ПРОРВАЛО

Перевод О. Фроловой

Ноги Зухди Абдаррагиба не повиновались ему. С порога своего дома он смотрел на улицу, тянувшуюся вдаль до самого горизонта, на здания правительственных учреждений. Веселые лучи солнца подчеркивали его бледность. Он потер глаза. Опять была бессонная ночь. Бессонница у него уже давно, точнее, с 5 июня, с той самой ночи, когда, как искалеченное животное, рухнуло само время и мир попал в тупик.

Он почувствовал тогда боль, как будто все внутри оборвалось. С неба, насколько хватал глаз, стремительно неслись к земле самолеты, закрывшие свет солнца. Солдатские сапоги осквернили землю города. Захватчики превратили его в поле битвы.

А он сам? Он словно расплавился — так сильно потряс его миг, когда прервалось течение времени. Зухди Абдаррагиб застыл в безвольном созерцании, и, хотя он готов был встать на защиту родного Иерихона, мог ли он потушить пламя пожаров, бушевавших по всей Палестине?

Не хотелось жить, ибо жизнь потеряла привычные краски и ощущения. Все вокруг изменилось. А эти постоянные крики женщин и хаос на улицах! Он пытался найти забвение в работе, но очень немногие ученики продолжали посещать школу. Встреч со знакомыми он избегал. И потянулись из чрева времени бесконечно длинные скучные дни…

Спать Зухди не мог. Долгие ночные часы были наполнены кошмарами. Почувствовав слабость или тошноту, он свертывался клубком, упирался головой в спинку кровати и закрывал глаза. Свет угасал, чтобы вскоре вновь засиять. Тогда Зухди мысленно говорил себе: «Наступил еще один день оккупации».

Вчера ночью ему приснился страшный сон: юноша садился на вороного коня. В первый момент ему показалось, что это Гитлер, но тут же он вспомнил про усики фюрера. Нет, значит, это Нерон. Вдруг юноша стал расти и дико закричал: «Сожгите Рим!» Вспыхнуло и широко разлилось пламя, его горячие языки коснулись Зухди, и он в ужасе закричал: «Это конец!» Чей-то таинственный голос ответил ему: «Конец впереди!»

Зухди вскочил с кровати, дрожа от страха. Какой ужасный сон! Он быстро оделся, закурил сигарету и уже не ложился, а курил до тех пор, пока через дверные щели не стал пробиваться слабый свет утра.

И вот теперь, стоя на улице, кончавшейся где-то на окраине города, Зухди вспомнил этот сон. Улица была тихой и пустынной. Вдруг с ревом пронеслась военная машина. Он почувствовал, как негодование поднялось в нем, кровь застучала в висках. Перед его мысленным взором замелькали картины недавнего прошлого.

Ученики не ходили в школу, и в школьном журнале он делал пометки об их отсутствии. Он и сам чувствовал свою отчужденность на улице, на рынке, в школе. Как-то директор сказал ему: «Вы очень изменились. Хотя, по правде сказать, все мы изменились».

Зухди взглянул в полное, пышущее здоровьем лицо директора. Волнует ли его оккупация? Ведь видел же он солдат через окно своего кабинета.

— Это они заставили нас измениться! — сдерживая гнев, ответил Зухди.

— Со временем мы забудем об этом, — сказал директор.

— Но ведь они пьют нашу кровь!

— Зачем вы всегда все преувеличиваете?

— Может быть, вы прикажете мне молчать?

— Совсем нет! Но об этом лучше не думать.

— Это похоже на предательство.

— А что, по‑вашему, нужно делать?

— Можем же мы противодействовать.

— Но ведь это, значит, снова война!

— Конечно!

Высказавшись, Зухди ощутил в душе смутное раскаяние. Не вздумает ли этот сукин сын донести на него? И он почувствовал к директору смертельную ненависть.

Нить воспоминаний Зухди прервала девочка лет четырнадцати, переходившая дорогу. В руках у нее был узелок. Неожиданно она подняла голову и посмотрела ему в лицо. Почему она так смотрит на него? Что привлекло ее внимание? Видел ли он ее когда-нибудь?

Девочка вдруг упала перед ним на колени, уцепилась за него и закричала:

— Где мой отец? Куда ты его отправил?

— Я не знаю твоего отца, — растерянно ответил он. — Оставь меня!

— Пусть он вернется домой, — горько заплакала девочка. — Мама сейчас больна.

Зухди вытаращил глаза и легонько оттолкнул девочку. Она упала, из узелка рассыпались лепешки, но руки ее крепко вцепились в его одежду. Он нагнулся, чтобы собрать лепешки, и тут же заметил, что к ним приближается израильский патруль.

Их взгляды скрестились. Лицом к лицу с врагом! Зачем судьбе было угодно, чтобы в час его рождения родились и его смертельные враги? Да, они родились вместе с ним и умрут вместе с ним. Они пропадут с его глаз только тогда, когда наступит вечный мрак. Он увидел шестиконечные звезды, и в глазах у него снова зарябило от ненависти. Звезды приближались, приближались и наведенные на него дула автоматов. «Мы, арабы, как мишени в тире», — с горечью подумал Зухди.

— Что ты сделал с девочкой? — спросила, подходя, шестиконечная звезда № 1.

— Ничего!

— Он что-нибудь требовал? — вопросила девочку звезда № 2.

— Я только хотел узнать у нее, где пекарня! — закричал Зухди.

Один из полицейских собрал рассыпавшиеся лепешки и отдал девочке.

— Где ты работаешь? — спросили у Зухди.

— В школе аль‑Хусейна.

— Аль‑Хусейна? А как ее теперь называют?

— Не знаю.

— Ты лжешь! — глядя на него исподлобья, со злобой проговорил полицейский. — Что ты преподаешь?

— Общественную мораль.

— Преподает мораль, а самому ее не хватает!

И с громким хохотом шестиконечные звезды отступили. Ненависть к ним пригвоздила Зухди к месту.

При встрече с оккупантами его часто душит гнев. Ненависть может побудить к сопротивлению. Он знает это. Вся страна разграблена, родной Иерихон превратился в кормушку для захватчиков, а он бездействует. Наступит ли день, когда гнев перельется через край?

Он не помнит, как пересек школьный двор, предоставив ногам самим нести его. Стали собираться ученики. На их лицах он вдруг прочел многое: мысли об экзаменах, о чужих солдатах, наводнивших город. Школьный флагшток, на котором раньше развевался национальный флаг, вызывал раздражение.

Прозвенел звонок. Ученики были в сборе. Появился директор, степенно неся свое полное тело. Учитель истории хранил торжественное молчание, он должен сейчас поднять на флагштоке израильский флаг.

Кто-то закричал:

— Поднимите флаг!

Обернувшись к учителю истории, директор сказал:

— Пусть будет поднят израильский флаг!

— Зачем вы ввязались в это? — прошептал Зухди.

— Чтобы посмотреть на вашу храбрость, господин Зухди! — язвительно ответил директор.

— Израильский флаг не будет поднят! — закричал Зухди.

Школьники радостно зашумели. Учитель истории подскочил к Зухди.

— Вы ответите за это! Я вызову представителя властей.

— Делайте что хотите.

Зухди закрыл глаза. Когда он их открыл, то увидел перед собой израильского офицера. Зухди выпрямился. Ему казалось, что весь мир закупорен в бутылке с горючим газом. Сейчас стекло разлетится и все вокруг запылает пожаром.

— Ты Зухди Абдаррагиб?

Он кивнул.

— Почему ты отказался поднять израильский флаг?

Молчание.

— Ты арестован как бунтовщик, — нахмурившись, отчеканил офицер.

— Вы все можете.

За оградой школы его поджидал военный джип. Машина рванулась к центру города, и школа навсегда скрылась из глаз.