1

На острове Черепахи беглецы отдыхают и набираются сил. Здесь Мартин в полном спокойствии пишет в своем дневнике о событиях трех последних ужасных недель.

По мере того как они настолько приходят в себя после долгого пребывания на море, что могут нормально стоять на ногах, Кокс посылает Сэма и Аллена в качестве разведчиков. Их задача — найти воду и выяснить, есть ли на острове аборигены. Морж дает им небольшое наставление, как лучше всего выполнить эту работу. «В молодости я был специалистом по этому делу, добавляет он. — Но теперь я охотно перекладываю ее на вас. Надо не только искать дымки костров. У многих племен костер зажигают с наступлением темноты, а днем люди довольствуются раскаленными углями. Так, например, принято у индейцев в Вест-Индии, и я не поверю, что здесь обычаи совсем другие. Прежде всего ищите следы обломанных веток. Аборигены должны спускаться к воде, часто их важнейший путь или тропа проходят вдоль берега, где легко заметить их следы.

Время от времени надо останавливаться и неподвижно стоять несколько минут, прислушиваясь к незнакомым звукам. «Индейцы» движутся так же осторожно, как животные. Но животные бывают разные. Мы, европейцы, передвигаемся как неуклюжие слоны, мы ломаем все в девственном лесу, и «индеец» слышит нас на большом расстоянии».

Аллен и Сэм не находят никаких следов аборигенов. Посреди острова есть возвышенное место, с которого можно увидеть полоску земли на горизонте на западе и многочисленные острова к югу и северу. Похоже, все они низкие, поросшие пальмами разных видов. Но никто из разведчиков не знает растения, и поэтому их наблюдения имеют ограниченную ценность.

«Мы видели много различных деревьев и растений» — это все, что они могут рассказать, вернувшись на берег, где между тем поставлена палатка для Мэри и детей.

Но самый важный вопрос у всех на устах: «Нашли воду?»

На это им приходится ответить: «Нет».

Джеймс Кокс оглядывает собравшихся: «Нам придется снова сниматься с места. На острове нет воды».

Однако Джон Батчер, этот пожилой ворчун, до сих пор самый сдержанный в их компании, все же полагает, что он найдет воду. «Я был человеком с веткой ивы у себя в Хартфорде, — говорит он, — когда надо было вырыть новый колодец, всегда звали меня, чтобы выяснить, где находится вода».

«Боюсь, что здесь не найдется ивы, Джон», — говорит Кокс.

«Мне она ни к чему, так как она скорее всего для того, чтобы произвести внешнее впечатление на людей, но я готов держать пари на добрый бокал джина, что на этом острове много пресной воды на глубине около метра от поверхности».

«Когда мы доберемся до Ост-Индии, ты получишь целую бутылку джина, если найдешь воду, — обещает Кокс. — Да я дам тебе две бутылки, так как у меня нет особого желания сейчас плыть дальше».

Моржу хочется узнать, почему Джон Батчер считает, что найдет здесь пресную воду.

«Потому что на острове очень богатая растительность. Многие деревья и кустарники я никогда в жизни раньше не видел. Но их многоообразие говорит о том, что в грунте должна быть вода. Мы находимся на острове, где часто идут дожди и где дождевые воды не могут полностью уходить в землю».

«Где мы найдем воду?»

«Дай мне лопату, и я попытаюсь найти».

В первом же месте с густым подлеском Джон просит вырубить несколько переплетающихся кустов. Здесь выкапывают яму, и на глубине нескольких десятков сантиметров в рыхлой песчаной почве выступает вода. Джон набирает ее в сложенные вместе ладони и пробует на вкус».

«Эта вода пригодна для питья», — говорит он.

Постепенно вкус к жизни и жизнерадостность возвращаются к беглецам. Вначале мужчины еще слишком слабы, чтобы идти на охоту за черепахами, но повсюду в песке встречаются крупные черепашьи яйца, которые составляют вечернюю еду этого дня. Сэм, самый молодой из них, пытается взобраться на кокосовую пальму. С первого раза это не удается, но с помощью веревки и весельных уключин, которые он забуривает в ствол, он в конце концов достает много кокосовых орехов, а затем с помощью топора раскалывает их. Перед тем как лечь спать, все подкрепляются кокосовыми молоком и мякотью.

Ночью Вил отправляется ловить рыбу. Он спрашивает Ната, пойдет ли он с ним. Тот, конечно, еще не совсем пришел в себя после ранения в плечо, но он наверняка поможет, если сможет. Его прежнее угнетенное состояние понемногу переходит в сдержанный оптимизм. Они немного отходят от берега по длинному естественному мосту из кораллов. На обоих надеты башмаки, так как поверхность кораллов острее лезвия кухонного ножа. Рыба концентрируется у внутренней стороны коралловых построек. При лунном свете рыбаки идут ощупью почти до большого рифа, расположенного несколько севернее того места, где их баркас прошел через пролив. Там, по другую сторону, волны вздымаются стеной, и, хотя рыбаки не достигают их, они ощущают их близкое присутствие. Слабый фосфоресцирующий луч освещает риф.

В то время как Вил готовит удилище и веревку для лова, Нат подходит ближе к краю рифа. Каждый гребень волны поднимается перед ним в зелено-белых тонах перед тем, как разбиться, и камни откатываются назад с громоподобным шумом в ночи. Океан здесь и ночью живет. Огромный океан зачаровывает Ната, но он не понимает почему. Океан словно притягивает его к себе. Он как могучее чудовище, которому все подвластно. Это сама жизнь, само существование, но он вмещает также тень смерти. Океан освещает зелень водорослей. Он имеет глаза; каждый гребень волны словно живое существо, которое зовет и манит к себе. Это не только хаос и анархия, ведь есть какая-то система в появлении пены и неведомый смысл в гуле волн. Нат, конечно, лишь один из многих, кто это почувствовал. В эти секунды он замечает, что ближе постиг тайну южных морей, и внезапно осознает, что каждое кораблекрушение и каждое возвращение судна имеет скрытый смысл. Так он в первый раз задумывается над вечными загадками океана.

Но что особенно сильно удерживает его на рифе между океаном и лагуной, словно на пороге реальности и фантазии, — это запах Тихого океана. Словно подсознательное ощущение, он всей душой воспринимает навязчивый и, более того, пронизывающий аромат теплой соли и планктона. Душной тропической ночью его кровь холодеет потому, что он осознает это, как если бы он смог вдохнуть глубину моря, его нескончаемые объятья, всю его душу и сущность. Это не один из стойких сгущенных запахов дешевых духов Бетти, это не слабые ароматы земли и растений после грозы, а дикий и терпкий запах невиданных и неведомых глубин…

Вил не понимает Ната. Он отрывает его от края рифа и ведет, словно лунатика, назад к внутренней стороне рифа, и там они сразу же принимаются ловить рыбу, многообразие форм которой очень велико. Рыба здесь идет косяками. Они возвращаются берегом в лагерь и жарят пойманную рыбу на углях костра, в то время как все, кроме дежурного, спят. Затем Вил расшевеливает лучиной раскаленные угли от костра и протягивает Нату кружку чая из сарсапарильи. Через некоторое время он говорит: «Ты страдаешь от морской болезни. Она довольно опасна, так как побуждает людей идти в волны. Мне она известна, ведь я вырос на берегу Девона. Почему бы ей быть иной здесь, на другом конце земного шара. Подверженные этой болезни сами не осознают, что совершают». «Вздор, я точно знаю, что делал».

«Это как раз опасно. Человек думает, что он в полном сознании, но на самом деле это не так. Говорят, что морская болезнь совсем немного изменяет человека. Она заставляет задуматься о вечности, но этого достаточно, чтобы он полностью изменил свое поведение».

В последующие дни Нат раздумывает над словами Вильяма Брайента о морской болезни. Разве он становится другим человеком? Разве исчезает страх, который наполнял его всю жизнь? Разве есть хоть малейшая надежда, что это опасное путешествие вытеснит мысли о кошмаре его прошлой жизни и они станут только воспоминаниями? Если «Надежда» доберется до Голландской Ост-Индии (а постепенно он начинает верить, что это возможно), может быть, ему как-то удастся найти судно, направляющееся в свободные штаты в Северной Америке, и начать новую жизнь. Может, он встретит там своих родственников.

Нат — «картофельный ирландец», как правящие классы презрительно называют ирландских арендаторов, чье существование в основном зависит от годового урожая картофеля. Он родился в графстве Килкенни и вырос на арендованном хуторе в маленькой деревне Инистиог, принадлежавшей помещику, одному из благородных английских господ из Лондона. Этот господин посещал свое поместье в охотничий сезон и требовал, чтобы у всех собак его арендаторов были обрублены крайние фаланги правых передних лап, чтобы они не могли бежать по следам дичи и тем самым портить удовольствие господам во время охоты. Сестра Ната Имелда была самой красивой девушкой в деревне, и помещик сэр Болдуин потребовал соблюдения права первой ночи. После того как этот надутый хлыщ обесчестил ее, он милостиво подарил ее бедной семье шесть мешков картофеля и столь же милостиво провозгласил, что отец Имелды и Натаниэла может рассчитывать на его благосклонность. Но отец Ната подстерег сэра Болдуина и убил его. Убийцу сразу же арестовали и осудили. Ранним утром приговор был приведен в исполнение на поле за деревней Инистиог, где Нат играл в детстве. Там была воздвигнута виселица, и в присутствии тысяч людей, прибывших из ближних и дальних селений, отца повесили. Однако, пока милосердная смерть его не постигла, тело отца прочно привязали к деревянному помосту, разрезали живот и выпустили кишки, после чего тело расчленили на куски — все в соответствии с приговором. А люди бежали с кувшинами, кружками и чашками, чтобы собрать кровь, которая, как считали, обладает свойством исцелять больных. С этого дня Нат стал робким, забитым человеком. Имелда повесилась. Двое их братьев уехали в США.

Нату Лилли удалось приехать в Англию, но переживания превратили его в духовного калеку. В конце концов он устраивается на работу конюхом к некоему Бенджамину Саммерсету в Бери-Сант-Эдумундсе. Однако все время лелеет надежду уехать в Америку. Но на переезд требуются деньги, и в поисках их Нат поддается соблазну украсть часы, две серебряные ложки и рыболовную сеть у своего господина и работодателя. За это серьезное преступление его приговорили к смертной казни, но наказание было заменено семью годами каторжных работ. Нат стал одним из тупых, безразличных, но робких людей, которые желают только держаться подальше от обжигающей боли «девятихвостой кошки». Тупо и безразлично принял он свой приговор, тупо и безразлично позволил себя депортировать в ненавистный Ботани-Бей, где сразу же получил прозвище Лунатик; почти как лунатик, он последовал с беглецами из Сиднея. Но когда Нат выбрался к океану и предстал перед этой грозной разрушительной силой, его угнетенное состояние прошло. Впервые здесь, на острове Черепахи, Нат обрел веру в будущее.

 

2

Может быть, нам, живущим в конце двадцатого века, трудно понять оптимизм, который окрылил беглецов на острове Черепахи. Ведь они все же преодолели более половины пути до Купанга в Голландской Ост-Индии, который был тогда форпостом цивилизации в этой части земного шара. Оставшаяся треть пути, как они выясняли по навигационной карте Кука, проходит через глубокое Арафурское море, которое настолько широко, что не исключена вероятность, что они могут проплыть мимо сравнительно небольшого, хотя и гористого острова Тимор.

Тут, на острове Черепахи, они впервые ощутили свободу в полной мере: у них было все необходимое для поддержания жизни и — что, возможно, так же важно для ощущения удовлетворенности — то, что они по-новому проявили себя в пути. Например, Батчер показал, где искать воду, а ранее столь презираемый всеми карманный вор Сэм и Лунатик Нат стали искусными ловцами черепах. Ночью, когда крупные черепахи выползают на берег, чтобы отложить яйца в песок, они нашли способ преградить им путь к воде, и в результате у них в избытке черепаховое мясо. Двое детей поправляются после невзгод, перенесенных в океане, и Аллен, который так же, как и Батлер в возрасте дедушки, играет с Шарлоттой в жмурки на берегу. Уже через несколько дней они перестали устраивать дежурство. Очевидно, что на острове нет аборигенов. Беглецы испытывают необычный подъем умственной деятельности, который был им не свойственен раньше, когда они жили в Сиднее или на родине, в Англии.

Вечером они собираются у костра, и нет конца деликатесам, которые они отведали на этих полуночных пиршествах. На внутренней стороне рифа не только обилие рыбы, крабов и омаров, устрицы там сидят большими группами, и их легко отодрать топором. Черепаховое мясо и черепаховые супы способствовали хорошей тренировке в лазанье на кокосовые пальмы, чтобы достать орехи. Кокосовое молоко — любимая еда обоих детей, Мэри использует его и для варки побегов пальм, но особенно ей удается устричный суп с мясом омаров. Отведав это блюдо, Аллен заявляет, что за всю долгую жизнь он никогда не наслаждался более вкусной едой.

Мэри прислоняется спиной к камню. «Благодарю тебя за добрые слова, Старик, — говорит она. — Они порадовали меня. Я счастлива».

Здесь у костра они начинают понемногу открываться друг другу. Они выходцы из общества, важнейшая заповедь которого состоит в том, что если у тебя самого нет власти, то надо стремиться заручиться поддержкой у власть имущих. Ты должен лягать тех, кто внизу, и заискивать перед теми, кто вверху. Разумеется, это не высказывают прямо, зато говорят о верности и преданности служебному долгу, и в повседневной жизни истина совершенно в ином. Они живут в обществе, где ценность человека зависит от его положения: те, кто стоит выше, рождены господствовать, а те, кто стоит ниже, должны подчиняться. Выходцы из низших классов, разумеется, могут дружить с равными себе в том понимании, что могут в рамках благоразумия, но гораздо сильнее проявляется долг верности: дворянина королю, слуги господину, солдата офицеру, арендатора помещику. Речь идет о святом долге человека, о незыблемых истинах, изложенных в Библии. Здесь, у костра на острове Черепахи, сидят отбросы человеческого общества, пресытившиеся омарами, устрицами и черепаховыми супами. Они, может быть, в душе страдают от угрызений совести, потому что изменили долгу верности. Нат изменил даже дважды: первый раз, убежав от своего помещика, сына благородного сэра Болдуина, второй раз — ограбив своего благодетельного хозяина господина Бенджамина Саммерсета, чьи серебряные ложки он утаил в своем кармане. Вот сидит Сэмюэл Бёрд, которого общество поместило в сиротский дом, где он получал хлеб насущный, а затем его пристроили к превосходному занятию доставлять уголь из земных недр для прогресса и славы британской короны. Там, за пламенем костра, — неблагодарная Мэри, которая вместо того, чтобы вернуться домой к своим односельчанам, дерзко отняла у богобоязненной девицы законно принадлежавшие ей вещи, и муж Мэри — сомнительная личность, который пытался лишить его королевское величество таможенных доходов. Рядом с ними — рябой великан с усами Вильям Мортон (или Томас Матон, как он значится в списках преступников Ньюгейта); разве он не должен чувствовать угрызений совести из-за того, что изменил долгу верности, дезертировав из военно-морского флота и став пиратом?

Однако, может быть, необычный оптимизм, воцаряющийся в лагере на острове Черепахи, начинается с понимания того, что долг верности всего лишь утверждение с позиций власть имущих. Девять взрослых людей на борту «Надежды» впервые в жизни свободны, свободны принимать решения о своем собственном будущем. Но эта свобода сочетается с признанием ограничений: рано или поздно им придется плыть дальше и найти такое место, где все они могут жить вне пределов досягаемости законов британского правосудия, которое проникает во многие места земного шара. Поэтому у костра на острове Черепахи они начинают строить планы, как надо вести себя, когда доберутся до Голландской Ост-Индии, если им это удастся.

 

3

Восстановив силы, они продолжают плавание на судне, которое теперь действительно оправдывает свое название «Надежда». Нат совсем выздоровел после ранения в плечо, и все остальные в этот момент пути находятся в самом добром здравии. Солнце и ветер обожгли их кожу темно-коричневым загаром, пища здоровая и питательная, и ее достаточно. Хотя Мэри тяжело переносит путешествие по океану, сильно страдает от морской болезни и постоянно беспокоится за своих двух детей, она снова приобрела хороший вид и вместе с ним также жизнерадостность, которая заражает остальных спутников.

Сейчас почти конец влажного сезона, но в отдельные дни белые берега и зеленые джунгли еще орошаются дождем. Ветер постоянно дует с юго-востока и гонит «Надежду» вперед с равномерной скоростью, что позволяет Моржу маневрировать близко от суши. В этих условиях удается опознавать различные объекты, сравнивая их с картой Кука или, вернее, с ее копией, сделанной Детмером Смитом. Ясно видна гора Апстарт, то же относится к заливу Галифакс, мысу Сандвич и заливу Рокингем, где беглецы подводили баркас к берегу, чтобы там переночевать. Трудно представить себе, что они любуются красотами природы, но тем не менее они плывут через мир островов, который через двести лет стали считать самым красивым ландшафтом в мире. Здесь, в частности, растет дикая колючая акация, чьи пушистые желтые цветы образуют сплошные ковры. Повсюду они встречают красивые цветковые растения, но, конечно, не знают названий многих кустарников и деревьев, которые им дали Соландер и Бэнкс на двадцать лет раньше. Они поражаются многокрасочными колючими кустарниками высотой около метра, чайными деревьями с ярко-красными цветами и медовыми миртами. Многочисленные пчелы перелетают от цветка к цветку.

Здесь водятся и опасные животные. Во многих местах были замечены змеи, которые, сильно извиваясь, молниеносно исчезали в зарослях.

Морж проводит «Надежду» по мозаике островов, которую Кук обозначил на карте под названием «Лабиринт». У южного прохода к островам Лабиринта ужасной ночью корабль «Индевор» натолкнулся на одну из тысяч скал Барьерного рифа и получил пробоину. Течь удалось остановить, и судно пришвартовалось в устье реки, получившей название Индевор. Ремонт потребовал двух месяцев, а затем корабль продолжил плавание в Голландскую Ост-Индию.

Люди с «Надежды» не находят никаких следов «Индевора» в этом месте, но они и не ищут их. Зато они отмечают перемену климата. От этих мест немногим менее пятнадцати градусов до экватора, и, хотя постоянно дует юго-восточный муссон, часто ощущается влажная жара от дождевых лесов на суше. Вся компания пребывает в отличном расположении духа, так как на островах можно набрать свежей питьевой воды, у берега легко поймать массу рыбы и больших черепах, которые становятся беззащитны, если их перевернуть на спину, когда они находятся на суше. Длительное время беглецы не замечают никаких следов аборигенов и полагают, что находятся в стране, существующей с сотворения мира. Каждый день на закате они заводят судно в какой-нибудь залив или бухту с песчаным пляжем, если к тому же, по их мнению, на острове можно набрать питьевой воды. Становится твердым правилом оставлять дежурного на самом высоком месте, откуда открывается вид на сушу и море; двое мужчин отправляются с лопатой и флягой за водой (но на судне всегда имеется запас питьевой воды); кто-нибудь идет на охоту, двое собирают плавник для костра. Мэри тем временем достает кухонные принадлежности, а старик Аллен чистит рыбу, и вскоре все, кроме дежурного, собираются у костра, чтобы насладиться единственной сытной трапезой за день. Сок от жареной рыбы капает на раскаленные угли, издавая шипящие звуки. Люди едят долго, не торопясь, и, когда трапеза подходит к концу, они собирают вещи и складывают в небольшой деревянный ящик, чтобы взять его с собой, когда они отправятся в море на следующее утро. Вильям Мартин использует также послеполуденные часы для записей в дневнике.

Морж, Вил и Кокс каждый вечер изучают и обсуждают навигационную карту. Если все пойдет по плану, они должны подойти к мысу Йорк и обогнуть этот самый северный выступ Новой Голландии (Австралии) за неделю. Юго-восточный пассат в июле сменится северо-западными ветрами, и от мыса Йорк до острова Тимор, ближайшего пункта в Голландской Ост-Индии, они должны плыть прямо на запад, что невозможно осуществить на таком маленьком судне под парусом при встречном ветре. В этом случае им придется грести, а ведь расстояние от мыса Йорк до Тимора около 1200 морских миль.

Капитан Детмер Смит сделал пометки по поводу сведений Джеймса Кука об этом участке пути. «Держитесь прямо на запад все время, — говорит Детмер Смит. — Ни при каких обстоятельствах не отклоняйтесь от этого курса. Если вы попытаетесь плыть дальше на север, попадете на берега южной части Новой Гвинеи, где живут охотники за головами; если поплывете дальше на запад, рискуете встретиться с малайскими пиратами». Другая пометка гласит: «Позаботьтесь о том, чтобы на борту был запас пресной воды от острова Поссешн, потому что если вы пройдете мимо островов Вессел к западу от залива Карпентария, то сможете набрать воду только на Тиморе. Не полагайтесь на дожди в пути после того, как пройдете залив Веймут на восточном берегу полуострова Кейп-Йорк».

Погода день ото дня становится все жарче, и речь больше не идет о приятном тепле, но об изнуряющей жаре, которая вызывает пот и жажду. Один остров сменяется другим, и часто рулевой не имеет представления, плывет ли судно в какую-то бухту или находится между двумя островами. Лабиринт очень подходящее название для всех этих водных путей между островами.

Природа тоже изменилась. Густые джунгли спускаются почти до береговой линии, и заранее трудно предвидеть, есть ли на острове пресная вода. Поскольку между островами нет прибоя, «Надежду» подводят к самому берегу, и один из мужчин выходит на сушу с топором, чтобы выяснить, можно ли найти следы зверей и их тропы, которые всегда ведут к источнику или водоему. Однако найти звериные тропы непросто.

С этой работой лучше всех справляется Аллен. Сам он говорит, что ему лет 55, но Джеймс Кокс подозревает, что он гораздо старше. Как-то вечером у костра Морж спрашивает, откуда у него такие способности следопыта.

«Ну, — ухмыляется Старик, — ведь в свое время я занимался браконьерством. Прошло более двадцати пяти лет, пока сторож в поместье не поймал меня, но это было предрешено, так как его превосходительство барон обещал золотой соверен тому, кто выдаст браконьера. Сторож был неплохой мужик, но не смог устоять перед искушением».

«Однако ведь не за браконьерство тебя сослали в Ботани-Бей? спрашивает Мэри. — У нас в Корнуолле оно считалось весьма серьезным преступлением, и помещик заботился о том, чтобы нарушителя порядка немедленно вздернули на виселице».

«Так же было и у нас, но я быстро удрал от них и направился в Норидж. У меня не было средств к существованию, и меня задержали за воровство. Поэтому я был сослан в Ботани-Бей. Благодаря браконьерству я научился отыскивать следы животных. Вам повезло, что в вашей компании оказался такой бывалый охотник, как я».

 

4

Как-то раз сразу после полудня они вытаскивают судно на берег одного из островов, расположенного к юго-востоку от мыса Йорк. Ранее они видели следы дикого кабана, и Аллен считает, что, если они пожертвуют одним из последних мушкетных патронов, можно уложить это животное, а мясо можно закоптить и взять с собой в долгий путь от мыса Йорк к западу. Аллен с ружьем, Кокс с топором и Сэм с большим острым ножом отправляются в глубь острова, тогда как остальные вытаскивают судно на берег и ждут.

Они окружены мангровыми деревьями, гнилой запах исходит от илистых болотных вод. В местах, где мангр переходит в береговой песок, любят держаться маленькие красноватые крабы. При отливе они выползают из своих нор и издали походят на красные камешки, которые ил словно всасывает в себя при малейшем движении.

«Мне это место не нравится, — говорит Мэри, — давайте как можно быстрее уйдем отсюда».

Но ее муж берет ее за подбородок и улыбается ей: «Через два дня мы обогнем мыс Йорк и выйдем на запад в открытое море. Будет хорошо иметь копченую свинину с собой, Мэри».

«Но здесь дурной запах, который невозможно вынести. Вряд ли эта обстановка полезна для Эмануэля и Шарлотты. И всюду эти проклятые комары».

Во второй половине дня полчища москитов наводняют болотистые просторы острова. Они набрасываются на все живое и, словно живые тучи, носятся повсюду, придерживаясь, однако, определенных мест, впервые выбранных ими, тех, где можно присосаться к существу с теплой кровью.

Трое мужчин топором прокладывают путь в джунглях, где зеленые лианы вьются между могучими стволами деревьев и образуют упругие побеги длиной во много сотен метров. Вместе с широкими кронами деревьев вьющиеся растения образуют громадный природный покров, имеющий самую разнообразную окраску: красные, желтые и лиловые оттенки чередуются между собой. Хотя люди не видят массы птиц, которые строят гнезда и живут в плотно смыкающихся кронах, они время от времени слышат их песни и крики, и порой громкие крики свидетельствуют о драмах, происходящих в этой среде.

Наконец Аллен находит звериную тропу и решительно рубит топором воздушные корни, мешающие пройти по звериному следу или тропе выше роста диких кабанов. Он останавливается и шепчет: «Мне кажется, поблизости находится стадо свиней. Я чую их по запаху».

Сэм стоит с ружьем наготове. «Ну, Старик, скоро мы приготовим бифштекс из свинины на раскаленных углях?»

«Судя по следам, тут должно быть много кабанов».

«Чем больше, тем лучше, так что вряд ли можно промазать мимо цели!»

«Парень, ты не знаешь, что говоришь! Дикие свиньи, когда их много, очень опасные животные. Они часто нападают и могут легко расправиться с нами».

Джеймс Кокс полагает, что все же надо попытаться подстрелить одну свинью и надеяться, что остальные животные настолько испугаются выстрела, что убегут.

«Да, да, — вздыхает Аллен, — но будь наготове с ружьем, Сэм, поскольку это может произойти быстро». С помощью топора он подрубает стволы лиан. В густопереплетающейся массе растений, образующих зелено-черные насыщенные испарениями густые заросли, он обращает внимание лишь на то, что на вид похоже на скопление гигантского сахарного тростника. На самом деле это сомкнутые заросли диких сахарных тростников с острыми краями побегов. Аллен подает знак спутникам следовать за ним и немного погодя находит новый звериный след, который ведет из тростниковых зарослей к травам в рост человека.

«Теперь мы знаем, что на острове есть пресная вода, — говорит он. Само обилие следов показывает, что звери используют тропу каждый день, направляясь вниз к водопою».

На тропе неприятный запах. У диких свиней особая железа вырабатывает секрет, который сильно пахнет в период течки или когда животное раздражено.

Трое мужчин выходят на небольшую песчаную равнину, окружающую илистую котловину. В центре ее среди серого ила сохранились остатки озера, где, вероятно, и находится место водопоя животных. Под пологом леса на противоположной стороне илистой котловины группа серых существ движется к болоту. Вскоре они замечают присутствие людей, но под предводительством старого кабана подходят, хрюкая, ближе.

Сэм передает мушкет Аллену, но тот не прикладывает его к щеке.

«Ну подстрели хоть одного из них, Старик», — нетерпеливо говорит Сэм.

«Они слишком далеко, и на таком расстоянии трудно попасть точно в цель, но даже если мне так повезет, что убью одну из свиней, то как ты возьмешь ее? Другие животные нападут на нас в то время, когда мы попытаемся разделать тушу».

«Разделать тушу? Разве нельзя ее отнести к судну?»

«Знаешь ли ты, что такой кабан весит вдвое больше, чем взрослый человек?»

«Что, по-твоему, нам надо делать?» — спрашивает Кокс.

У Аллена нет времени для ответа, так как раздается гулкий выстрел, и два крупных кабана с шумом вырываются из зарослей. Старый кабан испускает протяжный крик, и десяток свиней выходят из болота. Все они устремляются прямо на охотников.

«Быстро бегите в лес и лезьте на деревья!» — кричит Аллен.

На этот раз лианы выручают людей, тогда как ранее, днем, они мешали идти и приходилось разрубать их топором. Всем, кроме Аллена, удается, цепляясь за вьющиеся растения, подняться высоко над землей, пока нападающие кабаны с шумом бегут через заросли. Только Аллен встречает лицом к лицу самого крупного кабана и направляет дуло ружья в его сторону. Грохочет выстрел, и громадное животное заваливается на бок. Зверь ранен, но не убит. Пока Аллен снова заряжает ружье, две другие свиньи бросаются на него. Сэм спрыгивает с дерева и бросает в них топор, пытаясь хотя бы остановить их. Аллен, не теряя самообладания, успевает зарядить мушкет и следующим выстрелом убивает крупного кабана. Остальные животные растеряны, останавливаются, хрюкают, а затем быстро исчезают в лесу.

Начинает смеркаться, но мужчины не могут вернуться к судну, поскольку надо освежевать кабана и отрезать куски мяса с ног. Это неприятная работа, поскольку от туши исходит резкий запах, но это необходимо сделать: нельзя оставлять тушу убитого животного до следующего дня, не рискуя, что орлы-стервятники и крысы сожрут бульшую часть мяса. Когда наступает ночь, они зажигают костер, чтобы отгонять других кабанов, и всю ночь дежурят возле туши.

 

5

Всю вторую половину дня до глубокой ночи товарищи на берегу ждут возвращения охотников. Однако, поскольку они не приходят, было решено укладываться спать. До этого необходимо оттащить «Надежду» дальше на берег. Мартин и Батчер остаются у носа баркаса на земле, тогда как Нат и Шкипер бредут по мутной воде, чтобы вытолкнуть судно сзади. Вдруг раздается какой-то всплеск в илистой воде. Нат оборачивается и пристально смотрит. На расстоянии вытянутой руки от него — разинутая пасть гигантского крокодила, лежащего в болоте недалеко от баркаса. Нат невольно издает крик ужаса, и чудовище, захлопнув пасть, исчезает среди ила. Батчер первый приходит в себя. Он хватает весло и с силой ударяет им по воде. Теперь они видят, как вода плещется в разных местах. Там всюду лежат крокодилы, но они выставляют только ноздри и глаза над поверхностью воды и, таким образом, скрыты от взоров людей с судна. Только теперь становится ясно, что весь день они находились в окружении крокодилов.

Это первые крокодилы, которых они увидели во время путешествия и вообще в своей жизни, если, конечно, не считать Шкипера. Плавая с внутренней стороны Барьерного рифа, они всегда высаживались на островах поодаль от заболоченных участков, где водятся крокодилы. Зрелище огромных чудовищ приводит Мэри и Шарлотту в шоковое состояние, но Нат, ранее столь боязливый, воспринимает ситуацию весьма спокойно и выступает против того, чтобы отвести судно в другую бухту.

«Вероятно, тут крокодилы повсюду, — говорит он. — И если мы уедем отсюда, то как наши три товарища найдут нас?»

Однако Мэри и ее муж, а также Батчер и Мартин считают, что надо сейчас же искать новое место для лагеря. Мэри совершенно вне себя. Она исступлено кричит: «Они придут ночью и съедят нас всех. Давайте немедленно уйдем отсюда».

Шкипер пытается охладить пыл Мэри и других боязливых. «Крокодилы так же боятся нас, как и мы их, — говорит он. — И поверьте мне, я знаю, что говорю, поскольку сам видел много крокодилов в прошлом».

Постепенно ему удается как-то успокоить Мэри, во всяком случае настолько, что она и другие товарищи понимают, что неразумно снимать лагерь в это время суток, когда вот-вот станет совсем темно. Однако им предстоит провести страшную ночь. Чтобы успокоить Мэри, они разжигают три костра; Морж уверяет ее, что крокодилов отпугивает огонь, а жар будет удерживать их на расстоянии. Она прижимает детей к себе и бульшую часть ночи плачет.

На следующее утро, чуть рассвело, три охотника возвращаются со свининой. Весь день уходит на копчение мяса, чтобы оно сохранилось, и только после еще одной ночи, когда нервы Мэри совсем на пределе, они выходят в море из залива Крокодилов, как они называли место стоянки.

Баркас с беглецами плывет к северу, держась возможно ближе к берегу материка, однако из-за многочисленных мелких островов трудно выяснить, где находится сам мыс Йорк. Характер берега меняется. Вместо покрытых джунглями склонов и прибрежных мангров с борта «Надежды» теперь виден низкий песчаный берег с отдельными кустами. Барьерный риф постепенно выклинивается, а волнение усиливается. Ясно, что очень скоро пассат переменит направление и тогда следует прокладывать курс к западу.

В полдень 27 мая 1791 года Шкипер, как обычно, измеряет высоту Солнца и сообщает товарищам, что, по его расчетам, судно находится на одиннадцатом градусе широты и, судя по навигационной карте Кука, в этих местах находится мыс Йорк.

Но где же он? Они видят вокруг лишь острова и проливы. Через час Сэм спрыгивает со своего сидения, хватается за мачту и пристально вглядывается на запад. «Разве вы не видите, что берег поворачивает? — кричит он. — Земля уходит за горизонт. Должно быть, мыс Йорк остается за бортом! В этом нет никаких сомнений».

Теперь все остальные начинают верить ему. Батчер, сидящий у руля, получает указание прокладывать курс дальше вдоль суши. В три часа дня они окончательно уверяются в своих предположениях.

«Пусть судно идет против ветра, — командует Шкипер. — Мы на пути к Тимору!»

После пребывания в заливе Крокодилов настроение отнюдь не самое лучшее, но теперь немного улучшается, когда они понимают, что покидают Новую Голландию и с ней, вероятно, тяжелый этап их прежней жизни. На баркасе имеется запас питьевой воды на два дня и продуктов на шесть дней, поэтому надо рассчитывать на пути к Тимору сделать высадку на берег в нескольких местах. Но где это произойдет, пока нет никаких представлений.

Перед ними — страшный Торресов пролив и Арафурское море.