Поздно вечером позвонил Миша, он поблагодарил Зинку за то, что она умудрилась спровадить с места обнаружения трупа капризную Дину.
– У неё, Зин, и так нервишки слабые, да ещё подозрительность появилась – везде злодеи мерещатся. Представляешь, нафантазировала мне про этого Клода, что он её похитить хотел, потом про Раису ерунду всякую надумала… Злюкой становится! Или возраст такой, сама понимаешь, у всех ровесниц – любовь да парни, а она – одна, и без матери родной. Трудно ей. Может, психологу показать? – сокрушенно произнёс подполковник. – Эх… Тяжко тебе с нами придётся. Ты то, сама как? Сильно испугалась?
– Было немного, – призналась Зиночка. – А насчёт психолога не торопись – Динка не простит тебе этого.
– Уснуть-то сможешь одна?
– Придётся, – грустно отшутилась Зинаида. – Ты, Мишаня, не переживай – я всё понимаю! Антон сказал, что сроки вам установили и трясут. А тут целый клубок: Раиса, Ильяс, Марьяна… Так ещё и иностранный гражданин. Всё понимаю. Разгребёшься – приедешь. А я завтра поработаю и Диночку обязательно навещу. Она сильно на меня обиделась за вранье?
– Сердится, – признался Михаил. – И на меня сердится, в комнате заперлась, читает, наверное. Кстати, познакомился с вашим новым охранником, – сменил он тему разговора. – Показался очень толковым мужиком! Вызвался завтра в десять свозить тебя до универмага на трассе. Там выбор замков неплохой. Замки купишь, а он установит. А то гуляют где-то ключики… Это не дело, – сменил тему подполковник.
– Как скажете, господин полицейский, – отшутилась Зинаида.
Ровно в десять ноль-ноль Зинка услышала стук в дверь. За порогом стоял охранник Фёдор.
– Ёксиль-моксиль! Зинаида Львовна, почему звонка нет? Тоже провести некому? Я тут весь дверной проём обшарил, думал, секрет какой… Стучать как-то неудобно…
– Во-первых, здравствуйте! Во-вторых, смотря какой смысл вы вкладываете в слово «стучать»… Если в дверь, то стучите на здоровье, меня это не шокирует, – Зиночка попыталась поставить охранника на место.
– Здрасти! – рассмеялся он. – Обидеть не хотел.
Перед машиной он предупредительно открыл Зинаиде заднюю дверцу и помог сесть в салон.
– «Вольво Кросс-Кантри», ого! – модель шестьдесят! Неплохая машина для охранника, – съязвила Зина.
– Ошиблись, мадам – девяносто! И действительно, отличная тачка! – в свою очередь, поддел тот Зинаиду.
– Вау! Пардоньте, ошиблась!
– Бывает! – он подмигнул ей через зеркальце заднего вида.
– На зарплату купили? – не унималась Зинка. – Интересно, где охранникам такие зарплаты выдают? А что с номером продешевили? Не крутой номер какой-то: двести тридцать три… Нет бы: семьсот семьдесят семь или три единицы…
– Да хорош уже, Зинаида Львовна! Я военный, демобилизован по ранению. Всю жизнь по горячим точкам служил. А номер у меня фартовый, он в сумме восьмёрку даёт! Восемь – моё число, удачу приносит!
– Извините, – смутилась Зина и до самого магазина больше не проронила ни слова.
Купив замки, вернулись в посёлок.
Фёдор метнулся в сторожку за инструментами, а Зинаида занялась переводом, предупредив охранника, что дверь оставит открытой.
Через несколько минут Зинаида с головой погрузилась в работу…
Из чёрной тетради
…
В назначенное время Покорную отвезли в клинику и поселили в палате, имеющей смежные двери ещё с тремя комнатами.
Вскоре в комнатах поселились три женщины. Одна из них говорила только на арабском и носила хиджаб. Разглядеть её лица Покорная так и не сумела.
Вторая девушка была родной дочерью Жителя Пелопоннеса. Покорная была удивлена, так как слышала от Блёсома, что девушка ведёт далеко не праведный образ жизни. Судя по слухам, употребляет наркотики и общается со всяким сбродом.
Третью привезли позже всех. По виду она была простушкой. Ничего общего с лощеными дамочками, которых Покорная встречала в коридорах учреждения. Она постоянно рыдала, оплакивая новорождённую дочь. Разговаривала сама с собой, сидя на кровати с несчастным лицом: «Как же так? Почему? Кто-нибудь скажите мне, где моя девочка?!».
Покорной такое поведение соседки объяснили гормональным расстройством и нервным срывом из-за перенесённой трагедии.
Рано утром в воскресенье Покорную подготовили к родам, сделали эпидуральное обезболивание и на каталке отвезли в родблок.
Детей родилось трое! Две девочки и мальчик.
Мальчик был самым крупным из тройни: он весил два килограмма, хорошо ел, громко кричал и радовал врачей. Помогать Покорной ухаживать за ним вызвалась мусульманка. Она забирала его к себе в комнату, когда обессиленная Покорная кормила девочек или спала.
Вторая девочка ненамного отставала от братишки, и несмотря на то, что её вес составлял кило девятьсот, у докторов не было сомнений насчёт её здоровья. Девочку радостно взялась опекать дочь Жителя Пелопоннеса.
А вот с третьей девочкой дела обстояли гораздо хуже. Родившись с весом всего чуть больше килограмма, она была очень слабенькой. Сосательный рефлекс отсутствовал. Девочка угасала на глазах. Врачи тихо переговаривались о возможных последствиях…
Соседка Покорной неожиданно превратилась из плачущей истерички в самоотверженную подругу. Она вытребовала у медиков специальный кувез – куда положили крошку – и не смыкала глаз, прислушиваясь к дыханию ребёнка вместе с Покорной.
Прошло десять дней.
Малютке не становилось лучше, она таяла на глазах, теряя в весе. Возникла необходимость прямого переливания крови. И тут Покорная испугалась не на шутку – её группа крови и резус не подходили малышке!
Однако соседка утешила Покорную, согласившись стать донором.
Что это было?
Случайное совпадение или божий промысел?
Девушки этого не знали, но кровь соседки полностью соответствовала всем параметрам.
Все трое: Покорная, её спасительница и маленькая девочка были перемещены в специальный кабинет для проведения процедуры. Переливание закончилось благополучно.
Счастливые, вернувшись в свои комнаты, они не сразу заметили, что другие постоялицы исчезли. Исчезли и двое детей.
Забыв про данное Ордену обязательство никогда не претендовать на выношенные «плоды реинкарнации», Покорная, сходила с ума, она кричала и кидалась на врачей от безысходности.
Но что она могла?
В свои неполных двадцать лет, глупая, бесправная, необразованная сирота с поддельными документами, зарабатывающая на жизнь гибкостью и силой молодого тела…
Кололи успокоительное, и она забывалась тяжёлым сном, в котором ей являлся умный и всемогущий Святой Блёсом, он обнимал и целовал ее, как в ту их первую ночь.
С Аотеароа прибыл Великолепный Пришелец. Он долго разглядывал третью малышку, совещался с врачами, затем вынес свой вердикт:
– Девочка – «бракованная»! Это следствие слабой веры Покорной в законы Ордена. Никто не знает, сколько ребёнку суждено прожить, никто не даёт гарантий относительно её здоровья и полноценного развития. В любом случае Орден считает, что девочке будет лучше рядом с истинной сподвижницей веры, – при этих словах Великолепный дотронулся до лба стоящей тут же соседки Покорной.
– Наша сестра испытана! Космос забрал у неё одного ребёнка, но вознаградил её другим за силу веры и преданное служение. И я обещаю тебе сестра… – он продолжал обращаться к ней. – Если соблюдение законов Ордена не будет попрано тобой – пройдёт время, и я обязательно верну тебе первую дочь. Служи Ордену верно!
Покорная была опустошена и подавлена, она не знала, что ждёт её за воротами клиники.
Её разноцветный мир давно лопнул словно мыльный пузырь, а чужой мир был серым и враждебным.
Она молча оделась и пошла к двери. Соседка, счастливо прижимающая к себе девочку, поцеловала её на прощанье и прошептала в самое ухо будущую фамилию и имя вновь обретённой дочки.
Фамилия была простая и запомнилась легко. Насчёт имени Покорная давно догадалась сама – она не сомневалась, что девочку нарекут именно этим именем – Охотница.
Покорная открыла дорожную сумку и достала маленький узелок. Сунула вовнутрь байковые одеяльца с рисунками смешных Микки Маусов, в которые была завёрнута спящая Охотница.
– Это – на всякий случай! Если жизнь спасать придётся! Береги мою дочь! – твёрдым голосом приказала она бывшей соседке по палате…
– Хозяйка! Принимай работу! – голос Фёдора вернул Зиночку к действительности.
Зинаида несколько раз проверила, как работают новые замки и, похвалив мужчину за аккуратность, поинтересовалась:
– Сколько с меня?
– Ни сколько, – отрезал Фёдор. – Пользуйся на здоровье. И мне сразу экземплярчик нужно выделить – отнесу на пост.
Зинаида отделила от связки два ключа и, нанизав на кольцо, протянула охраннику.
– Спасибо вам, – как можно любезнее произнесла хозяйка.
– Привет передавайте Михаилу Григорьевичу!
Закрыв за Фёдором дверь на новый замок, Зинаида вернулась к рукописи.
Последующие страницы были посвящены скитаниям Покорной. Сомнительным компаниям, которые окружали её. Выступлениям в ночных клубах, задержанием…
В её биографии было всё: от грязных притонов до переполненных душных СИЗО.
Именно в СИЗО судьба столкнула Покорную с отчаянной девахой по кличке «Грива». Своё прозвище неунывающая авантюристка получила за длинные каштановые волосы, отливающие на солнце натуральным здоровым блеском. Роскошная копна постоянно была затянута в хвост на затылке, вызывая зависть и восхищение сокамерниц.
Грива была цыганкой. Однако – не уличной гадалкой и мелкой мошенницей. Судя по всему, она принадлежала к высшему сословию этого вольного, живущего по своим законам, племени. Помимо проницательного ума и умения отлично разбираться в людях, она знала практически всё о золоте – металле, так любимом её народом. Её увлечение благородным металлом сводилось не только к любованию его блеском, но и к знаниям по его изготовлению…
Попалась Грива на незаконной деятельности по собственной неосторожности, на помощь сородичей надеялась, но избыточных иллюзий не питала…
Некоторое время они настороженно приглядывались друг к другу. Потом, слово за слово, постепенно начали общаться, а по прошествии времени – доверились друг другу.
Огромная Грива и мелкая худосочная Покорная вместе смотрелись комично. Но это не мешало им стать близкими подругами. Сокрушаясь худобе подруги, Грива щедро подкармливала Покорную сладостями, регулярно поступающими ей с воли от родственников.
Именно там, в СИЗО, сидя в уголке, Грива обучила подопечную теории своего мастерства. Открыла все необходимые для работы секретные рецепты.
Уверенная в том, что к любимому ремеслу ей придётся вернуться не ранее чем через пять лет, наставница передала Покорной не только «производственный опыт», но и контакты с налаженными схемами оборотов.
– С этого ремесла в список Форбса не попадёшь, но и с голоду не помрёшь! – любила приговаривать Грива. – Но всяко лучше, чем в конторе сидеть за двести баксов… Да ещё мудиле какому-нибудь подчиняться… А тут отработала сама на себя, сдала кому следует, свою долю получила и «отдыхай мазёво»… Хочешь – день и ночь пашешь, хочешь – нет!
Именно там, в душной сырой комнате, пропитанной запахом тридцати немытых женских тел, Покорная – скрывая имена, названия стран и городов – поведала Гриве свою невероятную историю. Поведала и предупредила, что в случае чего – ей смерть. Бездетная Грива поклялась молчать. Но с присущей ей настойчивостью убедила Покорную обязательно разыскать своих детей, дабы быть уверенной, что с ними всё в порядке.
– Тебя, подруга, с души отпустит! Если у них всё нормально – и слава богу, отойди и не мешай… А если кому-то лихо – помогай, чем сможешь. В этом и будет для твоей жизни смысл, хоть какой-то. А так… Скатишься и не заметишь, как с этого света исчезнешь. Ты ж у меня и мала и худа, и зацепится в этой жизни тебе не за что! Я срок отмотаю, помогать тебе стану… Не брошу…
Дело Покорной вскоре развалилось. Немудрено, в той драке вместе с ней были «мажористые» мальчики – сынки административных бонз. Папашам пришлось подсуетиться, и вся компания оказалась на свободе.
Расставались с Гривой тепло, по-родственному. Покорная обещала не забывать подругу и помогать ей при каждой возможности.
Жизнь Покорной изменилась в корне. Последующие десять лет она посвятила новому ремеслу. Грива не обманула – все схемы были рабочими. Дела шли неплохо. Жила – не шиковала, копила.
За помощью в поиске детей обратилась к знакомым Гривы. За вознаграждение нашли обеих девочек, но о мальчике ничего известно не было.
Сначала нашлась вторая Охотница, точнее сказать, нашлось место её проживания.
Девочка была очень больна, жила с матерью и её пьющими родителями. После школьного обучения – которое она проходила на дому – нигде не училась и не работала. Но, судя по всему, родительницу это не волновало.
За долгие годы приёмная мать изменилась не в лучшую сторону. Женщина всё время ходила в бесформенном балахоне, регулярно посещала собрания последователей Великолепного.
После разговоров с соседями Покорная узнала, что девочка из дома не выходит, все время лежит в кровати.
Однажды фанатичка объявила соседям, что отправляется в паломничество по местам силы, и – вместе с дочерью.
Кто-то удивлялся, кто-то крутил пальцем у виска, но многие соседи были действительно свидетелями тому, как поздним вечером бывший муж сектантки – с которым, она была в разводе – подогнал прямо к подъезду свой автомобиль и на руках вынес завёрнутую в одеяло больную дочь, усадив в машину.
Через два месяца Покорная узнала о возвращении из паломничества приёмной матери второй Охотницы.
Как выяснилось, она вернулась одна. На все вопросы отвечала, что всевышние силы смилостивились над дочерью, и та стала чувствовать себя намного лучше. И что самое удивительное: девочка выразила желание переехать к отцу.
Так называемый отец второй Охотницы был человеком достаточно известным. Поэтому Покорной не составило труда отыскать место его проживания.
Но каково же было удивление Покорной, когда она обнаружила, что Житель Пелопоннеса проживает тут же. Периодически к нему наведывается первая Охотница и, судя по всему – в отличие от своей сестры – чувствует себя превосходно.
Недолго раздумывая, Покорная поселилась неподалёку…
* * *
На сегодня хватит.
Переводчица закрыла тетрадь.
Как ни странно, но запутанный сюжет больше не раздражал Зиночку. Она поймала себя на мысли, что сопереживает Покорной.
Не давала покоя идея о возможной замене имён на их первоначальное значение в переводе с древних языков.
Если это так – значит, была у автора какая-то веская причина зашифровывать названия и имена. Или, может, просто для придания тексту таинственности действующие лица нарекались таким замысловатым образом?
«Распечатаю фотографию Петровой и покажу Марку Израилевичу! На всякий случай. Интересно, что он скажет, похожа соседка на заказчицу?», – подумала Зина.
Оставаться одной дома Зинаиде не хотелось. Она вдруг почувствовала, что соскучилась по Мишке и Дине. Да и новые ключи жениху отдать нужно.
Чтобы не идти к Борисовым с пустыми руками, она быстро настряпала любимых Диночкой беляшей и, сложив их в пластиковый лоток, отправилась в Озёрное.
У выхода с территории повстречала Фёдора.
– Куда это вы, Зинаида Львовна, на ночь глядя собрались? Может, проводить?
– Не стоит, у меня Михаил Григорьевич ревнивый, – ответила Зинаида.
– Ну-ну… – пробурчал охранник.
«Странный он какой-то…», – подумалось Зиночке. – «Если не врёт, и у него действительно героический послужной список – мог бы и получше работу найти, чем охранником ТСЖ…».
Дойдя до знакомой двери, Зинаида не воспользовалась ключами, а нажала кнопку дверного звонка.
Динка открыла не сразу и с удивлением посмотрела на позднюю гостью.
Зинаида шагнула в прихожую и поставила сумку. Затем, виновато улыбаясь, легонько пошевелила пальцами левой руки, едва касаясь развёрнутой кверху правой ладони. Потом дотронулась кистью до груди и быстро соединила указательный и большой пальцы. Постояла и соединила руки в замок на уровне груди.
На жестуно это означало: «Прости меня! Виновата. Мир?».
Динка неопределённо пожала плечами.
Зиночка тут же достала из сумки лоток с тёплыми беляшиками и, открыв крышку, протянула Динке.
Девочка улыбнулась и сложила руки замком.
– Мир! – радостно выдохнула Зинка. – Тогда мой руки, а я чай поставлю – будем фигуру портить.
За чаем Динка неожиданно стала расспрашивать о Петровой.
– Ничего рассказать не могу, – ответила Зиночка. – Я её толком и не знала. А тебе почему Раиса не нравилась?
– Она – сумасшедшая, – девушка покрутила пальцем у виска. – Она меня пугала.
– Раиса пугала? Как?
– Она ходила за мной, – показала Динка и сделала настороженное лицо. – Когда я была в магазине и писала перечень покупок, она у меня отрезала волосы на кончике косы.
– Как отрезала? – ужаснулась Зина.
– Ножницами отрезала и быстро убежала. Она – сумасшедшая! – для убедительности более резкими жестами повторила Дина.
– Может… Показалось?
Но Динка, недослушав, уже выставила вперёд поднятую ладонь с плотно прижатыми пальцами и очень медленно провела рукой от себя. То бишь – категорически нет!
– Ладно. Допустим. А чем тебе этот мужик – Клод Эйдэн – не угодил? Его ты почему боялась?
– Не скажу!
– Он приставал к тебе? – Зиночка не на шутку заволновалась. – Приставал?
– Не скажу! Хорошо, что он уехал… – торопливо показала Динка.
– Всё, всё… Не волнуйся! – Зина схватила девочку за руки. – Извини, больше спрашивать не буду. Иди спать, Диночка, а я папу дождусь.
Миша приехал как всегда – поздно. Увидев Зинку – обрадовался, а унюхав её стряпню – обрадовался ещё больше.
– Что за праздник?
– С Динкой мирились.
– Успешно?
– Да, всё в порядке.
Про откровения девушки говорить пока не стала. Просил же Миха не забивать ему голову ерундой и не обращать внимания на Динкины странности.
«А что, если это наследственность?», – подумала Зинка и неожиданно для себя выпалила:
– Миша, расскажи, как ты со своей первой женой познакомился?
– С Ольгой, что ли? А что рассказывать – ничего особенного…
– Ну расскажи, пожалуйста, мне знать надо.
– Знать ей надо… – передразнил подполковник. – Даже дома следственные мероприятия: допрос с пристрастием! Что там рассказывать… Мы соседями были. Сколько себя помню – столько я Ольгу и знал. Тихая, забитая, работящая… Отец пил, мать всё терпела. Мои родители Ольку жалели, когда ее отец мать по хате гонял – к нам забирали. Ольга была старательная, училась хорошо. Я на неё в то время как на сестру глядел. Мне тогда совсем другие девчонки нравились.
– Это какие? – ревниво спросила Зинка.
– Вертихвостки! – засмеялся Миша. – У меня их, знаешь, сколько было!?
– Неинтересно! – отрезала Зинка. – Дальше рассказывай.
– Ну что… Сначала слёг мой отец – перенёс инсульт. Ольга от нас не вылезла – днём и ночью матери помогала. Отца похоронили, и мать заболела… Они у меня умерли друг за другом, через год. Ольга всегда была рядом. Если бы не она – мама и года не протянула. Ну… Так получилось, что мама нас и благословила. Говорит: «Сынок, один ты на этом свете остаёшься, и лучше Оленьки за тобой никто не присмотрит, никто не позаботится. Вот за месяц до маминой смерти мы и поженились. Когда маму похоронили, я и пил и гулял просто как сволочь конченная. Видно, в тот период Олька к сектантам и прибилась. Знаешь, жили как чужие, я ей даже никогда не докладывал куда пошёл и когда вернусь. А она и не спрашивала, не ругалась. Всё книжки какие-то читала, пела тихонько. Но у меня претензий не было, дома чистота-порядок, а в холодильнике – всегда еда. Роды у неё начались на полтора месяца раньше срока, я тогда в командировке был. Пока тёща с тестем протрезвели, пока что к чему разобрались да мне позвонили – три дня прошло, а ещё через три дня и я вернулся. Она уже не в роддоме была, а в клинике какой-то. Диночка слабенькая и маловесная родилась, из роддома уже я их забирал. Как дочка появилась, Ольга на меня внимания обращать перестала. А однажды предложила поговорить. А разговор весь, собственно, сводился к тому, чтобы я их с дочкой оставил и ступал себе с богом строить свою жизнь. Потом эти разговоры стали повторяться всё чаще… Ну я и ушёл. Деньгами ежемесячно помогал. Когда Динке было три года, она подхватила в садике свинку, начались осложнения на уши, в результате – глухота. Вот и всё, так и жили: они там – я тут, виделись редко. А два с лишним года назад Ольга словно ошпаренная ко мне прибежала – я ничего толком не понял. То ли в длительное паломничество отправляется, то ли в монастырь… В общем, просила, чтобы Диночка у меня пожила. Я к тому времени жил один и, в принципе, этой возможности обрадовался… Теперь твоя душенька довольна?
– Не довольна! Прошло несколько лет, а от Ольги ни слуху, ни духу! Вдруг она пропала?
– Слушай. Если бы она пропала – её мать бы уже заявление подала. А раз молчат – всё в порядке.
– А ты?
– А что, я? Де-юре я ей никто – чужой дядя! Динка, слава богу, совершеннолетняя, живёт с кем хочет. Какие проблемы? – подполковник начал злиться.
– Ладно, ладно, не кипятись. Я и тебя, и Динку люблю – отдавать её никому не собираюсь.
– Да я не кипячусь… Просто… На работе отчитываешься, дома допрашивают… Надоело. Пошли лучше спать. Утро вечера мудренее.