Симпель:

Симпелю удалось записать на листке одно предложение — или, вернее: одно название — за всю неделю. Название такое: В СТУДИЮ! Все остальное время он готовится к интервью. Мысленно. В сочельник к нему приходят Мома-Айша и Лониль и вручают рождественский подарок, прощальное письмо Катрины Фэрёй, которое Симпель просил отыскать в ящике прикроватной тумбочки, а также письмо от руководства Самой средней школы об исключении Лониля. «Персонал школы не усматривает каких-либо изменений в поведении Лониля со времени нашего последнего обращения к родителям с предложением совместно решить проблему. Тем самым Самая средняя школа снимает с себя дальнейшую ответственность за образование и воспитание этого ученика, начиная с 31.12 сего года». Симпель сыплет ругательствами, злобно бранится и говорит, пусть они себе на носу зарубят, он бы и так не позволил своему сыну ни дня лишнего ходить в их сраную говенную школу. Когда Симпель, постаравшийся придать голосу слащавость, спрашивает Лониля, в какую школу он хотел бы ходить вместо этой, тот пожимает плечами. 26-го надзиратель приносит Симпелю успокоительное. Таблетки не из сильных, но все равно это лучше, чем ничего. Следователь Краусс еще два раза вызывает Симпеля на допросы. Тот не признает ничего относительно ЕБУНТа и все относительно проекта ДУХОВНОСТЬ.

Папа Ханс и Соня:

Папа Ханс одалживает Айзенманну свой автомобиль, чтобы тот сделал три возки и выкинул на свалку деловые бумаги, протоколы собраний и т. п. Он связывается с аудитором, номер которого достает через Нафуниля — что означает готовность аудитора браться за любую сомнительную халтуру — но тот позже перезванивает и сообщает, что доступ к налоговым счетам Ханса закрыт. Следователь Краусс и его говнюки подшустрили, бля. Соня то сидит в сортире с расстройством желудка, то готовит еду, то старается успокоить папу Ханса. В дополнение она еще заглатывает кучу седативов. Надо сказать, что папа Ханс всю эту катавасию воспринимает с олимпийским спокойствием. Он попивает ДжинТоник и пытается извлечь из ситуации возможную выгоду. На этот раз на рождество у них вдоволь времени на просмотр телевизионных программ. Соня тщетно пытается уговорить папу Ханса переключить на канал «Культура». Они поговаривают о том, чтобы отказаться от поездки в Европу.

Мома-Айша и Лониль:

Мома-Айша и Лониль встречают рождество у папы Ханса и Сони, которые не то чтобы в лепешку расшиблись, чтобы создать рождественскую атмосферу. Соня, в перерывах между посещениями сортира, извлекает откуда-то парочку игрушечных гномиков, сделанных Каско, когда он был маленьким. Стоит упомянуть, что Каско особенно неспособен ко всем творческим дисциплинам; гномики больше похожи на маленьких красненьких амфибий, чем на гномиков, и тоже не способствуют созданию той самой атмосферы. На следующее утро папа Ханс берет Лониля с собой на расположенную недалеко от города возвышенность, с которой открывается вид на фьорд и на застройку. Холод собачий. Когда папа Ханс показывает на четырехмачтовый парусник, стоящий в порту, и спрашивает Лониля, видит ли он его, тот, вместо того, чтобы сказать да, рыгает как мужик, выпустив облако замерзшего пара. Папа Ханс как-то в молодости завербовался на этот парусник на год и ходил на нем в Панаму. Он пытается донести до Лониля разные морские байки, но Лонилю все это до лампочки. Он видел попугая, вытатуированного на руке у папы Ханса, в свое время это произвело на него большое впечатление, но сколько же раз можно травить одни и те же байки. Тем более детям. Лониль много раз пытался черным фломастером нарисовать попугая у себя на руке, но получались у него каждый раз крупные каракули. Да, Лониль не юный Пикассо. Теперь опыт с попугаем для него пройденный этап, и если уж папа Ханс хочет заинтересовать его, то ему необходимо напрячь фантазию. Дома Мома-Айша и Соня делятся друг с другом опасениями, а кроме этого — готовят еду. Сегодня будет жаркое. Мома-Айша рассказывает Соне, как Симпель доволен своей отсидкой. Соня докладывает Мома-Айше, что когда папа Ханс в последний раз был у него, что-то он по-другому запел. Мома-Айша говорит, что так не думает. «Сиимпель всигдаа всигдаа ииискает уединеение», говорит она. Однако когда они с Лонилем позже в тот же день появляются в Окружной тюрьме, она очень скоро видит, что Соня была права: у Симпеля от скуки глаза совершенно пустые. Все оставшееся от рождественских каникул время Мома-Айша тратит на то, чтобы пристроить Лониля в другую школу, задача не из самых простых; во-первых, мало кто с радостью согласится принять в класс проблемного ребенка, во-вторых, каникулы же. Все съемки, естественно, отменены, и у нее есть время немного задуматься о семейной жизни как таковой.

Нафуниль Артана:

Накануне сочельника Нафуниль звонит Айзенманну и спрашивает, не может ли тот зайти и помочь ему избавиться от некоторого запаса порнофильмов, которыми он торгует из-под полы («однако, парнуху нада бистренька бистренька вон из маего магазина»). Айзенманн соглашается. Если уж Айзенманн к кому и чувствует симпатию во всем этом долбаном концерне, так это к Нафунилю. Айзенманн отправляется в АльМафар и прежде, чем приступить к работе, ему приходится закусить измирской кюфтой вместе с Нафунилем, его женой Эльсси и новорожденной малышкой Мунан. Нафуниль, Эльсси и Мунан мусульмане (причем Мунан этого не знает), так что и там не наблюдается рождественской атмосферы. «А игдеээ ти зааавтра накушаисся свиньи как свинья, Айзенман-джан?» говорит Нафуниль Айзенманну и смеется. Ээльси тоже смеется. Айзенманну представляется сложным зайтись от смеха именно над этой шуткой, он вместо этого улыбается и рассказывает, что терпеть не может Рождество, и завтра весь вечер проторчит дома один-одинешенек. Аль-Мафар — «ресторан» Нафуниля — последние годы управлялся более-менее как-то сам собой. Убрав порнуху, Нафуниль может вздохнуть спокойно и, может статься, единственный из всех в ЕБУНТе в нормальном режиме продолжить работу над своим проектом. Финансовый мухлеж папы Ханса его не затрагивает. Так что Нафуниль с Эльсси тоже много смотрят телек. 27-го декабря они посещают мечеть, расположенную в еще более трущобистом районе города, чем тот, где они живут.

Айзенманн:

Как Айзенманн и грозился, рождество он проводит один-одинешенек. Он валяется на постели и смотрит телевизор, ему приходится подсуетиться, чтобы избежать просмотра рождественских передач. Когда 25-го декабря время приближается к 02.00, он думает о том, что вот сейчас он отдал бы полное собрание фильмов Кубрика за 15 минут порнухи. Он, как и остальные члены банды, избавился от своих запасов, но он в общем-то единственный, кто уже скучает без них.

Ритмеестер:

Ритмеестер, разумеется, тоже проводит Рождество в одиночестве. Единственным его вкладом в празднование Рождества стало письмо, которое отправил своей старушке-матери в дом престарелых в ближнем пригороде. Мать ответила на его письмо. Из ее письма явствует, что она а) ни фигусеньки не поняла из того, что ей писал Ритмеестер, б) не знает, что сейчас Рождество, и в) думает, что Ритмеестеру 24 года, что совершенно не так; ему 43. Как бы то ни было, письмо от матери приходит 22-го декабря, и Ритмеестер ждет сочельника, чтобы открыть его. В остальном все у него в квартирке как обычно. Вот только сам сочельник составляет исключение в определенном смысле: он выкуривает 60 Мальборо вместо обычных сорока.

Спидо:

Спидо после исчезновения своей дорогой «Перниллы» ушел в крутой запой. И 23-е декабря, и сочельник, и все время до нового года слились в густой алкогольный туман. Очнувшись 29-го декабря, он видит, что «Пернилла» сидит в его комнате. Она плачет и совсем не столь любезна, как бывало; причину этого мы скоро узнаем.

Берлиц, Моника Б. Лексов и Ёран Пердссон:

Берлиц, Моника Б. Лексов и Ёран Пердссон отмечают рождество вместе. Они пытаются разыскать Катрину Фэрёй, но безуспешно. Ее мобильный отключен, и она и словом не обмолвилась, где находится. Что и понятно, решают все трое. Монику выписали из больницы, она уже прошла первый сеанс лечения лазером; пока что татуировка выглядит как кусок жареного бекона, разложенного в форме ДУХОВНОСТИ. Она страшно мучается от психических последствий травмы и прогрызла ими Берлицу плешь. Пердссон, после великого разоблачения так и не сумевший отыскать сына, использует время, которое он проводит не вместе с Берлицем и Моникой, на то, чтобы накачиваться седативами (ксанакс) и заниматься онанизмом. Вот и рождественские каникулы проходят так.

Каско и Типтоп:

Каско и Типтоп серьезно отнеслись к заданию поймать стукача, и потому очень много общались со Спидо, чтобы найти его «подругу». Они только что не живут у него. Что касается способа отмщения, папа Ханс просил их проявить фантазию. Самое изобретательное, что они сумели родить, это схватить ее и изнасиловать. С момента, когда им дали это задание, они бывают у Спидо каждый божий день. С ходом рождественских каникул Спидо упивается все сильнее. Раз за разом он заплетающимся языком рассказывает, что она забыла у него золотую цепочку и что она обязательно как-нибудь зайдет за ней. Он ничего не знает о сливе информации и ему кажется даже приятным, что Типтоп и Каско сидят там вместе с ним и ждут «Перниллу». По непонятной причине эта парочка порноисполнителей полагает, что она попадется им в лапы и они осуществят месть до наступления нового года. Поэтому они мало того, что заказали, но и оплатили билеты на самолет до Виргинских островов на 30-е декабря.

В 04.00 ночи 28-го декабря — Спидо уже давно долакался до положения риз и видит сны — дверь приоткрывается. Каско и Типтоп спят, сидя на стульях в гостиной. Катрина Фэрёй открывает дверь в квартиру запасными ключами, которые Спидо, ослепленный влюбленностью, отдал ей уже на второй день их так называемых отношений. Дело у нее одно — действительно-таки забрать свою золотую цепочку, и Фэрёй исходила из того, что если Спидо сейчас и дома, то наверняка спит. Все верно, все верно, но откуда ж ей было знать, что в гостиной спят двое будущих уголовников-насильников? Она стоит посреди гостиной, и тут Типтоп, всегда спящий чутко, внезапно просыпается и кидается на нее. Оба валятся на пол с грохотом, который в свою очередь будит Спидо. Типтоп с трудом зажимает Фэрёй рот, а Каско стягивает с нее брюки и трусики и заталкивает в нее свой порночлен. Эти двое не сидели по разные стороны баб аж со съемок КОКА-ГОЛА КАМПАНИ. Фэрёй, откинувшись на колени Типтопу, лежит на спине. Он обхватил ее шею рукой, ладонью зажимает ей рот. Каско стоит на коленях с другой стороны и наддает, стараясь при этом говорить жестко и угрожающе. «Вот так мы поступаем с погаными стукачами!» и т. п. Примерно через три минуты они меняются местами, чтобы поделить вину поровну. Типтоп занимает позицию наддачи и угроз: «Ты только вздумай блядь донести об этом кому-нибудь, попробуй только, и всей вашей поганой лавочке конец. Будешь держать язык за зубами — все будет хорошо. Ни мусорам, никакому Берлицу, никакому Пердссону. Усекла? Усекла, ты!?!» Фэрёй плачет, всхлипывая. Сеанс заканчивается тем, что Типтоп и Каско взглядывают друг другу в глаза. Пару секунд они сидят и смотрят друг на друга, не отводя взгляда. Типтоп прекращает наддавать. Каско не мигает. Собственно говоря, они очень похожи, эти двое. Каждому 31 год. Рот у Каско приоткрывается. Они все смотрят друг на друга. Цвет глаз у Типтопа чуть светлее, чем у Каско. У Каско более густые брови. Типтоп видит, что у Каско на ключицах и на лбу выступили капельки пота. Его тяжелые веки не шевелятся. Оба мужчины гладко выбриты. У Каско бледные губы. Типтоп извлекает член и застегивает брюки. Фэрёй без сил лежит на руках у Каско. Слезы и сопли.

Они взгромождают ее на ноги, отводят в комнату к Спидо и запирают дверь снаружи. Затем оба отправляются каждый к себе домой и собирают вещи. Весь следующий день он проводят вне дома, собираясь в поездку. В ночь на 30-е декабря они вселяются в мотель, расположенный в каком-то закоулке. В 8.30 утра отправляется самолет на Виргинские острова.