Где ты, рай?

Фальк-Рённе Арне

Глава 12

 

 

1

Луис Ваэс де Торрес — так звали испанца, который в 1606 году отправился в путешествие из Кальяо (Перу). Он проплыл к югу от гористой земли и нашел новый путь к далеким островам Пряностей. До сих пор приходится удивляться, как ему удалось провести свою громоздкую каравеллу среди огромного множества коралловых рифов, песчаных отмелей и низких маленьких островков, куда не рискнул зайти Джеймс Кук. Подробные сведения об этом плавании отсутствуют. Тем не менее опасный пролив назван в честь Торреса, и еще сохраняется оттенок ужаса в самом названии Торресов пролив. Его предшественник в этих краях, Иниго Ортис де Ретес, еще в 1545 году плавал к северу от гористой земли по пути от Молуккских островов в Мексику. Он дал этой земле название Новая Гвинея, может быть, считая, что немногочисленные аборигены, которых он там встречал, походили на негров из Гвинеи.

В то время как Платон размышлял, Рафаэль рисовал, Вольтер писал, а его величество короля Георга III врачи лечили от внезапного приступа сумасшествия, на берегах Торресова пролива и Арафурского моря еще продолжался каменный век. Время от времени раджи Амбоса и Целебеса посылали свои суда к этим теплым влажным берегам, чтобы захватить невольников, и изредка португальские, испанские, а затем голландские парусники появлялись на горизонте. Однако племена, жившие высоко в горах, были убеждены в том, что мир кончается у подножий самых высоких гор, а прибрежные болотистые низменности населяли охотники за головами: мужчина там мог жениться, только если он дарил своей избраннице отрезанную голову другого мужчины. Каждый воин поднимал руку на своего соседа. Колдовство и закон копья господствовали в этом мире.

Теперь нам трудно представить себе, какими были люди, ставившие свою жизнь на карту, чтобы доставить пряности на европейские столы. Еще до того, как Васко да Гама открыл морской путь в Индию, а Фернандо Магеллан обогнул земной шар, до того, как кофе и чай стали известны в Европе, до того, как стали использовать лимоны, чтобы подкислять, а сахар, чтобы подслащивать питье, западный мир познакомился со специями. Слово especerias первоначально в переводе означало «избранное, выдающееся». Только самые богатые люди, князья и короли, могли позволить себе использовать несколько граммов этих избранных индийских пряностей, так как за несколько зернышек перца требовали «кусающуюся» цену, и они были недоступны для простого человека; сушеный цветок муската ценился как небольшое состояние, крошки имбиря или корицы, создающие приятный возбуждающий привкус, были доступны только для самых зажиточных людей. И простые люди начинают охотно подражать богачам, кушанья считаются нормально приготовленными, только когда они приправлены перцем и пряностями. Более того, их стали добавлять в пиво (например, имбирь) и даже в вино, так что каждый глоток обжигал горло.

Однако не только кухня нуждается в специях. Тщеславие предъявляет постоянно растущий спрос на ароматные восточные жидкости, горячащий мускус, душистую амбру и сладковатое розовое масло. Ткачи и красильщики приступают к обработке китайского шелка и индийского Дамаска. Католическая церковь тоже усердно содействует распространению всех этих восточных продуктов: многие миллиарды ладанных зерен курятся в кадилах, которыми размахивают в тысячах европейских церквей, тогда как само ладанное дерево не растет в странах Запада. Необходимые для изготовления лекарств опиум, камфару и камедь с этикетками arabicum (из Аравии) и indicum (из Индии) доставляют на верблюдах по бесконечным караванным путям, через пустыни или на одномачтовых судах дау (dhow) вдоль берегов Индийского океана и затем на широкопузых голландских парусных судах к местам назначения.

В этой части земного шара дальше всего на восток распространяется голландская «империя пряностей». Отсюда происходят несметные богатства голландских купцов. Самая отдаленная фактория Купанг на гористом острове Тимор находится примерно в 1200 морских милях к западу от мыса Йорк. К этому форпосту голландской колониальной империи держит курс «Надежда» с ее пассажирами.

 

2

Весь день после полудня 27 мая «Надежда» плывет вдоль северо-западного берега полуострова Кейп-Йорк. Когда начинает смеркаться, Морж подводит судно к одному из многочисленных небольших островов, но в водах между Торресовым проливом и заливом Карпентария сильное течение и вокруг лежит непроглядная тьма. В конце концов Шкиперу удается выйти из полосы течения и взять прямой курс к острову. Они слышат дальний шум прибоя, но Мортон не решается подвести «Надежду» ближе к берегу. Они различают лишь его контуры, но, когда облака на мгновение расходятся и показывается половина диска луны, на берегу видна коса, выступающая в воду.

«Давайте поставим судно под защитой косы, — предлагает Кокс, — и останемся ночевать на борту».

«Я не решаюсь обогнуть выступ косы, не видя дна, — говорит Шкипер. Есть риск, что «Надежда разобьется, и тогда мы все утонем».

«Если мы останемся в открытом море, боюсь, что многим из нас будет плохо этой ночью. — Кокс берет Мортона за руку. — Надо что-нибудь предпринять, Морж, если мы хотим живыми добраться до Тимора».

«Да и именно поэтому мы должны быть благоразумны, — отвечает он, и в его голосе проскальзывают жесткие нотки, когда он продолжает: — Не забывай, что я командую на борту. Мы достигли состояния, когда чертовски необходимо повиноваться, если хотим выжить…»

Сэм вмешивается в разговор: «Не надо ссориться и горячиться. Ты только подведи судно ближе к косе, Шкипер. Я прыгну в воду и поплыву впереди, чтобы проверить, достаточно ли глубоко, чтобы «Надежда» могла стать под защитой косы».

«Поплывешь сквозь прибой?»

«Не болтай так много, Шкипер. Двинем вперед к этой чертовой косе».

В потемках судно проходит мимо внешнего мыса косы. Заметно, что там сильное течение, и то, что светит в темноте, вероятно, фосфоресцирующие организмы на рифе. С другой стороны косы баркас укроется от ветра и волн, и там, возможно, настолько спокойно, что удастся осторожно вытащить судно на берег. Хотя перед полным наступлением темноты они находились далеко от острова, все же удалось различить, что на берегу нет крутых скал.

Кокс, Вил и Морж делают канат, один его конец обвязывают вокруг тела Сэма, а другой конец держит Морж.

«Ну вот, теперь я готов», — говорит Сэм.

Мартин хватает его руку: «Разумеется, если все пойдет хорошо, говорит он, — то ты покажешь путь к укрытию. Но если все же что-нибудь случится, дай адрес, кому я должен сообщить».

Несколько ожесточенно Сэм говорит, стоя наполовину в воде: «У меня во всем мире нет никаких знакомых и друзей».

Старый Аллен кричит ему слабым голосом, исходящим как будто издалека: «У тебя десять друзей, друг, на судне, которое зовется «Надеждой». А это совсем немало».

Сэм соскальзывает в теплую воду и плывет, с силой выбрасывая вперед руки, через прибой. Есть ли под ним скалы? На мгновение он останавливается, чтобы пощупать ногами дно. Одна водяная громада за другой перекатываются через него, но он не замечает под собой никакого дна. Тогда он в считанные мгновения пересекает полосу прибоя. Теперь веревки не хватает, и он сильно дергает ее три раза, так как это оговоренный заранее сигнал находящимся на борту, означающий, что они вполне могут вести «Надежду» через прибой к берегу.

Менее чем через пять минут после того, как он прыгнул за борт, судно оказывается у внутренней стороны косы. Теперь Сэм может осторожно плыть впереди судна к самому берегу, тогда как остальные товарищи бьют веслами по воде, чтобы отогнать случайных крокодилов. Их движения расслаблены, поскольку ни у кого из них почти не осталось сил; наконец «ботаники» вытаскивают баркас на берег, который не могут разглядеть в темноте. Они сбрасывают на берег только самое необходимое и погружаются в сон прямо на берегу.

Утром на рассвете оказывается, что они находятся в широкой бухте, из которой открывается вид к югу на три или четыре острова. Берег низкий, во многих местах с зарослями мангров. Им исключительно повезло, что они пришвартовались именно в этом месте. Немного дальше начинается болото, в котором, возможно, водятся крокодилы. Но сейчас они слишком измождены, чтобы проводить рекогносцировку и выяснить, не подстерегают ли их какие-нибудь опасности. Почти всю первую половину дня они лежат как в забытьи; Сэм и Шкипер, единственные, у кого еще осталось немного сил, отправляются на поиск пресной воды. Все остальные подкрепляются копченой свининой. Морж не советует разжигать костер, чтобы не привлекать внимание аборигенов, которые могут быть на этих островах.

Звериная тропа ведет в заросли к пересохшему озеру. Когда они немного отошли от него, Сэм наклоняется вперед и указывает на красную землю. «Посмотри, что я вижу», — говорит он.

Морж кивает головой. Это явные отпечатки человеческих ног в рыхлой земле.

«Поспешим назад и выведем судно на воду», — предлагает Морж.

Они выходят из леса на опушку, поросшую кустарником, и оттуда смотрят в сторону лагеря. Оказывается, судно уже находится на некотором расстоянии от берега, а их товарищи ждут на борту. Примерно полсотни аборигенов направляются к судну со стороны мангрового болота.

Захватив пустую флягу, Сэм и Шкипер бегут через берег и бредут по воде к судну. Вил сидит у руля и люди приготовили весла.

«Подтягивайтесь, друзья, и давайте убираться отсюда», — кричит Вил.

Но они слишком устали, слишком измотаны и просто не имеют сил, чтобы орудовать веслами. Морж оказывается рядом с Вилом, который достает ружье. Он велит Сэму быстро поднять парус. «Поднимайтесь на борт с веслами, приказывает он и бросает Вильяму: — у нас только один патрон, так что погоди стрелять, если нет крайней необходимости».

Ветер сильно надувает парус, и судно подходит ближе к аборигенам, набирая достаточную скорость, чтобы повернуть его к ветру.

Они сразу замечают, что это совершенно другие люди, чем те, которых они встречали раньше на восточном побережье Новой Голландии. Они здоровее и крепче, а некоторые мужчины довольно полные. Их кожа угольно-черного цвета, и, кроме длинных копий, они вооружены луками со стрелами. «Надежда» теперь проходит так близко от них, что пущенные стрелы могут поразить находящихся на борту. «Приготовьтесь спрятаться внизу», — кричит Морж, который сам укрывается на дне баркаса. Однако одну руку и бульшую часть плеча он вынужден поднять выше поручней и видит, что чернокожие аборигены устанавливают луки и натягивают их тетивы. Дождь стрел пронзительно свистит в воздухе и впивается в парус и корпус баркаса. Аборигены с громкими криками и воплями бредут по воде, пытаясь достичь судна.

«Надо разрядить мушкет?» — спрашивает Вильям, укрытый с головой под поручнями.

«Нет, давайте побережем последний выстрел до другого случая. Все же они не могут добраться до нас».

Некоторое время стрелы еще продолжают свистеть вокруг них, но постепенно ветер уносит «Надежду» далеко в бухту, и стрелы не долетают до них.

«Нельзя плыть дальше без пресной воды, — говорит Шкипер, когда они немного отходят от берега. — Мы просто умрем от жажды».

«Что же делать, как ты считаешь?» — спрашивает Джеймс Кокс.

«Нужно курсировать между островами, пока не найдем питьевую воду. Сейчас сухой сезон, и нельзя надеяться на дождь».

«Помни, у нас остался в ружье только один патрон и мы рискуем встретить других аборигенов».

«Лучше это, чем умереть от жажды», — полагает Сэм.

Они соглашаются с Сэмом, и Шкипер начинает теперь вести судно против ветра, чтобы пройти дальше к югу. Они видят берег материка в одном месте, у южного входа в пролив Индевор, а к северу от них находится остров Принца Уэльского.

На его берегу под развевающимися кронами пальм находится первое поселение, которое они увидели за время долгого путешествия. В непосредственной близости от берега стоит десяток хижин, переплетенных корой и покрытых тем, что на расстоянии выглядит как трава, но на самом деле оказывается сплетенными пальмовыми листьями.

С большой осторожностью они гребут к берегу. К вечеру тени становятся длинными. Птицы гогочут, но, видимо, нет никаких следов пребывания людей, призрачный дух витает над хижинами.

«Может, они увидели «Надежду» и убежали в лес, — предполагает Аллен. Может, им показалось что это ост-индская пиратская шхуна, охотящаяся за невольниками».

«Если есть поселение, есть и вода, — говорит Кокс. — Поэтому нам надо высадиться на берег. Сэм и Старик, вы берите одну флягу, а Вильям и Писатель — другую. Нат, ты прикрываешь их мушкетом. Батчер и Шкипер остаются на судне и держат его наготове для быстрого отплытия».

Они ставят судно на якорь недалеко от берега и бредут по воде с двумя флягами. Они осторожно подходят к ближайшей хижине. Кокс первый входит внутрь. Там нет ни души, и ее обитатели унесли с собой все съестное. Остальные хижины тоже покинуты.

Удивительно, что не заметно следов борьбы. Если жители были застигнуты врасплох охотниками за рабами, то, несомненно, должны были остаться следы сопротивления. Поэтому все указывает, что обитатели поселения только убежали в лес. Не исключено, что они скоро вернутся, вооруженные до зубов, обнаружат, как немногочисленны посетители и как легко одолеть их.

Впрочем, пресной воды здесь много. Они не отошли и нескольких шагов, как услышали желанный звук воды, струящейся из источника. В ста метрах от хижин, на опушке леса, вода сочится между двух больших камней.

«Если они затаились в засаде, то, скорее всего, у источника за камнями, а может быть, за деревьями», — предполагает Аллен.

Нату ситуация не нравится. Сэм берет у него ружье и занимает оборонительную позицию напротив источника. «Следуй за мной и смотри, чтобы наполнить обе фляги водой, — говорит он. — Ведь мы не можем ждать здесь всю ночь».

Темнота вот-вот наступит, и это предоставляет аборигенам благоприятную возможность для внезапного нападения.

Кажется, проходит вечность, прежде чем вода наполнит обе фляги. Но все вокруг спокойно. Слышится только журчанье воды да гомон птиц в ветвях деревьев.

Мужчины проносят полные фляги воды между хижинами и направляются к стоящей у берега «Надежде». Отойдя на несколько морских миль от этого места, Морж бросает якорь у самого берега.

«Выходите на берег, — говорит он. — Давайте переночуем на берегу, и это, вероятно, будет наша последняя ночевка перед выходом в Арафурское море».

Сам он остается на судне. Остальные бредут, усталые, по воде и располагаются на отдых на песке, тогда как Сэм дежурит с ружьем.

 

3

Мэри будит товарищей криком как раз в тот момент, когда первые красные лучи солнца показываются на горизонте. Она отходит чуть подальше от места ночевки туда, где берег изгибается и открывается вид к востоку, в район поселения, которое они посетили вчера днем. Между этим поселением и местом их ночевки у берега Мэри замечает две большие шлюпки-каноэ с выносными уключинами, в каждой сидит по 30 или 40 воинов. Каноэ движутся к ним. Мгновение Мэри стоит совершенно парализованная зрелищем, но затем приходит в себя и громко кричит, обращаясь к своим товарищам:

«Они движутся прямо к нам! Они плывут на больших каноэ. О господи, мы пропали!»

Все сразу просыпаются, поднимаются на ноги и бегут к судну. Сейчас раннее утро, и ветер еще не сильный.

«Если мы успеем уйти, то только если будем грести, друзья, — говорит Шкипер. — Хотя мы устали и обессилели, все же надо приналечь на весла так, чтобы кровь брызнула из-под ногтей. Иначе они съедят нас».

«Ты полагаешь, они людоеды?»

«Разумеется, людоеды! Только оглянись назад…»

Теперь, когда «Надежда» далеко отошла от берега, оба каноэ отчетливо видны. Это большие одномачтовые лодки с выносными уключинами для весел. У их носов пенится вода, и заметны всплески от сильных взмахов весел. Но каноэ еще довольно далеко, чтобы можно было разглядеть, как вооружены эти люди.

По мнению Шкипера, это жители южного берега Новой Гвинеи. «Может, вы помните, что рассказывал голландский капитан? Этот берег населен охотниками за головами. Там мужчина может жениться, только если убьет другого мужчину и отрежет ему голову. А мясо убитого они едят, как мы едим свинину».

До обоих каноэ пока еще больше одной морской мили. Расстояние неумолимо сокращается, хотя «ботаники» гребут изо всех сил.

«Впереди видна рябь на воде, — кричит Морж. — Если мы туда доберемся, ветер наполнит наш парус и появится надежда, что нам удастся ускользнуть от них. Поэтому гребите сильнее, друзья, теперь речь идет о жизни».

Нат, всхлипывая, откидывается назад, но, прежде чем его весло падает в воду, Аллен вскакивает и занимает его место.

«У нас парус, — хнычет Нат. — Разве мы не поставим его? Эти каноэ плывут быстрее, чем «Надежда»».

«Но у нас есть ружье, — говорит Джеймс Кокс. — Не забывай об этом, Нат. Всякий раз, когда мы стреляли из него, аборигены нас боялись».

Каноэ подходят настолько близко к «Надежде», что можно разглядеть воинов. Оба ребенка, Мэри и теперь также Нат заползают под парусину, так как одного вида аборигенов достаточно, чтобы поползли мурашки по телу европейцев. Воины раскрашены с головы до ног длинными полосами красной глины, а лица вымазаны белой краской. Через носовые хрящи проткнуты кости, волосы на головах сбриты, и только совсем небольшие пучки оставлены на макушках. Они совсем нагие, не считая длинной тряпки над пахом и полоски коры вокруг живота, в которую воткнуты длинные острые бамбуковые ножи. Перед веслами на носах каноэ стоит десяток стрелков из луков в рост человека со столь же длинными стрелами. Они громко кричат, их высокие пронзительные визги заканчиваются странными трелями, похожими на вой. Во всяком случае, эти звуки обескураживают несчастных беглецов на маленьком баркасе.

Стрелки на носах каноэ уже начали пускать стрелы. Одна из них пущена с такой силой, что вонзается в корпус баркаса совсем недалеко от Моржа. Ее острие изготовлено из кости животного или человека и снабжено крючком.

«Вот теперь время для нашего последнего выстрела из мушкета, — говорит Шкипер. — Однако на этот раз, Сэм, ты не должен стрелять над их головами. Постарайся попасть в того, кто послал нам маленький костяной привет с крючком!»

Сэм прислоняется, насколько возможно, спиной к мачте и долго целится, прежде чем раздается выстрел. Никто не смог увидеть, поразил ли он цель. Видимо, выстрел не имел никакого результата, так как громкие визги усилились и каноэ подходят все ближе.

«Ставь парус, чтобы мы могли повернуть оверштаг, — ревет Морж. — Через несколько минут нас подхватит ветер».

Несколько мужчин почти готовы бросить весла. «Нет, черт вас подери, продолжайте грести или они настигнут нас, прежде чем ветер наполнит паруса!»

Воины поняли, что затевают чужаки. Они также водружают паруса на обоих каноэ. Но это два четырехугольных выдолбленных ствола, и чтобы выполнить такое намерение, надо прекратить грести. В то время как около половины воинов занято натягиванием парусов, другие пользуются возможностью, чтобы направить стрелы в «Надежду». Но там парус на месте, весла действуют вовсю, люди укрыты под поручнями. Корпус баркаса усеян стрелами и напоминает ежа, но никто из находящихся на нем не ранен.

Много часов каноэ преследуют маленькое судно, но ветер помогает беглецам, и незадолго перед тем, как земля почти исчезает за горизонтом, каноэ с воинами поворачивают обратно, а беглецы остаются одни среди огромного Арафурского моря.

 

4

Морж сидит, как часто прежде, у руля. Но теперь он ведет судно на запад через Арафурское море, на юге остается залив Карпентария, а на севере — Торресов пролив с Новой Гвинеей. Они плывут еще во время юго-восточного муссона; сзади дует сильный восточный ветер, который несет их вперед со скоростью около 10 узлов. Ветер быстро набирает мощь, и вот они снова скачут на могучих гребнях волн, чтобы через несколько секунд опуститься в волновые ложбины, окруженные со всех сторон громадами вод. Все же они не снимают парус в первую ночь, как обычно делали, плывя вдоль восточного берега Новой Голландии, они знают, что находятся перед тремя убийцами морем, солнцем и ветром, но, только пользуясь каждым из них, достигнут своей заветной цели. Для этого надо использовать немногие дни, пока еще дует попутный ветер, потому что, когда появится встречный ветер, им придется только грести веслами и они безнадежно пропадут. Их баркас маленькая точка в безбрежном море. Громадные волны подавляют крохотное судно. Однако они вынуждены преодолевать волны, если хотят выжить. Здесь требуется фантастическая бдительность: малейшая невнимательность рулевого и предательское море наполнит судно такой массой воды, что будет невозможно вычерпать ее за борт, прежде чем очередная волна увеличит вес баркаса. Поэтому Шкипер пытается вести судно по гребням волн, уподобляя его скачущему всаднику, и это искусство периодически повторяющегося поддержания равновесия настолько его изматывает, что у него глаза вот-вот на лоб вылезут. Среди ночи сквозь шум волн он кричит Сэму, чтобы тот принял штурвал, и менее чем через минуту после того, как на его место заступает Сэм, Шкипер сваливается на дно судна, где плещется вода, и засыпает.

Дети и Мэри плакали и кричали от страха, когда большие волны перекатывались через борт «Надежды». Затем Вил завернул их в парусину, чтобы защитить от соленой морской воды. Но они соскользнули на дно баркаса и там промокли насквозь.

Следующим утром на востоке небо огненно-красное. Морж воспринимает это как знак того, что оттуда поднимается сильный ветер. Днем волны постепенно становятся все выше и круче. В ложбинах между волнами парус обвисает, но, когда тяжело нагруженное судно взбирается на гребни, ветер кричит и воет. Он гонит «Надежду» вперед неуверенными рывками, причем носовая часть судна угрожающе отклоняется от курса.

На третий день пути к западу от мыса Йорк обнаружилось, что всё здоровье, набранное на острове Черепахи, утрачено. Беглецы испытывают резкий упадок сил. Они смотрят друг на друга и озираются вокруг пустыми глазами, их лица отекли, а щеки впали. В таком состоянии некоторые с трудом осознают, что происходит вокруг. Дети лежат не двигаясь, Мэри не хочет распаковывать их из парусины. «Если маленький Эмануэль умрет, на то воля божья», — говорит она. Аллен тоже обнаруживает признаки религиозности впервые за все время путешествия. Он предлагает молиться за спасение души.

Остальные слишком слабы, чтобы ему ответить. Только у Сэма еще есть немного сил. «Что ты имеешь в виду под спасением, старый болтун?» спрашивает он.

«Чтобы показался остров, где мы могли бы высадиться и отдохнуть».

«Остров! Разве ты не слыхал, что сказал Шкипер. Здесь нет ни одного острова на пути к Тимору, и может пройти много дней, пока мы до него доберемся. Если это вообще свершится!»

Однако вечером неожиданно вырастает силуэт острова. Вскоре еще один и далее целый ряд.

«Впереди слева земля, — кричит Аллен. — Может, надо просить Сэма, чтобы он помог тебе».

Здесь нельзя использовать квадрант, но Шкипер считает, что это, возможно, острова Вессел и что они оказались немного южнее, чем он рассчитывал.

Мэри настаивает на высадке на острове. «Иначе умрут оба ребенка, Эмануэль и Шарлотта», — рыдает она.

«Помнишь, голландец предупреждал против высадки в каком-либо месте к западу от мыса Йорк, — говорит Кокс, — ведь ты видела, что произошло в последний раз, когда мы пытались выйти на берег».

«Во имя господа, человек, ведь ты видишь, что двум невинным детям придется тут умереть».

«Но у нас больше нет возможности использовать мушкет, — продолжает Кокс свои возражения. — Его теперь вполне можно выбросить за борт». Он смотрит на Моржа, который чуть ли не падает от усталости.

«Я считаю, что надо рискнуть, — наконец говорит Шкипер. — Вряд ли возможно плыть дальше без отдыха, и, кроме того, надо немного пополнить запас питьевой воды, если ветер утихнет».

Кокс хочет знать, что будет, если муссон изменит направление, так как именно в эти дни обычно происходит перемена ветра, как он слышал от капитана Детмера Смита.

«Итак, мы не справляемся. Нам осталось пройти более 500 морских миль до Тимора, и ты, конечно, понимаешь, что мы вряд ли смогли бы прогрести 500 морских миль против ветра и течения. Нам остается только надеяться, что ветер с юго-востока продержится еще несколько дней».

Он перекладывает руль, поворачивает оверштаг и направляет маленькое судно к островам. Им удается быстро найти бухту на одном из крайних внешних островов, который фактически не более чем скала. Однако здесь, по их мнению, наименьший риск встретить аборигенов. Сэм, самый выносливый из беглецов, бредет по воде с топором (так как теперь от ружья нет никакой пользы) и обследует участок мангровых зарослей; не найдя ничего подозрительного, он подает знак судну плыть к суше. Так как ни у кого нет сил искать воду, все они выбираются на участок сухого песка между илистыми отмелями и тут же погружаются в сон, оставив Сэма дежурить.

Бульшую часть следующего дня они проводят на берегу, но вечером, когда на небе скапливается много туч, Аллен внезапно отмечает, что погода скоро изменится. «Я чувствую это всеми суставами, — продолжает он. — Каждый раз при перемене погоды мое тело действует как барометр».

Опасаясь, что ветер переменится, они покидают берег незадолго до наступления темноты и плывут страшной штормовой ночью, держа курс прямо на запад. Теперь они в открытом море и снова должны бороться с волнами высотой с башню. Запас пресной воды почти на исходе, и осталось совсем немного копченой свинины.

Морж берет инициативу в свои руки. Он внимательно следит за состоянием моря, пытаясь уберечь судно от самых опасных волн и держать навстречу ветру парус среди хаоса водяных громад. Следующие двое суток они плывут таким образом, и Морж постоянно сидит у руля. Сэм неоднократно предлагает сменить его. Однако всякий раз Шкипер отвечает:

«В тот момент, когда покажется Тимор, руль будет в твоих руках, Сэм!»

Однако увидят ли они вообще Тимор? Не зашли ли они так далеко к югу, что могут и не заметить остров и пройти мимо него?

Джеймс Кокс высказывает такие опасения, но Морж успокаивает его. Совершенно очевидно, что они не следуют маршруту, обозначенному на карте Кука. Ведь голландец определенно говорил, что они обязательно увидят либо Тимор справа, либо гораздо меньший остров Роти слева.

В полдень этого же дня показывается солнце, и можно снова использовать квадрант. Шкипер тщательно измеряет высоту солнца и погружается в расчеты:

«Если ветер удержится, мы увидим Тимор завтра утром», — оповещает он. Мэри выглядывает из-под парусины, где она лежит вместе с детьми. «Я не ослышалась?» — спрашивает она слабым голосом. «Ты слышишь правильно, Мэри, — говорит Морж. — Ты веришь мне? Завтра увидишь Тимор».

«Мы сойдем завтра на берег, Шкипер?»

«Этого я еще не могу сказать. Наверняка только вокруг голландской фактории аборигены приручены. В горах они, возможно, такие же дикие, как и у мыса Йорк».

Мэри первая видит землю на следующее утро. Ветер значительно стих, но он постоянно дует с востока. Перед ними встают большие волны. Но внезапно Мэри кричит, словно застопорило форштевень, что она заметила остров.

Другие выражают сомнение, предполагая, что она приняла облака за землю. Проходит полчаса. На этот раз Нат издает громкий крик радости. «Я вижу землю, — кричит он. — Это совершенно точно, впереди земля». Когда судно поднимается на гребень волны, они различают черную булавочную головку, которая в течение следующего часа вырастает еще больше и, наконец, принимает форму вытянутого гористого острова с пеленой облаков над высокими вершинами.

Это остров Тимор в Голландской Ост-Индии. Сегодня 3 июня 1791 года. Через два дня, 5 июня 1791 года, задул ветер с запада. До берега остается всего две морские мили. Сэм садится у руля и приводит «Надежду» в факторию Купанг. За 69 суток они под парусами и на веслах преодолели расстояние в 3254 морские мили. Все живы, хотя и выбились из сил. Борясь за право стать свободными людьми, они совершили плавание на открытом баркасе через самые опасные акватории земного шара. Они никогда не чувствовали себя более свободными, чем в этот момент, когда радушные малайцы Купанга, мужчины, женщины и дети, задавая многочисленные вопросы, бегут навстречу им.