возраста, одетыми в полицейскую форму, но очень скоро успокоился, извинился перед друзьями, и они с Одри уединились в отдельной кабинке.

– Вот и отлично! – заявил, он, выслушав рассказ Одри о пулях и пистолете. – Считай, мы их уличили!

– Но ведь это лишь косвенная улика, – возразила Одри.

На чудовищном красном галстуке у Багби расцвело пятно кетчупа, существенно повышающее его эстетические достоинства.

– А чего ты хотела? – выпучив глаза, заорал Багби. – Чтобы Коновер принес свой дневник с записью о том, как они с Ринальди прикончили этого психа?!

– Я не уверена в том, что прокурор сочтет эти улики достаточными.

– Ты о каких уликах?

Одри хотела было попросить Багби не орать, но решила, что сейчас не время ссориться.

– Об уликах, говорящих о том, что Эдвард Ринальди и Николас Коновер, скорее всего, имеют прямое отношение к убийству Эндрю Стадлера, – терпеливо объяснила она.

– Ну и что же?

– Помолчите, пожалуйста! Дайте договорить!

Не ожидавший от Одри такой наглости, Багби, к ее великому удовольствию, замолчал, и она продолжала:

– Пистолет, из которого убили Стадлера, стрелял на месте преступления, где шесть лет назад работал Ринальди. Этот пистолет тогда не нашли, но из этого еще не вытекает, что тогда, в Гранд-Рапидсе, его прикарманил Ринальди. У нас недостаточно доказательств.

– Но ведь сама-то ты так не думаешь? И я так не думаю!

– Вряд ли даже наше совместное мнение убедит окружного прокурора выдвинуть обвинение в убийстве против генерального директора огромной корпорации и еще одного из ее руководителей.

– Я уверен, что на детекторе лжи Ринальди расколется, – заявил Багби.

– Он может отказаться от детектора лжи.

– Уверяю тебя, что согласится, если его обвинят в умышленном убийстве, грозящем ему пожизненным заключением без права на амнистию! – Багби откинулся на спинку дивана, смакуя свои мысли. – Здорово мы их прищучили! – пробормотал он и улыбнулся.

К своему удивлению, Одри поняла, что впервые в жизни видит на лице Роя Багби бесхитростную радостную улыбку. Привыкшая к его злорадным усмешкам и неприятным ухмылкам, Одри не могла в это поверить. Впрочем, радость шла Багби не больше, чем крокодилу. Все его лицо покрылось глубокими складками, как накрахмаленная простыня.

– Коновер откажется от детектора лжи, – сказала Одри. – И вообще, мы еще не знаем, кто из них стрелял в Стадлера.

– Ну и что? Обвиним их обоих в умышленном убийстве, а убийцей будем считать того, кто не успеет покаяться первым.

– Не уверена, что до этого дойдет дело. И вообще неизвестно, выдаст ли прокурор ордер на их арест.

– Так езжай обрабатывать прокурора. Ты же знаешь, как это делается!

– Нойс будет этим недоволен.

– Пошел он к черту! Это наше дело, а не его.

– Все равно, – сказала Одри. – Я пока не уверена. Мне не хотелось бы неприятностей.

Багби начал считать по пальцам левой руки.

– Мы обнаружили, что семя для гидропосева под ногтями у трупа такое же, как на лужайке у Коновера, мы узнали, что с записывающего устройства сигнализации Коновера стерта информация за интересующее нас время, мы выяснили, что в два часа ночи у Коновера сработала сигнализация, и он тут же ринулся звонить Ринальди, мы узнали, что этот псих мог раньше лазать к Коноверу в дом, а теперь мы знаем про пули и пистолет. Чего еще нужно?! По-моему, более чем достаточно!

– Я сначала расскажу обо всем Нойсу.

– Бежишь к доброму папочке? – покачал головой Багби. – Неужели ты еще не поняла, что Нойс не за нас?

– Почему вы так считаете?

– Сама посуди. Чем ближе мы подбираемся к директору «Стрэттона», тем больше Нойс нам мешает. Он не подпускает нас к Коноверу. Не удивлюсь, если «Стрэттон» купил Нойса.

– Да бросьте вы!

– Серьезно! В том, как Нойс принимает сторону Коновера, есть что-то подозрительное.

– Нойс просто боится скандала, когда речь идет о таких видных людях.

– По-моему, Нойс слишком сильно его боится. Потом, вспомни, когда я нагрянул с внезапным обыском к Ринальди, тот успел избавиться от двух пистолетов. Словно кто-то его заранее предупредил.

– Возможно, он выкинул их сразу после того, как они с Коновером совершили преступление, – сказала Одри. – Или Коновер позвонил ему и сказал, что я еду к нему с обыском, и Ринальди на всякий случай тут же избавился от улик.

– Все это теоретически возможно. Но посмотри, как Нойс мешает нам работать, занимает тебя другой ерундой, чтобы не дать тебе расследовать убийство Стадлера. Я больше Нойсу не доверяю.

– Он мой друг, Рой, – негромко проговорила Одри.

– По-моему, ты ошибаешься, – сказал Багби.

Одри промолчала.

 

4

Особняк Дороти Деврис на Мичиган-авеню в Восточном Фенвике оказался меньше, чем раньше казался Нику, но производил сейчас еще более мрачное впечатление своей готической остроконечной крышей. Внутри его полы из мореного дерева были покрыты багровыми, как кровь, восточными коврами. Темная мебель была изготовлена из красного дерева и во многих случаях покрыта темной парчой. Гардины были задернуты. Ник вспомнил, что Дороти Деврис не хотела, чтобы ткани выгорали на солнце. Ярче всего в доме сейчас светилась бледная кожа его хозяйки.

– Вы, кажется, хотели чаю? – прищурившись, спросила Ника Дороти Деврис. Она сидела неподвижно, как статуя, в обтянутом пурпурной тканью кресле эпохи королевы Анны. На потолке висела тяжелая люстра, но Дороти Деврис и не подумала ее включать.

– Благодарю вас, нет, – ответил Ник.

– Извините, я вас, кажется перебила, – сказала Дороти Деврис. – Прошу вас, продолжайте.

– Я вам уже описал ситуацию в целом. Мы с вами немало поработали, когда продавали «Стрэттон» «Фэрфилд партнерс». А трудились мы для того, чтобы сохранить наследие вашего отца и вашего мужа.

– Наследие, – проговорила Дороти Деврис. – Какое звучное слово!

В полумраке Нику было не понять, какого цвета на ней платье – темно-серое или темно-синее.

– Шутить с этим не приходится, – сказал Ник, которому показалось, что Дороти Деврис немного повеселела. – Гарольд Стрэттон создал фирму, которая оставила позади другие предприятия отрасли. А создал он ее здесь, в Фенвике, тем самым сообщив всем деловым людям Америки о существовании нашего города.

Дороти Деврис напечатала за свой счет и всем раздавала красочную книгу, в которой воспевались достижения ее мужа Мильтона на деловом поприще. Кроме того, Ник прекрасно понимал, что Дороти не устоять перед разговорами о роли ее отца в мировой истории.

– Гарольд Стрэттон ужаснулся бы при мысли о том, что его любимое детище разберут по винтикам и отправят в Китай. Меня эта мысль тоже ужасает. Это было бы страшной ошибкой, от которой пострадают и Фенвик, и «Стрэттон».

– Вы это говорите мне с какой-то определенной целью? – с непонимающим видом спросила Дороти Деврис.

– Разумеется.

– С какой именно? – спросила Дороти Деврис тоном школьной учительницы.

– Вы владеете частью акций корпорации. Вы входите в состав совета ее директоров. Если вы меня поддержите, мы постараемся убедить остальных не продавать «Стрэттон». А если я буду настаивать на этом один, все подумают, что я просто трясусь за свое место. Поверьте! Эта сделка повлечет за собой страшные последствия. Китайцам совершенно не нужны наши заводы. У них своих предостаточно. Они быстренько распродадут все станки и цеха, а потом – уволят последних оставшихся рабочих.

– Какая страшная перспектива…

– Но ведь так оно и будет!

– У вас, оказывается, талант драматического актера… Но вы ведь явились сюда не для того, чтобы узнать мое мнение?

– Как раз за этим я к вам и пришел.

– Но ведь вы меня о нем не спросили. Вы лишь изложили ваш собственный взгляд на ситуацию.

– Я просто хотел ввести вас в курс дела, – удивленным тоном сказал Ник, – чтобы потом выслушать вас. Я пришел к вам за помощью и советом, – немного помолчав, добавил он.

– Неужели? – с кислой миной проговорила Дороти Деврис.

У Ника зародились самые страшные подозрения. «Неужели она все уже знала?!» – с ужасом подумал он.

– По правде говоря, меня удивляет, что вы апеллируете к эмоциям, а не к здравому смыслу и деловой целесообразности, – сказала Дороти Деврис. – Потому что я не помню, чтобы вы являлись ко мне за помощью и советом, когда решили прекратить производство кресел «Стрэттон-Ультра» – величайшего наследия моего мужа… Какое все-таки звучное слово – наследие… – негромко добавила она.

Ник промолчал.

– И вы не приходили ко мне за помощью и советом, прежде чем уволить пять тысяч работников и осквернить гордое имя «Стрэттон», превратив его в жупел, – продолжала Дороти. – А ведь Мильтон так старался, чтобы при слове «Стрэттон» всем приходило в голову только самое лучшее в Фенвике. Это тоже была часть его наследия.

– Но ведь вы же сами проголосовали за увольнения!

– А вы бы хотели, чтобы хрупкая женщина встала на пути несущегося на всех парах паровоза?.. Но я не жалуюсь. Поймите меня правильно. Мы продали корпорацию. Теперь она почти полностью принадлежит «Фэрфилд партнерс». Поэтому вопросы вроде поднятого сейчас вами должны решаться в деловом ключе.

– Я прошу прощения, но неужели вас оставляет безучастной мысль о том, что «Стрэттон» станет собственностью китайских коммунистов?

– Бросьте вы, – поморщившись, буркнула Дороти Деврис. – От вас я не желаю слышать таких рассуждений. Мне кажется, что ради денег вы готовы на все и сейчас просто лицемерите… Кстати, моя семья получила очень хорошие деньги от «Фэрфилд партнерс» за акции «Стрэттона», а при его перепродаже азиатам нам, думаю, тоже перепадет достаточно крупная сумма.

– Значит, вы все знали? – пробормотал Ник, вглядевшись Дороти Деврис в глаза.

Дороти промолчала.

– Хотите верьте, хотите нет, но я предложила вам пост Мильтона не для того, чтобы вы разрушили «Стрэттон». Тем не менее вам это удалось. Вы придумали дутый «офис будущего». Вы истребили все настоящее, истинное, заменив его на серебристое папье-маше. Мильтон ужаснулся бы тому, что вы сделали. Впрочем, зачем я вас обвиняю? Я же сама назначила вас директором «Стрэттона».

– Зачем же вы это сделали? – задал свой последний вопрос Ник.

– Откровенно говоря, – немного подумав, с кривой усмешкой сказала Дороти Деврис, – я и сама теперь этого не понимаю.

 

5

Одри обещала держать Нойса в курсе расследования убийства Эндрю Стадлера. Она знала, что имеет право, не ставя Нойса в известность, требовать от прокурора ордера на арест Коновера и Ринальди, но чувствовала, что это будет нехорошо. Нойса следовало предупредить по соображениям элементарной учтивости. Одри немедленно поставила Нойса в известность о том, что́ ей сообщили про пули, и внезапно начинать с ним игру в прятки было бы смешно. Этим Одри просто разозлила бы Нойса. Кроме того, он бы обиделся, а обижать его Одри совсем не хотелось.

В кабинете Нойса негромко играла труба.

– Это Дюк Эллингтон? – спросила Одри.

– Да. Самое интересное, что Дюк терпеть не мог работать. Он все делал в последний момент. Вечером накануне записи мать кормила его ужином, а он садился за фортепиано и за пятнадцать минут выдавал очередной шедевр, который на следующий же вечер транслировали по радио в исполнении его оркестра… – покачав головой, Нойс дождался конца мелодии и выключил проигрыватель. – Ну что у тебя?

– У нас достаточно улик, чтобы арестовать Коновера и Ринальди.

Сначала Нойс слушал ее объяснения с вытаращенными глазами, а потом прищурился.

– Одри, разреши угостить тебя мороженым.

– Я стараюсь не есть сладкого.

– Тогда ты посмотришь, как ем мороженое я…

Нойс за обе щеки уплетал ванильное мороженое с клубничным сиропом, а Одри смотрела в сторону, потому что мороженое было чудесным на вид, а после обеда ей всегда хотелось чего-нибудь вкусненького.

– Ты не боишься, что тебя уволят, после того как ты их арестуешь и не сможешь доказать их вину? – спросил Нойс, облизывая клубничный сироп с ложки. – Я надеюсь, ты отдаешь себе отчет в том, кого собираешься арестовывать?

– Думаете, Николас Коновер всесилен?

– Николас Коновер состоятельный и влиятельный человек, но самое важное то, что он работает на фирму инвесторов из Бостона, которые будут защищать свое имя и свои деньги, а следовательно, и его. Если для этого им понадобится подать в суд на полицию маленького городка Фенвик в дебрях штата Мичиган, они без колебания это сделают. При этом они подадут в суд на тебя и на всех нас.

– Но ведь все может случиться и по-другому! – возразила Одри, глотая слюну от одного вида мороженого. – Инвесторы могут не захотеть, чтобы название их фирмы фигурировало в деле об умышленном убийстве, и быстренько уволят Коновера.

– Возможно, но очень маловероятно, – сказал Нойс, не прекращая поедать содержимое своей вазочки.

– Но если я действительно убеждена в том, что Коновер и Ринальди замешаны в убийстве, и меня поддержит прокурор, что в моих действиях незаконного?

– Ты не представляешь, во что собираешься нас всех втянуть! Кроме того, прокурор подпишет ордер на арест только в том случае, если рассчитывает обязательно выиграть дело в суде. А для этого еще маловато улик.

– Как это маловато?

– А вот так! – Нойс наконец оторвался от мороженого. – Давай посмотрим. Какая у тебя главная улика? Пули? Ну и что? Ринальди расследовал дело в Гранд-Рапидсе и нашел пули. Потом оказалось, что пистолет, из которого они вылетели там, стрелял и здесь…

– И это не случайно. Ринальди не был образцовым полицейским.

– Осторожно! Это всего лишь сплетни. Полицейские любят поливать друг друга грязью, – вздохнул Нойс, – но сплетни не доказательство. Ты можешь сколько угодно утверждать, что Ринальди подобрал этот пистолет в Гранд-Рапидсе, но доказать ты это не можешь.

– Не могу, но…

– Ну и что, по-твоему, скажет на это защитник Ринальди? Пистолет, стрелявший в Гранд-Рапидсе, выстрелил в Фенвике. Подумаешь! Это не первый случай в мировой практике. А где, по-твоему, фенвикские наркоторговцы покупают оружие? Да все там же – во Флинте, в Лансинге, в Детройте и в Гранд-Рапидсе. Где-то ведь им нужно покупать оружие!

Одри молча смотрела, как Нойс пожирает ванильное мороженое, стараясь каждый раз выудить ложкой клубничину из сиропа.

– Вероятнее всего, какой-то бандит из Фенвика купил этот пистолет у другого бандита в Гранд-Рапидсе, – продолжал Нойс.

– А семя для гидропосева? А такая же мульча, как на лужайке у Коновера?

– Вряд ли человека признают виновным в умышленном убийстве из-за семени для гидропосева.

– А ночной звонок Ринальди, о котором Коновер наврал, что его не было! – в отчаянии воскликнула Одри.

– Он мог перепутать одну ночь с другой. Так объяснит его защитник, и ему поверят.

– Но ведь у сигнализации Коновера стерт кусок записи именно за интересующее нас время. И мы можем это доказать!

– Вы не можете доказать, что он стерт умышленно. Эту запись могла стереть сама система.

Нойс явно проконсультировался с Кевином Ленеганом.

– Может, и так, – согласилась Одри.

– Кроме того, вы с Багби опросили соседей Коновера, и никто из них той ночью не слышал выстрелов.

– Но ведь в этом проклятом поселке дома стоят далеко друг от друга! А пистолеты 38-го калибра не грохочут, как гаубицы!

– Одри, вы с Багби не нашли ни крови, ни пистолета, ни отпечатков пальцев, ни свидетелей. Чем ты вообще обоснуешь свое обвинение?

– У нас есть мотив для убийства и возможность его совершить. Человек, подозревавшийся ранее в убийстве, зарезавший собаку, не раз проникавший в дом Коновера, ошивается по ночам рядом с его домом, и Коновер…

– Этот человек, кажется, был безоружен.

– Тем хуже для Коновера.

– Но ты же сама мне раньше говорила, что Стадлер был кротким, как овечка, и не склонным к насилию!.. Слушай, Одри, если бы у тебя были убедительные доказательства, я бы сам посоветовал тебе как можно скорее арестовать Коновера и Ринальди и обвинить их в убийстве. Но у тебя же только косвенные улики. Чем ты докажешь их виновность?

– Я знаю, что это они убили Эндрю Стадлера, и докажу это!

– Ты неисправимая оптимистка.

– Вот уж не знала о себе такого.

– Любой человек, любящий Бога на твой манер, – оптимист. Но горькая правда состоит в том, что люди нашей профессии не могут быть оптимистами. Со временем ты узнаешь, как часто свидетели отказываются от своих показаний, как часто виновные уходят от наказания и как часто преступления остаются не раскрытыми. В полиции все пессимисты и циники. По-другому нельзя. Я тебе не рассказывал об одном деле, которое расследовал, когда только-только поступил на работу в полицию? Одну женщину застрелили, когда она стояла у стола в своей гостиной. Ее муж все время изворачивался и придумывал себе разные алиби, а мы все время уличали его во лжи. Чем дольше он изворачивался, тем увереннее мы были в том, что именно он застрелил свою жену.

– А он, конечно, не стрелял? – нетерпеливо спросила Одри.

– А знаешь, почему он все время врал? Оказывается, в момент убийства он совокуплялся с сестрой своей жены и не желал в этом признаваться, несмотря на предъявленное ему обвинение в умышленном убийстве. В конце концов, этот мошенник во всем признался лишь после того, как был назначен день суда над ним. А знаешь, кто застрелил его жену? Да никто! Влетевшая в открытое окно шальная пуля. На улице как раз случилась бандитская разборка, а жене крупно не повезло. А может, она так поплатилась за то, что они жили в очень неблагополучном районе. Короче, то, что казалось нам вполне очевидным, в конечном итоге оказалось не имеющим отношения к действительности. А все потому, что мы спешили и не подумали как следует.

– Намек понятен, – сказала Одри, наблюдая, как Нойс вылизывает остатки сиропа. – Но мы-то как следует подумали.

– Сумасшедшего с пакетом фальшивого крэка в кармане нашли убитым в Гастингсе. Какой-то наркоторговец застрелил его и засунул его труп в мусорный бак. Именно эта версия кажется наиболее вероятной. Версия о том, что его застрелил директор крупной корпорации, как будто ему больше нечем заняться, выглядит на фоне первой обыкновенной фантастикой. Знаешь, как говорят в Техасе? Если слышишь звук копыт, в десяти случаях из десяти это бандиты, а не зебра. А ты гоняешься за зеброй.

– Но…

– Конечно, я понимаю, что бандитов в Техасе – пруд пруди, – кого ими там удивишь! – а зебра – это нечто из ряда вон выходящее. Но я советую тебе спуститься с небес на землю. Времени у тебя не так много. Что за женщина звонит тебе каждую неделю?

– Этель Дорси.

– Ее сына Тайрона убили из-за наркотиков. Сколько времени в день ты посвящаешь расследованию этого убийства?

– Сейчас у меня совсем нет на это времени.

– Вот как? А тебе не кажется, что ты водишь за нос Этель Дорси?

– Я… – не нашлась, что ответить Одри.

– Ты хороший работник, и из тебя может выйти отличный детектив. Но сейчас ты тратишь попусту свое драгоценное время. Вспомни, сколько еще не раскрытых преступлений!

– Ну да… – Слова Нойса сразили Одри, возразить на них было нечего.

– Я хочу, чтобы ты приняла участие еще в одном расследовании. Не вместо того, которым ты сейчас занимаешься, а наряду с ним. Думаю, это новое дело даст тебе возможность блеснуть. Не то что труп сумасшедшего в мусорном баке. Так вот, ограблением магазина Эрнандеса занимается Дженсен, но он ушел в отпуск. Займись-ка этим ограблением.

– Но ведь у Дженсена есть напарник – Фелпс.

– Фелпс взял неделю за свой счет, поэтому ограблением Эрнандеса придется заняться тебе. Между прочим, суд назначен на понедельник, а прокурор хочет ознакомиться с материалами этого дела в пятницу.

– Через два дня?

– Вот именно. Кроме тебя, никто с этим не справится.

– Ну да… – пробормотала сбитая с толку и совершенно подавленная Одри.

 

6

Марта вышла в прихожую с кухонным полотенцем в руках. Наверняка она услышала сигнал, сработавший, когда Ник открыл входную дверь.

– Что-то случилось? – спросил у Марты Ник, прислушиваясь к раздававшемуся в доме девичьему смеху.

– Ничего не случилось, – покачав головой, буркнула Марта тоном, говорившим совершенно противоположное.

– Что это за веселье?

– К нам явилась мисс Стадлер, – скривившись, заявила Марта.

– А! – протянул Ник. – Тогда все в порядке.

Марта пожала плечами с таким видом, словно у нее совершенно иное представление о порядке.

– Вас что-то не устраивает? – спросил ее Ник.

– Я больше не знаю, кто входит в состав семьи, проживающей в этом доме!

Ник почувствовал, что назревает скандал, и молча от него уклонился.

В гостиной была Кэсси. На ней были слишком большая футболка с надписью «Стрэттон» и черные джинсы. Кэсси сидела с Джулией, одетой в бирюзовый спортивный костюм с надписью «Пышка» на заднем месте.

Ника никто не заметил, и он стал молча наблюдать и слушать.

– В этом нет ничего противного, – говорила Кэсси.

– Противно! Противно! – верещала Джулия и хохотала, как гиена.

– Просто ты взрослеешь. Твое тело меняется. Скоро тебе начнут нравиться мальчики, и ты начнешь ухаживать за своим телом. Это совершенно нормально. Человек каждое утро должен ухаживать за своим телом, а не только есть овсяные хлопья.

– Ненавижу овсяные хлопья! – с довольным видом захихикала Джулия.

– Самое главное – не стесняться своего тела. Обо всем, что с ним происходит, можно и нужно говорить. Тут нечего стыдиться. Возьмем, к примеру, груди. Что в них плохого? Прыщи гораздо противнее!

Джулия снова весело захохотала.

Ник понял, что у Кэсси с Джулией женский разговор. Ему сразу же полегчало, но в то же время он ощутил укол ревности из-за того, какими близкими друг другу стали Кэсси и Джулия. Он уже объяснял Кэсси, как боится предстоящего ему разговора с дочерью о менструации. Он опасался, что в результате такого разговора Джулия начнет испытывать к отцу отвращение. Марта же, несмотря на свои обтягивающие джинсы, отличалась чопорностью и смущалась при первом же намеке на секс. В связи с этим она решительно заявила, что разговоры с Джулией о месячных не входят в ее обязанности.

Кэсси же рассуждала об этих вещах совершенно спокойно и естественно. Ее низкий голос звучал серьезно и успокаивающе. Насколько, конечно, было возможно настроить на серьезный лад и успокоить непоседливую десятилетнюю хохотушку.

– Многое изменится, но многое и останется прежним, – сказала Джулии Кэсси. – Главное – не забывай о том, что папа всегда будет тебя любить, что бы с тобой ни происходило.

Ник откашлялся и сказал дочери:

– Привет, Джулия.

Та вскочила на ноги и обняла его.

– Папа!

– А где твой брат?

– Наверху делает уроки.

– Вот и отлично… А откуда у тебя такой костюм?

– Кэсси купила.

– Вот как!

Обтягивающий спортивный костюм с надписью на заднице, по представлениям Ника, не очень подходил для десятилетней девочки.

Кэсси подняла глаза и с невинным видом пожала плечами.

– Я всегда слыла гуру в области моды среди младшеклассников.

Когда Джулия убежала к себе, Ник повернулся к Кэсси.

– Спасибо тебе. Я понял, что ты рассказывала Джулии о том, что мне было бы ей не растолковать.

– Она у тебя просто прелесть, Ник. И самое главное – она знает, что ты ее папа и всегда будешь ее любить.

– Оставайся с нами поужинать.

– Не могу.

– Дела?

– Да нет. Просто засиделась я тут у вас. Пора и честь знать.

– Думаешь, Джулия или Люк считают тебя простой гостьей?

– Прямо и не знаю, что тут можно подумать, – усмехнулась Кэсси.

– Оставайся, – сказал Ник. – Мне нужно посоветоваться с тобой насчет работы.

– Хорошо. Припади к источнику моей мудрости.

Ник рассказал Кэсси о разговоре с Дороти Деврис.

– Вот это да! – пробормотала Кэсси. – Но все равно, эта тетка погоды не делает. Кто там у них главный? Тодд Мьюлдар?

– В этом все и дело.

– Значит, надо понять, кто главней Мьюлдара.

– Председателем фирмы «Фэрфилд партнерс» является Уиллард Осгуд, – пожал плечами Ник. – Но судя по всему, в последнее время он отошел от дел.

– Уиллард Осгуд? Такой в очках? Который все твердит про судьбу американского народа? Это ты про него давал мне читать в журнале «Форчун»? Если это он, отправляйся прямо к нему.

– Зачем? Он теперь ничего не решает.

– Насколько я понимаю, Осгуд считает себя благодетелем нации и отцом своего детища – «Фэрфилд партнерс». Вряд ли он спокойно отнесется к махинациям, о которых ты мне рассказал.

– Это верно. Но времена меняются. Наверное, теперь все решают не такие, как Осгуд, а такие, как Мьюлдар.

– Видишь ли, возможно, Мьюлдар скрывает правду не только от тебя, но и от Осгуда. Ведь это возможно?

– Наверное, да.

– Так может, тебе следует отправиться прямо к Осгуду?

– А если ты ошибаешься и он все знает?

– А ты можешь предложить что-то другое? И потом подумай, а вдруг я не ошибаюсь!

 

7

Одри получила электронную почту от Кевина Ленегана из криминалистической лаборатории.

– Догадайся, что у меня для тебя есть! – сказал Кевин, когда к нему прибежала Одри.

– Ты нашел стертую запись?!

– Это невозможно. Я же тебе говорил! Смотри на этот код. Я его только что заметил. Это значит, что изображения, полученные с этих камер, передавались по определенному графику на удаленный сервер.

– Что?

– Некоторые записи, поступающие в архив, например, записи камер, включавшихся в ответ на движение, автоматически передавались на удаленный сервер по запрограммированному вот здесь адресу.

– Кевин, – с легким раздражением в голосе сказала Одри, – думаешь, я что-нибудь поняла?

– Я говорю о той записи, которую ты ищешь. Мы думали, что она безвозвратно стерта. Да, в этом записывающем устройстве она стерта, но я тебе только что объяснил, что эта запись была отправлена по Интернету в компьютерную сеть «Стрэттона», где и должна сохраниться в виде резервной копии. Понятно?

– А ты можешь влезть в компьютеры «Стрэттона» прямо отсюда?

– Неужели ты думаешь, что я работал бы тут, умей я вытворять такие штучки?.. Но если ты отведешь меня на «Стрэттон», я знаю, где нужно искать.

 

8

Ник потратил час на то, чтобы добраться до международного аэропорта имени Джеральда Форда. Потом он пять часов летел до Бостона. Самолет приземлился в оживленном аэропорту Логан, способном вместить зараз все население Фенвика. Минуя ресторан морской кухни, книжный магазин и магазин подарков, Ник добрался до эскалатора, ведущего на автостоянку, где, среди множества шоферов в униформе, обнаружил смуглого мужчину в синем пиджаке и серых брюках с табличкой «Николас Конвер» в руках. Решив не обижаться на ошибку в своей фамилии, Ник Коновер поспешил к присланному за ним водителю.

Фирма «Фэрфилд партнерс» снимала под свои офисы обширные площади в возвышающемся в самом центре деловой части Бостона гранитном здании с огромными окнами. Офисы Уиларда Осгуда занимали тридцать седьмой и тридцать восьмой этажи. В приемной, между тропических растений, было расставлено множество серых диванов и кресел. Ник предполагал, что у него будет предостаточно времени для того, чтобы насладиться их комфортом, прежде чем Уиллард Осгуд соизволит его принять, но, к его удивлению, секретарша с рыжими волосами пригласила его немедленно проследовать в стеклянную дверь. Ник даже сверился с часами, опасаясь, что опоздал, но до назначенного времени оставалось еще несколько минут.

Пройдя сквозь стеклянную дверь, Ник оказался не в кабинете Осгуда, а перед блондинкой в очках в красной пластмассовой оправе.

– Здравствуйте, мистер Коновер, – поздоровалась блондинка. – Как долетели?

– Нормально, – ответил Ник.

– Желаете что-нибудь? Воды, колы, кофе?

– Нет спасибо, – ответил Ник, решив, что не даст заговорить себе зубы.

– К сожалению, мистер Мьюлдар в отъезде. А то он обязательно пришел бы поздороваться с вами.

«Не сомневаюсь!» – подумал Ник и сказал:

– Доложите, пожалуйста, о моем прибытии мистеру Осгуду. Мне, в первую очередь, нужно побеседовать именно с ним.

– Сию секунду! – воскликнула блондинка в красных очках.

В офисах «Фэрфилд партнерс» были невероятно высокие потолки. Это объяснялось тем, что два этажа, которые они занимали, были объединены в один. На стенах между огромными окнами висели фотографии Уилларда Осгуда на обложках журналов – Осгуд с удочкой на обложке журнала «Охота и рыболовство», Осгуд в синем костюме и желтом галстуке на обложке журнала «Форбс». Квадратное добродушно-внимательное лицо Осгуда и его очки были совершенно одинаковы на обеих фотографиях, словно под них просто приклеивали разную одежду.

– Присядьте пока здесь, – добавила блондинка, указав Нику на коричневый кожаный диван.

Усевшись, Ник стал осматриваться по сторонам. В кабинете стоял огромный стеклянный письменный стол, над ним на стене были развешаны рыболовные трофеи. Наконец до него дошло, что он сидит в кабинете самого Уилларда Осгуда. Выглянув в окно, Ник увидел в отдалении Бостонскую бухту, а еще дальше какие-то маленькие острова.

Через несколько мгновений в кабинете появился сам Уиллард Осгуд в точно таких же круглых очках, как на обложках журналов. Ник встал и понял, что Осгуд сантиметров на пять выше его.

– Ник Коновер! – громовым голосом воскликнул Осгуд и похлопал Ника по плечу. – Вы заметили, какое у меня кресло?

С этими словами Осгуд показал пальцем на свое кресло «Стрэттон-Симбиоз».

– Вам так понравилось это кресло, что вы купили «Стрэттон»? – усмехнулся Ник.

– Я правильно поступил? – спросил Осгуд, вопросительно подняв косматую бровь.

– Если вы не разочаровались в кресле, не разочаруетесь и в «Стрэттоне».

– Чему обязан вашим визитом?

– Я прошу вас помочь мне решить одну проблему.

Осгуд заметно удивился, но улыбнулся и проговорил:

– Разрешите мне сначала воспользоваться вашим продуктом. Мне лучше думается сидя, – сказал он и уселся к себе за письменный стол. Ник сел в кресло напротив.

– Насколько я помню, в Фенвике вы говорили, что ваше правило – не расставаться с ценными приобретениями, – с места в карьер начал Ник.

Уиллард Осгуд покачал головой с таким видом, словно все уже понял.

– Да, это мое правило номер два, – сказал он, откашлявшись и похрустев суставами пальцев. – Мое правило номер один – никогда не терять денег.

Ник понял, что Осгуду известно о намерении Мьюлдара продать «Стрэттон».

Выходит, Кэсси ошиблась… Но все ли знает Осгуд?

– Судя по всему, у Тодда Мьюлдара другие правила, – сказал Ник.

– У Мьюлдара был нелегкий год, – тут же ответил Осгуд. – И вполне убедительные объяснения…

– Но вы же сами говорили, что объяснения еще не оправдание!

– Вы цитируете меня, как Священное Писание, – улыбнулся Осгуд, обнажив безупречные фарфоровые зубы.

– Мне кажется, что одно из объяснений заключается в том, что «Фэрфилд партнерс» остались без присмотра. Мьюлдар прямо говорит, что вас не застать в офисе, и рыбалка интересует вас теперь гораздо больше размера полученной прибыли.

– Надеюсь, вы ему не поверили? – ухмыльнувшись до ушей, спросил Осгуд.

– Я не знаю, что и думать.

– Говоря так, мои помощники имеют в виду, что мое время прошло. Тем самым они намекают на то, что пробил их час, – с этими словами Осгуд откинулся в кресле, но «Стрэттон-Симбиоз» учел его вес и не дал ему стукнуться затылком о стеклянную стенку. – Я вам сейчас кое-что расскажу, но пусть это останется между нами.

Ник кивнул.

– Пару лет назад я пригласил Мьюлдара в Исламораду в штате Флорида на ежегодную миграцию тарпона. Мьюлдар явился с новехонькой удочкой с дорогущей катушкой. На нем был широченный кожаный ремень с серебряными бляшками и все такое прочее, – усмехнулся Осгуд. – Мьюлдару не занимать самоуверенности. Он рассказал мне, как много раз ловил на блесну на Аляске, где жил в каком-то домике, при котором были ресторан и сауна, а обслуживающий персонал делал за него все, разве что не вытирал ему зад на горшке. Поэтому я любезно пустил его на нос катера и смотрел, как он несколько часов пытается хоть что-то вытянуть из воды. Но у него не клевало, хоть ты тресни. Он злился. Леска у него путалась. Пару раз он сам себя поймал крючком за воротник. Наконец мне надоело на него смотреть, я встал, вытравил двадцать метров лески и, как только подплыла стая, забросил блесну. Рыба клюнула, и я вытащил из воды двухметрового красавца. Можете мне не верить, но каждый раз, когда я забрасывал, я вытаскивал рыбу…

– Здорово, – сказал Ник; ему нравился рассказ, хотя он еще и не догадался, к чему клонит Осгуд.

– Мне кажется, Мьюлдар так и не понял, что дело не в стоимости удочки и катушки, а в тренировке. Чтобы добиться успеха, нужно много лет непрерывно практиковаться. Опыт незаменим.

– А с чем едят тарпона?

– Да ни с чем. Его вообще не едят. В этом-то вся и прелесть. Сначала с ним надо бороться, втащить его на борт катера. А потом его полагается отпустить в воду.

– Не уверен, что я бы на это согласился, – хмыкнул Ник.

– Как бы то ни было, Мьюлдар действительно совершил несколько ошибок. Для его скудного опыта он играет слишком смело.

– Я бы назвал его игры махинациями.

– Не забывайте о том, что я в курсе происходящих событий, – мрачно заявил Осгуд.

– А может, вы все-таки знаете не все? – пробормотал Ник, достал из чемоданчика папку и положил ее на стол перед Осгудом.

Осгуд водрузил на нос свои очки и стал просматривать документы в папке. При этом на лбу у него появились идеально горизонтальные, расположенные на равном расстоянии одна от другой морщины. Казалось, его лоб расчертили по линейке.

– Жаль, что он сделал все именно так, – пробормотал Осгуд.

– Как именно?

– Втайне от вас. По-моему, это нехорошо. Я предпочитаю играть в открытую. Теперь я понимаю, почему вы приехали ко мне и почему вы расстроены.

– А вот я прекрасно понимаю, почему Мьюлдар все сделал втайне от меня, – быстро проговорил Ник. – Он прекрасно знает, что я возражал бы, то есть и сейчас возражаю против такой сделки. Хотя у меня и нет возможности помешать Мьюлдару, он боится, что я могу устроить скандал и сделать его планы достоянием общественности. Вот он и решил состряпать все потихоньку, чтобы я обо всем узнал только после заключения сделки. А тогда будет слишком поздно что-либо менять.

– Скорее всего, это именно так. Но, повторяю, я не одобряю его поступок.

– Мьюлдару срочно нужны деньги, чтобы выручить вашу фирму, попавшую в трудное положение, после того как он потерял много денег на микрочипах.

– Я лично говорил Мьюлдару, что вы умный человек и с вами следует вести себя честно.

– Может, ему следует вести себя честно и с вами и рассказать вам, кто на самом деле стоит за «Пасифик-Рим»? А он, наверное, решил, что ваши политические убеждения не позволят вам брать деньги из такого источника, потому что настоящий хозяин «Пасифик-Рим» – НОАК!

Осгуд не проронил ни слова.

– Народно-освободительная армия Китая, – пояснил Ник. – Вооруженные силы китайских коммунистов.

– Я это знаю, – перебил его Осгуд. – Мне всегда известны малейшие подробности любой касающейся меня сделки. В противном случае я бы давным-давно разорился.

– Значит, вы все знали? – пробормотал Ник.

– Разумеется, знал. В этом нет ничего противозаконного, мой юный друг.

– Китайцам-коммунистам! – пробормотал Ник, словно заклиная этими словами старого консерватора.

– Господи боже мой! Да ведь речь идет всего лишь об офисной мебели! Мы же не продаем коммунистам крылатые ракеты или атомные бомбы! Это письменные столы, стулья и картотечные шкафы! Не думаю, что вместе с ними мы передаем в руки противника меч, которым он нас же и обезглавит!

– А вы смотрели, какую информацию о финансовом положении «Стрэттона» предоставил Мьюлдар своим покупателям из «Пасифик-Рим»?

– Такие мелочи меня не интересуют, – сказал Осгуд, оттолкнув от себя папку с бумагами. – Я доверяю своим партнерам по фирме… Ник, мы с вами оба занятые люди…

– А я бы на вашем месте заинтересовался этой мелочью. Мьюлдар предложил покупателям фальшивый бухгалтерский баланс, составленный финансовым директором «Стрэттона» Скоттом Макнелли, способным вести себя, как отпетый мошенник!

– Убедительно прошу вас не изображать здесь оскорбленную добродетель, Ник! – сверкнув фарфоровыми зубами, заявил Осгуд.

– Добродетель тут ни при чем. Это незаконно.

– Бухгалтерским учетом можно вертеть по-разному, – нетерпеливо отмахнулся Осгуд. – Кроме того, в контракте есть статья, запрещающая покупателю подавать на нас в суд, даже если он вдруг очнется.

– И об этом вы тоже знаете, – уныло проговорил Ник.

– Вы попусту тратите мое и свое время, Коновер, – сверля Ника глазами, сказал Осгуд. – Дело сделано. Обратного пути нет. И нечего распускать сопли. Вы закончили? Вот и отлично!

Осгуд поднялся из-за стола и нажал кнопку.

– Джейн, проводите, пожалуйста, мистера Коновера, – сказал он в микрофон.

– Нет, я еще не закончил, – не вставая с кресла, заявил Ник.

 

9

Начальник информационного отдела корпорации «Стрэттон» не походила на знатока электроники. Это была дородная женщина по имени Карли Линдгрен. Ее красивые длинные каштановые волосы были завязаны в узел на макушке. На ней был темно-синий костюм. На шее лежало плетеное золотое ожерелье, а в ушах висели золотые серьги.

Чтобы договориться с миссис Линдгрен о встрече, Одри хватило одного звонка и заявления, что она говорит из полиции. Однако при виде ордера на обыск Карли Линдгрен сжалась, как загнанная в угол тигрица. Она долго изучала ордер, словно пытаясь найти в нем ошибку. Впрочем, простые люди обычно не знают, как должны выглядеть ордера. К тому же ордер Одри был выдан по полной форме. Одри уговорила прокурора выдать ордер на обыск с очень широкими полномочиями, хотя, в действительности, ее интересовали только хранящиеся на сервере «Стрэттона» резервные копии изображений, снятых камерами в доме Коновера.

Одри и Кевину Ленегану пришлось ждать, пока растерявшаяся Карли Линдгрен не обзвонит все свое начальство, вплоть до технического директора. Одри и не пыталась запомнить, куда звонит Карли Линдгрен, потому что ее это не очень интересовало. Одри знала, что теперь ни один руководитель корпорации «Стрэттон» не в состоянии помешать ей сделать свое дело.

Примерно через двадцать минут в распоряжение Кевина предоставили пустое помещение с компьютером. Одри оставалось только наблюдать. Осмотревшись по сторонам, она увидела голубой плакат, на котором крупными буквами было написано что-то о том, что «Стрэттон» – одна семья и все его работники стремятся к одной цели. Одри и Кевин сидели на очень удобных стульях, и Одри заметила, что на них стоит марка «Стрэттон». В полицейском участке таких комфортабельных стульев не было. Кевин вставил в компьютер лазерный диск и установил с него какую-то программу. Он объяснил Одри, что это программа-просмотрщик, которую он скачал с интернет-сайта компании, изготовившей записывающее устройство для камер в доме у Коновера. Эта программа должна была позволить Кевину находить и просматривать записи, сделанные камерами данной модели.

– А ты знаешь, где искать эти записи? – озабоченно спросила Одри.

– В установках записывающего устройства все указано, – объяснил Кевин. – Название файла, дата, время и все остальное. Не волнуйся.

Но Одри не могла унять дрожь волнения. Ее всю трясло от возбуждения, хотя она и старалась успокоиться, убеждая себя в том, что Кевин обязательно найдет сцену убийства Эндрю Стадлера или вообще не найдет никакой записи за интересующее ее время.

Нечасто удается найти видеозапись, изображающую убийство! Это редкая удача! Подарок судьбы!

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

Подняв глаза, Одри увидела в дверях Эдварда Ринальди, и у нее екнуло сердце. Под таким углом зрения Ринальди казался высоким, широкоплечим и сильным. На нем были черный пиджак и черная рубашка без ворота. Он злорадно усмехался.

– Здравствуйте, мистер Ринальди, – сухо поздоровалась Одри. Обычно она старалась разговаривать вежливо даже с лицами, заподозренными в убийстве, но что-то препятствовало ее нормальному общению с Эдди Ринальди. По какой-то причине он очень ей не нравился. Возможно, Одри отталкивали его прожженный вид, его наглые манеры и ухмылка человека, получающего удовольствие от того, что водит за нос других.

– У вас есть ордер на просмотр содержания компьютерной сети нашей корпорации?

– Хотите взглянуть?

– Нет-нет. Я уверен, что все бумаги у вас в порядке. По-моему, вы очень дотошная дама.

– Спасибо за комплимент.

– Наверное, лучше сказать не дотошная, а въедливая. Насколько я понимаю, вы ищете у нас записи с камер, установленных дома у нашего директора?

– Да. Его домашнее записывающее устройство у нас в лаборатории.

Одри прикинула, стоит ли сообщить Ринальди о том, что с этого устройства стерта важная часть информации, и проследить за его реакцией, но потом решила, что ему рано об этом знать.

– Ну вот, – пробормотал Кевин.

Ринальди взглянул на него с таким видом, словно впервые его заметил. Потом перевел глаза на Одри и стал рассматривать ее с равнодушно-насмешливым видом.

– Не понимаю, что вы рассчитываете там обнаружить, – наконец пробормотал он.

– Мне почему-то кажется, что вы об этом догадываетесь.

– Пожалуй, догадываюсь.

– Ну и?

– Несколько кадров со старым шизофреником, бредущим ночью по лужайке у дома нашего директора. Но я не понимаю, зачем вам эти кадры.

Одри наклонилась к компьютеру, за которым работал Кевин. Тот наклонил к ней монитор. Одри прищурилась, но не увидела никакого изображения. Внезапно она рассмотрела напечатанные крупными буквами слова «ЗДЕСЬ ТОЖЕ СТЕРТО!».

– Очень хорошо, – кивнула Одри. – Молодец!

Дотянувшись до клавиатуры, она напечатала: «ПОДЫГРАЙ МНЕ!»

– Очень хорошо, Кевин, – повторила Одри. – Ты не можешь сделать почетче?

– Могу, – ответил Кевин. – У меня есть отличная программа. Она убирает все артефакты, вызванные движением, и уменьшает сползание точек. У нее есть фильтр, который отделит хроматические данные от светового сигнала. Достаточно будет продублировать, а потом устранить чередование, и мы получим прекрасное четкое изображение. Этого человека будет отлично видно.

Кевин нажал еще на какую-то клавишу, и все надписи исчезли с монитора еще до того, как Эдди Ринальди смог бы их разглядеть.

Однако самым странным было то, что Ринальди даже не пошевелился и не попытался взглянуть на монитор. У него был совершенно безучастный вид.

Одри поняла, что Ринальди прекрасно знает, что Кевин только что обнаружил на сервере «Стрэттона» стертые записи.

Выходит, он стер их сам?!

 

10

У Ника дрожали руки, и он положил их на колени, чтобы Осгуд не заметил его волнения.

– Мистер Осгуд, поймите меня правильно. Я хочу, чтобы мы и дальше работали вместе. Вы хотите спасти деньги, потраченные впустую Мьюлдаром, а я хочу спасти мою корпорацию. Мы оба не желаем остаться в убытке.

Водрузив очки обратно к себе на нос, Осгуд что-то неразборчиво буркнул и смерил Ника ледяным взглядом.

– Мне кажется, – сказал Ник, – что вас нельзя обвинить в безрассудстве.

Краем глаза Ник заметил, что в кабинете появилась блондинка в красных очках. Она стояла у самого входа и ждала от Осгуда сигнала выпроводить Ника.

Понизив голос, чтобы его не слышала блондинка, Ник проговорил:

– Мне кажется, что лично вы никогда бы не позволили Скотту Макнелли и Тодду Мьюлдару выплатить взятку в размере десяти миллионов долларов какому-то китайскому чиновнику, способному ускорить заключение сделки.

– О чем это вы?! – опершись руками на стеклянную столешницу, Осгуд с грозным видом подался вперед.

– Своими действиями Макнелли и Мьюлдар ставят под угрозу само существование вашей фирмы. Если информация об этой взятке просочится на свет божий, «Фэрфилд партнерс» грозят очень крупные неприятности, – развел руками Ник. – Погибнет все, над чем вы трудились всю свою жизнь. Неужели, по-вашему, стоит так рисковать? Неужели у вас нет других путей добиться своего?

– Джейн! – рявкнул Осгуд. – Оставьте нас! Мы еще немного поговорим… Что вы несете, Ник?! – прорычал он, когда секретарша вышла.

– «Стрэттон-Азия».

– Что это такое?

Неужели на этот раз Осгуд действительно ничего не знает? Или он ловко притворяется?

– Ознакомьтесь с содержанием последних двух листов в папке, и вы поймете, каким образом Мьюлдар хочет провернуть это дельце за месяц, а не за год. Называйте, как хотите, но это простая взятка, являющаяся вопиющим нарушением закона США, запрещающего их гражданам, компаниям и представительствам предлагать взятки государственным чиновникам иностранных государств. Вы, конечно, представляете себе, какое наказание грозит вашей фирме за нарушение этого закона.

Осгуд так схватился за папку с документами, что Ник больше не сомневался в его неосведомленности об этой махинации. Водрузив очки на нос, Осгуд погрузился в чтение.

Через несколько минут он поднял глаза на Ника. Обветренное лицо Осгуда налилось кровью. У него был ошеломленный вид.

– Вот это да! – пробормотал он. – Значит, в неведении держали не только вас.

– Я чувствовал, что Мьюлдар что-то от вас утаивает, – сказал Ник.

– Это очень неразумно с его стороны.

– Отчаянные люди склонны к необдуманным поступкам. А мне вся эта сделка не нравится с начала и до конца. «Стрэттон» стоит намного больше тех денег, за которые его продают китайцам. Его с гораздо большей прибылью можно продать и американцам, и при этом не придется выплачивать десять миллионов долларов в виде взяток.

– Черт бы побрал этих мерзавцев! – воскликнул Осгуд.

– Вы знаток ловли тарпона, но теперь мы, кажется, имеем дело с ядовитыми муренами.

– На этот раз Мьюлдар взял на себя слишком много! – свирепо вращая глазами, прорычал Осгуд.

– Он, наверное, думал, что вы отошли от дел…

– Иногда кое у кого возникает желание обвести меня вокруг пальца, – оскалив фарфоровые клыки, прошипел Осгуд. – Они думают, что я совсем в маразме. Каким же горьким бывает их разочарование, когда до них доходит, что это не так. Но раскаиваться им бывает уже поздно…

С Уилларда Осгуда упала маска честного и принципиального предпринимателя. Теперь он был страшен.

– Между прочим, очень многие вас тоже недооценивали, – сказал Осгуд. – Возможно, я один из этих недальновидных людей. Поэтому теперь я вас внимательно слушаю. Какие у вас будут предложения?

 

11

– Папа! – подбежав к Нику, воскликнула Джулия. – Ты уже вернулся!

– Как видишь!

Поставив чемодан на пол, Ник поднял дочку на руки. При этом у него захрустели кости. Джулия уже была ребенком солидного веса.

– Как дела?

– Хорошо!

У Джулии всегда все было хорошо – дома, в школе, вообще везде.

– А где твой брат?

– Наверное, у себя, – пожала плечами Джулия. – А ты знаешь, что Марта уехала к родным на Барбадос?

– Да. Знаю. Она заслужила отпуск. Я оплатил ее поездку. Это подарок ей от всей нашей семьи. А где Кэсси?

В отсутствие Марты Кэсси с радостью согласилась присмотреть за детьми Ника.

– Здесь. Мы занимались с ней йогой.

– А где она сейчас?

– Не знаю. Может, у тебя в кабинете.

Ник на мгновение замялся.

Опять!.. Но ведь там ничего нет. Бояться нечего. Это все паранойя.

– У нее для тебя сюрприз, – сказала Джулия с озорной улыбкой. – Но я обещала тебе не говорить.

– А можно я попробую догадаться?

– Нет!

– Ну один разок!

– Ну нет же! – завопила Джулия. – Это же сюрприз!

– Ну ладно. Ничего мне не говори. Но у меня для тебя тоже есть сюрприз!

– Какой?

– Хочешь съездить на Гавайи?

– Конечно!

– Ну вот и отлично! Мы улетаем завтра вечером!

– А школа?

– Я поговорил, и вас с Люком на несколько дней освободили от уроков.

– Гавайи! Ура! Мы поедем на Мауи?

– Да.

– Туда же, куда и в прошлый раз?

– Да. В тот же самый домик на пляже!

Джулия бросилась на шею к отцу.

– Я буду плавать с маской! – заявила она. – И я научусь виндсерфингу! Ведь я уже большая, да?

В прошлый раз Лаура не разрешила Джулии плавать на доске под парусом, потому что девочка была еще маленькой.

– Да.

– Ура! Люк обещал меня научить! А ты будешь нырять с аквалангом?

– Буду. Если не забыл, как это делается.

– А помнишь, как я нашла в домике ящерицу, а у нее оторвался хвост? Как это было прикольно!

Ник решил пройти к себе в кабинет коротким путем через кухню, но замер на месте, едва переступив порог.

Вместо обычного полиэтилена он узрел своего рода бумажную стену. Присмотревшись, Ник понял, что это склеенная скотчем подарочная оберточная бумага, на которую наклеена крест-накрест подарочная синяя лента с бантиками.

– Ну как?

Кэсси тихо подошла к нему сзади, обняла его за пояс и поцеловала в шею.

– Что это?

Ник обернулся, обнял Кэсси и поцеловал ее в губы.

– Сейчас увидишь… А чем все кончилось в Бостоне?

– Скажу только, что ты во всем оказалась права.

Кэсси кивнула. У нее под глазами опять появились тени.

Она выглядела усталой, осунувшейся.

– Вот увидишь, все будет хорошо, – сказала она. – Ты вовремя вывел их на чистую воду.

– А можно мне развернуть мой подарок?

– Прошу!

Ударом кулака Ник пробил бумажную стену. Кухня была ярко освещена. Горели все лампы. Гранитная стойка в центре кухни была безукоризненна. Именно такой ее и нарисовала Лаура.

– Вот это да! – восхищенно пробормотал Ник.

Подойдя к стойке, он провел по ней рукой. За этой стойкой легко и удобно могла разместиться вся семья. Точно так, как этого хотела Лаура.

Кэсси стояла со счастливой улыбкой на лице.

– Как тебе это удалось? – спросил Ник.

– Конечно же я не могла сделать ее своими руками. Может, я и научилась у отца мастерить, но не до такой же степени. Но я очень целеустремленная, – скромно потупившись, заявила Кэсси. – Мастера закончили работу всего за один день, но ты не представляешь, как мне пришлось их упрашивать, пинать и погонять, чтобы они пошевеливались.

– Ты просто чудо! – сказал Ник.

– Я ничего не бросаю на полпути, – Кэсси немного помолчала и негромко спросила: – Ник, неужели ты так никогда и не расскажешь мне о ее смерти?

Ник закрыл глаза, набрал побольше воздуха в грудь, открыл глаза и заговорил:

– У Лукаса были соревнования по плаванию. Было полвосьмого вечера, но уже темно. На дворе стоял декабрь, и темнело рано. Мы ехали в Стрэтфорд, потому что соревнования проводились в стрэтфордском бассейне. По этой дороге иногда ездят грузовики, которые хотят побыстрей добраться до федеральной автотрассы…

Ник снова закрыл глаза. Мысленно он вновь перенесся в тот вечер. Темно. Он сидит в машине… Раньше ему это только снилось в кошмарных снах, а теперь он самолично вызывал эти образы из небытия. Ник говорил негромким монотонным голосом:

– Навстречу нам ехал тягач с полуприцепом. Его водитель, как выяснилось потом, накачался пивом, а на асфальте был лед. Лаура сидела за рулем. Она терпеть не могла водить в темноте, но я ее упросил, потому что мне было нужно срочно позвонить в несколько мест по мобильному телефону. Ведь я директор и у меня ненормированный рабочий день! Мы о чем-то поругались, и Лаура не очень следила за дорогой. Она слишком поздно заметила, что тягач с прицепом занесло через двойную сплошную, и он движется навстречу нам по нашей стороне дороги. Лаура начала поворачивать, но не успела. Тягач врезался в нас… Странное дело, – сказал Ник, открывая глаза. – Удар совсем не показался мне сильным. Столкновение совсем не походило на страшные автокатастрофы в кино, где машины поднимаются в воздух и разлетаются на куски. Удар был примерно таким, как при лобовом столкновении электрических автомобильчиков на аттракционах. Что-то захрустело, но я не сломал себе позвоночник и даже не потерял сознания. Я заорал: «Какая скотина! Он же наверняка пьян!» – и повернулся к Лауре, но она мне ничего не ответила. Тогда я заметил, что с ее стороны лобовое стекло разбито. У нее на лбу были осколки стекла. И в волосах у нее тоже что-то блестело. Крови практически не было. Никаких рваных ран. Казалось, она уснула.

– Ты ни в чем не виноват. Ты ничего не мог изменить, – прошептала Кэсси.

Все вокруг расплылось, и Ник понял, что его глаза полны слез.

– Я мог изменить сотню разных вещей. Если бы я сделал по-другому хоть одну из них, Лаура была бы сейчас жива. Когда мы уезжали из дома, Лаура хотела куда-то позвонить, а я заставил ее положить трубку, потому что мы опаздывали. Я сказал, что она, как дура, потратила пятнадцать минут на то, чтобы накраситься, отправляясь на соревнования по плаванию. Еще я сказал ей, что на этот раз не собираюсь опаздывать и хочу удобно сесть у самого края бассейна, чтобы хорошо видеть пловцов. Если бы я позволил Лауре позвонить по телефону, грузовик спокойно проехал бы своей дорогой и она бы не погибла. Если бы я не торопился, мы спокойно доехали бы до места назначения. А зачем я звонил тогда по телефону из машины? Неужели эти звонки не могли подождать до утра? Тогда я сам бы сидел за рулем. Лаура водила гораздо хуже меня. Она вообще терпеть не могла водить машину. А еще я не должен был ссориться с ней, когда она сидела за рулем… И вот еще – она хотела поехать на моей машине. Мой «шевроле» большой и прочный, он лучше выдержал бы такой удар, но я сказал, что для внедорожника будет трудно найти место на стоянке, и уговорил Лауру ехать на ее маленьком седане… И это только начало всего того, что я мог изменить, но не изменил. Я думал об этом много недель после гибели Лауры…

Кэсси теребила себе волосы. Ник даже не знал, слушает она его или нет.

– Кровоизлияние в мозг, – продолжал он. – Лаура умерла в больнице на следующий день.

– Хороший ты человек, Ник.

– Нет, – ответил Ник. – Я не хороший. Но мне чертовски хотелось бы им стать.

– Ты отдаешь другим всего себя.

– Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь меня. Ты не знаешь всего, что я сделал. Ты не знаешь, сколько я отнял…

– Ты дал мне новую семью.

«А перед этим отнял у тебя отца!» – подумал Ник. Он долго смотрел на Кэсси и смеялся над своими подозрениями в ее адрес, смеялся над собой, вспомнив, как боялся того, что Кэсси проникла к нему в дом, чтобы уличить его в убийстве отца.

Потом Ник подумал о том, как плохо разбирается в людях. Не раскусил же он Скотта Макнелли, хотя с самого начала и понял, что за птица Тодд Мьюлдар. Эдди Ринальди? Насчет него Ник никогда не питал особых иллюзий. Его совершенно не удивило, когда Эдди стал угрожать выдать его полиции.

А Кэсси? С самого начала Ник не мог ее понять и не очень хорошо понимал ее даже сейчас. Может быть, ему застилали глаза страшное чувство собственной вины и ее непреодолимая привлекательность? Ясное дело, психика Кэсси была не очень устойчива. Но ведь она страдала депрессиями, да еще и потеряла отца. Тут у кого хочешь крыша поедет!.. Что же будет с ней, когда она узнает всю правду?!

Ника не пугали угрозы Ринальди признаться во всем полиции. Участь этого мерзавца тоже не волновала Ника.

Ник решил, что расскажет Кэсси всю правду, как только вернется с детьми с Гавайев. А потом пойдет и расскажет все детективу-негритянке.

Ник не сомневался в том, что его арестуют, даже если окружной прокурор решит, что это была самозащита. Он все-таки убил человека.

После разговора с Осгудом в Бостоне Ник поехал на такси в крупную юридическую фирму «Роупс и Грей», где у него был знакомый, занимавший должность адвоката на уголовных процессах. Это был умный и порядочный человек, с которым Ник познакомился еще в Мичигане. Ник рассказал ему всю правду о случившемся.

Выслушав Ника, адвокат ужаснулся и прямо заявил, что сухим из воды в такой ситуации не удалось бы выйти никому. Он сказал, что, в лучшем случае, Ника признают виновным в непреднамеренном убийстве, и тогда он проведет в тюрьме года два. Однако, по его мнению, Нику легко могли дать гораздо больше – пять, семь и даже десять лет тюрьмы – за то, что он пытался замести следы: прятал труп и скрывал улики. Адвокат сказал, что если Ник хочет сдаться властям, он найдет для него адвоката в Мичигане и добьется, чтобы дело Ника слушалось в его родном штате. Он сказал, что договорится с окружным прокурором в Фенвике, чтобы Нику зачли явку с повинной, и честно предупредил, что все это будет стоить больших денег.

Теперь Ника больше всего волновала участь детей.

Что с ними будет? Станет ли о них заботиться их тетя Эбби?

Мысли об этом не давали ему покоя.

Однако, решив наконец во всем признаться, Ник почувствовал большое облегчение. Он вспомнил сон о том, как разложившийся труп Эндрю Стадлера, спрятанный в бетонном подвале, и понял, что не может больше лгать. Правда о содеянном рвалась наружу.

Где-то через неделю после совместного отдыха с детьми он скажет Кэсси всю правду!

Ник даже начал про себя репетировать этот разговор.

– Что с тобой? – спросила Кэсси.

– В последнее время я много думал и принял, наконец, ряд решений.

– Ты думал о «Стрэттоне»?

– Нет. Я думал о своей жизни.

– Неужели все так плохо? – озабоченно спросила Кэсси.

– Нет, – покачал головой Ник. – Теперь все будет хорошо.

– Нам будет хорошо?

– Видишь ли, это не совсем о нас.

– Как это?

– Придет время, и ты все узнаешь.

Кэсси погладила его по руке. Ник взял ее маленькую дрожащую ручку в свою большую сильную ладонь.

«Рука, убившая ее отца!» – с горечью подумал он.

– Завтра мы улетаем, – сказал он. – На Гавайи. На несколько дней. Я уже взял билеты.

– На Гавайи?

– На Мауи. Лауре там больше всего нравилось. Мы открыли это чудесное место еще до того, как у нас появились дети. Мы жили там в домике прямо на берегу океана. У домика свой бассейн, но кому он нужен, когда в двух шагах весь Тихий океан!

– Какое райское место!

– До гибели Лауры мы каждый год все вместе ездили туда. Это было лучшее время в году. Лаура всегда заказывала один и тот же домик. По-моему, это были самые счастливые времена нашей жизни. Помню, в последний приезд мы как-то лежали с Лаурой в постели, и она сказала, что хочет, чтобы все это никогда не кончалось…

– Как здорово! – пробормотала Кэсси. У нее горели глаза, но общее выражение ее лица было непривычно умиротворенным.

– Я позвонил в туристическое агентство, и, к моему удивлению, оказалось, что наш домик свободен.

– А ты уверен, что хочешь возвращаться туда, где все будет напоминать тебе о Лауре? Может, лучше поехать в новое место, чтобы потом были новые воспоминания?

– Может, ты и права. Я знаю, что не буду там так счастлив, как раньше. И тяжелые воспоминания у меня тоже будут. Но все равно, это станет началом чего-то нового. Мы будем там одной дружной семьей. Никаких споров, выяснений отношений… Мы будем бегать по пляжу, купаться, отдыхать, объедаться ананасами и ни о чем не думать! Конечно, все будет не так замечательно, как раньше, но это станет чем-то, что мы сможем вспоминать, когда наступят перемены. А перемены обязательно наступят.

– А дети могут не ходить школу?

– Я уже позвонил туда и попросил, чтобы их освободили от занятий на несколько дней. Я уже забрал билеты, – с этими словами Ник вытащил из кармана билеты и помахал ими веером с таким видом, словно это козырные карты.

– Три… Три билета, – пробормотала Кэсси и сложила руки на груди.

– Да. Я и дети. Вся наша семья. Я уже не помню, когда мы ездили куда-то втроем без посторонних.

– Вся семья… Без посторонних… – сдавленно пробормотала Кэсси.

– Мне важно восстановить добрые отношения с детьми. Ты с ними лучше находишь общий язык, чем я, и это здорово. Но все-таки это не совсем правильно. Зачем мне устраняться от общения с собственными детьми и сваливать все на тебя? Ведь я их отец. Пусть и не самый замечательный… Я хочу сплотить нашу семью, чтобы ее члены всегда любили и поддерживали друг друга.

Кэсси промолчала. На ее лице застыла напряженная маска.

– Извини, Кэсси, – пробормотал Ник, поняв, что повел себя нетактично. – Поверь, мы тебя тоже любим.

У Кэсси странно подергивались веки, а на шее пульсировала жилка. Казалось, она с трудом держит себя в руках или пытается не выпустить на волю.

– Но ведь Люк и Джулия мои единственные дети, – смущенно улыбнулся Ник. – А я не знаю, когда мне удастся в следующий раз побыть вместе с ними…

– Вся семья… Без посторонних… – снова, как эхо, повторила Кэсси.

– Я считаю, что такие каникулы втроем пойдут нам на пользу, правда?

– Хочешь спрятаться?

– В каком-то смысле да.

– Хочешь спрятаться? – повторила, как заклинание, Кэсси.

– Считай, что так.

– От меня.

– Что? Ты неправильно меня поняла. Я совсем не хочу…

– Нет, – медленно покачала головой Кэсси. – Там не спрячешься. И здесь не спрячешься.

– Что ты сказала?! – в ужасе спросил Ник.

– Разве не это писали у тебя в доме? – со странной усмешкой проговорила Кэсси. – Джулия мне все рассказала.

– Ну да, – согласился Ник. – Именно это.

– Я вижу буквы на стене.

– Не валяй дурака, Кэсси.

– В книге пророка Даниила говорится о том, как вавилонский царь закатил роскошный пир. Вино текло рекой, царило всеобщее веселье. Внезапно чья-то таинственная рука начертала на стене письмена. Царь испугался до смерти и позвал пророка. Даниил же растолковал ему значение надписи: дни царя и его царства сочтены. Скоро царь будет убит, – пробормотала Кэсси, глядя куда-то вдаль невидящим взглядом.

– Кэсси, ты меня пугаешь.

Внезапно встрепенувшись, Кэсси смерила Ника более осмысленным взглядом.

– Пожалуй, мне грех расстраиваться. Теперь я все понимаю. А раньше – заблуждалась… Но как же это больно и унизительно! Как унизительно, когда тебя ставят на свое место. И Струпы сделали это. Это в порядке вещей… Но ты не обращай внимания, делай то, что считаешь нужным. То, что нужно твоей семье. Важнее семьи ничего не бывает.

– Ну ладно тебе, Кэсси, – сказал Ник и протянул к ней руки. – Иди сюда!

– Я лучше пойду, – ответила Кэсси. – Тебе не кажется, что достаточно и того, что я сделала?

– О чем ты, Кэсси? – запротестовал Ник. – Я тебя не понимаю.

– А ведь я могу сделать гораздо больше! – с этими словами Кэсси беззвучными шагами направилась к кухонной двери. – Гораздо больше!

– Мы с тобой обязательно поговорим, – сказал Ник. – Когда мы вернемся.

– Гораздо больше! – через плечо бросила Кэсси.

 

12

Ранним воскресным утром собравшаяся в церковь Одри сидела на кухне и ела бутерброд, запивая его кофе. Леон еще спал. Одри просматривала счета и ломала себе голову над тем, как они будут жить дальше, когда проедят выходное пособие Леона. Обычно Одри каждый месяц гасила всю задолженность, скопившуюся на ее кредитной карте, но скоро ей придется все время жить в долг, оставляя на счете лишь ту минимальную сумму, с которой он не будет заморожен. Еще придется отказаться от оплаты множества телевизионных каналов, хотя Леон и сойдет с ума от того, что не увидит больше любимые спортивные матчи.

Внезапно у Одри зазвонил мобильный телефон. Судя по коду, звонили из Гранд-Рапидса.

Звонил лейтенант Лоренс Петтигрю, с которым она разговаривала об Эдварде Ринальди. За последнее время Одри несколько раз пыталась до него дозвониться. Нойс недвусмысленно дал ей понять, что не приветствует ее расспросы о прошлом Ринальди в Гранд-Рапидсе, но на этот раз Одри пошла наперекор желаниям своего начальника.

– Вы мне звонили? – спросил Петтигрю. – Чем я могу вам помочь? Говорите. Но быстро, потому что мы с детьми сейчас поедем кушать мороженое.

Петтигрю и раньше плохо отзывался о Ринальди, поэтому Одри понимала, что новые вопросы об этом человеке повлекут за собой лишь очередное излияние желчи, но ей нужно было узнать, не помнит ли Петтигрю что-либо о деле шестилетней давности, во время расследования которого Ринальди мог подобрать пистолет, из которого застрелили Эндрю Стадлера.

Петтигрю не помнил никаких подробностей этой ничем не примечательной перестрелки между распространителями наркотиков.

– А что касается Ринальди, – прибавил он, – я рад, что мы от него избавились. Он не украшал собой полицейский мундир.

– Ринальди был уволен?

– Его вынудили уйти по собственному желанию. Но на вашем месте я не очень распространялся бы в Фенвике о его прошлом.

– Потому что он начальник службы безопасности корпорации «Стрэттон»?

– Не поэтому. Как зовут вашего начальника? Джек Нойс?

– Да.

– Так вот, Джек Нойс мог бы очень многое рассказать вам об этом Ринальди, но на вашем месте я не стал бы приставать к нему с такими вопросами.

– По-моему, сержант Нойс не располагает особо подробной информацией о Ринальди.

– Нойс знает Ринальди как облупленного, – желчно усмехнулся Петтигрю. – Будьте уверены! Они с Эдди были напарниками.

У Одри по коже побежали мурашки.

– Сержант Нойс был напарником Ринальди? – недоверчиво спросила она.

– Наверное, лучше сказать, что он был его подельником.

– Выходит, за Нойсом тоже водились грехи? Вы это хотите сказать?

– Ну а с какой стати, по-вашему, Джека Нойса сослали в Сибирь?

– В какую Сибирь?

– Поймите меня правильно, но из Гранд-Рапидса Фенвик кажется нам Сибирью.

– Значит, Нойса тоже вынудили уйти из полиции в Гранд-Рапидс?

– Ринальди и Нойс – два сапога пара. Я не знаю, кто из них больше мародерствовал, но, кажется, один не уступал другому. Поэтому-то они и были напарниками. Один покрывал другого. Эдди, кажется, больше интересовался оружием, а Джек Нойс собирал бытовую технику, акустические стереосистемы и все в таком роде. Но, в первую очередь, оба любили, конечно, деньги.

– Они оба?.. – у Одри подступила к гор тошнота; больше всего ей сейчас хотелось завернуться в одеяло, уснуть и ни о чем не думать.

– Не говорите ничего обо мне Нойсу! – сказал Петтигрю. – Он все-таки умудрился остаться в полиции, а у нас не принято сводить счеты.

Поблагодарив Петтигрю, Одри отшвырнула мобильный телефон и побежала в ванную, где ее вырвало.

Потом Одри умылась, ей очень хотелось заснуть и забыться, но пора было идти в церковь.

 

13

Первая абиссинская церковь Нового Завета находилась в некогда внушительном, но постепенно обветшавшем каменном здании. Бархатные подушечки на скамьях совершенно истрепались и во многих местах были заклеены скотчем. В церкви было холодно и зимой и летом. Холод исходил от каменных стен и каменного пола. Церкви не хватало средств, чтобы должным образом отапливать свои огромные внутренние помещения.

Нынешним воскресным утром в церкви было мало народу. Впрочем, в ней всегда было мало народу, не считая Пасхи и Рождества.

Одри увидела несколько знакомых белых лиц. Эти люди постоянно появлялись здесь на службе, вероятнее всего, не находя должного духовного окормления в церквах, где собирались белые прихожане. Латоны с семьей не было. Одри это не удивило. Семейство сестры ее мужа ходило в церковь лишь несколько раз в год. В начале их совместной жизни Леон ходил с Одри в церковь, но потом заявил, что это не для него. Одри даже не знала, чем он сейчас занят – спит или опять куда-то отправился.

Сегодня утром Одри переживала не только за Леона. Ей не давало покоя то, что она узнала о Нойсе. Одри казалось, что ее подло предал этот скрывающий от нее свою истинную сущность человек, старающийся казаться ее другом и помощником. От одной мыли об этом Одри опять становилось дурно.

Однако теперь Одри чувствовала себя свободной. Ей больше не приходилось мучиться угрызениями совести по поводу того, что она подводит Нойса, делая что-то за его спиной. Одри все стало ясно. Независимо от того, был Нойс подкуплен корпорацией «Стрэттон» или нет, он, безусловно, предупреждал своего прежнего партнера Ринальди обо всех намерениях полиции. Возможно, он делал это против своего желания, опасаясь, что Ринальди расскажет все о его прошлом, но дела это не меняло.

Одри вспоминала о своих бесконечных разговорах с Нойсом, касавшихся убийства Эндрю Стадлера, о советах, которые щедро рассыпал Нойс, о том, как он уговаривал ее действовать с величайшей осторожностью и не арестовывать Коновера и Ринальди за недостаточностью улик. Как знать, что еще предпринял Нойс, чтобы затормозить или даже запутать следствие! В любом случае теперь Одри не собиралась докладывать Нойсу о том, что они с Багби в самое ближайшее время получат ордера на арест директора корпорации «Стрэттон» и начальника ее службы безопасности. Нойс не должен быть в курсе, а то он предупредит Ринальди и постарается сорвать аресты.

По крайней мере, в церкви Одри чувствовала себя умиротворенно. Здесь все ее любили. Все здоровались с ней, даже совершенно незнакомые люди – почтенные старцы, учтивые молодые люди, бойкие девушки, заботливые матери и увенчанные сединами кроткие старушки. Максина Блейк была во всем белом, а на голове у нее возвышалась замысловатая шляпка, похожая на перевернутое ведро, просунутое в кольца Сатурна. Обняв Одри, Максина прижала ее к своей необъятной груди и обдала облаками духов, перемешанными с потоками тепла и любви.

– Слава Господу Богу! – воскликнула Максина.

– Во веки веков, аминь! – ответила Одри.

Служба началась с опозданием на двадцать минут, но никто не расстроился и не удивился, потому что чернокожие американцы не отличались особой пунктуальностью и ни от кого ее не требовали.

По проходу двинулись наряженные в красивые красно-белые одеяния певчие. Они ритмично хлопали в ладоши и распевали «Дорогу в Небо». Им стал аккомпанировать электрический орган. Потом вступили трубы и барабан, потом Одри стала подпевать певчим вместе с остальной паствой. Одри всегда хотела петь в церковном хоре, но стеснялась своего заурядного голоса, хотя и замечала, что многие певчие писклявят и даже фальшивят. Впрочем, у некоторых из них были красивые голоса. Мужчины пели в основном густым басом. Но был среди них и тенор, не страдавший идеальным музыкальным слухом.

Преподобный Джемисон, как всегда в начале службы, провозгласил: «Слава Господу Богу!», на что паства хором ответила: «Во веки веков, аминь!» Трижды восславил священник Господа Бога, и трижды отозвались ему верующие. Службы преподобного Джемисона всегда были прочувствованными и не слишком растянутыми, хотя и не отличались особой оригинальностью. До Одри дошли слухи, что преподобный сдирает тексты своих проповедей с интернет-сайта баптистов. Однако, когда кто-то упрекнул его в этом, преподобный ответил: «Я дою много коров, но сбиваю свое масло».

Сегодня преподобный Джемисон говорил об Иисусе Навине и сынах Израилевых, которые вступили в праведную битву с пятью царями ханаанскими за Землю обетованную, и о том, как эти пять царей, на руку Иисусу, вступили в битву все вместе, а затем, страшась за свою жизнь, вместе же спрятались в пещере. Узнав об этом, Иисус Навин повелел засыпать вход в эту пещеру камнями. Когда же сыны Израилевы одержали победу, Иисус повелел открыть вход в пещеру и вывести оттуда царей, которых затем унизил тем, что вожди его воинов наступили этим царям ногами на выи. После этого преподобный Джемисон заявил, что цари прятались напрасно, ибо от Господа Бога не спрячешься. Разве что в аду.

Услышав эти слова, Одри задумалась о Николасе Коновере и о том, как неизвестный писал на стенах его дома «Здесь не спрячешься!».

В этой фразе было что-то зловещее, и она, конечно, пугала Коновера.

Не спрячешься? От чего? От кого? От загадочного мстителя? От чувства вины? От своих прегрешений?

Однако в стенах церкви эти суровые слова не пугали Одри.

Звучным голосом преподобный Джемисон прочел из 28-й Притчи: «Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован!»

Преподобный Джемисон всегда писал свои проповеди так, чтобы они хоть чем-нибудь затрагивали каждого среди паствы, и Одри невольно задумалась о том, что Николас Коновер похож на ханаанского царя, прячущегося в пещере.

Но ведь в ней не спрячешься! Выходит, Эндрю Стадлер был прав…

Преподобный Джемисон взмахнул рукой, и дородная солистка хора Мейбл Дарнел запела. Ей аккомпанировал, стоя на видном месте, седовласый органист Айк Робинсон с большими добрыми глазами и ласковой улыбкой.

– раскачиваясь, пела Мейбл. –

Коротенькие пальцы Айка Робинсона в джазовом ритме мелькали над клавиатурой.

Хор подхватил:

У Одри по всему телу побежали мурашки. Она дрожала от возбуждения.

Не успели замолкнуть голоса хора и звуки органа, как вновь загремел голос преподобного Джемисона:

– Друзья мои, никому из нас не спрятаться от Господа Бога! «И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор, – возопил преподобный так громко, что вместе с ним завыл микрофон, – и говорят камням и горам: падите на нас и сокройте нас от лица Сидящего на престоле и от гнева Агнца, – тут преподобный понизил голос и заговорил зловещим шепотом: – Ибо пришел великий день гнева Его, и кто может устоять?»

Преподобный Джемисон замолчал, возвещая своим многозначительным видом о конце проповеди. Затем он предложил всем желающим подойти к алтарю и помолиться про себя. Айк Робинсон исполнял приятную медленную музыку. Человек десять встали со скамей и прошли к алтарной перегородке, где преклонили колени и погрузились в молитву. Одри не молилась там со дня смерти своей матери. Внезапно, повинуясь какому-то внутреннему порыву, она тоже встала и прошла к алтарю, где преклонила колени между кольцами Сатурна на шляпке Максины Блейк и другой женщиной, которую, кажется, звали Сильвия. Одри знала, что муж Сильвии недавно умер от осложнений после пересадки печени, оставив ее с четырьмя маленькими детьми.

Одри подумала о том, каково сейчас приходится этой Сильвии, и ее собственные проблемы показались ей ничтожными. Но так бывает всегда – даже ничтожные проблемы снедают человека и кажутся огромными, пока не забываются по пришествии действительно огромных проблем.

Чувствуя, как беснуется внутри нее раздражение манерами Леона, Одри вспомнила слова из Послания апостола Павла к ефесянам (4: 26–27): «Гневаясь, не согрешайте: солнце да не зайдет во гневе вашем; и не давайте места диаволу».

Теперь Одри понимала, что не может больше жить во гневе и раздражении, и решила как можно скорее от них избавиться.

Понимая, что разочарование в Джеке Нойсе у нее никогда не пройдет, Одри решила, что оно не помешает ей выполнить свой долг.

Потом Одри задумалась о мучившей фортепиано бедной маленькой дочке Николаса Коновера, вспомнила ее хорошенькое открытое личико. Эта девочка только что потеряла мать, и очень скоро ей предстояло остаться без отца. Тяжелее всего Одри было думать о том, что она вынуждена сделать этого ребенка сиротою.

Одри расплакалась и долго обливалась горючими слезами, пока кто-то обнимал ее за плечи и успокаивал. Наконец Одри почувствовала себя защищенной любящими ее людьми и успокоилась.

На улице было пасмурно и хмуро. Одри вытащила из сумочки мобильный телефон и позвонила Рою Багби.

 

14

На улице послышался звук подъехавшей машины.

Леон? Нет, не Леон! У двигателя его машины другой звук. Леон где-то шляется по бабам. И это в воскресенье!

От этой мысли Одри стало очень печально, но она решительно взяла себя в руки.

Открыв дверь, Одри впустила в дом Роя Багби.

– Значит, ты все-таки решилась? – усмехнулся Багби.

Одри провела Багби в гостиную, где тот уселся в кресло Леона. Одри села напротив него на диван. Багби случайно задел за что-то ногой, и из-под кресла со звоном выкатились две коричневые бутылки.

– Потихоньку выпиваешь? – покосившись на них, спросил Багби. – Нервишки шалят?

– Я вообще не пью пиво! – смутившись, заявила Одри. – У него отвратительный вкус. А что у вас нового?

– Проблема.

– Опять?

– Проблема не самого плохого толка. Наш друг Эдди хочет сдать Коновера.

– В каком смысле?

– Он хочет с нами договориться.

– И что же он вам сказал?

– Пока ничего. Только намекнул на то, что у него есть интересная нам информация.

– Так пусть выкладывает.

– Сначала он хочет от нас гарантий. Я уверен в том, что Ринальди сообщник Коновера.

– А что если стрелял не Коновер, а именно Ринальди? – немного подумав, спросила Одри.

– Ну и что? Если он сдаст Коновера за помощь и подстрекательство, считай, они оба в наших руках.

– Он в курсе, что нам известно про пули и пистолет.

– Ты, что ли, ему сказала? Я не говорил!

Покачав головой, Одри рассказала Багби все, о чем ей сообщили по телефону из Гранд-Рапидса.

– Вонючка Нойс! – взорвался Багби. – Что я тебе говорил!

– А что вы мне говорили?

– Он мне никогда не нравился!

– Это потому, что он вас не любит!

– Это тоже верно, но дело не в этом. Выходит, они с Эдди слишком много знают друг о друге. А теперь у нас есть рычаг влияния на Нойса!

– В такие игры я не играю! – решительно заявила Одри.

– Вот черт! Приспичило же тебе именно сейчас играть в принципиальность!

– Но постарайтесь понять, что все это ничем не кончится. Я уверена в том, что Нойс уже догадался о том, что мы про него все узнали.

– Думаешь, догадался?

– Он знает, что я не раз звонила в Гранд-Рапидс, и понимает, что я копаю очень глубоко… Впрочем, если хотите играть в ваши игры с Нойсом, играйте, мне все равно. Но лучше не сейчас. Теперь нам нужно поскорей заканчивать расследование. Очень важно как можно скорее получить ордера на арест и сделать это так, чтобы Нойс об этом ничего не знал и не смог предупредить Ринальди.

Багби вздохнул, пожал плечами и развел руками.

– А еще мне не хочется ни о чем договариваться с Ринальди.

– Почему это? – возмутился Багби. – Мы же возьмем его тепленьким!

– Вы же сами говорили, что у нас уже все схвачено, и мы вот-вот раскроем это преступление. Вы же не рассчитывали на признания Ринальди, когда это говорили! Так неужели не можете сейчас обойтись без него?

– Почему не могу? Могу, – пробормотал Багби.

– Я хочу обвинить их обоих в умышленном убийстве. А кто из них настоящий убийца, станет ясно позднее.

– Значит, теперь ты считаешь, что у нас все схвачено?

– Почти. Завтра с раннего утра я еще раз поговорю с психиатром Стадлера.

– А не поздновато?

– Отнюдь. Если он согласится подтвердить, что Стадлер был психически ненормальным и даже потенциально опасным, мне будет легче говорить с прокурором, и мы обязательно получим ордера на арест этой парочки.

– Но ведь психиатр отказался с тобой разговаривать!

– Попробую его разговорить.

– Ты не заставишь его говорить.

– Не заставлю, но попробую уговорить.

– Ты сама-то в это веришь?

– Во что?

– В то, что Стадлер был опасным.

– Я не знаю, но думаю, что Коновер и Ринальди считали именно так. Если психиатр подтвердит, что Стадлер был опасным, мотив убийства налицо. Тут Коноверу не поможет ни один адвокат. И нам не понадобится никакая сделка с Ринальди.

– А Нойса ты не хочешь подцепить на крючок?

– Нет, – покачала головой Одри. – Я на него не сержусь, – немного подумав, добавила она. – Просто я очень разочарована в нем и расстроена.

– Знаешь что! Я всегда думал, что люди вроде тебя… Ну, которые таскаются в церковь и все такое, на самом деле притворяются такими хорошими. А ты, смотрю, всерьез решила сделать все по совести.

– Да, я попытаюсь сделать все по совести, – усмехнулась Одри. – Думаешь, Иисус Христос был слабак! А вот и нет. Он был крутой мужик!

Багби рассмеялся. Одри попыталась прочесть мысли в его глазах и, к своему величайшему удивлению, заметила в них искорку неподдельного восхищения.

– Говоришь, он был крутой мужик? Мне это по душе.

– А когда вы в последний раз были в церкви, Рой?

– О, только не это! Не надо меня агитировать. Я туда не пойду, хоть ты тресни!.. Кроме того, Иисусу, кажется, надо поработать с твоим мужем.

Одри залилась краской и ничего не ответила.

– Извини, Одри, – немного помолчав, сказал Багби. – Я не хотел тебя обидеть. И знаешь, очень тебя прошу, обращайся ко мне на ты!

– Не надо извиняться, – сказала Одри. – В сущности, ты совершенно прав.

 

15

На улице было холодно. Зима готовилась вступить в свои права. Над Фенвиком нависло зловещее серое небо, в любую минуту сулившее дождь.

Однако в гостиной у Одри было жарко. Когда Багби уехал, она в первый раз после лета разожгла камин. Дрова весело разгорелись и время от времени трещали. Одри вздрагивала от треска, но не отрывалась от книги.

Открыв Евангелие от Матфея, Одри оплакивала человека, которого раньше считала своим другом. При этом она не забывала и о Леоне, думая о предстоящем выяснении отношений. При этом теперь она, как никогда, чувствовала себя выше ревности, упреков и мести.

Казалось, у Нойса с Леоном вообще ничего общего, но, на самом деле, оба оказались колоссами на глиняных ногах. Леон был пропащим человеком, но она его любила. Одри понимала, что склонна сурово судить других. Может, ей стоит научиться прощать. Не об этом ли написано в Евангелии от Матфея? Раб одного царя должен был своему государю десять тысяч талантов и не мог вернуть свой долг. Царь хотел уже продать его со всею семьею, чтобы выручить эти деньги, когда раб пал ему в ноги и стал просить о милости, обещая все заплатить. Царь смилостивился над рабом и отпустил его, простив ему долг. Раб же нашел одного из своих товарищей, который был должен ему сто динариев, и, схватив его, душил, требуя возвращения долга. Царь же приказал привести к нему неблагодарного раба и сказал: «Злой раб! Весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?»

В замке входной двери со скрежетом повернулся ключ.

Леон! Вернулся со своих секретных похождений!

– Привет, малышка, – войдя в гостиную, сказал Леон. – Что я вижу – камин! Здорово!

– Что-то ты больно рано, – проговорила Одри.

– А на улице собирается дождь.

– Где же ты был, Леон?

– Дышал свежим воздухом, – сказал Леон и быстро отвернулся.

– Сядь, пожалуйста. Нам надо поговорить.

– От такого начала просто кровь стынет в жилах, – пробормотал Леон, но все-таки сел в свое любимое кресло с видом человека, чувствующего себя не в своей тарелке.

– Так дальше продолжаться не может, – заявила Одри.

Леон кивнул.

– Ну и?..

– Что?

– Я тут читала Библию…

– Вижу. Ветхий Завет или Новый?

– А что?

– С тех пор как я еще ходил в церковь, я помню, что в Ветхом Завете всех непрерывно судят.

– Все мы не ангелы. А в Библии говорится о том, как Иисус запретил казнить блудницу, которую хотели закидать камнями.

– К чему это ты?

– Может, все-таки расскажешь мне, что ты вытворяешь?

К удивлению Одри, Леон бодро рассмеялся.

– Наверное, моя сестра вбила тебе в голову эти глупости?

– Или ты мне все расскажешь, или это наш последний разговор.

– Крошка! – пробормотал Леон, сел рядом с ней на диван и подвинулся поближе. Одри очень удивилась, но не стала к нему прижиматься, а села прямо и сложила руки на коленях. Из-под дивана выкатилась коричневая бутылка. Одри подняла ее.

– Ты где-то пьешь или ходишь к какой-то женщине? – спросила она.

Леон опять рассмеялся, от чего Одри разозлилась еще больше.

– Какой же ты детектив! – наконец сказал Леон. – Это же безалкогольное пиво!

– Да? – смутилась Одри.

– У меня уже семнадцать дней капли во рту не было, а ты даже не заметила.

– Правда?

– Прощение – это девятый уровень. Мне еще до него далеко.

– Что еще за «девятый уровень»?

– На восьмом уровне надо написать список всех, кого обидел, и попросить у них прощения. Это мне тоже предстоит сделать. Только я терпеть не могу писать списки!

– Неужели?.. Ты что, действительно вступил в общество анонимных алкоголиков?

Леон растерялся.

– Как ты догадалась?.. Я не говорил тебе потому, что боялся, что не выдержу и брошу.

– Молодец! – сквозь слезы прошептала Одри. – Я так тобой горжусь.

– Не стоит, крошка. Я еще только на третьем уровне.

– Это как?

– Очень непросто! – с этими словами Леон стал вытирать слезы Одри большой мозолистой рукой. Потом он наклонился и поцеловал ее, а она ответила на его поцелуй.

Одри уже почти забыла, как они целовались с мужем, но сразу начала вспоминать, и ей это очень понравилось.

Потом они пошли в спальню.

На улице пошел дождь, но им было тепло вдвоем в постели.

Одри решила, что на следующий день встанет пораньше и поедет за ордерами на арест Эдварда Ринальди и Николаса Коновера.

 

16

По пути к прокурору Одри услышала голос Джека Нойса.

Нойс стоял в дверях своего кабинета и махал ей рукой.

Одри на секунду остановилась.

– Одри, – с какой-то новой интонацией в голосе позвал ее Нойс. – Нам надо поговорить.

– Извините, но я очень спешу.

– Что случилось?

– Я потом вам все расскажу.

Нойс удивленно поднял брови.

– Извините, Джек, но мне некогда.

– Я не знаю, что тебе там обо мне наговорили, но…

Он все знает! Разумеется, он все знает!

Одри взглянула прямо в глаза Нойса и сказала:

– Я вас слушаю.

Нойс набрал побольше воздуха в грудь, покраснел и выдавил из себя:

– Ну и идите все к черту!

Нойс захлопнул за собой дверь кабинета, а Одри пошла своей дорогой.

В презрительной усмешке доктора Ландиса на этот раз сквозило удивление.

– Мы же об этом уже говорили! Вы ведь уже просили меня раскрыть врачебную тайну, касающуюся мистера Стадлера! Если вы надеетесь, что из-за вашей назойливости я передумаю…

– Вы, конечно, знакомы с тем, что говорится о конфиденциальности в «Принципах медицинской этики», изданных Американской ассоциацией психиатров.

– Прошу вас, только не надо…

– Вы имеете право разгласить соответствующую конфиденциальную информацию о своем пациенте по требованию правоохранительных органов.

– Там говорится о «санкционированном требовании». У вас имеется постановление суда?

– При необходимости я его получу. Но сейчас я обращаюсь к вам не как представитель правоохранительных органов, а как человек.

– Это две разные вещи.

Не обращая внимания на выпад Ландиса, Одри продолжала:

– С точки зрения общечеловеческой морали, вы имеете полное право разглашать то, что вам известно об истории болезни Эндрю Стадлера, если вы заинтересованы в том, чтобы его убийца был привлечен к ответственности.

– Не вижу связи, – пробормотал Ландис, прикрыв глаза веками с таким видом, словно погрузился в пучину глубоких размышлений.

– Видите ли, мы нашли убийцу Эндрю Стадлера.

– Ну и кто же он? – равнодушно спросил Ландис с деланным безразличием, скрывающим естественное любопытство.

– Я не могу назвать вам его имя до официального предъявления обвинения, но готовы ли вы под присягой дать показания о том, что Эндрю Стадлер был иногда склонен к насилию?

– Нет.

– Неужели вы не понимаете, как много от этого зависит?

– Я не стану давать таких показаний, – заявил доктор Ландис.

– Если вы отмолчитесь, его убийца может уйти от заслуженного наказания. Неужели вас это не волнует?

– Вы хотите, чтобы я сказал, что Эндрю Стадлер был склонен к насилию, но я не могу этого говорить, потому что это неправда.

– В каком смысле?

– Эндрю Стадлер ни в малейшей степени не был склонен к насилию.

– Откуда вы знаете?

– Строго между нами, – ответил Ландис, почесав себе подбородок, – Эндрю Стадлер был несчастным, измученным, больным человеком, но ни разу не проявил ни малейшей склонности к насилию.

– Доктор Ландис, убийца считал, что Стадлер с хладнокровной жестокостью выпотрошил его собаку и писал угрожающие надписи на стенах его дома. Мы считаем, что именно это было мотивом, побудившим его застрелить Стадлера.

В глазах у Ландиса вспыхнул странный огонек.

– Ну да. Похоже на правду, – пробормотал он, но тут же встрепенулся и заявил: – Я вам авторитетно заявляю, что Стадлер не мог потрошить собак и расписывать стены угрозами.

– Подождите. Вы же сами говорили мне раньше о вспышках ярости, кратковременных помутнениях рассудка!

– Говорил. И при этом я описывал синдром, именуемый пограничное расстройство психики.

– Хорошо. Но вы же говорили, что шизофреники вроде Стадлера могут этим страдать.

– Я видел таких больных, но это был не Эндрю Стадлер.

– Так о ком же вы говорили?

Ландис колебался.

– Умоляю вас, доктор!

Через десять минут запыхавшаяся Одри выбежала из здания психиатрической лечебницы с мобильным телефоном в руке.

 

17

Внеочередное заседание совета директоров было назначено на два часа дня. Большинство участников уже собралось у дверей зала для заседаний. Скотт Макнелли прибежал первым. Утром он уже успел засыпать Ника сообщениями с вопросом о повестке дня заседания, но все они остались без ответа. Когда Макнелли порывался увидеть Ника, Марджори Дейкстра, по указанию своего начальника, говорила, что его нет на месте.

– Что мы будем обсуждать? – спросил у Ника Макнелли. Ник заметил, что на финансовом директоре не обычная синяя рубашка с застиранным воротником, а новенькая белая рубашка из дорогого магазина. – Скажи! Я должен знать, о чем пойдет речь!

– Потерпи, скоро все узнаешь.

– Я терпеть не могу импровизаций.

– Придется потерпеть, – с загадочным видом сказал Ник.

– Но я же хочу тебе помочь! – ныл Макнелли, потирая пальцами лиловые мешки под глазами.

– Если хочешь мне помочь, – сказал Ник, – принеси мне стакан кока-колы. И не надо льда, если она из холодильника.

Скотт Макнелли открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут появился Дэвис Айлерс в светло-зеленых брюках и синем пиджаке поверх белой рубашки без галстука. Обняв Макнелли за плечи, Айлерс отвел его в сторону.

– Какая у нас повестка дня? – спросил Ника подошедший к нему Тодд Мьюлдар. – Мы с Дэном и Дэвисом прилетели сюда вместе на самолете «Фэрфилд партнерс», и ни у одного из нас не оказалось повестки!

– Повестка дня очень интересная, – улыбнувшись, ответил Ник. – Просто она не распечатана.

– Это черт знает что! Созывают внеочередное совещание совета директоров, не удосужившись распечатать повестку дня! – воскликнул Мьюлдар, переглянувшись с Дэном Файнголдом. – Надеюсь, вы все как следует взвесили, прежде чем вызывать нас сюда? – обращаясь к Нику, проговорил Мьюлдар почти отеческим заботливым тоном.

– Вижу, решили взять быка за рога? – пробормотал Файнголд, похлопав Ника по плечу.

– Как ваша пивоварня? – спросил у него Ник.

– Отлично. Темное пиво сейчас в большой цене.

– По правде говоря, – заговорщическим тоном сообщил ему Ник, – мне больше нравится светлое пиво. Оно прозрачное. В нем трудней спрятать черные мысли.

Осмотревшись по сторонам, Ник увидел в противоположном углу Скотта Макнелли и Дэвиса Айлерса. Макнелли пожимал плечами и разводил руками. Нику не нужно было слышать их разговора, чтобы понять, о чем спрашивает Айлерс.

Взяв Ника за локоть, Мьюлдар отвел его в сторону.

– Вам не кажется, что созывать совет вот так, не предупредив заранее, не очень красиво? – пробормотал он глухим голосом.

– Как председатель совета директоров я имею право в любой момент назначить его внеочередное заседание, – как ни в чем не бывало ответил Ник.

– Но что же мы будем обсуждать? Нам с Дэном пришлось отменить важную встречу. Впрочем, в этом нет ничего страшного, но сегодня вечером «Нью-йоркские янки» играют с «Красными носками из Бостона». Нам пришлось сдать билеты на этот матч. Надеюсь, мы пропустим его не зря!

– Не извольте сомневаться! Прибыв сюда, вы ничего не потеряли… К сожалению, я не успел заказать ваш любимый кофе. Вам придется помучиться…

– С вами не привыкать! – усмехнулся Мьюлдар и тут же посерьезнел. – Очень надеюсь, что вы отдаете себе отчет в своих поступках, – пробормотал он и переглянулся со Скоттом Макнелли.

В помещение вошла Дороти Деврис. На ней были синяя юбка и синий пиджак с огромными пуговицами. У нее был недовольный вид, и она теребила костлявой рукой брошь у себя на груди. Ник помахал Дороти рукой, а она улыбнулась ему одними губами.

Внезапно Ник заметил Эдди Ринальди. Начальник службы безопасности быстро подошел к нему и с раздраженным видом прошептал:

– У тебя опять сработала сигнализация.

– Я сейчас не могу! – простонал Ник. – Ты же видишь! Ты не можешь сам с этим разобраться?

– Могу, – кивнул Эдди. – Это утечка газа.

– Утечка газа?!

– Мне позвонили с фирмы, обслуживающей твою сигнализацию. Потом они почти тут же мне перезвонили и сказали, что им позвонила какая-то миссис Коновер и сказала, что все в порядке. По-моему, мне лучше туда съездить. Что это еще за «миссис Коновер»? Или ты тайно обвенчался?

– Не знаю, – покачал головой Ник. – К тому же Марта уехала на Барбадос…

– Значит, это твоя подруга?

– Откуда ей там быть? Кроме того, дети уже наверняка вернулись из школы.

– Ладно. Сейчас я туда съезжу, – положив руку на плечо Нику, сказал Эдди. – С газом не шутят!

Осмотревшись по сторонам, Эдди криво усмехнулся и направился к двери.

Через несколько минут собравшиеся заняли места вокруг огромного стола из красного дерева в зале для заседаний совета директоров. Скотт Макнелли нервно вертел в разные стороны компьютерный монитор.

Ник не стал садиться на свое обычное место во главе стола. Вместо этого он сел рядом с председательским стулом и кивнул как обычно чем-то озабоченной Стефании Ольстром, тут же взявшей в руки толстую папку.

– Я хочу начать с хорошей новости, – сказал Ник. – Сегодня утром мы подписали контракт с фирмой «Атлас-Маккензи».

– Это замечательно! – воскликнул Тодд Мьюлдар. – Вы сами их уговорили? Какой вы молодец!

– К сожалению, я тут ни при чем, – ответил Ник. – С ними говорил сам Уиллард Осгуд.

– Вот как! – ледяным тоном произнес Мьюлдар. – Это на него не похоже!

– Он сам вызвался разговаривать с ними, – сказал Ник. – Я его к этому не принуждал.

– Неужели! – со снисходительным видом пробормотал Мьюлдар. – Значит, Осгуд решил показать, что еще на что-то способен, тряхнуть, так сказать, стариной.

– В некотором смысле, – сказал Ник и, нажав кнопку, обратился к своему секретарю: – Марджори, все на месте. Сообщите об этом, пожалуйста, нашему гостю.

– Однако мы собрались здесь не для того, чтобы упиваться успехами, – подняв глаза на собравшихся, сказал Ник. – Нам необходимо обсудить ряд серьезных вопросов, затрагивающих будущее нашей корпорации… Мое внимание часто обращали на высокую себестоимость нашей продукции. Возможно, в свое время я уделил мало внимания этому вопросу. Однако теперь мы приняли решение всерьез за него взяться. В самом ближайшем будущем нашу самую простую и недорогую мебель начнут выпускать на хорошо зарекомендовавших себя китайских предприятиях. Тем самым мы снизим ее себестоимость и отпускные цены, в результате чего повысим свою конкурентоспособность.

Дороти Деврис презрительно усмехнулась. Мьюлдар и Макнелли переглядывались с таким видом, словно проспали свою остановку в поезде.

– Дорогую же и престижную мебель, на которой зиждется имидж нашей корпорации, – сказал Ник, – мы будем по-прежнему выпускать в Фенвике.

– Извините, что перебиваю, – откашлявшись, сказал Мьюлдар. – Вы вот все говорите «мы приняли решение», «мы будем выпускать». А кто это «мы»? Дирекция «Стрэттона»? На самом деле, многие из членов совета директоров считают, что время таких полумер прошло.

– Я это знаю, – громко сказал Ник. – А еще я знаю то, что некоторые из вас, возможно, пока не знают, да и сам я узнал об этом недавно. Знаю же я о том, что некоторые лица, представляющие «Фэрфилд партнерс», начали переговоры о продаже торговой марки «Стрэттон» азиатскому консорциуму под названием «Пасифик-Рим» из Шэньчжэня.

Ник не знал, какая будет реакция на такое разоблачение – удивление, возмущение, – но особой реакции не последовало. Собравшиеся откашливались и шуршали бумагами.

– Можно мне сказать несколько слов? – с довольным видом спросил Тодд Мьюлдар.

– Разумеется, – ответил Ник.

Мьюлдар встал и повернулся так, чтобы его слова были обращены ко всем сидящим за столом.

– Во-первых, я хотел бы извиниться перед генеральным директором корпорации «Стрэттон» за то, что мы держали его в неведении относительно планируемой сделки. Мы, пайщики фирмы «Фэрфилд партнерс», внимательно изучали текущие экономические и финансовые показатели и наконец нашли блестящую возможность, упустить которую при нынешнем плачевном положении дел на «Стрэттоне» было бы, по меньшей мере, глупо. В то же самое время Ник Коновер с похвальной искренностью заявил, что существуют решения, которые для него неприемлемы. Мы с уважением отнеслись к его взглядам и принципам и очень ценим работу, проделанную им на благо «Стрэттона». Однако в данном случае последнее слово остается отнюдь не за руководством «Стрэттона»… Я могу лишь похвалить Ника Коновера за то, с каким пылом он отстаивал свою точку зрения, демонстрируя этим, насколько ему небезразлично будущее «Стрэттона». Однако теперь «Стрэттон» оказался на переломном этапе своей судьбы, и любые решения относительно его будущего должны приниматься бесстрастно.

Мьюлдар сел и вальяжно откинулся на спинку кресла «Стрэттон-Симбиоз».

– Всех сотрудников «Маккензи», – явно любуясь самим собой, продолжал Мьюлдар, – с первого дня их работы учат, что критическая ситуация не терпит полумер. Между прочим, китайский иероглиф, означающий «кризис», состоит из элементов, которые по отдельности значат «опасность» и «возможность».

– Очень интересно! – с жизнерадостной улыбкой ответил Ник. – Однако подозреваю, что китайский иероглиф, означающий «блестящая возможность», состоит из элементов, означающих по отдельности «увольнение» и «безработица».

– Мы вам многим обязаны, – снисходительным тоном заявил Мьюлдар. – И весьма вам благодарны. Все мы высоко оценили сделанное вами для «Стрэттона». Но настало время перемен.

– Вы любите говорить за всех. Но, возможно, некоторые из нас предпочитают говорить сами за себя.

Ник встал и поклонился вошедшему в зал высокому человеку в очках.

Это был Уиллард Осгуд.

 

18

Центральная станция оптического наблюдения, обеспечивающая надзор за периметром коттеджного поселка Фенвик, обслуживала еще три таких поселка. Станция помещалась в низком здании без окон, примостившемся среди торговых галерей и дешевых закусочных. На вид это здание можно было принять за склад. Оно было огорожено сеткой, на которой значился номер дома. Других особых примет у него не было. Одри понимала, что такая маскировка диктуется соображениями безопасности, так как внутри низкого здания, помимо всего прочего, находятся два больших аварийных дизельных генератора электрической энергии.

Не надеясь на теплый прием, Одри получила ордер на обыск станции оптического наблюдения и отправила его копию по факсу начальнику станции.

Тем не менее заместитель технического директора станции Брайан Манди оказался довольно приветливым человеком. Он никак не препятствовал Одри и даже, наоборот, пытался ей помочь, но при этом так много говорил, что у нее уже звенело в ушах от его болтовни. У Брайана Манди было что-то с ногами, и он перемещался в кресле на колесиках. Одри следовала за ним, вежливо улыбалась, кивала и притворялась, что ей интересны его объяснения, хотя на уме у нее сейчас было совсем другое.

Брайан Манди провел Одри мимо лабиринта кабинок, в которых сидели женщины в наушниках. Ловко маневрируя креслом, Манди хвастался тем, что его станция обслуживает системы противопожарной безопасности ряда крупных компаний и густонаселенных жилых комплексов. Манди рассказал Одри о том, что рабочие места на станции соединены защищенной сетью с многочисленными камерами слежения, изображение с которых можно видеть с помощью специальной программы. Переместившись в другую часть станции, где за компьютерными мониторами сидели главным образом мужчины, Манди с гордостью рассказал о том, что все видеофайлы помечены с помощью алгоритма MD5, гарантирующего их подлинность и исключающего любую возможность позднейшего изменения изображения.

Одри не поняла технической сути дела, но взяла на заметку сказанное Манди, потому что это показалось ей хорошим аргументом в суде.

Брайан Манди сообщил Одри, что и сам с удовольствием поработал бы в правоохранительных органах, но на частном предприятии зарплата существенно выше.

– Все записи, начиная с изображений, полученных тридцать дней назад, хранятся вот здесь, – заявил Брайан Манди, когда они с Одри оказались в другом помещении, заполненном серверами и другими накопителями информации. – Более старые записи отправляются в архив. Это далеко отсюда. Так что считайте, что вам повезло.

Одри сообщила Брайану Манди интересующую ее дату, и он подключился к черному серверу, внутри которого виднелось несколько жестких дисков с резервными копиями изображений, снятых видеокамерами слежения. Манди нашел файл с записями, сделанными с двенадцати до восемнадцать часов того дня, когда дома у Коновера зарезали собаку, и показал Одри, как разыскивать файлы, относящиеся к конкретным камерам, но она сказала ему, что все равно не знает, какая камера могла снять то, что ее интересует, и хочет посмотреть снятое всеми камерами, сработавшими в тот период от движения.

Одри хотела знать, кто пробрался на территорию коттеджного поселка Фенвик примерно в то время, когда убили собаку Коновера.

– Этот диск почему-то всех интересует, – заявил Брайан Манди. – В журнале записано, что не так давно с него что-то скопировал начальник службы безопасности корпорации «Стрэттон».

– А у вас не отмечено, какие именно кадры он записал?

Манди покачал головой, ковыряя во рту зубочисткой.

– Он только сказал, что работает на директора «Стрэттона» Николаса Коновера, и спросил, какие камеры стоят по периметру возле дома этого директора, и виден ли им дом. Но оказалось, что дом слишком далеко и камерам не виден.

Очень скоро Одри обнаружила, что камера № 17 записала изображение высокой нескладной фигуры в больших очках и развевающемся плаще. Эндрю Стадлер приближался к забору.

– Это его тоже заинтересовало, – сообщил Манди.

Ясное дело! Поэтому-то Коновер и Ринальди решили, что собаку выпотрошил именно Стадлер!

При этом Одри показалось, что Эндрю Стадлер высматривает кого-то впереди себя. Он не оглядывался, не боялся, что за ним следят. Он явно сам за кем-то следил.

Одри помнила, что сказал ей вчера доктор Ландис, и догадывалась, за кем следит Эндрю Стадлер.

– А можно мне перемотать немного назад? – спросила Одри.

– Это цифровая запись, она не перематывается, как магнитофонная лента, – заявил Манди, облизывая зубочистку.

– А как же мне посмотреть предыдущие изображения?

– Вот так! – Манди навел на нужное место курсор и дважды щелкнул клавишей мыши.

– Давайте посмотрим, что было, например, на пятнадцать минут раньше.

– Какую камеру будем смотреть?

– Не знаю. Давайте попробуем любую за пятнадцать минут до появления человека, которого мы только что видели.

Брайан Манди настроил изображение так, как просила Одри, которая начала переключаться с камеры на камеру. Любопытство Манди взяло верх над приличиями. Он так и сидел рядом с Одри с таким видом, словно у него не было других занятий.

К счастью, записей оказалось не очень много, потому что камеры начинали записывать только тогда, когда обнаруживали движение.

За семь минут до того, как Эндрю Стадлер целенаправленно перелез вслед за кем-то через забор коттеджного поселка Фенвик, через тот же забор перелезла другая фигура. Этот человек в кожаной куртке был гораздо меньше и двигался с кошачьей ловкостью.

Доктор Ландис сказал Одри: «Время от времени Стадлер переставал принимать лекарства. Естественно, его жена не выдержала и ушла от него. Она бросила дочь вместе с отцом и забрала ее только через несколько лет. Понятно, что девочка получила серьезную психическую травму, от которой, впрочем, могла бы оправиться, если бы не наследственная генная предрасположенность…»

Приблизившись к металлическому забору, человек в кожаной куртке повернулся к камере и улыбнулся.

Это была Кэсси Стадлер. Казалось, она позировала.

«Ее настоящее имя Хелен Стадлер, – сообщил Одри доктор Ландис. – Она стала называть себя по-другому в подростковом возрасте. Настоящее имя казалось ей слишком тривиальным. Возможно, она воображала себя Кассандрой, наделенной даром провидения девушкой из греческих мифов, которой никто не верил…»

Именно Кэсси Стадлер много раз пробиралась в дом Николаса Коновера и писала на его стенах зловещие фразы. Судя по тому, что Одри увидела сегодня на экране монитора, именно Кэсси выпотрошила собаку Коновера.

Именно она, а не ее отец, который много раз ходил вслед за ней к дому Коновера, зная о ее помешательстве!

Эндрю Стадлер понимал, что его дочь не в своем уме, винил себя в этом и с маниакальным упорством сетовал на это в разговорах с доктором Ландисом.

Дрожащими руками Одри взяла мобильный телефон и набрала номер Ландиса.

Ответил автоответчик. Дождавшись сигнала, Одри взволнованно заговорила:

– Доктор Ландис! Это детектив Раймс. Мне с вами нужно немедленно поговорить!

Доктор Ландис поднял трубку.

– Вы говорили мне, что Хелен Стадлер помешана на почве семьи, которой у нее никогда не было, – сказала Одри. – Ей причиняли боль семьи, в которые она не могла войти, и семьи, которые ее отвергали.

– Да. Это так, – ответил доктор. – Ну и что?

– Вы упомянули семью, которая жила напротив дома Стадлеров. В детстве Хелен все время ходила туда играть к своей лучшей подруге. Она постоянно сидела у нее дома, пока родителям подруги это не надоело, и они не попросили Хелен Стадлер уйти?

– Да, – серьезным голосом ответил доктор Ландис.

– Много лет назад Эндрю Стадлера допрашивали в связи с пожаром в этом доме, в результате которого погибло все семейство Струп, потому что Эндрю Стадлер тоже ходил туда и что-то у них чинил…

– Эндрю говорил о том, что дочь научилась от него мастерить, и он объяснял ей, как в доме работают разные системы, и в том числе газ. Однажды вечером, после того как Струпы выставили Хелен Стадлер из своего дома, она прокралась к ним в подвал, открыла газовый кран, подождала и, уходя, чиркнула спичкой.

– Боже мой! Никто так и не узнал, что это сделала она!

– Я думал, что эта история – плод больного воображения ее отца, его мании преследования относительно своей дочери. Да и кто стал бы подозревать в убийстве двенадцатилетнюю девочку? Полиция думала, что дом поджег Стадлер, но доказательств не нашли, а у него было железное алиби. Нечто похожее, как вам известно, случилось и в Университете Карнеги–Меллон, где Хелен Стадлер училась на первом курсе. Эндрю рассказывал мне, что она вместе с другими студентками входила там в женское объединение и твердила, что ее подруги для нее как новая семья. Потом Эндрю сказал, что гораздо позже узнал о взрыве газа в женском общежитии, в результате которого погибли восемнадцать студенток. Это произошло в тот день, когда Хелен в совершенно расстроенных чувствах вернулась из Питтсбурга и все время рассказывала о том, как одна из студенток в общежитии сказала ей что-то такое, от чего она почувствовала себя отверженной.

– Спасибо вам, доктор! Мне надо бежать! – воскликнула Одри.

Брайан Манди подъехал к Одри в своем кресле и сказал:

– Какое совпадение! Мы говорили с вами о доме Коновера, а десять минут назад в нем сработала сигнализация.

– Сигнализация у Коновера?!

– Нет, к нему в дом никто не залез. Это другая сигнализация. Датчик опасных концентраций газа в окружающем воздухе. Наверное, у него утечка газа. Но хозяйка сказала, что ничего страшного не случилось.

– Хозяйка?

– Ну да. Миссис Коновер!

– Никакой миссис Коновер нет, – побледнев, прошептала Одри.

– Ну не знаю, – пожал плечами Манди. – Так она себя назвала…

Но ринувшаяся к дверям Одри уже его не слушала.

 

19

Тодд Мьюлдар немедленно вскочил на ноги. Вслед за ним поднялись Айлерс и Файнголд. Они вежливо улыбались, но не могли скрыть растерянности.

– Ничего, если я с вами посижу? – буркнул Уиллард Осгуд.

– Мистер Осгуд! – воскликнул Мьюлдар. – Какая приятная неожиданность! Видите, – повернувшись к Нику, добавил он, – настоящие хозяева всегда держат руку на пульсе!

Не обращая внимания на Мьюлдара, Осгуд занял место во главе стола.

– «Стрэттон» продан не будет, – заявил Ник. – Его продажа не пойдет на пользу ни ему самому, ни «Фэрфилд партнерс». Мы пришли к такому выводу, внимательно изучив текущие экономические и финансовые показатели. Мы – это мистер Осгуд и я.

– Можно мне сказать? – воскликнул Мьюлдар.

– Мы упускаем уникальную возможность, – пробормотал Скотт Макнелли. – Второй такой может не подвернуться.

– Возможность чего? – спросил Ник. – Возможность все погубить?

С этими словами Ник повернулся к Стефании Ольстром:

– Прошу вас! Вам, конечно, некогда было подготовить слайды, поэтому давайте по старинке!

Стефания разложила бумаги из своей папки на три отдельные стопки.

– Действия, о которых пойдет речь, наказуемы и подпадают под действие статьи 43 закона о даче взяток иностранным должностным лицам от 1999 года, международного закона 1998 года о пресечении взяточничества и честной конкуренции, статей о мошенничестве с ценными бумагами, статьи 10 пункта «б» закона о торговле ценными бумагами 1934 года и под судебное постановление 106-5… Я еще не успела как следует ознакомиться с соответствующими разделами прецедентного права, но, конечно, нарушена статья 136-5 закона о ценных бумагах, судебное постановление 1362–1, а также… – с отчаянием в голосе продолжала Стефания.

– Благодарю вас, – перебил ее Ник. – Уверен, что общая картина уже ясна.

– Да, – буркнул Осгуд. – Дино Панетта в Бостоне сказал мне то же самое.

– Но это же нелепо! – воскликнул, то бледнея, то краснея, Мьюлдар. – Эти обвинения не обоснованы! Я протестую!

– Слушай, Тодд! – со страшной гримасой на лице рявкнул Осгуд. – Если хочешь, можешь ловить рыбу, насадив на крючок свои яйца, но я не позволю тебе губить нашу фирму! Вчера вечером я спрашивал себя о том, где я просчитался. Но, на самом деле, просчитался не я, а ты, когда игнорировал наши правила и вложил огромную сумму в микрочипы. Кто дал тебе право распоряжаться такими большими деньгами? Из-за тебя наша фирма чуть не обанкротилась! А потом ты решил спасти ситуацию, быстренько продав «Стрэттон». Хотел этими деньгами заткнуть все финансовые дыры, которые сам же и проделал? Не выйдет! Не выйдет! – стукнув кулаком по столу, громовым голосом повторил Осгуд. – Потому что ты чуть не подвел «Фэрфилд партнерс» под турецкий монастырь! Еще немного, и в наших документах начали бы рыться адвокаты из комиссии по ценным бумагам! Тодд, ты хотел поймать большую рыбу, а чуть не потопил весь корабль!

– Вы преувеличиваете, – заискивающим тоном начал Тодд Мьюлдар. – «Фэрфилд партнерс» ничто не грозит…

– Разумеется, не грозит, – ответил Осгуд.

– Ну вот и хорошо, – не зная, что и думать, пробормотал Мьюлдар.

– Не грозит, – продолжал Осгуд, – потому что мы приняли единственно правильное решение, продемонстрировав, что не имеем никакого отношения к правонарушителям. Как только до нашего сведения дошли их преступные замыслы, мы тут же сделали все возможное, чтобы прервать с ними любые деловые отношения. В том числе мы подали в суд на Тодда Эриксона Мьюлдара за злостно неправомерное поведение по отношению к остальным пайщикам фирмы «Фэрфилд партнерс». Тебе, Тодд, известно, что пай инвестора, обвиненного в таком поведении, безвозвратно отчисляется в общий капитал фирмы.

– Вы шутите! – Мьюлдар моргал так, словно ему сыпанули в глаза песком. – Это же мои деньги! Вы не можете вот так взять и!..

– Не только можем, но уже это сделали. При вступлении в состав пайщиков ты подписал такое же соглашение, как и все остальные. Помнишь, что в нем говорится о злостно неправомерном поведении и о том, что бывает с теми, кто в нем уличен? Вот так-то! Можешь опротестовать наше решение. И ты наверняка его опротестуешь. Но ведь большинство видных адвокатов обязательно потребуют от тебя авансом очень большую часть своего гонорара. А мы уже возбудили отдельный иск против тебя и твоего сообщника мистера Макнелли на сумму сто десять миллионов долларов. Судья уже обещал заморозить эту сумму на ваших счетах до вынесения судебного решения.

Лицо Скотта Макнелли побледнело, как гипсовая маска. Он сидел и механически теребил прядь волос у себя на виске. Слушая Осгуда, Ник смотрел в окно на сожженную бизонью траву и внезапно заметил, что из обугленной земли проклюнулась молодая зелень.

– Это полное безумие! – хрипло завизжал Тодд Мьюлдар. – Вы не имеете права! Я не позволю с собой так обращаться! Извольте относиться ко мне с уважением! Я полноправный пайщик в «Фэрфилд партнерс», а не какая-нибудь камбала у вас на крючке!

– Это точно, – повернулся Осгуд к Нику. – Камбала – хорошая, вкусная рыба, а Мьюлдар – грязная, вонючая мокрица.

– Действительно, – пробормотал Ник. – Кстати, должен сделать еще одно заявление. Теперь, когда «Стрэттон» спасен, я ухожу в отставку.

– Что? – воскликнул ошеломленный Осгуд. – Что вы сказали?

– Боюсь, что в ближайшем будущем в моей личной жизни произойдут существенные перемены, и мне не хотелось бы, чтобы «Стрэттон» впредь каким-либо образом был связан с моим именем.

Все собравшиеся за столом были поражены не меньше Осгуда. Стефания Ольстром сокрушенно качала головой.

Ник встал и крепко пожал Осгуду руку.

– «Стрэттону» и так немало досталось. В официальном заявлении об уходе я укажу, что увольняюсь по собственному желанию, чтобы проводить больше времени с семьей. Что, на самом деле, чистая правда, – подмигнув Осгуду, сказал Ник. – Счастливо оставаться!

Ник встал и решительным шагом вышел из зала. Впервые за очень долгое время у него было доброе расположение духа.

Марджори Дейкста плакала, глядя, как Ник собирает семейные фотографии в рамках. Телефон разрывался, но она не поднимала трубку.

– Не понимаю, – всхлипнула Марджори. – Не можете же вы вот так взять и просто уйти!

– Конечно, не могу. Я все вам объясню, – сказал Ник, вытаскивая из нижнего ящика стола стянутую резинкой пачку записок от Лауры. – Но найдите мне сначала какую-нибудь коробку!

Марджори отправилась за коробкой и по пути подняла телефонную трубку. Через мгновение она уже была в кабинке Ника.

– Мистер Коновер, – нахмурившись, сказала она. – У вас дома происходит что-то неладное.

– Все в порядке. Я отправил туда Эдди.

– Видите ли, я только что разговаривала с какой-то женщиной – Кэти или Кэсси, я не разобрала. Она говорила очень быстро, словно чем-то очень испуганная. Она просила вас как можно скорее приехать домой… Мне все это очень не нравится!

Уронив фотографии в рамках на стол, Ник бросился к двери.

 

20

Пока Ник бежал на стоянку, он позвонил домой, но никто не поднял трубку.

Очень странно! Ведь Кэсси только что звонила из его дома! И что она вообще там делает? А где дети? Они уже должны быть дома и собирать сумки и чемоданы в поездку! Они же спят и видят Гавайи!

Допустим, Лукас редко берет дома трубку, но Джулия-то могла бы и ответить! Она обожает болтать по телефону! А Кэсси? Позвонила и куда-то пропала! Очень странно!

Надо позвонить Лукасу на мобильный телефон!

Ник не помнил наизусть номер сына, потому что звонил ему нечасто.

Мчась бегом по стоянке, Ник лихорадочно искал в памяти телефона номер сына. Навстречу ему попались какие-то работники «Стрэттона» и вежливо с ним поздоровались, но Нику было не до приветствий.

Наконец Ник нашел номер Лукаса и нажал кнопку.

Телефон звонил, но Лукас не отвечал.

«Давай же! Отвечай! – мысленно уговаривал сына Ник. – Я же говорил, что заберу у тебя телефон, если ты не будешь мне отвечать!»

Через некоторое время раздался записанный на автоответчик обычный раздраженный голос Лукаса: «Говорит Люк Коновер. Оставьте мне сообщение после звукового сигнала…»

Ник сунул телефон в карман. Сердце его бешено колотилось. Нащупав брелок с ключами от машины, Ник нажал кнопку, подбежал к автомобилю, открыл дверцу, плюхнулся на водительское сиденье и завел двигатель.

С ревом маневрируя к выезду со стоянки, Ник позвонил на мобильный телефон Эдди Ринальди, но не получил ответа и от него.

– Ее здесь нет! – сказал по телефону Рой Багби. – Мы с полицейским нарядом у нее дома, но ее нет!

– Она дома у Коновера! – крикнула в трубку Одри. – Там утечка газа!

– Что?!

– Я туда еду! Ты тоже езжай туда! И вызови пожарных!

– Откуда ты знаешь, что она у Коновера?

– На станции сработала газовая сигнализация, и оттуда позвонили к Коноверу домой. Она подняла трубку. Скорей туда, Рой! Скорей!

– Зачем?

– Я потом тебе все объясню. И возьми с собой полицейских с оружием!

Одри выключила мобильник, потому что некогда было спорить с напарником.

Утечка газа… Семейство Струп напротив… Уходя, она чиркнула спичкой… Ей было всего двенадцать…

Студенческое общежитие в университете… Она училась на первом курсе… Сгорело восемнадцать студенток…

Семьи, которые ее отвергали…

Потом Одри позвонила Николасу Коноверу на работу, но его не было на месте.

– Скажите ему, что это очень срочно! – потребовала Одри. – У него дома серьезная авария.

– Он только что уехал домой, – печально ответила секретарша.

Утечка газа!

Ник попытался представить себе, что могло произойти. Если дети почувствовали запах газа, им должно было хватить ума выбежать на улицу. Поэтому-то домашний телефон не отвечает. А мобильник Лукаса? Может, он забыл его в доме?

А почему не отвечает Эдди Ринальди?

Эдди Ринальди и шагу не делал без мобильного телефона.

Почему же он не отвечает?

Если не придется ждать на светофорах, через двенадцать минут он будет у ворот коттеджного поселка Фенвик!

Ник надавил на газ, но тут же немного притормозил, чтобы не терять времени на разговоры с каким-нибудь не в меру ретивым полицейским, который может остановить его за большое превышение скорости. Поняв, кто перед ним, такой полицейский назло Нику будет целый час изучать его права и документы на машину.

Сосредоточившись, Ник ехал к дому, не обращая внимания ни на что вокруг. При этом он снова и снова пытался дозвониться до Эдди.

Подъехав к воротам и не заметив пожарных машин или скорой помощи, Ник немного успокоился.

Может, ничего страшного и не произошло? Утечка газа еще не значит – пожар.

Неужели дети, Кэсси и Эдди отравились газом и поэтому не отвечают?

Ник не знал, можно ли до такой степени надышаться газом у него на кухне.

– Здравствуйте, мистер Коновер, – поздоровался Хорхе из-за пуленепробиваемого стекла своей будки.

– У меня дома проблемы! – крикнул Ник.

– К вам уже проехал начальник вашей службы безопасности мистер Ринальди.

– Давно?

– Сейчас посмотрю в журнале.

– Потом! Открывайте ворота!

– Уже открываются.

Ворота, как обычно, открывались издевательски медленно.

– Нельзя ли побыстрее? – крикнул Ник.

– Вы же знаете, что нельзя, – со смущенной улыбкой ответил Хорхе. – Ваша знакомая тоже приехала.

– Моя знакомая?

– Мисс Стадлер. Она приехала около часу назад.

Неужели дети сами позвали Кэсси? Почему же они не попросили меня ее пригласить? Неужели для этого я им больше не нужен?

– Черт возьми! – рявкнул Ник. – Быстрей открывай проклятые ворота!

– Я не могу! Извините…

В отчаянии Ник надавил на газ и пошел на таран. Его тяжелый джип врезался в металлические ворота. Они заскрежетали, но устояли.

– Проклятая консервная банка! – выругал Ник свою машину.

Ворота продолжали мучительно медленно открываться.

Хорхе вытаращил глаза на Ника.

Наконец ворота приоткрылись ровно настолько, чтобы в них прошла машина. Снова нажав на газ и ободрав все бока «шевроле», Ник ворвался на территорию поселка и, не обращая внимания на ограничение скорости, помчался к дому.

Рядом с домом тоже не было ни пожарных, ни скорой помощи, ни полиции.

Может, ничего страшного? Неужели ложная тревога?

Нет. При ложной тревоге кто-нибудь да ответил бы на его отчаянные звонки!

Если дом действительно полон газа, Эдди мог забрать детей и Кэсси и увезти их в безопасное место. Неужели этот лживый мерзавец все-таки оказался настоящим другом? Придется перед ним извиниться!

В этот момент Ник увидел машину Эдди Ринальди. Она стояла рядом с красным «фольксвагеном» Кэсси и с минивэном, которым обычно пользовалась Марта.

Значит, и Эдди, и Кэсси, и дети где-то здесь! Где же они?

Подбежав к дому по каменной дорожке, Ник заметил, что в нем плотно закрыты все двери и окна, словно все уже уехали в отпуск. Рядом с домом воняло тухлыми яйцами.

Газ!

Много газа, если пахнет даже на улице! Хорошо, что к газу добавляют пахнущую примесь, чтобы быстрее заметить утечку!

Входная дверь была заперта.

Неужели, убегая, ее не забыли запереть?

Недолго думая, Ник достал ключи и открыл дверь.

В доме было темно.

– Эй, кто-нибудь есть? – крикнул Ник.

Никто ему не ответил.

Повсюду царило невыносимое зловоние. От тошнотворного смрада было трудно дышать.

– Эй?

Нику показалось, что он слышит какие-то звуки. Какой-то глухой стук.

Сверху? Снизу?

Дом был настолько добротно построен, что было не понять, откуда доносятся звуки, но на кухне точно никого не было.

Опять какой-то далекий стук. Потом звук шагов…

Внезапно перед Ником возникла Кэсси. У нее был усталый, подавленный вид.

– Кэсси! – воскликнул Ник. – Слава богу ты здесь! А где дети?

Кэсси медленно, словно нехотя, шла к Нику. Одну руку она держала за спиной. Глаза у нее были мутные. Она смотрела куда-то в пространство за спиной Ника.

– Кэсси?

– Да, – монотонно пробормотала она. – Слава богу я здесь.

Откуда-то раздался пронзительный механический писк.

Это еще что такое?!

– А где все?

– В надежном месте, – не очень уверенно проговорила Кэсси.

– А где Эдди?

– Он тоже… в надежном месте, – немного подумав пробормотала Кэсси.

Ник шагнул было вперед, чтобы обнять девушку, но она отшатнулась и покачала головой.

– Нет, – пробормотала она.

– Что?

Ник еще не понял, что происходит, но ему стало страшно.

– Уходи отсюда, – сказал он. – Надо открыть окна. И вызвать пожарных. Это очень опасно. Газ в любую секунду взорвется. А где Люк и Джулия?

Пищало все громче. Наконец Ник понял, что пищит лежащая на кухонном столе желтая металлическая коробочка с гибкой трубкой. Ник где-то уже ее видел, но не мог вспомнить, где именно.

Зачем она пищит?

– Хорошо, что ты приехал домой, Ник, – проговорила Кэсси. Вокруг ее глаз лежали такие темные тени, что глаза зияли черными дырами. – Я знала, что ты приедешь. Папа должен защищать свою семью. Ты хороший папа. Мой папа был плохой. Он никогда меня не защищал.

– Что с тобой, Кэсси? – спросил Ник. – У тебя испуганный вид.

– Мне очень страшно, – кивнула Кэсси.

У Ника по коже поползли мурашки. Он уже видел у Кэсси этот отсутствующий взгляд. Казалось, девушка так далеко, что до нее уже не докричаться.

– Кэсси, где мои дети? – доброжелательным, но твердым голосом спросил Ник, внутренне содрогаясь от ужаса.

– Я боюсь саму себя, Ник. И ты тоже должен меня бояться.

Левой рукой Кэсси достала из кармана джинсовой рубашки металлическую зажигалку Люка, украшенную черепом, костями и пауками. Настоящую наркоманскую зажигалку! Откинув большим пальцем крышку, Кэсси провела им по колесику зажигалки.

– Стой! – крикнул Ник. – Ты что, с ума сошла?!

– Чего ты кричишь! Ты же прекрасно знаешь, что я сумасшедшая. Неужели ты не видишь, как на стене проступают буквы? – Кэсси тихо запела: – «Здесь не спрячешься! Здесь не спрячешься!»

– Где дети?

Теперь желтая коробочка уже не пищала, а непрерывно выла, разрывая барабанные перепонки. Ник наконец вспомнил, что видел ее раньше в подвале, где ее установил газовщик. Это был детектор концентрации газа в воздухе. Его задача заключалась в том, чтобы предупреждать об утечке газа. Чем больше было газа в воздухе, тем громче и чаще пищал детектор. Непрерывный визг говорил о том, что концентрация газа в воздухе достигла опасной величины. Возникла угроза взрыва. Кто-то принес детектор из подвала на кухню, и теперь Ник догадывался, кто именно это сделал.

– Они в надежном месте, – монотонно проговорила Кэсси и наконец выдвинула из-за спины правую руку. В ней был огромный стальной кухонный нож для разделки больших кусков мяса.

Боже мой! Она не на шутку свихнулась! Господи, хоть бы кто-нибудь помог!

– Кэсси! – Ник шагнул к девушке и попытался ее обнять, но она выставила вперед нож, а левой рукой подняла вверх зажигалку, играя большим пальцем на колесике.

– Ни с места, Ник, – проговорила она.

За пуленепробиваемым стеклом будки у ворот в коттеджный поселок Фенвик появилась физиономия привратника.

– Да? – хрипло донеслось из динамики.

– Откройте! Полиция! – заявила Одри и показала значок.

Стоило охраннику увидеть его, как он тут же начал открывать ворота.

– Боже мой! Кэсси! Не надо…

– Мне и самой это не по душе, – пробормотала Кэсси.

В этот момент Ник заметил, что лезвие ножа в свежей крови.

 

21

Высокие металлические ворота начали открываться. Но открывались они мучительно медленно. Одри долго барабанила пальцами по рулевому колесу. Наконец она не выдержала и попросила:

– Пожалуйста, побыстрее. Мне надо спешить.

– Я не могу быстрее! – воскликнул охранник. – Они быстрее не открываются.

– Убери нож, Кэсси, – сказал Ник, стараясь говорить спокойно, дружелюбно и проникновенно.

– Я уберу. Обязательно уберу. Но сначала я должна доделать начатое… Ты не представляешь, как я устала. Пора заканчивать. Долго так продолжаться не может.

– Доделать начатое? – с трудом ворочая языком, проговорил Ник. – Что ты сделала с ними, Кэсси?

От ужаса у Ника все похолодело внутри.

Нет! Только не это! Только не детей!

– С кем?

Господи, прошу тебя! Только не детей!

– С ними… С моей семьей…

– Они в надежном месте. Семья всегда должна быть в надежном месте. Семья должна быть защищена.

– Умоляю тебя, Кэсси, – со слезами на глазах прошептал Ник. – Где мои дети?

– В надежном месте.

– Скажи мне… Скажи мне, они… – Ник не мог выговорить слово «живы» и не мог даже представить себе, что с ним станет, если они уже мертвы.

– Неужели ты не слышишь? – Кэсси склонила голову на плечо. – Неужели ты не слышишь, как они стучат? Они надежно заперты в подвале. Слышишь?

Теперь Ник вновь обратил внимание на далекий стук.

Они бьются в подвальную дверь!

От облегчения у Ника чуть не подкосились колени.

Значит, она заперла их в подвале… Но они живы! А откуда идет газ? Тоже из подвала?

– А где Эдди? – с трудом выговорил Ник.

Господи! Хоть бы Эдди был вместе с детьми в подвале! Эдди придумает, как оттуда выбраться – вышибет дверь, вскроет замок. Проклятый подвал без окон! Вентиляционные окошечки с решетками слишком малы. Человеку сквозь них не вылезть!

– Эдди с ними нет, – покачала головой Кэсси. – Мне он никогда не нравился.

С этими словами Кэсси помахала в воздухе зажигалкой с черепом.

– Не надо, Кэсси. Ты же нас всех погубишь. Прошу тебя, не надо!

Кэсси по-прежнему махала зажигалкой, не убирая большого пальца с колесика.

– Я его не просила приезжать. Я попросила приехать только тебя. Зачем мне какой-то Эдди? Разве он член семьи?

Ник лихорадочно осматривал кухню и внезапно заметил что-то на лужайке за кухонными дверьми.

Сквозь высокие стекла Ник разглядел тело Эдди Ринальди.

Его светлая рубашка была красная от крови. Ник все понял и чуть не заорал от страха.

Ворота открывались ужасно медленно. Можно было подумать, что обитатели коттеджного поселка Фенвик с их помощью демонстрировали всему остальному миру, что их благосостояние позволяет им никуда не спешить.

Сжав руль побелевшими пальцами, Одри мысленно подгоняла ворота.

Наконец они открылись, и Одри нажала на газ.

Она знала, какая трагедия сейчас разыграется в доме у Коновера. Знала, что несчастная безумная женщина опять совершит то, что уже делала раньше.

Каким-то образом Кэсси Стадлер проникла к Коноверу в дом. Возможно, ей это было совсем не трудно, ведь у них с Коновером, кажется, установились весьма близкие отношения. Возможно, у нее даже был свой ключ. Потом случилось страшное. По какой-то причине Кэсси опять почувствовала себя отвергнутой. Доктор Ландис сказал, что Кэсси очень серьезно психически больна. Ею маниакально обуревает желание стать членом какой-нибудь семьи, и стоит ей почувствовать себя отвергнутой, как в ее мозгу вспыхивает неуправляемая лютая ярость.

Кэсси Стадлер явно намеревается испепелить дом Коновера!

Одри очень надеялась на то, что детей еще нет дома.

Еще рано! Хоть бы они были в школе! Хоть бы дом оказался пуст! В этом случае погибнет лишь бездушное здание.

– Пожалуйста, убери зажигалку, – с фальшивой теплотой в голосе проговорил Ник. – Это все из-за Гавайев? Да? Из-за того, что я не взял тебя с нами?

Хоть бы она убрала проклятую зажигалку! Тогда можно броситься и на нож!

Зажигалка! Достаточно одной искры, чтобы все взлетело на воздух. А искру можно высечь и случайно. Нужно действовать очень осторожно…

– А с какой стати тебе брать меня в семейную поездку, Ник? Это же семейные каникулы. А какое отношение я имею к твоей семье?

Ник все понял. Он понял, что совсем не знал Кэсси, а точнее, видел в ней лишь то, что хотел в ней видеть. Ведь она же сама говорила, что мы видим вещи не такими, какие они есть на самом деле, а такими, какими способны их видеть.

Но теперь Ник уже достаточно узнал эту девушку, чтобы понять, что вытекает из того, что она говорит.

Выйдя из машины, Одри сразу почувствовала запах газа.

У дома стояло четыре машины. Две из них принадлежали Николасу Коноверу. Остальные Одри видела впервые. Машины Багби не было. Багби был на другом конце города, и ему было еще ехать и ехать. Одри надеялась на то, что ему хватит ума приказать полицейским включить сирену и мигалки, чтобы мчаться без остановки.

Что-то подсказало Одри, что в главную дверь лучше не входить, и она повиновалась своему инстинкту.

Достав пистолет из кобуры у себя под мышкой, Одри пошла по зеленой просторной лужайке за дом, откуда рассчитывала незаметно проникнуть внутрь. Через окно Одри заметила в кухне маленькую худенькую фигурку и поняла, что это Кэсси Стадлер.

Потом Одри увидела на лужайке тело. Пригнувшись к самой земле, она подбежала к нему.

Это был Эдвард Ринальди со вспоротым животом.

Жуткое зрелище!

Его ничего не видящие широко открытые мертвые глаза смотрели прямо в небо. Одна его рука была вытянута к кухне, а другой он держался за вывалившиеся из распоротого живота внутренности. Его светлая трикотажная рубашка была исполосована ножом и потемнела от крови. Лужайка вокруг трупа тоже была залита кровью.

Одри пощупала пульс, но ничего не нашла. Потрогав вену на шее, Одри наконец убедилась в том, что Эдди Ринальди мертв.

Ему уже было ничем не помочь. Положив пистолет на землю, Одри достала мобильный телефон и мгновенно дозвонилась до Багби.

– Вызови наших медиков, – сказала ему Одри. – И скорую помощь за трупом.

Одри и раньше приходилось видеть изуродованные трупы. Но ей никогда еще не было так страшно. Поборов страх, она побежала за дом.

– Это я во всем виноват, – покачал головой Ник. – Я так торопился уехать отсюда с детьми, что совсем забыл про тебя. Это я дал маху.

– Не надо, Ник, – пробормотала Кэсси, но в ее глазах промелькнуло такое выражение, словно она старалась поверить его словам.

– Нет, серьезно. Ну что это за семейный отдых без тебя? Ты же стала настоящим членом нашей семьи! Если бы меня так не доставали на работе, я бы не забыл…

– Не надо, – чуть громче сказала Кэсси все еще недовольным голосом.

– Мы можем стать одной семьей, Кэсси. Я хочу этого. А ты?

– Все это уже было! – со слезами на глазах воскликнула Кэсси. – Все это уже было раньше! Я знаю, что всё будет как всегда!

– Как всегда? – уныло пробормотал Ник, увидев, как гаснут в глазах девушки огоньки последней надежды.

– Да. Всё как всегда. Тебя принимают с распростертыми объятиями, и когда ты привыкаешь и чувствуешь себя как дома, тебя больно щелкают по носу. Есть черта, за которую тебя не пускают. Это словно каменная стена. Как дома у Струпов.

– У каких Струпов?

– В один прекрасный день они сказали, что мне к ним больше нельзя. Что я просиживаю у них целые дни и мешаю их семье жить своей жизнью. Наверное, так бывает всегда, но я не смогу пройти сквозь это еще раз. С меня хватит.

– Ты ошибаешься, – сказал Ник. – Так бывает не всегда. Ты станешь членом нашей семьи.

– Миры не вечны. Иногда одни из них погибают, чтобы на их месте возникли другие.

Желтая коробочка визжала, не переставая.

Сначала Одри хотела войти в дом сквозь высокие стеклянные двери кухни, но передумала.

Надо быть осторожней!

Одри подбежала к следующим стеклянным дверям, но они были заперты.

Может быть, есть вход через подвал?

Откуда-то со стороны бассейна за домом доносилось шипение. Обойдя дом, Одри увидела трубу и догадалась, что по ней идет газ. На земле рядом с трубой валялись какие-то железяки и разводной ключ. Судя по всему, с трубы были сняты какие-то клапаны. Поэтому-то газ и шипел, поступая в дом под большим давлением. На его пути больше не было препятствий.

Газовая труба, как обычно, шла в подвал.

Вдруг Одри услышала чей-то голос. Кто-то старался перекричать шипение газа. Голос доносился из зарешеченного окошечка метрах в семи от Одри.

Подбежав к окошечку, Одри опустилась на колени к самой решетке. Из окошечка невыносимо воняло газом.

– Эй! – крикнула Одри.

– Мы здесь! Внизу!

Кричал какой-то мальчик, наверное, сын Коновера.

– Кто там? – крикнула Одри.

– Это я – Лукас. Мы здесь с сестрой. Она нас заперла.

– Кто?

– Эта сумасшедшая! Кэсси!

– Где ваш отец?

– Я не знаю. Помогите, а то мы тут сдохнем!

– Спокойно! – крикнула Одри, хотя сама ощущала все что угодно, кроме спокойствия. – Слушай, Лукас! Делай то, что я буду говорить!

– Кто вы?

– Детектив Раймс! Слушай меня! Как там твоя сестра?

– Ей страшно! А вы что думали!

– Джулия! Джулия, ты меня слышишь?

– Слышу! – раздался испуганный тоненький голос.

– Ты можешь дышать?

– Что?

– Детка, подойди к этой решетке! Старайся дышать воздухом, который через нее идет, и с тобой ничего не будет!

– Хорошо, – пискнула Джулия.

– Лукас! Слушай меня! Там у вас горит пламя для розжига?

– Какое пламя?

– Ты рядом с водогреем? У водогрея обычно есть пламя для розжига газа. Если оно горит, дом скоро может взорваться. Это пламя надо погасить.

– Нет никакого пламени, – раздался из глубины подвала голос Лукаса. – Она наверняка погасила его, чтобы дом не взорвался раньше времени.

«Молодец! Соображает!» – мысленно похвалила Лукаса Одри.

– Ну ладно, – сказала она. – А кран есть? Чтобы перекрыть газ. Этот кран должен быть на трубе рядом со стеной, сквозь которую входят трубы.

– Нет там никакого крана!

Вздохнув, Одри стала думать.

– Слушай, – через секунду крикнула она Лукасу. – Какие-нибудь двери в доме открыты?

– Не знаю! Откуда мне знать? – ответил мальчик.

– По-моему, они все закрыты… А на улице нигде не спрятан запасной ключ? Например, под каким-нибудь камнем?

– Под каким еще камнем! Нате, держите! – сказал мальчик, и между прутьями решетки высунулся маленький ключ.

В подвале продолжали стучать.

Значит, они еще живы!

Потом Лукас что-то закричал.

Ура! Они живы! И стараются выбраться…

– Я прямо сейчас позвоню и куплю тебе билет. За любые деньги. Ты полетишь с нами!

При этом Ник понимал, что ему ни в коем случае нельзя пользоваться телефоном. Он помнил историю о том, как дома у одной женщины тоже была утечка газа, и она стала звонить в службу спасения, а провод телефона едва заметно заискрил, и дом тут же взорвался.

– Дети будут очень рады тому, что ты летишь с нами, – продолжал он. – Вот увидишь…

– Не надо, Ник!

Кэсси опустила руку с ножом, но поигрывала зажигалкой в другой руке.

Ник ждал мгновения, когда Кэсси отвлечется, чтобы прыгнуть на нее и сбить с ног.

– Имей в виду, – глухо сказала Кэсси, – что я вижу тебя насквозь! Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

Одри осторожно повернула ключ в замке задней двери и потихоньку открыла ее.

В доме раздался звуковой сигнал, оповестивший всех находившихся в нем о том, что кто-то открыл дверь.

От запаха газа Одри чуть не стошнило.

Одри медленно двинулась вперед, пытаясь понять, куда ей идти. Она не помнила расположения комнат в доме Коновера и шла на голоса Лукаса и Джулии.

Неужели сумасшедшая Кэсси Стадлер захватила Коновера в заложники? А что если сигнал об открытии двери ее напугал и она сделает какую-нибудь глупость?

Ключ рядом с трубой подсказал Одри, что Кэсси открыла полный напор газа, как она уже делала раньше с другими домами.

Теперь Кэсси достаточно чиркнуть спичкой, чтобы убить себя, запертых в подвале детей и Одри. Почему же она до сих пор этого не сделала?

Одри не знала, что думать.

Может, Кэсси ждет, чтобы в доме скопилось побольше газа? Чтобы он разлетелся на куски? Скорее всего это так! Значит, в первую очередь надо спасать детей!

Стук раздавался где-то совсем рядом. Через секунду Одри уже стояла у двери, в которую стучал Лукас, схватилась за тяжелый засов и с усилием отодвинула его. Дверь распахнулась. Из нее вылетел подросток.

– Тихо! – прошептала Одри. – Где твоя сестра?

– Вот!

Из подвала выбежала заплаканная девочка.

– Бегите! – прошептала Одри, показывая в сторону отпертой задней двери. – Быстро из дома! Оба!

– Где папа? – хныкала Джулия. – Где он?

– С ним все в порядке, – соврала Одри. – А теперь – живо из дома!

Джулия выбежала из задней двери и припустилась по лужайке прочь от дома, но Лукас не тронулся с места.

– Не стреляйте из пистолета, – сказал он Одри. – Дом взорвется.

– Без тебя знаю, – ответила Одри.

– Что это было? – спросила Кэсси.

– Что?

– Какой-то звук. Это сигнализация? Кто-то вошел в дом?

– Я ничего не слышал.

Кэсси осторожно осмотрелась по сторонам, не сводя глаз с Ника больше, чем на долю секунды, чтобы он не посмел двинуться с места.

– Знаешь, – наконец сказала она, – интересно, как менялось мое мнение о тебе. Сначала я думала, что ты разрушаешь семьи. Ведь ты же погубил моему отцу жизнь, когда уволил его. Поэтому я должна была дать тебе понять, что и ты не застрахован от несчастья.

– Так это ты писала «Здесь не спрячешься»? – внезапно догадался Ник.

– Потом я узнала тебя получше и решила, что ошибалась. Ты показался мне хорошим человеком. Но теперь я поняла, что первое впечатление всегда самое верное.

– Кэсси, убери зажигалку. Давай поговорим. Давай во всем разберемся!

– Знаешь, почему я обманулась в тебе? Я решила, что ты хороший, когда увидела, как ты любишь своих детей.

– Прошу тебя, Кэсси!

За спиной у девушки была дверь в задний коридор. Внезапно Ник уловил там еле заметное движение. Чью-то мимолетную тень. Кто-то осторожно приближался по коридору.

Ник понимал, что ему надо смотреть только Кэсси в глаза. Не сводя глаз с ее расширившихся зрачков, он заметил боковым зрением женскую фигуру, кравшуюся по коридору к кухне.

Детектив Раймс!

Не смотреть! Смотреть только Кэсси в глаза!

Ник заставил себя смотреть в полуприкрытые веками глаза Кэсси – бездонные кладези горя и безумия.

– Ты не такой, как мой папа. Мой папа меня боялся. Он зачем-то все время следил за мной. Ходил за мной повсюду, но он не относился ко мне так же хорошо, как ты относишься к своим детям.

– Неправда. Он любил тебя, – дрожащим голосом пробормотал Ник.

Детектив Раймс медленно приближалась.

– Той ночью ты был ужасно напуган. Я стояла за деревьями и все видела. Ты кричал ему «Ни с места!» и «Еще шаг, и я стреляю!» – покачала головой Кэсси. – Представляю себе, что тебе о нем наговорили! Шизофреник! Ты же думал, что это он убил вашу собаку, да? Ты же не мог знать, что у него в кармане была записка о том, что он ни в чем не виноват. Ты думал, что он вытаскивает из кармана пистолет. Поэтому ты поступил правильно. Ты защищал свою семью. Своих детей. Ты выстрелил и убил его. Ты сделал то, что на твоем месте должен был сделать любой отец. Ты защищал свою семью!

Боже мой! Она всегда знала, что я убил ее отца! Она знала об этом с самого начала! Я разрушил ее семью, а теперь она уничтожит мою!

Ник похолодел от ужаса.

Кэсси кивнула и подняла левую руку с зажигалкой. Ник вздрогнул, но Кэсси просто потерла себе нос запястьем.

– Да, я была здесь той ночью, – всхлипнула она. – Я пришла раньше его, а он следил за мной. Он знал, что я опять иду к твоему дому. Я все видела!

Краем глаза Ник заметил, что детектив Раймс медленно подходит все ближе и ближе, но не смел свести глаз с Кэсси.

– Папа приближался к тебе, а ты все время кричал ему, чтобы он остановился, а он все равно шел на тебя, потому что уже ничего не соображал! – покачала головой Кэсси. – Я никогда не забуду, каким ты был, когда его убил. Я никогда не видела такого испуганного и расстроенного человека.

– Я не знаю, что мне сказать тебе, Кэсси. Мне очень и очень жаль, что все так случилось. Но я тоже пострадаю за то, что сделал. Я отвечу за это.

– Жаль? Ты так ничего и не понял. Не надо извиняться. Я вовсе не сержусь на тебя. Ты правильно поступил. Ведь ты же защищал свою семью!

– Кэсси, прошу тебя…

– Ты все правильно сделал. Я должна благодарить тебя за это. Ты освободил меня. Мой отец томился в темнице своего безумия, а я была прикована к нему… А потом мы познакомились, и я узнала, какой ты сильный. Я думала, что ты хороший. Думала, что тебе нужна жена, а твоим детям – мама. Я думала, мы можем стать одной семьей.

– Мы можем стать одной семьей.

Кэсси печально улыбнулась и покачала головой, играя зажигалкой в левой руке и сжимая нож в правой.

– Нет, – сказала она. – Я знаю, чем это кончится. Со мной уже так не раз бывало, – с этими словами Кэсси заплакала. – Я больше не могу. Я устала. Закрытую дверь не откроешь. Даже если она вдруг отворится, все равно это будет уже не то. Ты меня понимаешь?

– Понимаю, – с выражением глубокого сочувствия на лице Ник попробовал сделать шаг вперед.

– Стой! – Кэсси подняла руку с зажигалкой, и Ник попятился.

– Все будет хорошо, Кэсси. Вот увидишь!

У Кэсси по щекам текли слезы, оставляя на них черные полосы туши.

– Пора! – сказала она и крутанула большим пальцем колесико зажигалки.

 

22

Медленно продвигаясь в сторону кухни, Одри внимательно слушала. Она слышала, о чем говорят Ник с Кэсси, и удивилась тому, насколько несущественным ей сейчас показалось признание Ника.

Одри вспоминала Евангелие от Матфея, притчу о милосердном царе и жестоком рабе. Еще она думала о карточке, приклеенной к ее монитору на работе. «Мы выполняем работу Бога на земле».

Одри уже знала, как она поступит с Коновером, ведь Стадлера застрелили из пистолета, украденного шесть лет назад Эдвардом Ринальди, чей труп лежал теперь на лужайке.

Убийца Эндрю Стадлера мертв! Но об этом потом! Сейчас надо остановить Кэсси Стадлер!

Дело усугублялось тем, что Одри никогда не обучали освобождению заложников. Поэтому пока она просто кралась, прижимаясь к прохладной стене коридора. Наконец она добралась до кухонной двери.

Интересно, видит ли ее Коновер? Скорее всего, да.

Одри слышала громкий писк и видела, что его испускает приборчик, измеряющий концентрацию газа в воздухе. Приборчик пищал непрерывно. Это означало, что создавшаяся смесь газа и воздуха взрывоопасна. Кэсси дождалась самого подходящего момента для взрыва.

Одри понимала, что ей нужно продумывать свои действия на несколько шагов вперед.

Что если она внезапно бросится сзади на Кэсси, но та все равно успеет чиркнуть зажигалкой? Этого нужно избежать любой ценой!

Одри прокралась мимо какого-то стола, стараясь не задеть его и не уронить стоящую на нем вычурную тяжелую лампу.

Наконец Одри оказалась в одном помещении с Кэсси и Ником.

Ну и что теперь делать?

С первой попытки колесико не высекло искры из кремня. Кэсси нахмурилась. По ее щекам текли слезы.

Детектор газа визжал, а Кэсси пела красивым низким голосом: «У самых скал я приют искал…»

– Кэсси, не надо.

– Это все из-за тебя. Это ты во всем виноват.

– Я поступил неправильно.

Внезапно Кэсси взглянула куда-то за спину Ника и удивленно проговорила:

– Люк?

– Да. Это я, – сказал Люк. Он шел прямо к Кэсси.

– Люк, немедленно выйди из дома! – сказал Ник.

– Что ты здесь делаешь, Люк? – спросила Кэсси. – Я же сказала, чтобы вы с Джулией тихо сидели в подвале!

Выходит, Одри Раймс сумела проникнуть в дом через заднюю дверь и вытащить из подвала запертых там детей. Но где же Джулия?!

А Лукас наверняка прошел сюда по заднему коридору через гостиную!

– Ты нас заперла, – сказал Люк и подошел прямо к Кэсси. – Наверное, ты сделала это случайно. Но я нашел запасной ключ.

Он что, тоже сошел с ума?!

– Люк, уходи! – взмолился Ник.

Но Лукас не обращал внимания на отца.

– Кэсси, – сказал Лукас и с открытой доброй улыбкой положил Кэсси руку на плечо. – Помнишь стихи Роберта Фроста, с которыми ты мне помогла? «Смерть работника», кажется? Уже не помню.

Кэсси не стряхнула с плеча руку Лукаса. Она посмотрела на него, и глаза ее чуть-чуть потеплели.

– «Дом там, где нас, когда бы ни пришли, не могут не принять», – уныло проговорила она.

Лукас кивнул.

В этот момент он на долю секунды взглянул на отца, и Ник понял, что сын подает ему сигнал взглядом.

– Помнишь, что ты мне говорила? – сказал Люк, глядя прямо в глаза Кэсси невинным мальчишеским взором. – Нет ничего важнее дома и семьи. Ты сказала, что в конечном итоге это стихотворение о семье…

– Люк, – проговорила Кэсси изменившимся голосом.

В этот момент Ник бросился на нее и попытался схватить, но гибкая, как кошка, Кэсси вывернулась из его рук. Ник все-таки ударил ее плечом, и она отлетела в сторону, выронив из руки нож. Прежде чем Ник успел сделать еще хоть один шаг, она вскочила и подняла в воздух руку с зажигалкой.

– Эх вы! – проговорила она со странным выражением лица. – А я-то чуть вам не поверила!.. Все. Пора. Этот мир сейчас умрет!

За спиной Кэсси кто-то появился.

– Кэсси! – воскликнул Ник. – Смотри на меня!

Кэсси уставилась на него ничего не видящими глазами.

– Я больше от тебя не прячусь! – сказал Ник. – Взгляни мне в глаза, и ты увидишь, что я не прячусь!

Кэсси сияла. Такой красивой Ник ее еще не видел. Девушка преобразилась. Лицо ее было совершенно спокойно. Она провела большим пальцем по колесику зажигалки.

В этот момент откуда-то сзади вылетела тяжелая каменная лампа и ударила Кэсси по голове. У девушки забулькало в горле, и она рухнула на пол. Зажигалка улетела под холодильник.

Лицо Одри Раймс блестело от пота. Она смотрела на лежащее на полу тело, на лампу и, кажется, не верила в то, что это ее рук дело.

Ник остолбенел.

– Бежим! – крикнула Одри. – Все из дома!

– Где Джулия? – крикнул Ник.

– На улице, – ответил Лукас.

– Бегите же! – заорала Одри. – Дом взорвется от малейшей искры. Быстро на улицу, а тут пусть работают пожарные!

Лукас бросился вперед, не без труда отпер входную дверь и держал ее открытой, пока Одри и Ник не выскочили из дома.

Джулия стояла в самом начале каменной дорожки на солидном расстоянии от входной двери.

Подскочив к ней, Ник взвалил ее к себе на плечо и побежал дальше. Лукас и Одри поспевали за ним. Они пробежали еще несколько десятков метров, когда раздался вой полицейских сирен.

– Смотрите! – внезапно воскликнул Лукас, показывая пальцем в сторону дома.

Ник сразу же увидел, на что показывает сын. У окна, пошатываясь, стояла Кэсси с сигаретой во рту.

– Не надо! – заорал Ник, хотя и знал, что Кэсси его не слышит.

Ослепительная вспышка. Земля содрогнулась. Через секунду лопнули стекла в окнах, а рамы и двери взлетели в воздух. Из всех дверных и оконных проемов вырвалось пламя. Дом превратился в огромный огненный шар. В небо поднялся столб черного дыма. Джулия завопила. Крепко сжимая ее в руках, Ник бросился прочь от дома. За ним бежали Лукас и Одри. Их догнала волна жара, но они были уже далеко.

Добежав до центральной аллеи поселка, Ник наконец остановился и с трудом опустил дочь на землю. Он посмотрел назад в сторону дома, но увидел только столб дыма и языки пламени над вершинами деревьев.

Сирены выли примерно на том же расстоянии, что и раньше. Скорее всего, полиция и пожарные ждали, пока откроются ворота.

Впрочем, пожарным здесь уже почти нечего было делать.

Ник положил руку на плечо Джулии и обратился к Одри Раймс.

– Прежде чем мне предъявят обвинение, я бы хотел провести несколько дней вместе с детьми. Мы устроим себе короткие каникулы. Вы не возражаете?

Детектив Раймс с непроницаемым выражением лица смотрела на Ника.

После показавшейся ему вечностью паузы она проговорила:

– Не возражаю.

Ник еще несколько мгновений смотрел на далекое пламя, а потом повернулся, чтобы поблагодарить Одри, но та уже шла к машине, подъехавшей во главе колонны из нескольких полицейских автомобилей. За рулем машины сидел знакомый Нику белобрысый полицейский в штатском.

Кто-то дрожащей рукой взял Ника за локоть. Это был Лукас. Вместе они еще несколько минут молча созерцали сполохи пламени, озарившие серое пасмурное небо.