Айгюзель долго не могла уснуть. Обняв колени, она сидела на холщовом тюфячке, разостланном на земляном полу пещеры, и задумчиво смотрела в темноту.... Серебряный луч луны через небольшую отдушину над дверью упал на бороду ее отца, затем тихо пополз по его добрым морщинкам, седым бровям... Скоро-скоро он переберется на Данира. Тихонько покачиваясь, Айгюзель ждала этого. Луч медленно скользил к юноше. Вот он осветил откинутую в сторону руку, тонкие полусогнутые пальцы. Не о таких ли руках в народе говорят: пальцы тонкие, как камыш, ногти светлые, как серебро? Чего-чего только не умеет делать Данир этими руками! Айгюзель видела, как легко и красиво держат они копье, как ловко бросают его. Стремительно улетая вдаль,

копье звенит и поет, будто струна. Когда эти руки держат меч, за ними не уследить! А какие огромные камни ворочали они, укрепляя городскую стену!.. Тогда на них играли упругие мускулы... Айгюзель любит смотреть, когда гибкие пальцы Данира, словно птицы, порхают по кураю, извлекая волшебные звуки, или вдруг замирают, будто задумавшись о чем-то...Удивительные пальцы! Айгюзель никогда не забудет, как ласково они коснулись однажды ее волос. Она хорошо помнит тот жаркий летний день. Данир вернулся с охоты. Он сбросил с плеч убитого им огромного волка и с облегчением перевел дух. Потом присел на камень у порога и отер пот, ручьями сбегавший со лба. Айгюзель шла от родника, держа на плече высокий глиняный кувшин со студеной водой. Увидев ее, Данир засмеялся:

— Ты, наверное, сердцем почувствовала, милая Айгюзель, что я умираю от жажды...

Девушка покраснела. Ведь она в самом деле старалась ради него. Как он догадался?

Данир пил с наслаждением, ни разу не оторвав губ от кувшина... Айгюзель не сводила с него сияющих глаз... Но вот Данир протянул ей кувшин и ласково посмотрел в глаза. Этот взгляд девушка не променяла бы ни на какие слова благодарности! А потом произошло то, отчего Айгюзель долго не могла прийти в себя: эти вот пальцы вдруг коснулись ее головы! И прикосновение их было так нежно и мягко, что для девушки до сих пор оставалось загадкой, как руки, умеющие ворочать камни и метать копья, могут быть такими ласковыми...

Луч тихо скользил по лицу Данира. Длинные смоляные кудри рассыпались по широкому белому лбу, густые черные брови, а под ними прячутся большие прекрасные глаза... Как хорошо, что они закрыты, и Айгюзель может долго любоваться красотой Данира...

Внезапно лунный свет исчез... Айгюзель вскочила на ноги и бросилась к отдушине посмотреть, что заслонило его: облако или летучая мышь. Она просунула руку в отверстие и тихо проговорила:

— Кыш, кыш...

Опять стало светло. Послышались чьи-то быстрые шаги. Девушка распахнула дверь, спросила:

— Кто здесь? Вокруг было тихо.

У городских ворот стражники ^пробили полночь. Айгюзель вздрогнула. Завтра город будет готовиться к бою. А там дня через три-четыре нагрянут враги... Смутная тоска охватила девушку. Хорошо, если они победят, смельчаки, а вдруг?.. Среди женщин ходят тревожные слухи, будто Шомходжа где-то прослышал, что баскак хочет сравнять страну смельчаков с землей... Говорят, что воинов у него в десять раз больше и дни отца и Данира сочтены. Ой!.. А ведь баскак и вправду очень жесток! Настоящий кровопийца!.. А все же, вдруг не устоим?! Вдруг убьют Данира?!

Тут мысли ее невольно вернулись назад.

Кто же все-таки мог прийти сюда ночью?.. Нет, нет, наверное, ей просто показалось... Конечно же, это была летучая мышь...

Айгюзель вошла в дом и заперла дверь... Спать не хотелось. «Схожу-ка я лучше за водой,— подумала девушка,— будет чем умыться отцу и Даниру, когда встанут».

Она подняла на плечо глиняный кувшин и тихо пошла вдоль улицы. Вскоре до слуха ее донеслись приглушенные голоса.

«Чей же это дом?» — подумала Айгюзель. То было жилье Шомходжи.

Кто-то в сердцах шептал:

— Возьми кузов... кых-кых! Как придешь, сними крышку и открытой стороной вставь его в отдушину... кых-кых!...

— Я боюсь! — отвечал другой голос... Айгюзель узнала голос Шомходжи.

— Замолчи сейчас же, не то придушу! — пригрозил гнусавый голос, и все смолкло,

«Опять Шомходжа ссорится со своим старым отцом»,— подумала Айгюзель и прошла мимо к роднику...

До чего ж красив родник в полнолуние!.. Айгюзель никогда не видела его таким. Прыгая с камня на камень, струйки воды дробились на мелкие брызги, и те рассыпались серебристыми искорками... В ночной тиши родник звенел особенно нежно..,

Девушка долго любовалась ручьем, прислушиваясь к журчанию воды... Тоска больше не жмет сердце, дышится легко, хочется петь, но страшно потревожить чуткий сон города. Кто знает, может быть, это его последний мирный сон... Девушке снова стало грустно. Наполнив кувшин водой, она пошла назад.

Возле самого дома Айгюзель остановилась. Послышались чьи-то осторожные шаги. «Что за беспокойная ночь!» — подумала девушка и вдруг заметила, что из отдушины что-то торчит. Она опустила кувшин на землю и подошла ближе. Кузов! Айгюзель выхватила его: пустой! Что это значит! Она распахнула дверь. Луч уже поднялся по стене вверх, и на полу ничего не было видно. Айгюзель остановилась посреди пещеры. Под ногами что-то зашуршало. Девушка зажгла лучину и вскрикнула: на земле лежали две большие змеи, черная и желтая. При вспышке огня они зашевелились. Одна заскользила к кошме, на которой спал Данир, другая — к изголовью отца...

Испуганные громким криком, Данир и Жантимир вскочили на ноги. Айгюзель лежала на полу, придавив желтую змею коленями и ухватив руками черную.

Мгновение, и змеи бессильно повисли и крепких руках Данира.

— Кузов Шомходжи...— с трудом проговорила Айгюзель, теряя сознание. Лицо ее было бледно, в уголках рта показалась пена: черная змея успела ужалить ее в руку.

В ту же минуту пронзительный вой и скрежет прорезали тишину ночи. Полчища хана напали на сонный город.