1

Известный литератор того времени доктор Сэмюэл Джонсон, который так проникновенно писал о том, что волновало литературные салоны, разделял точку зрения аристократов о необходимости строгого наказания простолюдинов, которых злая судьба заставила преступить закон. «Давайте займемся ими. Смертная казнь рассчитана на то, чтобы привлечь зрителей, — замечает он. Без этого массового зрелища цель не будет достигнута. Старый прием (вспарывать живот и вываливать внутренности на лицо преступника, пока он еще жив) самый подходящий для всех участников. Почему мы от него отказались?» Джонсон оправдывает и необходимость порки кнутом, а, говоря о преступниках, приговоренных к принудительным работам на тюремных судах, почтенный ученый муж выражает откровенное удивление: «Я не могу понять, в чем заключается их наказание; ведь, если бы они никогда не занимались воровством, им пришлось бы так же много работать. В настоящее время они только работают и, следовательно, отличаются от честных людей лишь тем, что раньше крали, а само пребывание в тюрьме не имеет значения».

Доктор Джонсон вряд ли когда-нибудь бывал на борту хотя бы одного из многочисленных тюремных судов, куда осужденных набивали как сельдь в бочку, потому что власти не знали, где их разместить. Старые, давно отслужившие свой век суда стоят на рейдах крупнейших портов Англии, без мачт и деревянных покрытий палуб, полусгнившие и зловонные; они вмещают такую массу несчастных узников, что мужчины, женщины и дети, попадая в эту обстановку, болеют и умирают. Здесь живут психически больные и слабоумные бок о бок с матерыми старыми преступниками, мальчишками, стянувшими несколько яблок из лавки уличного торговца, невинными девушками, которые не смогли побороть соблазн нарядиться в хозяйкины платья и отправиться в таком виде на прогулку в город, и вульгарными пожилыми проститутками, которые отдаются любому мужчине за стакан джина и заражают венерической болезнью, известной под названием «турецкая музыка».

На такой тюремный корабль «Дюнкерк» попадает Мэри. Она обречена влачить здесь жалкое существование, пока ее не сошлют в земли его величества на другом конце света. Ее подруг, Мэри Хейдон и Кэтрин Фрайер, отправляют на другой тюремный корабль, и Мэри становится совсем одинока. На какой-то момент она падает духом и думает, что лучше бы ее повесили, чем заживо гнить на «Дюнкерке». Но она еще так молода и имеет приятную внешность. Она прислушивается к тем, кто вполне приспособился к той странной обстановке, в которой ей придется долго находиться, и скоро приобретает некоторые навыки.

Впрочем, вначале все было плохо. Когда ее вместе с другими женщинами, осужденными на каторгу, подвели к барже, которая должна была доставить их на «Дюнкерк», невысокая плотная женщина приказала построиться в длинную шеренгу и выложить перед собой узелки с вещами. Пронзительным голосом надзирательница заявила: «Меня зовут мисс Энни Крофтли. Постарайтесь не забыть мое имя, так как отныне вы подчиняетесь мне. Хотя вы всего лишь куча грязных воровок, как женщин вас освободят от железных оков. А их у нас множество видов. Давайте я покажу вам некоторые из них, чтобы потом вы не говорили, что вас не предупреждали».

Она подает знак двум женщинам, находящимся позади нее с большим кожаным чемоданом. Девушка, стоящая рядом с Мэри, успевает шепнуть: «Это две любимицы нашей Обезьяны, такие же заключенные, как и мы, но они еще отвратительнее, чем сама Обезьяна!»

Каждая из женщин вытаскивает по нескольку цепей из чемодана длиной около полуметра и с двумя запорами. «Смотрите, девушки, — кричит Обезьяна, и в ее голосе звучит радость, — это обычные наручники. Безобидная, широко употребляемая цепь, которую носят мужчины. Это, так сказать, их орденская лента». Она заливается непродолжительным раскатистым смехом, который завершается хриплым кашлем. Ее помощницы криво улыбаются. «Унесите ее, мои голубки, и позвольте нам теперь показать дамам нечто более миниатюрное. Вот это, например, ножные кандалы!» Тем временем женщины подносят более короткую и мощную цепь. «Если я встречу вас с каким-нибудь мужчиной на нашем «Повелителе крыс», вы быстро научитесь понимать, почему такое название дано «Дюнкерку», ваши ноги будут закованы в эту цепь, которая не позволяет их даже немного раздвинуть». Здесь Обезьяна снова разражается приступом кашля. «А теперь мы покажем те страшные вещи, которые предназначены для простофиль, которые пытаются сбежать. Поэтому учтите, милые дамы, побег с «Повелителя крыс» невозможен. За это полагается самое жестокое наказание, и вас унесет сладостный ветер смерти!»

На кривую цепь, которая теперь демонстрируется, страшно смотреть. Она достигает метра в длину и заканчивается ошейником с длинными шипами; у несчастного одновременно сковывают ноги, руки и шею, и он может сидеть только согнувшись в неудобном положении, пока не снимут цепь. Наконец ее убирают в кожаный чемодан и вытаскивают из него на свет божий последний предмет, это орудие порки — кнут с кожаными полосками. «Это мой добрый друг Резвый Джек, — говорит Обезьяна. — Я редко достаю его, но, когда это случается, уж он порезвится на ваших спинах. Так что ведите себя так, чтобы мне не приходилось приглашать Резвого Джека на танец. Вот, пока все. Теперь позвольте, дамы, пригласить вас на баржи, чтобы ехать в ваш будущий дом. Добро пожаловать!»

Когда баржа подошла к борту «Дюнкерка», Мэри впервые услышала звук, который затем будет преследовать ее днем и ночью: звон и лязг цепей, которые носили каторжники. Мэри прежде слышала похожий звук, но в совсем иной обстановке. У ее дяди, брата матери, было свое хозяйство. Хотя землю отнял местный помещик, но в хлеву еще оставались коровы; они были привязаны цепями к решеткам стойл, и этот звенящий звук встречал ее, когда она входила в хлев.

Однако здесь цепями скованы люди. Некоторые из них прожили так пять лет среди отталкивающей вони немытых тел и тухлой воды. Каждое утро зимой еще до рассвета они сползали со своих деревянных нар, где спали в три яруса, и становились в ряд, пригнув головы в проходе, так как на средней палубе помещение такое низкое, что взрослый человек не может распрямиться во весь рост. Они выпивали жидкую молочную кашу и съедали ломтик черствого хлеба. Затем их сковывали цепями вместе и на баржах отвозили к месту работы, где они, находясь по колена в грязи и воде, занимались строительством насыпи для новых портовых причалов и дамб. Вечером арестантов отводили обратно на судно, и они, изможденные, заваливались на койки в ожидании следующего дня. Их охранники получали ничтожное жалованье, но не могли устроиться на другую работу, некоторые из них спивались и озлоблялись, но тем не менее лихо брали взятки.

На этом невольничьем судне так же, как и на многих других (их насчитывалось более ста), стоявших на рейдах английских портов, можно было получить и несколько лучшие условия, если имелись деньги, чтобы заплатить охраннику. У узника могут быть знакомые, и тогда появляется шанс достать несколько шиллингов во время работ на берегу и дать пенни стражнику, а у молодых женщин и без денег имеются другие возможности улучшить свое положение на борту «Повелителя крыс».

 

2

Однако поначалу Мэри всего этого не знает. Помещение для женщин находится на средней палубе. Сюда загоняют 24 новеньких, железная дверь захлопывается за ними, и Обезьяна представляет их «старожилам», которых более полусотни. Они только что вернулись с работы по разборке старых тросов. Две группы женщин некоторое время наблюдают одна за другой. Наконец одна из старожилок нарушает молчание и говорит: «Ну, что вы в нас увидели?» Никто из новеньких не знает, что ответить. Та же женщина продолжает: «Разве Обезьяна не сказала вам, что мы распределяем койки и надо, чтобы новенькие нас отблагодарили. Как насчет бутылки джина?»

Однако ни у кого нет ни джина, ни какого-нибудь другого подарка. Одна из старожилок по прозвищу Барышня Бетти хватает узелок у Мэри: «Посмотрим, что у тебя там. Может, найдется что-нибудь в качестве подарка?»

Однако Мэри вовсе не собирается отдавать единственное, что у нее есть. Она тянет узелок к себе, и тогда Бетти толкает ее и бьет кулаком по лицу. Через несколько секунд начинается драка среди женщин. Одни из них привыкли к такому порядку, где все решается силой, тогда как другие пытаются защитить свои пожитки.

Пронзительный звук проникает сквозь крики и вопли. Внезапно воцаряется тишина, и только поодаль слышится бряцание цепей.

Голос Обезьяны заполняет самые дальние углы средней палубы. «Кто затеял драку? Это, как всегда, ты, «индианка» Бетти?»

Бетти подбегает к решетке.

«Бог видит, мадам, — ухмыляется она, — это не я, это новенькая». И она указывает на Мэри.

Обезьяна кричит: «Подойди сюда ко мне, дерзкая девчонка».

Мэри осторожно приближается. «Она хотела взять мои вещи, а это все, что у меня есть», — объясняет она.

Обезьяна открывает люк в решетке, и Мэри стоит прямо перед ней, она протягивает руку и дает увесистую затрещину, так что девушка падает навзничь.

«Обращаясь ко мне, надо говорить «мадам». Понятно? Я больше не желаю разговаривать с тобой. Бетти, позаботься о распределении коек. И боже избави, если я еще услышу у вас шум этой ночью».

Мэри долго лежит на рассохшемся полуистлевшем полу. Спустя некоторое время, когда женщины угомонились, одна из них подползает к ней с влажной губкой и смывает с лица кровь. Это совсем маленький человечек, похожий на растрепанного птенца. Она вряд ли больше полутора метров ростом, лицо ее смертельно бледное, а голос с присвистом. «Теперь я помогу тебе забраться на койку, — шепчет она. — Здесь не всегда так скверно, как сегодня. Мы работали на улице и весь день распутывали старые канаты. От этого некоторые из нас совсем обезумели и перестали соображать, тем более что никого из продавцов джина не было поблизости. Утром все будет совсем иначе. Вот увидишь».

Маленькая женщина вполне сочувствует Мэри. Она осторожно укладывает ее спать на нары, накрывает старым одеялом и шепчет свое имя: «Меня зовут Энн Смит. Я хочу, чтобы ты меня называла просто Энн. Многие зовут меня Змейкой, но я не отзываюсь на эту кличку. Я получила ее за то, что помогала Петеру Лягушатнику залезать в узкие окна, куда другие не могли протиснуться. Нас обоих приговорили к повешению. Ты тоже должна была болтаться на виселице?»

Мэри кивает и начинает плакать.

«Ну не надо, утри слезы. Петер говорит, что, как только нас привезут к месту ссылки, мы убежим и никто нас не удержит. Его не проведешь, моего Петера. Он француз, его зовут Пьер Парри, но здесь его называют Лягушатником, потому что они считают, что все французы едят лягушек. Здесь, на «Повелителе крыс», есть люди, которых приговорили к каторге более пяти лет назад, а они все еще здесь работают».

«Но почему их не отправляют к месту назначения?»

«Петер говорит, что мятежники в Америке совершили переворот и поэтому нас не могут больше посылать к индейцам. Однако до него дошли слухи, что нас сошлют в Новую Голландию».

Это название Мэри Брод слышит впервые. «Она находится по другую сторону Ла-Манша, по соседству с Голландией?»

Энн тихо усмехается. «Привет! Если Новая Голландия была бы расположена так близко от преуспевающей Голландии, то Петеру и мне удалось бы быстро смотаться в Париж. Но к сожалению, Новая Голландия находится так далеко, что никто не может дойти до этой страны. Ты никогда не слыхала о человеке по фамилии Кук? Конечно, нет. Это он открыл Новую Голландию несколько лет назад, и, чтобы туда добраться, надо плыть несколько лет, и часть времени через большое море, где плавают огромные ледяные горы — айсберги. А в Новой Голландии живут людоеды, и летом там ужасно холодно, а зимой очень тепло. Там все совсем не так, как у нас. И именно туда нас ссылают».

«Нас там продадут людоедам?»

«Об этом я ничего не знаю, но это не твоя забота, моя дорогая, поскольку ни ты, ни я, ни другие женщины здесь на средней палубе точно не знают, в какое место нас хотят отправить. Когда ты встретишь Билла Контрабандиста, может быть, он расскажет тебе, что будет с нами».

«Но ведь здесь только одни женщины, как же я увижу этого мужчину?»

«Жди и присматривайся. Все решается не на средней палубе, как хотят Обезьяна и ее помощницы. Тебе надо только подружиться с Биллом Контрабандистом, и тогда жизнь не будет такой невыносимой, как тебе теперь кажется».

«Но ведь она меня ударила, Обезьяна, хотя я ей ничего не сделала».

«Понимаешь, Обезьяна должна поддерживать уважение к себе. Если женщины поймут, что она утратила хоть маленькую долю своего авторитета, она не сможет управлять ими. Ведь женщины, с которыми ты спишь в одном помещении, не самые лучшие чада божьи. Три самые отчаянные из проституток Плимута спят через четыре койки от тебя. Одна из них «индианка», а за что ее так прозвали, я тебе потом расскажу. Обезьяна тоже ее довольно сильно боится, но еще больше она боится Билла. Завтра я расскажу тебе подробнее об этом, а теперь постарайся немного поспать».

 

3

Прошла целая неделя, прежде чем Мэри привыкла к жизни на борту «Повелителя крыс» и к режиму работы на берегу. Однако она быстро познакомилась с другими узницами и поняла, что Бетти совсем не такая плохая, какой казалась вначале. По ее опухшей физиономии можно было судить о пристрастии к джину, но сохранились и следы былой красоты. Бетти была одной из самых популярных «индианок» в известном доме свиданий миссис Хейес, организованном для лондонских аристократов. За эту репутацию она должна благодарить открытие Таити Куком.

Наибольшее впечатление на англичан произвело не открытие Новой Голландии с заливом Ботани, а пребывание Кука на Отахейте (как тогда называли Таити) и особенно составленное Куком и Бэнксом описание нравов местного населения.

Слово «индейцы», применявшееся ко всем аборигенам, кроме негров, по смыслу очень близко соответствовало «благородным дикарям» Жана Жака Руссо. При этом принималось допущение, что, как только люди освободятся от пагубных оков цивилизации, они станут вести райский образ жизни. Чем же отличались индейцы Отахейте от жителей Англии? Они не ведали различий между джентльменом и простолюдином, офицером и матросом. При подходе судна на берегу раздавался барабанный бой, на воду спускали лодки, и гребцы направлялись к большим деревянным судам, чтобы молодые женщины приветствовали чужеземцев. Женщины стояли в лодках, одетые только в лубяные юбки, при этом они вертели задами и кричали от восторга на таитянский манер. Словно молнии, они поднимались на корабль по веревочным лестницам, перебирались через поручни и прыгали прямо в объятия матросов и офицеров, нисколько не думая о том, с кем из них разделить ложе на корме или за мачтой; впрочем, некоторые детали они скоро выяснили. Они не знали власти поцелуя, но прижимали свой нос к носу гостя, не обращая внимание на его сословие и должность. В европейском понимании поведение этих женщин было непристойным: не оставалось никакого сомнения в том, какова была цель их пребывания на борту корабля. Но они предоставляли все, о чем мечтали мужчины, находясь много месяцев в плавании. Врач Джон Хоуксворт живо описывал, как молодые мужчины и женщины открыто совокупляются на глазах у зрителей, которые отпускают им добрые советы. При этом девочки 11 лет получают сексуальное образование. Несколько располневшая таитянская королева Обереа, с которой Джозеф Бэнкс неоднократно разделял ложе из пандануса, руководила публичными праздниками, посвященными Венере.

Миссис Шарлотта Хейес, чей элегантный бордель находился на углу площади Кингз-Плейс и улицы Пэлл-Мэлл, стала устраивать таитянские праздники в честь Венеры в зимнем Лондоне. Она направляла своим клиентам приглашения такого рода: «Миссис Хейес свидетельствует свое почтение лорду X и извещает его милость, что в 7 часов вечера 12 прекрасных нимф, все девушки, исполняют знаменитый обряд Венеры так, как его празднуют на Отахейте, под наблюдением и руководством королевы Обереа (роль которой исполняет сама миссис Хейес)».

Двадцать три благородных джентльмена, включая пять членов палаты общин, были настолько привлечены этим отпечатанным приглашением, что все они встретились в доме миссис Хейес. Они присутствовали на представлении, когда двенадцать атлетически сложенных юношей и девушек исполняли желания таитянских богов любви. После этого был устроен роскошный стол.

Бетти была одной из «индианок» в доме миссис Хейес, но в силу разных причин для молодой женщины оказалось нелегко каждый вечер разыгрывать роль девственницы, и на этой почве возник конфликт между миссис Хейес и Бетти. В конце концов королева Обереа обвинила жрицу Венеры в том, что она обсчитала на одну гинею одного из молодых джентльменов из дома лорда Сандвича. Бетти вышвырнули из храма Венеры в Пэлл-Мэлле, и она несколько лет занималась уличной проституцией, скатываясь все ниже по иерархической лестнице публичных женщин. За кражу карманных часов у одного господина ее приговорили к смерти в Олд-Бейли, но приговор был заменен пожизненной высылкой из страны.

«Где же находится настоящий Отахейте, — вздыхает она как-то раз на рассвете, когда девушки еще спят на нарах. — Как бы ускользнуть от всего этого и обрести подлинный рай».

«Мы найдем его! — Энн произносит эти слова весьма уверенно. — Петер наверняка узнает, как нам туда сбежать».

«Ну тебя вместе с твоим Петером Лягушатником, даже если бы он и мог вызволить нас отсюда. Ты полагаешь, что рай — это грязные улицы Плимута или Лондона. Или ты считаешь, что рай — это гнуть спину на богатых, на так называемых джентльменов, на благородных снобов, на всех бандитов, облеченных властью. Я бы разбила их мерзкие головы так, чтобы оттуда брызнул мозг».

Однако Энн уверена в том, что Отахейте действительно существует: «Рай находится где-то там за горизонтом, и если мы будем расторопны, то обязательно сумеем его отыскать».

Бетти презрительно фыркает: «Если вообще и есть рай, то он создан для мужчин. А наш рай знаешь где? Это бутылка».

Утром на среднюю палубу приходят две помощницы Обезьяны будить заключенных. Сами они спят в помещении бывшей каюты, отделенном решетчатой дверью от средней палубы. Обезьяна, которая живет на берегу, обычно появляется гораздо позже, когда женщин на четырех баржах привозят в большой каменный дом на пристани, где надо распускать старые тросы. Отсюда нельзя убежать, так как каменный дом окружен железной решеткой и вооруженные солдаты сопровождают каждую баржу так, что тот, кто осмелится прыгнуть за борт, будет немедленно сражен пулей.

Однако на пути в мастерскую и обратно к баржам подплывают торговцы на яхтах и предлагают купить джин, пироги и разные другие продукты. Они также захватывают письма для заключенных, и, когда приходит письмо какой-нибудь женщине на барже, они доставляют его за одно-два пенни. Помощницы Обезьяны и стражники устремляют взоры на грязные дома и портовые сооружения Плимута, пока это происходит, но потом получают несколько пенсов от торговцев и снова приступают к исполнению своих обязанностей. В дни, когда нет продавцов джина, настроение заключенных ухудшается и часто возникают перебранки и скандалы. Работа по разбору веревок грязная и пыльная, но для Мэри и многих других заключенных она не вызывает особых сложностей или неудобств. Незадолго до наступления темноты узниц отвозят обратно на «Дюнкерк».

Некогда корабль его величества «Дюнкерк» считался гордостью британского флота, но это было более полувека назад. Затем оно было признано непригодным к плаваниям и разоружено, и вот теперь оно стоит на рейде Плимута. Судовые палубы изменились до неузнаваемости, мачты сняты, только сам корпус содержался в порядке, чтобы морская вода не просачивалась в слишком больших количествах. Временами раскладывался крысиный яд, но он вряд ли производил сколько-нибудь значительный эффект. Когда на судне появились первые заключенные, крыс настолько приручили, что ради развлечения их подкармливали остатками почти несъедобной еды, заставляя взамен танцевать на задних лапках.

Не только крысы прокладывали себе путь с одной палубы на другую, но также заключенные додумались до того, чтобы общаться между собой таким путем. И крысы и заключенные сотрудничали настолько успешно, что за долгие годы превратили прогнившее нутро «Дюнкерка» в особый мир с многочисленными потайными ходами. В конце 1780-х годов узники носили только кандалы, а ночью их не приковывали к койкам, то есть они могли свободно передвигаться в пределах огороженного помещения, куда стражники никогда не решались заглянуть. Билл Контрабандист почти пять лет находился на средней палубе, которая соседствовала с помещением, в котором жили женщины; без особых трудностей он и его товарищи прорыли к ним лаз, и результаты были очевидны. Об этом знали помощницы Обезьяны и, разумеется, сама Обезьяна, а также начальник «Дюнкерка», пожилой, сильно спившийся унтер-офицер, которого за его маленькую плотную фигуру прозвали Винной Бутылкой. Однако он и его собутыльники вряд ли были заинтересованы в том, чтобы перекрыть потайной ход, так как среди заключенных находился некий Джеймс Кокс, приговоренный к смерти Эксетерским судом 24 мая 1784 года. Его документы по непонятной причине исчезли, но кто бы он ни был, он всегда щедро платил за то, чтобы проход к женщинам поддерживался открытым. Это был сильный человек с пышной копной черных волос, всегда носивший с собой оружие. Возможно, находились и те, кто завидовал ему, но были и заключенные, называвшие его «мистер Кокс». Во время работ на берегу он часто отсиживался в тени, разумеется щедро заплатив за это стражнику. Когда торговцы приближаются к баржам, они направляются прежде всего поближе к Джеймсу Коксу.

Много говорят о том, откуда Джеймс Кокс берет средства, позволяющие ему вести более удобное существование, чем другим заключенным. На этот счет распускают разные слухи: дескать, он был участником воровской шайки, имеющей связи в высших кругах общества, и поэтому может претендовать на известную экстравагантность поведения. Сам он ничего лишнего не говорит, но держится дружелюбно и всегда помогает, если может. Однако он так осторожен, что имеет при себе только ограниченные средства и во время ежедневных переправ на баржах приобретает совсем немного, так что жулики (а их на «Дюнкерке» немало) не решаются его обчистить.

 

4

Однажды, когда Джеймс Кокс проползал по проходу в женское помещение на средней палубе и поздоровался с Мэри, его сопровождали двое друзей. Один из них, ирландец Джеймс Мартин — долговязый тощий человек, который, похоже, был замешан в воровской компании; его приговорили к шести годам ссылки за кражу одиннадцати железных нарезных болтов стоимостью 4 шиллинга 6 пенсов. Его приятель и сверстник Вильям Брайент, прозванный Биллом Контрабандистом, уроженец Корнуолла, был приговорен к семи годам ссылки в Америку за то, что «оказал сопротивление представителям налогового управления, которые в соответствии с предписаниями закона хотели конфисковать имущество контрабандного происхождения». Оба друга вместе с Джеймсом Коксом занимали определенное положение в кругу заключенных. Джеймс Мартин умел читать и писать, а таких грамотных среди узников было совсем немного. Конечно, он знал далеко не совершенный письменный английский язык, но этого вполне хватало, чтобы сочинять письма для своих товарищей. Они могли сообщить своим родственникам и знакомым, где они находятся, и таким путем иногда получить несколько шиллингов; этого было достаточно, чтобы облегчить свое существование до терпимого уровня путем подкупа нужных лиц. Мартин занимается сочинением писем отнюдь не задаром, но он предъявляет весьма умеренные запросы и является значительным лицом в этом странном обществе, в котором, как в кривом зеркале, отражалась жизнь тогдашней Англии. Здесь тоже выражены классовые различия. К Джеймсу Коксу многие другие узники обращались со словом «мистер», с Джеймсом Мартином разговаривали любезным тоном, а Вильям Брайент среди воров и разбойников на «Дюнкерке» был признан своего рода шерифом, чьим приказаниям повиновались. Он имел определенное влияние на некоторых представителей власти, с которыми общались заключенные. Прошло несколько дней, и Мэри сама убедилась в том, насколько велик его авторитет.

Из Лондона прибывает комиссия для ознакомления с условиями содержания заключенных на «Дюнкерке». Всех узников — мужчин и женщин — выстроили на палубе в два ряда для осмотра, и члены комиссии в сопровождении Винной Бутылки и Обезьяны движутся вдоль рядов. Один из благородных господ, который постоянно достает понюшку табаку и держит у ноздрей шелковый носовой платок, спрашивает несколько экзальтированным голосом: «Если кто-нибудь из заключенных имеет претензии, пусть он спокойно выйдет вперед и скажет, что у него на душе».

Воцаряется тишина. Слышен лишь слабый лязг кандалов. Но вот Вильям Брайент делает шаг вперед: «Сэр, разрешите мне задать вопрос?»

Винная Бутылка подошел к нему, чтобы заставить вернуться в строй, но благородный господин с носовым платком воспрепятствовал этому пренебрежительным жестом:

«Кто ты такой и за что осужден?»

«Вильям Брайент, сэр, приговорен к семи годам ссылки в Америку за контрабанду».

«Ну давай послушаем, что у тебя на душе?»

«Милорд, многие из нас, приговоренные к ссылке в Америку, давно находятся на «Дюнкерке», но мы слыхали, что североамериканские колонии потеряны для нашего возлюбленного короля, дай бог ему долгие лета, и потому нам, конечно, хотелось бы знать, что с нами теперь будет. Поэтому, сэр, я и рискнул обратиться с этим вопросом к членам комиссии».

«Ты прав, Брайент. Рад, что могу всем вам сообщить, что очень скоро выйдет постановление о том, как с вами быть. В какую страну вас отправить, правительство определит в ближайшие месяцы». Господин снова втянул в ноздри табак и исчез вместе с другими членами комиссии.

Вечером, когда Билл Контрабандист, Петер Лягушатник и Джеймс Мартин навещают Мэри и других девушек, Обезьяна и ее две помощницы внезапно появляются у железной решетки. Трое мужчин бегут обратно к проходу, пытаясь уйти в свое помещение, но вход забаррикадирован досками, принесенными некоторыми женщинами, которые недовольны тем, что Билл Контрабандист в последние дни проявляет интерес к Мэри.

Обезьяна приводит в женское помещение на средней палубе двух вооруженных стражников и подает знак, чтобы они следовали за ней. В руке у нее Резвый Джек.

«Что видят мои скромные глаза, — говорит она, — ведь несколько кавалеров пробрались к моим дамам».

Она подает знак одной из своих помощниц, чтобы та позвала Винную Бутылку. «Разве это не заинтересует старшего сержанта Белфорта!»

Мэри сильно переживает за участь трех мужчин, но те воспринимают ситуацию с величайшим спокойствием. Девица Бетти зычным резким голосом разглагольствует о моральном разложении, о том, что бедные женщины вынуждены быть свидетелями того, что происходит между Биллом и Мэри.

«Да, ты имеешь право осуждать», — холодно замечает Обезьяна.

Спустя некоторое время появляется старший сержант Белфорт вместе с мистером Коксом, и оба как будто навеселе. Вернее сказать, они настолько пьяные, что еле стоят на ногах, поддерживая друг друга. Заключенный и стражник в таком замечательном единодушии.

Вильям Брайент быстро улавливает обстановку. «Дорогая мисс Энн Крофти, разрешите несчастному арестанту сказать несколько слов, прежде чем вы вынесете приговор? Хотя мы, узники, лишены удовольствия слушаться вас, все мы слышали о вашей душевной теплоте и потому надеемся, что вы проявите великодушие и к нам, ведь на этот раз мы нарушили правила. Поэтому, мадам, очень прошу вас перейти в отдельное помещение вместе с мистером Коксом и мной. Там предоставится возможность мне, непосредственному виновнику, понести заслуженное наказание».

«Хорошо, болван», — говорит грозная женщина, но в ее голосе не чувствуется никакого гнева.

Долго потом женщины-заключенные слышат смех, раздающийся из каюты, где обычно спят помощницы Обезьяны. Там Обезьяна, Винная Бутылка, Кокс и Вильям Брайент проводят собрание. После этого разговоры о проходе между мужским и женским помещениями больше никто не заводит. Девица Бетти и ее приятельницы получают большую взбучку от Вильяма за донос. И на этом дело прекращается.

Билл Контрабандист и Мэри Брод быстро находят общий язык. Между ними возникает не просто симпатия, а глубокая взаимная любовь, любовь, которую не останавливают никакие преграды и которая вместе с тем остается земной. Развитие событий приводит к тому, что через несколько месяцев Мэри замечает, что забеременела. Но к этому времени в жизни заключенных происходят большие перемены.