BDSM по-русски

В конце лета 1913 года посетители модного московского кафешантана в саду «Аквариум», что на Садовой, могли наблюдать любопытное зрелище. Семь британских скрипачек в весьма откровенных одеяниях играли, приплясывая, зажигательную музыку. Особенно выделялась солистка, в которой чувственность и таинственность сочетались именно в тех пропорциях, которые предписывала belle époque. Впрочем, эпоха завершалась. Через год Первая мировая окончательно поставила на ней крест. Солистку звали Лейла Уоддел (1880–1932), ее любовника и импресарио труппы Ragged Ragtime Girls – Алистер Кроули (1875–1947).

Каким образом один из самых именитых оккультистов прошлого столетия, числивший себя Зверем из Апокалипсиса, оказался в этой странной роли? Ведь ничего магического в танцующих скрипачках не наблюдалось. Однако магия сцены увлекла Кроули и занесла его в Россию. Времени даром он тут не терял, затеяв бурный роман с некоей Анной Ринглер, юной мадьяркой, непонятно каким образом очутившейся в Москве. Она оказалась мазохисткой, и новые сексуальные впечатления совершенно пленили Кроули. Из этой связи он сделал далекоидущие выводы: «Русские в своем мистицизме считают страдание основой спасения. Причина этого проста, но неприятна. Просто садизм и мазохизм более или менее нормальное явление для сексуальной жизни России»[258] .

В этом весь Кроули. О русском мистицизме он взялся рассуждать, опираясь на случайный сексуальный опыт. А то, что партнерша, судя по всему, имела к России не больше отношения, чем он сам, нисколько не помешало широте его обобщений. С мистиками же и оккультистами, которыми в ту пору кишела Москва, великий маг встречаться не стал. Зато подружился с двумя британцами, не чуждыми магическим интересам. Один – Брюс Локкарт, шпион и авантюрист, прославился «заговором послов», направленным против большевиков. Второй, Уолтер Дюранти, напротив, проникся к ним и лично к товарищу Сталину непомерной симпатией, о чем на протяжении многих лет сообщал читателям «Нью-Йорк таймс». И даже получил за это Пулитцеровскую премию. А еще он дружил с Михаилом Булгаковым. Тут впору вспомнить, что знатный иностранец Воланд тоже набедокурил в «Аквариуме», и дать разыграться воображению, которое так ценил великий маг. Но, увы, булгаковский дьявол не имел к Кроули никакого отношения.

Гораздо важнее другое – связь Кроули со сценой вовсе не была случайной. За три года до московских гастролей он поставил в Кэкстон-холле в Вестминстере «Элевсинские мистерии». Жанр постановки он определял как «драматический ритуал», сценарий написал сам с помощью нескольких единомышленников, и скрипачка Уоддел исполняла в этом действе одну из главных ролей.

 

Юность – это возмездие

Александр Эдвард Кроули (Алистером он стал в Кембридже, сочинив себе модные кельтские корни) родился на респектабельном курорте Лемингтон в семье богатого пивовара и активнейшего члена консервативной протестантской религиозной группы «Плимутские братья».

Эта евангелистская секта апокалиптического толка оказала мощное влияние на Кроули. Нет, он не уверовал в грядущее пришествие Христа, напротив, проникся большой неприязнью к христианской морали, которую ему насильно прививали с детства. Его оккультная карьера и была бунтом против христианства. Но любопытно, что в этом бунте удивительным образом преломились эсхатологические чаяния его родителей. Он так страстно ожидал наступления нового эона, что в конце концов объявил себя его пророком.

В годы учения в Кембридже Кроули безудержно писал стихи, упорно занимался альпинизмом, блестяще играл в шахматы и удачно соблазнял официанток окрестных пабов. Словом, вел себя так, как полагается вести себя студенту престижнейшего британского университета. Не чужд он был и гомосексуальным связям, что, в общем, тоже было вполне типично. Британские интернаты для родовитых мальчиков, откуда они со временем и попадали в «Оксбридж», располагали к подобного рода ночным шалостям. Он даже собирался стать дипломатом и одно лето провел в Петербурге, изучая русский язык.

Но не таков был Кроули, чтобы избрать обычную для британского джентльмена карьеру. Во всем, что он делал, прорывалась неистовая страсть. Стихи он строчил километрами, на снежные пики взбирался самым рискованным образом, а в постельных подвигах (как гетеро-, так и гомосексуальных) обнаруживал для себя некое сверхъестественное измерение. Его интерес к магии вырос именно из этого. Он верил, что путем максимального напряжения воли может выйти за пределы обыденного сознания и магически овладеть миром. Этот выход мог быть связан со смертельным риском (альпинизм), разрушением моральных табу (безудержный секс) и бескрайним воображением (поэзия). Со временем к этой гремучей смеси добавились наркотики.

В 1898 году Кроули вступает в «Золотую зарю», самый известный оккультный орден того времени, основанный десятью годами раньше тремя масонами – Уильямом Робертом Вудманом, Уильямом Уинном Вескоттом и Сэмюэлем Лидделом Мазерсом. Кроули получает посвящение от Мазерса и берет орденское имя брат Пердурабо (лат. «Я выдержу»)[259] . Сообщаемые ему секреты казались Кроули банальными, все это он уже читал, а магические обряды уступали тому экстатическому опыту, которым он овладел в одиночку. Здесь проявилась основная черта его натуры – абсолютный эгоцентризм. Он был убежден в своей избранности и в том, что все окружающие, включая собратьев по магическим поискам, лишь инструменты в осуществлении высшей цели. Когда инструменты перестают работать, от них нужно избавиться и заменить новыми.

В 1900 году Кроули с головой бросается в орденские интриги. Он поддерживает Сэмюэля Лиддела Мазерса (1854–1918), который живет в Париже со своей женой Миной (переименованной им на кельтский лад в Мойну) Бергсон, сестрой знаменитого философа. В Лондоне станом противников верховодит не менее знаменитый поэт Уильям Батлер Йейтс. Кроули вламывается в лондонскую штаб-квартиру в маске, шотландском килте, с огромным тесаком на боку и объявляет себя тайным эмиссаром Мазерса. Йейтс вызывает констебля и с его помощью отбивает «магическую атаку»[260] . Взаимная неприязнь сохранилась между двумя поэтами-оккультистами навсегда, значительно усилившись со стороны Кроули, когда соперник удостоился Нобелевской премии. Тот же стоял на своем: орден – приличная оккультная организация, а не учреждение для исправления моральных уродов.

Посрамленный «урод» отправляется вначале в Мексику, где совмещает покорение Кордильер с употреблением пейотля. Опытом использования этого галлюциногена Кроули впоследствии поделился с Олдосом Хаксли, который, повторив его, создал первый психоделический бестселлер «Двери восприятия» (1954). Затем альпинист и маг уезжает на Цейлон и в Бирму, где его собрат по «Золотой заре» Алан Беннет (1872–1923) вначале собирался стать отшельником-шиваитом, а потом все же принял буддийское посвящение под именем Ананда Меттея[261] . С тех пор йога становится еще одним мощным инструментом изменения сознания, который Кроули применяет в своей магической практике. Точно не известно, изучал ли он в ту пору тантризм. Его сексуальная магия отличалась от тантристской и, возможно, почерпнута из западных алхимических источников (Кроули предлагал не удерживать семя, а, напротив, использовать его для приготовления магических снадобий). Но ясно, что сакрализация секса, характерная для Востока, становится одним из ключевых компонентов его учения[262] .

Вопреки сложившемуся мнению, Кроули не был сатанистом в буквальном смысле этого слова. Сатанизм – это христианство, вывернутое наизнанку, его адепты совершают «черную мессу», где место Спасителя занимает дьявол. Кроули же считал, что время христианства безвозвратно ушло, хотя и охотно пользовался христианской лексикой, в основном почерпнутой из Откровения Иоанна Богослова. Его взгляды типичны для оккультного возрождения XIX столетия, в котором западная эзотерическая традиция вступила в сложные отношения с наукой. Как и большинство других оккультистов, Кроули верил, что эволюция homo sapiens не закончилась, что у человечества пробуждаются магические способности, овладеть которыми ему помогают высшие наставники (махатмы теософии, тайные вожди «Золотой зари» и другие не менее загадочные персонажи). Выделялся же он среди единоверцев нетерпением. Он бросал вызов многочисленным табу, господствовавшим в культуре, что порождало его конфликты не только с обществом, но и с более умеренными единомышленниками, вроде Йейтса.

Овладев секретами йоги, Кроули со товарищи отправился на штурм гималайской вершины К-2, достиг рекордной высоты в 22 тысячи футов, но гора не уступила, и рекордсмен вернулся в Париж. Там его ждали более доступные радости, которым он и предался в обществе Джеральда Келли, товарища по Кембриджу и будущего президента Королевской академии художеств. Вряд ли он предполагал тогда, что сестра Келли станет не только его законной супругой, но и первой Багряной женой, которая в медиумическом трансе сообщит ему главное откровение его жизни. Именно на эту роль со временем стала претендовать и Лейла Уоддел, а потом и другие избранницы любвеобильного мага.

 

Лох-несское чудовище

В 1899 году Кроули купил в Шотландии поместье Болескин, выбрав его по сугубо магическим соображениям. Он прочел книгу о маге Абрамелине, переведенную Мазерсом с французского, где описывался обряд вызывания и подчинения духов тьмы. После этой магической операции адепт овладевал способностью вызывать бури, летать, делать золото, а главное, повелевать людьми. Кроули увлекся не на шутку. Совершение обряда Абрамелина должно происходить в отдельном доме с выходом на север и окнами на все стороны света, чтобы безопасно наблюдать за проделками духов. Кроме того, последним требуется отдельное жилье в виде небольшого сарая. Болескин на южном берегу озера Лох-Несс отвечал всем этим требованиям. С тех пор спокойная жизнь местных обитателей закончилась. Проходя теперь мимо дома с привидениями, они беспрерывно крестились.

Общение с духами чередовалось с долгими странствиями, но Кроули всегда возвращался в Болескин, пока в 1913 году не продал его за долги. В один из таких наездов он и познакомился с сестрой Джеральда Келли – Роуз Эдит Келли (1874–1932). Молодой красавице вдове предстояло в ту пору под давлением респектабельных родителей оставить свободную жизнь и вновь выйти замуж. Ей этого вовсе не хотелось, и Кроули предложил ей свои услуги – фиктивно выйти за него. Та согласилась. Фиктивным брак оставался недолго, вскоре молодые супруги отправились в медовый месяц на Цейлон. В поездке выяснилось, что Роуз не только была хороша собой, но и обладала способностью впадать в транс. На обратном пути весной 1904 года они остановились в Каире, где и произошло событие, определившее дальнейшую жизнь Кроули. Войдя в транс, Роуз сообщила мужу: «Они ждут тебя». Кто? Ответа не было. Но в Каирском музее Роуз уверенно подошла к погребальной доске с изображением Гора и сказала – это он. Номер музейного экспоната оказался 666[263] .

На следующий день она уточнила – говорить будет не сам Гор, а его посланник Айвасс. Кроули сразу понял, с кем ему предстоит иметь дело. Конечно же, Айвасс – это один из тайных вождей «Золотой зари» и его ангел-хранитель. Козни завистливых соперников, вроде бездарного рифмоплета Йейтса, преградили ему доступ к высшим иерархам ордена, и вот они вышли на него. Сам же он, разумеется, Зверь из Откровения Иоанна Богослова. Недаром набожная мать назвала так в отчаянии своего беспутного отпрыска. А Роуз – Багряная жена, восседающая на Звере, она же Вавилонская блудница, она же индусская Шакти, воплощающая энергию мира. И вот тайные вожди сообщают через нее свою волю избраннику.

Три дня Кроули просидел по их велению в наспех «возведенном» в номере отеля храме, пока Айвасс диктовал ему три части «Книги закона»[264] . Смотреть на себя он ему запрещал, но любопытному Кроули все же удалось подглядеть. Айвасс оказался видным брюнетом с закрытыми глазами (иначе его взор, как у гоголевского Вия, поразил бы все живое вокруг), волевым подбородком (как у самого Кроули) и, главное, низким и властным баритоном. Алистеру с голосом не повезло – у него был жиденький тенорок, мало подходящий для великого мага, так что мощный рык ангела-хранителя компенсировал его собственный недостаток.

Явление духа – обычная вещь в оккультной практике. Тайные владыки мира, махатмы (судя по всему, пребывающие в тех же астральных сферах, что и вожди «Золотой зари»), случалось, даже представали перед своей конфиденткой и основательницей Теософского общества Еленой Петровной Блаватской в материальной оболочке. А то и оставляли ее коллегам на память предметы туалета, как это случилось с Генри Олкоттом накануне отъезда из Нью-Йорка в Индию[265] . Получивший кембриджскую выучку Кроули был гораздо осторожней с толкованием своих оккультных видений и называл их «имагинативными визуализациями». Примерно так же называют их и нынешние маги из тех, что пообразованней. Обостряющий магическое зрение гашиш, который тогда обильно употребляли Кроули и его Багряная жена, в ходу и у них.

 

Наследник Рабле

Что же сообщил Кроули его ангел-хранитель? Наступает новый эон – Гора. Предшествующие эпохи – матери Изиды и отца Озириса – закончились. С ними ушли в прошлое и матриархат с патриархатом.

Новая эра – Божественного дитяти – это конец традиционных религий (прежде всего христианства) и старой морали. Космическая энергия юности вторгается в мир и переделывает его на свой лад. Процесс этот вовсе не безболезненный, и на протяжении своей долгой жизни Кроули глядел на страшные катаклизмы XX столетия как на подтверждение истинности данного ему откровения. В «Книге закона», куда он его прилежно записал, можно выделить три принципа[266] .

Первый выражен знаменитой формулой: «Делай что пожелаешь, таков весь закон». Она почти дословно повторяет Франсуа Рабле с его «Fay ce que vouldras» (на старофранцузском – делай что хочешь). Видимо, до Кроули Айвасс успел пообщаться и с великим монахом-бенедиктинцем, автором «Гаргантюа и Пантагрюэля». В романе встречается и слово «телема» (др.-греч. «воля»), которую Кроули считает главной движущей силой новой эпохи. Однако трактовать слова Кроули как чистый гедонизм не совсем верно. Дело в том, что истинная воля (она же желание) индивида – это то, что должно быть направлено на достижение предназначения, данного ему свыше. Она как траектория звезды. Отсюда второй принцип – «каждый мужчина и каждая женщина – звезды», реализующие свои сокровенные судьбы. Как же достигается цель? С помощью третьего принципа: «Любовь – это закон, любовь, подчиненная воле».

Энергия противоположных полов должна слиться воедино. Это поможет наступлению новой эпохи. Ведь, напрягая волю в момент совокупления, участники ритуала способствуют осуществлению того, на что она направлена. Именно поэтому сексуальные обряды и становятся фирменным знаком кроулианской магии. Занимаясь ею со своими Багряными женами, Зверь не только помогал Гору вступить в законные права, но и рассчитывал достичь более скромных целей – от возвращения растраченного богатства (безуспешно) до обретения новых партнеров (весьма удачно).

 

Магия искусства

Откровение, полученное в каирской гостинице, не только порадовало, но и напугало Кроули. Не то чтобы плащ пророка оказался ему не по плечу. При его самомнении он мог запросто вообразить себя не только пророком, но и богом (по некоторым его словам и поступкам можно предположить, что так оно и случилось). Пугало другое. До сих пор махатмы и прочие тайные вожди оккультных орденов настаивали на секретности своих откровений. Они могли сообщаться только посвященным. В той же «Золотой заре» адепту, разгласившему тайны ордена, грозили страшные кары. Обиженные вожди могли и порчу наслать. Как же быть новому пророку? С одной стороны, ему поручено будить в людях энергии новой эпохи, с другой – никто не отменял важнейшего для оккультизма принципа эзотерики.

К мессианской стезе Кроули подтолкнули его художественные амбиции. Понятие магии в его трактовке было настолько широким, что включало в себя и литературу, и искусство в целом. Кроули уверенно вещал: «Любое искусство – магия»[267] . И здесь он превзошел не только своих коллег-оккультистов, но и современников-символистов: первым было несвойственно такое возвеличивание искусства, а вторым – такая абсолютизация магии. «Имагинативная визуализация», благодаря которой Кроули познакомился с Айвассом и узнал от него массу интересных вещей, не совсем то же самое, что происходит с поэтом, которому муза диктует волшебные строки. Маг-поэт, каковым считал себя Кроули, напрягает свою волю и воображение и порождает миры, которые начинают жить собственной жизнью. И это онтологическое искусство станет тем каналом, через который новое откровение овладеет публикой. Оно вызовет тот «магический энтузиазм», который всегда сопровождает смену эпох. Кроули-оккультист мог осторожничать, Кроули-поэт – нет.

В 1907 году он создает свой собственный орден А.А. Обычно эту аббревиатуру расшифровывают как Astrum Argentum (лат. «серебряная звезда»), тем более что именно так и назывался высший уровень «Золотой зари». Однако в ней он был закрыт для простых смертных, на нем пребывали лишь тайные вожди. Но Кроули уже числил себя по этому ведомству, а теперь решился открыть секреты жаждущим. Среди них был один весьма перспективный адепт – поэт Виктор Бенджамен Нойбург (1883–1940). Подобно Кроули, он окончил Кембридж и имел богатых родителей (у самого мага наследство в ту пору заметно истощилось). Но самое главное заключалось в том, что Нойбург обладал не меньшими медиумическими способностями, чем Роуз Келли, и прекрасно подходил для совершения совместных магических ритуалов. К тому же Багряная жена после трагической смерти первой дочери и постоянных болезней второй начала спиваться и сексуальные ритуалы с ее участием стали терять магическую эффективность. Нойбург ее удачно заменил. Правда, чтобы сохранить принцип полярности, Кроули самому пришлось исполнять пассивную роль.

Однако основной упор в осуществлении задуманного делался не столько на сам орден, сколько на литературно-оккультный журнал, который открылся при нем. Назывался он Equinox (Равноденствие), и, как положено, первый номер вышел в весеннее равноденствие 1909 года. Журнал издавался роскошно и, хотя продавался по непомерно дорогой цене, расходов на издание не окупал. С деньгами подсобили Нойбург и сын банкира-одессита, женившегося на француженке, Жорж Раффалович (1880–1959). С Нойбургом его роднили национальность, увлечение поэзией и оккультизмом, но от Кроули он натерпелся куда меньше, чем Виктор, которому приходилось сносить не только антисемитские выходки мэтра, но и его садомазохистские наклонности. Свой жизненный путь Раффалович закончил в США и несколько неожиданно – влиятельным сторонником независимой Украины.

Журнал печатал магические опусы, стихи и прозу (причем не только Кроули), а также начал публиковать магические ритуалы «Золотой зари». Пора было положить конец устаревшему принципу эзотерики. Всеми брошенный и доживавший свой век в Париже в полной нищете Мазерс (Кроули, случайно встретивший на парижском мосту его жену Мойну, ехидно заметил, что она выглядит как уличная женщина) подал в суд иск о попрании авторских прав, но Кроули выиграл дело. Пожалуй, оно было единственным, которое ему удалось выиграть в британском суде[268] . Все остальные он безоговорочно проигрывал и в конце концов остался без копейки денег с репутацией «самого порочного человека в мире». Но пока до этого было еще далеко.

 

Мексиканские страсти

Видимо, эта победа и подвигла Кроули покуситься на еще одно достижение Мазерса. Начиная с 1898 года тот с супругой Миной (Мойной) практиковал в своей квартире на улице Моцарта в Париже «Ритуал Изиды». Там им заинтересовался издатель газеты L’Echo du Merveilleux, известный оккультист и поклонник Вивекананды Анри Антуан Жуль-Буа. И на следующий год он помог перенесли этот ритуал на подмостки Theatre Bodiniere. Пытаясь расширить аудиторию, он опубликовал в номерах газеты от 1 и 15 декабря 1900 года репортажи о представлении с фотографиями Мазерса в наряде «иерофанта Рамзеса» и его жены в облачении «первосвященницы Анари». Ритуал был задуман как реконструкция того, чем якобы занимались древнеегипетские жрецы. Иерофант читал молитвы перед алтарем, его партнерша совершала магическую инвокацию. Затем молодая парижанка молилась Изиде и исполняла «танец четырех стихий». Зрители бросали на сцену пшеницу и цветы. Журналисту из издания Анри Антуана Жуль-Буа все это очень понравилось, но коммерческого успеха это начинание не принесло[269] .

Кроули решил превзойти старшего товарища. В ту пору он как раз познакомился с претенденткой на роль второй Багряной жены – австралийкой Лейлой Уоддел (первая согласилась дать развод и была отправлена в психиатрическую лечебницу). Правда, говорила она с вульгарным австралийским акцентом и не годилась для произнесения ритуальных формул (кембриджский сноб Кроули боялся, что духи не пойдут на контакт с простолюдинкой), зато очень темпераментно играла на скрипке, обучившись этому самостоятельно. Лейла должна была обеспечить музыкальную часть ритуала. Вторым новшеством, конечно, оказалась поэзия. Стихи собственные и чужие должен был декламировать сам маг. Виктора Нойбурга решили использовать в другом качестве – как танцора, что привносило в ритуал важный элемент дионисийства. К тому же предполагалось, что именно средствами танца удастся передать вселение в медиума Нойбурга тех духов, которых предстояло вызывать. Мазерсу до всего этого было, конечно, далеко – ни музыки, ни стихов, ни публичной одержимости духами, которым в «приличном» оккультизме предписывалось оставаться невидимыми. Имелось у Кроули и еще одно тайное оружие, но о нем чуть позже.

Итак, в конце августа 1910 года публика собралась на представление «Обряд Артемиды». Оно проводилось в редакции Equinox в Лондоне по адресу Виктория-стрит, 124 (здание сохранилось по сей день, хотя и в несколько перестроенном виде). Зрители, заплатив за вход, поднялись на четвертый этаж, где у дверей их встретил Виктор Нойбург в белой мантии и с обнаженным мечом. Помещение редакции было освобождено от мебели, по полу разбросаны подушки. Зрителям предложили рассесться на восточный манер и обнесли чашей для возлияний. В ней было что-то сладковатое со слабым привкусом опия и алкоголя. В тусклом свете различался алтарь, вокруг которого стояли люди в мантиях, некоторые с мечами в руках. Курились благовония. Храм очистили водой и освятили огнем. Кроули, облаченный в черное, обошел три раза вокруг алтаря, вовлекая в магическую процессию и зрителей. Присутствующие снова испили по очереди из чаши. Затем были произнесены каббалистические заклинания. Какое отношение иудейская магия имела к греческой богине, было не совсем ясно, но впечатление выкрики на древнееврейском языке произвели. Выпили еще раз. Кроули продекламировал песнь Орфея собственного сочинения. В храм ввели женщину с лицом, покрытым синей краской, и усадили ее на высокий трон. Это была Уоддел. Кроули прочел начало «Аталанты в Калидоне» Суинберна и наконец призвал Артемиду. Наступил черед Нойбурга, исполнившего в ее честь танец Пана. Танцор вошел в экстаз и рухнул на пол, где пролежал до конца ритуала. Затем последовал апофеоз. Уоддел взяла в руки скрипку и исполнила Abendlied Шуберта. Тут экстаз овладел и зрителями – по крайней мере, так написал журналист Daily Sketch Реймонд Рэдклифф, приглашенный, чтобы осветить событие в прессе[270] .

Остается лишь раскрыть секрет той смеси, которой устроители «Обряда Артемиды» обильно потчевали зрителей. В ней присутствовала не только настойка опия, но и небольшая доза мескалина (этот сильнодействующий алкалоид, извлекаемый из кактуса пейотль, в ту пору не считался наркотиком и не был запрещен законом).

Видимо, доза была щадящей, видения не посетили зрителей, но чувства их заметно обострились. Об этом писала впоследствии в романе «Иероглиф» (1932) одна из свидетельниц ритуала Этель Арчер. Под легким беллетристическим покровом в ее романе вполне узнаваемы реальные персонажи. Виктора Нойбурга зовут Бенджамен Ньютон (Бенджамен – среднее имя поэта), Кроули – Владимир Сварофф (этим псевдонимом он пользовался в пору своей дружбы с Аланом Беннетом). Писательнице «возлияние» не понравилось на вкус (отдавало гнилым яблоком), но она оценила его бодрящий эффект. Правда, пожаловалась, что он не проходил почти неделю[271] .

 

Элевсинские мистерии в Вестминстере

Результаты «драматического ритуала», как он назвал свой эксперимент, крайне вдохновили Кроули. Это была та синтетическая форма, которая могла адекватно подготовить человечество к новому откровению «Книги закона» и приобщить его к высоким забавам Божественного дитяти.

Искусство подавалось в нем в магическом обличье – магия в виде искусства. Одно усиливало другое. Устоять против такого двойного эффекта было невозможно. Именно этого и хотели от него тайные вожди. Бедный старый Мазерс со своими патетическим «Ритуалом Изиды» и убогий «драмодел» Йейтс ему и в подметки не годились. Не говоря уже о том, что на всем этом можно было неплохо заработать. Публика охотно раскошеливалась на экзотическое удовольствие.

В голове Кроули возник план повторить успех в коммерческих масштабах. Вместе с Нойбургом, Раффаловичем и капитаном Джоном Фуллером он сочинил новый ритуал, который назвал «Элевсинские мистерии». Он происходил по средам в течение почти двух месяцев – октября и ноября 1910 года. К Элевсинским мистериям в том виде, в каком можно представить их по отрывочным сведениям, сохранившимся из Античности, это не имело никакого отношения. Кроули не собирался уподобляться Мазерсу и громоздить сомнительные реконструкции. Он был пророком, а не подражателем. Каждое представление было посвящено одной планете и соответственно одному божеству.

Начать решили с Сатурна. Драматическая интрига цикла ритуалов заключалась, по задумке Кроули, в следующем. Первый ритуал должен был убедительно продемонстрировать смерть бога и погружение мира во тьму отчаяния. Это отражало ключевую мифологему «Книги закона» – патриархальная эпоха Озириса уходила в прошлое. Кроули окрестил ее эпохой «умирающих богов», позаимствовав термин у Фрэзера, чья многотомная «Золотая ветвь» пленила воображение образованной публики начала века. Озирис, Дионис, Христос – это все боги умирающие. В «Элевсинских мистериях» у Кроули со товарищи их ряды пополняет дряхлый Сатурн.

Затем на помощь призывается Юпитер, но он тоже оказывается бессилен помочь несчастному человечеству. У него есть мудрость, но нет энергии. За энергией приходится обратиться к Марсу, но он тратит ее на ложные цели, упиваясь иллюзорным триумфом победы. Не в силах помочь оказывается и Венера, которая трактуется Кроули не в своей привычной ипостаси богини любви, а скорее как мать-природа. Ей в помощь призывается стремительный гонец богов и глашатай оккультного знания Меркурий. Спасительных рецептов не дает и он. И лишь самое юное божество – нарождающаяся Луна вселяет в людей надежду, но только после того, как с нее сдергивает покров игривый Пан, воплощающий энергию человеческой юности. С его легкой руки происходит соитие Божественного дитяти с человеком и наделение последнего божественным статусом[272] . Таким образом, цикл «драматических ритуалов» должен был подвести зрителей к главной идее Кроули: протагонист новой эпохи Гора – это человек, давший волю своим инстинктам, и прежде всего инстинкту сексуальному.

Однако большие надежды, которые Кроули связывал с «Элевсинскими мистериями», не оправдались. Не помогла и остроумная маркетинговая идея: билет продавался на весь цикл сразу, правда с правом передачи другому лицу. Расчет был на то, что, вкусив запретный плод, истинный гурман не сможет остановиться. Кроули и вправду удалось заинтересовать своих состоятельных поклонников, и билеты, продававшиеся за неслыханную по тем временам цену в 6 гиней (несколько сотен долларов в пересчете на нынешние деньги), были раскуплены. Но смерть дряхлого Сатурна не заинтриговала просвещенных зрителей. О том, что бог умер, им уже давно сообщил Ницше. Так что, несмотря на потраченные деньги, мало кто из зрителей досмотрел весь цикл до конца.

Провал признал и сам Кроули, но, будучи совершенно не склонным к самокритике, свалил все на «гистрионскую некомпетентность» исполнителей и «неподходящую обстановку»[273] .

Группа дилетантов под началом Кроули, конечно, не могла увлечь продвинутых театралов, избалованных такими режиссерами, как Гордон Крэг, и такими актрисами, как Элеонора Дузе. Но дело было не только в этом. Эпоха символистского театра достигла своего пика, но за пиком неизбежно следует упадок. Форма, в которую Кроули облек «драматические ритуалы», начинала устаревать. Между тем сами идеи сексуальной магии были шокирующе новы, и устаревающая на глазах форма им никак не соответствовала. Этот разрыв между формой и содержанием и стал причиной провала «Элевсинских мистерий». Действо не устроило ни изысканных театралов, ни оккультистов.

 

Бульварный герой

Лондонская желтая пресса набросилась на Кроули, как стая борзых. Особенно усердствовала газета Looking Glass, корреспондент которой не только назвал зрелище кощунственным и непристойным, но и снабдил репортаж фотографиями, которые должны были подтвердить его слова.

На фотографиях можно разглядеть людей в мантиях с капюшонами, алтарь, испещренный таинственными письменами, и более ничего. Разве что на одной из них женщина с распущенными волосами (Уоддел) припадает к груди возлежащего на алтаре Кроули. Однако оба одеты, и лицо женщины выражает скорее скорбь, чем похоть. Похоже, репортера смутило само сочетание рассуждений о смерти бога с экстатическими танцами и музыкой. К тому же на сцене часто гас свет – поди разбери, чем занимаются в темноте эти распущенные безбожники. Тем более что до корреспондента явно доходили слухи о сексуальных подвигах Кроули. «Господа, разве вы допустите, чтобы ваши жены и дочери видели все это непристойное богохульство?» – восклицает автор статьи[274] .

Понятно, что для желтой прессы личность Кроули была настоящей находкой. Викторианская эпоха закончилась, но общественные табу по-прежнему держали в страхе консервативное британское общество. Викторианцы канализировали свой болезненный интерес к сексу через многочисленные научные его исследования: ни одна эпоха не дала столько описаний сексуальных патологий. Наука придавала болезненному интересу респектабельную форму. Теперь этот интерес стала удовлетворять желтая пресса, набрасывая на него удобный покров морального негодования.

Если театральные прожекты Кроули не удовлетворили знатоков своим очевидным дилетантизмом и устаревающей формой, то у широкой публики они вызвали всплеск негодования, искусно подогретый бульварной прессой, которая первой поняла, как можно заработать на буржуазном лицемерии.

Именно с той поры репутация Кроули неумолимо покатилась вниз. Он безуспешно пытался защищать ее в судах, но в 1920-е годы она рухнула окончательно. Даже Георгий Гурджиев не пустил его в Приоре. Но скорее это было связано с нелюбовью кавказца к гомосексуалам, хотя к лесбиянкам он относился хорошо (из них по преимуществу и состояла группа «Веревка»).

Тогда-то Кроули и получил прозвище «самый порочный человек в мире», однако не столько за театральные эксперименты, сколько за свой образ жизни. Корреспонденты Looking Glass, John Bull и других прототаблоидов (собственно таблоиды появились лишь после Первой мировой) оправдали надежды обывателей и снабдили их чудесным объектом для возбуждения сладкого ужаса и возмущения.

Последний раз Кроули оказался связан со сценой в России, привезя туда своих полуголых скрипачек. Но к магическим ритуалам эта легкая кафешантанная эротика не имела никакого отношения. Просто Кроули решил подсобить Лейле Уоддел. Багряной жены из нее не получилось. Увы, она не обладала медиумическими способностями, и духи не желали сообщать через нее новых секретов. Может быть, Кроули был прав и их не устраивал ее вульгарный акцент? Так или иначе, Пигмалион испытывал некоторую ответственность за судьбу своей неудавшейся Галатеи и в виде утешения свозил ее в пронизанную мазохистским духом Московию.

 

От Питера Брука до «Битлз»

Это не значит, что Кроули оставил пророческие амбиции. Просто он стал упаковывать их в традиционную оккультную форму. В 1910 году он встретил немецкого мага Теодора Ройсса (1855–1923), одного из создателей Ордена восточных тамплиеров (Ordо Templi Orientis), взгляды которого на роль сексуальной магии и галлюциногенов полностью совпали с его собственными.

Сходство было столь разительным, что через пару лет маги принялись обвинять друг друга в краже оккультных секретов, но в конце концов решили, что лучше сотрудничать, чем ругаться. В 1912 году они создали британское отделение Ordо Templi Orientis – Mysteria Mystica Maxima, во главе которого встал Кроули с титулом Суверенного великого мастера Ирландии, острова Ионы и всея Британии[275] . С тех пор его имя прочно связано с Ordо Templi Orientis, и он почитается многочисленными ветвями ордена по всему миру.

Не оставил Кроули и занятий искусством. Более того, его неукротимая творческая энергия еще более возросла, может быть потому, что, промотав немалое состояние, маг был вынужден зарабатывать на жизнь не только магическими посвящениями, но и пером. В Америке, где он провел годы Первой мировой, Кроули даже стал художником и имел пару удачных выставок[276] . Кроме того, в США ему удалось попотчевать пейотлем Теодора Драйзера и обзавестись новой Багряной женой – Лией Хирсиг (1883–1975). С ней он и провел знаменитые магические церемонии в Чефалу неподалеку от Палермо, где создал оккультную коммуну Аббатство Телемы (лавры Рабле по-прежнему не давали ему покоя). Один из членов коммуны, выпускник Оксфорда Рауль Лавдей, умер, возможно, от гепатита. Но тут же поползли слухи, что причина тому – кошачья кровь, которую Кроули заставил выпить молодого адепта во время магической церемонии[277] .

Из Италии его изгнал Муссолини, из Франции – Пуанкаре, из Германии, где нацисты обещали взяться и за оккультистов, и за гомосексуалистов, он уехал сам. Остаток жизни неутомимый космополит был вынужден провести на родине, к которой не испытывал особо нежных чувств.

Удивительным образом в конце жизни он снова оказался связан с театром. В «Нитях времени» Питер Брук вспоминает, какое впечатление произвела на него в ранней юности книга Кроули «Magick», которую он увидел в витрине книжного магазина на Чэринг-кросс-роуд (автор настаивал именно на таком написании слова magic, подкрепляя свои соображения сложными каббалистическими выкладками). Особенно юного Брука пленили посулы насчет того, что тот, кто достиг уровня магистра первой степени, может не только создавать богатство и красивых женщин, но и магической волей вызывать вооруженное войско. Британское Министерство обороны такая возможность отчего-то не заинтересовала, хотя Гитлер готовил вторжение в Британию и прогермански настроенный Кроули (фюрера он считал собратом по магическому цеху, но вконец запутавшимся) все же решил предложить родине свои услуги. Брук оказался заинтересован больше – он разузнал в издательстве телефон мага и договорился о встрече. Завязалась дружба.

Сильно потасканный британский джентльмен в зеленом твиде производил сильное впечатление. Он мог остановиться посреди Пикадилли и, потрясая экзотической тростью, проорать в небо заклятье против дождя. Или возмутиться тем, что гостиничный официант не знает номера его комнаты. «Конечно, 666, болван!» Он согласился спрятаться в оксфордском общежитии у Питера, чтобы смертельно перепугать своим внезапным появлением гостей. Брук чувствовал в нем неисчерпаемые запасы театральности и позвал консультантом на свою первую постановку в оксфордском театре «Факел» осенью 1942 года, тем паче что ставил он «Доктора Фауста» Кристофера Марло. Маг тихо наблюдал за репетициями из глубины зала, но когда Фауст занялся магическими операциями, вскочил и заорал благим матом: «Трижды нет! Нужен сосуд с настоящей бычьей кровью. Только тогда появятся истинные духи, уверяю вас!» И, подмигнув остолбеневшим актерам, добавил: «Даже на дневном представлении!»[278]

Вряд ли имя Кроули останется в истории театра. Вскоре после его сценических опытов в Европе уже вовсю шумели футуристы и дадаисты, которые нашли своим шокирующим откровениям надлежащую форму. Кроули же авангард недолюбливал и не понимал. По своим эстетическим вкусам он остался британцем belle époque, для которого вершиной художественной смелости были Обри Бёрдслей и Алджернон Суинберн.

Но хотя символизм и потерял свои позиции в Европе, в память о себе символисты оставили представление о жизни как о предмете искусства, в том числе и театрального. Великий маг преуспел в этом как мало кто другой. Он сотворил из своей жизни такую пьесу, в которой трагедия соседствовала с комедией. Смерть с эросом. Порок с добродетелью (хотя первый, безусловно, преобладал). Искусно поставленная, она разрушала все представления о традиционной морали и позволяла каждому делать из увиденного собственные выводы: кому-то наслаждаться вместе с протагонистом головокружительным чувством свободы, кому-то в ужасе смотреть, к каким результатам ведет эта свобода без берегов. Вряд ли можно представить себе лучшего проводника для исследования бездн, в которые может рухнуть человек, чем Кроули. Однако доскональные сведения о греховности homo sapiens сочетались у него с надеждой на его грядущий божественный статус.

Одним из последних зрителей пьесы и явился Питер Брук. Но это не значит, что она сошла со сцены со смертью исполнителя главной роли. Миф о себе, сотворенный Алистером Кроули, продолжает жить. Без него трудно представить себе и рок-культуру (в которой у великого мага немало поклонников – от «Битлз» и Джимми Пейджа до Оззи Осборна), и весь современный акционизм, и перформансы Марины Абрамович, которая позволяла публике делать с собой то, что, видимо, позволяла Кроули делать с собой Анна Ринглер, и, наконец, современный театр в своих трансгрессивных проявлениях – от «VSPRS»[279] Алана Плателя до гностических опусов Ромео Кастеллуччи.