Бойкая торговля процветала и на самой Автостраде — на стоянках и съездах. Конечно, людям не на машинах находиться тут категорически запрещалось, но еще раньше широкое распространение проституции на шоссе показало, что это один из тех запретов, проводить которые в жизнь чрезвычайно трудно, да, пожалуй, и невозмож­но. Для всех обитателей Восточной городской зоны с ее обширными кварталами жи­лых домов Автострада была гораздо, ближе, чем официальные рынки на Док-роуд.  

Однако многих тянуло на Автостраду по совсем иным соображениям. Например, сюда приезжали машины" с грузом, который водителям удалось за день припрятать. Они привозили обувь, одежду и другие товары широкого потребления, которые стали дефицитными, но в основном — продукты питания, главным образом консервы. Не­смотря на так называемый «усиленный контроль» и систему рационирования водители грузовиков могли нередко без особых затруднений украсть немалое количество това­ров под видом усушки, утруски и потерь, связанных с транспортировкой, а то и про­сто подкупали инспекторов, предлагая им часть прибыли. Торговля продуктами на черном рынке была для многих весьма доходным предприятием. И никого особенно не трогало, что это воровство и укрывательство краденого; впрочем, никто так и не думал. Люди, приходившие на Автостраду купить то, что им необходимо, были склон­ны считать, что те, кто занимается незаконной торговлей дефицитными товарами, по­могают исправлять недостатки, заложенные в несправедливой системе их распределе­ния между потребителями. А все знали, что отдельные универсальные магазины снаб­жаются лучше других, хотя формально и те и другие принадлежат государству. Кор­рупция среди правительственных чиновников стала одной из главных проблем, с ко­торой столкнулась администрация в этой критической обстановке, а хищения, мено­вая торговля и противозаконный черный рынок фактически уравновешивали несправед­ливое  распределение материальных благ, против которого выступал народ.

Далеко не все, что здесь продавали, отличалось высоким качеством. Например, крупные партии овощей, фруктов и других продуктов, предназначенные для Насыпи, нередко оказывались на Автостраде, на стоянках, где отдельные торговцы, совсем уж обнаглев, поставили постоянные прилавки и даже приладили над ними крышу от дождя. Правда, чаще всего торговые операции совершались непосредственно из маши­ны в машину, из рук торговца в руки покупателя, быстро и незаметно, по достиже­нии договоренности. Большая часть краденых вещей также рано или поздно попадала сюда, и полиция нередко устраивала облавы, тщательно прочесывая эти нелегальные «рынки», во всяком случае, те, что она успевала захватить врасплох, пока не зарабо­тал «телеграф джунглей», заблаговременно предупреждая всех,- тогда стоянки пу­стели и на них оставался лишь мусор, бумага, затоптанные газоны и вонючие испор­ченные уборные.

С Насыпи можно было попасть на Автостраду по старой дороге, которая шла через пустошь за садами параллельно фундаменту Автострады до тех пор, пока, не врезалась в южный склон Эббот-Хилл. Здесь нужно было сойти с дороги (которой пользовался только старьевщик Дос-Манос, когда два раза в месяц наведывался к До­ку Фишеру) и подняться наискосок по заросшему кустарником склону до загражде­ния из двух рядов колючей проволоки, устроенного для защиты дороги и стоянок В свое время здесь начали строительство огромной автостоянки, предназначенной для желающих полюбоваться развалинами монастыря, силуэт которого вырисовывался на вершине Эббот-Хилл в обрамлении хвойных деревьев. Предполагалось наладить про­дажу сувениров, а также организовать различные виды обслуживания для автомоби­листов, но когда вместе с ухудшением конъюнктуры туризм пошел на убыль, строи­тельство прекратили, и теперь о нем напоминала лишь обширная площадка, наполо­вину выложенная бетонными плитами там, где были запроектированы ларьки, киоски и станции обслуживания. Вот здесь-то и располагались торговцы и покупатели, при­езжавшие по Автостраде.

 От Насыпи по Автостраде надо было идти минут сорок, однако Аллан проделы­вал этот путь иногда по три раза в неделю с тяжелым мешком, наполненным вещами, которые он рассчитывал обменять главным образом на еду. Если же его вещи не на­ходили сбыта, он расплачивался деньгами из кожаного кошелька, но делал это край­не неохотно. В случае необходимости он предпочитал выпросить что-нибудь. Посте­пенно Аллан примелькался на автостоянке, и те торговцы, которые бывали здесь так же часто, как сам Аллан, начали узнавать его и нередко подбрасывали ему кое-какую мелочь, если торговля шла удачно.

Аллан ни с кем особенно не разговаривал и не смешивался с толпой, заполняв­шей этот импровизированный рынок, однако теперь он почти не отличался от массы бродяг, которые, «голосуя» на шоссе, переезжали с места на место, торговали, нищен­ствовали или воровали и предлагали свои услуги за кусок хлеба. Впрочем, бродяги эти тоже ничем не отличались как от торговцев, так и от тех, кто случайно попадал сюда, стремясь что-нибудь купить или продать. На Автостраде все выглядели более или менее одинаково, и это нравилось Аллану. И еще ему нравилась атмосфера непри­нужденности и веселья, которая здесь царила. Сердечность и доброжелательность в отношениях между чужими людьми были для него чем-то новым. Хотя деловые кон­такты проходили, как правило, черезвычайно быстро и по возможности незаметно — люди подъезжали, останавливались, осматривались, заключали сделку и ехали дальше, чаще всего по нескольку человек в загруженной до предела (для экономии бензина) машине,— у торговцев и покупателей всегда хватало времени пошутить, поострить, пожать друг другу руки. Само собой разумеется, могли возникнуть и разногласия, но до ссор дело доходило крайне редко.

Судя по всему, настоящие спекулянты здесь почти не появлялись. Чаще всего сюда приезжали люди с вещами, без которых могли обойтись, чтобы обменять их на то, в чем они нуждались, и этот товарообмен совершался легко и непринужденно. Создавалось впечатление, что необходимость добывать продукты и товары пробудила в людях изобретательность, которая отнюдь не ограничивалась решением вопроса о том, что менять и что требовать взамен; она вызвала к жизни новые виды деятель­ности и новые формы сотрудничества, развивая инициативу и гибкость, потому что здесь не существовало каких-либо правил и запретов и все определяли лишь наход­чивость и здравый смысл; да и сами формы общения стали более свободными и раз­нообразными. Казалось, в людях вдруг проявилась творческая энергия, о существова­нии которой они раньше даже не подозревали, и они медленно учились ею пользо­ваться, пуская ее в дело... Они начали понимать, в каком бедственном положении очутились, но еще не почувствовали настоящей нужды. У них хватало жизнеспособ­ности, чтобы, когда потребуют обстоятельства, сойти с проторенной дорожки; у них ещё возникало стремление помогать друг другу— до известной степени, конечно,— еще существовала неукротимость страстей, которую не могли задавить система рацио­нирования и железная необходимость. Пока еще было не так уж плохо, лишь бы не стало хуже.

Никогда в жизни Аллан не видел ничего подобного и смотрел на все как зача­рованный. Свой предшествующий опыт общения с людьми он в основном приобрел в жалких увеселительных заведениях Свитуотера, на заполненных шумной толпой тро­туарах, в злобной толчее магазинов, в том самом прошлом, которое теперь казалось ему более далеким и более нереальным, чем когда бы то ни было.

Однажды рано утром, когда Аллан пришел на стоянку — судя по оживленному движению на Автостраде, была суббота—и остановился у ларька, где несколько че­ловек сидели на корточках вокруг примуса, на котором кипел в кастрюле соблазни­тельно пахнущий суп, он вдруг увидел, как из большого трейлера вылезла Мэри Дая­монд и трейлер тут же снова тронулся в путь. Она едва держалась на ногах от уста­лости, и, глядя, как она растерянно стоит на обочине, машинально поправляя прическу и юбку, Аллан почувствовал к ней какую-то странную нежность. Дул промозглый, северный ветер, и Мэри дрожала от холода, потому что поверх тонкой блузки на ней был только короткий расстегнутый жакет. Аллан продолжал неподвижно стоять. За­метив его, Мэри нерешительно двинулась к нему. Не так уж часто им приходилось встречаться в присутствии посторонних.

— Ты замерзла,— сказал Аллан, когда Мэри подошла достаточно близко. Сам он закутался в автомобильный плед и был похож на сельскохозяйственного рабочего, спустившегося с гор.

— Не страшно. Это пройдет.

Порывшись в сумочке, она вытащила сигарету.

— Разве у тебя нет чего-нибудь потеплее? Скоро зима. Мэри равнодушно пожала плечами.

— Понимаешь, в некотором роде это моя рабочая форма...

— Вот, возьми одеяло.

Аллан захватил с собой два пледа, которые хотел обменять на консервы. Одея­ла были сейчас в цене, потому что приближалась зима и уже ощущалась нехватка всех видов топлива, а на нефтепродукты и электричество было введено нормирование.

— А как же ты?

Мэри произнесла это без особой убежденности. Она ужасно замерзла и с благо­дарностью взяла плед, который Аллан протянул ей.

— Мне пора домой,— сказала она.— Я должна поспать.

— Подожди,— сказал Аллан.— Пойдем вместе.

Разговаривая с Мэри, он одновременно следил за тем, что происходит на Авто­страде. Вот у обочины остановилась еще одна машина. Автофургон. За рулем сидел шофер и ждал. К нему подошел человек. За ним еще один...

— Подожди меня здесь,— сказал Аллан.— Я только посмотрю, что у него есть. Немного погодя он вернулся без одеяла, но с каким-то тяжелым узлом.

— Пошли,— сказал он.

Они стали спускаться по крутой тропе, Аллан шел впереди. Когда они прохо­дили мимо одной из гигантских опор, державших Автостраду, он остановился и по­вернулся к Мэри, которая, спотыкаясь и скользя, шла за ним. Здесь они были защи­щены от ветра. Над головой у них с шумом проносились машины. Пыль, смешавшись с дождем, превратилась в липкую пленку, которая затягивала все вокруг. Мэри осто­рожно спускалась боком по крутой тропинке, упираясь рукой в склон и вытягивая вперед ногу, так что ему открывалась полоска светлой кожи на ее бедре. Каждым своим движением она разжигала в нем страсть. Прошло уже больше недели со дня их последнего свидания. Теперь им было гораздо сложнее встречаться, чем до пожа­ра. Во всяком случае на регулярные встречи больше не приходилось рассчитывать, и это угнетало Аллана.

Мэри ждала этого. Они встречались последний раз так давно, и она понимала Аллана. Но она устала. Она не спала всю последнюю ночь и почти не смыкала глаз уже много ночей подряд, а заработок все равно был скудный: две-три пачки сигарет, несколько купюр и несколько бесплатных обедов — вот pi все... Не то что раньше. Когда Аллан прижал ее к холодному бетону, она попыталась уговорить его оставить ее в покое.

— Завтра,— шептала она.— Давай встретимся завтра. Так холодно... Я так уста­ла. Пожалуйста...

Но на Аллана ее слова не оказали никакого действия — он слышал только шум машин на Автостраде и стук крови в ушах. Руки его уже отыскали ее тело. Теперь ничто не могло остановить его. Она уперлась руками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть его, но у нее не хватало сил, слишком она устала, слишком была измучена и, пере­став сопротивляться, думала лишь о том, чтобы он поскорее отпустил ее... Ведь она даже не знала, так ли уж ей нравится Аллан. Порой ей казалось, что он груб, эгои­стичен и лишен фантазии. В общем, он не слишком отличался от многих других муж­чин, которых она знала, не слишком отличался и от Смайли, когда тот еще был в форме, но не обладал его чувством юмора... Однако было у Аллана нечто такое, что резко отличало его от всех остальных мужчин: он хотел именно ее. Ее. И никого другого. Это он сумел высказать в присущей ему немногословной и неуклюжей ма­нере. И сила этого влечения обезоруживала Мэри; она приковывала ее к Аллану даже сейчас, когда у нее отчаянно болела спина, а в глазах стояли слезы от изнеможения.

С этого дня они стали встречаться на Эббот-Хилл более или менее регулярно, главным образом потому, что Аллан этого хотел и настойчиво требовал. А Мэри смея­лась, называла его глупым романтиком, который ищет встреч на лоне природы, но в глубине ее темных раскосых глаз вспыхивали дьявольские огоньки, и она приходила, как только ей удавалось вырваться, и они лежали под прикрытием могучих бетонных опор, нередко прямо на мокрой земле, если от нетерпения он забывал прихватить с собой плед.

— Прямо как в дни моей юности в Палисадене,— поддразнивала она Аллана. Но до него не доходил смысл ее слов. Возможно, он даже не понимал ее сарказма. Во всяком случае,-он не придавал значения ее прошлому. Прошлого просто не суще­ствовало.

Им ужасно не хватало тех спокойных часов, которые они проводили на бензо­заправочной станции, когда Мэри не спеша проглядывала иллюстрированные журналы для автолюбителей или кипятила воду и варила кофе, а он присматривал за бензона­сосами и нетерпеливо ждал той минуты, когда можно будет закрыть станцию, по­тушить свет, опустить грязную штору и повернуть ключ в замке.

Теперь насыщения ее телом, обладания ею Аллану было уже недостаточно — это даже не было для него самым главным.

Однажды вечером у Лизы выпал зуб. Они сидели в фургоне, и каждый жевал свою твердую горбушку хлеба, как вдруг Лиза наклонила голову, выплюнула зуб на ладонь, показала его Аллану и, усмехнувшись, сказала:

— Смотри. Скоро я буду такой же красивой, как Мэри Даямонд.

Она шепелявила. Смеялась. Зуб выпал передний, и дырка во рту делала ее по­хожей на восьмилетнюю девочку в период, когда дети теряют молочные зубы.

Лиза знала, что Аллан и Мэри встречаются на Эббот-Хйлл. Об этом знали все. Такие вещи быстро выплывают наружу. Однако Лиза не стала расстраиваться. Лишь бы он не ушел и не оставил ее. Лишь бы Мэри Даямонд изредка заглядывала навестить ее, рассказывала разные истории и давала добрые советы. Кроме того, Мэри помогала ей по хозяйству. Она обладала практической сметкой и сноровкой — во всяком случае большей, чем Лиза, всегда была доброй и дружелюбной, Лиза восхищалась ею и с нетерпением ждала ее прихода.

У Лизы начался тот период беременности, когда женщину вдруг охватывает тяжелое безмятежное спокойствие. Делала она все еще медленнее, чем раньше. И смотрела на происходящее как бы сквозь туманную завесу, приглушавшую контрасты, смягчавшую противоречия.

Лиза откинулась назад и растянулась на матрасе, что-то прошепелявила, проведя рукой по выросшему животу. В печке потрескивал огонь. Теперь, когда с каждым днем становилось все холоднее, они почти непрерывно поддерживали огонь. Кроме того, Аллан укрепил навес и с трех сторон поставил стены, так что получилось что-то вроде небольшого сарая, в котором можно было укрыться от леденящего ветра.